Манипуляции

                МАНИПУЛЯЦИИ.
1.Знакомство.
Пустой. Вся его жизнь была такой и совершенно не важно: в каком месте он оказался в итоге, главное то, что привела его в это место ложь. Банальная ложь его родителей о жизни без чудес, о боге без религии, о смерти как о решении всех проблем. Он был готов сдаться и стать тем,  каким его слепит общество. Но сейчас, по итогу, оглядываясь назад, он не ненавидел их, он жалел их - они и сами не знали, к чему все это приведет. Его отец и мать, ненавидели друг друга и в тщетных попытках заложить эту ненависть в мозг своему ребенку они и не подозревали, что он абстрагируется от привычного круга общения и начнет избегать людей. Но это была не главная его проблема, главная его проблема заключалась в понимании себя, в осознании собственной личности, в здравой оценке добра и зла, в мериле того, что ему так никогда и не объяснили, прививая всякую бесполезную чушь: «Я винтик, я не учусь понимать и чувствовать, я учусь считать и делать, я не умею быть счастливым, я умею только внимать пустым комнатам, чувствовать тревогу и одиночество. Я не знаю, что такое любить, я знаю только, как всовывать член в дырку и выполнять механические действия, спуская в гондон тысячи жизней моих не рожденных детей, а ведь они могли бы вырасти умными людьми, строить дома, писать поэмы и хорошую музыку или быть отъявленными ублюдками и убивать детей. Но скорее всего они бы были очередными винтиками в системе всю жизнь, спрашивая меня зачем? Поэтому я и убиваю их снова и снова».
 Понедельник. В его ритуале не было чего-то из ряда вон- обыкновенная херня, тысячи и тысячи повторяющихся жестов каждый день, в тысячи спальных районов, в однотипных домах, все просыпаются, жрут, пьют кофе, срут, курят и отправляются на работу - он не исключение. Единственное его отличие было в том, что ему все равно - он не испытывал усталости или лени. Он просто делал это, не видя в этом никакого смысла, совершенно никакого. Примерно до 25 он все время искал себя в этом обществе, после решил, что это общество не для него, а еще позже пришел к выводу, что родился не в то время. А после 30 он понял, что все на своих местах, что он угадал со временем и местом рождения, просто он ни кому не нужен: «Так всегда»,- говорил он себе. – Никто ни кому не нужен, мы все совершенно одиноки. После 30 ты уже четко разделяешь свое мерило черного и белого и остаешься в стороне от всего этого, остаешься там где серое». На остановке не было незнакомых лиц, а лишь все те же старые, добрые мудаки. Он не знал этих людей, но вполне считался с ними. Войдя в автобус, он занял привычное место, и несколько остановок таращился в окно или скорее на отражение в нем. Он так увлекся этим бессмысленным процессом, что совершенно не заметил, как к нему подсела женщина: «Вам нравится смотреть на себя?- спросил его незнакомый голос». Он ненадолго отвлекся и обратил на нее внимание: «Мне все равно» - ответил он.
Женщина была определенно не красавица, обладая отталкивающей внешностью, она все же умудрялась приковывать к себя внимание своими маленькими, хитрыми глазками и тошнотворной улыбкой. редкие волосы, сквозь которые виднелись проплешины, свисали пучком до ее плеч, создавая иллюзию женственности, но она скорее была похожа на тощего ребенка-переростка. Однако он не возражал от такого собеседника, даже если она окажется очередным служителем Иегова и начнет разговор о Боге, он поддержит разговор, просто, потому что собеседник была женщина, пускай и такая страшная, но все же женщина. А он был бесконечно одинок, чтобы вот так просто отказываться от ее общества. От нее пахло лекарствами, ну или чем-то похожим, что он никак не мог вспомнить. Заметив его смущенный взгляд, она игриво спросила: «Скажи, а что тебя интересует? Ты не похож на других мужчин». «Не знаю», -ответил он, и после недолгого молчания ответил: «Наверно, ничего». «А женщину хочешь?» - негромко, практически полушепотом спросила она и словно рассмеялась, оглядываясь по сторонам. В этом было что-то, как ей казалось, хулиганское, но для него это прозвучало как-то странно или даже зловеще. Уродливая женщина, определенно доведя себя до исступления в своей внешности, конечно же, немного безумна во всем, но это нормально. «Шутит на манер подросткового дерьма - лицемерие», - подумал он и ничего не ответил. Заметив, что он начал ее игнорировать, женщина достала из кармана лист бумаги, сделав вид, что она что-то на нем пишет, и передала его мужчине: «Это мой адрес, приходи ко мне на свидание в любое время, я всегда дома. Приходи, пожалуйста. Я больше не хочу оставаться одна»,- она пожала ему руку и направилась к выходу. «Я не приду»,- сказал он вслед. «Придешь, потому что ты тоже устал»,- ответила она и вышла из опустевшего автобуса. Он посмотрел на изящно выведенные слова и цифры на листке бумаги, и аккуратно, сложив сунул его в карман. Свою остановку он давно проехал.
2. СЕНТИМЕНТЫ.
Боялся ли он? Конечно! Но с другой стороны, глядя на себя в зеркало, он не видел личность, человека способного противостоять внешнему миру. Перед ним стояла маленькая анти социальная амеба, взращенная на детском питании из молока своей матери и спермы своего отца. За всю свою сознательную жизнь он, незаметно для себя, врос в свой горб, заблудившись в темных коридорах иллюзий, слепленных из бесконечного желания сбежать от самого себя, стать кем угодно, только больше не быть таким дерьмом, каким он видел себя, и теперь она давала ему этот шанс, надежду на побег. Внешне он определенно не был привлекательным мужчиной, маленький, сгорбленный человек вызывал только жалость у женщин и симпатию у мужчин. «Но, может это и привлекло ее? Да, нет,- говорил он себе. - Она просто уродка. Определенно так». Он вздернул волосы, напялил ботинки и вышел за дверь. Придя по указанному адресу, он и не предполагал, что она откроет ему. Словно ожидая его, томясь на пороге, она оказалась перед ним практически голая, в распахнутом халате и в нижнем белье, словно для нее это была норма, она делала вид, что не замечает этого, еще больше смущая Валерия. В тот момент в его голове мелькнула мысль: «Неплохо было бы передернуть на нее,- но в туже секунду он возненавидел себя за это. - Хотя, наверно, это нормально? Ладно, забей». «Проходи, проходи»,- она приглашала его манящим голосом. «Сегодня она не так уж и дурна собой»,- подумал Валерий и медленно ступил за порог ее квартиры. «Присаживайся»,- она указала на табурет, стоявший у самой входной двери. Валерий медленно присел, не сводя с нее взгляд, и не издавал ни звука, отдавая себя во власть этой полуголой богини, этой застарелой вони квартиры и оглушающему грохоту работающего телевизора в соседней комнате, стуков, грохотов и криков доносившихся из соседних квартир. «Извини, сегодня наше свидание пройдет здесь. У меня не убрано, а полы я помыла, поэтому не хочу загрязнять их твоими носками»,- сказала она и склонилась над Валерием, настолько близко, что он в полной мере почувствовал запах ее немытого тела и ощутил прикосновение ее волос к своему лицу. Не сказать, что ему это не понравилось, но это было как-то странно. До этого момента он никогда не был с женщиной в столь интимной близости, а тут она и практически голая, а у него даже не встал. Почувствовав себя неловко Валерий начал отстранятся от нее, но как бы он не пытался абстрагироваться, она становилась все ближе. Она начала трогать его, гладя его руки, плечи, подрачивая ему через штаны, он больше не мог это вынести, для него все это было как-то не нормально, все слишком быстро, он просто растерялся, и не знал как отреагировать. Заметив его смирение, она начала расстегивать его брюки, наговаривая при этом разный пошлый бред: «Хочешь меня в жопу?» Валерий тут же вскочил, практически сбив ее с ног, и выскочил из квартиры. Он сбежал вниз и выскочил на улицу, побежал вдоль домов. «Извини, я не хотела, я слышала это в кино, и даже не знаю, что это значит»,- пропищала она вслед быстро удаляющейся фигуры.
Раскладник.
«Все как-то неправильно. Все слишком стремительно происходит. Я просто не успеваю за своими мыслями. Что со мной не так?»- он вскочил с постели и начал ходить по комнате. «Я обламываюсь, я просто становлюсь другим. «****ь... я не перестаю о ней думать»,- это была единственная женщина в его жизни, которая обратила на него внимание. Более того, столь откровенные намеки на секс, не то чтобы не смутили его или вызвали отвращения, они, с точки зрения случая, сведшего их вместе, не поддавались никаким здравым объяснениям, и складывалось впечатление, что в сложившейся ситуации виновата именно она. «Но почему тогда я чувствую себя виноватым?»- пробормотал Валерий, улегшись на кровать, в такой позе он провел все выходные, не в состоянии нормально есть, нормально спать и даже срать. Он поставил горшок около кровати и периодически справлял в него нужду, выливая отходы в окно. В квартире стояла ужасная вонь, возле кровати взгромоздились тарелки и чашки, кусочки и крошки жратвы то и дело впивались в его бока, простыня пожелтела от пота и грязи его тела, наволочка почернела. Но вся эта не чуть не беспокоила его, он никогда еще не вел столь отщепенский образ жизни, для него это было в новинку, как и влюбленность, которую он испытывал в отношении той незнакомки, словно пятнадцатилетний дебил, влопошившись в девчонку, он не знал, как ей признаться. Но его главная проблема была в том, что ему уже за тридцать, но он так и никогда не испытывал это противоречивое чувство, упустив один из самых ярких моментов своей жизни. Валерий в одних трениках попивал остывший чай, с трудом зажимая чашку в дрожащих руках. «Нужно что-то решать,- подумал он. - Сегодня мой последний выходной, если я что-то не сделаю, я сдохну. Нужно пригласить ее на свидание. Но куда? Лучше пойду и спрошу у нее. Нет, это перебор. Ладно, хватит ломаться, я же все же самец». Валерий с трудом поднялся и распахнул штору, на улице ночь. Он быстро принял душ, сменил белье, почистил зубы, одел костюм, взял свой раскладной велосипед и вышел из квартиры. Он гнал вдоль мостовой сквозь ночь, по едва освещенным улицам, лишь иногда попадая под свет фонарей. Ночная свежесть и тишина пронизывала воздух вокруг него и колеся по ночным улицам, он растворялся в нем, забывая обо всем, что связывало его с внешним миром, чувствуя себя счастливым и свободным. «Почему я не делал этого раньше?»- подумал он и в тот же момент нажал на тормоза. Он остановился прямо около ее подъезда. Взвалив велосипед на плечи, Валерий в темпе взбежал на второй этаж, и едва отдышавшись, постучал в знакомую дверь. Через мгновение она открыла ему, абсолютно голая, ее взгляд сверкал безумным огоньком и она рассмеялась. «Глупышка»,- прокричала она, растекаясь в радостной улыбке и на несколько минут скрылась в глубине квартиры. Она появилась перед ним в туфлях и весеннем пальто, было понятно, что под ним она в неглиже. Захлопнув дверь, она схватила Валерия за руку и потащила на улицу. «Давай-давай. Пошли гулять».- и они рванули вниз по ступенькам так быстро, насколько у него хватало сил ей не перечить. Они выскочили на улицу, и она радостно обратилась к нему: «Покатаешь?» Валерий скинул велосипед на тротуар и сел на него верхом. «Давай, становись на багажник, надеюсь, колесо выдержит»,- неуверенно пролепетал Валерий. «А если я сяду?»- подразнила его она. «Ну, тогда коленки придется подогнуть»,- рассмеялся он. Она быстро вскочила и ухватилась за его плечи. Валерий оттолкнулся и, едва набрав скорость, принялся распевать в полголоса свои любимые песни. Ветер путался в его волосах, и ее тонкие пальцы так нежно и грубо впивались в его плечи, он всем телом ощущал ее присутствие, испытывая весь спектр непонятных ему эмоций от желания: до вожделения от разочарования, до банального страха перед ней. Она наклонилась и поцеловала его в щеку, и в тот же момент он еще более почувствовал себя идиотом. «Какого черта я столько ждал? Столько времени потеряно впустую», - прозвучало у него в голове, но он постарался заглушить свой внутренний голос сожаления, просто наслаждаясь моментом, здесь и сейчас. Они пронеслись по мостовой, по пустым улицам, вдоль продуктовой площади, сквозь маленький рынок, там где всегда ночь, всегда тишина и лишь ее крики радости обрывали ночную тишь, проносясь как ураган, все дальше и дальше, они становились все отдаленнее, чтобы в другом месте стать явственнее. Как же им это удавалось этой ночью, полной одиночества, быть счастливыми в своем освобождении от одиночества? Они этого не знали, просто делали это настолько хорошо, насколько им это удавалось. В последствии вспоминая этот отрезок жизни, Валерий задавался теми же вопросами, так и не найдя ответа. Но сейчас они точно знают, что нужны друг другу и этот незыблемый итог склеивал их вместе, проносясь единой мыслью у них в головах. Они подъехали к ее дому, аккурат к рассвету, когда улицы едва наполнил первый свет нового дня. «Ну что, мы приехали»,- проговорил он, оглядываясь. Она подошла к нему вплотную и крепко поцеловала его. Честно, это был его первый поцелуй по-настоящему и он определенно не был к нему готов. Но споймав себя на мысли, что и она не готова, он просто откинул все свои предубеждения, с каждым прикосновением губ становясь все ближе к ней, чтобы в итоге растворится в ней, отдавая всего себя без остатка. «Бери свой велик и пошли ко мне»,- она прошептала ему тонким голоском и он подчинился. Все так и произошло. Они поднялись в ее квартиру, Валерий скинул велосипед в коридоре и проследовал за ней в комнату. Это была небольшая однокомнатная квартира, и в единственной комнате, буквально не было ничего: лампочка под потолком и матрац на полу, во всем остальном комната была абсолютно пуста, в углу лежали тюки газет, картона и бумаги, а рядом с матрацом стопка исписанных тетрадей. Валерий был слегка обескуражен, но в тот момент она полностью овладела его вниманием. Сняла пальто и обнажившись перед ним, несмотря на ее убогий внешний вид, тело у нее было весьма женственное и приковывала взгляд своими изящными чертами и формами. Поглощенный Валерий неистово гладил ее, опуская руки все ниже. Она просила его продолжать, что-то нашептывая ему на ухо. Что она говорила? Ему было все равно, он просто хотел к ней прикасаться, чувствовать дрожь ее возбужденного тела, Всплеск ее эндорфинов. Она застонала, когда он просунул пальцы ей в промежность и начал облизывать ее живот. Она потянула его на матрац и в то же мгновение последняя мысль пронеслась в его голове: «Все же реальные женщины гораздо сильнее отличаются от тех, которых показывают в порнухе». И  они рухнули в объятьях друг друга.
3. Доминирование.
«Как твое имя?»- спросил Валерий, поглаживая ее редкие, сальные волосы. Она повернулась к нему и с серьезным выражением проговорила: «Мона». В тот момент Валерий просто не смог сдержать улыбку и рассмеялся: «У твоих родителей определенно было чувство юмора». - смутившись она толкнула его и отвернулась. «Что? Прости, я не хотел тебя обидеть»,- пролепетал он нежным голоском. «Это имя я сама придумала, и мне так больше нравится!»- с упреком прорычала Мона. Валерий не стал возражать, а лишь придвинулся к ней ближе, обняв за плечи. В ту же секунду она обернулась, положив его на лопатки, и вскарабкалась верхом: «Тебе так нравится?» И она начала ускорять темп, повизгивая. «Конечно»,- смущенно ответил Валерий, но ему это определенно нравилась. «Клянись, что ты больше никогда не будешь называть меня по имени»,- сказала она. «С чего так?»- спросил Валерий. «Клянись, иначе я перестану».- и она слегка ударила его по лицу. Валерий хотел было возразить, но она прервала его, застонав и сжав свои сиськи. В тот момент Валерий решил, что все это часть какой-то изощренной игры и лучше согласиться, впредь не возражая. «Да-да, я согласен. Никакого имени. Только не останавливайся»,- проговорил он, скорее машинально, нежели осознанно. Она взяла его руки и положила на свою задницу, сжав их так, что костяшки пальцев захрустели. Он вытаращил глаза, и чуть было не вскрикнул от боли. Она же, наоборот, усилила темп, работая как отбойный молоток. Через несколько минут она резко остановилась, с чувством прокричав что-то не членораздельное. Валерий, молча, наблюдал за всем происходящим, пытаясь осилить: «Что, черт возьми, только что произошло?» Она открыла глаза, все еще сидя верхом на нем и с полной уверенностью в голосе проговорила: «Всегда будет по - моему. Ты понял?» «Да»,-ответил он.
Библия.
Прошло несколько монотонных и размеренных недель. Они часто виделись и эти регулярные встречи стали чем-то значительным, неосязаемо знаменательным в жизни Валерия, нежели банальный секс. Она всегда приходила к нему вечером, когда он возвращался с работы, они мало разговаривали и в основном трахались, как ему тогда казалось - занимались любовью. Складывалось впечатление, что им особо и не о чем разговаривать, каждый день они словно незнакомые люди, вынуждены были знакомиться заново. Она практически ничего о себе не рассказывала и, словно в отместку, не проявляла интерес к жизни Валерия. Но он все равно наслаждался ее обществом, полностью компенсируя всю недосказанность и отстраненность в их отношениях заурядным сексом. «А это отношения?»- он и сам не мог ответить на этот вопрос. Зачастую он сомневался, что она все еще сохранила к нему интерес- но как только она вскарабкивалась на него, все домыслы и сомнения моментально отступали в темные глубины его подсознания, дабы с ее уходом пробудить в нем хорошо знакомые приступы паранойи, но это потом, сейчас он доволен, доволен сквозь разочарования в себе. Как-то он попытался во время секса назвать ее ласковым словом, так сказать, сделать комплимент, подражая главному герою из кинофильмов, конечно же, не из жизни. Но ей, мягко говоря, не понравилась, она взяла его за горло и принялась душить, тогда он понял, что сопротивляться бесполезно, он находился полностью под ее контролем, как морально, так и физически. «Еще раз откроешь рот без разрешения, я тебя кастрирую»,- проверещала она, не переставая его душить. Она не останавливалась, пока Валерий окончательно не запаниковал, и только тогда отпустила, упиваясь ужасом предчувствия смерти в его глазах. «Ты должен делать все, как я говорю, если хочешь посеять во мне семя, ты понял?»- жестко выпалила она. «Я понял»,- хриплым голосом ответил Валерий. Это было чистое безумие, но в тот момент ему казалось это весьма логичным. Он ведь действительно хотел ребенка и тогда он почувствовал себя виноватым, виноватым за то, что посмел отвлечь ее от столь важного занятия своей сентиментальной херней. Несколько дней Валерий не мог нормально смотреть ей в глаза, не испытывая при этом толику стыда, за то, что ни черта не смыслить в отношениях по ее правилам. Валерий много размышлял по этому поводу, отвлекаясь только на работу и пожрать. Но все к чему он пришел в итоге - это к еще большему нагромождению вопросов. «Наверное, с женщинами по-другому не бывает?» - говорил он себе. – А может, это женщинам с нами слишком сложно? О-о-о... бедные женщины. Я их понимаю»,- размышлял он, с каждым днем все более и более погружаясь в подобную чепуху. Дошло до того, что он в итоге перестал понимать себя, теряя нить повествования на половину пути, путая слова или просто забывая их, ему и самому стало казаться, что он сошел с ума. Но вечером приходила она, и все становилось на свои места, она спала с ним так, словно в последний раз и уходила поутру, оставляя его снова в одиночестве, погруженного в вертеп бессмысленных мыслей. Она по-прежнему была немногословна, но каждое ее слово било прямо в цель так, что по итогу нескольких недель он стал полностью от нее зависеть. Он не мог больше ни о чем думать - только о ее ночных визитах, о сексе с ней, о сумасбродном нраве, о любви, о любви. Он ждал этого как панацею, как искупление, совсем позабыв, что все началось с простого ласкового слова, сказанного им. Что же этому всему предшествовало? Предшествовали его размышления: «Интересно, а нравится ли женщинам, когда их называют солнышко или зая? Не знаю, блин, сложно судить, когда ты не женщина. Хотя, они все равно все разные. Вот понравилось бы мне, если бы меня так называли? Я даже не знаю. Хотя, я более чем уверен, что есть ***сосы, которым это нравится. С другой стороны, сложно представить срущее солнышко, бухающее и ****ящее свою жену и детей...да-а-а... Это было бы смешно». После недолгого раздумья, Валерий решил назвать ее ласточкой, как тогда он решил, это вполне себе универсальное существо, имеющее куда больше общих черт с человеком, нежели солнышко. «Можно было бы ограничиться словом свинья»,- про себя рассмеялся он, конечно же, в шутку. - «Тогда еще больше общего с человеком, но боюсь, она не поймет». И в тот же вечер он назвал ее: «Ласточка моя». Куда более позже, он пытался найти в воспоминаниях об их отношениях катализатор идеи, с чего все началось. Но он не учел, что главный катализатор был в нем самом. На следующий вечер, после их встречи, она не стала вести себя по старым правилам. Уныло потрахавшись, она поднялась с постели и включила свет, после чего нагая уселась на стул и серьезным голосом обратилась к Валерию. Первое предложение она пробормотала как-то тихо и совсем неуверенно, не под стать своей буйной натуре: «Библия - это пища для размышления. Но прежде, чем читать библию, нужно выучить буквы. А это непосильная задача для большинства из нас». Она произнесла это так, словно пыталась донести смысл сказанного в первую очередь до себя, нежели до Валерия. «И что?»- недоумевая, спросил Валерий. «Мне пора к тебе переехать,- сказала она куда более уверенным тоном. - Я больше так не могу встречаться. Я уже далеко не девочка и мне не по годам романтика. Мне нужны крепкие отношения и мужчина, на чье плече я смогу положиться. Так я больше не могу»,- сказала она и расплакалась на взрыв, прикрывая лицо руками. Валерия такой ультиматум немного обескуражил, и он решил для начала все хорошо обдумать. Она, конечно, ему нравилась и даже, более того, возможно, он уже влюбился в нее немного, но все же - это был лишь первый серьезный шаг в развитии отношений. Но с другой стороны, она немного пугала его, и что еще более ужаснее- она все свои выходки оборачивала, каким-то непостижимым образом, против него самого. Он не знал, как это работает, но он боялся в итоге оказаться полностью порабощенным. Он это понимал, постоянно спрашивая себя: «А понимает ли это она? Может, она к этому и ведет?»- но для него женские слезы были слишком весомым аргументом в качестве ее оправдания и, не заметно для него, она снова сыграла на его чувствах. Завершающей частью этой комедии стал ее монолог о детях, которых она так мечтает иметь от него. Про семью, про женское счастье и прочую херню, про все: про то, к чему он так долго стремился. Возможно, она тоже этого хотела, когда-нибудь, но хотела ли по-настоящему? «Да, конечно, я согласен, - сломавшись, согласился Валерий, уже рисуя в своем воображении счастливые дни будущего. –А, как же твоя квартира?»- спросил он. «Ты не поверишь, но я ее снимала,- неловко улыбнулась она. - Я тогда пойду, заберу свои вещи и вернусь». И она выскочила за дверь. Через некоторое время она вернулась с небольшой сумкой полной тряпок и прочего борохла: «Ну что, ты готов?»
Стакан наполовину пуст.
Он уходил на работу, возвращался вечером, жрал, мылся и трахался, после засыпал и снова повторял привычный цикл. К концу первого месяца совместной жизни она стала неотъемлемой частью его существования. Он просыпался с ней, она провожала его, она встречала его. Вне работы она была его тенью- она стала его второй половиной, той частью, от которой он никогда не сможет отказаться, человеком, без которого он не сможет прожить, человеком, которого он идеализировал, превратив в культ, человеком, который наполнил смыслом все его нелепое существование. Порой он просто наслаждался глядя на нее, как она сопит, когда спит или как она жрет, поднося вилку ко рту, все в ее жестах было совершенным, в такие моменты он жалел, что не сможет умереть ради нее, став для нее персональным героем, но он готов был на все, оценивая свою жизнь слишком искрометной на фоне ее жертвенности, воплощенной в его наивных мечтах. Со временем, в плотских утехах, они смогли найти отправную точку для непринужденного общения, становясь уже не просто любовниками, а лучшими друзьями. Но с развитием их отношений в лучшую сторону, она решила действовать прямо диаметрально тем принципам, которых придерживался Валерий. «Валера, мне очень сложно без тебя. Когда ты уходишь, мне очень больно и целыми днями болит сердце. Ты хочешь, чтобы я умерла?»- как-то во время секса сказала она. Не понял?»- растерянно переспросил Валерий. «Так хочешь?»- и слезы потекли из ее глаз. «Нет- нет»,- он тут же обнял ее и прижал к себе. «Точно нет?»- всхлипывая, спросила она, глядя ему в глаза. «Конечно, точно. А что случилось?»- обескуражено спросил Валерий. «Я хочу быть всегда с тобой рядом», - сказала она. «Ну и я тоже»,- ответил он, не понимая очевидной подводки. «Я хочу, чтобы ты уволился и все время проводил со мной рядом»,- невинно сказала она. Для Валерия это определенно была не лучшая идея. «Постой, скажи, а почему ты не работаешь?»- укоризненно спросил Валерий. «У меня эргофобия»,- уверенно парировала она. «Что бы это ни значило, звучит как очередная отговорка»,- с усмешкой сказал Валерий.   «Работа сводит с ума, работа убивает. Я как-то была свидетелем убийства. Человек спешил на остановку и его сбил автомобиль. Его тело беспомощно валялось прямо на тротуаре, а водитель нервно курил и ждал скорую. Люди просто стояли и смотрели, они тоже боялись. В тот момент они боялись оказаться на его месте, тела человека. Если бы он не работал, ничего бы этого не произошло. Поэтому я и боюсь выходить из дома. Я хочу, чтобы ты был рядом всегда. Не ходи туда, будь со мной»,- она взглянула на него проникновенным взглядом. Он же не знал, что и ответить, отвернулся, снова почувствовав себя виноватым. «Люди заложники собственных привычек, ежедневно они выполняют одни и те же действия. Они ненавидят это, но со временем их ненависть перерастает в изощренную любовь. Тебе кажется, что своим решением ты делаешь шаг вперед, но по факту, ты пятишься назад, возвращаясь к истокам, к примитиву- туда, где мы все утонули в рутине и ждем тебя, как мессию, который принесет в наше племя огонь, научит нас созидать и разрушать, научит персонально меня любить и откроет этот мир заново с неожиданной для нас стороны»,- придвинувшись к Валерию, она начала его целовать настолько страстно и властно, что он даже не успел ничего ответить, поглощенный вкусом ее вонючих поцелуев. «Подожди- подожди»,-рассмеявшись, за всей нелепостью ситуации прервал ее Валерий. -Скажи мне, за что мы будем питаться и оплачивать коммуналку»,- спросил он отстраняясь от ее губ. Он понимал, что все выше сказанное переходит все моральные барьеры и превращается в нелепый фарс. «Чего она добивается?»- спрашивал он себя, совершенно не понимая ее мотивации. «Я что-нибудь придумаю, это сейчас не главное»,- сказала она, явно путаясь в мыслях. «Что за бред?»-рассмеявшись выпалил Валерий. «Ты мне не доверяешь?»- обронила она со слезами на глазах. «Так что, для тебя дело в доверии?»- гневно прервал ее Валерий. «Я так и знала, ты думаешь, что я ни на что не способна, я так и знала, ты меня не любишь. Но почему ты меня не любишь?»- в истерике прокричала она, захлебываясь слезами и вытирая сопли рукавом. «Я этого не говорил, я тебя очень люблю»,- виновато прокукарекал Валерий. «У тебя есть другая?»- перестав плакать она прикрыла рот ладонью. -Я так и знала, поэтому ты и приходишь такой счастливый. Кто эта шлюха? Я завтра же пойду и просто... Просто отхуярю ее. Ах ты кабель... Тебе не стыдно? Тебе значит меня мало»,- вскочив, она нагая принялась расхаживать по комнате. «Нет у меня никого. Я же тебя люблю. Что ты придумываешь...»- не успел Валерий договорить, как она прервала его и взахлеб прокричала: «Тебе плевать на наших детей, как и на меня. Ты считаешь меня недостойной...»- она снова разревелась и принялась в темпе натягивать одежду. «Что ты несешь? Послушай себя. Это бред, я только тебя люблю»,- убеждал ее Валерий, вскочив с кровати. «Как ты можешь мне врать, подлец»,- она презренно взглянула на него и отвернулась. «Куда ты?»- обеспокоенно спросил он. «Ухожу. Приводи сюда кого хочешь. Больше ты меня не увидишь. Радуйся, теперь у нас точно не будет детей. Твоя мечта сбылась»,- с издевкой выпалила она и направилась к двери. Валерий побежал вслед и перегородил дверь, остановив ее у самого порога. «Пусти»,- сказала она обиженным голосом. «Пожалуйста, не уходи»,- виновато протянул Валерий. «Зачем? Я ведь тебе не нужна»,- прокричала она, сев в угол и закрыв лицо руками. Сквозь слезы она проворчала: «Ты ведь даже мне не доверяешь». Глубоко вздохнув, Валерий прошептал: «Хорошо, я увольняюсь, завтра же напишу заявление». «Правда?»- спросила она, окончательно доведя фарс до полнейшего абсурда. «Я клянусь»,- сказал он, уже жалея о принятом решении. Она вскочила на ноги и обхватила его прижавшись всем телом так, что он почувствовал, как она дрожит. Смягчившись, Валерий приобнял ее, поняв насколько же сильно любит ее. Своей хрупкостью и ранимостью она напомнила ему его несуществующую дочь, ребенка, которого он так долго хотел. Он взял ее на руки и отнес на кровать, спустя пару минут она уснула, а он еще долго не мог заснуть, мучаясь от чувства вины за то, что обидел ее. Он поклялся, что больше никогда так не поступит, впредь он будет только радовать ее, теперь она для него нечто большее, чем просто любовница- теперь она его дочь. На следующий день Валерий уволился, это не составило особого труда. В обед он был уже дома. Рассчитав все расходы, он пришел к выводу, что денег им хватит примерно на месяц. «А что потом?- спрашивал он себя. -А черт его знает, главное, что мы вместе, а там разберемся». Мона стояла на пороге и улыбалась: «Я так тебя люблю». «Я знаю».
4. ПОРОБОЩЕНИЕ.
Это произошло пару недель назад, тогда она впервые ударила его. Так неожиданно и так подло. Он совершенно не ожидал такого поворота, но по истечению времени он успел свыкнуться с этим новым обстоятельством и сейчас это уже не кажется чем-то из ряда вон, словно так было всегда. «Наверно потому, что это закономерно?- рассуждал он. -Это всего лишь логичное продолжение событий, приведших нас к столь плачевному существованию». С каждым днем она все напористее трахала его, доводя этот, казалось бы заурядный процесс, до абсурда. Она насиловала его, зачастую идя на крайности без его разрешения. Больше не было прелюдий, поцелуев, нежности, он лишь наблюдал за этим действием, словно со стороны, непосредственно являясь участником, но все на что его хватало- это абстрагироваться, всецело отдаваясь ее воле. Она словно пожирала его, делая марионетку. Но самое ужасное было в том, что ему это нравилось, ему было хорошо с ней. Она терлась об него, зажимая его бедра между ног, прыгала и била его в грудь. За последние несколько недель секс для него приобрел совершенно новое понятие. Деформируясь, процесс перестал приводить к удовлетворению, он больше не кончал, распластавшись под ней, он молча наблюдал за ее потугами, ожидая когда же эта сука кончит. Но у нее ничего не получалось, вскарабкиваясь на него по несколько раз за день, она снова обламывалась, но уже через несколько минут, нащупывая его вялый член, она снова пыталась завести себя, принимая максимально мерзкие позы. Брызжа слюней в бессильном гневе, она понимала, что не в силах побороть свою фригидность, но вынуждая себя делать это, она забывала о Валерии как о человеке, пользуясь им, как вещью, не предавая значения, что он тоже способен чувствовать. По истечению месяца Валерий в полной мере насладился семейной жизнью, во всем ее многогранном проявлении и бесстыдном разнообразии. Для него все это стало не просто очередной насмешкой судьбы, а совершенной неудачей, его неудачей реализоваться на семейном поприще, как мужчина. Он был полностью разбит, подавлен и уничтожен, уничтожен ее особой, на фоне которой он чувствовал себя словно обосравшийся малыш, который за воображаемыми игрушками совсем позабыл, что он всего лишь ничтожный человечек. «Посмотри мне в глаза, что ты видишь?»- как-то спросил он. «Я вижу самого красивого мужчину, самого близкого и самого родного во всем мире»,- ответила она. «Как необычно это услышать от нее,- подумал он. -Я тебя люблю»,- прошептал сквозь слезы Валерий, прижавшись к ней. «Так необычно это слышать от тебя»,- сказала она.
Жертва.
Через месяц у них закончились деньги, Валерий успел только оплатить коммуналку и купить пакет гречки и на этом все, у него конечно еще оставалась мелочь, но на этом явно долго не протянешь, да и тянуть уже некуда. «Это все из-за тебя, ты должен обеспечивать нас, ты мужик или нет?»- она склонилась над ним, пригрозив ему указательным пальцем. Валерий опустил взгляд в пол, смиренно принимая любые оскорбления, как должное: «Да, она права»,- подумал он, не в состоянии ответить. Она била его по лицу, снова и снова, каждый раз ударяя больнее предыдущего, оставляя не только отметины на его роже, но и рубцы на его сердце, опустошая его как источник саморазрушения, выпивая его без остатка, она не могла себя остановить. Обессилев, она окончательно потеряла к нему интерес. Схватив пальто, Мона вышла за дверь. Валерий продолжал сидеть, охватив лицо руками, плача не от боли, а от унижения перед самим собой. «Может, она не вернется?- подумал он. -О чем это я, что я тогда делать буду?»- он был в смятении, он не знал тосковать ему или радоваться. Да и что он чувствовал? В воспоминаниях с ней сплошные пробелы, в мыслях о ней только страх. Слишком много вопросов для одного человека, тем более, не на один из них он не знал ответа. Он сел у двери и принялся ждать. Через несколько часов Мона вернулась. Едва войдя в квартиру, она наградила Валерия лучезарной улыбкой. «Не волнуйся, я все придумала»,- сказала она и присела с ним рядом. С этого момента его жизнь навсегда изменилась. Он еще долго спорил с собой, словно оправдывая свои действия логическими доводами, но все было тщетно. Он не смог оспорить всех идиотских решений, которыми она осыпала его, пытаясь найти поддержку в его лице. «Конечно, в этом есть что-то. Но на что мне придется пойти? Это слишком большой риск, как с точки зрения морали, так и этики»,- говорил он себе, опровергал все выше сказанное, видя в этом единственный выход из сложившейся ситуации. «Но это ее идея, все это ее вина»,- снова убеждал он себя. «Но, я же поверил ей и поддержал, значит не так все и безумно. А двое не могут быть безумными. Правда?»- снова он парировал свои же аргументы. «Да, конечно нам хорошо вместе, хотя в последнее время и не очень, но это скорее всего из-за нехватки жрачки. Конечно, я должен был что-то предпринять заранее, а не ждать последнего момента, но теперь это действительно кажется единственным выходом из ситуации. Ладно, давай поступим по ее правилам, немного отодвинем дилемму человечности в сторону, а после всего я попробую найти реальный выход. Может, это научит ее и она позволит мне работать. По крайне мере, я надеюсь»,- говорил он себе, не веря собственным словам. Он сделал все так, как она сказала. На последние деньги он купил бухло, и поздно вечером поднялся на пару этажей выше. Постучав в дверь, Валерий еще долго ждал ответа. Дверь открыл мужчина средних лет, он едва стоял на ногах, постоянно удерживая свое тело с помощью дверного косяка. Мужчина молчал, всматриваясь в лицо Валерия. «От него разит долгими годами социального пьянства и общественного похмелья- прям как в девяностые. Ностальгический, видимо, парень. Да, ностальгия она такая, всегда найдет способ превратить тебя снова в животное»,- подумал Валерий и улыбнулся. «Здаров, Валера»,- проворчал дегрот. «Привет, Филя»,- в полголоса прошептал Валера. «Денег нет»,- сказал обсосок. «Да мне пох. Давай лучше выпьем. Сегодня вечером меня что-то ностальгия пробирает»,- сказал ему Валерий и вытащил бутыль из рукава. «Проходи»,- в приподнятом настроении отступил дегрот. Валерий в темпе скользнул за порог, аккуратно прикрыв дверь. Он прошел следом за человеком на кухню, усевшись за стол. Несколько часов они провели не вставая, бухали и обсуждали всякую чушь, половину из которой Валерий не понял, да и, честно говоря, ему было насрать. Бесконечные жалобы льющиеся ручьем из рта этого полоумного персонажа. «О чем тут задумываться? Сплошной понос»,- поначалу Валерию совершенно не нравилась затея Моны, но сейчас он начинал понимать, о чем она вообще говорила и его это забавляло. Он словно умелый шпик вливался в доверие этого мудака, недочеловека, вызывая в нем симпатию с каждым шагом на встечу. Все явственнее видя его истинные черты, образ человека, который для Валерия стал синоним ненависти, сделав из него настоящего палача. Если раньше у него, как у любого рационального человека, оставались вопросы к концепции общества, как к среде своего обитания, то после этой беседы у него, в принципе, не осталось вопросов. Валерий пришел к выводу, что задавать вопросы обществу, которое породило столь отвратное, отсталое существо не имеет смысла. Все уже понятно. «Они действительно всего лишь куски мяса»,- и этот столь немногословный вывод подвел его окончательно к черте не возврата. Но у Моны на этот счет были свои планы, о которых Валерий даже не подозревал. «Слушай, пошли, спустимся ко мне. У меня дома еще есть что принять, да и баба ждет»,- в полночь сказал Валерий, полагая, что уже достаточно поздно для риска. «А баба не против?»- спросил человек. «Да она сама выебет, а после ее выебем»,- равнодушно ответил Валерий, дословно цитируя Мону. «Она точно знает как привлечь мужчину, конечно, эту сраную обезьяну сложно назвать мужчиной, но все же, какие-то зачатки инстинкта в нем по-прежнему тлеют»,- говорил себе Валерий, глядя на явно возбужденного человечка. «Посмотрите на него, он прям уже из штанов выпрыгивает, он еще бабу не видел, а уже готов ей присунуть. Ну мудак, опущенная мразь»,- с призрением размышлял Валерий, глядя в усмешке на оживившееся тело. Валерий не помнил, как его имя, Мона как-то упоминала между строк, но за всей абсурдностью ситуации у Валерия совершенно вылетела из головы имя субъекта. «Да и не похер. Какая разница кого обчистить»,- подумал он, вставая из-за стола. Валерий уже изрядно нажрался, хотя ему казалось, что он выпил немного, но даже этого для него было достаточно, чтобы почувствовать себя некомфортно. В своей жизни Валерий любил все контролировать, поэтому он не бухал, предпочитая легкому способу побега от реальности, тяжелое бремя существования. Но за иллюзией контроля скрывался хорошо замаскированный, чувством его совести, самообман. Он совершенно не учел женщину, которая ворвалась в его жизнь, полностью перекроив зону комфорта в которой он пребывал. Теперь он не раб своих амбиций, теперь он марионетка, пустое место застывшее в ожидании, пока жизнь проходит мимо него. Валерий невзначай сунул пустую бутыль в рукав, а стакан, с которого пил, в карман и они вышли за дверь. Валерий помог еблану закрыть входную дверь и в темпе спустится на пару этажей ниже. Человечек вел себя, словно человечище, топал по лестнице, что-то оживленно говорил, ржал. Валерий же, напротив, крался подобно мыши, в испуге оглядывался, подгоняя мудака в спину. Едва они ввалились в квартиру, Мона грациозно выпорхнула перед ними, словно обфаковшаяся мадам Батерфляй. Валерий провел жертву за стол, встречая явствами бухла и гречки. «О, нармально, хозяйка, знаешь, чем замаслить»,- радостно про****ел дегрот, заглатывая кашицу. Для Валерия это были единственные слова, которые складывались в более-менее понятное предложение за весь вечер их общения. Мона уселась между ними, открыв уже открытую бутыль. Подняв стакан, Валерий весело предложил: «Давай тост». «За женщин»,- сказал чел, подняв стакан в сторону Моны. «За то, чтобы щели ихние всегда оставались узкие, а рот на замке»,- добавил Валерий и улыбнулся, словно силясь отхлебнуть из стакана. Человек неловко рассмеялся в кулачек, ему зашла на ”ура!” столь заебатая шутка. «Конечно,- подумал Валерий. –Только на это у него мозгов и хватает».- Он взмахнул стакан в сторону гостя в знак почтения, заметив, как на лице человека промелькнуло самоуважение, в момент осознания ошибок прошлого и настоящего. Никогда, за всю его крошечную жизнь, никто не относился к нему, как к человеку. Он давно забыл, каким он был когда-то, до того, как был сломлен, превратившись из маленького мальчика во взрослого маргинала и обратно. За весь вечер, за неумелым фарсом человеконенавистника Валерий так и не разглядел то, что лежало на поверхности. Разбитого в дребезги человека, никому ненужного, того самого, каким он и сам был когда-то. Человек залпом выпил все, что было в стакане, удивленно посмотрев на Валеру. «Вода?»- сказал он. Валерий поставил полный стакан на стол, не отрывая взгляд от человека. Человек с трудом встал из-за стола и тяжелой походкой поплелся в сортир. «Ты же сказала, что все будет быстро?»- обратился Валерий к Моне. «Все будет»,- сказала она и выплеснула содержимое стакана в раковину. Они проследовали следом за человеком. Включив свет, они застали его уснувшим прямо над унитазом, он склонился над толчком, нырнув в него головой и обнадеживающе распластал руки по обе стороны. «Он дышит?»- в панике спросил Валера. «Да, ничего с ним не случится»,- сказала она уверенным тоном. Мона вытащила голову из толчка и опрокинула его тушу плашмя на пол. Человек продолжал что-то бормотать сквозь сон, не в силах сопротивляться. «Не волнуйся, он ничего не понимает, он сейчас окончательно отрубится». «Он точно ничего не вспомнит?»- с опаской взглянул на него Валерий. «Точно, помоги мне. Не теряй времени. И так уже поздно. Давай только тихо, чтобы соседи ничего не услышали»,- проворчала она. Валерий не был силен, но человек, которого он взял на руки, был совсем иллюзорен, он настолько тощ и жалок в своем естестве, что даже Валерий справлялся с его телом без напрягов. Они уложили человека в ванну и Валерий, между делом, обнес его карманы, он нашел немного мелочи и ключи от квартиры. «Она была права!»- прошептал он в дьявольском азарте. Воодушевленный такой находкой, Валерий в темпе направился к двери. «Не теряй времени. У нас его мало. И помни, ничего не забудь»,- вдогонку проворчала Мона. Выйдя в подъезд, Валерий на цыпочках поднялся обратно в чужую квартиру. Проникнув во внутрь он отыскал пакет на кухне, сгружая в него все продукты, которые удавалось найти. Обшарив все комнаты, по итогу, Валерий накидал в пакет немного жрачки и денег. Мусор, вроде одежды и старого телика, он не стал брать, оставив в качестве напоминания хозяину о его беспечности, в погоне за жизнью, которую он успешно просрал. Прижав награбленное к самому сердцу, Валерий тихо вышел за дверь, оставив ключи в замке, он поспешил к себе на этаж. Вернувшись, он с облегчением положил пакет на кухне и направился в ванну, планируя оттащить человека обратно в его квартиру, пока он не проснулся. Человек лежал голый, вся его одежда валялась на куче грязного белья, он истекал кровью, Мона разрезала ему горло, практически отпилив голову. В его мутных зрачках больше не было благодарности, в них вообще ничего не было, его взгляд застыл, его тело превратилось в папье маше, Мона склонилась над трупом, отрезая плоть с лодыжек. Валерий замер в объятиях жестокого проведения, в которое он попал не по своей воле, а по собственной глупости. Все прошлое дерьмо, которое с ним случалось, на фоне этого- полная херня. «Вот это просто ****ец»,- подумал он. И здесь его должно было стошнить, но он просто не смог. Потеряв счет времени, он продолжал стоять, не в силах отвести взгляд. Мона спокойно вытерла руки о полотенце, виновато взглянув на Валерия. «Пойдем, дорогой. Я тебе все объясню»,- спокойно сказала она, взяв его за руку и выйдя из ванны. «Какие объяснения? Ты что, ****улась? А может быть… это я? Я уже ничего не понимаю»,- сказал алерий. –Походу я схожу с ума»,- сказал он себе и бессильно рухнул на пол.
Иисус.
Она вернулась домой, когда Валерий задремал, ожидая ее у двери. Она светилась от счастья. «Не волнуйся, я все придумала»,- сказала она и присела рядом с ним. Валерий притворился, проявив интерес, но к тому времени ему уже было все равно, он просто хотел спать. «У тебя в подъезде, двумя этажами выше, живет алкаш, зовут его Андрей. Так вот, слушай меня внимательно, и помни, что я нам желаю только добра»,- сказала она и уселась поудобнее. Валерий настороженно выслушал. «К нему мамаша каждые две недели приезжает и привозит продукты, но главное- деньги. Так вот, он мне говорил об этом примерно месяц назад, тогда ты еще работал и я как-то встретилась пару раз с ним на площадке, он часто днем около подъезда ошивается. Тогда он так странно смотрел на меня, что мне показалось, что он хочет меня изнасиловать, поэтому я, кстати, и настояла на том, чтобы ты уволился, конечно, потому, чтобы мы всегда были вместе, но и потому, что я боялась оставаться одна. Но это так, к слову сказано, чтобы ты понимал, кого винить в нашем нынешнем положении. Так вот, ты берешь бутылку и идешь к нему вечером, как можно позже, но не настолько, чтобы он не впустил тебя или вообще не открыл. Спаиваешь его, говоришь, что у тебя дома есть еще и скажи главное, что еще у тебя дома есть баба и он может ее трахнуть, мужики на такое клюют,- улыбнувшись она продолжила. –Я налью бутыль с водой и снотворное туда наверну. Насчет колес не переживай, у меня все есть. Он уснет, и мы обчистим его, а после занесем его бессознательного домой и скажем, что он пошел к нам бухать, а дверь не закрыл. В любом случае, пошел он на хрен, а нам - жрачка и деньги. На первое время хватит, а после что-нить придумаем. Ну как тебе?»- спросила она, не то что бы ожидая одобрения или согласия, а скорее, ставя его перед фактом. Валерий согласился, понимая, что отказываться бесполезно. «Я, надеюсь, он жив останется после твоих препаратов?»- с иронией спросил Валерий. «Конечно, у меня немного колес осталось, так что не переживай, жив он останется». 
5. Уничтожение.
«Это кусок мяса,- повторяла она, убеждая Валерия. –Посмотри на всю его жизнь. Забойщики не спрашивают разрешения у скота, чтобы убить его, а он чем отличается от скота? Посмотри на него - он ничто в этой жизни, каждый его день- это всего лишь череда бессмысленных событий, которые ни к чему не ведут. Понимаешь?»- она еще сильнее сжала его руку. Валерий смотрел на нее непонимающим взглядом, пытаясь прочесть в ее глазах того самого человека, которого он все это время так ошибочно перед собой видел, но все, что он видел- это бесконечную пустоту. «Понимаешь, мы сделали одолжение его матери, представь, как она с ним намучалась, потратив столько сил и времени, содержа его. По сути, мы освободили ее от этого груза, мы скинули ее бремя. Поверь, она так всегда хотела, но жалела его, потому что она его мать. Конечно, ты скажешь, что мне не понять, так как у меня нет детей и я не знаю что значит боль утраты, но поверь, если бы у меня был такой ребенок, я бы только была благодарна за избавление,- она все еще пыталась достучаться до Валерия. –Понимаешь, это все ради нас, ради нашей семьи, ради того, чтобы наши будущие дети имели право на существование, мне ведь нужно хорошо питаться, чтобы забеременеть, а ты не способен в должной мере обеспечить нашу семью, вот признайся, что ты не способен. Ты без меня слаб, ни на что не годишься».- сказала она замолчав, с упреком глядя на Валерия. «Каких детей, какую семью?»- истерично рассмеялся Валерий. –Да ты бесплодная, сумасшедшая сука».- сказал он, с каждым словом читая на ее лице все нарастающую ярость. «Это я бесплодная? Ах ты козел. Да пошли прямо завтра сдадим анализы, и ты во всем убедишься, я уже проверялась и поверь мне, у меня все нормально. Это все ты виноват, ты всегда виноват. Да о чем я вообще с тобой говорю,- она махнула рукой. –Я полагала, что у нас все получится, но давай посмотрим правде в глаза- это ты бесплодный. У нас точно ни чего не получится»,- закончив, она не спеша направилась к входной двери. Валерий подорвался и перегородил ей путь. «Куда?- бешено прорычал он. –Ты его убила и уходишь? Решила, я совсем дурак? Нет, возвращайся-ка ты на стульчик, дорогая, сейчас я позвоню, куда следует, и это все быстро разрешится»,- в голос сказал Валерий, толкнув ее со всей силы. Упав, Мона разрыдалась, захлебываясь соплями, заставляя Валерия пожалеть о содеянном. Увидев в ее образе маленькое дитя, столь беззащитное, зовущее на помощь, побитое и обиженное, Валерий обосрался. «Прости, прости меня»,- он попытался помочь, но она без стеснения отвергла его помощь. «А если я беременна, и ты так со мной обращаешься? Ты подумал об этом? Ты вообще способен думать?»- сквозь слезы проговорила она. Валерий в ужасе отшатнулся, он даже не предполагал, что так может быть. Положение изменилось прямо диаметрально, между ними повисло молчание, и атмосфера в комнате накалилась настолько, что Валерий баялся обжечься, едва взглянув в ее сторону. «Ну, теперь, наконец, до тебя дошло?»- спросила она. Валерий предпочел промолчать, в бессилии упав на колени. «Прости»,- проверещал он, размазывая рукавом слюни по роже. «Понимаешь, все они куски мяса. В этом нет смысла, я, конечно, понимаю, что ты как человек крайне чувствительный и способный сопереживать, склонен видеть в людях нечто большее, чем они из себя представляют, но поверь, по факту- они все куски мяса. Это не философия- это факт, который не возможно опровергнуть. И ты, и я- мы все одни из них, мы все такие же куски мяса. Дело в выживании, мы можем доминировать в этой ветке эволюции, главенствуя над природой, над другими видами, но мы никогда не сможем примириться с собой. Человечество как вид- обречено, и мы лишь живое подтверждение этому. Люди всегда склонны конкурировать друг с другом, склонны ненавидеть, и уничтожать друг друга, руководствуясь какими-то своими извращенными нормами морали. Посмотри на них: этот человек, он на протяжении всей своей жизни стремился к смерти, он каждый день разрушал себя, приближаясь к финалу своей жизни- с каждой выпетой бутылкой все ближе и интенсивнее. Взгляни на его жизнь со стороны, он и сам хотел этого, он стремился к этому. Так бы он прожил очередную никчемную жизнь, не сделав по сути ничего полезного. А так, так он принес пользу хотя бы нам, тем, что прокормил своей тушей трех человек. Не забывай, нашему малышу нужно мясо, он должен зарождаться. А, вдруг, наш ребенок, когда вырастет, сделает что-нибудь настолько полезное и нужное, за что его будет помнить все человечество. Ты же не знаешь. И, по сути, он будет вскормлен мясом такого ничтожного отброса. Поэтому посмотри на это с позитивной стороны, папа,- она произнесла это горделиво, поднимая его с колен. –По-другому ты ни как не сможешь обеспечить нашему ребенку нормальное питание. А работать я тебе запрещаю. Нам нужно, чтобы наш папа всегда был с нами рядом»,- она нежно погладила себя по животу. «Но откуда ты знаешь, что беременна?»- спросил Валерий. «Я чувствую его внутри меня. В общем, поверь мне, мне виднее. Не волнуйся, я схожу на днях к доктору и все сделаю официально», –она успокаивающе похлопала Валерия по плечу. «Но ты ведь все это заранее задумала? Я прав? Если бы ты хотела просто его обчистить, то я бы мог просто споить его и ограбить на месте. Но тебе было нужно именно его тело, зачем тебе понадобился он?» –спросил Валерий. «Его денег и продуктов нам не хватит и на неделю, поэтому, конечно, он идеальный вариант. И отвечая на твой вопрос, конечно, я задумала это заранее. Но в свое оправдание я могу добавить, я не думала, что все же решусь на это, но получилось все само собой. Это судьба, наверное. Да?»
Последнее на что мы способны - это просить прощение.
Они распилили тело за полтора дня. Они вырезали практически все мясо, это было сложно, но ничего не оставалось, приходилось действовать, переступая элементарную человеческую мораль. Поначалу Валерия тошнило, его постоянно рвало: на труп, на себя, на пол и даже на Мону. Он не мог прикоснуться к телу без содрогания, он не мог спать, он не мог есть. Он постоянно видел кровь и мясо, даже там, где этого не было. В свободное от расчленения время, он не мог оторвать взгляд от своих рук, постоянно выковыривая запекшуюся кровь из под ногтей, он чувствовал металлический привкус на своих губах, ощущая присутствие смерти, даже в самых уединенных уголках своего маленького мира. Когда он отрезал куски, с трудом отделяя мясо от костей, сухожилий и нервов- он ненавидел себя, но позже, когда он вошел во вкус, не желая останавливаться, он нашел себя в этом деле, отсчитывая затраченные часы горстью костей, как свою отрешенность от жестокого мира за стенами жалкой халупы, которую он, по привычке, называл домом. В отличие от Валерия, Мона в полной мере наслаждалась процессом с мастерством заправского мясника, она без сожаления расчленяла тушу, фасуя ее по пакетам. Куски мяса они сложили в холодильник и морозильник, кости, желудок, руки, стопы и голову- в отдельные пакеты и положили «все эти отбросы», как говорила Мона, в низ холодильника. По итогу они забили мясом морозильную камеру и часть холодильника. Мона явно была довольна, а Валерий? Он и сам не знал, что нужно чувствовать в подобной ситуации. Казалось, он хочет кого-нибудь убить, размозжить голову, расчленить и спрятать еще больше мясца в холодильник. «Но, это ведь не нормально?- остановил он ход свои мыслей.  –Успокойся, теперь для тебя это нормально. Пускай они за этими стенами живут по своим правилам, а мы- мы пещерные люди, мы - новый, древний народ. Мы будем выживать по нашим варварским правилам»,- отвечал он себе, пытаясь поверить в свою новую правду. Замешкавшись в неловком молчании, Мона сухо спросила: «Ну как ты?» Он посмотрел ей в глаза, опешив своей решимостью, она прочитала в его взгляде истинное безумие, безумие, которого ей никогда не достичь. В ту минуту он хотел убить ее, нет, не из-за ярости или бессильной злобы, которая терзала его впредь до этого момента, а просто для того, чтобы продлить мгновение эйфории, снова почувствовав себя богом, он знал что не придется извиняться, он просто может сделать это в полной тишине, в интимной близости, расчленив ее, пустить на мясо для его ребенка. Возможно, в этом нет смысла, так как его ребенок сидит в ее животе, но чувство власти над жизнью ничтожных польщало, освобождая его заключенного, в форме примитивного чувства порабощения. Она смогла прочесть этот монолог в его глазах. «Если я пепел, то ты грязь»,- прошептала она, поворачиваясь к нему спиной. В ту же ночь она собрала пакеты с «отбросами» и ушла, приказав ему ждать. В пустой квартире Валерию начали мерещиться тени людей- точнее одного человека, размноженного в несколько десятков раз. Он видел кровь на своих руках, она расползалась, оставляя ожоги на его теле, она шептала ему: «Ты это я». И снова оставляла его в тишине, наедине с собственными мыслями, которые кричали в его голове: «Будь мной!» Он перестал понимать, что с ним происходит, полностью сосредоточив свое внимание на ручке входной двери. Он начал прислушиваться, чей-то голос, доносившийся из ванны, позвал его. «Он попросил простить его?»- в недоумении проворчал Валерий. Кто-то ходил в соседней комнате так, что пол скрипел под тяжелой поступью. Валерий прищурился, поклявшись, что больше не откроет глаза, и он сдержал свое слово. Спустя несколько часов Мона вернулась, без пакетов и счастливая. Она успокоила его, обвинив в трусости. «Не слушай их, они все врут! Глупышка!»- сказала она, поцеловав его в лоб перед сном. С этого дня она больше не насиловала его, обращаясь с его яйцами нежно и аккуратно.
          
Слишком много ”если”.
«А если она станет толстая после того, как родит? А если наш ребенок будет уродлив? А если я буду хреновым папашей? Подожди,- Валерий с трудом остановил поток своим мыслей. –А если у нас вообще не будет ребенка и она просто обманывает меня?.. Да, нет. Не может быть»,- он улыбнулся и продолжил пилить замерзшее мясо. Зачастую его приходилось буквально рубить, а не резать. Но если абстрагироваться от мысли, что это человечина, на вкус оно было весьма неплохо. Конечно, поначалу Валерий отказывался его есть, а вот Мона пожирала его чуть ли не ломтями. «Но это ведь правильно, она же беременна, - убеждал он себя, постепенно втягиваясь. Конечно, в этом были свои недостатки. –Ну… например, его приходится постоянно долго отваривать, но не смотря на это оно все равно получается слишком жестким»,- говорил Валерий, сливая воду с кастрюли, в своем воображаемом кулинарном шоу. «Я даже как-то пытался его пожарить, но это было нереально жрать,- продолжал он, задумчиво таращась в окно. –«Мы его банально не смогли прожевать, а все потому, что особь попалась старая и никчемная для того, чтобы взрастить на своем теле, более-менее приемлемое мясцо»,- попердывая, Валерий с улыбкой прожевывал очередной кусочек. «Ну, весьма неплохо, немного приправы и можно подавать к столу,- горделиво пролепетал он. –Главное не вкус, главное это то, что оно выполняет свою главную функцию- это забивает живот и поднимает НАСТРОЕНИЕ!» Хлопнула входная дверь, застав Валерия врасплох, и он наконец завалил ****о. «Успокойся,- с порога сказала она. –Все хорошо, плод развивается нормально, меня поставили на учет, взвесели и вот дали бумажки проходить анализы». Она протянула ему кипу бумаженций, Валерий даже не стал смотреть их, как завороженный поглаживая ее живот. «На следующей неделе мне на прием. Так что, все хорошо. Ты рад?»- спросила она. «Конечно- конечно»,- полный энтузиазма, проверещал в голос Валерий. «Ну, вот и хорошо. Ты есть приготовил?» «Да, конечно»,- и он метнулся на кухню. За столом Валерий не отводил взгляда от ее живота, постоянно что-то нашептывая себе под нос. Невольно вслушиваясь, она с трудом различала несвязные слова, порой решенные всякой логики, но все же связанные одной темой. «Семья, семья, ребенок. Как же он задолбал этим дерьмом»,- к концу вечера ее это окончательно выбесило, но она продолжала молчать, дожирая свою остывшую жрачку, впадая в ярость, она не чувствовала вкус, зажимая вилку в зубах и со скрежетом выдирая ее она обмочилась, посылая Валерию воздушные поцелуи: «Ему это нравится». «Мне это точно нравится». Во время секса она начала душить его и чуть не сломала член своей тощей жопай. Она ударила его и скинула с кровати, приказав спать на полу. Валерий подчинился, стерпев и проглотив все ее выходки. «Это самое лучшее»,- говорил он себе, выглядывая из под кровати, и рассматривая ее живот, пока она спала. С этого дня все началось по новой, словно зайдя на новый циклический круг, она снова взялась за старое, избивая и насилуя его. Через полтора месяца она сказала: У нас заканчивается еда. Нам нужно еще мясо». За это время она немного поправилась и даже отрастила второй подбородок. Она продолжала ходить к врачу, пичкая Валерия бесплодными надеждами. «Но он сам хочет это услышать. Так что, я не виновата»,- скрупулезно выстраивая свой мир без идейных фантазий, Валерий перестал замечать ее разрушительного воздействия. Мона периодически возвращала его в свою однотипную реальность, выстроенную исключительно по ее образу мышления, подавляя в нем самосознание самостоятельной личности, она заставляла его мыслить небрежно, скроенными шаблонами, руководствуясь теми типами существования, о которых она ничего не знала, заполняя его сплошной пустотой. «Ппусто»,- говорила она, оседлав его. Теперь ему это нравилось, он стал испытывать наслаждение от ее безудержного секса, ему конечно приходилось терпеть крайне неприятные моменты, такие как ожоги и порезы, но это было лишь временное неудобство, куда более серьезные опасения в нем вызывало ее фанатичные желания пить его кровь. Он боялся, что в какой- то момент она просто не выдержит и переступит черту, не предав этому никакого значения. Он понимал, что поиски очередного куска мяса- это всего лишь вопрос времени, и он должен будет сделать это, именно он, так как теперь он будущий отец, отец, который сделает все для своего ребенка. «Конечно, прошлое убийство не прошло незамеченным. Несколько недель к ряду по дому то и дело шныряли шпики, но видимо мы остались вне подозрения. Наверно мы произвели столь жалкое впечатление, что даже разочаровали»,- шутя думал Валерий, оценивая положение в которое он может попасть, действуя крайне неосмотрительно. «Только приведи женщину, –сказала она. –Мне уже надоело жрать это черствое дерьмо, его прожевать не возможно. А доктор сказал, что это не лучшим образом влияет на развитие плода, нужно более свежее мясо. Так что, постарайся, найди женщину»- напутствуя приговаривала Мона, застегивая молнию на куртке Валерия. «Я постараюсь»,- ответил он и вышел за дверь. Само собой плана у них не было, да и какой может быть план у людей, которым сошло с рук прошлое преступление. Она просто охуела от своей безнаказанности, полностью потеряв контроль над собой, но Валерий был более предусмотрителен, он понимал, что все не так просто. «Она бы точно попалась»,- и в этом он не сомневался.
Ведро с помоями.
До позднего вечера он бесцельно блуждал по улицам, вглядываясь в лица прохожих. Ни в одной женщине, встреченной им по пути, он не видел жертву. «Такая, в лучшем случае, пошлет,- рассуждал он. –А в худшем- еще и поломает. Нет, нужна такая, чтобы наверняка. Шлюху нельзя, могут спалить, да и денег особо нет. Это не вариант, бред какой-то»,- размышлял Валерий, украдкой рассматривая случайных прохожих. Устав от потока мыслей и боли в ступнях, он присел отдохнуть через дорогу от дешевого магазинчика. Сквозь образы, проносившихся автомобилей в тусклом свете фонарей, стояла она, выпуская дым сигарет, девушка, переминалась с ноги на ногу, пытаясь согреться. «Она просто так или кого-то ждет?»- Валерий еще некоторое время наблюдал за ней и ждал, теперь он точно знал, кого искал. он расстегнул ворот куртки и натянул шапку на лоб, старательно создавая образ типичного неудачника. «Здорова»,- сказал он, подкатывая. Равнодушно взглянув на него, девушка продолжала курить, пропуская несвязные потоки мыслей сквозь совершенно деградированный мозг. Валерий заметил, что вблизи она выглядит, и тем более пахнет, еще более отвратительно. Ее рожа была расплющена, напоминая скорее обезьянье рыло, в котором где-то в глубине виднелись зачатки интеллекта. Она словно карикатура на современного человека, чье изображение показывают детям в школе и говорят, что таким быть плохо. «Закурить не найдется?»- спросила она, голосом барышни. «А я как раз за куревом иду»,- ответил он. «Ну, давай»,- сказала она и попыталась улыбнуться. «Подожди, я сейчас»,- сказал Валерий и зашел в магазин. Он взял пачку самых дешевых сигарет и маленький пузырь, в темпе направившись к выходу. Она ждала его ровно на том же самом месте. Он протянул пачку и она снова закурила. «Ну как тебе погода?»- равнодушно спросил Валерий. «Да как-то так, я конечно бы весну хотела»,- ответила девушка, выдавая в голосе нотки волнения. «Ну, все, она моя»,- подумал Валерий. И в ту же секунду ему стало ее жаль. «Эта бедная сука не понимает, что я ее сожру»,- сказал он себе и машинально погладил ее по лицу, оно было шершавое, сплошь усеянное морщинами и рубцами. Девушке этот странный жест понравился, она даже не стала отстраняться, широко улыбнувшись беззубым ртом. «Пошли ко мне. Мне сегодня одиноко, а ты, смотрю, все равно скучаешь»,- предложил Валерий, совершенно не сомневаясь, что она согласится. «Неее…- протянула она. –Я сегодня не могу, да и мы не знакомы. Вот как тебя звать?»- игриво спросила она, загнав Валерия в тупик. «Анатолий,- раздраженно ответил он. –Да какая разница. Это лучше, чем торчать на холоде»,- попытался убедить ее Валерий, понимая, что звучит дерьмово. «Слушай, я бы пошла, но не сегодня,- с сожалением ответила девушка. –Ну, может…- она заколебалась. –Давай моего мужа подождем и вместе пойдем»,- проговорила она, словно в оправдание отказу. Валерий заткнулся, обдумывая положение, отчаявшись, он решил рискнуть, понимая, что искать податливую бабу более не резонно. «Тем более, деньги уже просраны, а мало ли что следующая залупит, может, вообще мороженное? И что я тогда делать буду?» Он придвинулся к ней вплотную, обнял, вцепившись в жопу, превозмогая вонь говна и перегара. «Но я тебя хочу, а не твоего мужа»,- прошептал он ей на ушко. Девушка не сразу врубилась что происходит, но как только до нее дошло, она оттолкнула его и возмущенно проворчала: «Да отвали ты, козел. Сейчас ментов позову». За эти слова Валерий возненавидел ее, желая убить здесь и сейчас. Но сдержав себя, он пролепетал последнее унылым голосом: Я заплачу». Женщина сразу замолчала, включив деловитое выражение ебла. «Двести за отсос, триста за остальное. И сто пятьдесят вперед». Валерий достал сотню и протянул ей. «Остальное?»- довольно спросила она, сунув подачку в карман. «Дома, я клянусь. Просто я еще алкашку купил»- и он вытянул бутыль из кармана. «О, вижу, деньги у тебя есть, такому мужчине можно доверять, пошли- пошли». Она взяла его под руку, зашагав по ночным улицам, при свете фар автомобилей, они целовались, отражаясь на фоне урбанистического пейзажа в окнах безликих домов, где играли в жизнь безликие люди. «А как же муж?»- спросил он. «Да пошел он на ***, этот муж»,- красноречиво ответила девушка, снова, закурив. Они дошли к Валерию, аккурат в двенадцать ночи, скинув шмотки уже на кухне, они начали возлияние. Едва усевшись и всадив стопарь, девушка захмелев полностью расслабилась. Весело хихикая, она залипла за пьяными бреднями, не замечая третьего участника, затаившегося в тени электрического света. Женщина продолжала что- то красноречиво рассказывать, совершенно не замечая, что Валерий перестал улыбаться, переведя обеспокоенный взгляд, позади нее. Мона подняла гантель и со всей силы опустила ее на голову хохочущей женщины. Прозвучал глухой удар и женщина рухнула лицом на стол. «Вот и все»,- подумал Валерий. «Все так просто»,- с чувством выполненного долга они переглянулись, совершенно не заметив, что женщина приподняла голову, завизжав, она ударила Валерия в лицо, расцарапав ему нос. Мона в панике схватила женщину за ворот и попыталась закрыть рот рукой. Валерий на мгновение опешил, совершенно не ожидая такого поворота. Придя в себя, он схватил женщину за горло и начал душить, хватка его оказалась не настолько сильна, чтобы заглушить хрипы и пердежь все еще сопротивляющейся женщины. Она уперлась одной рукой в ее запястье, а второй ухватила его за яйца, сжав настолько сильно, что Валерий посинел раньше, чем это сделала она. Валерий ослабил хватку, и попытался отстраниться от женщины, но она еще сильнее сдавила его мошонку, дернув со всей силы. Взяв кухонный нож, Мона лихорадочно пыталась бить им женщину в живот, поначалу, мешала одежда, и нож входил в плоть недостаточно глубоко, по крайне мере, не настолько, чтобы остановить ее бессмысленные метания в цепких лапах обосравшегося, уже к тому моменту, Валерия. Как только свитер женщины превратился в решето, Мона вогнала в нее нож по самую рукоять, прекратив трепыхания девушки в самом рассвете ее печальной жизни. Замолкнув, с открытым ртом, она упала на колени, навсегда вторив безжизненный взгляд в пустоту мира, породившего ее, рухнув лицом прямо в промежность Валерия. «Давай, тащи ее в ванну»,- нервно прошептала Мона. «Черт, нам ****ец»,- дрожащим голосом проговорил Валерий. «Подождем до утра, там и узнаем»,- ободряюще Мона похлопала его по лицу, поддернув за щечку. «Что ждать, нужно срочно от тела избавляться»,- сказал Валерий. «Так мы еще больше будем шуметь и уже точно вызовем подозрение, да и на улицу ты предлагаешь ее тащить? Ты что, послушай себя. Это полный бред»,- полушепотом прокричала Мона. Валерий словно впал в ступор, но быстро, оценив ситуацию, он аккуратно взял девушку на руки, отнеся ее в ванну. «Вытри кровь на кухне и все помой отбеливателем, только тихо, не торопись. А я с ней начну»,- сказала Мона, протянув ему резиновые перчатки и ведро. Валерий больше часа пидорил кухню, делая это максимально неспешно и как можно тише. «Какой бардак»,- постоянно нашептывал он, пытаясь развеять атмосферу безумной обреченности, повисшей в воздухе этой квартиры, словно она, играя с ним, продолжала бороться за место в его сердце, дабы реализовать себя в его жизни, снося окончательно с катушек все то, что он сохранил в чертогах своих воспоминаний. «Я простой лжец, я так больше не могу»,- сказал он себе, закончив уборку. Он видел лицо этой женщины в грязном отражении окровавленной воды на дне ведра. Ее взгляд буравил печалью, проникаясь сочувствием к такому опущенному человеку, как он, без доли сомнения, с чистым сердцем она прощала его, упрекая себя за ежесекундную слабость. На ее фоне Валерий смотрелся настолько малым ничтожеством, что он боялся быть не услышанным, закричав в толпе ее глаз, на самом дне ведра с окровавленной водой. Слеза упала в ведро, растворяясь в мутной жидкости, становясь частью ее образа, образа, который он никогда не забудет. «Прощай и не прощай меня»,- он взял ведро и вылил воду в унитаз. «Вот она- простая философия жизни, сегодня ты здесь, а завтра там»,- услышал Валерий, едва войдя в ванну. «Слушай,- начал он, запинаясь. –Я думаю, что нам пора»… Мона прервала его. «Он шевелится,- радостно сказала она, положив руку Валерия на свой живот. –Чувствуешь?» Он не знал, что он чувствует, но вроде определенно что- то чувствует. «Вроде, да»,- неуверенно ответил Валерий. «Ну ладно, тогда давай за работу»,- отстраненно сказала она, продолжив отрезать плоть от тела. Девушка была на редкость тощей и совершенно неухоженной, от нее разило дерьмом и потом, продолговатое лицо застыло в вечной агонии пустыми зрачками, вторив в потолок. «Какой ужас!»- сказал Валерий. Взяв нож, он принялся резать ее.
Прострация.
«На ней определенно будет белое платье и фата,- рисовал в воображении Валерий день их свадьбы. –Ну, раз она беременна, значит и жениться пора»,- думал он, делая плавные надрезы на лодыжках мертвой женщины. «Жаль, что мои родители не видят этого, они бы точно гордились. То есть, да не этим...- осекся он. –А моментом нашей свадьбы,- Валерий продолжал отделять мясо от костей, машинально размахивая ножом. Он воспроизводил Мону достаточно точно, но разве что немного приукрашивал, делая ее немного выше и стройнее: «Может, еще без этих ужасных рубцов на лице, без длинных и черных ногтей, можно даже сделать взгляд более выразительным и убрать морщины, добавить немного полноватых губ, да и зубы не мешало бы почистить, вернув несколько на свое место, и еще можно убрать горбинку на носу, и заставить ее улыбаться, думаю, теперь ее улыбка будет куда привлекательнее». Размазывая кровь по лицу, Валерий улыбнулся, совершенно не заметив этого. Препарировав женщину, он видел в ее кишках себя во фраке, Мону в белоснежном платье рядом с селезенкой и они вместе дают клятву верности в прямой кишке. Все было, как в дешевом кино, но ему это нравилось, такая простота вдохновляла его, делая счастливым. «Ведь нет ничего сложного в этом мире, только мы, такие простые,- прошептал он. –Я прямо здесь,- достал он печень. –А она здесь,- указал он острием ножа на сердце. –И скоро мы соединим наши сердца,- и он плюхнул печень на сердце. –Не понял, а это что?»- зацепив краем глаза, Валерий приподнял плеву, за которой лежал совсем крошечный зародыш ребенка. Дрожащими руками Валерий осторожно приподнял плод и поднес к лицу, он внимательно рассмотрел его, не зная, что при этом чувствовать, он был в замешательстве. Ему как будто все равно, но он захотел остановиться и посмотреть на себя со стороны. «Что же теперь я из себя представляю? Возможно ли зайти еще дальше? И есть ли куда или я уже на дне?»,- сквозь образы прекрасной свадьбы, белоснежной фаты и серьезного, но счастливого лица Валерия завернутого во фрак, сквозь довольные рожи гостей и слезы счастья его родителей пробивалась неминуемая действительность, слепленная из ошметков человечины, теперь уже не личности, просто мясо. –Пошел ты на ***!- адресовывал Валерий самому себе. -Я тело, замершее над грудой человеческого мяса, я режу это и жру». Он погряз в мечтах, застыв на коленях в руках с мертвым ребенком. В этой маленькой ванне, навсегда провонявшей потом и кровью, Валерий пытался вспомнить, каким он был в детстве. «Теперь я совершенно не тот. Ведь это мог быть мой ребенок?- подумал он. –ОН такой беззащитный, ОН ведь даже не понял что произошло, ОН не виновен. А я убил ЕГО»,- упрекал себя  Валерий и все что с ним происходило, все что он делал до селе приобрело совершенно другой окрас. Словно неудавшееся шутка, словно дурной сон, от которого он так и не смог проснутся. «Что ты так притих?»- войдя в ванну, спросила Мона. «Ничего, устал просто»,- ответил Валерий, пряча плод. «Иди, отдохни, я продолжу»,- сказала она и перехватила эстафету. Валерий вышел из ванны, зажимая ЕГО в руке. Он положил ЕГО в старую пепельницу на кухонном шкафчике, зная, что Мона туда никогда не заглянет. Он умылся и лег спать, рассеивая иллюзии воображаемой жизни, он больше не хотел видеть сны. На следующий день все закончилось, не проронив ни слова, Валерий сгрузил мясо в холодильник, а отбросы в пакетах на дно холодильной камеры. «В этот раз мяса немного,- подумал он. –Да и денег совсем нет, придется пока повременить с коммуналкой. Может, дотянем как-нибудь»,- продолжал размышлять Валерий, едва уловив голос Моны. «В этот раз все совсем плохо, мало еды и денег нет. Зачем ты такую привел?»- спросила она, скорее не упрекая, а сожалея. «Извини, ничего лучше не нашел»,- не желая оправдываться, сухо ответил Валерий. «Ничего, я что-нибудь придумаю»,- ответила она ,присев рядом с ним. «Знаешь, я очень устал»,- сказал Валерий, склонив голову. «Успокойся, я всегда буду рядом. Я спасу нас троих»,- она прижала его голову к своей груди и Валерий с надрывом заплакал. Они продолжали сидеть так еще несколько часов, она гладила его по волосам, а он смиренно спал, пуская слюни на ее грязное трико.
Кусок мяса.
Прошло всего несколько недель с того момента, когда они затарились жратвой, а пища уже была на исходе. Отключили горячую воду, доводя до исступления их и без того пуританский образ жизни. Они испражнялись в ведро, сливая говно за окно или вынося на помойку, в целях экономии воды. С голодухи они даже отворили кисти и ступни, пытаясь замутить суп или холодец, но ограничились только тем, что удалось соскрести с пальцев, ладоней и ступней, сварив бурду с макаронами. «В общем, жрать нечего»,- говорил себе Валерий за очередной скудной порцией отбросов. Поникшая Мона постоянно молчала, мысленно погрузившись в цветник за маленьким домиком, где она с любовью перебирала каждый стебелек, давая ему имя. «Тебя будут звать Алма. А тебя Червь»,- последние несколько дней она была необычайно спокойна, проводя в постели большую часть времени. Валерий варил гречку и носил ей под дверь, она забирала и возвращала уже пустую тарелку. «Что- то определенно не так,- говорил себе Валерий, восседая на табурете у окна и с тревогой наблюдая за приближением весны. –Что теперь делать? Остается только ждать». В один из солнечных дней Мона вышла из комнаты. Накинув пальто, она проворчала, выйдя за дверь: «Приберись, я скоро вернусь». Валерий сделал все, как она велела, продолжая ждать ее до глубокой ночи. Мона вернулась за полночь, полностью разочарованная, ничего не сказав, она прошла в комнату, тяжело рухнув на кровать, захлебываясь в слезах, она продолжала реветь до самого рассвета. На следующий день все повторилось. Это повторялось до конца недели. Каждую ночь она приходила все более опустошенной и разбитой- периодически впадая в неистовые истерики и корчась, извиваясь, как змей, она валялась нагая на полу, разбрасывая собственное дерьмо по всей комнате. Валерий продолжал терпеть, надеясь сдохнуть в ближайшее время. Утром она снова уходила, только для того, чтобы вечером повторить все сначала. «Нужно что- то делать, определенно что- то предпринять, дальше так продолжаться не может,- с ненавистью убеждал себя Валерий. –Что она затеяла? Да что у нее вообще в голове? Черт ее разберешь»,– не вмешиваясь, всю следующую неделю Валерий продолжал наблюдать, как она балансировала на грани безумия. Впадая в исступление, она загоняла себя в тупик, все больше разочаровываясь в том, что ищет. «А что она ищет?»- в воскресение вечером дверь в квартиру распахнулась, осветив на пороге лучезарную Мону, впервые за несколько недель она буквально светилась от счастья взахлеб, что- то рассказывая маленькому мальчику, которого она вела за руку. «Здравствуйте»,- сказал испуганный детский голос. Валерий неуверенно кивнул в ответ, переводя взгляд с ребенка на женщину. Не найдя в себе силы что- то возразить, он смиренно отошел в сторону, давая им пройти на кухню. Мона даже не посмотрела в его сторону, словно его и вовсе не существовало. Ломая хребет о каменное дно, на которое он только что приземлился, в ее объятиях, он почувствовал себя сциклом, упав на табурет и тихо заплакав под детский смех и шум их голосов. Она увлекала его все дальше и дальше, подведя ровно к этому моменту, и вот теперь, он остался совсем один. Он высокорослый мудак, за всю свою жизнь, так ничего и не оставив, отбирал у невинных то немногое, что они успели сохранить. Валерий подошел к окну и посмотрел вниз. «Что если космос не бесконечен, а на другом конце Вселенной нас ждет Бог? Что если я не одинок»…- Раздался глухой стук, и воцарилась тишина. Мимолетное прозрение, в форме парящей мысли, в мгновение разбилось о скалы пустого существования, убив для него призрачный образ Бога в теле этого несовершенного ребенка, которого они сожрут. «Это тело мое, вкуси»,- он отошел от окна. «Она не дьявол. Она всего лишь человек. И такими он нас хотел увидеть? Нет, таким мы его запомним. С разбитой головой, Бог в теле человека. Он и не знал, что такой хрупкий»,- Валерий прокрался на кухню, в ужасе отринув от увиденного. «Уйди, я сама все сделаю»,- скомандовала Мона, не глядя в его сторону. «Хватит»,- ответил Валерий. Она встала в полный рост, представ перед ним на несколько голов выше, в пределах собственной тени. «Хорошо, это последний. И после этого куска мяса делай, что хочешь,- сказала она, застыв над телом. –Он все равно уже мертв, так что все равно»,- глубоко вздохнув, она с сожалением продолжила: «Они ничего не стоят. Они куски мяса. Знаешь, где я нашла его? Он искал, где пожрать с другими такими же. Я подцепила его и обещала накормить, и он без проблем согласился. Да они… Они все просили взять их с собой. Они все хотели быть скотом. Но я выбрала его, так как он был более упитан. Посмотри на их жизнь. Что они стоят? Они маленькие коровы, жрущие свою травку. Я спасаю их, они спасают нас»… «Ну, хватит. Я уже это слышал,- прервал ее Валерий. -Это последний»,- прокричал он. «Да»,- кротко ответила Мона, ставя ультиматум в разряд вопроса. Не став спорить, Валерий вторил взгляд на тело мальчишки. Он думал, что будет проще, он думал, что все, как с остальными. Но едва он коснулся его остывающего тела, как дрожь ужаса от содеянного пронеслась ураганом, сметая все на своем пути. Вместо лица незнакомого ребенка Валерий увидел своего сына, такого, каким он хотел его видеть. «Давай, ссука, ****ь, ****ный дебил»,- и она со всей мочи влепила ему подзатыльник. Подчинившись, Валерий машинально схватил тело, отнеся его в ванну. Мона раздела мальчика, с сомнением обратившись к Валерию: «Слышишь?» И только сейчас Валерий заметил, что мальчик все еще дышит. «Он кусок мяса. Наш ребенок будет другим, мы его сделаем счастливым. Среди всего этого он почерпнет лишь правильные вещи, то чему мы его научим. Он будет самым лучшим,- нервно проверещав, Мона встала вытянув руку вперед. –Он будет, как Гитлер, а может даже, как Иисус. А может, он будет похож на меня?»- она обратилась к Валерию с безумной надеждой в глазах. Валерий молчал, растекшись у ее ног, весь в говне и слезах. «Давай просто закончим это»,- устало сказал он. Мона взглянула на голого мальчика и взяла нож. «Дай мне свою руку», -сказала она. «Извини, я не могу»,- ответил Валерий. Присев рядом с ним, она отдернула его за руку, случайно порезав ладонь. Вложив нож в его руку, Мона, охватив его запястье, закрыла Валерию глаза: «Поверь мне. Я тебя направлю. Представь, что нас не существует. Представь, что ты один и ничего этого нет». Валерий захныкал, пытаясь сопротивляться, но не смог, отдавшись во власти ее мягкого тембра. Он отвернулся, почувствовав лишь сокращающиеся импульсы тела ребенка, сквозь ее шепот он услышал, как рушится Вселенная, падая с молчаливым грохотом, растекаясь алой струйкой по его запястью. «Все. Иди поспи, я все сделаю сама,- она погладила его по голове. –Ты молодец. Настоящий мужчина». Валерий выполз на карачках из ванны, проблевавшись себе на колени. Не предав этому значения, он с трудом прополз до кровати, рухнув прямо около нее. Безучастно, пребывая в полном забвении, он провалился в сон, на десять минут или на несколько часов, для него это не имело значения. «Смысл? Где смысл?»- нашептывая, он открыл глаза, зацепившись взглядом за небольшой, черный пакет, заботливо спрятанный под кроватью. Он вывернул содержимое прямо на пол. Салфетки, тампоны, прокладки, куски ваты, все это было испачкано менструальной кровью. Валерий окончательно проснулся, вскочив на ноги.
ПО СТАРЫМ ПРАВИЛАМ.
«Это уже не имеет значения. Все, ты сделал все, что мог. Я бесплодна. Знаешь почему? А потому, что у них есть дети, а у меня нет. Почему у меня нет? Пускай тогда и у них не будет. Послушай,- она встала на колени, прижавшись к нему, и обхватила его за пояс. –Я бы хотела быть для тебя инкубатором, я бы стала хорошей мамашей. Лучше чем многие. Но я бесплодна и это сводит меня с ума,- она начала бить себя в грудь.- Кроме дерьма, я не могу высрать больше нечего. Я не могу родить новую жизнь». Валерий продолжал смотреть на нее, в тщетных попытках посочувствовать ей. В этот момент он понял, что больше не осталось ничего от былых чувств. Теперь она просто еще один человек. «Посмотри на нас,- продолжила Мона. –Посмотри на нас, мы же практически бомжи. Чему бы мы его научили? У нас просто не было шанса завести ребенка. Ну, прости, я ничего не потеряла. Прости, что заставила тебя потерять все. Прости, но я тебя ненавижу!» Практически проревев последнюю фразу, она встала с колен и ушла в свою комнату. Валерий продолжал стоять, оцепенев от осознания ситуации. Через час он устал переминаться с ноги на ногу и лег на по,л продолжая смотреть отсутствующим взглядом в тонкую щель внизу входной двери, тусклый свет медленно убаюкивал его своим постоянством и безмятежной естественностью электрического тепла, абстрагируя от всего того дерьма, что он натворил. «Я вижу сон, как мы на пляже и он называет меня отцом, этот мальчик, который сейчас в ванной, это он должен был быть моим сыном»,- подумал Валерий, медленно волочась на кухню. Он достал мертвый эмбрион, и при свете уличного фонаря, рассматривал его, гладя большим пальцам по головке малыша: «Мой сын». На вытянутой руке он отнес его Моне. Когда он вошел в комнату, она уже спала. Он разбудил ее толчком ноги по жопе. Вскочив, она испуганно посмотрела на Валерия, во мраке не понимая, что он ей пытается показать. «Это было в той женщине, он мог бы быть моим сыном. Если бы я только оставил ее, а не тебя, у меня был бы ребенок», –сказал он, медленно раздавив плод. «Хорошо, как скажешь, я не настаиваю»,- отходя от сна, отчеканила Мона, совершенно дежурными фразами. Обняв его и уложив рядом с собой, она принялась что- то напевать, убаюкивая слепого ублюдка: «Засыпай, завтра все будет по- другому». «Какой знакомый мотив,- он ни как не мог вспомнить. -Это что то из детства?- а может, он никогда этого не слышал и это всего лишь ассоциация на тусклый луч света, пробивающийся из под входной двери. –В любом случае- все ложь». И он уснул, продолжая крепко сжимать раздавленного ребенка. Через пару часов Валерий проснулся от отчаянных криков Моны: «Я здесь, помогите». Валерий открыл глаза, вдохнув тяжелый запах дыма, расползающегося по квартире. Он прошел в коридор, застав Мону нагой, барахтаясь на карачках, она с ужасом смотрела на него. Все ее тело было в порезах и в ссадинах, она обрилась наголо, вырезав свастику на лбу. Валерий попытался подойти к двери, но из- за дыма было сложно ориентироваться, и он просто рухнул на колени, начав задыхаться. Перед глазами все слилось в один образ, в образ женщины, которая решила нарушить собственные правила, манипулируя им тонкой нитью доверия, протянувшейся через все это время, проведенное вместе. Едва он отключился, как в квартиру ворвались люди.
О ЧЕМ Я НЕ ХОЧУ ГОВОРИТЬ.
«Что я здесь делаю? Я просто превратился в посмешище,- говорил он себе, нервно потирая руки, и дрожащим голосом отвечая на вопросы. -Да. Все нормально. Спасибо, не нужно. Хорошо. Я готов». И он вышел под свет прожекторов, в студию, заполненную аплодирующими людьми. Два человека в штатском сопровождали его, контролируя каждый его шаг. Ведущий вежливо представил его, предложив присесть. Валерий, в свою очередь, тактично поздоровавшись, занял свое место между двумя сопровождающими. «Скажите, что привело вас сегодня в эту студию?»- спросил человек в белой рубашке и очках. Валерий на мгновение замолчал, собираясь с мыслями. Казалось все не напрасно, все идет именно так, как он себе представлял бессонными ночами в своей провонявшей потом тюремной камере. До того, как он, отчаявшись, подписался на участие в теле-бардаке, Валерий пытался привлечь Мону к ответственности за то, что они творили. Но все оказалось не так просто, даже для него самого. «Я здесь по одной причине. Разоблачить самого мерзкого и отвратительного человека. Лицемера, лжеца и убийцу. Это она!»- Валерий возбужденно указал на тощую женщину, сидящую поодаль от ведущего. В истерике Мона закрыла лицо руками. «Посмотри, что ты со мной сделал, скотина»,- заверещав, она провела ладонью по лысой голове, акцентируя внимание на шраме в виде свастики у нее на лбу. «Она лжет - по ее инициативе я был вынужден убивать и поедать людей. Она мне врала, заставляя быть участником преступлений не по своей воле, обещая, что родит мне сына. Я терпел, но когда мои нервы сдали, она мне наврала, что беременна. А когда я и это разоблачил, она сыграла перед вами трагедию, претворившись в жертву. Это она»… «Что ты врешь, посмотри на себя, ты весь на нервах, весь дрожишь. Тебе лечится пора»,- перебила его Мона. «А теперь я один виноват? Я не отрицаю свою вину. Но и хочу, чтобы она за все ответила. А что получается? Я виноват, а она жертва? Что это за такой закон? Я не понимаю»,- Валерий прервал свою речь, обратившись к молчащему залу. «Скажите, а про ребенка это правда? Вы насиловали Алму Валидовну, пытаясь зачать ребенка?» «Нет, этого не было. Я никогда ее не насиловал,- опешив, отрицал Валерий. –А ребенка мы пытались зачать по обоюдному согласию». «Вы ведь знаете, что теперь она не сможет иметь детей?» «Нет. Я этого не знал». «Я напоминаю залу, что Алме Валидовне провели две сложнейшие операции. В том числе для того, чтобы сохранить ее детородные органы. И внимание, из влагалища Алмы Валидовны извлекли множество осколков стекла. Вы и про это не знали?»- обратился ведущий к Валерию. «Нет. Не знал». «Убийца. Подлец»,- кто- то выкрикивал из зала. «Я много чего не знал. Она мне практически ничего о себе не рассказывала». «Конечно, я ведь была нужна тебе, как инкубатор. Сукин сын!»- кричала заплаканная Алма, сморкаясь в платок. «Мы сейчас уйдем на рекламную паузу. А после рекламы продолжим. Не переключайтесь»,- пропердел ведущий. Все расслабились, и в студии повис непринужденный шквал голосов. Валерий оглянулся. Никому до него не было дела. Люди на рядах о чем- то переговаривались. Ведущему гримировали ебло. Алма украдкой, вытирая слезы, с улыбкой заговаривала с очередной уважаемой гостьей на диванчике. Мужчины, охранявшие Валерия, скучающий взглядом рассматривали телочек в зрительном зале. «Что я вообще пытаюсь доказать? Пускай делают, что хотят,- в отчаянии подумал Валерий пытаясь подняться. –Уведите меня отсюда». Один из мужчин, резким движением, усадил Валерия обратно на место. «Сядь!»- скомандовал он. Валерий беспрекословно подчинился, сам не зная почему: «Привычка». Еще пять минут бессмысленного ****ежа, и ведущий пролепетал деловитым голосом: «А сейчас слово передаем экспертам. С нами в этой студии заслуженный врач психиатр Валентина Анатольевна». И в студию вошла высокая, худощавая женщина. Она грациозно пропорхала, уронив кости на диван. «Вы в курсе этой истории?»- спросил ведущий, псевдо обеспокоенным голосом. «Да, я в курсе. И даже, более того, я совершенно возмущена поведением этого гражданина, если его так можно назвать. Как он смеет обвинять эту несчастную женщину? Вы, вообще, о чем думали, когда все это совершали? Боже, да о чем мы вообще говорим? Эта мразь убила ребенка, детей! Вы мерзкие ***носцы вообще распоясались. Думаете, что вам все можно? Мы женщины, вам дадим отпор. Таких, как вы, кастрировать пора. Вы вымирающий вид. Да вы посмотрите на него,- она привстала, с остервенением, обращаясь к людям в зале. –Ему ни чуть не жаль. Он даже гордится собой. Будь моя воля, я бы сейчас тебя разорвала». Она ткнула в сторону Валерия, в бессильном гневе, рухнув тощей жопой обратно на красный диван. Уловив тысячи обращенных взглядов, Валерий совершенно поник, растворяясь как человек в оболочке массового убийцы. Ему больше нечего доказывать. Какой- то политикан, вскочив, бросился на него с кулаками, едва задев Валерия по лицу. Охрана оттащила его и политикан, сопровождаемый аплодисментами, угрожающе косился на Валерия, что- то нашептывая своему помощнику. «Тебе это не поможет, кусок говна. А сейчас, ****ь, рекламная пауза»,- подумал Валерий, ровным счетом повторяя за ведущим. На пару минут он выпал, снова оставаясь один в переполненном зале. Некому до него не было дела, ни лицемерной толпе, ни бабе психологу, ни политикану. «Ни Алме». Полностью влившись в эту прослойку, Алма продолжала контрастировать на фоне розовых стен, теряясь в минорном безразличии своего нового общества, погружаясь в водоворот иллюзий и самообмана, она верила ему, вылепливая себя по образу и подобию безликой нации. Она больше не вдохновляла Валерия, став для него посторонним человеком, превратившись в набор букв м.о.н.а. «Как такая маленькая трагедия одного человека смогла получить отклик в моей душе?»- он до сих пор не понимал. Тогда, давно, он почувствовал, что нужен ей. Но сейчас, между минутами рекламной паузы и реальной жизнью, нет никакой разницы. Она больше не сумасшедшая, она часть этой движухи, призванной уничтожить его без остатка. А он, он преступник, деклассированный элемент, он со своей жаждой счастливой, семейной жизни оказался совершенно не уместен на этом шабаше, он просто смешон. Но вот рекламная пауза закончена и все внимание снова акцентировалось на Валерии, теперь он рок звезда, он Гитлер, он Иисус, они боялись и боготворили его, они надрачивали взглядом, трахали и убивали его, чтобы после умереть на фоне его однодневной славы, проносясь галопом по темным аллеям его жизни, верхом на его велосипеде. «Их так много, что я с трудом кручу педали. А они все подначивают меня, суки!- Валерий притормозил в одном из переулков, переводя дыхание, оглянувшись назад, в свете уличного фонаря, он увидел лицо папаши, он не винил его, он сочувствовал, прощаясь с ним. –Я останусь здесь». Валерий продолжал молчать, мысленно упиваясь прохладой вечернего города. «Посмотри на эти тучи, пахнет озоном. Я рискую промокнуть, но что все это значит по сравнению с моей жизнью? Я не знаю».- в конце шоу Валерий окликнул Алму. «Манипулируй»,- в полголоса произнес он, перед тем как покинуть студию. Это последнее воспоминание о ней, приятно-мерзкое воспоминание. Больше они никогда не встретились.
ПОСЛЕДНИЙ ЧАС.
Выйдя из здания, в тесной хватке, Валерия провели до автостоянки. Рядом с задрипанной иномаркой зависала Валентина, с сигаретой в зубах, она нервно шарила в сумочке. «Скажите. Я действительно сумасшедший?»- с иронией выкрикнул Валерий, проходя мимо ее автомобиля. «Подождите»,- она зацокала каблуками, нагоняя его. Мужчины, нехотя развернулись ухватив Валерия под руки. «Вам действительно нужно это знать?» «Конечно»,- горделиво ответил Валерий. «Я считаю, что не стоит искать правых или виноватых, так как в этом нет смысла. В нашем обществе мы даже не винтики, мы затычки. А многие и вовсе на *** не нужный расходный материал,- она на секунду прервалась, прикуривая очередную сигарету. –Я ответила на ваш вопрос?»- спросила она выдыхая. «Конечно»,- понуро ответил Валерий. «Тогда всего хорошего. Прощайте»,- она похлопала его по плечу, выхватывая из сумочки ключи от автомобиля. Валерий оглянулся, провожая ее взглядом. «Насколько же она другая? Мне кажется, они одинаковы. Все эти люди одинаковы. Но БОЖЕ, я такой же, как они, я предсказуемый. Чертов простак!- в последний раз почувствовав себя свободным, Валерий отказался от этого, принимая новую ложь. –Свободы не существует. Давайте, поехали. Меня уже тошнит от этого дерьма»,- без эмоционально сказал он, понимая, н сколько же это банально звучит. Они отвезли его туда, откуда он видел мир сквозь маленькую решетку тесной камеры, узнавая о его чудесах со страниц печатной прессы, удивляясь тому, что он пропускает, мир менялся, но его там не было, для него все неизменно. «Это упущенная жизнь,- с сожалением говорил он себе вычесывая седину из поредевших волос. –В следующей жизни, я обязательно отправлюсь в путешествие, по всему миру!» Спустя многие годы он умер, так никогда и не увидев Мону. Он ни чуть не сожалел об этом, хотя периодически вспоминал о ней, но с годами ее образ затерся, превратившись в белую дымку его далеких воспоминаний. Перед смертью он ни о чем не сожалел, не плакал. Он лишь представлял своего ребенка, ребенка, которого у него так никогда и не было, он держал его в руках, наблюдая за его медленным взрослением, за осознанием жизни, за меняющимся представлением сущности бытия- в его глазах он возвращался домой совершенно другим, повзрослевшим, постаревшим. Его взрослый сын держит его за руку на пороге смерти. Он называет его –папа. Говорит, что будет скучать, плачет и с ностальгией оглядывается на время, проведенное вместе, сохраняя в глубине сердца шрам с его именем. И именно в те несколько минут предсмертной агонии, лежа плашмя на полу, один в темной камере, Валера прожил долгую, счастливую жизнь, рядом со своим ребенком, ребенком, которого у него так никогда и не было.            
         

ЧАСТЬ 2. КОНТРАСТ.
Сунна.
Тебе кажется, что ты в раю, ты живешь в маленькой комнатке, срешь в дырку в земле и это для тебя приемлемо, это совершенно нормально. «Что мне еще желать?- спрашиваешь ты, обращая покорный взгляд к небу. –Я могу идти куда захочу, я могу быть свободным». После этих слов стены начинают сужаться, они не прощают подобной беспечности. Все это способно свести тебя сума и это не прекратится, пока ты задаешь себе один и тот же вопрос: «А свободен ли я по- настоящему?» Ты начинаешь просыпаться с этим вопросом, жить с ним, подчиняться его правилам, делая этот вопрос неотъемлемой частью своего существования. Чтобы в итоге быть перемолотым его беспощадным ответом, таким простым, но все же эффективным: «Нет!» И только после этого ты обращаешься к своим близким, совершенно неосознанно, понимая, что именно они служат твоим персональным якорем, тянущим тебя на самое дно сакральной херни, полной нелепых предрассудков и пережитков эпохи. «Послушай, так надо. Это обычай, ты же хочешь стать женщиной? Потерпи, это пройдет быстро. Потерпи, я буду рядом»,- высокий, смуглый человек, сгорбившись, сурово взглянул на тощую женщину с лезвием в руке. Он вышел, оставив девочек одних. Алма ухватилась за подол платьица, в ужасе застыв, лежа плашмя на дощатой кровати. «Не бойся, деточка, я знаю, что делаю. Тебе совсем не будет больно. Моя мать научила меня, а ее- ее мать. Так что- больно не будет»,- пожилая женщина хитро улыбнулась девочке,  в украдкой подмигнув в утешении. Даже Алме, в столь юном возрасте было понятно, что старуха не способна пререкаться с безразличной усталостью, она просто хотела закончить свою работу и успеть на автобус. «Каждый год она спускается с гор»…- убеждал ее отец. Но Алма знала, что на самом деле она приезжает из города. Выполняя свой долг, старуха взимала плату, повторяя на прощании: «Такова сунна». И уезжала вечерним рейсом. «Это не долг, это скорее надругательство. Но, к сожалению, таков удел всех женщин, и ты не исключение. Но радуйся, это малая плата за наше более- менее нормальное существование, ты просто не знаешь, как мы жили, пока сюда не приехали,- говорил отец Алмы, с сожалением в голосе. –Лучше тебе не знать и никогда так не жить. Нам сильно повезло ,что нам помогли здесь устроиться. Иначе я не знаю, что бы было. Возможно, мы бы здохли с голода. Но сейчас это наш удел. Ты терпи, мы все терпим, и тебе придется». Он виновато опустил голову и отвел ее на обряд. Сейчас Алма была одна, в комнате теснились еще две девочки, с интересом наблюдая за всем происходящим, испытывая священный трепет, они с трудом понимали, что вообще происходит, и что произойдет с их телами. Алма была на пару лет старше девочек, чтобы понимать значение этого обряда, хотя для нее все это было чистым безумием, посвящать себя столь безрассудной религии, нет не вере, а именно религии, представшей перед ней во всем ее уродливом великолепии - это сомнительно. Из нее уже делают покорную, но она и так покорна, она умела подчиниться - и в этом была ее сильная сторона, в отличие от этих девочек, она способна терпеть, но не способна понять. Алма разжала кулачки, раздвинув ноги, позволив старухе прикоснуться лезвием к ее влагалищу. Почувствовав резкую боль, она с трудом сдержала крик, застыв в напряжении, с дыханием наперевес. Женщина, лишь слегка сделав надрез, прошептала: «Сейчас терпи». Она полоснула - одним взмахом отрезав Алме клитор. Резкая боль пронзила тело девочки, заставив ее сжать колени. «Сейчас - сейчас. Еще немножко»,- прошипела женщина, стараясь успокоить девочку, но за холодным равнодушием, в ее голосе не было искры. Алма заплакала, прокусив губу. «Я часть этой боли. Это мой мир. Когда моя мамаша подыхала, она сказала, что я бесполезный кусок мяса. Я не виню ее, она всегда хотела быть частью моей жизни, но у нее это плохо получалось. Потом она неожиданно сдохла, мы нашли ее в загоне, среди животных, возможно, там ей было комфортнее, она ненавидела людей за то, что так и не смогла реализоваться в жизни. Совершенный беженец, на краю цивилизации, варит похлебку из корешков и мечтает проснуться от этого дурного сна, но ее сон- это жизнь, с чем она так и не смогла смириться. После она забеременела от отца, и им удалось сбежать. О чем я могу сожалеть? Только о том, что вообще родилась. Эти ссуки не подумали о том, чтобы спросить меня, хочу ли я рождаться в таком отсталом мире? Где быть женщиной порок. Где сунна определяет твою жизнь, и после этого он мне говорит о свободе? Для меня умер всякий бог в лице старухи, отрезающей мои половые губы»,- не выдержав унижения, Алма зарыдала на взрыв. Женщина, вытирая кровь с рук, пролепетала: «Ну, чего ты, все закончилось. Успокойся, радуйся, теперь ты женщина»,- горделиво сказала она, сомневаясь в собственных словах. Отец вынес Алму на руках с улыбкой, презирая приветствующие взгляды. Этим вечером он не молился, он думал над тем, что сделал. Что он оставит после себя? Ничего? «Пожалуй, нужно снова убегать, хотя уже поздно»,- с тревогой, обращая свой взгляд к небу, подумал он, устало склонив голову. Оставшись в ночной тишине, Алма слушала храп отца, нашептывая выдуманные молитвы. «Я никогда в тебя не верила и сейчас не поверила, не смотря на то, что ты позволил меня обрезать. Если ты есть, ты больше никогда не услышишь мои молитвы к тебе, никогда больше не увидишь меня на коленях по своей воле. Я буду бороться с тобой, я буду делать все, что против твоих правил. Пускай они ненавидят меня, но эта ненависть обращена к тебе, так как я твое порождение, я часть тебя. Ты не менее мерзкий, чем я, ты будешь так же кровоточить, как я, но слезами. И поистине никто не простит моих ошибок, кроме тебя», - она замолчала, уснув в примирении с собой. Несколько дней Алма с трудом могла передвигаться, постоянно чувствуя себя измотанной от болей в животе, она не могла нормально есть, и весь ее рацион заключался в антибиотиках. Ей приходилось подмываться по несколько раз на дне, используя антисептики. Зуд сводил с ума, она перестала спать, по ночам слушая тишину. Прислушиваясь к мерному храпу отца, она ждала, когда же он замолчит и больше никогда не проснется. Она возненавидела его, и это стало ее навязчивой идеей. Временами боль отступала и Алма забывалась, воображая как лежит на песке у устья реки, обжигающее солнце беспощадно печет, испепеляя деревья и высушивая реку, оставляя только песок на котором она отрезает член своего отца, крови совсем мало, ей хочется больше, но не сейчас. «Не сейчас»,- повторяла она, мирно засыпая.
Возможные последствия.
Потеряв счет времени, Алма научилась мириться с малым, не требуя большего, с каждым годом воспринимая убогость своего существования как данное, непоколебимое. Через несколько лет радость от жизни померкла, уступив место бесконечной депрессии. Все вокруг нее деформировалось, приобретя совершенно мерзкий окрас безнадеги, она хотела вырваться отсюда, понимая, что это невозможно. Впадая в маразм, с течением времени, ее отец осунулся и полысел, он редко выходил на улицу, предпочитая смотреть на внешний мир из окна своей спальни. Когда- то он был сильным человеком, без компромиссов, спасая себя. Но сейчас он сломался, он потерял работу благодаря Алме, и последние сэкономленные копейки уходили на жратву. Для Алмы это был единственный шанс сбежать, пускай и не совсем честным путем, уничтожив репутацию своего папаши, но это все же лучше, чем размахивать волшебной палочкой надрачивая ***, в постоянном ожидании чуда: «Он мне и так должен, пускай сдохнет, но вывезет меня отсюда». Несколько месяцев назад она заходила на лесопилку, где работал ее папаша. «Он зачал меня, изнасиловав мою мать»,- нашептывала она в презрении, находя отклик ненависти в глазах соработников ее отца. Через неделю его уволили, он чувствовал стыд, прекрасно понимая, чья это вина. Придя домой ,он так и не смог посмотреть ей в глаза. Он прошел в комнату, не разуваясь, и застыл у окна. «Свет этого фонаря возвращает меня в детство, туда, откуда мы все прибыли, прямо в утробу матери. Как безмятежен был этот мир, пока я не вкусил его в полной мере, чтобы навсегда разочароваться в нем, мне хватило твоих слов, и теперь я изгой. А ведь когда- то этот фонарь светил и для тебя, открывая удивительный мир нищеты и голода. А когда ты разочаровалась в нем?»- спросил он Алму. «Раньше, чем ты. Слишком рано»,- ответила она мерным тоном. «Она говорила мне, что мы совершаем ошибку, переезжая сюда. Но после ее смерти я потерял ориентир. Я знаю где мой просчет, но я не смог этого избежать»,- сказал он и замолчал, не сдвинувшись с места. Прошло всего несколько месяцев, прежде чем он превратился в болезненного старика. Он продал свою халупу, буквально за бесценок, собрав несколько рубашек и одни штаны, он надел пальто, взял чемодан и вышел на крыльцо. Алма застыла с надеждой, глядя в сторону вокзала, веря, что там ее ждет светлое и еще не затуманенное будущее. «Давай, папа. Мы так опоздаем»,- и она резво зашагала по мокрой траве. Ее отец оглянулся, увидев отражение прожитых лет в окнах пустого дома. Полностью осознавая возможные последствия своих решений, он продолжал идти больше не жалея ни о чем. «Как я был глуп,- сказал он, прощаясь с образом жены, тенью застывшей на крыльце. Он отвернулся нагоняя свою дочь по дороге к остановке. –Прости, но я не вернусь». Больше он не оборачивался, навсегда оставив свое сердце в руинах старого дома, как тогда, когда он был молод, но сейчас это всего лишь ностальгия. «Так странно жить с этим чувством. Так больно терять его. Я всегда буду рядом с тобой»,- говорил он себе, закрывая глаза в автобусе, с еле заметной ухмылкой тягостных, но все же счастливых воспоминаний. Алма сверкала, счастье переполняло ее: «Теперь я буду свободна. Теперь все дороги открыты. Теперь мир у моих ног».
Место, которое требует жертв.
Она хотела новых ощущений, но не таких. Ее подписали на это дело, занимая мысли абстрактным проявлением любви, но все, что она получила взамен- это сублимацию вакуумных чувств от двух голых мужиков, сцепившихся в объятиях  друг друга. «Rec»,- сказал Ричард ухмыляясь. Застыв с видеокамерой в руке, Алма в блаженном неведении продолжала снимать соитие мужчин, которое отторгало и привлекало своей омерзительной нежностью. Странное чувство разливалось теплом по ее телу, проносясь дрожью и возбуждая потаенные фантазии ее скудного воображения. Ричард страстно упивался своим величием, застыв над тушей толстяка Генри. Алма не знала их настоящих имен: «Это не важно, когда они платят». Ричард покусывал Генри за нижнюю губу, расстегивая его брюки. В темпе Генри просунул руку в трусы Ричи, надрачивая член. Спустившись языком по груди, Генри принялся отсасывать, вращая жирными бедрами по волосатой ноге Ричи. «Вот, что такое любовь»,- натужно бормотала Алма, внимательно наблюдая за происходящим через объектив камеры. Ричи откинул ласки Генри, поставив его раком и трахнув в толстую жопу, расплескивая сперму по его лицу. Выдохнув, Ричард приказал Алме остановить запись, отправившись в ванную комнату. Генри продолжал дрочить, пока не кончил себе на живот. Удовлетворенно взглянув на Алму, он спросил ее нежным голосом: «Ты сняла?» «Да»,- робко ответила она, нажимая стоп. «Молодец. Как мне кажется, это отличное хом видео. Особенно чувственно получилось ,когда я кончил, так сказать соло»,- про****ел Генри. «Не ****и, рок звезда. Я лучший, а твоя жирная жопа только на *** и годится»,- раздался голос из ванны, перекликаясь с потоком воды. «Не слушай его, он всегда недоволен. Но в душе он такой чувственный»,- убеждал Алму Генри, вытирая сперму с лица туалетной бумагой. «Что ты так рас****елся, жирик? Отдай ей деньги и пускай уходит. Слышь, приходи в среду, к семи вечера в гудок. Повторим. Как обычно - ты снимаешь,- проревел бодро Ричи. –Ты согласна?»- спросил ее Генри, протягивая деньги. На фоне его жирного тела, разливаясь в похотливой улыбке, Алма почувствовала себя жертвой обстоятельств, в которые она угодила не по своей воле, но от безысходности, и это были возможные последствия, о которых она не подозревала. Алма взяла деньги и кротко выскочела за дверь в последний момент выдав. –согласна.- уходя прочь по незнакомым улицам, зажимая деньги в кулачке, она взвешивала мерила дозволенного на чаше весов соотношений, равных нулю морали и дохуя всего остального: «Любовь- это самая простая форма самовыражения. И если это любовь, то я так мало о ней знаю. Но это так прекрасно». Возвращаясь домой, она заметила образ отца в окне многоэтажки, застывший призраком в свете настольной лампы. Склонившись роком над ее жизнью, он продолжал проноситься сквозной нитью через все ее существование, наигрывая на дудке знакомую мелодию, он манил за собой Алму, как крысу, потешаясь над ней, смеясь. «Он больше не человек, он моя тень»,- повторяла Алма, отводя взгляд от нелепой фигуры в конце коридора. Отец медленно сходил с ума, сам факт того, что он бесполезен разрушал его как личность. Овладев чувством апатии в совершенстве, он продолжал просыпаться каждый день, задавая себе один и тот же вопрос: «Зачем?» Позже вопрос перерос в цель, размножив его личность до бесконечного ничто, оставляя ему только малые крупицы осознания патарных вещей, вопрос затмил все в величии своей значимости: «Зачем?» После переезда они сняли небольшую квартиру в надежде стать на ноги, но ее отец так и не смог найти работу, с каждой неудачей погружаясь в новые приступы депрессии, в итоге это сломило его- он больше не выходил из дома, упиваясь жалостью к себе, как будто все равно, ему стало все равно. Наблюдая за его деформацией, Алма не предавала значения его душевным терзаниям, возводя в абсолют недочеловека, его личность, она сделала его таким, заставив поверить в свои слова: «Он даже не человек. Он мразь, грязная тварь, от которой воняет». Алма презирала его, отрицая само проявление человечности, вскользь отрезвляющем взгляде. Когда он открывал пасть в потужных усилиях что- то сказать, она морщилась чувствуя вонь гниющих зубов. Когда ей приходилось его кормить, она заставляла его глотать, не пережевывая, затыкая ему нос и рот. За этот короткий срок он облысел, вытянулся, напоминая оловянного солдатика. «С тобой покончено,- говорила она, делая ему очередную клизму. –Ты слышишь, с тобой покончено»,- говорила она, запихивая в него жратву. «Папаня, тебе конец,- повторяла она, подтирая его задницу. –Давай быстрее, подыхай»,- нашептывала Алма ему перед сном. «Каким же мужчиной я был? Я смог выбраться и вывезти свою семью, позаботиться о них. Я делал все ради них, и теперь я пожертвую собой ради них»,- говорил ее отец в этот вечер, нащупывая костлявой рукой лезвие. Он провел им по запястью, но не смог достаточно сильно вдавить лезвие, оставляя тонкий надрез, из которого слабой струйкой сочилась кровь, он повторил, но упершись в кость, лезвие надломилось. Он попытался открыть окно, но окно заклинило, он прошел на кухню, но газ выключили за неуплату. Он решил утонуть, но входная дверь приоткрылась и в квартиру вошла Алма. Широко улыбаясь, она усадила его на табурет и перевязала руку. «Расслабься, папаша,- тщеславно сказала она, доставая деньги из кармана. –Я нашла работу, теперь все будет». Увидев деньги, старик затрясся, покраснел и расперделся. Алма неспешно провела его в комнату, осторожно уложив на кровать: «Спи, папаня». Она похлопала его по голове, прокравшись на цыпочках через комнату. Растекаясь в свете огней мертвенно бледной улыбкой, старик с трудом закрыл глаза. «Спи»,- она вышла, прикрыв за собой дверь. В следующую среду Алма снова отправилась в «Синий фонарь». «Синий фонарь»- это небольшой, зачуханый бар, на самой окраине города, все, что она знала о нем, когда впервые появилась в округе, это то, что вход свободный. Несколько недель назад Алма откровенно бедствовала, она шаталась по улицам, заглядывая в помойки, ища возможность пожрать, она пыталась найти работу. К тому времени ей было похрен, в какой чан с говном предстояло окунуться- она была готова на все. Все моральные принципы отступили перед лицом голода, убивая ее и делая сильней. В конце дня бесплодных поисков, она сдавалась, но возвращаясь домой, она начинала все сначала. «Не сейчас, не сейчас. Может, как-нибудь потом, но не сейчас»,- повторяла она, ломаясь от чувства голода. В «Гудок» Алма зашла совершенно случайно. «Синий фонарь». Хорошее место для отбросов»,- иронизировала она, переступая высокий порог. Немного позже она услышала знакомое название «Гудок», и это было куда более близкое по содержанию слово. «Синий фонарь» - промозглое, темное место. внутри ревет музыка, пробиваясь сквозь завесу сигаретного дыма. Запах сортира перебивал запах дешевого пива, и снующие пары мужчин почесывали залупу в штанах, вцепившись в жопы друг друга. Алма прошла к стойке, обратившись к бармену: «Я ищу работу»,- старательно прокричала она. Разведя руками, бармен улыбнулся: «Ничем не могу помочь»,- ответил он, не без интереса рассматривая Алму. «Может, что посоветуете?» «Я тебе посоветую - не отвлекать меня от работы»,- усмехнулся бармен. Алма беспомощно осмотрелась, пройдя в конец зала. Пропитываясь здешней атмосферой, она незаметно для себя, становилась частью дешевого интерьера для мужчин, не замечавших ее. Казалось, это место живет своей жизнью, совершенно игнорируя ее присутствие как факт, но все же, незаметно для себя, Алма создавала дискомфорт, ломая завесу устоявшихся традиций заведения. «Привет»,- прозвучал тонкий голосок у самого ее уха, застигнув Алму врасплох. «Здравствуйте»,- машинально выпалила она. Незнакомец рассмеялся, предложив ей выпить. Усевшись за столик, парень представился: «Генри». Она знала, что имя не настоящее, но это не имело значения: «Алма. Я хотела сказать, что вы сделали правильный выбор, я мог…» Взмахом руки Генри приказал Алме заткнуться. «Спокойнее, милашка. Не нужно мне ездить по ушам. Давай, я раскрою тебе свой маленький секрет. Мне не нужна твоя ****енка,- рассмеявшись, он залил в себя пол пинты пиво. -Тебе нужны деньги?»- с вызовом спросил он. «Да, конечно. Я готова на все. я вам клянусь»,- выпалила Алма, в нетерпении срываясь с места. «Тогда выпей, расслабься и расскажи о себе»,- на расслабоне сказал Генри, допивая пинту и требуя еще. Алма с удовольствием подчинилась, убиваясь, этим вечером, дешевым бухлом, за счет незнакомца Генри. Под утро они прогулялись по пустынным улицам города до ее дома, украдкой встречая новый день. На прощание Генри обнял ее, прижав к тучному телу, и прошептал, изрядно захмелевшим голосом: «Это будет то самое место, которое так и норовит дать тебе пинка»,- прищурившись, он в голос рассмеялся, оставив ее в недоумении перед стальной дверью подъезда. На следующий день она познакомилась с Ричардом, сняв их первое видео. Может, в последствии она и сомневалась в правильности принятого решения, но в этот вечер она точно знала на что идет, и от предвкушения захватывало дух. Снова чувствуя свою непричастность к старому миру, она убегала от него без оглядки, теряя связь с прошлым. «Это на расстоянии вытянутой руки, но я не могу дотянуться. Это любовь? Как ее почувствовать? Как узнать о ее приближении?»- спрашивала она, переступая порог места, которое требует жертв.
Пустая страница.
Ее слова прозвучали слишком тихо, она не смогла уловить их смысл, пораженная искусством любви. Тела соприкасались, отталкивая, и снова притягивая друг друга. Не отрывая взгляд от экрана телевизора, Алма застыла на диване рядом с Ричардом и Генри. Генри улыбался, игриво что- то нашептывая Ричи, перебирая пальцами в его волосах. Ричард, явно удовлетворенный от увиденного, продолжал посмеиваться от слов Генри, лишь изредка посматривая любопытным взглядом на пораженную Алму. После съемок они пригласили ее разделить просмотр, и она согласилась. Для нее этот вечер был полон открытий со стороны наблюдателя, открывая для себя секс как наивысшую форму морального и физического удовлетворения, она открывала для себя формулу счастья, за блеклой, невыразительной картинкой видеозаписи. Но, как бы сильно физическая близость не притягивала ее, животная грубость отпугивала, на подсознательном уровне не прекращая быть чем- то привлекательным, таким, чего она желала, но боялась получить. «Может, пивас и снеки?»- обратился к ней Генри. «Тащи, красавчик»,- насмешливо ответил Ричи. «Да это не для тебя, но и тебе притащу»,- радостно пролепетал Генри, убежав на кухню. Ричард придвинулся к Алме и просунул руку ей между ног. Она дернулась. но не стала отстраняться, заметив это, Ричи рассмеялся: «Расслабься, просто ты так напряженно смотришь это дерьмо… такое чувство, что сейчас обосрешься». Ричард обнял ее по- дружески и поцеловал в щеку. Его щетина заставила Алму поморщиться, и она подумала, что это ее первый поцелуй. Явился Генри, предложив ей банку пиво, Алма с удовольствием согласилась. Потягивая пиво, под крики связанного Генри, которого на экране телика душил Ричард, засовывая кулак ему в рот, она размышляла о бренном: «А в губы, еще мокрее? А если с языком? фуууу…» Финал видео: Генри перекинул ноги за голову, надрачивая и кончая себе в рот. «Стоп! Отлично,- запись остановилась. –Правда, я рок звезда?»- выкрикнул Генри. «Да, ты мой мальчик, пес!» Ричи обнял Генри и поцеловал в лоб. «Спасибо, Геркулес»,- ответил Генри, явно польщенный услышанным. «Ок. детка, забирай деньги и до следующей недели»,- деловито проверещал Генри, уткнувшись в грудь Ричи. «Сейчас он похож на девочку. Этот мерзкий пидорас»,- едва подумала Алма, но вовремя осеклась, почувствовав легкое опьянение. «Спасибо»,- сказала она, забрав деньги, Алма с трудом вышла из квартиры. Ночной воздух мгновенно окутал ее, полностью погрузив в тишину спящего города: «Теперь я на шаг ближе к освобождению». Она не знала, что все это значило. Но все увиденное и услышанное отпечаталось клеймом в ее подсознании. Неспешно прогуливаясь вдоль аллей, Алма периодически сворачивала в темные переулки дворов, едва заслышав пьяные, невнятные голоса. Неосознанно она хотела быть изнасилованной. «Больше нет боли. Во мне нет ничего»,- по мере приближения к маленькой халупе, которую она называла своим домом, Алма всплакнула от бесконечной тяжести, тянущей ее на самое дно жизни отщепенца. При свете уличного фонаря, отраженного в окнах подъезда многоэтажки, она открыла дверь, увидев в конце коридора неподвижную, тонкую фигуру недочеловека. Она провела его в комнату, уложив в кровать. «Хочешь, я расскажу тебе сказку?- тихо прошептала Мона. –Жил был один старик, который ни как не хотел подыхать… а пора бы уже». В ответ раздался мерный, тихий сап. «Ну вот, и я все о том же, из года в год»,- печально прошептала она, погладив старика по голове. Заварив чашку чая, Алма завалилась в постель, пересчитав деньги, она сунула часть под матрац. «Что еще меня ждет?»- закрыв глаза, она услышала музыку, скомпилированную из мерного биения сердца, неровного дыхания и стонов двух мужчин, в объятиях друг друга, на фоне звучал шум радиоприемника с голосами ведущих. Алма открыла глаза, ослепленная светом фар проезжавших автомобилей, она задернула штору, вернувшись в постель. «А как же мне назвать себя? Я теперь другой человек. Пускай это не вписывается в нормальное понимание прошлой Алмы, но все же, сейчас я лечу. Может быть, в пропасть, но все же парю, ведь в пучине беспросветной бездны тоже есть облака, в которых я могу купаться, пока не разобьюсь о камни. И на этот короткий период мне нужно новое имя. Имя, которое охарактеризует меня как девственницу, которой я никогда не являлась. В итоге, разрушив всю иллюзорность моей непорочности, оскверняя этот мир только своим присутствием. Способна ли я на такое? Способна ли я не создавать, а разрушать? Конечно да. Если этот мир не научил меня любить и не полюбил меня в ответ, то я хочу его уничтожить. Этот мир стал проблемой, лишив меня части плоти в неспособности зачать во мне ребенка, он бесполезен. Он только питается мной, с каждым днем опустошая меня, он дарит мне ничего не стоящие обещания, размениваясь на простые слова о любви, он не любит меня, а насилует. Он больше не удивляет меня, я видела что- то более сумасшедше - искреннее, что компенсировало мне все прожитые годы одним вечером из моей жизни. Этим вечером я поняла, что все совершенно по - другому, все не так, как я видела. Меня обманывали, обманывали, обманывали… я такая дура. Старая мразь меня обманула. будучи обманутым, он обманывал меня, ничего про это не зная. Но теперь меня не возьмешь врасплох. Теперь мне нужно новое имя».
Я тебя люблю.
В среду она была на месте чуть раньше запланированного, но никто не пришел на встречу. Алма провела весь вечер в клубе, переминаясь с ноги на ногу, она немного выпила и расслабилась, стараясь не следить за ходом времени. Позже она слонялась около входа, периодически прячась в переулке от посторонних глаз. Никто не пришел. Добравшись домой в бешенном темпе, она ворвалась в квартиру, совершенно не замечая застывшего у окна старика, он постукивал ладонью в стекло, обращая внимание немногочисленных прохожих. Провалившись с головой в мысли, Алма перебирала возможные события произошедшего- от банальных до самых нелепых, ей приходилось считаться с ними по факту, не оставляя себе выбора. Она обратилась к папаше: «Сегодня позаботься о себе сам.- старик осел, устремив взгляд в черное небо. –Может, он все же меня понимает? Этот нелепый, старый ублюдок. Как бы -то ни было, это уже не любовь». Всю ночь Алма, всматриваясь в темноту, не могла уснуть, и только мерный звук дребезжащего стекла периодически возвращал ее к реальности. В следующую среду все повторилось, она приходила и в четверг и в пятницу, и через неделю, зачастив, даже в субботу и в воскресение. «Еще одна среда и все кончено. Я больше не пойду»,- говорила она себе, стараясь быть безразлично-искренней, но через неделю она снова возвращалась в знакомое место. Потеряв надежду, Алма окончательно отчаялась встретить Ричи и Генри. «Всё деньги,- повторяла она. –Всё из- за денег. А не потому, что я их хочу. Да какая уже разница»,- она опустила голову, втаптывая подошвой грязь. «Ладно. Все закончилось»,- в дымке тумана, в проблесках неоновой вывески синего фонаря, Алма отступала, медленно уходя в ночь. Прорезав тьму, свет фар ослепил ее, оглушив знакомым сигналом клаксона, она прикрыла глаза и, не задумываясь, побежала к автомобилю. Яркий свет поблёк, сойдя на нет, и автомобиль дернулся, медленно подъехав к ней на встречу. Притормозив, Ричард приказал Алме забираться в салон. Через минуту они выехали на трассу, погнав на окраину города. Всю дорогу Ричи мрачно молчал, вдавливая педаль газа в пол. Алма сидела тихо, не нарушая дребезжащего шума двигателя. Через час они были на месте. Многоэтажка на окраине возвышалась уродливым монументом на фоне кромки столетних деревьев, распростершихся за детской площадкой, создавая контраст, они граничили с миром света и тени, вызывая первобытный страх в глубине подсознания маленькой девочки Алмы, решая ее привычного чувства безопасности. По-прежнему угрюмо - молчалив, Ричард провел ее в квартиру на первом этаже, где их ждал Генри, заваривающий чай. Он встретил Алму своей фирменной улыбкой, хотя в глазах его читалась печаль. «Я ее привел. Как ты и хотел. А теперь, может, приступим»,- с каким- то беспощадным нетерпением в голосе, проговорил Ричард. Аккуратно отхлебнув чай, Генри поставил чашечку на комод. «Да, конечно»,- бесстрастно ответил он. «Бери камеру и снимай»,- скомандовал Ричи, бросив взбешенный взгляд на Алму. «Делай все, как он говорит. Это моя идея пригласить тебя. Он не хотел, но пожалуй, это последнее видео»,- объяснился Генри. Алма взяла камеру и нажала rec. Генри развязал пояс халата и легким движением сбросил его с плеч. Он обнял Ричи, просунув руку ему в штаны, Генри попытался поцеловать его, но Ричард схватил Генри за подбородок и отвел в сторону, указав на объектив: «Посмотри на этот мешок с дерьмом, даже сейчас он хочет меня. Ты что, сука, решил, что все будет, как прежде? Нет, так не пойдет». Ричард перехватил Генри за шею, скрутив руки за спиной. «Давай-ка проследуем в комнату, малышка»,- прошипел он, сквозь зубы, вдавив кадык Генри настолько сильно, что он начал задыхаться, отбросив жалкие попытки сопротивляться. Алма проследовала за ними, продолжая снимать, все происходящее пугало ее, вызывая в ее подсознании все более противоречивые эмоции. Забудь об этом, главное почувствовать себя живой через боль этого человека, это мое освобождение, просто быть свидетелем, принимая правила этой странной игры, какие бы последствия ни были, просто прими это, как должное и не опускай камеру». Ричард одним движением усадил Генри на край кровати, упершись коленом в пах. Цепкой хваткой он схватил Генри за волосы, взведя кулак на уровне его лица. «Успокойся, я тебя умоляю. Я и сам ничего не знал. Пожалуйста, успокойся. Не прощай меня, но хотя бы возьми себя в руки»,- дрожащим голосом умолял Генри. «Не снимай, позови на помощь. Пожалуйста»,- он обратился к Алме. «Снимай, снимай. Он этого хотел»,- возбужденно проревел Ричард, убедившись, что Алма не собирается останавливаться. «Расскажи ей все. Давай, мудак, говори». «Я переспал с одним парнем пару месяцев назад, и Ричи ничего об этом не знал. А этот парень заразил меня спидом. Ну, я узнал о том, что болен несколько недель назад, и Ричи, как я понял тоже подхватил, вот он так и взбесился»,- испуганно выпалил Генри. «Мы с тобой пять лет, и я ни разу не изменил тебе. А ты, тварь, ебешься со спидозными гомиками, и теперь говоришь мне успокоиться. Я не хочу подыхать, слышишь? Ты, вообще, понимаешь, что я говорю? Ты, тварь, просто насрал на меня, и сейчас пытаешься спрыгнуть, притворившись, что все нормально? Что так и надо? Ты что, вообще, охуел?»- проревел Ричард. «Олег, пожалуйста, прости. Я не хотел. Это совершенно случайно получилось. Пожалуйста, не злись»,- попытался успокоить его Генри. «Да я не просто злюсь, я сейчас ****усь от злости». Олег одним движением выудил из кармана кастет и принялся наносить удары кулаком в лицо Генри- один, два, три, четыре. Вцепившись в руку Олега тощими ручками, Генри попытался вырваться из цепкой хватки в тщетных попытках спасти себя. Пять, шесть. Генри попытался кричать, но едва открыв рот, он получил удар прямо в пасть, захлебнувшись собственными зубами вперемешку с кровью и говном, он проблевался прямо себе на грудь. На секунду Олег остановился, позволяя Генри сплюнуть и снова продолжил. Алма перестала считать удары, темп возрос. Генри больше не сопротивлялся, вряд ли, он по- прежнему понимал, что происходит. Олег превратил его лицо в кровавую кашу, и сквозь пелену крови ей с трудом удавалось разглядеть, что, вообще, от него осталось. Генри обмяк, болтаясь, как тряпичная кукла в руках Олега. С вывернутой челюстью он смотрелся комично, из черной дырки рта струилась темно-алая кровь. Олег отступил, швырнув тело на кровать. «А я ведь тебя любил. И вот, как все закончилось. Сукин ты сын, я по-прежнему тебя люблю»,- дрожащим голосом прошептал Олег, уронив кастет на пол. Он подошел к окну, безразличным взглядом всматриваясь в свое отражение. Алма на мгновение узнала в этом образе своего отца, почувствовав тоску по дому, она не переставала сожалеть о его утрате, жалея своей недоразвитой материнской любовью. «Оставь камеру, деньги в коридоре, забирай и уходи. Нам ты больше не поможешь. А я следующий,- прохрипел Олег, упиваясь жалостью к себе. -С ним покончено». Алма незаметно вытащила флешку из камеры, зажав ее в руке. Забрав деньги и накинув пальто, она выбежала в ночь. Проносясь по незнакомой улице, Алма оказалась на пустыре, поросшем терновником, взяв направление вдоль трассы, к утру она добралась домой. «Что, вообще, такое любовь? Если все равно все скатывается к ненависти,- подумала она и усталым голосом прокричала. –Слышь, папаша, в таком случае я тебя люблю». Она спрятала деньги под матрац, переминая флешку в кулачке: «Для меня это важнее денег- настоящее чувство любви. Дикое, сумасшедшее, способное не только создавать, но и разрушать». Для нее этот обратный вывод возводил произошедшее минувшей ночью в абсолют проявления любви, как незатемненное, первобытное чувство страсти.
О воспоминаниях, которых не было.
В понедельник Алма проснулась и поела борщ, во вторник она бродила по улицам, в среду она доела прокисший борщ, проблевалась и решила, что нужно что- то менять. «Нужно что- то менять. Я даже знаю что, но в этом случае только два варианта- либо норм, либо ****ец. Ладно, терять все равно нечего». Алма намеревалась продать флешку. По прошествии времени, перестав предавать значение содержимому записи, произошедшее для нее превратилось в образ кровавого убийства без последствий. «Может, в «Синем фонаре» я найду кого-нибудь? Сейчас я готова уступить за любую сумму. Но проблема, как всегда в людях. Как найти нужного человека?» Сквозь дрожащие пальцы проливалась холодная вода, размазываясь освежающим всплеском по ее роже,  вскрикивая от волнения, Алма понимала, что это последний шанс заработать деньжат и, наконец, нормально пожрать. Она накинула пальто, обулась и вышла под дождь. Едва появившись в тени «Синего фонаря», ее охватило нарастающее чувство тревоги, словно кто- то следил за ней. Впервые охваченная паранойей, Алма поспешила войти, в клубе стояла тяжелая атмосфера безысходности, раскинувшаяся стеной сигаретного дыма через весь зал, мимо пустующего танцпола, мимо засранного сартира, она упиралась в угол сцены, где частенько зависала Алма. Из мрака затуманенного пространства она манила ее. «Отдай мне флешку. Я на нее подрочу»,- похотливо шептала она в сознании Алмы, не отпуская ее из цепких лап беспринципности, неосознанной бесчеловечности. «Сейчас ты напоминаешь меня в мои лучшие годы»,- незнакомец заставил Алму очнуться, приподняв завесу сна. Пьяная физиономия пронеслась, исчезнув в свете прожекторов, в самом центре немногочисленной толпы. Не предав словам значения, Алма понимала, что ее место здесь- всегда в тени, всегда в одиночку. «Всегда здесь, здесь… нет, нет…»- прошептала она, выбежав на улицу. Проблевавшись, Алма, не оглядываясь, побрела по ночной аллее прочь от «Синего фонаря», отрицая само существование идеи продажи зафиксированного убийства. «Он же человек. Он был человек. Человек»,- продолжая убеждать себя, она невольно смирилась с чувством голода, в тщетных попытках остаться ЧЕЛОВЕКОМ. В ее воображении всплывала черная дыра лица Генри, расплескивающая кровь в мольбе о помощи. «Это все не так страшно, как я представляю. Все было не так страшно. Успокойся. Не преувеличивай. Все хорошо»,- говорила Алма, сидя на траве, напротив многоэтажки. Глубоко вдохнув свинцовый воздух, она захлебнулась: «Нет больше последствий, нет тревоги, ты блуждаешь в темноте, бесконечно свободная в мире без света и тени, в мире пустоты. Зачем тебе такая свобода, если ты ее не понимаешь? Черт! На этом все. На этом все. Я придумаю что-нибудь другое»,- обещала она, нащупывая ключи в кармане. Застыв на месте, Алма услышала шаги за спиной. Приближаясь, незнакомец остановился в нескольких шагах от нее. «Это тот самый взгляд?»- подумала она, отчетливо различая в повисшей тишине тяжелое дыхание мужчины. Она медленно достала ключи и открыла дверь в подъезд. Войдя, она на мгновение обернулась в темпе, захлопывая дверь. Мужчина стоял в нескольких шагах от нее, равнодушно провожая ее взглядом. «Словно он что- то знает». Ворвавшись в квартиру, Алма прокралась к окну и выглянула во двор. Мужчина пристально всматривался в темные окна многоэтажки. В ужасе Алма задернула штору, попятившись прочь от окна. Изможденная, она отправилась спать, но так и не смогла заснуть: «Когда- то я видела сны, а теперь только лицо старика. На следующий день она была вынуждена снова отправиться на поиски работы, хотя ей совершенно не хотелось покидать безопасные стены квартиры, размениваясь на неопределенность, но все же, Алма понимала, что срок аренды подходит к концу, и если она не раздобудет денег, они отправятся на помойку. День бесцельных блужданий, тщетно. В полумраке уходящего дня, уставшая и замерзшая Алма окончательно отчаялась, притормозив рядом с закусочной. Периодически заглядывая в окна, она с завистью рассматривала жрачку на столах посетителей. «Может, перекусим?»- сказал из темноты знакомый голос. Алму бросило в дрожь, она задержала дыхание в надежде, что все это окажется фикцией ее изможденного сознания. Но голос раздался вновь. Олег шагнул в тусклую полоску света окна закусочной, позволяя рассмотреть себя. «Ну что, давай? Ты не можешь отказаться»,- он виновато усмехнулся, завидев испуг в ее глазах. «Да. Конечно»,- с трудом выдавила из себя Алма, проследовав за Олегом. Он сделал заказ на двоих, выбрав для нее стейк с кровью и два яйца. Они продолжали молчать, ничуть не смущенные повисшей тишиной, он ждал заказ, она хотела сбежать. Дождавшись жратву, Олег нарушил молчание. «Ты представляешь, я вытащил счастливый билет, бинго! Это удача на миллион долларов. Такое случается достаточно редко, но я и сам удивляюсь своему везению»,- говорил Олег, поглощенный расчленением окорока. Положив кусок в рот, он медленно разжевал его, не отрывая взгляд от Алмы. «Так, что я не болен. Ты понимаешь, что это значит?- сказал он отложив вилку с ножом. –Ты подумай над моими словами. А я пока пойду, посцу». Он вышел из- за стола. Едва Олег скрылся в двери туалета, Алма навалилась на жратву. поглощая мясо с яйцами, она причмокивала с аппетитом, облизывая корявые пальцы. «Возможно, кто- то смотрит… да, похуй».- «Ооо… Я смотрю, ты времени зря не теряешь. Молодец, молодец»- приободряюще похвалил ее Олег, усаживаясь за стол. «Ну что, с едой, значит, покончено? Хорошо. Значит, давай к делу. Сколько ты хочешь?»- сложив руки перед собой, он пристально посмотрел на растерянную Алму. Она понимала ,что это джекпот, но зная Олега, Алма решила не рисковать, он совершенно беспринципный, он абсолютно сумасшедший. «Как обычно»,- сказала она уверенным тоном. «Пфф… и это все?»- с усмешкой спросил Олег, откидываясь на спинку стула. «Хорошо, по рукам. У тебя флешка с собой?»- испытывающе спросил он. «Нет»,- отрезала Алма. «Ладно, я так понял, что это дело не получится решить здесь и сейчас. Значит, вот адрес и время»,- быстро написав что- то на салфетке, он протянул ее Алме. «Тебя так устроит? С адресом знакома?» «Все устроит. Разберусь. Не волнуйся»,- грубо парировала Алма, заслышав дружелюбную заботу в тембре его голоса. Взглянув на каракули, она усмехнулась. «Значит, опять в среду в семь?»- с иронией протянула она, смутившись собственной бестактности. «Ты же знаешь, на что он способен. Давай- полегче. Я все равно влипла, не стоит все усугублять». Улыбка сошла с ее губ, едва перед внутренним взором встало разбитое в хлам лицо Генри. «Хорошо. Но не подведи меня,- выдержав паузу, разочарованно сказал Олег, одевая куртку. -У тебя ее с собой точно нет?» «Нет. конечно, нет»,- неуверенно ответила Алма, запинаясь в собственных мыслях. «Жаль. Ну ладно. До встречи»,- попрощавшись, он выскочил из кафе. Оцепенев от произошедшего, Алма просунула руку в карман пальто, нащупав флешку, и быстрым движением спрятала ее в лифчик. «Какой хитрый. Мне точно ****ец,- не в силах более переносить и без того тяжелые обстоятельства жизни, Алма запаниковала, в полной мере осознав, насколько же бесплодны ее детские мечты о счастливой жизни. –Вот она, настоящая взрослая жизнь, сначала она подкидывает тебе кость, а когда ты повелась, она беспощадно **** тебя, доводя до абсолютного исступления несуществующую логику абсурдного бытия. Для нее я не принципиальна. Для нее я не человек».
Не принципиально.
Когда Генри впервые пригласил Алму познакомиться с Ричи, перед ней предстал крупный, коренастый мужчина, с блестящей залысиной и ухоженными усиками. Его взгляд как маленький тромб проник в нее через влагалище к матке, порхая бабочкой по ее внутренностям, тогда он оставил в ее сердце крошечное воспоминание, которое сейчас разрослось до уровня лавины, снося все на своем пути. Олег предстал перед ней в более угрожающем свете тусклой лампы небольшого, складского помещения, куда она пришла ровно в семь вечера, ориентируясь по адресу на салфетке. Алма понимала, что все так просто не закончится, но он как наваждение преследовал ее в воспоминаниях о маленьком тромбе. «Привет. Ну что, сразу к делу?»- испытывающим тоном спросил Олег. Вздохнув, Алма печально ответила: «Конечно. Привет. Вот держи. И я, надеюсь, на этом все закончится». Она протянула флешку. Олег, довольно улыбнувшись, подмигнул ей, скрывшись в тени, через минуту раздался знакомый голос: «Все в порядке, это то, что нужно». Выйдя на свет, Олег протянул ей сверток. Не церемонясь, Алма взяла деньги и поторопилась к выходу. Неожиданно для себя она отключилась. Проволока стягивала ее руки за спиной, впиваясь в запястья жестким узлом, она спускалась вниз, перетягивая ее ляжки, и заканчивалась острым концом у самых лодыжек. Алма валялась на полу в ногах незнакомого мужчины. «Моя голова»,- подумала она, и от мыслительных процессов у нее вскипел мозг, ее правый глаз затек, и сквозь кровавую пелену она смогла различить лишь образ Олега, по- прежнему находившегося в тени. «Ну что, ты еще способна соображать?»- спросил он. Не в силах ответить, Алма что- то промычала, сама не понимая, что хочет сказать. «Этому пидору говорить ничего не стоит, он все равно не поймет»,- с сожалением о потерянной любви подумала Алма. «Я готов пойти на компромисс, и сохранить тебе жизнь. Мне только нужно знать, где копия записи? У кого она?- равнодушно произнес Олег, обращаясь к вещи, а не к человеку. –Я прекрасно понимаю, что так просто не бывает, и ты об этом информирована не менее моего. Ты знаешь, на что я способен. Я могу сломать тебя, растоптать. Поверь, мне это ничего не стоит. Но я отношусь с уважением к человеческой жизни, в конце концов, я отношусь с уважением к тебе. Скажи мне только одно- где копия записи, и я тут же отпущу тебя. Конечно, верить мне это моветон, но в конце концов, я же не убил тебя до сих пор. Я принес тебе деньги и оставлю тебя с джекпотом. Ты только скажи, где копия? И ты отсюда выйдешь живой. Я тебе клянусь». Олег присел на корточки перед Алмой, убрав кляп. «Не кричи. Это мой склад, и сегодня здесь никого нет. Просто скажи и все,- успокаивающе сказал он, поглаживая Аму по голове. –Ну что, скажи и все. –«Прости. Но копии нет. Я не вру. Нет копии. Я даже не знаю, как этим пользоваться»,- Алма с трудом продолжала что- то говорить, пережевывая запекшуюся кровь. «Хорошо,- мягко прошептал Олег, снова затыкая ей рот. –Давай». И он отошел в сторону. Мужчина с привычным пониманием дела, завернул в полотенце металлические шары, перевязав их узлом. Он размахнулся с силой, разрезав воздух, обрушив удар на спину Алмы. Почувствовав тупую боль, она в ужасе осознала, что это только разминка. Следующий удар пришелся чуть ниже спины, слегка задев ее, шары клацнули о бетон, набирая новый разгон. «Неужели в этом мире они все такие. Они только мучают, избивают, доказывая свое превосходство»,- успела подумать Алма, получив удар в живот. Пуская слюни, она взвыла сквозь кляп. Он ударил ее по руке, вывихнув сустав и тут же прошелся по сиське, добив очередным ударом в живот. Извиваясь на бетонном полу, Алма выписывала кульбиты взахлеб, разрывая тишину своим истошным мычанием: «Отрежь мне правую половую губу, после левую, потом зашей все и пропиши антибиотики. Я наслаждаюсь своим статусом в обществе. Я вырождающийся вид одноклеточного организма под названием человек». «Стоп»,- скомандовал Олег. Переведя дыхание мужчина отошел в тень. «Ну что, теперь ты понимаешь, что я могу убить тебя. Но не хочу. Поэтому все в твоих руках. Сейчас будет последнее слово. Я жду твое последнее слово, и от твоего ответа будет зависеть твоя жизнь. Скажи, пожалуйста, где копия?»- он присел убрав кляп. «Прости меня. Я тебе клянусь своей жизнью. Копии нет»,- ответила Алма. «Ты в этом уверена?» «Да. Нет копии». «Хорошо. Ты веришь в этот ****ежь?»- Олег обратился к мужчине. Не зная, что сказать, мужчина пожал плечами. «Я думаю, это полная галимотья. Ты просто наебываешь меня. Ты еще молодая, у тебя могла бы быть насыщенная жизнь. Но, ты решила связаться со мной»,- он снова заткнул ей пасть. Олег прошел в дальнюю часть склада, появившись перед Алмой с топором в руке. Не церемонясь, он перевернул ее лицом вниз, замахнувшись над ее головой. Алма закрыла глаза, задержав дыхание. Взмах руки и лезвие топора прочертило воздух, раздался скрежет, выбивая искру рядом с лицом Алмы. Неожиданно для себя, она обосцалась и обосралась одновременно. Тонкой струйкой дерьмо, смешиваясь с мочой, вытекало из штанины, растекаясь коричневой лужицей на бетонном полу. «Наконец мы смогли достичь консенсуса в нашем бессмысленном диалоге»,- сквозь зубы прошептал Олег, явно остервенев от результата. «Ну что. Где копия?»- с омерзением он вытянул кляп носком ботинка. «Нет копии»,- обреченно ответила Алма, открывая глаза. «Запомни этот момент. Твоя сраная жизнь принадлежит мне. Сейчас я мог бы решить тебя ее одним взмахом руку. Но я пощадил тебя. Хорошо. Я готов поверить»,- с трудом согласился Олег, явно не веря в свои слова. «Но, помни мою милость. Я все же хороший человек, не смотря на мои, порой противоречивые действия. В этот раз мне не составило труда найти тебя, и если нужно я сделаю это снова. Если ты обманула меня, и копия действительно существует, я об этом узнаю, будь уверенна. Тогда я просто втопчу тебя в этот пол,- Олег ненадолго прервался, закурив, он мысленно оценивал ситуацию, понимая, что убирать ее слишком рискованно, даже для такого отъявленного ****юка, как он. –Деньги оставь себе. У нас был договор, и я его сдержал, и ты сдержи, я человек слова, и ты будь такой. Договорились?» Докурив, Олег исчез из ее жизни, растворяясь в ночной тишине чуждых для нее улиц. Мужчина, перекусив проволоку, бросил Алме полотенце и проследовал за Олегом. Алма осталась одна, валяясь в собственной крови и дерьме, она сжимала в тонких пальцах конверт с деньгами: «Теперь я, наконец, пожру».
Алиса в цепях.
Для начала она сожрала обезболивающее своего папаши, в дрожащих руках развернув конверт. «Нет. Сука. Тут только половина. Вот пидорас. Выпердак, ****ь»,- отчаявшись, Алма отбросила конверт. Ее отец подобрал разбросанные бумажки, протягивая их дочери. «Положи- положи»,- скомандовала она. Он продолжал смотреть на нее умоляющим взглядом. «Хорошо, подойди сюда»,- она приподнялась, изнемогая от прокатившейся боли. Алма провела его на центр комнаты, медленно уложив плашмя на пол. Стянув подушку с кровати, она накрыла его лицо, сев на него верхом. Некоторое время он был не подвижен, минуту спустя он попытался встать, но Алма уперлась в его пах руками. Он начал дергаться и через пару минут затих. Как минимум пол часа Алма продолжала сидеть, не позволяя ему дышать, не давая ему шанс выжить, она постоянно прислушивалась к его дыханию. «Что я могу сказать тебе на последок,- говорила она окоченевшему трупику изнеможденного человека. –Мне не за что тебя благодарить. Ты ничего после себя не оставил. Больше никто не вспомнит о тебе. Вся твоя жизнь- дешевое кино, пустая, нелепая как я. Прости меня за то, что я не стала твоей дочерью, оставшись на уровне развития сперматозоида. Хотя, мне не за что извинятся, но все же, я все правильно сделала. Так что, все». Она закончила речь, поцеловав его в одеревеневшую щеку. Алма прошла на кухню, взяв из холодильника маленькую упаковку таблеток. «Нужно только сожрать побольше и, наконец, я освобожусь»,- говорила она, убеждая себя сделать это. Она проглотила всего одну таблетку и едва почувствовав растекающиеся тепло по телу, решила побременить. «Что нужно для самоубийства? Минимум железные яйца»,- прогуливаясь по квартире, Алма прощалась со своим маленьким миром, до ужаса нелепым, до абсурда предсказуемым, две тесные комнаты и пустота, теперь даже они казались ей беспринципно огромными, она тонула в них, растворяясь в шуме воспоминаний из прошлого, болезненно всплывающих в ее подсознании: «Прощай кровать, прощай толчок, прощай немытая посуда, прощай пустой холодильник». Она остановилась у окна, всматриваясь в смазанный след от руки ее отца. Едва заглянув в перспективу, Алма невольно нарисовала себя в лице незнакомой женщины с ребенком. Женщина улыбалась, подхватывая малыша на руки. Взбираясь на горку он скатывался в объятия своей матери. Не выдержав, Алма рассмеялась: «Вот, что он хотел. Он это пытался сказать»,- она заплакала, обхватив лицо руками. «Прости меня. Прости»,- прошептала она, отворачиваясь от окна. «Я сделаю все, как ты хотел. Я тебе обещаю. У меня будет ребенок. Я сделаю все, чтобы оставить твой след. У меня будет ребенок, я тебе клянусь»,- говорила она, сидя перед трупом папаши.
Мона.
Алма уложила отца на кровать, накрыв грязной простыней. Впервые за эти годы она увидела незатемненный образ человека, проступающий сквозь маску ее безразличия. Конечно, сейчас ему уже все равно, но она плакала у его ног, презирая себя всем сердцем: «Я не могу носить твое имя, я не могу быть тобой. Я больше не твоя дочь». Вечером она собрала вещи в небольшую сумку и навсегда покинула этот дом. Она не прощалась, она просто ушла, не сожалея, не оглядываясь. «Теперь моя жизнь изменится в лучшую сторону»,- в полной уверенности думала Алма, отправляясь по незнакомым улицам вечернего города. На следующий день она сняла квартиру в другом конце города, убираясь подальше от старой жизни: «Это не имеет значения. Я намерена больше никогда не оставаться одна. Я создам свою семью». Она бросила сумку в углу, улегшись на матрас на полу: «Действовать нужно сейчас». С безразличием она развернула обрывок журнала, в котором были завернуты деньги, уставившись на смазанный в темноте заголовок статьи: «Мона ли… дев…», она спросила себя: «А не про меня ли здесь написано?» Алма смотрела на изящное изображение странной, но притягательной незнакомки. «Моя улыбка,- без тени сомнения заявила она, скомкав обрывок с изображением Моны Ли. –Мона- это будет нормально. Мона, которая точно дев»…- рассмеялась она. И в порыве хорошего настроения Мона принялась переписывать свой новый адрес в тетрадные листы. Закончив, она положила их в карман пальто. «У меня будет ребенок. Я клянусь, что сделаю все, но у меня будет ребенок», решительно сказала она, отправляясь навстречу своей лучшей из худших жизней.