Компьютер

Я не знаю, что от меня хочет этот компьютер.  Я невинно и скромно сижу на краешке стула, положила ноги на стол и качаю картинки, и стучу по белым клавишам.  А он мешает, мешает мне отдыхать, он задает вопросы на непонятном мне языке и открывает незнакомые страницы, дебильные страницы и файлы, будто я знаю, что отвечать, будто я что-нибудь там понимаю.  Я вообще-то пью кофе с лимонГом, и у меня выходной.  А компьютер нервничает и опять задает вопросы, и трясет меня за одежду, трясет как грушу, словно я не у себя дома, а в трамвае или на улице, а может и на работе.  У меня на работе люди, и все такие противные, такие вредные, хотят, чтобы я их любила, и уделяла внимание, и заключала в объятья.  Но я не могу их обнимать, это не входит в мои должностные инструкции.  Моя голова трещит, как арбуз, и я поскорее бегу домой, завариваю кофе, падаю в кресло, включаю компьютер и шарю по сусекам в поисках шоколада, в поисках водки и сигарет, в поисках жареной картошки...
 
А еще варить суп, делать котлеты, гладить рубашки мужу, будто бы я их глажу в самом деле.  Грязный пол смотрит с укором, ждет моей крепкой руки, откуда он вообще взялся, этот пол, не понимаю?  А тут еще этот компьютер, безнадежно влюбленный в меня, что ему от меня надо, кто бы знал?  Что скажет муж, что скажут люди?  Как я дошла до такой жизни, что в меня влюбился компьютер?  Отстань, дурак, говорю я компьютеру, и качаю свои картинки, и лениво стучу по клавишам.  И проливаю на белые клавиши черный кофе.  Нет, нет  –  только не это!  Что скажет муж?  Что скажет компьютер?  Теперь кофе проник в его мозг, и он узнает все мои мысли! 

Проклятый кофе, проклятый день, проклятый компьютер! 
Ну, отчего я не стала врачом?  Я бы сейчас ходила с эндоскопом, слушала трубочкой голых людей, щупала бы их отечные ноги и задумчиво так говорила  –  «мдя-я…»  Но происходит все с точностью наоборот.  Вместо того, чтобы ходить с эндоскопом, я хожу с грязной тряпкой, убираю кровь и блевотину, и дерьмо, и всякое там еще вроде отрезанных запчастей от человеков.  И время с размаху бьет меня палкой по голове, бьет меня битой по черепушке.  И я теряю сознание, застываю мухой в янтаре осени...  Меня засыпает снегом и биологическим материалом, что летает вокруг башки и злыми желтыми пчелками забирается в уши, жалит в барабанную перепонку.  И совершенно оглохнув, я понимаю, что вот и вся жизнь, вот и вся жизнь, вот и вся мука…
 
Но кот объявляет забастовку и не дает мне умереть.  Голодный паршивец ходит с плакатом и скандирует  –  мя-са!  мя-са!  куриную грудку!  печень трески!..  А у меня только жареная картошка и водка, и нечем кормить кота.  У меня только черный кофе с лимонГом и звездное небо на балконе.  Но небо, это ночью, а днем ничего нет.  Днем по деревьям прыгают птицы, в траве срут собаки и скачут кузнечики, а в песочнице копошатся дети, сидят и орут и хнычут чужие противные дети.  Потому что дома им орать не разрешают, а здесь можно, а под чужими балконами можно...
 
О, отчего я не стала врачом, отчего не хожу с эндоскопом?

Думаю, мне надо с ними развестись, с котом и мужем, и выйти замуж за звездное небо.  С ним можно просто курить и думать о том о сем, о разных приятных вещах.  Или совсем ни о чем не думать, не забивать себе мозг всякой ***йней, всякими там осколками метеоритов, гвоздиками в гортани.  Вынуть стеклянные занозы из сердца, закопать братские могилы прошлого, забанить этот мир, забить на эту жизнь со всеми ее…  Просто стоять на балконе ночью с чашечкой кофе, с фляжечкой водки.  Стоять, слушать лай одиноких собак, и понимать что…  а выпить-то  –  не-е-е с кем!  Вот так и становятся врачами, так и становятся философами!

Стоять на лютом ветру на чертовом зимнем балконе, пока не околеешь и не сдохнешь.  Потому что кому ты нужен на этой земле окаянной, дурак несчастный?  И встрепенется радостно мир, и вздрогнет от ужаса компьютер: кого он теперь будет любить, кому задавать вопросы, кого трясти за грудки?..  Кот взберется на верхушку кактуса, омывая слезами мировой скорби все несъетые куриные грудки и печень трески…  Болезный муж, придя с работы, падет с порога в твои сомнительные объятья, между прочим с робкой надеждой проверяя, не охладело, не околело ли за время его отсутствия твое упругое тело?  И убеждаясь, нет  –  не охладело, еще не весь его вынесен мозг, не вся выпита кровь и съета печенка, –  опечалится. И падет на землю как откровение первый трепетный снег, словно девственный мальчик, обнимет ее доверчиво, не зная что делать дальше, а только защищать, только любить ее, только пить ее соки, пить ее соки, пить ее кровь. 

И мы все непременно умрем, каждый в свой срок, в свой белый день…  в свою колыбель каждый…  Баю-бай, человек!  Баю-бай, страдалец земной!  Путь еще не окончен.  Умрем, чтобы двигаться дальше.  Умрем, чтобы двигаться дальше!  Смерть  –  единственная возможность познать.  Смерть  –  это познание.  Только сначала нужно немножко потерпеть, немножко помучиться, лет, может быть, пятьдесят или как пойдет.  Некоторым хватает и меньше.  Чтобы успеть показать этой жизни большую фигу, много и не потребуется.

О, отчего я не стала художником?
Отчего я не стала врачом?..


------------------------------------------
Иллюстрация из интернета.
Спасибо автору!