Жизнь понарошку. Глава восьмая

Глава восьмая.
-Я вчера совершенно не мог уснуть – написал я в своем письме, когда последние капли чернил были воплощены мыслями на бумагу. Я ворвался к ней в кабинет, легким ветром, когда она бесстыдно сидела голой на кровати и читала мое письмо:
-И кто же тебе не давал спать, мой дорогой? – прошептала она, прочитывая каждую строчку, заново, руками обводя напечатанное для нее сокровенное письмо – я так хотел бы, чтобы она прочла его, глазами жадно испепеляя каждую букву, каждое слово, прожженное моей страстью к ней, но пока что читать она могла только руками-
-Ты, моя муза. Ты не давала  мне спать, твое голое тело, твои оголенные мысли, твоя грудь, с которой капают капли воды, под душем, твои широкие бедра, тревожащие мой больной разум своей наготой, своей дикой страстью, твои груди, желающие окунуться в мои ласки, которые я себе представляю чаще, чем вдыхаю кислород. Я с ума схожу по тебе, представляя тебя, везде, всюду… Скоро, наверно, через несколько дней, мне придется убрать зеркало в ванне - потому что в ней нет моего отображения. Оно пропало, после того, как у меня появилась ты. Я вижу тебя и не могу забыть. Утром, первый удар сердца напоминает мне о том, что ты живешь, и ты моя! Я так счастлив тому, что ты есть, что ты появилась в моей жизни, ворвалась в нее так стремительно, так неожиданно, что я едва умудряюсь дышать открытым ртом, ловя вдох на каждом шагу, представляя тебя, бредя тобой.… Ты  снишься мне, знала об этом?
-Нет, любимый, я не знала – шепчет она мягко, переворачивая страницу, легко проводя по листу нежными пальцами, отчего я  вздрагиваю каждый раз. Будто она гладит не бумагу, а мою кожу, отчего та бессильно покрывается мурашками…. Волна мягкого наслаждения заполняет мой живот, когда я вижу ее лицо, сосредоточенное на написанных строчках, а ее губы так и манят с соблазном их поцеловать, нежно, в тихом ожидании прикосновения…
-Ты думаешь, кто мне не дает спать по ночам? Твой отец начал заподозривать неладное, потому что ты часто отсутствуешь на его мероприятиях, и я каждый раз задаюсь вопросом, почему мы не можем просто сбежать, вместе, куда угодно, лишь бы ты не страдала от своих занятий, от того, что заставляет тебя делать такие глупые, почти безрассудные вещи…
-Ты не прав – ее голос снова походит на шепот, а я, закусывая губу, вижу, как она снова нахмуривает брови, желая тут же оспорить мною сказанное:
-Неправда, мне иногда кажется, что ты просто его боишься, боишься сказать что-то не то, а иначе…
-А иначе что? – спрашивает она  саму себя удивленно, подняв плечи на пре-дыхании, жадно проводя пальцами по тексту, в ожидании моего ответа на ею незаданный вопрос…
-А иначе, ты боишься наказания своего отца…. Но ведь я не позволю тебя обидеть, малышка, кто тебе дал права думать, что ты одна? – она с ужасом закрывает письмо, и дрожащими руками подносит его к губам, тихо целуя написанное…

         Ветер поднялся невероятный, и целый день по какой-то причине лил дождь. Сильный, он громыхал по стеклам, а я думал о том, как долго я не видел Алету. Она не приходила ко мне вот уже неделю, и я не мог представить, как дальше смогу жить, зная, что она может не вернуться никогда. Стук капель о стекла начинал надоедать, а заунывный напев ветра явно предвещал что-то нехорошее. Начало весны, и так долго мы играли в какие-то кошки-мышки... Хватит. Пора бы рассказать. Пора бы сказать, что не так, и расставить все точки над «и». Ведь нам обоим это было нужно. Мы не могли прятаться всю жизнь, скрывая от ее отца наши искренние чувства. Не могли врать, что она отсутствовала у подруги, а я в который раз тяжело заболел. Но у нас был маленький секрет. Секрет, который не знал никто, даже не подозревая, что кто-то может об этом когда-нибудь узнать. Решив скрыть это от окружающих людей, мы долго и упорно стремились достигнуть успеха, а потом, когда подойдет нужный момент….
    С Алетой я стал меньше пить. Конечно, иногда возвращаясь к алкоголю, я лишаю себя лишней возможности побыть с ней дольше, чаще, и иногда это тоже замечала. Она спрашивала, почему от меня так странно пахнет, а я всякий раз пытался скрыть это. Дрожащие руки выдавали меня, а она уже догадывалась, что со мной не так.
-Почему ты до сих пор не сбежала от отца? Ведь нельзя заниматься этим, нельзя, ты этого сама не хочешь, тебе это навязали! – закричал я на нее, когда мы были у меня дома. Она свободно легла у меня на диване, раскинув руки в разные стороны, и, закрыв глаза, кивала всему, что я скажу. А я, тем временем, ходил гневно по комнате, размышляя над нашим будущим:
-Почему не скажешь, что не хочешь вести такой образ жизни, правда, я не понимаю! – закричал я еще раз, стукнув громко о стол, в то время как она мертвенно улыбнулась:
-А чего тут понимать? Мне это нравится, я шлюха, смирись с этим! – сказала она, цокнув языком, как делала всякий раз, когда ей что-то не нравилось. Мой гнев достиг апогея, и я перестал понимать, что говорю. Слова, вертящиеся на уме, стали выскальзывать изо рта:
-Значит, я сплю с еще очередной шлюхой. Значит, у нас не любовь, это все чертово дерьмо, которое я сам себе выдумал, для того, чтобы потешить свою собственную фантазию! – я подошел к дивану, когда она резко приподнялась с кровати, нахмурив брови:
-Что ты только что сказал? – она пыталась определить, где именно я стою, чтобы повернуть лицо именно в то место:
-Я сказал, что сплю со шлюхой, а что, для тебя это новость? – я надавил руками на диван, когда она приподнялась, коснувшись до лица. Со временем, я понял, что это был неосознанный жест, который она делала всякий раз, когда начинала переживать. Я долгое время пытался делать вид, что не замечаю, но потом осознал, что это то, на что непременно нужно обратить внимание. Иногда, сама того не замечая, она била себя по рукам, злясь и крича, но делала это так, будто этот жест был у всех людей и не был какой-то странной особенностью ее собственной персоны:
-Нет, ты сказал « с еще одной», значит, таких, как я, у тебя куча! Отлично!  - закричала она, поднимаясь с кровати и надевая обувь в скором темпе, так, что я гневно посмотрел на нее, желая понять правду:
-Значит, тебя смущает то, что я спал с другими, а не то, что я назвал тебя шлюхой? – я чувствовал, что грань холодного непонимания врезается в наш разговор, отчего он становится похож на глыбу айсберга, из тысячи льдов сверху.
-Мне все равно, кем ты меня считаешь! Но вот спать с другими, даже для меня, слишком. Извините- с, что не стала лучшей в своем деле. Или, как правильно, теле? – она поправила себя с наигранной ухмылкой, и, одевшись, собралась идти.
-Там дождь, никуда ты не пойдешь! – крикнул я на нее, когда она, желая пройти, толкнула меня в сторону кровати.
-Сама разберусь, я не буду перед тобой оправдываться! – закричала она, силясь сделать мне как можно больнее, но я, зная женскую натуру, стал понемногу успокаиваться, чтобы окончательно не разрушить «очаровательный» вечер.
-Погоди, успокойся… - выдохнул я, давая ей время, чтобы она остыла. Алета, вскинув голову высоко, выдохнула, и, оттолкнув меня с прохода, подняла руку вверх:
-Пусть  другие шлюхи остаются. А я пошла  - сказала она, толкнув меня и выйдя наружу, хлопнув дверью. На улице ревел дождь, а я, мгновенно сорвавшись с места, решил ее вернуть.
-Глупая ты, дура! Не видишь, там дождь?! – закричал я, выходя на улицу и обнаружив, что она идет вдоль стены, чтобы быстрее вернуться домой. Трость она забыла у меня дома.
-Ну и куда ты уйдешь одна, в такую погоду? – закричал я, выбежав под дождь, когда холодные капли дождя стали с силой бить меня по телу.
-Тебя это не касается, уходи! – кричала она, стоя под дождем, и пытаясь нащупать стену возле себя. При виде такого зрелища мое сердце стало сжиматься с такой силой, что я, не думая о последствиях, схватил ее, взвалив на руки, насильно, и пошел домой. Конечно, я знал, что она этого просто так не оставит:
-А, ну, отпусти меня, засранец! Отпусти, я сказала, кому говорю! – кричала она на всю улицу, пытаясь заставить меня поставить ее на место, но я был непреклонен. Я знал, что не отпущу, потому что не хотел, чтобы она заболела. Женщины – существа эмоциональные, и они не всегда понимают, что творят, когда начинают чувствовать в полной мере.
-Нет, мы идем домой – ответил я, когда, перешагнув порог, поставил ее перед собой, закрыв дверь. Я встал у нее на проходе, чтобы она не могла выбраться обратно.
-Я все - равно сбегу – сказала она сквозь зубы, и, по трясущимся губам я понял, что она замерзла.
-Дурочка ты маленькая… - сказал я, с силой отводя ее в душевую, чтобы согреть. Спустя несколько минут, она была раздета.
-Добился, чего хотел? – проскрипела она зубами, а я, довольно улыбаясь, снял с себя одежду, чтобы, наконец, залезть с ней под душ вместе:
-Еще бы, я давно этого хотел… - сказал я, заставляя ее повиноваться мне и моим движениям. Она, замерзшая от дождя, добровольно пошла со мной в душ, а, через некоторое время, мы вылезли полные сил и энергии. После того, как мы согрелись, я поставил чай, чтобы не было возможности простудиться.
-Я тебе столько раз твердила и кричала убраться из моей жизни раз и навсегда! – крикнула она, когда мы сели за стол, а я пододвинул к ней чашку с горячим чаем.
-Я это знаю. Ведь все это время я был с тобой - сказал я, улыбаясь, смотря на то, как она вдыхала запах мелиссы и  пытается злиться. У нее это не выходило, потому что чай должен успокоить ей нервы, чтобы она не тревожилась по мелочам.
- Так почему все еще не ушел? – спросила она спокойнее, машинально ударив себя по руке, а я,  ответил, пытаясь сделать голос, как можно мягче и теплей:
 -Я убрался из твоей жизни и появился в нашей. Об этом ты меня не предупреждала – я ей улыбаюсь и замечаю, что через какое-то время, она улыбается в ответ. Я смог растопить ее обиженное сердце, и оттого мне стало тепло. Я знал, что она говорила все эти глупости, чтобы задеть меня, сделать мне больно, обидеть, но так она защищалась, сама не зная, отчего.
-Мне поставили диагноз, «депрессия» - сказала она, улыбнувшись еще сильней, когда отпила очередной стакан чая.
-Ты была у врача? Когда? – спросил я  с сомнением, когда увидел, как она снова трогает себя по лицу руками.
-Аккуратно, чай горячий – предупредил я ее, замечая, что чашка стоит на самом углу стола. Я предусмотрительно ее отодвинул в сторону, чтобы она случайно не упала на нее и не обожгла кипятком.
-Ты ведь знаешь Марию? Ну, та, которая работает с папой … - уточнила она, а я сразу вспомнил ее последнее выражение лица, когда мы расстались у меня дома. Лучше бы она о ней не вспоминала.
-Знаю – сказал я, пытаясь сделать голос настолько безразличным, насколько это было возможно.
-У нее отец – доктор, и как-то раз, сидя за столом, папа заметил за мной некие странности, хотя я совсем не понимаю, о чем он говорит – сказала она, еще раз тронув себя по лицу, а я, делая вид, что все в порядке вещей, продолжил пить чай:
-Они решили, что мне следует сходить к врачу. Вероятно, кто-то обнаружил порезы на моих руках… - почти прошептала она, а я тут же вскочил, преодолев между нами расстояние в две секунды:
-Какие еще порезы, где? – я подскочил к ней, приседая на корточки и беря ее руки в свои, чтобы осмотреть их: на запястьях были красные полоски по венам. Сердце моментально екнуло, и я едва перестал дышать:
-Что это, черт возьми? – я схватил вторую руку, а она стала улыбаться:
-Да все хорошо! Не переживай ты так! Ведь я жива – она попыталась взять мое лицо в руки, чтобы поцеловать, но я увернулся и схватил ее за руки, сильно сжав, я мог сказать, что в тот момент ей должно было стать больно. Я не мог контролировать свои чувства, когда она намеренно себя разрушала.
-Ты о чем думала? Ты знаешь, чем это может закончиться?!! – закричал я на нее, наклоняясь к ней, а она, улыбаясь мне так, будто все хорошо, продолжила говорить тем же спокойным голосом:
-А что не так? Я тебя не понимаю! Это мое тело, и только я могу решать… - я не стал слушать этот бред, моментально ее перебив:
-Ты не можешь решать, вот здесь ты не можешь … - я схватился за голову, понимая, что все, что происходило с ней,  было ненормальным. И как я раньше мог не догадаться…. Почему я раньше не обращал внимания на ее руки, почему раньше не спрашивал ее об этом? Как я мог проглядеть?
           Мысли одолевали меня, а я ходил по комнате, пока не остановился напротив нее: она сидела так же спокойно, допивая свой чай. Спустя секунду, она отложила кружку и решила снова ударить себя, но на этот раз я ей не дал. Я замечал, что она неосознанно совершает действия, словно ритуалы, и мне это не нравилось, но ничего поделать с этим я не мог: я не хотел, чтобы она концентрировалась на этом, иначе, если она сама поймет, что делает что-то не так, эффект только усилится:
-Послушай меня, Лана! Слышишь? – я взял ее руки в свои ладони, чтобы она не могла ничего делать.  Ей трудно было сидеть на месте, не шевелясь, ничего не трогая, не отвлекаясь на чай или на дождь, или на капли, и потому она быстро спросила:
-Ну что? – она подняла свои глаза в ту сторону, где сидел я:
-Ты не должна с собой ничего делать, если я тебе хоть каплю дорог, хорошо? Ты мной дорожишь? – она спокойно выдохнула и  прижалась к моей груди, ласково проводя рукой по щеке:
-Конечно, дорожу, конечно… - она стала спокойнее, а я нежно поцеловал ее в губы:
-Тогда, прошу тебя, не делай ничего с собой, ради меня,  хорошо? – я поцеловал ее еще раз, чтобы она поддалась моим губам, умеющим завести ее с одного прикосновения…
-И попытайся не бить себя, хорошо? Я замечал это за тобой… - выдохнул я, а она, отдалившись, на секунду произнесла:
-Я тоже знаю об этом, но в последнее время, я не могу этого не делать, словно я должна это сделать, а иначе… - она отвернулась, и я заметил, что она силится не заплакать:
-А иначе… что? – я хотел заставить ее договорить, но она помотала головой в разные стороны.
-А иначе произойдет что-то нехорошее… - она сказала это шепотом, так, что у меня по коже прошли мурашки. Я знал, она сходит с ума. Более того, я знал, что я схожу с ума вместе с ней.
-Давай заменим это чем-нибудь другим? – спросил я ее, когда она в очередной раз попыталась себя ударить – я остановил ее, взяв за руку, и нежно поцеловав ее в ладонь, а она при этом быстро заерзала на стуле:
-Давай, Фиджи… - она ласково поддалась мне навстречу,  и снова, с неотразимым и полным желания выражением лица, меня поцеловала.
-Каждый раз, когда ты захочешь  ударить себя, бери меня за руку… - прошептал я ей на ушко, а она поддалась немного вперед:
-А если тебя рядом не будет? Если я буду выступать на сцене и… - спросила она, а я тут же придумал, как заставить ее избавиться от дурной привычки:
-Каждый раз, когда ты захочешь это сделать без меня, будешь сжимать ладонь, представляя, будто в ней моя рука, идет? – сказал я, улыбнувшись, а она сразу же улыбнулась, поцеловав меня так, будто я решил все глобальные проблемы человечества одним словом.
-Да! Идет! – сказала она, захохотав, и еще раз поцеловала меня. Мне нравилось, когда она делает так – сначала хохочет, а потом без памяти, закрывая глаза, целует…
-Ты мне говорила про какой-то сюрприз… - спросил я ее, когда она, допив свой чай, встала из-за стола.
-Да, и поэтому…. Мы должны поехать в театр… прямо сейчас – я посмотрел на дождь, а она тут же перебила мои мысли:
-Перестань, Фиджи, это всего - лишь дождь… - улыбнувшись, она пошла в комнату, цепляясь рукой за стену, чтобы переодеться. Мы поняли друг друга, и теперь…. мы собрались в театр.