Роман без взаимности

Давид Лившиц         

 

               Р О М А Н    Б Е З    В З А И М Н О С Т И
               
                Конспект одной  хроники
               

       



На титульной странице:
               
 
Давид Лившиц, Роман без взаимности.

Редактор и автор предисловия – Ирина Визель

Технический редактор и дизайн - ….

Фотомонтаж на обложке - автора







Автор сердечно благодарит Ирину Визель и Зигфрида Визеля за помощь при подготовке книги к изданию

Автор  благодарен также  всем, кто прочитал книгу в рукописи и поделился своими впечатлениями








                Ответ длиною в жизнь               
               
                Вместо предисловия
 
      Автор - писатель и поэт, в прошлом журналист ведущих  журналов "Урал" и "Уральский следопыт".  Возвращаясь к давно прошедшему,  описывая запавшие в памяти эпизоды, глядя на них нынешним умудренным взглядом, он как бы окончательно прощается с прекрасной иллюзией, питавшей его детство, юность и зрелость -  идеей Всеобщего Равенства и Братства.   Перефразируя название известной книги Л.Фейхтвангера "Гойя, или Тяжкий путь познания", можно сказать, что путь автора – это Тяжкий путь прозрения. 
    Из   литературных жанров мемуары – один из самых  любимых,  читаемых и почитаемых. 
    Кто-то,  обращаясь к воспоминаниям,  стремится остановить для себя мгновение, кому-то интересно раствориться  в прошлом, обрести потерянный рай, кому-то – романтизировать картину молодости с собой в главной роли, кто-то пишет  историю  рода  в заботе о  потомках ...
А для кого-то важно разобраться и понять, почему происходили такие неожиданные (или "ожиданные"?)  и необратимые  метаморфозы  с людьми, дружеские или приятельские   отношения с которыми  продолжались многие годы. Людьми часто умными, интересными, образованными, милыми. Какие причины и силы пробудили к жизни  дремлющий в организме до поры до времени "национальный вирус" – антисемитизм, а шире – ксенофобию, или они родились с ним? 
      Давид Лившиц  относится к себе без сантиментов.  Он просто и честно  рассказывает о том, как жизнь и люди ломали его "идеальные" представления, с какой детской простотой и  милой непосредственностью   наносили ему  удары. И как часто причиной была  даже не намеренная жестокость,  а    дремучая невежественность, умственная лень  и   стадный инстинкт.   
      Автор испытал в полном объёме проявления антисемитизма,  во   всех его формах – от  "легкого" намека до слепой животной ненависти. (Тягостные страницы этого опыта читатель найдёт в книге «Забыть и вспомнить», изданной не так давно).   Но  эти грустные  воспоминания нужны ему  не для того, чтобы  вызвать сочувствие  или вышибить читательскую слезу,  а  как отправная точка   собственного "расследования" и исследования. 
      Его глубинные знания в сочетании с аналитическим умом   делают чтение захватывающе интересным.  Автор разыскал и собрал огромный материал. Он искусно   вкрапляет в событийную ткань повествования свои  наблюдения и  размышления, подкрепленные  мыслями  исторических деятелей, философов, писателей, поэтов. Высказывания, цитаты, точно бьющие в цель,  работают не на  украшение текста, а на подтверждение  идеи.  Собственные  пояснения, комментарии, реплики, ухмылки,  заметки на полях  делают  "чужой"  материал  своим, "усвоенным",  придают мысли   живость и многогранность.
      Наблюдая, размышляя,  анализируя, автор открывает для себя удивительные вещи,  и  его доводы и выводы  кажутся мне убедительными и нравятся  своей  простотой, житейской мудростью,  остроумием.
      В  90-е годы многие  уезжали из России навсегда.  Ехали по разным причинам и с разными чувствами. Но для большинства главной  была  общая атмосфера в стране, "разгул демократии" и  растущий, пухнущий как на дрожжах антисемитизм,  который буквально выдавливал  людей. 
      Для Лившица отъезд был и возможно остается самым трагическим событием жизни. Он честно описывает прощание, не прячась за то, за что можно было бы спрятаться – иронию, самоиронию, сарказм,  обиду, злобу. Единственное  чувство -  горечь расставания со СВОИМ -   друзьями, Родиной, ее просторами, природой ...  Ностальгия   становится его вечной и верной спутницей. А можно представить и наоборот. Ностальгия - б  не только  как питательная среда души и источник печали, но и как источник творческого вдохновения - достаточно почитать его стихи, написанные в Израиле – создает лучшую защиту. То, что уже  отнять невозможно. Щит Давида.
      А дальше – размышления о непростой жизни Израиля. Об антисемитизме, переросшем в антиизраилизм,  когда  государство Израиль обвиняют во всех существующих и несуществующих грехах.   
      Еврейский вопрос не закрывается… 
      Он вечен, пока существуют евреи.
      Книга  умная,  честная, горькая.  Лившиц  не боится  предстать  не в самом выгодном свете – наивный идеалист с затуманенным идеологией взором, свято верящий в справедливость, равенство, братство – таким,  какими были многие из нас тогда.  И нужно было прожить жизнь, получить по полной  программе,  уехать  из России, чтобы понять простые истины.   
Автор, не призывая  к борьбе со злом, не впадая  в поучающий тон, - это не в его характере -   всем строем мысли,  чувствами души, всем своим печальным жизненным опытом  говорит –  думайте, сомневайтесь, любопытствуйте, интересуйтесь,  читайте!
Автор – умный, тонкий, деликатный человек, остроумец с тихим голосом и печальными глазами, замечательный  поэт, мудрый еврей,  настоящий русский интеллигент - Давид Яковлевич Лившиц.

                Ирина ВИЗЕЛЬ
               

Октябрь, 2010 г.,
Петах Тиква, Израиль






 

               





                САШЕ 
               
               



                «Человеку      остается только одно –
                попытаться, чтобы мысль его стала
                хоть чуть-чуть долговечнее, нежели он
                сам, то есть попытаться оставить
                после себя некий знак, пусть  невнятный…               
                И  эту попытку я сделал».

                Стефан Гейм.  «Книга царя Давида».









                «Тарантас бежал по полю,
В тарантасе я сидел
И своих несчастий долю
                Тоже на сердце имел».
Н. Заболоцкий
               
«Все мы живём с собственными историями, и они умирают вместе с нами»
                Георг Мордель

«Где нет людей прощающих,                Туда возврата нет»
                Я. Полонский
От автора:
   РОМАНЫ БЫВАЮТ ДЛИННЫЕ и короткие, - долгие и мимолётные. Со мной случился  один большой роман длиною в жизнь, роман с Родиной, и множество мелких,    с  встретившимися на пути людьми.
  Поначалу хотелось  назвать  это  «Роман без взаимности». (Старая  тема: вы любите – вас – нет).  Показалось претенциозным. К тому же романа как жанра здесь нет. Захотелось добавить в заголовок про каблуки… «Каблуки, стоптанные внутрь». Или: «А в конце туннеля – тупик». И еще разные.
Но…вернулся к начальному,  в котором – суть.   
 А так как предмет разговора    общеизвестный, то    определил для себя жанр написанного  как  всего лишь комментарий  к этому общеизвестному.




*                *                *
   Желание писать, как и беременность,  бывает ложным.
   Однако  темы преследуют: хотят, чтобы мы разродились ими.
   Разродиться  или разрядиться? Когда мы заряжены, - чем? – боевым зарядом или холостым пыжом?
   Заряжены или заражены? Вроде недомогания.
   Игра в слова.
   Обманчивая:   она  тешит, но не утешает.
   Но фишки стоят, и их надо двигать. Не предвидя результата: выиграешь или проиграешь.
   
    Как игла на заезженной пластинке, я сбиваюсь на развороченную, так и не зарастающую бурьяном памяти, колею.  И возвращаюсь то к одному, то к другому событию.

          

             



                ЭТОТ СИОНИСТ ЦАРЬ  ГВИДОН.
                Или сказ
                О  САЛТАНЕ И  СУЛТАНЕ

                Если мир – театр, то это
                театр абсурда.    
    
   Свердловский зритель валом валит  на новый спектакль – «Сказку о Царе Салтане». «А вот, а вот, подходи народ!». Перед входом в оперный театр неухоженные мрачновато-значительные личности предлагают билеты. Это не спекулянты, не барышники. Это  активисты недавно                вылупившегося и набирающего силу  патриотического общества «Отечество». В Москве – «Память», здесь «Отечество». Слова: «память», «отечество», и особенно «патриот» и «патриотизм» стали в большом ходу. Только сильно переменили  смысл, окрасившись    в новый  текст,  подтекст и оттенки. Всё более коричневого, переходящего в чёрный на фоне красного. Нарастает стрельба, - изо  всех газетных стволов,  крещендо, - против инородцев, против людей кавказской национальности.  Но главные калибры – против евреев. Которых камуфлируют под слово «сионисты». Но всё откровеннее называют прямо – жиды.  Наконец-то это слово, - «жид» - вырвалось из подполья и расцвело  смачным упоительным цветом и звуком. И эмоциями. Его теперь можно говорить без оглядки, вбивать, как гвозди, по самую шляпку в головы охочих до ненависти обывателей. Наступили новые времена: то, что раньше считалось постыдным, как публичное отправление   нужды, теперь делается открыто, даже демонстративно
   Почему вдруг на устах у всех  «Сказка о царе Салтане»? В театр ринулись люди,  ещё вчера даже не ведавшие, где находится здание оперы, и ни разу за всю жизнь не переступавшие порога  театра?
  Дело в том, что авторы спектакля совершили кощунство, они оскорбили сокровенные  национальные чувства  каждого русского человека!
   Патриоты  изобличили: извращён  смысл и дух произведения русского гения, совершено неприкрытое покушение на шедевр исконно русской сказки.  Перед вами – спектакль   сионистский, и  всё в  нём – происки сионистов!
  Издевательство над русскими людьми!
  И  сделал это главный режиссер театра, постановщик оперы –  Титель. 
   

    Оперный театр в Свердловске знавал разные времена. Приливы подъёма сменялись полосами прозябания. Особенно хирел он в последние годы. Но вот явился новый  молодой режиссер, и театр  преобразился.  Постановки, одна за другой, собирали переполненные залы. Билеты раскупали наперёд. Слава о молодом таланте, оживившем сцену, притягивала не только знатоков и любителей, но и тех, кто    прежде и в оперу не ходил.

 
   На спектаклях  Александра Тителя  (так звали нового режиссёра) всё было «вместе» - и музыка и живое действие  – легко и непринужденно. Было яркое зрелище – с выдумкой, живой игрой, действие – пружина,  оформление – всякий раз изобретательное, был актёрский кураж! Словом, была подлинная театральность. Собственно, режиссер продолжил то, что еще в начале века было привнесено в  оперу  гением Шаляпина. Шаляпинская традиция – пение и игра, опера-драма….
   Сейчас, когда пишу эти строки, на тумбочке у меня лежат воспоминания французского посла в России времен первой мировой войны, где  описаны впечатления от театра в Народном Доме.  Посол с красивой фамилией византийской династии Палеолог критикует постановку оперы Минкуса «Дон Кихот»,   но в восторге от Шаляпина, игра которого не только скрыла недостатки в музыке, но потрясла  правдивостью и мощью.
  Титель, - молодой, хорошо образованный и   одарённый, свободный от условностей и вековых чугунных традиций, отмеченный дерзкой интуицией,   сумел из закостеневшего на подмостках репертуара сделать праздничные представления. Увлёк энергией и энтузиазмом, творческим соучастием труппу, говоря возвышенно – наполнил драматическим током эмоций и выдумки вены  условного действия.  Одна из ярких сцен  в очередном спектакле «Сказка о царе Салтане» – пир во Дворце царя. Бурное веселье скоморохов, пляски и пение, красочные костюмы веселили души зрителей, - гуляли праздник. И именно в этой сцене обнаружили (!) самую лютую крамолу.
  На  спектакль обрушился шквал «разоблачений». В дарах, которые преподносили на блюде царю  заморские гости, патриоты увидели… отрубленную голову Иоанна-Крестителя. А на  колпаках скоморохов, пляшущих перед троном,    и украшенных блестками …  подумать только!   -  шестиконечные жидовские звезды. Ещё вчера никто этого не видел, но сегодня – «как же, как же! Смотри, ясно же видно!» - увидели «все». 
   Было объявлено: перед нами антирусские происки еврея-постановщика.
   Народ повалил в театр, -  кто почесать любимую  антиеврейскую болячку, кто из любопытства! И покатилась молва про новую постановку, где жиды убили «нашего Иоанна-Крестителя», притащили его окровавленную голову на блюде и празднуют на пиру свой кровавый ритуальный праздник. А вон и шестиконечные звёзды Давида на колпаках!
   Пафос борцов с жидомасонами набирал силу. Особенно напирали на то, что -  «сионисты!», и что против русской классики. Исконной!

  Невежество да Предвзятость, - вот помощники, облегчающие жизнь. Внушите мне предвзятость, сделайте её моим убеждением, и сейте на эту почву что угодно  - обильные всходы дают  сорняки  мракобесия.
    
   На спектакль о Царе Салтане двинулись и мы с женой. Давно   собирались посмотреть что-нибудь у  прославленного режиссера, а тут такой случай!..
   Зрелище оказалось праздничным,  и ничего «сионистского» в постановке, само собой, не было. Представление закончилось, музыканты складывали ноты. Знакомый контрабасист, молодой, красивый  Олег Р., пожимая  через невысокий барьер оркестровой ямы мою руку, спросил насмешливо: - Ну, что, нашли происки сионистов? – Я  невесело усмехнулся.
    Перед входом всё еще топтались  примеченные раньше фигуры – это активисты общества «Отечество» предлагали прохожим билеты на следующие представления ужасного спектакля. Среди них выделялась хорошо знакомая мне высокая фигура. Это был главный борец против местных  (а позже и всесоюзных) «сионистов», журналист Л. Зав. Отделом науки  в известном  журнале, в котором, к слову, работал и я.
      
   То ли из-за профессии, то ли от своего занудного характера, или болезненного  переживания  по поводу  витавшей в воздухе ненависти и набиравшего силу абсурда, а, скорее, от всего вместе,  задался я интересом  к истории символов вообще и самой сказки, в частности. В городской библиотеке, листая разные книги, обнаружил «сионистскую» шестиконечную звезду на… одеждах русских православных священников, на гербе города Владимира, и изображение  еврейского царя песнопевца Давида на фризе знаменитого Храма Покрова на Нерли.
   Не составило труда узнать, что  корни  «национальной» сказки Пушкина о Царе Салтане не более русские, чем истоки, скажем, «Лебединого озера»  или  «Спящей красавицы» Чайковского. Пушкин в   записях  сказочных сюжетов, возможно, из уст няни услышанных, рассказывает и  сюжет о царе Салтане, где речь – о других землях и другом царе,  и    имя его не Салтан, а Султан.    Едут там корабельщики «к Султану Султановичу, турецкому государю», туда и поспешает Царевич, превращаясь, то в муху, то в шмеля. Так прямо у Александра Сергеевича и написано. Конечно, сюжет не сионистский, но уж точно и не русский.
  Другие источники тоже приводят этот  сюжет,  уходящий корнями в неведомое прошлое,  подтверждая теорию миграции сюжетов, о чём подробно писал известный исследователь фольклора Веселовский, солидный однотомник которого я проштудировал ещё студентом.
  Всё более увлекаясь, я вспомнил «Кентерберийские рассказы»  «отца английской поэзии» Чосера, жившего аж в … 14 веке! То есть в тысяча триста каком-то году! За полтысячи лет до Пушкина!
  Открыл томик Чосера …
   И скоро в брак с принцессою безгрешной
   Вступил король…
   Мать короля…
   Одна лишь проклинала этот брак.
   ……………………………………
    В опочивальню со своей женою               
    Король отправился.
    ……………………………………
    В ту ночь Констанца сына  зачала.
   Когда же короля, к её печали,
   Как раз в те дни военные дела,
   В далёкую Шотландию позвали,
   Над ней, беременной,  опеку взяли
   Епископ и дворецкий.
   …………………………………………..
   И в срок родился сын…
   С гонцом тотчас послал дворецкий извещенье
   Родителю в Шотландию о том…
   ………………………………………
   Напился элем и вином гонец,
   И выкрали письмо ночной порою,…
   Когда он, как свинья храпел, подлец,
   А в сумку было вложено другое…
   …………………………………………….
   В нём сообщалось вот что: королева
   Чудовище на свет произвела;
    …………………………………………..
   Похож ребёнок на исчадье зла.
   ……………………………………………
   Прочтя письмо, король загоревал,
   Но никому об этом ни полслова
   Не сообщив, домой ответ послал:
   ………………………………………… 
   Дитя храните, и супругу тоже,
   Покуда не вернуся я домой
   …………………………………………
   Когда гонец обратно возвратился…
   Письмо, которое король послал,
   Подделкой заменили вновь, в которой
   Король дворецкому повелевал…
   В три дня и три часа без разговора
   Констанцу удалить из края вон…

   Пусть поместят Констанцу с сыном рядом
   В…челн,
   Пусть оттолкнут в …пучину волн.
                (Перевод с английского И. Кашкина и О. Румера)

 В основе пушкинской русской народной сказки – классическая канва.
 
   Казалось,    луч знания   просветит:  в спектакле нет ни головы Иоанна-Крестителя на подносе, ни шестиконечных «звёзд Давида» на колпаках скоморохов.
   Но,   говорить об этом оказалось бессмысленно. Мой голос был, но это был  голос   в пустоте. В редакции, где, я тогда работал,  уже обозначились, кроме Л. И другие сочувствующие новым веяниям, и         слушали меня без интереса. Одни – рассеянно, замороченные редакционной текучкой,   другие      отводили глаза (нет, мол, дыма без огня), а  кто-то, – возможно, - с невинным, но тайным сладострастием   воспринимал пафос изобличения сионистских происков:  наконец-то!
   Я продолжал носить с собой томик Пушкина с комментариями и томик Чосера с закладкой на нужной странице в ожидании удобного случая открыть всем глаза на  фантастическое невежество обличителей и  бесстыдство их подтасовок. 
   Казалось, объясню всё про турков, про Чосера, про англичан с их фольклором, про царя Султана, и под лучом истины рухнут лживые и вздорные построения, и всех посетит благодать правды.  И, просветленные недавние юдофобы дружными рядами понесут в массы   истину. Увы-увы! Не им, а мне истина приоткрыла новые    стороны. Я понял, что никакого заблуждения нет. Что никто не жаждет откровения.  Предубеждение нужнее и сильнее желания знать, слаще, «полезнее», ибо оно объединяет   единомышленников в  сладкой ненависти.   Ненависть сытнее истины,  истина лишает  иных   питательной среды, тогда как предрассудок насыщает и утоляет голод страстотерпца. Да ещё придает смысл жизни.

   «ВКУСНАЯ КОНФЕТА  ДЛЯ НЕГОДЯЕВ» - сказала об антисемитизме Анна Ахматова.
 
     У меня сильно затянулся период первоначального накопления правды.
     На собрании в редакции, где, уже не помню по какому поводу, пошёл разговор  обо всех этих  антисионистских, (а, по сути, антиеврейских), страстях, повсеместно набиравших необычную до той поры силу, я выступал удрученно и нервно. Не помню, что говорил, только Саша, жена, оказавшаяся случайно в этот день в редакции и ждавшая конца собрания за дверьми,  переживая за меня, сказала потом, что голос  у меня был очень напряженным. Собравшиеся отмолчались, только сухопарая Ш., сказала мне в перерыве: с чего это я всё  так близко принимаю к сердцу.
  Правда о происходившем вокруг продиралась в меня с настойчивостью осаждающих   плохо защищенную крепость.  Лавина «откровений» о «преступлениях» евреев обрушилась, её девятый  вал не отхлынул, а растянулся на годы. И надо было уехать, «дозреть», непредвзято взглянуть со стороны, чтобы увидеть масштабы юдофобства, охватившего страну, и  мир.
   Вот уж, точно, «большое видится на расстоянии». В том числе, и большая, без иллюзий, правда.   
   А факты и фактики нанизывались, между тем, на цепочку быта,  затягивая удавку на шее идеализма.
               
                *     *     *

«…За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей, -
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей».
   Перечитываю Мандельштама, сочувствуя автору, а заодно и   себе.   Ведь это и  про нас.
   Всё это было.  И могучее братство, и вера в грядущую доблесть веков.  И в высокое племя людей.
   И возникшее со временем это ощущение обойденной чаши на всеобщем пиру.
   И спонтанное чувство уязвлённой чести.
   Потому что покинуть родину, даже по причинам простительным – всё равно поставить под удар  честь.
   Что остаётся от братства? Фальшивые речи про него…

                *            *             *
   Занятно бы узнать (ученые, наверно, знают), по каким законам низменные идеи проникают за щербатый штакетник официальных ограждений и  восходят во властные   структуры, как они  принимают формы и образ законопослушных действий.  Если «идея, брошенная в массы»,  подобна девке, «брошенной в полк», (говоря словами И. Губермана), то идея, вброшенная в   общественные структуры, уже как бы обретает  облик порядочной девушки. С ней обходятся уважительно, выдавая индульгенцию на  отпущение грехов.
  Одно дело – разговор на кухне, часто полупьяный, другое – та же тема  на общем собрании, в клубе, в школе, в вузе.
  Словом, тема сионистского вторжения в спектакль о царе Салтане  вошла в  солидные сферы – пошли круги, взбаламучивая гладь на собраниях, в обществах, в газетах и даже журналах. Вопрос о спектакле,  около и вокруг легко породнился с национальными вопросами «вообще и в частности»,  выливаясь в дискуссии в клубах, судах, телевидении, на радио и т.д. (1)

   Самая беспросветная дурь, добравшись до высоких общественных трибун, как бы приобретает  права гражданства.
    Начинался разгул демократии. Охлократия набирала силу.
 
 
              О КАБЛУКАХ, СТОПТАННЫХ ВНУТРЬ
               
    Георгий Жженов, народный артист, в интервью на вопрос, влюблялся ли он,  сказал:
    «В третьем классе был влюблен… – в одноклассницу, которую разлюбил, когда заметил, что при ходьбе у неё каблуки стираются не наружу, а внутрь».
   Я зримо представил это почти извращение,  – каблуки, стоптанные внутрь.
   Метафора  абсурдности. Патологический зигзаг «нормы».
   Жизнь, как блины, печёт примеры «стоптанных каблуков». Из всех областей жизни. Вывороченную «правду».   
  Чем нелепее,  тем сильнее вера  в   ложь, и никаким контрфактам не   устоять перед этим. 
  Едва ли не на камнях памяти, книг, учебников высечены хрестоматийные слова Лермонтова: «Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, послушный  им народ». И вот, на котурнах вожделенной свободы, подаренной   перестройкой, провозглашаются «откровения»: это не Лермонтов написал. Не мог русский поэт так написать о России! Это непременно какой-нибудь тайный Рабинович.  Ведь и самого поэта убил «еврей Мартынов» – думаете, случайно отчество того Мартынова-убийцы Соломонович!  Народный артист Бурляев даже фильм снял про это, где всё  и «доказал».
 
                *            *             *

   Всю жизнь   преследовали меня, моих родителей и многих друзей, - каблуки, стоптанные внутрь, – плоды уродливых слоганов о евреях – об их повальной хитрости, ловкачестве, интригах, поступках    «себе на уме»  и прочих пороках…
    Одно из сладостных и распространенных обвинений старателей – миф о   еврейском кумовстве,  о том, что евреи стоят друг за друга горой, покрывают друг дружку и помогают один другому. Может, и не без этого.… Допускаю – кумовство у евреев, как и у других людей, оказывающихся в меньшинстве  среди недружелюбного, тем более – враждебного, большинства, бывает.…Но даже объективности ради, память не подсказывает мне ни одного подобного примера. А  вот противоположных случаев насмотрелся вдоволь и не  однажды  наблюдал, как евреи  чурались, а то и просто шарахались от соплеменников, боясь обвинения в кумовстве. И сталкивался с этим сам.
  Помнится, отработав по распределению более пяти лет  в   провинции, надумал вернуться в  Свердловск – кто-то подсказал, что  нужен литсотрудник в  областной газете. Я явился к  заведующему отделом, члену редколлегии, очень известному на Урале журналисту. Несмотря на украинскую фамилию, был он еврей, и внешность его не оставляла сомнений на этот счёт. Он помнил меня  по семинару, где читал нам курс информации. Подтвердил, - да, есть вакансия, сказал даже, что не прочь взять меня, но, - он  перешел  на тихий голос: -  советую пойти к начальству вам самому,    при этом не ссылаться на наш разговор. Заместитель редактора, остроглазый человек с одутловатым лицом,  поднял глаза от полосы, которую вычитывал, внимательно  всмотрелся в меня, - показалось даже, раздумчиво, поколебался, спросил фамилию и откуда я, и    отрицательно покачал головой, сославшись на… отсутствие вакансий.
    В коридоре меня встретил заведующий отделом,  посмотрел вопросительною. Я, чуть замедлив шаг,  отрицательно покачал головой.
    Он  вздохнул и выразительно развел руками: «ничего не поделаешь».
               
                *       *       *
   …Дочитываю  воспоминания Эммы Герштейн, близкой, - скажем так, - знакомой Льва Гумилева, (сына Ахматовой и Николая Гумилёва). Много сделала для него Герштейн,  больше, чем кто-либо,  спасая – кроме прочего – материально и духовно, когда тот сидел  ГУЛАГе.
    «И вот прощённый Сталиным, но опять неприкаянный, Лёва сидит на подоконнике моей комнаты и рассуждает: «Знаете, какая разница между  евреями и русскими. Евреи делят всех людей на своих и чужих. Чужим они горло перегрызут, а для своих готовы на всё…»
   
   Вспомнился другой Лев,   мой журнальный сослуживец. В редакцию, куда я пришел на должность заместителя главного редактора, большинство сотрудников были хорошо знакомы: все мы, кто раньше, кто позже, закончили один университет, да и потом пересекались на разных «тусовках». Со Львом, учившимся на курс старше меня, много общались по разному поводу, в том числе и по каким-то общественным делам. Казалось, даже понимали  друг друга и  симпатизировали друг другу.…На третий или четвертый день, Лев, (завотделом, член редколлегии, ветеран журнала), вошел ко мне в кабинет, присел, закурил,  кашлянул и произнес:
   - Тут, с твоим приходом, к тебе потянутся твои соплеменники, так ты, полагаю, не станешь их пригревать…
  Я был  в шоке от его слов.… Не оттого что он сказал, а оттого, что  это сказал он! Мне, своему бывшему однокашнику. Я   смотрел на него и молчал. А что тут скажешь! Многие годы знакомства и общения ничего не переменили в его скрытых,  всего лишь  не востребованных до поры представлениях. Просто искра пробила на массу.
  И у этого ботинки были  стоптаны внутрь…

                *       *      *
    Каблуки, стоптанные внутрь…Что-то должно произойти с физиологией человека, чтобы обозначилась  уродливость.
  Явление сродни пороку дальтоника.  Он, дальтоник, часто не знает, что у него искажённое зрение, и,  видя мир в одном, сером, цвете,  доказывает, что  серое -  цвет всего.
   
   Не   такова ли и природа   предрассудков – этих выкидышей  предвзятости?
   Подобными понятиями страдают даже симпатичные и, вроде бы,  неглупые люди.
    Девочка, о которой рассказал артист Жжёнов, наверное, была и доброй и милой…. Но каблуки!.. Они все испортили. Не так ли и с нашими знакомыми. Часто милыми и даже неплохими.… Но эта  в них червоточинка!..
   Среди моих  однокашников   был приветливый и красивый студент, недавно отслуживший в армии, - в мирное уже время. Он отличался от многих из нас, вчерашних школьников, немощных и скудно одетых – был ухоженным, гладким, ходил в добротном костюме, - большинство студентов, вчерашних солдат, донашивали свои гимнастерки и кители. Был он скромен, не высовывался и не суетился. Но как-то неприметно получалось у него всё как бы само собой.  Само собой на третьем курсе возникла рядом с ним – скромная мышка, новая подружка, дочка вузовского начальника, (вместо предыдущей – красавицы, что была ему, по общему мнению, хорошей парой). К концу обучения – он уже жених, а потом и муж.…  А ещё раньше – принят в штат главной областной газеты и, соответственно, переведен на свободное расписание – льгота, почти невозможная для студента поблажка.… Успешно защитил диплом. Со временем, у него, тоже как бы сама собой, появилась машина, редкость по тем временам, – «Победа», впрочем, вполне возможно, подарок тестя…. Ещё студентом  обошёлся без общежития, - снимал комнату у милой вдовушки.…Теперь жил в доме молодой жены. После института  преподаватель в вузе.  Написал   кандидатскую, потом, подоспела и докторская – на какую-то общественную тему. Защита, прошедшая легко  и радостно.  А там пришло и звание профессора.
   Человек он был милый, красивый, приветливый.…И не злой. К нему почти все относились с симпатией. И я не был исключением.
  Всего бы этого я и не писал, и не вспоминал, если б не одна деталь, которая просится в наш рассказ.
  Иногда, между лекциями, во время перекура, он, ласково приобняв меня, говорил мне цитатой из модной в те годы  оперетты   – «и чего это,    я в тебя такой влюбленный!?». Все в этом его жесте,  и объятии  было искренним… если б, если бы… не подпускал он иногда фразочку, смягченную ласковой улыбкой: - «ну и хитрый же ты, Додик!»….    Что он имел ввиду? Скорее, ничего,  просто таков был взгляд на вещи: ну, не может не быть чего-то скрытого за обликом   студента с таким именем!
   Мы нередко общались, и со стороны, наверное, неплохо гляделись как друзья без задоринки.
   Вот и на дружеском снимке мы с ним, один – изящный, холёный,   в хорошем костюме, и рядом «Додик», я, в дешёвой лыжной куртке, в которой, как и в  заглаженной-перезаглаженной паре брюк, проходил, как  и  в телогрейке,   все пять лет обучения.
  «Хитрый!». Это он говорил мне, предназначенному к судьбе гадкого утенка,  едва ли не единственному на курсе, кто получил при выпуске худшее из назначений, - в провинциальную заштатную контору. При том, что мне, одному из успешных (так считали в деканате и на факультете) студентов курса,  отличавшемуся все годы заметной общественной работой, что очень ценилось при распределении. Более того: руководитель моей дипломной работы, доктор наук, профессор, член-корр. Академии художеств, (увы, ныне покойный) не сомневался, что меня ждет несомненно аспирантура, - о чем  не раз говорил, и заранее поздравлял. Наивный Борис Васильевич!
 Ладно, Б-г с ним, с назначением, речь не об этом, - речь о дорожке, которую отводили нам, «хитрованам», и о том, как расчисляли и клеймили нас даже неплохие, вроде, приятели.
   (К слову, кончались послевоенные сороковые, близилось начало пятидесятых лет – на смену борьбы с  космополитами шло   «дело врачей».)

   «Евреи – единственная национальность, ставшая понятием. И единственное понятие – ставшее национальностью», - сказал один автор.
   А коли так, удивительно ли, что  явные и скрытие антисемиты относятся  к евреям по понятиям.
      
                НЕЧАЯННЫЕ ДАРЫ ПЕРЕСТРОЙКИ
 
     В зале отреставрированного памятника архитектуры – классической анфиладе  старого железоделательного завода – городские власти устроили  пресс-конференцию. Тема – застройка центра города.  Спросили, кто хочет высказаться. Слово взяла Маша, журналистка радиокомитета.
   Я знал её давно. В  молодежной газете, где я работал, Маша, техническая единица редакции, курьер, делала тогда первые шаги  в журналистике. Юная, стройная, симпатичная,  была такой, какой казалась: приветливой, доброжелательной. Много лет минуло. Теперь это была  погрузневшая, с озабоченным лицом женщина, матрона,  расплывшиеся формы – при высоком росте особенно бросались в глаза. Не знай я её в молодости, с трудом бы поверил, что жизнь может так менять или, скажем, обнаруживать совсем неожиданное в человеке… Имя её теперь было у многих на слуху. Она   сделалась известной радиожурналисткой. Хорошей журналисткой.       
   Когда перестройка открыла шлюзы для всех потоков, Маша  вдруг обозначилась яростной патриоткой и «антисионисткой».
   Меня  занимает вопрос, когда думаю о таких, как Маша. Что человек  - хранит ли в себе тайное изначально  - до поры, до востребования, или новые свойства он приобретает со временем и обстоятельствами?  Может быть,  то,  что вдруг проявляется в человеке – неожиданно и для него самого, а не только для других?  Скажу совсем примитивно: антисемитизм – это безусловный рефлекс, прирожденная черта, склонность «природная»  или благоприобретенная? Наивный вопрос – всякий «антисионист» скажет – насмотрелся евреев, наслушался про них от родителей и друзей, начитался газет и книг, вот и глаза открылись.
   Где тот Рубикон? И есть ли он?
   Понять – значит, как-то состыковать пропорции, понять – где лицо, а где личина… 
   Горячие выпады Маши против происков скрытых сионистов  были сродни патологии одержимости.
   Я слышал  её выступление на каком-то диспуте – она  обрушилась на входивший тогда в моду известный рок-ансамбль «Урфин Джюс». Смотрите, страстно говорила она: этот  «Джюс»!!  Истинное-то  значение слова,– еврей. А их игра! –  смотрите-смотрите, вот они выступают, грифы гитар в их руках, как  дула автоматов, нацелены на Российский флаг на заднике сцены. Это они  расстреливают  флаг, наш великий государственный символ.
   Из апокрифов.
   Во время  гастролей  в Свердловске знаменитой Елены Камбуровой Маша прошла за кулисы – выразить  певице  восхищение, и строго попенять: негоже ей, великой русской певице петь песни на стихи разных Мандельштамов и прочих еврейских авторов. (Камбурова выставила её из гримуборной).
 
               
   Пока Маша П. пробирается к трибуне на этой пресс-конференции, память подсказывает мне прошлые впечатления.

…  Главный редактор дал  мне  готовую к печати статью, - очерк Маши,  попросив подписать  её в набор.   Я без труда догадался, что стояло за этим, в общем, невинным манёвром. Мой непосредственный шеф сглаживал, где мог, острые углы, оберегая редакцию журнала  от возможных нежелательных упреков в предвзятости. В данном случае подпись замредактора означала и одобрение – со стороны замредактора с нерусской фамилией, выбивало лишний козырь из рук патриотов. (Наивный! – ничего это не выбивало!).
   Статья оказалась вполне приличной, - если не считать   пережимы в нескольких местах. Писала Маша о русской деревне, о русской природе, с которой общалась, о русских песнях, и русских корнях, о том, как проснулось и воспряло в ней национальное самосознание. (Признаюсь  в скобках, мне и самому всё это с рождения близко – от природы средней русской полосы до русских песен, которые любил и знал во множестве). Я оглядывалась вокруг, - писала автор, -  и радостью наполнялась душа от сознания, что все это мое,  русское, и что я – русская, русская, - восклицала она в статье, срываясь местами на кликушество.…И на восторги по поводу её самости, от сознания, от  счастья  – родиться русским.  (Подобно  счастью родиться во вторник, а не в среду). Счастье быть русским бурным потоком входило тогда в повсеместную российскую моду…
   Что испытывал я, читая этот очерк? Чувство автора представлялось естественным. Это было нормальное чувство гордости за причастность к родному краю, пусть и называемое расхожим патриотизмом. Всё естественно. Если бы… если бы не связано было это чувство, как сиамский близнец с другим близнецом, нервическим корнем с борьбой против «оголтелого сионизма». И хотя впрямую в очерке об этом не было сказано, даже здесь, в невинном краеведческом материале, угадывались в каждом педалированном слове любви к родине, подводные истоки  нелюбви в другому. «Я – русская, я русская!» – «а вы нет, нет!», как проплешины вытоптанной  на лугу земли  чернели тут и там заклинания на страницах  вполне приличных описаний деревенских красот, не прибавляя им красоты.

  Простые печальные знания постигаешь из публицистических судорог патриотов. Одно связано с другим странным образом. Почему-то любовь к своему непременно должна «подпитываться»  нелюбовью к другому.
  Национализм –  угрюмая тень  дурного патриотизма. Иногда можно скрыть, загнать внутрь это, как дурную болезнь, но     бацилла ждет подходящего случая – вспыхнуть, обозначиться болезнью. И – инфекция прорастает как бы обратным ходом – от взрослых – к детям…   

  Из апокрифов.
  Пеняла учительница ученику-семикласснику, закоренелому второгоднику,   с сочувствием и симпатией пеняла – что же ты будешь делать в жизни, Валера, учиться не хочешь, знаний нет. Трудно тебе будет. Он стоял перед ней, на голову выше ростом, колупая прыщ.…Слушал, слушал, и молчал, молчал, казалось, с безучастным выражение в дремлющих глазах. Наконец, ответил  с ухмылкой и превосходством:
    -  Зато я русский!…
  На полях:
   В поисках значения какого-то слова, однажды в словаре, составленным Солженицыным, с особенным названием «Русский словарь языкового расширения», наткнулся на слово РУСАЧИТЬ, РУСИТЬ. Раньше мне это слово никогда не попадалось. Проскочил и – вернулся, чтобы прочесть значение. «РусАчить, русИть – тщеславно выставляться русским». И вспомнил множество случаев, точно подпадающих под это определение. Вспомнил одного журналиста, топотавшегося в танце, очень условно напоминавшем рок, с лихим присказыванием: «у нас, у русских», «мы, русские». А дальше – добавка, -  про лихое умение выпить, или сплясать, про широкую разгульную душу и т. д. И вроде бы это даже с иронией говорится, как бы и с усмешкой, а прячется за этим гордость особостью, где и  недостатки   идут за достоинства. Словом, мы это не то, что некоторые, мы это вообще ого-го!
             
               
  Льстить своему народу    можно двумя  способами. Можно просто внушать ему, что он, твой  народ – велик. А можно и по-другому – ругать  другие народы, принижая их, тем самым возвышать свой…
 «Патриоты»     в России выбрали третий способ, соединив оба: льстят своим, одновременно понося других.
   (В России вообще любят ругать других. Уж как далека Америка, а ведь не упустят случаи ни в кабаке, ни в Думе обложить её при каждом удобном - да и не удобном - случае. Обматерил Америку, и сразу на душе полегчало: почувствовал себя выше американцев).
 
   Культура, говорил Маркс,  распространяясь бесконтрольно, оставляет после себя опустошение.   Перефразируя, можно заметить, что, патриотизм, распространяющийся бесконтрольно,  приобретает формы бедствия.

   Совсем немногим умным делалось стыдно.  В те дни медового месяца  бурного национализма, месяца, растянувшегося на десятилетия,   писатель Фёдор Абрамов писал: «Кадение народу, беспрерывное славословие в его адрес  величайшее зло».
 
*       *      *         
  Вернусь к пресс-конференции …
 
  Маша вышла к столику президиума, не обращая внимания на испуганные лица председательствующего главного архитектора и мэра.  Стала говорить что-то о строительстве, совсем неважное и случайное. Ну, а вот и важное, ради чего рвалась на кафедру.…Заговорила о разрушении Храма Христа Спасителя «по указанию» Лазаря Моисеевича Кагановича. «Лазаря Моисеевича» - несколько раз  сказала она, почти с удовольствием произнося это имя-отчество, как бы демонстративно не педалируя пристрастность и вместе с тем называя это нерусское имя, чтобы не оставалось сомнения,  о ком идет речь, и что под этим именем подразумевается….
    И уже про  знакомое «открытие»: про московское метро. Построенное им же, Лазарем Моисеевичем, - оно, по замыслу сионистов, спланировано под землей так, чтобы в нужный момент взорвать Москву.
  (Пройдут годы с того дня и с этого  эпизода. И  вот чем  порадует    ТВ Москвы, 1-й, государственный, канал, – выдав «на гора»  классический пример иезуитского фарисейского антисемитизма. Итак, будет 19 апреля 2010 года. Передача "Доброе утро". Невинный сюжет на бытовую тему о…нижнем белье. Среди общих советов и - экскурс в историю одежды. Выступает эксперт - холеная модная дама с хорошо поставленным, чуть вкрадчивым доверительным голосом. Говорит: ... Сталин носил скромную одежду, народ  это отмечал, что ходил он в простой солдатской шинели. А после смерти увидели, что многое в одежде вождя было штопанным. А вот Мехлис - он был страшным человеком, Мехлис, - он и в войну носил бельё из тонкой китайской чесучи, ему всё шили на заказ, в том числе и костяные пуговицы, сделанные вручную. И Каганович, даже, спускаясь в метро, носил шёлковое белье,  красивые кальсоны цвета лососины с чесучёвыми вставками!..)
  Из всего ЦК выбраны две специфические фигуры. А из биографии наркома, построившего лучшее в мире метро, откопали частный эпизод, всласть порывшись в интимном белье. Зато - какой пример!  Прозрачный намек на порочных людей с показательными фамилиями,  чистое, по сути, юдофобство, - а  попробуй, подкопайся!)…   
 
     Стоптанные каблуки   вдохновенно стучали в  тишине зала.
    Аудитория попалась неблагодарная – грамотная. Люди переглядывались, кто-то ухмылялся.…Однако никто слова не произнёс против этого бреда. На выходе из зала я посторонился, пропуская  людей из президиума. Краем глаза увидел, как один что-то шепчет на ухо другому, и тот  отвечает выразительным жестом – вертит пальцем у виска.
 
   Похожие речи всё более мощными потоком  лились из  столиц и других городов, ряды единомышленников множились. Обличительные заголовки  на страницах газет и обложках книг и журналов на лотках  и витринах уличных поплавков-киосков  наводнили страну, и вскоре из подворотен, собраний, подземных переходов и прочих локальных мест перешли в официально разрешенные средства информации.
 «Именно евреями было придумано метро, – подземные железнодорожные линии существуют на самом деле для того, чтобы в случае  необходимости позволить сионским мудрецам взорвать любую  столицу»,  - читаю   в 2004 году нового тысячелетия (!) в одной из газет.

     И снова      пытаюсь ответить себе на тот же, гвоздем застрявший в голове, вопрос: как это сталось, что  милые, лишенные предрассудков  мои знакомые, почти приятели, как даже они – вдруг обнаруживают в ухмылке ли, в прозрачной реплике, национальную свою бородавку, скрытое место, которое чешется? Пришло ли в них это свойство под влиянием жизни, обстоятельств,  (пропаганда, тяготы жизни), или в них это было всегда - в скрытой, латентной форме, и лишь дремало до поры в закоулках души?
  Опыт, годы, наблюдения приведут меня к убеждению – это то, что уже было в них, но до поры не востребовано. Говорят, палочки  Коха есть у всех, но не все болеют туберкулезом,  многие –  здоровы, но только до поры.

   В Германии при Гитлере придумали расовую теорию,  подкреплённую «научными» доказательствами, приводили аргументы неравноценности рас и порочности еврейской, опираясь на  «факты» генетического предопределения. Выделяли «специфические» данные   внешних признаков – форму ушей, черепа и проч.….  Всё – на научной основе.… У нас же, в России, не нуждались и в «научных доказательствах» утверждая, что:
  сионисты хотят взорвать Кремль,
  продать Россию Польше,
  Ельцин – еврей,
  академик Андрей Сахаров на самом деле Цукерман,
  евреи придумали СПИД,
  заставляли еврейских девушек выходить замуж за русских знаменитостей, чтобы прибрать к рукам Россию,
  они, евреи,  подмешивают отраву в кефир, дабы  сгубить русских детей, и прочая, и прочая…. Сравнивая те, «научные», и эти, обывательские, доказательства еврейской зловредности,   невольно вспоминаю уральскую поговорку: у людей дураки – загляденье, а наши дураки чёрт знает каки!

               
                ПУЗЫРЬКИ НА БОЛОТЕ 

                «Писать мемуары – значит, сводить с             
                кем-то счёты. Мне есть с кем их сводить,
                но я не хотел бы этим заниматься».
                Вас. Аксёнов

     Я отложил рукопись, что редактировал с утра, и вышел размяться. Заглянул в секретариат.
     – Вот, познакомься, - сказал главный редактор, - наш новый заведующий отделом науки.
     Высокий,  худощавый, немного угрюмый человек назвал себя.
     Так появился у нас  Л.. 
    Отношения с новичком, отдел которого редактор предложил курировать мне, сложились  нормально. Он обозначал уважение, - я был и по должности, и по возрасту старше.  …
    Я читал  многие  материалы    заранее, до работы над ними в отделах. Вовсе необязательно главному редактору или заместителю знать, что варится в котле отдела на предварительной стадии. Но и в газетах, и  на телевидении, где до этого проработал я много лет, а теперь и в журнале, так сложилось, что редакторы отделов приносили статьи и очерки заранее  - определиться, что с ними делать. Меня  иногда  беззлобно критиковали за   эту опеку-поблажку, за это донорство. Шло  это ещё от работы в низовой газете, где, как и многим штатным сотрудникам, приходилось порой переписывать за авторов их  заметки.  Да и убеждён был - на то ты и редактор, чтобы  доводить статьи до кондиции. Нужда заставит пироги есть.            
   Ну, это к слову…
   
  В наборе фигур общения между людьми есть  приём доверительности: удиви  и произведешь впечатление.
   Удивил меня и Л., наш новый сотрудник, положив однажды   папку с  рукописями, на которой было написано его мелким наклонным в обратную сторону почерком слово - УЧИТЕЛЮ. Не сразу понял, что это – обо мне. Я почувствовал неловкость, попросил, - безуспешно, впрочем, - убрать это с обложки, но он как бы не расслышал. Смирился я с этой обложкой папки, скрепя сердце. Рукописи прочитывал,  обговаривали «рекогносцировку», он втягивался в редакционную жизнь…
    Складывалось впечатление о человеке скромном,  своеобразном. Озадачил вдруг остраненным, если не  сказать  пренебрежительным, с точки зрения нас, поденщиков, представлением о принципе редактирования.
   Как уже сказал я, многие из нас, выпускников факультета журналистики Уральского университета, пройдя «чернорабочую» школу  в  газетах, восприняли  соответственное  отношение к редактированию. Что  определил я  полушутливой формулой: переводим  рукописи с русского на русский. Хотелось бы, чтобы и новый сотрудник воспринял простые традиции,  – не чураться правки по-чёрному, доводить  материал до кондиции. Что скрывать, редактор иной раз привносит в  рукопись внештатного сочинителя не только что-то по части стиля, или формы. Нередко то, что предлагает автор,  бывает интересным, но неумело написанным.  Про такое можно сказать словами одного редактора, обращенными к  начинающему новичку: - Ты, дружок, пишешь, как корова мочится – много, мутно и в разные стороны.
   Статьи и бывали написанными «в разные стороны». Часто недостаток устранялся легко, а иногда требовал крепкой правки. (Один известный  писатель выпрашивал у меня    правленые его статьи или очерки  – до сих пор не знаю, зачем. Может быть,  для учёбы, а, может, чтобы следов не оставлять)…
   Словом,  такая  работа над рукописями шла в каждом отделе – в отделе прозы и поэзии меньше, в отделах информации, краеведения, науки, и публицистики -  больше…
   Л., сказать мягко, чурался черновой  редакторской работы. Объяснял это своей «концепцией»: роль редактора – выбрать из потока рукописей то, что исполнено на профессиональном уровне и не нуждается в доработке. Иногда я, грешный, думал, что за этой «теорией» крылось обыкновенная профессиональная ограниченность, или отсутствие опыта, а, может, просто барство.
   Пройдёт несколько лет. И единомышленники рано ушедшего в иной мир Л. превратят его, вожака и организатора  патриотического общества «Отечество», в культовую, почти легендарную фигуру. Одна из его приверженных поклонниц даже посвятит ему свою дипломную работу, изданную  отдельной брошюрой под названием «Публицистика Л.»,  там дифирамбы - «очень талантливому  журналисту и высокопрофессиональному редактору». Журналист он был действительно одаренный. А вот редактор, правщик – не сильный, если не сказать больше.…Собственные статьи его отличались оригинальностью и профессионализмом. Статьи же внештатных авторов, прошедшие через него, бывало, нуждались в дополнительном редактировании…
    Между тем, его личное творчество развернулось со временем особенно темпераментно   на  страницах патриотической прессы. (2)
               
                *         *          *
     Редакционные, малые и немалые, протуберанцы, вспыхивали, время от времени с разной степенью  взаимных полускрытых недовольств, более звуча под сурдинку. Новичок, обживался, вписывался в коллектив, обустраивая свою нишу, главным образом, в параллельных действиях.
  Что делал он с большим увлечением и интересом, так это охотился за краеведческими раритетами. Выискивал на разборках и развалах старых сносимых деревянных домов всяческую старину. И пополнял этим наш редакционный музей. То бронзовую дверную ручку и шпингалеты  от дверей позапрошлого века, литой маскарон с калитки, а то витой кованый фрагмент верщицы флюгера притащит…Мы радовались новинкам экспозиции…Музей при редакции –  была наша страсть.
   Шло  время, в отделе  дела не шли успешно, и неудовольствие Главного нарастало. Он требовал инициативы и ярких публикаций, а отдел пробавлялся самотеком. Самотек в редакции – серые будни, потеря лица, путь к кризису. То ли надежды Главного не оправдались, то ли ещё что-то, но у Главного отношение с милостивого и покровительственного сменилось на нескрываемое недовольство. Возможно, я не знаю всех деталей, приведших к конфликту. Но, в конце концов, между ними произошло  объяснение, и редактор напрямую сказал Л., что намерен его уволить. Я случайно оказался свидетелем   нескольких реплик из их разговора.
  …Заглянув   к Главному, я застал немую сцену: шеф  ходил с сигаретой по своему большому кабинету, а  Л. стоял, почти с ленцой, вальяжно, но вежливо, возле окна. Атмосфера была почти семейная.  Я положил верстку на стол и направился к двери, но слух вместил  реплики  продолжавшегося разговора. – «Я имею право и все основания издать приказ о Вашем увольнении», – говорил редактор. – «Ну, зачем это вам? - почти добродушным и спокойным голосом отвечал Л. – Вы меня уволите, я подам в суд,  вмешается профсоюз. Начнется волокита, ничем это не кончится. Одна волынка».
   У меня еще был несколько шагов, чтобы услышать ответ редактора, но он, показалось мне, растерянно молчал. Я вышел с подсознательным чувством, что этот раунд Главный проиграл.
  И   Л.  продолжал работать. 

               
                ЭТА НЕНАВЯЗЧИВАЯ ЮДОФОБИЯ
               

«Сначала собака не любит кошку, а аргументы                подыскивает потом». 
                «Пшекруй»
                     «Россия, господа, мгновенно
                Ему понравилась отменно,
                И решено: Уж он влюблён,
                Уж Русью только бредит он...»
                А.С. Пушкин
               
 
    Мне уже было под пятьдесят. Мои комплексы к тому времени вполне сложились. Разные случаи, эпизоды, реплики, слова или, напротив, фигуры умолчания, не давали мне без заботы литься с общей средой. С годами и опытом все яснее понимал, есть «они» и  есть  «я». Я тоже часть их, я тоже – «они». Тоже, да не совсем. Не раз мысленно одергивал себя: не расслабляйся, друг. Стрельнуть десятку или трешку - шли ко мне, хотя бы потому, что если у меня не было, я перехватывал на стороне, чтобы дать просящему. То есть я был свой, почти свой, такой же, у меня приятели, сам я многим приятель, но всё равно -  немного другой. Хотя общение, казалось бы,  внешне вполне благоприятное и почти «без акцентов».
    Время показало, что при всей внешней гладкости и  отсутствии заноз в контактах друг с другом, люди, как в арифметике, - «два пишут, один в уме». То есть помнят, кто есть кто, различают внешние приметы, а если они, приметы, нейтральны, ищут и находят их подтекст…
      
  Ничего в наших миролюбиво-застойных редакционных палестинах не предвещает ни перемен, ни неожиданностей. Все маленькие или крупные  ЧП вертятся вокруг публикаций –   иногда спорных,   изредка дерзких, вызывающих недовольство начальства или обиженных персонажей. Но в будничном, рутинном редакционном бдении проскальзывало порой нечто сродни сбоям аритмии в усталом пульсе.  Может быть, надо бы остановиться, задуматься, но мысль сама отмахивалась  - не хотелось ей, мысли, напрягаться, – а вдруг вылупится что-нибудь    непривлекательное, досадное...
 
  Иные слова, как и мелочи жизни, имеют свойство приобретать   со временем знаковый смысл.
   Вот «превращения»  одной из реплик, сказанной, походя, одним из моих коллег, именно Л.
    Я подписывал номер в свет, возле  стояли редакторы  отделов – сверяли правку. Рабочий говор  оживлялся поздравлениями: накануне  дочка родила  внука, Алешку.  Я, естественно, чувствовал себя именинником.
   Вошедший за каким-то делом Л.  постоял молча, вслушался в разговоры и спросил меня, как бы походя, между прочим,  - какая фамилия у мужа дочери. «Фрейдман» - сказал  я, не отрываясь от журнала. - «Фрейдман», - механически повторил он, - «это хорошо!» – Мне послышалась нотка удовлетворения  в его голосе.
   Спустя время,  вспоминая этот эпизод,  всякий раз я застревал на нем, пытаясь взять в толк, -  с чего бы тот странноватый вопрос.
   Тому уже  лет двадцать пять. А, может,  больше.    Время всё расставило по местам, и тот эпизод   не кажется  случайностью. Это проговорка (тогда проговорка), - прямо по Фрейду. Всё – «до кучи», всё вписывалось в откровенную «концепцию» патриотов  –   евреи  должны жениться  на евреях же! Пусть их! Лишь бы не проникала в русскую среду  сионистская кровь!
   Его вовсе не интересовало, кто муж у дочери замглавреда, его занимали  заботы  «спасения» русской нации вообще и от инородцев в частности.
  Я понял скрытый смысл вопроса: сохрани Бог русских от смешения с инородцами, особенно евреями. Имя Алёша у еврейского мальчика ассимилированных родителей еще простительно, но упаси случай, если отец - это  русский, женатый на еврейке. Или, наоборот. Ведь, по мысли блюстителей  «чистоты» имен иные из  инородцев ловчат - спрятаться за  нормальной, то есть, русской, фамилией, чтобы – заодно! - избавиться и от «неблагозвучной» своей. «Какая она Петрова, - слышал я презрительное высказывание об одной даме, - истинное её фамилие – Рабинович»!
  Одного моего знакомого военного журналиста, абсолютно русского человека с русской фамилией, внешностью, русскими корнями родители назвали при рождении Давидом – уж неведомо почему. Может, в честь древнего легендарного царя, или знаменитого армянского героя Давида Сасунского, или какого-то   друга. Так и звался он – Давид Иванович. Все любили доброго человека, но, при случае, выпивши, докапывались – а нет ли всё же у него каких-то еврейских корней.

Главное помнить, что жид это жид – говаривал один из моих самых любимых великих русских  писателей

   До девятого вала националистических волн у нас, на Урале, ещё было далеко, но первые звонки, первые «сквозняки» надвигающегося поветрия дышали в затылок, докатываясь до редакционной заводи.

                *                *                *
   
     Ко мне  явился посетитель. Был он немного неухоженным, каким бывает человек в старости, вынужденный к одинокой жизни.  Назвался, -  профессор  математики такой-то, - невнятно сказанную фамилии я не разобрал. Оказалось, наш автор. Присел на краешек стула, раскрыл последний номер нашего журнала на какой-то странице, и глухим, почти без выражения, голосом стал показывать опечатки и неточности в его статье. Угадывались  просчёты   при редактировании – какие-то   упущения,   невнятность.  В редакции случаются такие проколы, и не позавидуешь тому, кто должен выкручиваться. Статья была специальная, хотя и популярная, касалась, если мне не изменяет  память, математических  моделей устройства мира или близко к этому, и я понял, что без заведующего отделом науки мне не объясниться. Л.,  которого я позвал разобраться, поначалу был настроен почти благодушно. Но по мере того, как автор неагрессивно, но настойчиво указывал на наши ошибки, и мне представлялась бесспорной наша вина, мой коллега   становился  раздражительней,  и уже не автору, а мне доказывал … предвзятость гостя. Наконец, когда  страсти накалились, он сказал мне негромким насмешливо-убежденным тоном: - «Мне все понятно,   – посмотрите на фамилию автора, и вам станет ясно, кто он и почему жалуется». Я посмотрел на подпись под статьей  - там стояло  «Финкельштейн», или что-то в этом роде. Я не понял, что означает реплика  редактора, но догадка неприятно удивила: Л. намекал на национальную принадлежность автора.  Я не мог этому поверить, но это было так, он повторил свои слова, с таким прозрачным подтекстом, что смысл был один – перед вами еврей, и это объясняет всё  – ничего хорошего от такого человека ждать не приходится…
   Должно быть, он меня выносил за скобки этой группы людей, что показали и другие случаи. А, может, просто относился ко мне с симпатией – зла-то я ему не делал, - и это мешало ему идентифицировать меня с подозрительной нацией.
   (Моя жена, наблюдавшая временами наши общения в редакции, утверждала, что  Л. чуть ли не любил меня.… Хм!! Во всяком случае, когда я, едва дождавшись пенсионного возраста, уёду из редакции, а это случится через пару-другую лет, он,  как мне покажется, будет ошарашен и даже немного  огорчен.)

                *                *                *

   Редакционный портфель складывается из рукописей   авторов, составляющих более или менее постоянный круг, из материалов, заказанных редакцией специально, и из самотёка. То есть, рукописей, приходящих, - как правило, по почте, - стихийно. В этом источнике случаются    интересные всплески,  и авторы   удачных публикаций со временем   пополняют круг постоянных корреспондентов.
  Реже бывают случаи, когда в редакции появляется незнакомец лично  и предлагает рукопись. Он приходит «ниоткуда», и своим появлением доставляет некоторую озабоченность редакторам.  Отчасти, потому, что вносит как бы сбой в   привычную   работу с отобранным уже материалом. Отчасти   настораживая   неведомостью – неизвестно, кто он и откуда, что это за кот в мешке.  При всем том и такой случай требует внимания и непредвзятости.      
   
   …В кабинет вошла миловидная женщина, лет двадцати с небольшим, по виду  являя тот усредненный тип, что встретишь среди библиотекарей или музейных работниц.
   Назвала имена каких-то общих знакомых, рекомендовавших ей обратиться ко мне  (всегда находились доброхоты сделать доброе дело, скинув просителей на приятеля),  присела и попросила познакомиться с её очерками.
   Я прочитал через неделю. Работы были вполне профессиональны, и я оставил пару про запас.
  Стараясь быть деликатным к  сюзеренным правам коллег,  отдал один из очерков  в отдел науки и публицистики, попросил прочесть и определиться.  Рассказывалось в очерке об одиноком учителе, которому в критическую минуту жизни  помогла выйти из депрессии дворняга, подобранная им на  улице. Запомнилась сцена – учитель стоит у окна,   осенний дождь, оба, человек и пёс - силуэтами,   молча смотрят на  струи воды, выбивающие  пузырьки в луже…. Человек задумался,  вспоминает что-то   из Библии. Тогда еще упоминание Священного писания было редкостью.  Звучала в той детали неожиданная для нашего глаза  значительность…. Кажется, это были слова о том, что «Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих  делать зло».  Бывшее у нас на слуху, но мало кем знаемое об источнике,   из знаменитого Екклесиаста – Проповедника: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать;…время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий»… Кажется, что-то  ещё  – из Пророков, без ссылки на имя: «Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас, говорит Господь, намерения во благо, а не на зло, чтобы дать вам будущность и надежду».
  В демократических нравах отношений с подчиненными таятся бациллы фамильярности. Я иногда пожинал плоды собственной деликатности.  Мог я и сам заслать, отредактировав, очерк в набор. Но, как сказал выше, не стал этого делать, и,  заботясь об  авторитете заведующего, минуя отдел. Тем более, что тут сложностей с материалом не было никаких – написано хорошо...
  Но…. Л., прочитав очерк, -… возвратил мне его со словами, что он против. Почему? – удивленно спросил я. Он отвечал невнятно, - как обычно говорят люди, избегая прямого разговора, - но я был настойчив и, он, наконец, заявил с нажимом:  «Очерк вредный!» - Чем? – «В  нём цитаты из Библии». – Ну и что с того?-  «Он -  сионистский!». - Сионистский? –  я растерялся…. - Знаете ли Вы что такое сионизм? И я не удержался  от замечания, что сионизм – всего лишь движение за возвращение евреев на историческую родину. Для пущей важности привёл цитату из Ленина. Общее место про то, что сионисты хотят, чтобы все евреи, рассеянные по миру, вернулись в Палестину,–  а само слово происходит от слова Сион, так называли Храм в Иерусалиме. Он все это пропустил мимо ушей, даже не отмахнувшись. И добавив что-то про агрессию и происки сионистов, стоящий передо мной  заведующий отделом науки (!)   выложил мне  последний аргумент: - «Посмотрите на фамилию автора». – А что фамилия? Обычная фамилия, - пожал я плечами. - «Яхина! – Это не обычная фамилия, а …типичная, сионистская!»…
   Я растерялся. Я упустил момент: это было первое его высказывание при мне впрямую. Я оказался на поле, где играют совсем по другим правилам.
   Я был ошарашен, - не знаю, чем больше –  дохнувшей на меня ксенофобской бездной  или примитивным невежеством.… Я не ожидал встретить в   неглупом, университетски образованном человеке, такой дремучей предубеждённости. Исключавшей не только чужое мнение, но  и желание   узнать иной взгляд. Его открытый демарш показал мне то, чего я тогда не мог знать – уже активная его  работа как одного из функционеров «патриотов» «Отечества»  придавала ему уверенности и избавляла от необходимости скрывать или камуфлировать   мысли.   
  (К слову, о фамилии авторессы.. Тогда просто так, при всем старании я не мог бы, если бы и хотел, отнести фамилию Яхиной к «сионистской». Сейчас, когда пишу это, прошелся по Интернету, - Яхина – фамилия тюркского происхождении. И тут же поймал  самого себя на собственной зависимости от предрассудка: а даже если и еврейская, что с того! Увы, мы привыкли оправдываться даже, когда это безнадежно, и когда не виноваты!).   

                *           *          *   

     Постепенно, а    чаще – стремительно, как на отпечатке снимка, брошенного в проявитель, прояснялись  резкие контуры     наступления на инородцев. Угадывалась  программа.   «Случайные» в невинном быту реплики, или намёки были всего лишь пыльцой  от цветочков.…Сами цветочки, и ягодки ждали нас впереди. Об этом можно было судить не только по выплескам, начинавшим долетать до редакции, но и по всплёскам в её стенах.
 
   Потом будет:
   в секретариате на видном месте появится   страничка с юдофобской статейкой из столичного журнала про то, что всё первое советское правительство после переворота было сплошь еврейским.
   И фамилии,   многозначительно подчеркнутые красным фломастером.
   И что переворот семнадцатого года совершили евреи,
   и про то, что они спаивали русских людей, и подвергали геноциду русский народ,
   и прочая, и прочая, и прочая.…
  Теперь это  слышать или читать не внове…. Но тогда….В интернационально воспитанной стране это было как гром среди ясного неба.
   Теперь многое притупилось, стало, из-за частого употребления, чуть не трюизмом - все эти инвективы против евреев - и прикрытые словом «сионисты», и неприкрытые. Всё это стало непременным «джентльменским» набором  всякой юдофобской атаки. Но в конце восьмидесятых, эта  открытая прямота, невозможная при старой власти, повергала в шок.…Теперь многие привыкли к этому, и среди моих знакомых даже есть люди, которые, прочтя или услышав очередной выпад против жидов, говорят – эта тема уже не волнует нас.… Привыкли. Притерпелись.…Но иным и теперь к этому не привыкнуть! А тогда привыкнуть к этому было невозможно, и подумать не мог я, что наступит время, когда потоки юдофобской литературы отзовутся у кого-то привычкой к ним!..  Тогда казалось, этот,  вырвавшийся  из закромов кошмар вот-вот  растворится на просторах здравого смысла – достаточно будет кому-то умному и справедливому сказать истину, выступить громко против  мракобесия.… И  голоса стали раздаваться…. Я срывался из редакции  и бежал  к киоскам в поиске свежих газет, едва доходила  весть: вот, против антисемитизма выступил журналист Черкизов. И народный артист Михаил Ульянов. А   еще писатель Борис Васильев, который с гордостью   сказал, что русские дворяне  руки не подавали антисемитам, и что русская интеллигенция всегда была на высоте терпимости…
   Увы, увы…. Сладкую конфету антисемитизма обсасывали теперь многие, и таких было больше, чем тех, кто пытался благородной ладонью закрыть прорву прорана.
   Однажды  утром увидел на редакционной доске объявлений     аккуратно приколотую кнопками статью из газеты  - теоретические и публицистические обоснования жидо-масонского заговора в России. «Дожили!» - сказал я Главному, спросившему у меня, почему мрачный.   К его чести, он тут же сдернул статью со щита  и с гневом, несколько  педалированным,  обрушился на  ближайшей летучке  на антисемитизм, заявив, что он не потерпит его в редакции,   он ненавидит антисемитизм… Свисток, однако, ушел в пар.…(Или пар – в свисток?). Все, в том числе и Л., выслушали  речь молча и разошлись по кабинетам.
   Вскоре и стало известно, что Л.   создал и возглавил национально-патриотическое общество «Отечество». Его, общества, активисты – мрачные неухоженные люди стали собираться в нашей редакции - в отделе науки   -  общаться, словно в клубе, обмениваться мыслями и статьями, слушать записи  вождей «национального возрождения» – Васильева и прочих,  вникать в  «Протоколы сионских мудрецов» и прочие  откровения. Главный редактор грозным голосом запретил    подобные собрания в редакции. Зав отделом науки молча выслушал его, выдержал паузу, и через пару недель возобновил   сходки.  Вскоре и кое-кто из редакционных стал посещать эти горячие посиделки…Невероятная метаморфоза произошла с членом редколлегии П. 
   Об этом стоит, пожалуй, подробнее, - эпизод превращения уникален,  непонятен мне до сих пор.
   Редакция журнала до переезда в особняк теснилась в небольшом помещении старинного особняка, где на комнату приходилось по двое, а то и больше сотрудников. Так сложилось, что Л. и П., по их общему согласию и взаимной симпатии соединились, даже столы поставили свои    впритык.…Взаимное притяжение двух эрудитов  было показательным, они много и охотно общались…. Но однажды что-то случилось: Л. вдруг порвал всякие контакты  с П.. Перестал здороваться,  демонстрируя    непримиримость, даже презрение к П..  Это было не   только тяжкое зрелище –  наблюдать, как сидящие  рядом два человека часами, днями, месяцами в упор не замечают друг друга. Это было дурно: я пытался внушить обоим, что их нетерпимость  – непозволительная роскошь для маленького коллектива редакции…. Л. отмалчивался, а П. на мой вопрос, что же произошло, отвечал искренне:  «ума не приложу!». Оставалось только догадываться.   Л.,  по слухам,  когда-то сильно закладывал, но давно «завязал».  И, как мне казалось, с отвращением относился к  алкашам.    А П. «принимал» нередко,  и, по всем признакам,   привычка к выпивке обрела характер   зависимости.    
   Мне  П. был очень симпатичен.  Незлой, терпимый, щепетильно чистоплотный, он был   организован, начитан, профессионально безупречен, к слову сказать, единственный в редакции, кто прекрасно работал с письмами и корреспонденцией читателей. Сколько бы почты ни приходило в отдел,  он отвечал  тотчас же, в день поступления…. Кто работал в газетах и журналах, знает, сколько  стычек  случается у начальства с сотрудниками  из-за волынки с обработкой почтового самотёка, хоть, признаемся, нередко неинтересной, непроизводительной почты.
   А еще мне симпатичен  был П. трогательной  дружбой  с одним  из   авторов  журнала. Взаимная радость общения прямо светилась в глазах этих, таких разных, людей.  Борис Ефимович был старше, прошел войну,  вернулся инвалидом (тяжелые ранения в обе ноги, он с трудом ходил), долго работал директором документальных кинофильмов,  знал кино и писал интересные заметки из жизни режиссеров, актеров и картин. Он стал своим и в редакции, но особенно привязался к П.. У них даже установились своеобразные ритуалы при встрече. Заглядывая в  отдел, я нередко натыкался на невинную картину – поспешно прикрытую клочком газеты трапезу. Не надо быть проницательным, чтобы угадать по розовым лицам   собеседников, что под газетой скрывается  пара стопок и кусочек  плавленого сыра с килькой, или соленым огурцом.  Все знали   о слабости П..  Иногда эта его слабость проявлялась в  заметных формах – моя жена, питавшая нежные   чувства к нему, пару раз встречала его зимой,   на улице, когда он бывал, скажем  мягко, не очень адекватен. Хрупкая женщина,  жена моя, тормошила приятеля и  помогала  добраться до квартиры, - мы жили недалеко друг от друга.
   Шло время. Редакция переехала в новый особняк, мы смогли каждому отделу   дать отдельный  кабинет.
   Не помню, какой очередной  демарш околоредакционных патриотов  послужил новым поводом для нового собрания на злободневную национальную тему. Собрались, сказали гневные слова против национализма. Осудили действия Л. Кажется, это было после очередного сборища   под крышей редакции активистов «Отечества». Вообще вся их деятельность - как бы под крылом молодежного журнала - ставила редакцию и Главного редактора в двусмысленное положение. Поддавшись, видимо, общему настроению,  выдавил из себя несколько осуждающих слов и П.. К этому времен, надо заметить, он круто «завязал», то есть, совсем бросил пить. С чем испытал,  возможно,    сильный стресс, - у него даже стали   выпадать волосы.… На другой день после собрания в тихой домашней тишине редакции, мы сидели несколько человек вместе, готовясь к командировке. Непривычно молчаливый   П. вдруг  зажал ладонями голову и застонал, выговаривая в отчаянии:  – «Что же я наделал, что я наделал!» -  «Что случилось?» –  испуганно спросил я. Он был в  неподдельной горести и, всегда сдержанный, тут   не мог   скрыть  тоски, словно  произошло что-то непоправимое. – «Что же я наделал, - бормотал он, - что наделал! Зачем, зачем я против него выступил!»…
  А вскоре произошло совсем неожиданное – он и Л. …  помирились!…. Они стали общаться, да так, что порой казалось, что переживали медовый месяц  симпатии и  взаимопонимания. П. стал посещать сходки патриотов, по-прежнему собиравшихся в редакции, в отделе науки. Там, где до этого П. прежде не появлялся.
   
   Всё это, конечно, стало достоянием молвы….  Борис З.,    потрясенный   немыслимой  переменой в своём друге, не мог, и не хотел, пережить этого превращения, - он порвал с П. навсегда.
   Удручен был и я   переменой в П.. Но и тогда, и теперь, столько лет спустя, более сильно занимала  меня  мысль – поддался ли он модным веяниям по слабости характера или  просто вышло на поверхность  то, что всегда было в нём? Ответа не знаю до сих пор. Это бывает: нас нередко мучает – не столько что произошло, сколько – почему? Хотя жизнь подсказывает, что поступки не возникают (как микробы «из пыли») из ничего.
   Не всякое откровение радует, а запоздалое менее всего. 
   Новое (а, может, просто забытое старое?)  открывалось в знакомых людях. С    открытой душой общался я всегда  не только с  П., но и с  милой приветливой его женой, работавшей редакторшей на радио. Вдруг оказалось,  она стала страстной националисткой и пополнила ряды патриотов, бурно обозначившихся в Комитете по радиовещанию и телевидению. Там борьбу против происков сионизма  возглавила Маша П.. Её поддержала главный редактор радио.
  Я уже давно не работал в телестудии, но слухи о тамошних протуберанцах выплескивались в город. Дошло и до моих ушей, как милая обворожительная жена П.. отзывалась о своих «пархатых» коллегах. Что, впрочем, не мешало ей улыбаться  им при встрече.   
               
                *                *                *
    Вопросы…. Они, как и оговорки, часто вскрывают потаенные – и не очень! – мысли собеседника.   В нашем случае, вопросы  специально формулировались вроде бы невинно, но так, чтобы спровоцировать спрашиваемого,  вывести разговор на скандальную тему. 
    С Женей Бондаревым (увы, уже покойным!), человеком богатырского роста и мощного интеллекта,  мы познакомились давно, во время  поездки в Москву на Всемирный фестиваль молодежи. Сошлись близко, хотя и встречались потом редко. Это был замечательный человек – все в нем  привлекало –  от внешности Пьера Безухова с круглыми очками на добром круглом лице и  неизменной доброжелательной улыбкой, и до широкого ума и   необыкновенной судьбы. Он был  арестован в десятом классе по 58 статье за попытку изменить политику в стране «на правильную» - ленинскую, - «в духе ленинских традиций». Отсидев срок, завершил образование,  закончил два факультета – философский   и биологический. Кандидат наук, доцент  Университета, он был   смелым и оригинальным мыслителем. К слову, как-то в разговоре со мной, когда Хрущев был в зените славы и силе, и ничто не предвещало перемен, Женя предсказал, что  власть генсека скоро кончится. Как и оказалось впоследствии
   Когда в годы перестройки стали модными дискуссии и лекции на злободневные темы, я, выполняя общественную нагрузку по линии партийной организации, пригласил преподавателя университета Бондарева  с лекцией  на одно из наших собраний.
  Говорил Бондарев просто и интересно, после его выступления пошли вопросы. Два  вопроса задал Л.. Первый прозвучал почти откровенно - про «Протоколы сионских мудрецов» (читай: жидо-масонский заговор).
    Отвечая на этот вопрос,  Бондарев весело улыбнулся и  ответил совсем не по-научному:
    - И «заговор», и «Протоколы» - это смех на палке. 
   По всему было видно, что ответ,   не устроил спрашивавшего, потому что, выдержав паузу, Л.  задал второй вопрос:
   -   Какое  Ваше отчество, товарищ Бондарев? 
   -  Иосифович. Евгений Иосифович Бондарев. – Наш лектор всё понял, и потому,   улыбнувшись, добавил: - Не знаю, наверное, я вас огорчу, но во мне по всем линиям и от прадедов по матери и прадедов по отцу - одни русские предки.… И добавил: – Мы родом из Белоруссии, а там Иосифы – распространенное имя.
    Л. скептически усмехнулся. Той же самой улыбкой, что была мне ответом на попытку просветить его при разговоре о «сионистском» очерке  Яхиной.

                *          *            *
    Л. становился заметной фигурой в городе, число его громогласных и молчаливых сторонников росло, он выступал на диспутах и собраниях, печатал  статьи в патриотических газетах, и уверенность его обрела такие формы, что он не постеснялся задать вопрос на «больную» тему  и одному из знаменитых гостей редакции.   
      
                *         *         *
   -  Здравствуйте, Булат Шалвович! – я встречаю поэта в вестибюле   представляюсь.
   Окуджава  смотрит  внимательно, с интересом  взглядывает в лицо.  Показалось - он сопрягает внешность встречающего с  фамилией и должностью – заместителя главного редактора.  Кажется, симпатично удивлён. Его ладонь крепкая и сухая .
   Редакция собралась в большом кабинете Главного,  - кто  за длинным приставным столом, кто – на любимых местах вдоль   стены.  Булат Шалвович -  напротив, в глубоком кресле, лицом к нам, нога на ногу,   ему удобно, пристроил на широком подлокотнике кресла пепельницу, закурил. Отвечает на наши реплики и вопросы, охотно, заинтересованно.   Читает стихи. Выдержав паузу, говорит, - прочитаю стихи о Сталине, недавно написал.
    Мне кажется, ему важно прочитать  именно это стихотворение. По творческой ли удаче, по смысловому ли значению... Обозначить свою позицию именно теперь, когда  откат в обществе и в народе, и у кого-то из властей жажда реабилитации Сталина.
    Спрашиваем о новостях, о цели приезда в Свердловск, о том, что пишет, что читает. Отвечает терпеливо, хотя и  немногословно. Рискую и я спросить…
    Прилавки в стране кишат антисемитской профашистской литературой, журналы задают тон, спешат первыми застолбить востребованные темы. В одном из них, в «Современнике», свежатинка: только что опубликован роман антисемитского патриарха Василия Белова – «Всё впереди». Патриотическая пресса славит новое произведение талантливого некогда писателя, теперь растерявшего дар в тряске антиеврейской борьбы. Книга вымучена, исполнена художественных потуг и  прозрачных ксенофобских намеков. В ней не узнать автора некогда замечательных «Плотницких рассказов». Рискую спросить Окуджаву, читал ли он последний роман Белова. - Нет, ещё не читал, - отвечает Булат Шалвович, и спрашивает, обратясь ко мне: - А вы читали? – Да. - И как? – По-моему, плохо, - говорю. Окуджава кивает головой, как бы обозначая мысль –  само собой …
   И тут задает свой вопрос Л.. Ему трудно удержаться, и он спрашивает о том, что не даёт ему покоя.  Вопрос звучит витиевато, в нем нет прямых слов о сионистах, но подтекст  понятен – он   хочет «выяснить»: как там в Москве, что слышно насчёт пятой колонны,  и заговоре масонов…
   В комнате повисает неловкая пауза.
   Окуджава переспрашивает вопрос, а потом холодно бесцветным голосом говорит: - Я не понимаю, о чем Вы…
   Мне кажется, он  всё понял, и дал понять, как относится к вздору.
   Л. молчит, лицо его замкнуто.
      
 
   Я  видел однажды в глухом лесу: ядовитые  пузырьки поднимались,  откуда-то снизу, со дна болота, и, пробившись  к поверхности, лопались, испуская  зловонный дух. Время и ветер  рассеивали  запахи, оставляя  смрадный след послевкусия.  Болото затягивало ряской потревоженные места, - до следующих пузырьков.
   Мы не догадывались, что грянут времена   и   протуберанцы ненависти прорвут не только зыбкую пленку  терпимости на поверхности взаимоотношений, но и взбаламутят затянутую тиной приличия всю жизнь в стране. Они, эти сполохи и вспышки, не появились ниоткуда, они, - и со временем это стало ясно, - как нарывы, набухали, ждали  разрядиться.
   
   Написал я эти строчки, сделал перерыв – прочесть новости, - и – наткнулся в Интернете  на заметку. Словно она напросилась сама, для   сравнения, что ли.…По принципу парных случаев.
   Заметка от 13.08.2005 г. называется «Сибирь. Реквием вечной мерзлоты».
   «Самая большая в мире торфяная трясина (сопоставимая по размерам с территорией Франции и Германии), находящаяся в районе вечной мерзлоты,…впервые начала таять.
     …этот процесс способен высвободить в атмосферу миллиарды тонн газообразного метана, который, несомненно, ускорит и усилит парниковый эффект, будучи в 20 раз более агрессивным…, чем углекислый газ».
   При Советской власти антисемитизм не был, образно говоря, в плену вечной мерзлоты, но всё же находился в несколько подмороженном состоянии под контролем государства, которое держало монополию на него и не давало сильно распускаться  «самостийникам».  Перестройка разморозила трясину, и «процесс пошёл» – не просто «таяния» а глобального высвобождения метана шовинизма  и ненависти.

   ПРИСНИЛСЯ МНЕ СОН: Л. остановил меня на улице и спрашивает: - Зачем Вы уходите из журнала? Я  же не против вас, я – за Россию, за великую державу.
   - На здоровье! Только причём тут сионисты? Они  не только не мешают Вашим стремлениям, а на руку Вам – ведь сионисты за то, чтобы все евреи отправились в Израиль. Этого же  хотят и   ваши единомышленники.…Евреи уедут, и страна очистится, станет «юденфрай», свободной от евреев.!..
  В ответ мне слышится:
   - Могущество  России антисионизмом прирастать будет! –   
     А  слава  России - антисемитизмом! 
                *   *    *
    Знакомая  Свердловская журналистка прислала в письме (от 16. 07. 2004)  газетные вырезки, одна заметка называется:
                «Пастыри и паства».
                Подзаголовок: Антисемитизмом балуются и в церкви. 
  Автор Наталья Зенова, соб. корр. «ЛГ» по Уралу.*
 
 Сноска:
 * Дата на  газетной заметке не поставлена.  Думаю, это заметка 1993-го года,
так как в информации на обороте упоминается министр обороны Павел Грачев. Еще: «Владимир Шумейко, первый вице-премьер России, лишен  депутатской неприкосновенности». И еще: в  другой заметке фраза: «Посоветуйте, как вести себя, скажем, в булочных? Сдачи-то нет, потому что нет мелких купюр 1993 года».
   Так я определил примерный год.   
 
  «Место, где когда-то стоял Ипатьевский особняк, - пишет автор заметки, - отгорожено ныне от автомагистрали бетонной стеной. Она образует каре, в центре которого  - крест. А на внутренней стороне стены – свежая надпись метровыми буквами: «Здесь жиды убили царскую семью. Жидам не простим!»  У креста – группа священнослужителей. В ожидании  высоких гостей** кто-то засуетился, кто-то побежал за краской, - закрасить надпись, краски не нашли, и кто-то взялся стереть надпись подручными средствами – осколками битого кирпича. И тогда от группы у креста отделяется молодой священник     с криком: «Ты сотрёшь – а  я завтра снова напишу!»... Конечно, уничтожить надпись не успели, и как раз лицом к ней разместились прибывшие высокие гости»… Архиепископ Мелхиседек произнёс «хорошую речь… - о добре, о покаянии, о мире в душах».

**Речь  – о «визите на Урал членов великокняжеской семьи».
 
   Автор заметки пишет, что хотела бы знать, что думает обо всем этом сам владыко,  Мелхиседек.
  Вопрос  риторический.

    На полях:
   Я жил в квартале от Ипатьевского дома. Бывал в нем раза два – там какая-то почтовая контора располагалась. При мне, - я уже работал в журнале, - снесли этот дом.  За одну ночь. Мотивом было – прокладка дороги – шоссе к вокзалу. Дорогу потом действительно проложили, но прошла она мимо дома. Теперь на месте Ипатьевского особняка возведена церковь – красивое архитектурное произведение (мне прислали друзья большую фотографию). Вся затея со сносом дома началась после известия (слухов?) о том, что ЮНЕСКО решило объявить Дом Ипатьева историческим памятником и взять под охрану. Тогдашние вожди испугались будущего паломничества  и предложили местным властям  снести дом.  (Помню, узнав о предстоящем сносе, пытался дозвониться, - в наивной надежде как-то приостановить затею, - до  однокашников, работавших в «Правде». Безуспешно: телефоны не отвечали).
    При мне же  расцвели спекуляции  на  трагедии, разыгравшейся в подвале особняка. Местные патриоты развернули антисемитскую компанию – «евреи сгубили царскую семью», по приказу Свердлова. Тогда же архиепископ Мелхисидек стал известен антисемитскими настроениями, и, помнится, я удивлялся, как это может  юдофобствовать человек, носящий имя древнееврейского священнослужителя, приписываемого иудеями к Симу, сыну самого Ноя.

   
    То, что происходило в стране в девяностые годы не поддается описанию.
    Слово «жид», которое  некогда  либо  произносилось с оглядкой, либо  заменялось  эвфемизмами или намеками, - теперь стало обыденным и зазвучало открыто, смачно, сладко, - в быту, в голос - с трибун и страниц книг, газет, плакатов и  воззваний.
 
  «Зло, как и добро, имеет своих героев», сказал Ларошфуко.
   Что касается нашего героя,  - это можно повторить, - новая карьера его развивалась стремительно, он  стал знаменитостью.
   ...Он сидел в редакции журнала недалеко от меня – в метре, за стенкой, отделявшей наши кабинеты, мой – заместителя главного редактора, и его – заведующего отделом науки.
   Я работал, считая дни до выхода на пенсию, завершая важные для редакции дела – ещё один переезд в  другое здание, потом подготовку  традиционного фестиваля «Аэлита»…Наконец, подал заявление об уходе, и через две недели вышел «на свободу с чистой совестью». Многие были поражены моим неожиданным уходом, главный редактор звонил несколько раз домой, то упрашивая меня, то нажимая (даже грозился выговором.… Хм!)…Я остался неколебим… Л., узнав эту новость, - мы столкнулись с ним в бухгалтерии,   удивлённо и  вопросительно  взглядывал на меня, порывался заговорить, но так и не решился задать мучавший, кажется его вопрос: почему?(Сон в руку?).

   С того времени прошло много лет. Что же изменилось? Ещё раз процитирую концовку упомянутого ранее письма, датированного 21 сентября 2003 года:
   «В Екатеринбурге по-прежнему существуют нацистские организации».
   (см. Приложение).

  Конца у истории нет. Если не считать концом то, что случилось спустя какое-то время, -  уже  после моего отъезда из города… 
 
   Запевала анафемы спектаклю про царя Салтана и его постановщикам, руководитель общества  «Отечество», активист общества «Русский союз», ставший депутатом областного Совета (!!), заведующий отделом науки молодёжного журнала, автор  и член редакции патриотических газет и т. д. Л.  поехал в другой город по каким-то патриотическим делам. Оттуда пришло неожиданное известие: его сбила машина, и он умер в реанимационном отделении больницы. Это был несчастный случай.
  Мне прислал  приятель   заметку, напечатанную в областной газете, где   сказано, что смерть патриота – это убийство, и оно – дело рук сионистов.
  Незадолго до этого умерла Маша П..  Говорят, она отказалась от операции, узнав, что оперирующий хирург – еврей…
 
  Один мой близкий знакомый, профессор,  прослышав о кончине этих двух людей, снискавших в городе известность как организаторы и вдохновители борьбы с сионизмом, (попросту сказать – с евреями), сказал задумчиво:
  -  Б-г долго терпит, но бьёт больно…
               
               
                ЛОВУШКА ДЛЯ ПАМЯТИ
                ИЛИ  ТЕРРИТОРИЯ  КСЕНОФОБИИ   



                НОН-СТОП 1
               
               
                «Я не говорил бы так много о себе,
                если бы знал кого-нибудь
                другого так же хорошо, как
                знаю себя. Недостаток
                опыта, к сожалению,
                ограничивает меня этой темой».
               
                Генри Дэвид Торо.
                Уолден, или Жизнь в лесу

                Может быть вообще никакого
                еврейского вопроса и нет, а есть
                еврейский восклицательный знак.
                Автор


 
   Однажды, – дело было в поезде, мы ехали в командировку от журнала, стояли у окна,- Валентина А., заведующая отделом прозы, женщина умная, человек редкой порядочности, спросила вдруг – на сколько периодов я делю свою жизнь. Почти с мистическим чувством я ждал, что кто-то когда-то задаст мне  именно такой вопрос.  Я ответил сразу, как будто выносил ответ давно:
  - На два периода – до восьми лет и всё остальное время.
  Спутница, деликатная, понимающая, не стала больше ни о чём спрашивать.
*    *    *

   Это почти роковая ловушка для памяти - антисемитизм.
   Сколько событий вымывает время из прошлого, а его  уколы, хлысты и удары остаются на всю жизнь. Если представить себе, что  человеческая душа - это поле, то оно, это поле –  сплошь рябое от воронок, всё разворочено разрывами. И – ни одного промаха.

  Два эпизода  из обильного набора впечатлений, застрявших занозами. Здесь  они  вместе,   в жизни   разделены десятилетиями.
  Беру эти два эпизода в условную  рамку, как начало, застукавшее меня на заре жизни и, как «завершение», - на  пустыре старости. Пространство между ними заполнено эпизодами несчитанными.
            
Про эпизод ранний

…Счастливое Кавказское детство! Наша ватага дружна.  Десятки  удовольствий, - от лапты   до набегов на сады и походов на Терек, - сводят нас на улице с утра, мы всё время вместе  и  никогда не ссоримся. Где-то, даже под коркой, нам не ведомо, что мы разные, эта разность не только не мешает нам, но придает   дружбе аромат славной пряности, родной язык у всех –   язык общения и понимания – русский, но мы еще знаем какие-то слова - осетинские, армянские, украинские, ингушские,  даже что-то на идиш. Потому что в нашей ватаге осетин, ингуш, армянин, украинец, турок, русский, еврей.
    Вот кричит с веранды дядя Сурен – зовет Гургена домой. – Инч ткапес! (не хочу! –  армянск.), - отмахивается Гурген. Дядя Сурен не слышит, и мы  хором «переводим»: - Он не хочет!
   Вот идет с гостинцем мама Бориса Мисикова, и я говорю ему – «лапу, байкушут!» («Мальчик, парень, - внимание!» - осетинское). Мама Бориса    работает в кондитерском цехе, сейчас она достанет из чистой льняной тряпочки колобок –  поскрёбыш, - сладкий, скрепленный кремом, отсевок с противней кондитерской. Всем на радость – Борис всегда делится. - Борис, лапу, иди сюда! – зовет его мама!
   Вот кричит нам с крыльца тетя Тассо: - Гамарджоба, дети!  - Гагимарджо! – нестройно, но дружно отвечаем ей.
   Дни безмятежны. Выпадают особые радости. В то утро мой брат, тогда еще живой, война будет не скоро, усадил меня на самодельное сидение на раме велосипеда. Он только  вчера выточил его сам из дерева и обтянул куском кожи. Он берёт меня с собой в город, - какое-то поручение мамы. Накатались мы от души, возвращаемся  благостные, утро   прохладное,  едем к дому по родной улице.…Булыжная мостовая потряхивает.… На крыльце соседнего дома сидят в тени взрослые подростки – они кучкуются вокруг Ватушика,   немолодого мужчины,   любимца улицы, перед ним немного робеют, потому что временами у него припадок, он  впадает в эпилепсию.… Ватушик красив, высок, он мощный, на щеке красуется, не портящая его огромная родинка – коричневое пятно величиной с пятак.
   Мы  едем с братом мимо по булыжной мостовой…
   С крыльца дома  нас провожают взгляды, ребята все знакомые, из соседних дворов.
  Мы едем …
  Мимо крыльца, где сидят ребята и Ватушик.
  Ватушик добродушно улыбался…
  Мы едем …
  Накачанные колеса   подрагивают на булыжной мостовой…
  - Гляньте-ка! – сказал  с ленцой Ватушик. -  Жид жидёнка везет.

 «Ж и д   ж и д ё н к а  в е з ё т».

«Ж И Д   Ж И Д Ё Н К А  В Е З ЁТ» !

Ж И Д  Ж И Д Ё Н К А  В Е З Ё Т !!»

    Руки брата, сжимающие руль, напряглись…
    Я знал, где-то живет такое слово, эхо его бесплотное иногда скользило мимо  в  домах взрослых речей. Я знал, что это нехорошее слово.
    Ватушик, наш уличный кумир, богатырь, - ему  ничего не стоило, перехватив бегущего куда-то в игре пацанёнка, поднять   вверх  и держать на пальце вытянутой руки.… Подсаживал он на ладонь и меня, я повизгивал, хохоча, и гордился, что этот добрый великан дружит со мной.
   Я его друг.
   Теперь я оказался жиденком.  Это ядовитое  слово  было про других, не существующих в жизни, про кого-то там, в  другом мире. Теперь я услышал от друга, соседа. Теперь это я.
  Жид жиденка везет!  Жабы выскакивают  изо рта Ватушика, из его  свежего,  пунцового, как вишня, рта, над которым  красивая щеточка усиков…
*       *       *
Про эпизод из поздних

   … Мне – за пятьдесят.
   Как относятся ко мне окружающие? Та женщина, что спросила  у меня,  на сколько периодов я делю свою жизнь, подарила  по случаю свою фотографию, надписав: «Д. Я. – С доверием!»
   Не обольщаясь насчёт своих достоинств, думаю, и другие относились ко мне похожим образом. Потому, думаю, что не вредный.
   За плечами многое – что-то узнал я про людей, что-то люди – про меня. Но и я про них знаю далеко не всё, и они про меня.  В том числе и те, с кем я  работаю под крышей общей редакции уже много лет. Мы приветливы взаимно. Не ставит свои   ограничения  должностная условность –   как-никак – я второе лицо в большом журнале – зам. главного редактора. Значения этому не придаю, поэтому    пиетет подчиненных  иногда застает врасплох. Как   в случае с Б. Попросил меня об одолжении - подвезти с каким-то  грузом домой, - жил   на Химмаше, и едва мы вошли в его квартиру, как с порога сказал встретившей меня с улыбкой немолодой женщине: - Мама, сразу для ясности, - это не приятель мой, а мое начальство. -  Дескать: соблюдай, - (прямо по поговорке: знай край, да не падай). 
   Корректные отношения у меня с заведующим отделом  поэзии Ш. Вот уж кто важный, так это он. Поэт, печать маститости лежит на нем, признанное имя, и внешне он значителен – благородная голубоватая седина шевелюры, удачно напоминает нимб. Ходит медленно, говорит в растяжку, значительно. Общение, говорю, у нас сносные, хотя я для него пришелец, нечто вроде примака, он в редакции давнее.
   Его отдел поэзии курирует Главный.
   Рабочая лошадка - заместитель  Главного. Заместитель, как и положено, все дни в редакции -  в повседневном контакте с сотрудниками, авторами,  в замещении иногда на летучке, на подхвате. «Сам» не часто в редакции, он писатель, общественный деятель, - у него много забот,  представительские встречи в обкоме и прочих местах, плюс  работа  над новой своей книгой.
   Эпизод – назовем событие так - грянул неожиданно, - про такое говорят – не из тучи гром. Но тут-то, похоже, гром знал, откуда явиться, и мало был похож на экспромт. Он, гром этот, выбрал для своего провозвестия достойного проводника.
    Итак, один из авторов журнала, Михаил Н.,   известный уральский  поэт, бывший фронтовик, к слову, в прошлом мой однокашник по Университету, писавший  в студенчестве сильные стихи, а теперь уже и маститый, автор множества книг, и публикаций в столичных журналах, написал и принес в редакцию подборку новых стихов. Начало одного из них, напечатанного раньше в газете, я случайно запомнил, оно начиналось словами «Хорошая контора Зеленстрой / Взмахнёт рукой –  встают деревья в строй».
   В одно из своих появлений в редакции Главный заслал эти стихи в набор, и вскоре подборка появилась в очередном номере журнала. Почему редактор сделал это в обход отдела, просто ли по случаю, потому ли, что завотделом поэзии  Ш. не было в тот момент в редакции, избегал ли возможных возражений со стороны Ш., хотел ли досадить ему – и такое возможно, истинное скрыто от глаз. Но сам факт вызвал приступ бешеного гнева у Ш.,  что  вылилось в обличительную речь на ближайшей летучке.  Стихи Михаила Н. про «Зеленстрой» бездарные, графоманские, - сказал он.  – И я знаю, почему они напечатаны в нашем журнале. Михаил Н. – это   известный сионист, и стихи его напечатал в журнале заместитель главного реактора – тут следовала моя фамилия, - потому, что он, (то есть я), заместитель главного реактора,  тоже  сионист, и эти два сиониста  из общей в городе  тайной сионистской  компании. Ш, играл желваками, чеканя все эти слова.
   Сейчас, когда пишу эти строчки, ловлю себя на том, что это звучит едва ли не комично, и способно вызвать  смех… Но тогда….тогда было не до смеха.  Атмосфера вокруг была наэлектризована  грозовой угодливостью    погромных настроений.
   Летучка молчала,   уткнув глаза в столешницы. Кто растерянно, кто не без тайного удовольствия,  –  любители  остренького. И только  Валентина А.   в затянувшейся паузе сбивчиво и негромко проговорила: – Это Вы неправы, Ш., когда так говорите о Д. Я., (то есть, обо мне). Реплика её прозвучала бледно, почти беспомощно, может быть, в надежде на поддержку остальных, но эти  остальные молчали. Главного редактора не было, летучку вел я, может быть, Главный, будь он  на летучке, и прояснил бы картину насчёт стихов – ведь это он  поставил их в журнал. Хотя это не изменило бы того, что произошло.
   Я ничего не сказал, я пребывал почти в шоке, что всегда случается со мной в похожих случаях. В детстве у меня случались стычки или драчки со сверстниками, я петушком отбивался и наскакивал на обидчика, но стоило противнику сказать мне:  «жид!», как я опускал руки – это слово действовало на меня как заклинание, парализующее волю. Обида от всемирной несправедливости, - а она сразу обрушивалась из подсознания, - была сильнее воли к борьбе. Увы! Евреями бывают разные люди…      
   Я не говорил с Ш. ни в тот день, ни в другой, ни через год,  - ни два, ни десять лет, ни двадцать спустя, – всю вечность, что выпало мне   жить до отъезда из страны. Не стал говорить с ним и после того, как   двумя или тремя годами позже, он, видимо, поостыв и разобравшись, на какой-то летучке  встал и публично извинился передо мной. «Я был неправ!» - отчеканил он громко и внятно. Это был поступок, я оценил его под впечатлением  минуты по достоинству, но не изменил своего отношения.    
  Через какое-то время Ш. предпринял  прозрачные, но безуспешные попытки  к примирению. К тому времени я уже работал в другом журнале, он приносил стихи в отдел поэзии,  их я не касался, и когда его стихи там браковали, он говорил общим знакомым - это я против него, я не даю их печатать... Правда, уже обходился без обвинений в сионизме, а впрочем, не все слухи доходили до меня…
 
    Время не вытравило из моей памяти  ничего,  – ни первое слово, услышанное в детстве, ни последние.

   Между этими, разделенными полувеком событиями, да и следовавшими за ними, набирается бессчетное нечто  похожих случаев разного калибра.
   Они застряли в ловушке памяти, и память,  совсем не причудливо, по неведомым законам ассоциаций, нет-нет, а выдает их на-гора.

                *                *                *

                НОН-СТОП - 1
                продолжение

                Конец первой любви.
   
   Детство.
   Двор в нашем старом доме, бывшей конфетной фабрики турецкого поданного, был уютным, почти домашним. Три этажа,   а, может, это два, но такие высокие, что кажется, - цветные витражи веранд уже на уровне небес посверкивают. Или это мне, такому маленькому, дом кажется огромным...
   Внизу,   на первом этаже, появились новые жильцы. Молодая женщина с красивым   гладким лицом.  И девочка, её дочка, в которую сразу влюбились все пацаны нашего двора, – и потому, что новенькая, а новенькое всегда интереснее привычного, и потому, что девочка красивая и добрая, - у нее синие глаза и две   светлые косички. Светлые!  Ей лет шесть, как и нам. Утром мы, радостные дошколята, сбегаем с нашего этажа по литым металлическим ступеням.   И ждем Валечку  возле дверей её квартиры. Я сегодня опять спустился первый, заглянул в открытую дверь, Валечка   допивает молоко и улыбается мне: - Сейчас  выйду! - Я сажусь на ступеньку и жду. Валина мама хлопочет у плиты, выглядывает на минутку – посмотреть, кто   пришёл, молча кивает мне - она очень вежливая, всегда улыбчивая, про нее  моя бабушка говорит – интеллигенция…
   Дверь, которая отделяет   Валину квартиру от двора, тонкая, она из дикта, прессованной фанеры, и мне слышно, как звякает посуда, шуршит платье Валиной мамы. Потом мне слышится её голос, какой-то не такой, какой-то шипящий, – она говорит  сердито Валечке: - Куда ты скачешь! Не понимаю, что ты нашла в этом жидёнке!..
   Это она про меня   говорит.
   Я – жиденок. Я уже знал, что это означает что-то плохое. Но по тому, с каким отвращением она сказала  это слово, я  понял, что это что-то очень  плохое. И я опять подумал про жабу.  Вроде той, что нам показывал соседский, весь в бородавках на руках,  пацан.
   Тому случаю уже более семидесяти лет.
    Если мне он помнится более семидесяти лет, то это значит более двадцати пяти тысяч дней,  или  больше полутора миллионов часов.
   То есть, ежечасно.
 
*        *        *

   Живу и работаю в городе К..
   Куда меня распределили после окончания вуза. 
   Первые месяцы я пока с трудом преодолеваю чувство одиночества, усугубляющееся тем, что  ночую в Доме Приезжих, в старом городе, в комнате на двенадцать человек, в основном командировочных людей. Им, наверное, тоже одиноко, и потому вечера они скрашивают разговорами, в основном, о том, сколько у кого было женщин. Похваляются. У меня одна, да и та пока не со мной. Да и стесняюсь этих речей с бесстыдными подробностями, а потому молчу.
   Вот и канун  субботы. Собираюсь в город, повидаться с  Сашей, она ещё учится, на пятом курсе, и навестить родителей.
   Поезд. Общий вагон. У меня боковое место. Наискосок, через проход, устроилась  семья, похоже, рабочего, - глава семьи - мужчина, лет пятидесяти, жена, тихая и безликая,  двое детишек. У них уже общий разговор с соседями по  лавкам. Говорят негромко, такая благостная, почти домашняя обстановка.
   Ехать ещё долго, часа три, и я достаю книжку. Проходит с полчаса, я чувствую  на себе чей-то тяжелый взгляд. Это хозяин семейства,  он угрюмо смотрит на меня, потом отводит глаза. Через некоторое время  мне снова становится неуютно от  тяжёлого взгляда,  я отрываюсь от страниц и буквально натыкаюсь на острые, полные ненависти, глаза. Они буравят меня.  Мужик не сразу отводит их, и ни к кому не обращаясь, с  тоскливой злобой  произносит в пространство:
         -  Яврей!…Они, явреи, завсегда с книгой.
         Это  звучит уничтожающе. Как приговор. От бездонной этой ненависти мне становится холодно.
    Пауза! Как держать паузу, если она -  вечность!
    Как удержать паузу, если она – врасплох! И она, как граната, у которой выдернута чека, и время стало отсчитывать мгновения.
Утыкаюсь в книгу, но до конца поездки
 не могу
 прочесть
 ни строчки.             
 
                *    *       *

   Первые годы работы после вуза. Редакция газеты, в которой я заведую отделом, - в старом городе. А квартира моя в восьми километрах - в соцгороде алюминщиков. Домой - рейсовым  автобусом. Он, переполненный, грузно переваливаясь, идет натужно   в гору, потом полем,  дальше   – через мост над  Исетью, минует деревню, а там и новые дома соцгорода.
   Изрядно усталый   иду на площадь возле театра.  Здесь    центральная стоянка. Автобус ещё пуст, и можно, никого не стесняя, сесть на свободное место. Подтягивается служивый народ: из учреждений, магазинов,   школ, - интеллигенция, - есть и рабочие, с небольших в старом городе заводиков.
  Водитель не спешит, - соблюдает график…Автобус уже заполнен томящимся народом.
  Надо мной  возникает  фигура только что вошедшего пассажира. Он пьян, одной рукой вцепился в поручню, другой сжимает дужку бидона без крышки, похоже, с пивом...  Молча и угрюмо оглядывает пассажиров,  застревает взглядом на моей фигуре. Сопит, что-то бормочет, и вдруг на весь салон вопит: - У-у, жиды проклятые!  Гитлера на вас нет! И когда только издохните! –
   Автобус молчит. Безмолвствует,  отвернувшись в сторону, и милиционер, - он рядом со мной и мужиком
   Говорят, брань на вороту не виснет.. Мужик продолжает поносить жидов всех мастей, перемежая в полной тишине свою речь матом по их  адресу…Я для него, как запальная свеча для динамита. Чёрная брань вонючими полосами свисала с воротников безмолвных пассажиров.
     Встаю.
     Выхожу при полном  молчании из автобуса и тоскливо иду пешком, не чувствуя ни ветра, ни  январского мороза, ни расстояния. –  Сперва через площадь, потом, улицей, до угла, потом   в гору, потом полем, потом через реку Исеть, потом мимо  деревни. Исчезло время и расстояние, в ушах  звон, сердце колотиться,  глаза слепит снег и высекает слезу.
   Иду…-  Заведующий отделом культуры  городской газеты, - журналист, литератор, интеллигент, общественник – член бюро горкома комсомола, руководитель литературной студии при редакции, политинформатор, член партии и прочая и прочая…
   А без всех этих «чинов» – всего-то еврей.               
   
   
                *         *         *   
 
   Лиха беда начало: есть дыра, будет и прореха.
   Мальчиком и подростком я наслушался  всяких речей против евреев.  Детей не стесняются.
   Со временем, вписываясь в круг взрослых, сталкивался  с не- прикрытыми фиговыми листками  эвфемизмов разного рода, -  от  словечек типа – «что-то вокруг ф р а н ц у з о в  много», до   вошедших в моду фраз  по адресу сионистов. Под «французами»  подразумевали евреев, а под сионистами тоже имели в виду не  лиц кавказской или какой другой национальности.
  Помню,  попал я подростком, во время войны,  году в 43-тьем, в Дом отдыха, - в обыкновенный, видимо. Но для вечно голодных детей это была  невообразимая роскошь, почти неправдоподобная по тем временам. Еда три раза в день, на тарелочках – кубики сливочного масла, на каждого, кто за столом, по кубику.…
   Заводские  профкомы выделили тогда путевки на группу малолеток - несовершеннолетних рабочих. Я один из них. Добрались до места уже ночью, электричества не было, в темноте при свечке разместились в палате… С вечера не кормили, хотелось есть, у меня в рюкзаке банка с соленой капустой и у несколько домашних сухарей – мама дала на дорогу. Разделил поровну,  съели всё подчистую. Утром   проснулся я, почувствовав на себе, сквозь дрему пристальный взгляд. Смотрел на меня с соседней койки, опершись на ладонь, рослый парень... Заметив, что я открыл глаза,   спросил:
   - Ты еврей? –
   Я кивнул. Проснулись другие и заговорили о евреях; - расхожий «джентльменский» набор: хитры, жадны, укрываются от армии….  Бодренько старался вставить слово и  болезненного вида низкорослый  пацан. (Потом  его станут дразнить «ссыкуном» - он  мочился ночью в постель.  И он же будет плакать,  когда проиграет деньги в карты. Я ему дам  на обратную дорогу на билет, – к неодобрению моего   поступка всей компанией). Теперь же он, как молодой петушок,  подпрыгивал, норовя вставить  что-то в общий разговор. Наконец, уловив момент, он прокричал:
    - А кто знает, что такое ПЖД? Ну!!  На вагонах пишут большими буквами, ПЖД! Не знаете? – все  туповато притихли. – Думаете, это значит Пензенская Железная Дорога? – горячился малец. - А вот и нет! – Он  с победным  видом помолчал и  радостно  выкрикнул: - ПЖД - это Плати, Жид, Деньги! – вот что это значит!

                *         *         *
 
   Десять лет спустя,  летом 1953 года, когда  в Берлине восстали немцы, - о чём мы узнали позже, - многих наших офицеров запаса, как и рядовых солдат, мобилизовали в армию на сборы и направили в знаменитые  Бершетские лагеря, что недалеко от Перми, – предстояли маневры, - демонстрация некой готовности.
   Ночью сошли с поезда. В ожидании машины, что доставит  до места назначения, коротали время в крохотном прокуренном зальчике маленькой станции.
   Как-то    само     получилось, что все  сошлись  в сторонке и весело балагурили,  – все, кроме меня, - вроде и не старались, но само у них это получилось – отделиться от  одинокой фигуры. Я сидел на  лавке,  опираясь на   вещмешок, и время от времени улавливал насмешливые  взгляды в свою сторону. Какие-то  реплики вызывали в группе смешки,  одна из них, сказанная громче,  долетела до меня, ясная и внятная.
   - Не курит, не  пьёт, и девок не е….! Чистый француз!
   Это расхожее   присловье в устах интеллигентных людей (тоже офицеров запаса) предназначалась мне,   я угадал   подтекст, и это был самый  невинный «оригинальный» эвфемизм еврея, когда-либо мной слышанный.
   И на том спасибо, подумал я, не подозревая, что наступят времена, когда не только солдаты, но и офицеры доблестной армии и высшие чины – от серых служак  до крикливого генерала Макашова без стеснения и эвфемизмов станут запускать с трибун митингов «жида».
     В тот раз же, услышав поговорку, я  вынул из пачки любимый свой «Дукат»  и вышел  в пристанционный  сиротский скверик, покурить.
     Они всё про нас знают наперед, и всё решают за нас, какие мы,  приговор вынесен, и обжалованию не подлежит, - не в первый раз подумалось мне.…
     Про это их свойство ещё не раз вспомню. 
     А тогда я только подивился новой для меня культурной манере высказать насмешку или презрение, и в такой формуле, что не прицепишься. Но на то они и культурные люди.   
    В тех лагерях я буду определен командиром взвода управления 122-х миллиметровой гаубичной батареи. Принял присягу, получил первую звёздочку на погоны. В составе артиллерийского дивизиона  действуя в маневрах, приближенных к  боевой обстановке,  сойдусь почти дружески с замполитом, молодым кадровым  старлеем, добрым и простоватым парнем, выходцем из сибирской деревни. Он симпатизировал мне с того момента, когда я в охотку помог ему сделать стенгазету – «Боевой листок».   
   Однажды, попав в какую-то передрягу,  шли мы вдвоём лесом и оврагами к расположению. Он, на чем свет, ругал начальство за какую-то путаницу, искал слова покруче, и вдруг сказал сердцах: «Жиды проклятые!». Я не выдержал,   – не ждал от него подобного, и сказал ему грубость. Но удивили его не мои грубые слова, а интонация обиды, которую он уловил во мне. -  А ты - то причем тут?..- сказал с искренним недоумением. И на мой немой вопрос, знает ли он, что он говорит, добавил: - Жид – это значит очень плохой человек. Тебе-то что до этого?
    Прости им, господи, - «не ведаем, что творим!»
    Кажется,   где-то я уже упоминал, как  хозяйка избы, в которой нас, подростков, поселили на уборке колхозных овощей, на мой вопрос, почему такая бедность на селе, ответила: да, сказывают, из-за евреев, это они виноваты.
   Вокруг, на сотни километров, не был, кроме меня, ни одного из этого проклинаемого племени.
   Так они и развиваются параллельно, набирая силу, - «культурный» антисемитизм, восходящий до высот «философской» и «научной»  апологетики, расовой ненависти, и  открытая, без всякого камуфляжа, бытовая юдофобия,  выплескивающаяся  за пределы беспредела.
    «Рука руку моет, да обе свербят».

                *           *          *

   Эпоха перестройки и распада Союза  выставила на тротуары, трибуны и в прессу неприкрытые, без всяких фиговых листков, старые   язвы и новые шанкры  ксенофобии. Кое-где  ещё сохранялись очаги внешних приличий.  Иные   косили под доверительную манеру. - Я с тобой откровенен, потому что ты мне симпатичен. В общем-то, мы свои люди?
    Много  бывает выпито, пока собеседник добирается – до первых рюмок  откровенности…
               
 В РЕДАКЦИЯХ – в разных редакциях – в газетах, на телевидении, а потом и в журналах,  РАБОТАЛОСЬ  МНЕ, если иметь в виду национальный вопрос, вполне сносно. Всполохи   больной темы  обозначались, как правило, где-то там, вне стен   газетного или журнального, в общем-то, условного мирка.…  (как говорится, положение обязывало….). Отношения  с  сотоварищами были  ровные, -  да и по характеру  я плохой материал для интриг  и сплетен. Но даже  в эту, несколько искусственную среду, проникали  отзвуки никуда не девшейся проблемы.  Как статическое электричество, накапливаясь, пробивается искрами или  разрядами «на массу», так  околоантисемитские  мотивы  проскакивали  на поверхность будничной глади.… Так было и со Львом Р., обронившем,   что вот теперь ко мне, заместителю главного редактора  журнала, потянутся соплеменники со своими статьями, - чтоб я  не очень повожал их.
   Так было и   с другими…..  Тут главное - дождаться.… Это как в музыке:  мелодии, песни еще не слышно, но метроном звучит, отсчитывает такт.
   Расслабишься, и   - застигнут врасплох.

   Память полна зазубрин, заноз  -   эпизодиков «на тему»…. Они    расчесывали болячки, накапливали в душе муть, не оседавшую годами.
  ... Так было с Александром Ф., с Алешей Н., Игорем Т. И даже  с  Женей Е., доброжелательным человеком
   Худшее, повторюсь, – неожиданность, когда врасплох, когда это обнаруживалось в тех, кого близко знал годы, и  кто близко знал  тебя. Думалось: уж если эти тронуты   паршой, то, что творится в душах других!
  Под серым пеплом    живы  язвочки угольков.
  Легче лёгкого они раздуваются при благоприятных    ветрах.

                *         *        *
   Как–то, когда я отдыхал в уральском  санатории на берегу Курьи, известном своими родоновыми ваннами - подошел ко мне, опираясь на палочку и прихрамывая, юноша, лет шестнадцати-семнадцати, назвал себя, сказал, что долечивается  после болезни,  и спросил, правда ли  что я работаю в газете.   Спросил, можно ли он придти в редакцию, и показать свои снимки.…Договорились   встретиться в Свердловске.
   Так Алексей Н. стал, со временем,  фотокорреспондентом редакции...
   Прошло  несколько лет. Мы были  связаны не только службой, но и взаимной симпатией.
   Однажды,  при каком-то    застолье в редакции, может, даже и по случаю моего дня рождения, едва  уселись за  трапезой, как Алеша встал с рюмкой, попросил слова и начал держать речь:
  - Я хочу сказать о евреях…
    Я встал  из-за стола, и, сказав, что  речи на эту тему он может произносить без меня, вышел прочь…
   Я не знаю, о чём он собирался говорить. Вполне возможно,  и о чём-то «хорошем». Что-нибудь вроде – вот евреи бывают разные, а вот Имярек,   совсем другой. Ему, наивному,  невдомек, что даже в таком пассаже, и похвала звучит оскорбительно.
   Я тогда был сильно уязвлен:  значит, и у этого невинного агнца саднит    еврейская тема!..

                *           *           *
 
    На полях:
    Когда первый вариант сей рукописи  прочитала Саша, жена, она   начертала    на полях мне следующее: «понимаешь, ты болен антисемитизмом, поэтому не можешь, как Веллер или Радзиховский, парировать своим оппонентам, а жаль.…Это твоя слабость, сила или индивидуальный склад души?»
   Хороший вопрос, в котором, впрочем, и ответ. Да, склад души. Да, не могу, как они. Не только потому, что не  одарен насмешливым стилем. Но и потому, что парировать, значит, вести спор с корректным оппонентом, склонным к компромиссу, к пониманию, наконец, надеяться на победу, на то, что переубедишь. Здесь другой расклад. Давно убедился: переубедить никого нельзя, затея изначально обречена, потому что у  явления другая природа – не заблуждение, а уверенность на уровне инстинкта.
    Остается повторить известный тост: выпьем за успех нашего безнадежного дела!
  А посему – возвращаюсь в свою колею.
                *           *           *
    _ Здравствуйте, Саша! – приветствую я симпатичного мне гостя.
 
    Александр Ф.,   человек  трудной судьбы. Одаренный   писатель, он не  был удачлив в публикациях, почти всё, что писал, уходило «в стол». Течение жизни прибило его к  нашей редакции. Он часто приходил в журнал, показывал написанное, говорил о планах, о трудном быте, однажды поделился – жена, видимо, устала, не верит в его успех, расстались. Когда представился случай, и мы разговорились с его женой,  – уверял её в  Сашиной талантливости,  стоит, говорил, набраться терпения – путь у талантливых людей не всегда бывает только трудным,  усилия и терпение приносят  и удачу. Вскоре она вернулась к нему.  Тем временем, устроили Александру    командировку на один из крупнейших заводов в области – на два года – писать книгу о заводе,  он получил комнату в гостинице, постоянную зарплату, появилась и  возможность  доработать начатый роман…
   Он бывал у нас дома, - и гостем, за столом, и просто так. Гостеприимная моя жена привечала его. Часто заглядывал ко мне на работу, по-свойски устраивался напротив,   показывал новые главы   романа, искал впечатления и мнения, разговоры переходили на литературные и бытовые темы, про то, как живется и работается на заводе в городе К., как накапливается материал.
 Я радовался его приходу, был открыт душой…Похоже, и я ему был по душе.  На первой книжке своей он написал: «Дорогому Давиду Яковлевичу! С безмерной благодарностью за постоянное участие в моей судьбе, с уважением! Саша Ф. Август, 1976 г.»
 
   В тот день он вошел, как всегда, сел напротив, был, похоже, немного выпивши, впрочем, почти незаметно. Улыбался, лузгал свои любимые семечки.   И неожиданно, без всяких предисловий и подходов сказал:
   - Скажите, Д.Я., почему евреи считают себя умнее других?
   Я сглотнул воздух, молча секунду смотрел на него, потом встал и вышел, оставив  его в полном недоумении и едва ли не шоке.
   Больше я с ним никогда  не общался, не здоровался даже при случайной встрече. Он не рискнул заглядывать в мой кабинет, только через других лиц пытался узнать, «что произошло». Я с ходу отвергал все вопросы и попытки сослуживцев дознаться причины моей такой крутой перемены.
   Дальнейшее уже не имело значения. Главное – что «слово» было сказано. Для меня вопросы, типа того, что он задал мне, как контрольная проба: на пустом месте эти вопросы не рождаются.
   Иногда только вяло думалось – и чего в них  въелись, подобно  личинкам-паразитам  в шкуры быков,  эти   неврастенические  «интересы»! Ведь у каждого своих проблем навалом?
  А, может, потому и въелось, что легко  перенести груз своих проблем, на которые нет ответа, и которые ведут в тупик,  на так просто объясняемые причины этих проблем... Инородец всегда подвернется.
   К слову сказать,  из всех инвектив против евреев, с последней может посоперничать разве «постулат» про  «ташкентский еврейский фронт», - дн, все евреи не на войне, а в Ташенте, то есть, в тылу. После войны мен чаще всего попадалось это: «почему евреи считают себя умнее всех?!», - то ехидное, то язвительное, то с ноткой чкть ли не обидчивости. Даже Жванецкий как-то не выдержал:
   - «Перестаньте ругаться и кричать друг другу: «Еврей, еврей!»…
   У нас в стране не все евреи!»
   Увы, неймётся им. Даже самым, казалось бы, воспитанным и неглупым. Это какой-то комплекс сидит в них. Давж мой шеф, человек, вроде корректный вдруг оказалось, не свободен от этого комплекса.
     ….Как-то, войдя  в   кабинет Главного редактора – застал у него главного архитектора города,  симпатичного спокойного человека. Гость и мой шеф сидели за столом  и о чем-то говорили. - Вот, -  сказал мне мой шеф, немного смущенным голосом – как говорят люди, застигнутые врасплох, - почему, спрашиваю,  евреи считают себя лучше других. - Ну, с чего вы взяли! – миролюбиво возразил архитектор -  Это вовсе не так!
   Я не поддержал тему разговора, сказав сухо редактору:
   - Ты путаешь причину и следствие…-
    Сказал я, и потом сказал речь, вспомнил любимую поговорку: сначала собака не любит кошку, а аргументы подыскивает потом. Ты путаешь причину и следствие.  Сперва все, - и кому  лень, и кому не лень, - долдонят о том, что евреи плохие, что хуже всех, так что несчастным ничего не остается, как доказывать, что они не хуже других, а часто даже и лучше. Это, видать, раздражает…. Это, во-первых. Во-вторых, сказал я, евреи, во всяком случае, умные,  не говорят это,  и многие, если не большинство, не считают себя лучше других. Правда, в иных древних источниках можно встреть слово об их избранности. Но в каком смысле? Они избраны Богом, чтобы донести до людей идею Единобожия, вместо языческих идолов, и заповеди, их высокий моральный смысл,  которы лег воснову всей современнойц цивилизации.   
   Между прочим, Всевышний предлагал и другим племенам взять на себя эту миссию – передать людям  его  заветы, но все отказывались…
   И, наконец, третье. Представим себе, что евреи говорят-таки о себе, что они лучше других.…А кто, прости меня, не говорит? Русские не говорят? О  Богоизбранности, об особой  духовности, о всемирной отзывчивости, о том, что русские - великая нация – говорят все – от школьника до власть предержащих. «Германия превыше всего!» давно ли кричал немцы о себе? «Правь, Британия!» веками говорят англичане. Ну, об американцах, считающих себя самлй лучшей нацией и говорить нечего. А самые маленькие народности считают себя лучшими, взять тех же манси: что такое манси – «Люди»  - в переводе на русский, имея ввиду, что другие нет?  И про русских  скажу то же самое: кто, как не они считают себ самыми духовными в мире,, говрит рб самой вымоко особенности их – всемирной отзывчивости.
    Всех занимает идея превосходства,  но прицепляются только к евреям – большое, де, самомнение.… Не потому ли, что тут комплекс неполноценности, неосознанное подозрение, что евреи не без основания так «считают»?.. –
   Многое чего я сказал, горячо и запальчиво, Главному… спускаясь    по лестнице Казалось мне, в этом монологе я демонстрировал логику и ум, но, увы, это был общеизвестный пример лестничного ума, когда все аргументы приходят потом!         
 
                *        *        *

   Вспоминаю случай в аэропорту  -  смешной, когда бы не   печальный.
  Я ждал объявления на посадку. Предстоял первый, рекламный, рейс самолета ТУ-104, открывавший регулярное сообщение с Москвой. Мы, несколько журналистов разных газет, томились в ожидании посадки.
  Я зашел в туалет сполоснуть руки, липкие после какой-то буфетной булочки. Картина была привычная, если не считать одного вальяжного вида мужчины – он возбужденно ходил вдоль запертых, занятых кабинок, нервно и нетерпеливо  дергая дверцы. Его, видимо, крепко прихватило, он уже и  пояс расстегнул на брюках …Дверцы не открывались, никто не выходил.… Сделав ещё несколько отчаянных пробежек вдоль кабин и безуспешно снова  подергав ручки, он вдруг остановился и  закричал в полный голос:
   - У-ууу, жиды проклятые!!!
   Не мой ли облик подсказал ему тему?

*       *       *

 ...Он вышел на балкон, перелез через перила и полетел вниз. Колыхнулась  занавеска на пятом этаже  «хрущёвки», выбежала к перилам жена, зашлась в крике…
  Так покончил с жизнью Женя Е., журналист, один из моих добрых знакомых.
  Он был славным человеком,    живым и чувствительным характером отличаясь от зашоренных и озабоченных бытовыми и должностными интересами коллег.   Доброжелательный, он чувствовал собеседника,  не поглощаясь только в свои заботы.  Живи он в Х1Х веке, про него бы сказали: «добрый малый».
  Кажется, он не был доволен  собой, или   своей работой, - о чем я подумал, увидев его однажды в милицейской  форме, с погонами лейтенанта на плечах. Оказалось, принял предложение работать в органах  по линии пропаганды, – у милиции были свои информационные заботы.
     Время от времени заходил ко мне в редакцию, - просто так, поболтать, а, возможно, от   неустроенности души, - так мне показалось задним числом. Прослужил он в милиции недолго, года два-три, вернулся в какую-то цивильную газету.
   Сблизила нас не только взаимная симпатия, - объединявшая отсутствием  притворства и скрытости, но и случай житейский:   обоих призвали в армию во время советско-китайского конфликта. Еще не остыли дни от боев на Даманском острове, как по всей стране провели мобилизацию. Солдат и офицеров запаса  поставили под ружьё и срочно – поездами, самолетами, водным путем - направили заступить границу на Дальнем Востоке, фронтально к Китаю. Два-три дня  формировалась наша дивизия недалеко от Свердловска, в лесу возле деревни Горный Щит.  Газету и типографию на колесах, в отсутствие ещё не сговорённого редактора, приводил в готовность, снимая с консервации, ответственный секретарь, должность коего исполнял я, призванный из запаса старший лейтенант. Были призваны также метранпаж, наборщик, шофер, не хватало   корреспондента. И  на второй день мобилизации я вдруг увидел  лейтенанта из   запасников, бредущего в наше расположение.  Это был Женя Е..  Обрадовались друг другу, как родственники, – кто бывает в чужой новой среде, знает,  что значит встретить знакомое,   еще и   доброе лицо.
   Через два дня    погрузились в эшелон, и ещё через восемь дней почти безостановочного пути прибыли в Еврейскую Автономную область и расположились  близ Амура.
   Пошли дни службы, полные разных событий. Ходили слухи, что  забросили нас надолго, может, на год, а то и  два. Но всё, видимо, шло к успокоению, и через полтора месяца   вернулись домой.
   Однажды, месяца через три, Женя, узнав, что я приболел, пришел меня навестить. Я полеживал… Женя присел возле на низенький стульчик, болтали о пустяках, и вдруг он сменил тему:
   -  Я вот что подумал: может быть, к евреям относятся плохо потому, что у них нет своей земли? Была бы своя земля, как у других национальностей, то и отношение было бы другим.
   Обычно я не поддерживаю разговоров на еврейскую тему, но здесь был особый случай – похоже, Женя искренне искал хорошего решения «еврейского вопроса». Я вяло возражал ему – вяло, ввиду тупиковости проблемы, как я её понимал. Я сказал, что люди вообще предвзяты к инородцам, пример – отношение к армянам или азербайджанцам. Или взять народы Средней Азии и более «скромные» - мордву или чувашей, не говоря о чукчах, – у всех свои земли, а примеров предвзятого отношения к «чуркам» пруд пруди. У негров вся Африка своя, но белое общество еще долго будет их отчуждать. Наконец, у евреев есть своя Автономная область, а за пределами Союза даже свое государство, но это ничего не меняет.
   Дело в другом: я вспомнил формулу, приписываемую Сталину: есть человек, есть проблема, нет человека – нет проблемы. Но вспомнил по-другому:  даже когда нет человека, проблема остается. И пример тому Польша, всегда славившаяся жестким, если не сказать жестоким юдофобством. Вот, при лидере Гомулке, всех евреев выдавили из страны. Евреев не стало, антисемитизм остался.
  Об этом и многом другом, я думал, глядя на Женю, но не стал ему говорить, может, не успел, потому что он задал другой вопрос, и этот вопрос уже был с тайной ноткой оценки.
   - А почему  евреи молча и покорно сносили преследования в гетто, покорно шли  на казнь в концлагерях.
   Я подумал, что ответы на эти вопросы, как и другие, можно найти в размышлениях и источниках, если подойти к истории не предвзято, а с целью найти объяснение – и психологическое также, - обреченная толпа парализована. Да и обман играл свою роль – идут в душ, а не в камеру удушения. …
   Но я сказал только  две вещи – про знаменитое восстание в Варшавском и других гетто, про партизанские отряды евреев («разве все это было? Не слышал!»). И еще   я сказал ему. В гетто и лагерях в массе были старики женщины и детей, многие мужчины были в армии – нет семьи еврейской, в которой бы кто-то не воевал. Полмиллиона евреев – бойцы Советской армии – это четверть всего населения еврейского. И то, что Героев по официальной статистике  - более ста, и они на третьем месте после русских и украинцев – говорит само за себя. Но не это главное. Главное – вот что: в плену у немцев было не менее  6 миллионов солдат  Красной Армии – самая кадровая часть бойцов, плененная в начале войны –  (потом   армия формировалась из резерва и призывников). 6 миллионов пленных! А много ли ты слышал о восстаниях пленных в лагерях? А ведь это не чета несчастным замордованным узникам-евреям, это воины, кадровые бойцы!
    Женя молчал.
    Несколько лет оставалось до его последнего шага – в пустоту, навстречу смерти.
   Наверное, было в его душе,  что-то  важнее, чем еврейский вопрос, что терзало его.
   И все-таки! Даже он, порядочный и совестливый, погруженный, как и многие другие, по уши в свои дела –  замыкался на   вопросе,  который  не трогал его  в жизни ничем –  его, как и тысяч других, евреи не преследовали, они ему не мешали, они были просто вне его бытия.
   Что же за натура ЧЕЛОВЕК – если ему непременно надо кого-то, - если и не ненавидеть, - то уличать или обличать!
   
                *          *          *
  Из апокрифов:
  Еду в ночном троллейбусе, в полупустом, только на сидении впереди двое  подвыпивших  интеллигентных приятеля обсуждают еврейский вопрос.
    -  «Евреи не воевали!»
    - Ну, как же не воевали, ведь есть  факты, свидетельства, наконец, статистика. Их было много на фронте, не меньше,   чем иных, и, повторю, – много, –  сравни  процент участников  с  небольшим их количеством   в стране.
   - «Ну, если и были на войне, то не на передовой, а по тылам околачивались».
   - А как же Герои Советского Союза, - евреи на третьем месте – после русских и украинцев,  как же  ордена и медали, которыми большинство из них награждено?
   - «Это всё они купили, или получили по блату»…(3)

   Оставь надежду всякий, кто захочет переубедить антисемита…
  Эти факты – для   объективных людей, - но где они, эти люди, и что для них эти факты?
   Когда-то говорили: если факты противоречат идее, тем хуже для   фактов.
   Ландау сказал и другое: если факты противоречат идее, тем хуже для идеи.
   Так! Но только не для «идей» юдофобов.
   Да и кто знает эти факты, кроме еврейских интересантов. Хотя они, эти факты, и напечатаны, но пребывают за семью печатями. Их   скрывают, им не дают хода. (Отсылаю любопытных к 3-му Приложению).
 
   Герой романа Стефана Гейма «Книга царя Давида», редактор будущей книги, представ перед царём Соломоном,   отвечает на его вопрос о том, какой метод написания книги о царе Давиде он избирает.
   «Мне удалось, - говорит редактор, - составить  перечень возможных способов подачи… фактов, а именно: 1) полное изложение, 2) частичное изложение, 3)полное замалчивание».
   Полное замалчивание  чего-либо доброго о евреях было   политикой властей и тех, кто держал в своих руках вожжи пропаганды и информации.
   Замалчивание…
   Нигде этот универсальный метод не получил такого размаха, как на нашей благословенной родине.
 
 
               
                *             *            *
   Кое- что об Игоре…

   Вот и пишу я воспоминание об Игоре Т., как он пророчески сказал в одном своем стихе, подаренном мне на день рождения. Что, де, буду писать о нем воспоминания. Пишу, но пока не те,  которые он, хоть и в шутку, предполагал.
                *
  …На улице Малышева меня остановил автоинспектор и проколол водительский талон – «за превышение скорости».
    На летучку я опоздал.
    После летучки Игорь  спросил, закуривая, не случилось ли чего.  Я сказал:  задержал гаишник. - За что? - За превышение скорости.
  - Ты? Скорость? Превысил? – удивился иронически Игорь…- Трудно  поверить!

  Они всё про нас знают, какие мы, на что способны, а на что  - нет. Осторожные. Себе на уме. Жадные. Трусливые. Хитрые. Богатые. Ну, что там ещё? Ах, да, - пьём христианскую кровь. Нет, не пьём, а подмешиваем кровь младенцев  в мацу.… Ну, мало ли еще что…
   Думаю, в последнее Игорь не верит. Но вот в то, что мы на что-то не способны, на что щедро годится русский человек, он, как и многие, уверен. Главное, –   нас расчислили и расставили по клеточкам своего сознания.
   А мы…Что мы? Мы: «привыкаем к несовпаденью», как поётся в песне.
   К слову, о песнях.
   Мои песни уже довольно широко исполнялись.  На  творческом вечере, который устроило местное бюро пропаганды литературы, Игорь услышал мою лирическую песню и удивлённо сказал:
   - Надо же! Вот не подумал бы, что    ты пишешь и лирические песни.   - Ну, патриотические там…гражданские…твой конёк…
   Мне приходилось летать в глухую тайгу за санитара на вертолете. Бывать на Ямале, Сахалине, Алтае. Подниматься на леса одного из первых высотных зданий в Москве. Спускаться в шахту. Ходить в зимние землянки первых целинников.…Работать разнорабочим и грузчиком…
  - Ты? Летал на вертолетах?
  - Тебе пробили талон за превышение скорости за рулем автомобиля?
   
   И другие летают, и спускаются в шахты. Мерзнут на целине.… Но то – другие, для них дело обычное. А мы – не то…
  Они нас расчислили.
  Давненько.
  Игоря я не причислял к таким людям. По многим причинам. Начать с того, что был он талантлив. Он прославился как сатирик –   смелый и   независимый,   позволял себе в стихах откровенные, порой дерзкие   выпады там, где другой побоялся бы и намека на  критику, - в годы застоя, объявленные годами развитого социализма. У многих на устах был стишок: «Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это». Не уверен, что это было его сочинение, но смысл его мог бы стать эпиграфом к его сатирам. Одно четверостишие особенно привлекало  всех, кто тосковал на кухнях о правде, о другой, более раскованной,     атмосфере жизни:
   Под окном канаву люди
   Раскопали в пятый раз.
   Никогда, друзья, не будет
   Безработицы у нас!
   Сатирические книжки его расходились сразу, а одна из его песен – «Зовет Гора Магнитная», самая знаменитая, часто звучала на концертах, по радио, в застолье.…На всех, подаренных  мне его книжках – трогательные автографы, оригинальные, остроумные и ни один не повторяется.  Он был соткан из талантов – всё, к чему не прикасались его руки, обретало предмет искусства. Помню, стояли мы в его семейной, тёщиной, комнатке у окна (он рано женился на красивой   студентке с филфака), болтали о чем-то,  руки его между делом  вырезали  из бумаги журавликов,  и он запускал одного за другим из окна на улицу, и белые птички его красиво планировали над палисадником.
   Ответственный секретарь, - должность, которую журналисты иногда  уподобляют главному инженеру предприятия, исполнялась им трудолюбиво и играючи. Всякий раз, собирая очередной номер, он брал новую рабочую папку и, шутя, вырисовывал  ироническую картинку или шарж на обложке. Когда-то я подобрал несколько   отработанных папок – для редакционного музея, потом, после меня, судьба их неизвестна.  Одну картинку помнил долго. Он изобразил двенадцатый номер, придав   единице   облик  девушки, а двойке - черты парня, игриво повернувшегося к обнаженной красотке, – оба   сидят рядышком  на банной  мраморной скамейке в клубах пара.
   Он   мог подвернувшийся под руку бросовый предмет превратить в занятную поделку. Из еловой шишки  сладить ежа, из голубиного перышка подобранного на лету – пропеллер, из проволоки от пробки шампанского – забавную фигурку человека.
  Захаживал часто ко мне в паузу – перекурить, перекинутся словом.…Вот секретарша принесла  новый телефонный справочник – толстенный экземпляр на сотни страниц.  Взял, полистал,   повозился с ручкой, положил на стол, вышел, усмехаясь.… В глаза мне  бросилась надпись на срезе страниц: «Что может Зам, не может Сам».
   Занятная история случилась с моей шляпой…. Еще работая в молодежной газете, я стал обладателем солидной фетровой шляпы, - Саша, жена, решила, что мне пойдет шляпа, и прибавит импозантности, и редактор газеты Валентина Ивановна привезла из Москвы, из командировки, модный дорогой  этот головной убор. Вскоре проездом оказался в городе мой близкий друг Борис Е. – он приехал  навестить родных и далее отправлялся на Алтай, где работал. Погода испортилась, стало холодно, шел дождь, для Бориса у нас дома нашелся плащ, а на голову     подошла  моя    шляпа. При случае – вернёшь, - сказал, уговаривая друга не отнекиваться.
   Прошло несколько лет. Я уже работал на телевидении, однажды встретил на улице Игоря, - он, отработав, как и многие, по распределению где-то, вернулся в город и трудился в военной газете. Слушай, - сказал он мне, я был на Алтае, в командировке, встретил там Бориса, он просил передать тебе шляпу, зайди как-нибудь ко мне, рядом ведь живем. – Ладно, - ответил я, и мы и разбежались: оба спешили.
  Прошло года два-три. Встретились на каком-то собрании. – Старик! – сказал Игорь, - ты всё не идешь за шляпой, только  она теперь изменилась, я обрезал поля, оставил что-то  вроде козырька, теперь она у меня наподобие «деголлевки», ну как у  Де Голля.  Очень красиво. Я хожу в ней.
   Я как-то увидел его  с этой штуковиной на голове, действительно, как у Де Голля, тем более, что и ростом Игорь был как Французский Президент.
   Прошло еще время, теперь мы работали в одном журнале, и как-то я забежал к нему домой - на минуту, по какому-то делу. Он сидел за столом, и что-то прикрывало его лысину. – Не узнаёшь? – спросил он, перехватив мой взгляд. – Это твоя шляпа. После «деголлевки» я обрезал козырек и стал носить её как чеплашку, ну вроде тюбетейки. А когда поизносилась, обрезал края, и теперь видишь, она, как это?- как кипа…

    Он был, как мне виделось, начитан,   сведущ в книгах – предпочитал  беллетристике  справочники – словари, энциклопедические сборники. Память его была точной, и я помню, как проспорил ему бутылку коньяку,  в, казалось, беспроигрышном споре. Шли мы из  «Обллита» (так в обиходе называлось учреждение, ведавшее цензурой), где «снимали вопросы», проще говоря, отстаивали или убирали из  вёрстки очередного номера подозрительные места в текстах. Я вспомнил минаевские строчки про царский цензурный комитет.  «Там над статьями совершают/ Вдвойне убийственный обряд:/ Как православных их крестят, / Как иудеев обрезают»). - «И как евреев, обрезают»,- поправил Игорь. Заспорили. Я предложил: кто проиграет – покупает коньяк. Дома заглянул в книгу: Игорь выиграл. Я купил бутылку армянского коньяку и вручил победителю. (Он не предложил распить на пару: впрочем, я не обижался, - скуповат был приятель. Однажды знакомая девушка рассказала: она с подругой   остановила такси, в котором, оказалось, ехал Игорь. У Дома печати он вышел,  девушкам было на квартал дальше), сказал, - ну, надеюсь, девочки,  вы расплатитесь с водителем).
   (Припоминаю забавный случай. Как-то я, выписывая себе на почте газеты и журналы, наткнулся в каталоге на    болгарский журнал «Табаководство», и розыгрыша ради выписал его… Игорю. Прошло время,  получил он журнал, спросил, усмехаясь, - «твоя работа?». Помолчал и добавил: - Хотел тебе отплатить тем же, подписать   тебя  на    «Коневодство»,  но дороговато показалось. – Он назвал стоимость подписки – смехотворную, по-моему).
    Все мы книгочеи, и в известной мере образованцы, - не всегда в плохом смысле. Но то, как однажды он продемонстрировал  походя, не расхожее знание классики, поразило. Сидели   в отделе прозы, заговорили о редких случаях эрудиции, вошёл кто-то из близких друзей, назвал меня уменьшительным именем, и я, к слову, процитировал по памяти одну строчку из Лескова, которого читал в те дни. Умолчав об авторе, -   выдержать паузу и всех поразить, - сказал: ну редакторы-знатоки – откуда эта фраза, из какого писателя: «Большую часть /сбережений/ пропивал и проигрывал её …муж, совершенно распившийся и   омужичевший Додичка». – Уверен был – ни в жизнь никто не догадается – уж больно неожиданным было своеобычное имя в  устах автора - русского бытописателя второй половины Х1Х века!
   Игорь, сидевший в кресле в любимой позе – нога на ногу, сигарета между пальцами, не меняя позы и выражения, прервал на секунду разговор с кем-то и сказал: - Это Лесков. -  Я был изумлен, - он ловко, словно фокусник, вытащил заготовленный ответ   из уголка памяти.
   Визитной карточкой его порядочности в моих глазах было уважительное отношение  к творчеству Феликса Кривина и его книгам и к нему самому: они были однокашниками, и Игорь привлек знаменитого автора  в наш журнал.
   Я мог бы множить  блестки его таланта,  - накопилось за годы немало. Тут и стихи, экспромтом, с ходу мне поднесенные, и памятные детали за пять лет общения   на одном курсе, в одной группе, и совместные бдения   в студенческом  сатирическом «органе» и сатирических выпусках на студенческих и прочих конференциях. Сперва в ВУЗе, потом, уже  с  подачи сектора печати Обкома партии, на  всяческих городских и областных слетах и собраниях. Работа в стенной сатирической газете университета, где пересекались общие строчки и идеи,  и темы-сюжеты карикатур, когда неважно, кто зачинал, кто подбрасывал концовку…. Успех этого настенного издания настраивал  нашу пишущую группу на  долгие добрые отношения. Сохранился у меня и рукописный, в единственном экземпляре, журнал-альбом, изготовленный коллегами к моему 50-летию, - большинство стихов-подписей к шаржам и фотографиям сделаны   Игорем.   
   Почему так подробно пишу  об Игоре, - невольно припоминая  и то, что случайно вкрапливалось в общения -   про спор о Минаеве, и эпизод из Лескова, и про дружбу его с Кривиным? Эти    подробности добавляли в моих глазах цельности к облику   сослуживца.… И никак не перекликались с малозначащими, вроде бы, репликами, что со временем невзначай вышли из его уст. Уж он-то, -  хотя бы по его вологодскому происхождению, - никак не пересекался с евреями, и – я знал – ничего никогда плохого не мог  получить от них,  ни в школе, ни в армии.…Вон и еврейское из Минаева припомнил, и Кривин его друг.
   Бациллы предвзятости – «благоприобретение»,     прививок от них нет,   и изобретением вакцины против антисемитизма  государство не озабочено. Речи же о дружбе народов часто похожи на те бесполезные   таблетки из мела, что, помню, сосед давал своей истерической жене под видом  средства от боли, когда та начинала «умирать» от мигрени.

  В подкорке моей жила   ликующая песня – с детского сада, с пионерии, с комсомола. Эта песнь была: мы одна семья, один народ. Вершины её озарялись  восторгом  единения на парадах и  в застольных компаниях.
   Вспоминаю день рождения Игоря на первом курсе. Ещё на многих – примета скромности и послевоенной бедности: почти каждый в одной и той же одежде проходил все пять лет. Игорь на первом курсе отличался  ещё…коричневыми крагами! За столом - веселое ощущение доброжелательности и общности! Его не испортила и небольшая заминка вначале.…Собрались в комнате общежития, на столе ведро соленой капусты, варёная картошка в кастрюле, и самовар, полный… пива, была еще, помню, бутылка румынской водки, весьма дрянной, - подарок румынского студента.  Перед первой рюмкой Игорь вдруг крякнул, извинился, тут же, сидя на койке, приспустил штаны и   ткнул себе  в бедро  шприц – укол инсулина. Эта, со смешком проделанная процедура,  смутила и озадачила нас, но выпивка, общее веселье  сгладили грустное  впечатления от мысли, что товарищ наш не сильного здоровья.
   Но видать братство  -  братством,  а параллельные мысли жили в каждом  свое  жизнью.
   И вот, много лет спустя, мой товарищ,  в прошлом  однокашник, а ныне сослуживец, сидит в моем кабинете, болтаем с ним о разном, и вдруг он произносит, - как мне показалось, совсем не к месту (а, может, отвечая каким-то своим мыслям), фразу:
   - Это очень хорошо, что теперь нет евреев ни в   ЦК, ни в горкомах.
  И поймав мой недоуменный взгляд, добавляет:
   - Антисемитизма меньше будет.
    Спокойно курил, сидя напротив, созерцал спокойно меня, склонённого над какой-то рукописью, и вдруг – эта реплика. Даже благожелательная интонация не утешила меня. Я отложил ручку.
   Есть такая поговорка: сначала собака не любит кошку, а аргументы подыскивает потом.
  - Ты  не обратил внимания, - сказал я, - на тех, кто работает на черных тяжёлых работах, ну, хотя бы на трамвайных путях? Нет? Там, между прочим, в большинстве татарские женщины. Что-то это мало кого смущает. Наверное, потому что не лезут на должностные места.
   Он молчал.
    - А еще, - сказал я, - не обратил ты внимание, кто в нашем городе работает чистильщиками, да вот, хотя бы рядом с редакцией – один сидит в будке возле киоска, другой – напротив, возле консерватории. Знаешь, кто они по национальности? Нет, не армяне. Они ассирийцы. Удивляешься? Да, в нашем миллионом уральском городе около трехсот ассирийцев. Как они сюда попали? Это другой вопрос. К слову, евреи уже сотни лет в России, здесь могилы их праотцев. А все считаются чужими. Пришельцами.… А знаешь, почему ты, как и другие, не замечаешь чистильщиков-сапожников? Все потому же: «не лезут!»… Так что дело не в евреях, - занимайся они чисткой  башмаков титульного    населения, никому не пришло бы упрекать их в этом. Ты говоришь: они, то есть, евреи, остались только в торговле… Ты отстал от жизни, - их теперь и в торговле – раз-два и обчелся. И в райисполкомах, не говоря уж о горсоветах, их с огнем  не сыскать.…Нету их. Их нету, а бдение осталось. Даже у таких интернационалистов, как ты.…Впрочем, что с вас взять, - куда ветерок, туда и умок. Вроде, не про тебя поговорка – ум у тебя не умок. Беда в том, что… сеют не на  камни, а на  благостную почву. Хотя… у антисемитизма такие  семена, что и на камнях   дают всходы.   
  Ничего не ответил мне секретарь. Встал молча, попереминался с ноги на ногу,  - как  у циркуля,   ноги, - и вышел   из комнаты.   Ах, Игорь, Игорь! Испортил песню. Что бы тебе промолчать! 
  Один раз споткнулся – случайность,  четырежды -  матица, опорная балка. Да и в случайностях - своя система.…
   На один из дней рождения позвал я   всю редакцию. Кажется, это была круглая дата, может, пятьдесят. Значит, выходит, семидесятые годы. Застолье было, как водится, обильным и шумным. (В магазинах  пусто,  а гость в дом – столы ломятся, - острили в те годы. И вправду, для гостя всегда приберегалось лучшее). Все хорошо выпили, говорили вразнобой и вместе, все всех любили, расслабились. Как водится -   подарки, поздравления, стихи…  Игорь, как всегда, вручил экспромт – написанное цветными фломастерами, четверостишие: «На именины шёл к Давиду /, Хоть отмечал он их для виду, / Чтоб не поставили на вид, - / Номенклатурный был Давид!». Веселье набирало обороты, «сосед поил соседа», градус выпитого повышался.…И  вдруг Игорь, спросил, громко обращаясь ко мне:
   -  Когда ты, Давид, уедешь в Израиль?
   Надо представить то время, и  какими были  в то время я и подобные мне. Эти годы потом назовут годами застоя – в политике, в  экономике, в жизни. Годы прессинга, однозначного, хотя и вялотекущего, антисемитизма.  Когда, - сказать к слову, слово «евреи» не упоминалось, по все знали,  что  подразумевается под «псевдонимом» сионисты. Ругали евреев при всяком случае за то, что хотят  уехать, что предатели, что плохие патриоты, и, вместе с тем, желавших выехать не выпускали, фарисейски доказывая, что они - патриоты социалистической страны. И ведь в самом деле, большинство, и я среди них, -были патриотами страны.
   Условно  евреев, русских евреев, можно разделить на тех, кто хотел, мечтал уехать, или дозревал до мысли уехать из страны, и тех, кто не  представлял себя вне России. Это чувство осталось в силе даже тогда, когда перестройка распахнула двери, и миллион сограждан уехал из страны. Даже тогда остались сотни тысяч не мысливших   иной земли для себя, кроме той, где родились, и с которой связаны не просто бытом, любовью, историей, языком, культурой, могилами предков, но биологически. Так было в  90-тые года, годы свободного выбора, и  так было прежде, в менее добрые времена.
   Я относил себя к евреям  второго сорта. И, оказавшись волею обстоятельств,   в другой стране, не изменился.
   Тем более – тогда!
   Каково же мне было услышать  -
   Из уст товарища.  В то время.
   Такой вопрос. 
   Адресованный м н е?
   Им!

   (Им-то любовь  к родине мало что стоила, - она, эта любовь, досталась им за так, бесплатно. В отличие от подобных мне, выстрадавших её, и любящих не меньше. Эта любовь чего-то значит!).
 
  А однажды мне показалось:
  Может, они проницательнее, чем мы? Видят дальше.  И расчислили правильнее? И чувствуют время, которое помогает цинично, но безошибочно  провидеть  вектор  событий и судеб?
  Вспомнилось: случайный телефонный звонок, незнакомый мужской голос:      
   -   Алло! Позовите к телефону Николая…
   -   Вы ошиблись! – сказал я. – здесь нет  Николая.
   -  Убирайся в свой Израиль! – раздалось в трубке.
  Я был поражен.… Не только смыслом сказанного. Акцента у меня нет, говорю на чистом русском… Телефон – не видео, звонивший не знает, с кем разговаривает? Как они нас вычисляют? Одно из двух – либо по наитию, либо – но в это я не могу поверить –  это был провокационный звонок, разыгранный   под телефонную ошибку. 
   Теперь я смотрел на Игоря.…
   В такие минуты я теряюсь.   Что-то похожее уже было.
   На встрече с Маяковским незадолго до смерти поэта кто-то спросил у него: - Маяковский! Все великие кончали жизнь самоубийством. Когда вы застрелитесь? – Если всякий станет задавать такие вопросы, придется застрелиться, – был ответ. Много позже, лет сто спустя,  подумалось: если всякий будет задавать такие вопросы, то ничего не останется, как уехать.
 
  … Игорь танцует с Сашей на какой-то вечеринке.  «Ты очень красивая!» - говорит он ей. И  вдруг с обычной своей простотой (той, что хуже воровства) добавляет: - «У евреек в старости вырастают на лице волосы»…
   Прошло   с той  поры лет тридцать пять…  Мы состарились.…У Саши, несмотря на прожитое и пережитое, сохранились  прежние   классические черты  лица. Чистые черты. До сих пор,  глядя на  неё, многие не могут удержаться от комплиментов. (Даже Евгений Евтушенко, подписывая автограф на книге после концерта в Беэр-Шеве, не удержался от изящного комплимента).
   Но тот мимолетный  разговор, та национальная ложка дёгтя,    отравившая ей  вечеринку,     ею не забыта…

   Почему  так подробно  рассказал об Игоре, об этих мелочах?
   А всё потому же…
   Если те, кто, годами живя рядом с нами, деля вместе трудности, радости и тяготы повседневности, не свободен от  юдофобской  если не заразы, то инфекции, то, что говорить о тех,  кто незнаком,  но враз «распознаёт» нас?
   Что оскорбление, ирония? Даже «комплимент», неуместный своей двусмысленностью, ранит не менее больно, –  он падает на воспалённую почву.
 
  На полях:
   Пасмурным хмурым утром дома (я был на больничном) зазвонил телефон. В трубке глуховатый голос заведующего отделом прозы послушай: …такое…  горе.…И через паузу: умер Игорь. Подробностей пока нет, похоже, пропустил укол инсулина…кома… а дома никого – семья на даче.
  На панихиду в зале на Пушкинской улице собралось много – журналисты, литераторы, узнавал знакомые лица партийных и советских функционеров. Предоставили  слово. Я начал говорить и - осекся: перехватило дыхание, горло парализовал ком, глаза защемило…  Старался преодолеть спазм, не смог. Потерял самообладание, сдался, прохрипел: «не могу» и, беспомощный, сделал шаг назад... Тишина. Пауза, И неожиданный голос – внятный и настойчивый: - Давид! Продолжай! – это сказала Леда, жена Игоря, сидевшая вместе с детьми возле гроба. Я вернулся на место, перевел дыхание, собрался. Колос вернулся, окреп, я стал говорить – о ярком таланте Игоря, о   редком призвании сатирика, о его высоком профессионализме, разностороннем даре, о мужестве, с которым он, несмотря на тяжелый недуг, о чём многие даже не подозревали, переносил болезнь и, связанные с ней тяготы.…В поле моего зрения попали   внимательные глаза, напряжённо смотревших на меня  двух партийных дам, и  сказал,  что в творчестве его острых сатир было больше партийности и любви к родине, чем в книгах иных  велеричавых лириков….
   Что-то говорил еще, - наверное, неважно что, важно как, - видимо, какая-то страстная интонация пробилась в словах... Когда закончил, в тишине снова позвучал голос Леды: - Давид, подойди! – Я подошел, наклонился,   она…   поцеловала меня…

                *           *           *
               
   Снегопады нынче в России  обильные…. Из Свердловска (всё не привыкну к названию Екатеринбург!) друзья присылают снежные пейзажи на фотографиях, пишут: сугробов нагребается  столько, что    с одной стороны улицы из-за них не видно  другой…
   Сказал про снегопад и вспомнил…   
   Возвращались из города К. с читательской конференции. Сотрудники редакции  и два  автора из актива - поэт и прозаик.  Я - за старшего. Ехали в «бобике», по заметенному снежному тракту. Мороз, поначалу невинный, к вечеру набрал силу, – градусов за двадцать пять.  Брезентовый кузовок уберегал от ветра, но холод прижимал.  Перед железнодорожным переездом, вдруг встали. Сперва подумалось – пропускаем встречных, - переезд был узкий, поклонный и без шлагбаума.  Но встречные - по другую сторону   железнодорожного полотна - тоже стояли. Я выглянул из машины. Луна высветила нерадостную картину. Перед нами раскорячилось нечто: какой-то трактор не справился с   подъемом и длиннющий трайлер, и тот, скользнув по наледи, встал углом и перегородил узкую дорогу. Тракторист   пытался одолеть подъем, – резиновые скаты  буксовали, и трайлер всё  больше  проседал углом в  снежную стену.
   В другое время, - скажем, по летнему случаю, можно бы дождаться помощи, или когда пробка сама рассосётся. Но тут была критическая ситуация: вокруг безлюдье,  зауральская равнина, машины накапливались по обе стороны переезда.. Ждать на морозе - замерзнем, развернуться – безнадёжно: за месяцы   зимы намело сугробы по обе стороны дороги, ещё  их  и нарастили, сгребая снег до высоты метра  в два  - ни свернуть,   ни разминуться.   Снежный туннель! Капкан!
   Легкая паника забралась  холодком  под сердце. Так я стоял, замерев, минут пять, потом вернулся к машине. Позвал ребят. Один выход - попробовать разгрести метра три в снежной стене и обогнуть угол трайлера. Попутчики, занятые разговором,  отмахнулись. Я попросил у водителя лопату. На счастье лопата, как обязательный шанцевый инструмент, была приторочена к кузову.  Принялся  отгребать снег.  Понимая – труд непосильный и почти безнадежный.…Но  минут пять спустя подошли два мужика   с лопатами –   водители машин, что выстроились за нами. Работа пошла бодрее, подключились ещё  мужики,  врубались, сменяли друг друга, кто-то выпростал из моих рук лопату, я не возражал, отошел потный, перекурить. Из нашего «бобика» вылезли мои спутники, и тоже присоединись к авралу.
    После получаса работы образовался зазор метра в три - между  бортом трайлера и  снежной стеной, прикинули на глазок – «бобик»  проедет. Гони! - сказал я   водителю, - пока не двинулись встречные, –  а то застрянем - лоб в лоб. Водитель ударил по газам, и мы въехали по левой, встречной, стороне на переезд, вильнули  на свою полосу и оторвались от злополучного места. Метров через двести встали перекурить.
    Я вышел. Было тихо, морозно, в машине разговаривали, и мой слух уловил  реплики – говорили обо мне.
   -Хороший человек, хотя и еврей!  (голос  Прозаика).
    В ответ,  с защитной интонацией,   хрипловатый голос поэта Н.
   -  Он же не виноват, что родился евреем!
   Господи! - подумалось мне.  На  сто километров кругом  снега, поле, леса, над головой – пустынная бездна неба, а эти о том же…
   Я докурил и полез в «бобик».


                *       *        *
   
   СЕВЕРОУРАЛЬСК – глубинка так глубинка! Не только для России, даже  для Урала. И описывать не надо, достаточно взглянуть на карту. Севернее только  Ивдель, место прежних лагерей и ссылок. 
   Город шахтёрский  (знаменитый бокситами), а потому   благополучный, с современными домами, клубами, больницами, интеллигенцией. Прямо живая иллюстрация к словам    Горького:  где заводы, там рабочий класс, где рабочий класс – там жизнь. 
   Не знаю, как теперь, а тогда город   производил доброе впечатление,    в том числе и  прекрасно оснащенным  профилакторием, где и отдыхали мы с женой поздней осенью по случайно (межсезонье!) подвернувшимся путёвкам.
   Уже ощущалось дыхание перестройки,  с её  набиравшими силу потрясениями…
   Не стал бы  подробно  заводить разговор, -   ради незначительного эпизода. Но тут  важно заметить, что это была глубинка,  народ, в основном, исконно местный, простой, приветливый, преимущественно русские, может быть с татарским разводом.  Мы с женой    вроде бы, вписались в новую для нас среду, и даже как бы были уважаемыми, почти «столичными», как-никак, а из Свердловска.
    В этом городе жили родители Сергея К.,  моего сослуживца, вместе со старшим сыном, братом Сергея. Брат работал инженером на шахте. Милый, симпатичный человек. Сергей пригласил нас в гости, мы хорошо пообщались,  хозяева приглашали снова. Мы и пришли. Разговор на этот раз располагал к большей живости и скоро перешёл на злобу дня. Ваучеры, неразбериха, старое ломалось, от нового мало проку, в магазинах перебои  с продуктами  даже у них, в шахтерском городе, зарплаты задерживают, и т. п.. Брат Сергея ещё в прошлый наш приход приглашал меня в шахту, на экскурсию, но на этот раз не без заботы сказал, что придется пока отложить. Начались сокращения, ожидаются новые, а тут простои,  – перестали отгружать добытое, то ли вагонов нет, то ли ещё что. Словом, рисовал брат Сергея невесёлую картину, и не скрывал озабоченности.  «Ещё недавно всё было так гладко, а теперь всё хуже и хуже». – С чего бы это?— поинтересовался я, тронутый  грустным видом собеседника. – «Да как, с чего, - сказал он, – ясно ведь, с чего: из-за евреев всё». – Повисла тяжёлая пауза. Сергей покраснел и постарался не очень ловко увести разговор в сторону, буркнув невнятно, - ну, ты, брат, даешь… Мы посидели с женой ещё несколько минут для приличия, разговор больше не клеился, попрощались и ушли, с молчаливым для себя естественным решением больше не бывать в этом доме.
   Я шел и размышлял. Моя внешность не оставляет никаких сомнений насчёт  моей национальности.  У меня лицо кричит о моём происхождении. Раз он, брат Сергея, «не  вычислил» меня, не просёк, кто перед ним, значит, он не принимал меня за «инородца». Да и откуда ему было знать: он, который родился, вырос, и   выучился в этом городе,   никогда не покидавший его, и даже отпуск  проводил в окрестностях, благо, замечательных, он никогда не видел живого еврея. Не видел, но уже «знал», что всё зло от них, евреев, - в том числе и  беды на его шахте и в городе. В котором не было евреев, во всяком случае - во власти…
   Я   болезненно перенес этот случай, ещё и потому, что опять был застигнут врасплох. А вот  жена  отнеслась к случившемуся, хотя и с огорчением, но смешливо, её забавляла сама ситуация. Но жена – особый случай. Совсем непохожая на еврейку, с точёным,   классической красоты, лицом, она нередко попадала в  двусмысленные ситуации. (Может быть, её внешность сыграла  «роковую» роль и на этот раз: брат Сергея, поддавшись обаянию нового лица,   и, приняв её за   русскую, перенёс машинально впечатление и на меня?). Саше нередко приходилось выслушивать поношения в адрес евреев, как правило, в новых кампаниях и знакомствах, где  о ней мало что знали. Один эпизод в нашей семье всегда рассказывается как анекдот. Как-то они с Таней   (друг нашей семьи, «вторая мать» наших детей), встали в очередь за курами, да засомневались – свежие ли, уж больно синие. Стоят и вслух рассуждают, - брать или не брать? -    Чего вы,  девки, сумлеваетесь, - сказал бабка, стоявшая впереди, -   видите, евреи берут, они, ить, несвежие брать не будут!..
   (Даже в Израиле, стране евреев, с обильными смешанными семьями выходцев из России, из Украины и т.д. ей, с её «обманчивой» внешностью, приходится выслушивать немало плохого про «этих евреев» от  этнических русских или украинцев, принимающих её за чистокровную русскую. В соседях у нас на прежней квартире    жила  смешанная молодая семья: муж-еврей, жена-украинка, и мать жены, нестарая ещё, цветущая женщина с  симпатичным хохлацким добродушным на вид лицом. Она повадилась  раскланиваться, а потом и искать сочувствия у моей жены, принимая её за русскую, в своих жалобах на «этих евреев», вообще, и на зятя, в частности. А чем ей не угодил зять, добродушный увалень-электрик, хороший семьянин и отец, неведомо.
   К слову, здесь, в первые годы нашего пребывания, одна из газет опубликовала письмо молодой украинки, приехавшей с мужем-евреем. Оглядевшись на изобилие, вселившись в новую с комфортом и бытовыми всяческими удобствами квартиру, купивши  и автомашину, и, видимо, ошалев от свалившегося на неё благополучия, пишет, почти в шоке, письмо матери: «Ой, мамо, и за що тако щастье цим жидкам!»
   Дина Рубина говорит, что это анекдот.
   А я верю. И тому, как одна старая женщина сказала по простоте душевной на весь  Беэр-Шевской переполненный евреями автобус: - У нас, в Украине,  жидков тоже дюже много…

   Я ездил в К., город, где начинал работать после университета,  пригородным поездом мимо станции Грязновская. Много лет во время войны девочкой жила в этих краях с теткой-учительницей Саша, моя будущая жена. Деревню в нескольких километрах  от станции называли Грязнуха. Никогда не было ни здесь, ни в окрестностях, ни одного еврея. Жили сельчане в бедности, на грани нищеты. Почему так бедствуете? – спросила как-то тетка-учительница у хозяйки избы, в которой жили.  «Евреи виноваты. Вредная нация. От них всё зло!»
   Примерно в то же время, в другом селе, от другой хозяйки и я, подросток услышал те же слова.
         


                НОН-СТОП-1
                (продолжение)
               
                Как я  чуть не стал большим начальником               
 
     - Мы вас изнасилуем!
     Он сидит напротив,    за большим столом, (сбоку – столик поменьше с несколькими телефонами и связью ВЧ), - смотрит на меня улыбчивыми глазами.
      Выдерживает паузу и спокойно, с нажимом, повторяет:
   – Мы вас изнасилуем.
   Он мне симпатичен, этот человек, своей негромкостью, деловитостью,   манерой    общения.
   Слова звучат как бы шутливо, но  в них -  неколебимое намерение настоять на своем.  Сейчас у него задача   –  добиться моего согласия.   Смотрю  на Первого Секретаря Горкома партии и чувствую, как моё сопротивление даёт трещину, с трудом подавляю  холодок паники, предчувствуя ломку всей судьбы.
   Вот уже несколько дней меня обрабатывают разные функционеры, начиная с секретаря горкома комсомола,  Жени Верещагина, - с   кем мы добрые товарищи, и  до секретаря   по пропаганде - предпоследней инстанции в системе высшей городской власти.
   Я не соглашался.  Но сегодня со мной беседует первый   – высшая власть, выше в городе никого нет.
 
   В Беэр-Шеве, где теперь я живу, - столице юга Израиля,     жителей столько же, сколько тогда было в городе К., где начинал я  более полувека назад работу в газете. Только в Беэр-Шеве нет ничего даже приблизительно сравнимого с заводской мощью К..  Где были крупнейшие и знаменитые - союзного значения, как тогда говорили, - алюминиевый и трубный заводы, ТЭЦ, стройки и сколько-то      предприятий, значившихся под номерами почтовых ящиков, то есть, секретные.
   Старая часть города  возникла, как и многие города на Урале, вокруг плотины с её железоделательным, - еще с Петровских времен, - заводом. Пушки этого завода воевали  в Полтавском сражении, и сам город, старинный, расположенный в низине,  уже давно окружен  соцгородками – крупными новыми районами с широкими улицами, площадями, дворцами, клубами, современными домами, комфорт которых был мечтой всех жителей.
   Это я потом всё узнавал, а до этого,  живя в Свердловске, не ведал, что это за   «Тмутаракань»,  и с чем её едят.
   Вертелся на языке стих Гончарова, поэта и скульптора: «Это что еще за город, где сто труб и все дымят, где нас все хотят увидеть, но ненадолго хотят»…. Не думаю, что уж так сильно хотели  увидеть  меня в этом городе. Да и не рвался я в глухие провинции. На фоне блестящих распределений моих однокашников, назначенных в центральные и республиканские газеты, мое назначение выглядело в глазах моих близких  жалким, если не унизительным. Если ещё принять во внимание, что  считался я не худшим из выпускников. Общественник, секретарь комсомольского бюро факультета журналистики в течение нескольких лет, один из закоперщиков самодеятельности и  вузовской сатирической газеты, и прочая и прочая,   в последние годы обучения - стипендия отличника, я мог ожидать - по   наивным предположениям  сокурсников - одного из лучших назначений. Да что сокурсников! Руководитель моей дипломной работы, покойный ныне, а тогда молодой блестящий преподаватель, кандидат, а в скором времени доктор искусствоведения, член редколлегии журнала «Художник», наконец, член-корреспондент Академии наук Б. В. П-ский, принимая для  просмотра очередную главу дипломной работы, (как всегда, без замечаний), заговорил о предстоящем распределении. - Ну, вам, Давид, конечно, предстоит аспирантура!..
   Я тогда промолчал. Мой скепсис насчет будущего распределения питался   инстинктом, за которым стоял ранний, но уже печальный опыт, и впечатления, неведомые моему доброму преподавателю…. В кабинете ректора, стоя перед комиссией, распределявшей выпускников по городам и газетам, я заметил в руках проректора, рядом с которым сидел завсектором печати обкома партии, листок с моей автобиографией. Я   написал очень мало, даже не  упомянув, что работал подростком в войну разнорабочим, чем втайне гордился.     Школа, место и дата рождения, переезд  в эвакуацию на Урал, и всё. Пробежав глазами листок, проректор   добродушно  проговорил: – Ну, биография только начинается, на полстранички и хватает. На вопрос, куда хотел  бы поехать, я  даже не заикался о больших городах, хотя уже знал, что одни мои товарищи передо мной получили назначения в центральные московские газеты, другие - в крупные республиканские центры.   К слову, на уральских выпускников был большой спрос – их предпочитали «избалованным»   воспитанникам  московских или ленинградских факультетов журналистики... Я попросился на Сахалин. Члены комиссии о чем-то  перемолвились и ласково  отказали. Тогда я назвал Алтай, -   жизнь  сопрягалась с  чем-то дальним и романтичным.… И снова  «нет»… - Куда бы еще хотели? - Я замкнулся и замолчал. Вот есть   запрос из Саранска – сказали член комиссии…. Саранск. «Это Чувашия или Мордовия», подумал я.  Вспомнил о Северной Осетии и г. Орджоникидзе, где с другом проходили   практику после второго курса. Нет, я тогда не разлюбил город моего детства, но он меня разочаровал. Не по себе  было при виде местного начальника, справлявшего малую нужду у дерева, после какого-то важного заседания, с которого я писал репортаж. Или при виде мужиков-амбалов, торгующих газированной водой. Я  по-прежнему любил этот город, но сонная атмосфера маленьких республик   не привлекала после   жизни  на мощном Урале.… (Это чувство с годами все более  крепло,   однажды  даже сочинил по дороге в Венгрию: «Я ездил, я видал немало, и мне открылась мысль одна: - по мне всё то, что за Уралом, уже чужая сторона». Я уже цитировал эти строчки по другому поводу). Словом, я представил себе Саранск и сказал - нет, и чтобы как-то мотивировать отказ, – так полагалось, сказал – у меня здесь старые родители, и если нельзя куда хочу, не хотел бы быть от них далеко.   Не врал, - к родителям был очень привязан:  старые, одинокие, больные, я единственный сын, старший брат  погиб на войне.  Тогда  и предложили город К. 
    … Я растерянно согласился. (Странно, что они не заметили противоречия:   Сахалин или Алтай, куда я просился,  был ещё дальше от родителей).
  На дворе стоял   1952 год. Еще не смолкли отзвуки борьбы с космополитами.… А на горизонте  уже маячили грозные зарницы  «дела врачей».
  Ничего хорошего для себя и моей фамилии с именем древнего израильского царя я  не мог ожидать.
  (
   Я вышел из кабинета, где заседала комиссия. Внизу меня ждала Саша, будущая моя жена. Она, эмоциональная, не смогла  скрыть разочарования,  когда я назвал  город моего назначения. Я как мог, утешал её, повторяя хвалебные слова о городе нашей будущей жизни,    что  озвучивали  мне вслед доброхоты из группы, да и комиссия набормотала  что-то в утешение: замечательный, де, город.
 
  Есть такая присказка: если не можешь делать то, что любишь, полюби то, что делаешь. Она годится и на другие случаи.
  Я старался полюбить город, в котором предстояло работать и жить. Это было не очень трудно – город, как и край, были интересны.…  Нельзя было не влюбиться в эту мощь заводов, красоту природы вокруг, в славных людей, с которыми сошёлся…
   Отдельная «сага», как я жил в затрапезной гостинице, как безуспешно добивался квартиры, и  как, наконец, после  заявления в обком с просьбой  перевести меня в любой другой город, мне выделили комнату в трехкомнатной квартире, с соседями-врачами. Я пошел на эту крайность с заявлением вынужденно: ждали ребенка, Саша заканчивала последний курс в университете. 
   Сказать, как скучал первое время  по прежней жизни в Свердловске, по родителям, Саше, значит, ничего не сказать. Едва дождавшись субботы, мчался на вокзал, к составу - почти  «Пятьсот веселому»,- так со времен войны называли дополнительные, забитые до отказа, поезда,  останавливавшиеся на каждом полустанке или разъезде, у каждого столба. Случалось  добираться на подножке, в тамбуре, однажды часть пути – на крыше.
   Постепенно я втянулся в работу, появились знакомые, даже приятели. Вот уже стали узнавать меня по  статьям в газете, явился на горизонте Женя Верещагин, секретарь горкома комсомола, человек необычный,    настоящий  вожак, он  втянул меня в общественные дела.  Избрали в горком, а потом и  – членом бюро горкома ВЛКСМ. 
   Про Женю надо сказать подробнее. Собственно, с его подачи, я, в конце концов,  и оказался   в кабинете главного человека города.
   Человек цельный, о таких ещё говорят,  - штучный. Нравился он мне  естественностью, - открытый, бесхитростный, лишенный  предрассудков.  Скромно образованный, он отличался  природным умом,   интересом к людям, в которых ценил индивидуальность. Много читал и много знал, хотя иногда был неточен в  словах, переводя, например, в разговоре аббревиатуру «и т. д.»,  как «и тому далее».  Независимость  взглядов и смелость суждений, - мне, закомплексованному  воспитанием и средой, казались верхом дерзости  в спорах с начальством. Припоминается его стычка с  отделом пропаганды горкома партии. Ему попеняли, что он, секретарь горкома комсомола, не   подписывается на журнал «Молодой коммунист»,  - что входило в список обязательного, почти ритуального  и символического акта. На прямой вопрос,  почему не выписывает журнал – такое важное идеологическое оружие, ответил – а журнал очень плохой. Почему? -  потому что скучный и далёк от жизни. Дело дошло  до бюро горкома партии (кто жил в те годы, знает, чем это грозило!). Но и на бюро, где строптивцу сделали внушение и обязали подписаться, Верещагин стоял на своём, и, в конце концов, схлопотал выговор. На что, выйдя из кабинета, махнул рукой, и как ни в чём не бывало, занялся текущими делами. А журнал и не думал выписывать.
  Мы с ним сошлись – на взаимных симпатиях. Особенно сблизила поездка на  гремевшую тогда целину, в новый совхоз, названный в честь нашего города его именем. Дело было под Новый год, мы везли подарки новоселам, ехали  в промороженном, с куржаком по стенам, товарном вагоне, потом от Кустаная – в грузовике, в кузове под тентом, согреваясь в обжигающий рождественский  мороз водкой. Машину бросало на ухабах, водка выплескивалась из стаканов, приспособились пить из горлышка,  пружиня синхронно вместе с бутылкой.
  Верещагин вырос в простой семье, отслужил в авиации  стрелком-радистом на тяжелом бомбардировщике. Он успел застать последние месяцы войны. Изредка рассказывал некоторые эпизоды, один про то, как его самолет подбили, и командир, надеясь дотянуть до аэродрома, приказал стрелку прыгать с парашютом, что тот и сделал, протиснувшись в люк, не предназначенный для аварийного прыжка. Потом на земле полковое начальство просило повторить это невозможное действие, но никто, даже более щуплые  ребята, не смогли повторить его. Как же ты пролез, спрашивал командир эскадрильи. - Пролезешь, когда самолет горит, хмыкнул Женя. …
   Еще  эпизод, характерный для  Жениного нрава. Демобилизовавшись, он, по пути домой, в ожидании  поезда на какой-то промежуточной станции увидел на платформе девушку и сказал спутникам: - Ребята, я на ней женюсь.
   Подошёл, познакомился и… -  женился! И прожил с Машей всю жизнь!   (За несколько лет до нашего отъезда в Израиль,  Женя и Маша,  путешествуя   по стране, гостили и у меня.   За плечами был Братск, секретарство его   там, а до этого – стройка ЛЭПА, где работал простым лесорубом.…В Свердловск приехал Женя на костылях – недавно перенес инсульт. Я встречал его и Машу в аэропорту, неразлучных, как всегда, и не очень постаревших. Было дома застолье, посидели, повспоминали прошлое… Женя говорил, что хочет поехать к врачам в Израиль, - «говорят, там лечат хорошо!»).
  Но это будет потом. На момент же моего рассказа, в стране гремело  славой новое слово «Братск», строилась на Енисее плотина,  прокладывали знаменитую ЛЭП. Ту самую, что прославила в песне Пахмутова. Энтузиасты со всей страны рвались на великую стройку, собрался ехать и Верещагин, сговорив славную компанию из  членов бюро горкома, чем озадачил и застал врасплох партийное начальство: «опустошаете бюро, товарищ Верещагин!». Ему запретили даже думать об отъезде. Но они не знали Верещагина! В те дни в Москве шел очередной, Хрущевский, съезд  партии, и по новой инициативе нового вождя, президиум съезда, походя, решал оперативно и кучу  текущих проблем, что  подбрасывали в своих письмах жители со всех концов страны. Женя, недолго думая,  послал  телеграмму – прямо в Президиум съезда, и тут же, через пару дней, пришло указание – отпустить молодых энтузиастов в Сибирь, поддержать замечательный почин…
   «Ищи замену себе!» - сказало партийное начальство, когда поняло, что Верещагин не отступит.
   Вот тогда и возникла  у Жени идея –  выдвинуть   на должность секретаря горкома комсомола   одного из членов бюро, то есть, - меня.
   Наверное, ему удалось убедить в правильности своего выбора тех, от кого зависело окончательное решение, и меня стали «обрабатывать» последовательно разные инстанции. Я  решительно отказывался, в дело вступили крупные калибры  - руководители горкома партии. Так в один прекрасный момент я оказался в кабинете  Первого Секретаря. И хозяин кабинета, исчерпав все доводы и уговоры,   резюмировал нашу беседу словами:
 - Мы вас изнасилуем!
  Помолчал и добавил: - Вы сколько лет работаете в газете? Уже пять лет?  Мы слышали, что вы хотите  вернуться в Свердловск. Вот пару лет поработаете секретарем горкома комсомола, а потом мы вас отпустим.
    При всей  внешней мягкости характера,  у Первого Секретаря   крепкая  хватка. Меня он покорил одной своей инициативой, совершивши почти невозможное в те годы  – построил из «ничего» троллейбусную сеть, - связал   разные     районы, все   огромные соцгородки, одной транспортной системой. Добиться от государства денег на строительство современных транспортных артерий было делом безнадежным, секретарь это знал и даже не пытался просить. Он  решил задачу просто и оригинально:  пригласил в горком директоров крупнейших заводов и строек города, этих, по существу, мощных удельных князей, зависимых только от Москвы, а не от местных властей, и в порядке  партийной дисциплины обязал их принять долевое участие в строительстве. …  Одним   предписал поставить  металлические опоры,  другим – заасфальтировать дороги будущих маршрутов,   третьим -  оборудовать электролинии, четвёртым – закупить транспорт… Идея поначалу казалась утопической, но прошло два года, и мы стали ездить в любой конец города в комфортабельных новеньких троллейбусах.
  Я был под обаянием этого человека  и отчасти поэтому  возражал под конец разговора вяло и обреченно.  Только  машинально, в стремлении найти опору в себе   для исполнения в будущем нового  дела, - перебирал в памяти прошлое свое общественное действо, когда был  то секретарем комитета комсомола в школе, то – комсомольского бюро факультета журналистики в университете… Видимо, в горкоме посмотрели какие-то анкетные данные мои.…Но, как покажет будущее, смотрели – то ли невнимательно, то ли не придали значение другим деталям, вроде бы почти безобидным по новым временам.
   Завтра пленум, приходите вовремя,  вас   будут выбирать  и утверждать в новой должности. С редакцией мы договоримся, закончил свое напутствие  Первый секретарь
  Ночью я прокручивал в голове предстоящие перемены и в  режиме  мыслей крутился на кровати. Думал о городе, о будущей работе.…О том, с чего начинать...

   И  был следующий день, и был пленум - собрание комсомольского  актива в просторном зале горкома партии.  Двигались   бесшумно  комсомольские и  партийные функционеры, я фланировал вдоль стены в ожидании того, что должно было случиться. Было странное ощущение разреженного  пространства, чувство вакуума… Время шло, и вечер перетекал в   выступления, назывались какие-то имена, поднимались руки в голосовании, все  прошло  негромогласно   и - тихо завершилось. Участники пленума привычно разошлись по домам, тихо ушел и я. За весь вечер никто из функционеров, в том числе и  Первый Секретарь, дожавший меня накануне согласиться на  важную должность,   не подошел, ничего не сказал, не было ничего и на другой, на пятый день, и все сошло в нети, как бывает, когда сезонно выпускают из водоема воду, обнажая  мусор на дне. Обнажились будни, по контрасту с  напряжением предыдущих дней, особенно какие-то бесплотные.
   Вот это стиль!
   Я чувствовал себя поручиком Киже.
   Спросить бы –  хотя бы для интереса, просто так, - как всё это понимать?
   Спросить тех, кто меня обрабатывал,  глупо хотя бы потому, что нелогично – ведь сам всё время отказывался. Спросил бы  у Жени, да теперь не спросишь, - Женя уже далеко.
   Как бы выглядела смесь, если бы удалось совместить  чувство Недоумения с чувством Облегчения?  Это, скорее всего, был бы какой-то   желеобразный мусс. Смешанно ощущал себя я: очень обрадовался, ощутив свободу, меня миновала чаша нежеланной перемены. Но и был какая-то невнятность в голове в попытке понять, что   произошло. Не находя ответа,  склонялся к мысли, что, возможно, кто-нибудь из компетентных товарищей просветил  местных вождей  насчет моего одного пункта.  По всем-то  прочим статьям, - возрасту, партийности, образованию, общественному лицу и прочему - проверку  на «вшивость» я, вроде бы, проходил.  Не привлекался, не судился, в белой армии не служил, в плену не был, по уголовному делу, слава Богу, не проходил, родственников за границей не имел.… А, впрочем, может быть,   компетентные товарищи знали обо мне больше, чем я сам. Оставалось, как ни крути, одно определенное, то самое, на что ответ был ясен, как в известном анекдоте: на вопрос о национальности следует ответ  «Да!». И касался он, этот ответ,  контрольного, пятого, пункта вечных анкет.
  Так закончилось моё  хождение  во власть. Ни обиды, ни горечи во мне не было.
  Историю эту я вскоре забыл, и вспомнилась она мне только, как пикантная приправа к национальному вареву, которое сейчас, когда пишу, у меня на пару.
                *     *     *
  Случаи, похожие на дежавю, - ощущение того, что то, что  происходит,   однажды уже было,  возникнет у меня не раз.
   Я   работал в областной молодежной газете, вернувшись в Свердловск после пяти лет работы в К.. Сначала литсотрудником, потом зав. отделом, членом редколлегии, словом, должностная стезя  услужливо подстилала   самодвижущийся коврик «карьеры».  Ступеньки находили меня сами, - тем услужливее, чем равнодушнее я относился к   продвижениям.               
  (Моя мечта, замечу   в скобках, всегда была одна: никем, и ничем не руководить. «Зависеть от властей, зависеть от народа - Не всё ли нам равно?» - давно определил поэт).
  Так думал тогда, так думаю сейчас. Даже стишок вылупился  в полустон: «Разрешать проблемы мне в чужих подкорках? – Мне бы разобраться в собственной, в моей!»
   Это половина правды, что подчиненные от нас зависят, - мы не менее, если не более, зависим о них. Словом, -  да здравствует самодостаточность. Мечта моя почти сбудется только с выходом на пенсию. А момент ухода из редакции стал чуть не звездным часом исполнения желаний… Пока же судьба шла своим чередом.
   Когда по возвращении из города К. я стану работать в областной газете,  случится эпизод.  В редакцию придёт из Москвы весть –  выделена вакансия в ВПШ -  высшую партийную школу. В те  унитарные времена учеба в ВПШ круто меняла карьеру, открывая путь  к номенклатурным  высотам, в  стан партийной и должностной элиты,  и всякий честолюбивый, даже самый скромный по должности, функционер, мечтал об этом пути,  - (совсем, как герой Купринского «Поединка» об академии),  - спал и во сне видел себя слушателем Высшей школы. Я не видел - потому ли, что плохо спал, или меня выбирали другие сновидения. Я остался равнодушным к новости, но коллеги, с которыми у меня были добрые отношения, стали наперёд чуть не поздравлять, - соглашайся! И добавляли, ты у нас в редакции  самый подходящий. Может, и неплохо было бы поучиться, да и в Москве с её театрами пожить – заманчиво, - мелькала иногда ленивая мысль, хотя генетическая – после войны и дорог эвакуаций - боязнь к перемене мест, давала знать о себе, и я уповал, что минует меня и  эта «добрая» чаша. Дело, к моему искреннему облегчению, кончилось, разумеется, ничем. Редактор, неплохая и неглупая женщина, питавшая ко мне   симпатию, тем не менее, ничего не говорила мне, отводя в неловкие минуты глаза.   Всё затихло, а несколько дней спустя   случайно услышал разговор из коридора. Отвечая кому-то на вопрос,   она проговорила – нет,  вариант с Давидом не проходит. Сказать ему? Не надо ничего говорить, - Давид умный, сам всё поймет.
   Тут к месту вспомнить анекдот, хотя и на другую тему, но примечательный. Врач спрашивает  пожилого пациента, сколько ему лет,  – Девяносто, -  бодренько отвечает тот. – Курите? – продолжает допытываться доктор. – Курю! – признается посетитель. – Жаль, - говорит врач, - если б вы не курили, знаете, сколько бы вам лет сейчас было!
  Помню удивление моих коллег в Кишиневе, где мы, главные редакторы провинциальных телестудий, собрались однажды по воле Москвы на какое-то совещание…Коллеги не скрывали своего удивления тем, что среди них оказался на важной должности человек  не титульной национальности. И всё спрашивали меня, правда ли, что я еврей (хотя это видно было и невооружённым глазом!), что действительно главный редактор, и что, в самом деле, так в Свердловске. Считали, - да и другие тоже, - что у меня счастливая карьера. Кто-то при этом и вздыхал: если бы ты не курил (тьфу!), - то есть, если бы не твой пятый пункт, знаешь, где бы ты сейчас, и кем был бы!!!
  Я не спорил насчет карьеры, сам полагал, что работа складывалась не худшим образом, сама собой, без участия локтей, а главное, мне было достаточно. Зав. отделом в газете, потом главный редактор на телевидении, потом будет работа в журналах в должности заместителя главного редактора. Нет, я не сетовал, да и не до того было, - газетчики, журналисты знают, какой это нелёгкий хлеб, - подённая пахота!.. Не сделал карьеру, не стал, извиняюсь, и министром, как однажды нагадала мне в начале пути Нина Владимировна, соседка по квартире в городе К..  Она, глубокоглазая, и мудрая многим предсказывала удачно, раскинув карты.…Со мной не угадала. И хорошо, что не угадала, - прошло стороной нежеланное, нелюбимое…. Нет,  мысли о карьере не застилали глаза…
   Достаточно того, что было, - спасибо  судьбе и за это!
   Я о другом.
   Может, отчасти из-за равнодушия к внешним атрибутам бытия, а, может, от деформации характера - всегда  кто-нибудь и что-нибудь напоминало: знай своё место! Когда это всю жизнь, оно не проходит бесследно.
   Может, и тогда, в городе К., когда меня сперва уговорили на высокую должность, а потом сделали вид, что ничего и не было,  тогда, возможно, как в случае с ВПШ, тоже решили, «что сам пойму – умный»… Поступили подло, как в сердцах сказала одна моя умная знакомая.
  Но – правильно: я понял.
               

                *       *       *
 
  А вот ещё, если хотите.
  Похожие друг на друга,  словно близнецы, эпизоды, толпятся в прихожей моей памяти, как робкие,  но настойчивые посетители, спеша заявить свои челобитные.  Иные случаи даже окрашены как бы в цвета благородства.
   
   Пролетит время. Редактор газеты Валентина Г. уедет в Китай: мужа, инженера-сталевара, командировали на несколько лет - делиться опытом.
   В редакции возникнет фигура инструктора, посланца Москвы, - вежливый  функционер. Цель   приезда – назначить нового редактора газеты. Инструктор  ходит по редакции, знакомится с людьми, беседует в инстанциях, обсуждает проблему с членами редколлегии, говорит и со мной. Подбирает кандидатуру из «местных», не «привозных» – согласно установке. («Воспитаем Бабу Ягу в своём коллективе!», - приходит на память из кинофильма). Всё чаще звучит в устах сотрудников мое имя –   самый, де, подходящий – и возраст, и опыт, и стаж, и партийность, и член редколлегии. Все «за»! Инструктор важно и убедительно говорит – да, кандидатура очень подходящая, заслуживает всяческой поддержки. Но … нельзя оголять отдел, - которым он (т.е. я) руководит - такой важный участок, такой отдел…такое значение…
   Не «оголили». Назначили   человека со стороны,   не журналиста. Впрочем, оказался добрый, порядочный человек. Хорошо притёрся к коллективу, хорошо работал.
 Но этот лицемерный дежурный аргумент!..

*       *       *
   
  Как ни странно, сильнее всего меня уязвило в жизни не прямое  оскорбление, или недвусмысленный зажим, и даже не избиение   группой антисемитов (случилось и такое), а тихо сказанные однажды - едва слышные, сдержанные слова одной воспитанной интеллигентной женщины.
   Но чтобы  понять  тот, почти невзрачный, эпизод, надо вспомнить, как я  подставился  тогда…
 
   Назову этот случай –

                «Дама в белом».               
   
   ВОЕНКОМАТ МЕНЯ ЛЮБИЛ, не то, чтобы сознательно, выделяя из потока военнообязанных   офицеров запаса. А как некую абстрактно-конкретную надёжную фишку, что в нужный момент безотказно заполняет дежурную клетку дежурного призыва.  Бессчётное число раз, преимущественно зимой, поднимали меня в неурочный час с постели посыльные  и вручали повестку.
   Предписывалось в течение часа явиться туда-то и туда-то,  на сборный пункт, и я, мятый и не выспавшийся, тревожный и  обязательный,   спешу зимой – по морозу, осенью - в дождь, в прохладную уральскую ночь – летом. Однажды зимой в пургу, после отбоя – (была контрольная проверка готовности) - тащился я из   загородного военного армейского  расположения и простудился, - воспаление легких.… Это какой-то беспредел, - сказала жена после очередной серии таких подъемов по тревоге.
   В тот раз я только что вернулся с Дальнего Востока, куда меня, как и многих из запаса, мобилизовали и отправили по призыву: ещё  тревожны были отзвуки конфликта с Китаем в районе Даманского полуострова. Еще свежи были в памяти сорок пять дней с приключениями и маневрами, когда меня, по возвращении, едва ли не через неделю снова вызвали в военкомат на какие-то очередные то ли сборы, то ли проверки.  Я отработал и этот очередной вызов. А верная жена моя, Саша, бурлившая   справедливым гневом, втайне от меня  пошла в военкомат (о чем потом рассказала мне).   Там она высказала всё, что думала, присовокупив, что меня таскают то и дело, и это несмотря на то, что несколько лет назад я прошел – у них же! - медкомиссию,  где меня признали годным к нестроевой службе, и - только в военное время. «Он у вас дисциплинированный и безотказный» -  немного виновато оправдывался капитан, начальник 3-го отдела. А случившийся здесь ветеран-полковник, отец наших знакомых, доверительно шепнул жене: «Мы посылаем по несколько повесток на одно место, - для перестраховки, и ваш является всегда и точно»… Капитан  (почему-то в петлицах у него были эмблемы госбезопасности - изображение щита с мечами, или прежде я на замечал это), между тем, вздохнув, черкнул что-то на календаре и пообещал разобраться. И… «разобрался», - через две недели - снова вызвал меня повесткой. И вот теперь перед его глазами маячила моя фамилия на календаре, он знал, что она что-то означает, а что – забыл. Смотрел на меня неподвижным усталым взглядом, соображая, кто я, зачем пришел, и что со мной делать.
  Я предуведомил воспоминание о случае в военкомате некоторой предысторией потому, что в этот раз  ощутил себя, - вдруг,  хотя без особых на то оснований,   своим в этой конторе. А почувствовал себя так после того, как капитан, обрадовавшись, что придумал для меня,  - в оправдание вызова, - важное дело, сказал значительно:
  - «Будете сопровождать новобранцев поездом в Е.,  в пункт сбора, вот вам проездные документы и пакет с личными делами допризывников. –
  Я наполнился чувством гордости и запохаживал по коридорам военкомата не как зачуханный и лишенный воли мобилизованный из запаса, а как доверенное лицо военного учреждения.
    Тут возникла какая-то суета, забегали из кабинета  в кабинет    офицеры, и по обрывкам реплик я узнал, в чем дело. Один из призывников, - а их в  эти  дни призыва, в военкомате  толпилось много - не явился в военкомат ни по первой, ни по третьей повестке. Его искали, он скрылся. В конце концов, где-то его застукали, доставили в комиссариат в сопровождении охраны, и стали оформлять уголовное дело по обвинению в попытке дезертирства, - уж не помню точной формулировки.
     Я вышел на крыльцо покурить и увидел его мать.  Это была        женщина средних лет  привлекательной интеллигентной внешности. Так, наверное, выглядели женщины аристократических дворянских кровей, какими я видел их в кино или на фотографиях. Одета она была со вкусом – в просторный светлый кардиган, входивший тогда в моду. Нетрудно представить её состояние – на лице отчаяние. Я почему-то вообразил, что смогу ей помочь – пойти и попросить военкома простить призывника и не заводить уголовное дело на него.
  И тут произошло Э Т О.
 - Могу ли я вам помочь? – спросил я у женщины. Она повернулась ко мне, скользнула взглядом, и, почти не разжимая рта, тихо, с трудом сдерживаясь, сказала: - «Уйдите!.. Уйдите или…  или… я оскорблю вас».
  Ледяным холодом и ненавистью  окатили меня её глаза и слова…
  Я не столько понял, сколько почувствовал скрытый смысл её слов. Всё было написано на её лице, на сжатых губах. Не надо было ничего говорить…
  Я попятился, скомкал незажженную сигарету,   и, окаменелый, скрылся за дверью.

    Много лет спустя,  я прочитал такое признание одного автора:
   «… с явным антисемитизмом еврею иметь дело куда легче, чем с тайным».
   «…раскрываются передо мной в задушевных беседах, в пьяном или любовном общении – люди, своего антисемитизма стыдящиеся, или, вернее, стыдившиеся. Или, ещё вернее, лишь в самые последние годы втайне (и с ужасом) обнаружившие, что они, оказывается, терпеть не могут евреев». (Виктор Топоров. Двойное дно)..Стр. 361)

   Нет. Эта прекрасная дворянская дама, если и испытывала «ужас», то не оттого, что  думала так, а оттого, что могла проговориться, что так думает и чувствует.
   У неё хватило благородства и воспитанности на то, чтобы сдержаться, но не на то, чтобы скрыть тайное.

   Этот эпизод научил меня многому, войдя глубокой занозой в память.  Не от пьяного бомжа, или недалёкого приятеля пахнуло отторжением. Мир ненавистников   расширился…
   Да и то сказать: чего ждать?
   Как-то, уже не таким молодым, увидев своё отражение в зеркале, я задержал взгляд, всматриваясь по-новому в  свои черты, посмотрел и  вдруг подумал: как с таким откровенно семитским лицом прожито в стране   столько лет. И если я  вздрагиваю от этой мысли, -  здесь, в Израиле,  вспоминая тот случай, - то, что же должен испытывать, глядя на такие лица, всякий человек российской титульной нации, не говоря уж об откровенном антисемите? И они испытывают, с большим или меньшим усилием сдерживая неприязнь. Стараясь не проговориться лицом.
  «Уйдите, или я оскорблю вас!». Да, видимо, так должен вести себя   воспитанный человек: он знает, что антисемитизм - это плохо, дурно, но ничего не может поделать со своим инстинктом.
   Этот нюанс уловил  Чехов в  «Иванове».   
   Сам Чехов не смог преодолеть это в себе до конца, может, знание себя и дало ему проницательное прозрение   других!    «Ум с сердцем не в ладу». Хоть и разошёлся он с Сувориным из-за юдофобства последнего по  делу Дрейфуса, а не может скрыть неприязни к еврейскому ни в «Степи», ни в «Скрипке Ротшильда», ни в надуманном сюжете рассказа «Тина».
     Женщина у военкомата… Что-то это напоминало. Прошло полжизни,  и вспомнилось - почти совпадение, похожее: -  «Меня душит гнев, и я…я могу оскорбить тебя».
     Это - реплика   из пьесы Чехова «Иванов».
     Это слова заглавного героя, обращённые к  жене(!). Перейдя с Анюты, имени, полученному в христианстве женщиной, вопреки воле родителей вышедшей замуж за русского, на прежнее имя Сару, он в пылу ссоры кричит:
    - «Меня так и подмывает сказать тебе что-нибудь ужасное, оскорбительное… (Кричит) Замолчи, жидовка!»…
   И в интеллигентах дремлет,  спит до поры, антисемит.
   Может, и   пьеса    названа самой распространенной фамилией не случайно?
   Много лет назад попалась мне растрепанная, без обложки и титульного листа, книжка. По каким-то признакам определил, что она издана в двадцатых годах, - в ней исследовалось   отношение  Чехова к инородцам. Запомнилось: писатель с неприязнью обронил в каком-то разговоре о евреях: они говорят «кушать» вместо «есть»… Потом я встречал в рассказах или даже письмах самого писателя обычное употребление этого же слова – «кушать», оно не вызывало иронии автора, хотя звучало в устах нормальных русских персонажей…
   Из другой книжки, более современной - уже не помню ни автора, ни названия, - другая заноза…. Два друга с детства дружили – не разлей вода, всю жизнь вместе – в школе,  в институте, на фронте, потом на работе – дружили и семьями,  породнившись детьми.  Однажды зашел у них разговор о литературе, милый, доброжелательный, но как-то незаметно приобретший черты спора.  Приятель  в  пылу доказательств сказал: – А вот возьмём нашего Чехова!.. – Но развить мысль он не успел. Верный его многолетний друг усмехнулся и переспросил, намекая на еврейские корни приятеля: - Вашего  Чехова?..
  Товарищ глотнул воздуха и осёкся на полуслове.

   Недавно узнал не знакомую мне прежде фразу Чехова, - то ли из письма его, то ли из записной книжки: «Надо только помнить про жида, что он жид». (Леонид Финкель, «Недостоверное настоящее». Стр.239 )

 
   На курсе, да вообще на факультете, евреев было немного, и я не чувствовал неприязненности однокашников по национальным мотивам,  всё-таки – вуз, а не жилой барак! То, что иногда проскальзывало, я бы назвал – искра на массу, пользуясь термином электриков. Но эти «микровыбросы» были выразительны….  Обаятельный  улыбчивый ТИМОФЕЙ П. мне нравился. Он был намного старше, прошел армию, лицо изборождено глубокими морщинами – след пережитого, и склонности к  выпивке. Доброжелателен,   непритязателен.  Нам, вчерашним мальчишкам, было чему поучиться у этого тертого жизнью человека, - таких,  как он,  по вошедшей в обиход моде потом, станут  называть настоящими  мужиками. Однажды удивил меня случаем непоказной  выдержки. Мы были на сборах в военных лагерях, сидели в час личного времени на скамеечке возле палатки, покуривали, Тимофей неловко провел рукой по грубо сколоченной скамейке и напоролся на огромный ржавый гвоздь, торчавший сбоку. Гвоздь почти прошил ладонь, хлынула кровь. Тимофей  посмотрел  на руку,  вынул носовой, не первой свежести, платок, –  зажал рану, и не спеша направился (я пошел рядом) в санчасть. Его небрежное отношение к боли не могло не произвести на нас впечатление. Многие из нас с трудом мирились с укусами комаров и мошки и коростой на носах от солнечных ожогов, а тут такое!
   Разочарование  испытал я  уже в конце обучения, на пятом курсе. Была пустячная реплика, которой я стал случайным, незамеченным, свидетелем. Наша милая однокурсница Н.,  с которой Тимофей был близок, сказала  ему на перемене, что была утром у Бориса Е., (к слову, близкого моего друга) – проведывала его, больного. - Чего ты к нему ходишь, - сказал ленивым голосом Тимофей, – он же еврей…- Да нет же! – растерянно и невпопад возразила Н. -  Еврей-еврей! – уверенно и несколько брезгливо  сказал  Тимофей. - Он скрывает это, но он точно еврей, - посмотри на его лицо.   
   Борис Е. был русским, я знал и его родителей,  – и отец, и мать - ярко выраженные славянские типы.  Но    ассирийские вьющиеся кудри Бориса вызывали у бдительных людей  подозрение.
 
                Всего лишь реплика…

  Нас было трое, неразлучных друзей. Сдружились мы в трудные военные голодные годы с восьмого класса. Левка Б., Владька Л., и я. Были мы, как говорится, «не разлей вода». Кажется, не было дня, чтобы не виделись. Жизнь развела наши пути, но не дружеские привязанности. Левка закончил медицинский и уехал надолго в один из уральских городов. Владька выучился на геолога и уехал в партию, сперва на север Урала, а потом – на Дальний Восток, в Певек. Я после университета пять лет работал  тоже но назначению, в одной районной газете.… Все эти годы мы переписывались, изредка встречаясь  в отпуске. Со временем снова оказались в родных  местах.
   Говоря красиво – годы разлуки не ослабили нашей дружбы.
  Особенно дорожил законом дружбы Владька. Не забывал поддержать связь, находясь годами в тысячах километров. Квартира его в  кооперативном доме, крохотная из двух комнат, долго пустовала, и он предложил мне с семьёй поселиться в ней, когда мы  сдали свою на отселение одной организации, посулившей нам на одну комнату больше –   наша полуторная была вовсе тесной, у нас  уже двое детей было. Наша будущая квартира оказалась долгостроем, и квартира друга здорово нас выручила. Навсегда я сохранил в душе благодарность товарищу. Хотя кто-то и говорил, что это мы выручили их – платили квартплату, сберегли квартиру, сделали ремонт.…Но я так не считаю. Это была искренняя помощь друга. По возвращении в Свердловск  он, если  был  не в поле, не пропускал ни одного дня рождения моего и, пожалуй,  единственный из близких друзей, кому не надо было напоминать про  день, когда Саша  собирала всех в гости. И мы не пропускали его дня рождения.
  При нем всегда была его верная жена, и она вписалась в нашу жизнь,  как вполне естественная и неотделимая часть друга.
 Казалось, все про всякого, друг о друге, знаем. И хотя характер у  товарища был непростой,  все искупалось его верным отношением к дружбе.  Некоторые  крайности были терпимы, - например, он почти всерьез утверждал, что надо запретить автомобили – вредят жизни, мешают и засоряют климат. Или вдруг нечаянно в разговоре обронит фразу – «ну, там были эти – грызуны».  На мой недоуменный вопрос уточнил, что имеет в виду грузин. Я  заподозрил его в  модных предрассудках, так неприятных в культурном человеке, но не стал   пенять, отнеся сказанное к его привычке «играть» словами. (Так, деньги он называл знаками, лысого человека – кучерявым,  молодого – именовал «вьюношем», вот и  грузины, подумалось мне, привлекли его игрой слов – грызуны).
   Как-то мы сидели  у него и болтали. Заговорил о своей работе. К тому времени он уже осел в городе, работал в геологическом управлении, кажется, в ту пору на службе у него что-то не  складывалось. Раньше  часто упоминал имя сослуживца по фамилии Л., потом стал все реже, и, наконец, имя это исчезло из его уст совсем.  Сослуживец, кстати,   жил дверь в дверь - на той же площадке их пятого этажа   хрущевского дома.
  На этот раз вдруг снова всплыло имя соседа, и – в самых  резких красках. Я удивился: - прежде он хорошо говорил о нём. - Да вот оказался большой сволочью, - и он рассказал о    «гнусных поступках» этого, когда-то доброго его товарища,  почти легендарного Л.. Словом, подлая личность, вяло закончил он.
   И вот тут жена друга моего, его тихая безотказная милая подруга, стала утешать  мужа,  и, как главный утешительный мотив, сказала с нажимом: - Ну, что ты хочешь – он же еврей! Чего ждать от еврея?
   Сказала и – осеклась.
   Владька метнул взгляд на неё, но было уже поздно: слово вылетело.
   В ста случаях из ста я  порывал отношения с любым, кто «не выдерживал тест». Но тут за плечами стояли десятилетия дружбы. Десятилетия не было сомнений в моих друзьях, друзья – это как ты сам, твоё продолжение…Я сдержался, замолчал и скоро ушел домой.
   Не забыл.
   Напросился из памяти и старый случай, со времён  дела врачей. Когда волна заклятий и разоблачений наводнила газеты, радио, очереди и подворотни «информацией» о врачах - отравителях и убийцах, - друг мой спросил у меня, имея в виду арестованных знаменитых профессоров-академиков: - Чего им нехватало?
   Удрученный в те дни событиями, гнетущей атмосферой, я даже не отреагировал на  дремучую простоту (что хуже воровства, как известно) и слепоту доверчивого приятеля. Только резко ответил – не намерен обсуждать этот вопрос.
  Он надулся и до конца той истории, так, по-моему, ничего и не понял.
  Но понял я –  даже жена  близкого друга, с кем связаны  годы тесного и доверительного общения, – тоже порченая.

                *        *        *
   Первые годы перестройки. Медовые месяцы свободы. В   культурной жизни страны и города - сенсация: телевизор показывает премьеру – спектакль «Тевье-молочник» по   Шолом-Алейхему. В этом сенсации не меньшая, если не большая, другая  – главную роль, роль местечкового еврея играет любимый всей страной Народный артист Михаил Ульянов. Великий, обаятельный, эталон таланта и порядочности М. Ульянов! Он, как всегда, бесподобен,  очень органичен в этой  экзотической роли. Да, вот он такой и есть - неунывающий, бедный, мудрый труженик, в поте лица добывающий свой хлеб.
   Я уже давно не работаю на телевидении. Но так как живу неподалеку, то нередко сталкиваюсь с бывшими сослуживцами. Сейчас обеденный перерыв и впереди меня, не спеша, движется группа знакомых редакторов.  Ускоряюсь догнать, но что-то останавливает меня, и иду за ними неторопливо.  И тут доносятся возбуждённые голоса – обсуждают вчерашний спектакль. И чей-то голос -  горький, безнадежный, как вздох, как вздох отчаяния:
  - Господи! Неужели русский артист Михаил Ульянов тоже еврей?!
    Разочарование и обида  слышится в этой тоске.

                *        *       *    
      Все годы, что живу здесь, получаю письма из Дома, из России – от друзей, от знакомых.… Пишут близкие приятели, пишут и те, кто мог бы вполне и не писать, видимо, в охотку и  им продлить нажитые связи и общение…
   Получил письмо от художника Н. Уже третье или четвертое.
   Держу его в руках, разглядывая знакомый, убористый, немного нервный почерк. Таким он написал и свои заметки-дневники, которые   удалось напечатать в журнале, - уже незадолго до моего выхода на пенсию. Я радовался его успеху –  он продвинулся не только как художник – накопились интересные мысли о профессии, о пройденном, об опыте кисти и резца.
  Вспоминаю первые дни нашего знакомства, годы почти доверительного приятельского общения.
   Путь его был труден – небогатое детство, училище, солдатская служба, поиски заработка.  На телестудии, где я работал до   журнала, в обязанности Н. входило готовить, а в моё - утверждать  художественные заставки для экрана, эскизы оформления. Телевидение   тогда в нашем городе делало первые шаги, и картинки  для заставок  готовили впрок: между передачами   длились паузы, и пока играла музыка, в кадре стояла картинка  – художественное нечто.
   Со временем Н. стал свободным художником,  получил приличную мастерскую на пятом этаже  дома на главной улице города. Я захаживал к нему, - проведать, поболтать, посмотреть новые вещи.
   Он писал живопись, увлекался графикой, много работал над миниатюрами, загорелся изготовлением оригинальных обрамлений для миниатюр. Экспериментировал  с пластмассой, чего-то смешивал, подкрашивал, искал рельефы, орнаменты.…Добился своего – миниатюры смотрелись  необычно, оригинально - в рамах, подобных окладам икон. (Две таких миниатюры висят в комнате моей дочери – он  подарил их ей в знак благодарности: Марина, глазной врач, лечила его жену). Возясь с  кислотами, красками, пластмассой, с травлением, - со всей этой химией,   – надышался парами и испарениями … Долго, - годами, - кашлял, надсадно дышал, как дышат астматики,   больные бронхами.… Но продолжал работать упорно, одержимо.… На первой персональной выставке показал разные вещи, в том числе картину, вызвавшую разноречивые отзывы,  – на большом стальном листе выгравировал пейзаж …  сверлом  зубной бормашины.
  Тем временем появились заказы  на графические листы – вошли в моду  альбомы к заводским юбилеям. Сделал удачный буклет - набор  гравюр  к юбилею города.
  Все это пришло со временем, он долго был как бы в тени, и, похоже, переживал, от сознания не то чтобы своей вторичности – он убежден был, что не менее сильный художник, чем  другие, более удачливые, - а скорее от мысли, что не в первой обойме.
   Вот в ту пору «первоначального  творческого накопления», отсутствия, как бы теперь сказали, достойного пиара, попросту - раскрутки   и широкого успеха, он, думаю, в душе остро мечтал о публичном признании…Я  запомнил тот,   момент, когда он читал первую большую статью о себе – о трудных поисках, о картинах, о его таланте.
   В нашем городе выходил в свет   популярный всесоюзный журнал для юношества,   массовый тираж которого в  двести тысяч экземпляров прирастал с каждым годом и в канун перестройки достиг полумиллиона. И вот в очередном номере появилась эта большая статья, и на четырех страницах  вклейки репродукции его работ. Я принес журнал к нему в мастерскую…  Он читал рассказ о себе  и поворачивался ко мне боком – чтобы скрыть накипавшие в глазах слезы.… Хотел что-то сказать, но голос осекся, он судорожно выдохнул только – «спасибо тебе». Все было для него сюрпризом,   и сама статья, и    репродукции с его картин на четырёх полосах цветной вкладки,  и моя подпись под  очерком.
    И вот, много лет спустя,  на другом конце земли, я держу в руках его письмо, и в добром предчувствии очередных новостей с родины костяным ножом  вскрываю конверт. Новости от него, как всегда, о творчестве, о работе, о настроении, вот и о художественной жизни города, о коллегах…
   Имена коллег мне знакомы.… И вдруг – как вспышка – жесткие слова в их адрес, сетования на то, что все труднее пробиться – на выставки, в прессу. И в конце этого пассажа – всплеск, взрыв раздражения, и      злость прямым текстом, - о тех, кто причина трудностей и неудач: это всё они, евреи, во всем виноваты, все зло от них.
   То письмо я не дочитал. Храня всю почту, что приходит ко мне, не уверен, что это письмо сохранилось. Я не стал его искать в архиве, когда  писал эту страничку.

                *       *       *
   Дочка моя, Марина, давно уже взрослый человек, мать двоих детей, добрейшей преданной души человек, изредка, когда тому способствует случай, говорит нам с женой – и в голосе её проскальзывают нотки непрошедшего страдания, говорит, хотя и в полушутку, про свою давнюю обиду: - Одного не могу простить вам, родители,  - что вы отдали меня в детский садик.
   Она просила каждое утро – «не хочу!», «не хочу!», но как послушная  дочь, пряча слезки, шла на свою голгофу. Мы даже представить не могли, как ей там было плохо.
   Её ненавидела воспитательница и, упиваясь, каждым словом и жестом показывала  крохотному ребенку свою ненависть. Малышка ещё не знала, что такое антисемитизм, но инстинкт подсказывал, -  воспитательница ненавидит её потому, что она в её глазах другая, не такая, как остальные дети.
   Занятые   службой, мы  принимали всё за   детский каприз, но, в конце концов,  однажды решились, оставили её дома, и больше она не ходила    никогда ни в какой детсад. В крайних случаях, я усаживал её на саночки и отвозил, через весь город, в Пионерский посёлок, к бабушке.
   Наверное, и этот глухой эпизод, с которого начинался отсчет впечатлений жизни, всплывал в ее мозгу, когда она принимала решение уехать из страны. Сила её переживания была столь неколебимой, что она готова была уехать с маленьким сыном одна, без мужа.…Уехали всей семьей, в конце концов, через год после отъезда сына, - её брата, с семьей, а потом и нас  вытянула  с женой…

                *         *         *
   Откуда они берутся, антисемиты?
   Вот ребеночек лежит в колыбели,   – невинное вселенское дитя.  Вот он в  ясли ходит, в садик, где-то над ним взрослые ведут свои речи, но, чистый и славный, он не вникает в них, остается    белым листом. Скоро этот лист начинает заполняться иероглифами-печатками. Вот он уже школьник, начинает что-то воспринимать, какие-то слова – они нехорошие, еще не понимает толком, что они значат -   эти реплики про «французов», евреев,  и хлесткое, как удар хлыста, слово «жид». Откуда он узнает про все это? Дома, от родителей, а если не дома, так в трамвае, или в магазине, а если нет – на улице от старших подростков….Растет и уже начинает «разбираться» в важных значениях, а там и принимает национальную веру, с ее чванливостью и нетерпимостью, а если заболевает энтузиазмом, то и навстречу «знанию-откровению» шаги делает – тут прислушается в охотку, там что-то прочтет, а там уже и сам  произносит  речи…
   Эту жизненную школу проходят и «чистые», в которых   запечатлевается знак качества высокой нации, и «нечистые» - инородцы, в том числе и евреи. В  душах одних поселяется комплекс исключительности, в сердцах других – неполноценности.
   И все-таки, откуда берутся они, антисемиты?
   Да и не только они. Вообще – откуда оно, это презирающее других превосходство.
   Неприятие  «не нашего» – сидит в человеке, и российский человек менее всего похож на   исключение.   Ненависть к евреям –  особенная,   потому  что удобна, - она, как бы интегрирует, покрывает прочие случаи неприязни. А если нет под рукой еврея – не беда, подвернутся другие.   Случай помог  мне открыть на многое глаза.

                *                *                *
     В канун застойных времен, когда и сам  канун был благостен, и не предвещал катаклизмов, - до него ещё было жить и жить, - путешествовали мы с женой по Кавказу.
   Возле турбюро, что в г. Орджоникидзе, ждали отправления   маршрута. Несколько человек уже заняли места в туристском автобусе. Тут же, у открытого отсека кабины   негромко беседовал с водителем наш гид. Я с удовольствием и… завистью любовался    южным красавцем, молодым осетином, всё в нем было ладно и несуетно: стройная фигура, сдержанные жесты, чёрные, в идеальную стрелку, брюки,  и белоснежная рубашка с закатанными рукавами. Тихо лилась их  речь,   которой я не понимал, хотя детство мое прошло в этом городе. Молодой человек с уважительным вниманием обращался к пожилому  водителю. Тем временем, в салон грузно взошла  пара из нашей группы, муж и жена, -  расплывшиеся томные тела, лоснящиеся щеки.  Шумно уселись, огляделись и уставились на лица беседовавших. Какое-то время прислушивались, потом мужчина  сказал с раздражением: - Вы!.. Это.… Хватит болтать  на своём тарабарском языке!
   Гид внимательно посмотрел на говорившего, и тихо сказал: - Кому тарабарский, а кому – родной, - и спокойно отвернулся. Желваки тенью прошли по его скулам.
   Для меня – из этого эпизода, как из зерна, проросло потом всё, что связано с распадом страны. Разбежались по квартирам народы, понуждаемые  отчуждением.
   Убеждён почти фатально: эти посевы  великодержавного презрения, которому, как показывал быт, часто безуспешно противостояли правильные лозунги о братстве, – главная причина беды, постигшей наше великое многонациональное государство. Великие идеалы братства, насаждаемые сверху, не могли дать глубоких корней в   почве скрытого недружелюбия, вражды, предрассудков и национального чванства.
 
   Однажды в Набережных челнах, куда приехали с коллегой писать о строительстве автогиганта «КАМАЗа», разговорились с молодым бригадиром. Беседа как беседа. Вдруг Степанов – так  звали нашего собеседника, покраснел, замялся и, понизив голос, сказал: «только прошу вас, - не пишите в своем очерке, что я татарин. Я русский, мои родители – из крещеных татар.

   Из апокрифов
  В ВЕНГРИИ, на горе, где памятник освободителям Будапешта и список погибших, узбеки из нашей туристской  группы журналистов нашли имя соплеменника и  возбуждённо стали обсуждать, не скрывая гордости за своего земляка. Остальные члены группы  насмешливо следили за их возбуждением, - не густо, де, таких имен.
  Им не понять, что у малого народа  малочисленность героев не есть недостаток. Тем более – если речь о погибших. 
  В глазах соплеменников – даже один герой возвышает в народе  чувство  гордости. 
Но это пренебрежение…эта демонстрация превосходства Старшего Брата!..
             
               
                *         *         *
   С ПЕРЕСТРОЙКОЙ юдофобство сразу достигло не то что «полной  молочно-восковой спелости», а вскоре и полной «зрелости», и даже перезрелости, - если можно так сказать о явлении, которое не только не уменьшалось, следуя закону отрицания, а, наоборот, - набирало силу, матерело с каждым днем, что и продолжается.
 Стали обходиться не только без «аргументов», то есть хоть какого-то «объяснения»  ксенофобии, но и без камуфляжа. По  старому принципу: чем больше ложь, тем легче поверят.
   К услугам потребителей, как из-под земли, явились тьмы «знатоков» еврейского вопроса. Вот картинка:
   В кадре - репортаж с улиц Москвы, - первые цветы гласности. Дама с лицом умной учительницы внушает  корреспонденту про  вину евреев: они распяли нашего Христа.  - Но Христос сам был евреем, -   возражает корреспондент. -  Он не был евреем, - умничает дама, - он был галилеянином (?!)
   (Всё равно, что на вопрос о национальности любого из знаменитых Левитанов –  художника Исаака или диктора Юрия,  ответствовать – они не евреи, они – москвичи).
   Вспомнился рассказ Тани Евладовой, жены моего близкого друга, (увы, уже покойной). Работала она тогда  чертежницей в проектной конторе.    Как-то, наслушавшись  антисемитских баек, с неизменным – «они нашего Христа распяли», - сказала говорившему всё это    сослуживцу, между прочим, руководителю проекта:
   - Христос был сам еврей. Он  скорее  не наш, чем «наш». –
   Сослуживец взвился,   заспорил, но потом смешался в растерянности, когда ему процитировали начало из «Евангелия от Матфея»: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Аврамова»… - Так что же, - спросил кто-то неуверенно, - Он и обрезание прошел? -  Ну, как вы думаете? – улыбнулась Таня. -  Как и  апостолы, и вообще все первые христиане – они кто были, – евреи…
 
   Молодой напарник моего близкого друга машиниста тепловоза Феди Маевского, (о Феде я написал небольшую документальную повесть), ярый, до темноты в зрачках, националист, поносивший то татар, то евреев, услышав  от Феди, что Иисус Христос был евреем, полез на Фёдора с кулаками. – Не мог он быть евреем! – кричал он, перекрывая стук колес, - мать Иисуса русская, Мария она. - Мария, соглашался Федя, а точнее – Мариам…- Н-е-е-е-т! -  свирепел непримиримый помощник…
 
   И дамочка с московской улицы, и руководитель проектной группы, и дремучий помощник машиниста, и тысячи других…!
   Казалось бы: ты, верящий в Бога, в Иисуса Христа, - открой Евангелие, прочти и узнай. Но знания не нужны. Иной  и узнает, – не поверит и Евангелию. А поверит, - всё равно не переменит «взглядов».
   Прямо по  байке, которую любил печально повторять к случаю упомянутый Петр Евладов: «Дуракам закон не писан. Если писан, то не читан. Если читан, то не понят. Если понят, то не так!»

                *           *           *
                Как я это понял…

   «Вышли мы все из народа»…. Дети семьи трудовой.

    Когда у нас был садовый участок, и когда он нас одаривал урожаем, я       делал из ягод наливки или настойки. Были благородные ягоды – смородина, вишня, - наливки из них получались легко, - знай, клади побольше сахару.
   Но была ягода и попроще – не так сладка, кисловата часто, - крыжовник, его урожай бывал обильным и я, по просьбе жены, ставил эту  ягоду   на вино – в большую 25-литровую бутыль.
   Иногда удача сопутствовала, и получался неплохой напиток, близкий к вкусу простого сухого вина. Но нередко случался и прокол - сок «уходил в сторону»,  и на поверхности появлялись белые ошметочки – плесень.
   И тут начиналось наше, с бутылью, противостояние. В домашней книге о том, как делать вино, написан совет: надо снимать этот налет плесени ситечком. По замыслу опытных виноделов и авторов книжки  неправильное брожение должно прекратиться, плесень исчезнет, и вино добродит до кондиции, избежав превращения в «уксус».
   Мне ни разу не удавалось избавиться от этой белой порчи, - в случаях, когда она появлялась. Вот снял первые, ещё совсем незначительные, хлопья парши. Казалось, гладь очистилась. Но через нескольких дней белая накипь снова рябила на поверхности…. И я понял две истины: плесень генерируется в недрах жидкости, она, жидкость, сама – носитель её и производитель. Сама масса. И надо либо всё выливать, либо  использовать, как уксус, – скажем, поливать шашлык.
  Вторую истину я понял много позже. Этот плесенный опыт дал   метафорический посыл к пониманию простого открытия:  ксенофобия заложена в  генах популяции. Сказать проще - в людях, ещё проще  – в народе.  Его недра генерируют идеи, и самую соблазнительную из них – надменное превосходство над другими. Неприятие непохожих, так легко преобразующееся в ненависть. Можно на какое-то время убрать с поверхности плесень юдофобии, или  другой  ксенофобии, но вскоре из массы выделится новая  разлагающая субстанция - она заложена в клетках среды.
   Не нацизм ли это? – спросит в этом месте на полях рукописи жена. Нет, не нацизм, потому что это  не социальное свойство, а нечто сродни биологическому. А уж честолюбцы и политики используют такую склонность, борьбу видов, по-своему и в своих целях.

НОН-СТОП 2
               
                ЭНТУЗИАЗМ МИЛЛИОНОВ               
                АНТИСЕМИТИЗМ – ПСИХИЧЕСКОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ.
                Имеет острую форму целенаправленной ксенофобии, у большинства
                встречается, как вялотекущая шизофрения. Годами может не
                проявляться и не обнаруживать внешних признаков. Бывает не
                сознаваема самими вирусоносителями.  В период обострения
                принимает агрессивную форму, сопровождающуюся
                разрушительными действиями, и смертоубийством, именуемыми
                погромом.
                Не ищите этого высказывания в словарях и справочниках, - не 
                найдете. Это определение пишущего эти
                строки, выстраданное годами наблюдений.
                Автор
               
                «Не лучше ль податься… в антисемиты!
                На их стороне хоть и нету    законов, -
                Поддержка всех наших двухсот миллионов».
                В. Высоцкий
 
Предуведомление. 

Позволю здесь  небольшое предуведомление. Цитирование из разных, иногда как бы и случайных, источников – не самоцель. В этом – определенный резон – свидетельство, что пресловутый еврейский вопрос не сходит со страниц прессы и книг, и какая, в конце концов, разница, где наткнёшься на антисемитские пассажи, - они рассыпаны повсеместно. «Зависеть от властей, зависеть от народа - не всё ли нам равно!»  Не всё ли равно, из какой кучи  черпать «не разумное», «не доброе», но вечное!..

   Словом, автор не подбирал специально факты для этой главы. Просто подённо, буднично, почитывал газеты, посматривал телевизор, открывал на ночь ту или иную книгу, и непременно натыкался    на что-нибудь    антиеврейское. Вот почему есть  ссылки  и на прочитанное в книгах, и на те или иные   источники из периодики. Они случайны, и  - закономерны. Закономерность их именно в этой «случайности». Окажись я в другой случайной  же среде, столкнулся бы так же со случайной, но очень похожей информацией, но в этом и есть  суть её «закономерности», она повсеместна.
               
                *            *            *
       
    Работа на телевидении одаряла всяческой информацией, не всегда самой приятной.
    Несколько человек говорили об Л*., важном Председателе Государственного телевидения в семидесятые годы, его стойкой борьбе с проникновением  евреев на ТВ, что в штат, что на  экран.  Это   принимало и аллегорические и прямые   формы. Отводя ту или иную кандидатуру в передаче,  Л. говорил, например:   мы не против акцентов, но есть акценты разные, приятный акцент, например, грузинский, а иной – неприятный…
   Именно он  отлучил от ТВ множество деятелей культуры,  например,   Вадима Мулермана или Аиду Ведищеву, знаменитую исполнительницу песни о медведях, которые крутят земную ось, песни об олене, который проскакал по городу, и многих других…
   Этот Л. был полномочным представителем высшей власти и ведал, какую линию проводить в Культуре. Не зря же вписан он в энциклопедию, как видный государственный (!) деятель, где о нем  сказано много хорошего. Он и Герой Социалистического Труда, и генеральный директор ТАСС, и член ЦК КПС, и депутат Верховного Совета.
   Только самодеятельностью такую  деятельность не назовешь. Это просто счастливое, хотя и не редкое, совпадение личного и общественного, с негласной, а иногда и гласной, установкой властей.
   Всё было настолько явным, что  даже находило порой отклик в искусстве.
   В одной миниатюре Райкина персонаж спрашивает о кандидатуре предлагаемого на вакансию человека: – Как его фамилия? А-а-а, нет, не подходит, не наш профиль.
__________________________________________    

*В этом месте один из моих приятелей, читавший книгу ещё в рукописи, начертал на полях против буквы Л.: «Лапин! Народ должен знать своих «героев».

 
   Не всякий зритель улавливал  тонкий подтекст. Только тот, у кого  особые болевые точки.
   Были и откровенные  пассажи, как в анекдоте  про человека,  который пришёл наниматься на радио. По всем статьям – русский, но с фамилией Рабинович (такое совпадение случается, хотя и редко). Ему отказали: - Зачем нам русского с такой фамилией, когда мы вполне могли бы взять Рабиновича-еврея.
   Негласная установка на национальную чистоту соблюдалась  неизменно и последовательно и вполне   уживалась с гласной установкой на дружбу народов. В книгах, а особенно в кино, всегда находилось место грузину, реже – армянину или кому-то  с азиатским обликом  - иллюстрация к  тезису о братстве народов. Среди «трех танкистов» не могло быть представителя нежелательной национальности, а там, где таковая существовала изначально как факт первоисточника, - в процессе художественной трансформации менялась биография и имя так, чтобы герой никак не напоминал прототипа.
   Два подручных примера:  героиня книги Н. Островского «Рожденные бурей» - еврейская девушка в одноименном кинофильме по книге превращается  в белорусскую или украинскую… Еще откровеннее происходит   трансформация в знаменитом  двухсерийном фильме «Салют, Мария!». Главную героиню играет Ада Роговцева, абсолютно «очищенная» от малейшего намека на прообраз.   Хотя лента исполнена в документальной стилистике  и опирается на уникальную историю знаменитой разведчицы Марии Фортус. Если о книге Островского можно не знать зрителю, то авторам фильма, несомненно, известна история героической жизни Фортус. 
  До меня еще в застойные времена доходили отголоски о Фортус. И я без особого удивления увидел – много лет спустя, в конторе Беэр-Шевского  отделения абсорбции на стенном самодеятельном плакате о   евреях-участниках войны фотографию женщины с боевыми   наградами. Это была Фортус.             
   При случае я составил короткую справку – (по привычке «заводить архивы». От чего предостерегал, правда, по другому поводу, Пастернак) (4).

   Недавно по каналу телевидения снова показывали пронзительный фильм Аскольдова «Комиссар», с Мордюковой в главной роли. Не часто произведения искусства связаны с судьбой автора столь драматически, как эта картина, в которой, к слову, блестяще сыграл роль еврея-ремесленника Ролан Быков.
   Мало кто знает о трагической судьбе режиссера…
   АСКОЛЬДОВ, создатель фильма «Комиссар», пролежавшего 20 лет (!) на запретной полке, был уволен с работы, исключен из партии и из Союза кинематографистов, был, по существу, заживо похоронен. И всё за то лишь, что посмел сказать в кино доброе слово о евреях. (Думаю, будь фильм о плохих евреях, его бы, скорее всего, и пустили бы на экран зелёной улицей). Н. Мордюкова, игравшая в фильме роль комиссара, во время гастролей в Израиле (я сидел в зале Дома культуры, где была встреча) говорила со сцены, что тогдашний министр кино, заявил: пока он министр кино, этот жидовский фильм на экраны не выйдет. Может,  слова были другие, но  смысл – однозначный.
   «…какое  безумие, какая глупость, какое бредовое воображение, какие низкопробные полицейские приёмы, нравы инквизиции и тирании!»…(Эти слова, сказанные  почти сто лет назад Эмилем Золя по поводу действий в отношении другого еврея, Дрейфуса, словно сказаны сегодня!
  За неимением примеров подобного негодования по похожему поводу со стороны современных российских писателей, привожу заграничный пример).
   
                *           *          *
               
      Так вытравлялось  всё, что могло  поколебать в глазах  зрителя или читателя отрицательный образ еврея, взращённый государственным антисемитизмом на благодатной почве  широкого и привычного юдофобства.
   Всё продолжается по инерции   и теперь, когда государственной установки не стало. Энтузиасты, привычка,   генетическое юдофобство,   угождение массам остались.   Записал для памяти в дневник 12 ноября, наткнувшись в старой, за февраль 2004 в газете «Вести». Телевидение Москвы  в очередной раз показало сериал по роману  писателя Романа Аптекмана (!)  «Перемена мест» - детектив под названием «Д.Д.Д. Досье  детектива Дубровского». У писателя в книге, в первоисточнике, - положительный герой-сыщик  – Яков Штерн, -  еврей, как подчеркивает автор, желавший в этом персонаже уйти от стереотипа. Показать, что «и крестьянки любить умеют». В сериале – ничего похожего, и героя играет артист Караченцов, без всяких признаков человека нетитульной национальности…Я не коллекционирую эти факты, и их незаметность, как и типичность,  говорит о том, что они сами идут в руки…
   «О булавках ахи»? - как сказал Маяковский.
   Нет!
   Приятно видеть в героях книг или фильмов нормальные образы  соплеменников? – Да!
   Нет ничего грешного в том, что  малые народы гордятся своими героями, даже если их единицы.
   
                *            *             *         
 

    На полях:

    О КПСС  привыкли говорить, что это партия единомышленников. Мне, верившему в равенство и братство, - какой мне единомышленник, - находящийся со мной в одной партии юдофоб? Писали мне из Екатеринбурга:  на  последнем патриотическом, антисемитском,  митинге на площади возле оперного театра,   в одном строю стояли  коммунисты и черносотенцы.
______________________________________________________________

                *                *                *   
     Что Госкино, что это:               
   
   «Я снимал … на Одесской студии.… Утверждали группу и сам проект в Госкино Украины. Мне упорно навязывали всех украинских актёров….     Мне на худсовете говорят: «Это еврей, этот толстый, этот несмешной. Не годится».  (Всеволод Шиловский, Калейдоскоп». 3.07.2003). 

                *              *              *
     Георгий Данелия вспоминает о съемках фильма  «Мимино»:
…«Теперь о том, что пришлось вырезать. Почти никто не знает, что в картине было два эпизода, связанных с Тель-Авивом. Первый, оставшийся, — это телефонный разговор Мимино с грузинским евреем Исааком. И второй, вырезанный, едва ли не самый мой любимый момент картины. Сразу после звонка Мимино в Тель-Авив шли кадры Телави, где кепочник звал часовщика к телефону: "Иди, тебя какой-то Исаак из Тель-Авива!" А часовщик в испуге махал руками: "Скажи, что меня нет, у меня перерыв!"
… Госкино  приказало мне вырезать из картины и эпизод, где Мимино говорит с Тель-Авивом. Я схитрил: вырезал только из одной копии — той, какую показали на фестивале…». (Интернет. Архив 233).               

На полях:
«В России сегодня наблюдается возникновение антисемитизма вовсе не в той среде, в какой привычно было антисемитизм наблюдать, - в среде либерально настроенной интеллигенции. Она обанкротилась, либеральная интеллигенция…»        Дина Рубина, «Синдикат»,2004 г.
____________________________________________________________
 
*        *       *
  Как много нынче говорят о патриотизме, подводя под эту страсть  и откровенную  «базу» в виде имперских амбиций патриотов типа Проханова, и в более витиеватых, но не менее откровенных намеках в призывах Президента поддерживать коренное население, в противовес некоренному.   

     (Перефразируя одну расхожую нынче фразу, впору сказать: есть нынче такая профессия «патриот»).
   «Преступление использовать патриотизм для разжигания расовой ненависти…» - писал Эмиль Золя   Господину Феликсу Фору,  другому Президенту…
   Но как один Президент отличается от другого, так и писатель  Александр Проханов  отличается от писателя Эмиля Золя.
   «Патриотизм – последние прибежище негодяев», - многие нынче приводят эти слова  Самуэля Джонса, сказанные еще в 18 веке.
   Добавлю: среди патриотов встречаются негодяи, но среда негодяев – сплошь патриоты.

Удобная штука  патриотизм – это как индульгенция от пороков.
               
                *         *         *
 
  Что тот год, что этот:

  «В беседе  с журналистом журнала «Театр» А. Вербицким, происходившей осенью 1938 года, Мейерхольд рассказывает: «На прошлой неделе какой-то субъект позвонил мне по телефону и довольно чётко произнес: «Ты жид и тебя ждёт жидовская гибель!..» Признаться, что я и забыл, что я еврей по происхождению.…Пришлось вспомнить, что предки мои – немецкие евреи…»
  После постановки Мейерхольдом «Бориса Годунова» на сцене Мариинского Театра «В газете «Новое время» за подписью А. С. (Вероятно, Александр Суворин, издатель газеты и друг А. Чехова…- примечание автора) было написано: «Считая г-на Мейерхольда человеком талантливым, я, однако, думаю, что ему не следовало поручать…  русской… пьесы. Для постановки её надо иметь русскую душу.…Не говоря уже о том знании русской жизни и обычаев, которые не даются изучением». (Арье Элкана. РОДОСЛОВНАЯ Карла-Казимира-Теодора-Всеволода МЕЙЕРХОЛЬДА. Тель-Авив. Оникс. 2000. Стр.38)
    (Прошло немногим меньше века, и похожие мысли провозгласил знаменитый русский писатель В. Астафьев, в своих посланиях  Н. Эйдельману).
   В той же, Суворинской,  газете другой автор  причмокивал: «Я думаю, г-н  Мейерхольд  взял приставов из своей еврейской души, а не из Пушкина… евреи Мейерхольд и Фокин возвеличивают поляков и половцев и, наоборот, уродуют русскую сторону». «Еврей Мейерхольд  нарядил всех русских бояр в ермолки. Эти ермолки со специально еврейскими бородами, торчащими из под глаз и висков, делают даже русские лица жидовскими…» Мейерхольд нарядил русских бояр жидами и превратил палату царскую в какую-то средневековую синагогу». (Арье Элкана. РОДОСЛОВНАЯ…Мейерхольда. Стр. 39).
      
   (Прочитал я эти строки и услышал эхо: это нынешние патриоты разбирают «Сказку о царе Салтане»…Перекличка эпох!)
   
                *           *           *
    На полях:
   А. ЭЙНШТЕЙН: «Я не думаю, что евреев не любят потому, что они плохие. Я думаю, – их не любят потому, что они другие».
   Эти слова объясняют многое.
   Другие!!

  «Всемирная отзывчивость русского народа». Сколько гордости в этих словах! И как часто далеки от них обыкновенные люди!
   Думается мне – во  всякой человеческой популяции живут бациллы неприятия. Если не неприятия, то отчуждённости, - если не отчуждённости, то настороженности, а если не настороженности, то иронии – всегда что-то от червоточинки – по отношению к другим, не своим, непохожим.
   Отдыхал я с семейством  в садовом нашем  домике и пошел в поселковый магазинчик,  километрах в трех от нашего  сада. Тихая сельская глубинка, ни шума, ни транспорта, ни интеллигенции… Народу у прилавка было немного, человек пять-шесть,  я встал в конце очереди. Оплачивала свои покупки дородная краснолицая курносая тетка. Сложила всё в сумку, сказала напоследок спасибо  и добавила на вопрос продавщицы – («не тяжело ли?»): -  нам, русским, своя ноша не тянет, не евреи какие-нибудь! Когда дверь за ней закрылась, стоявшая за ней в очереди  пробормотала под одобрительный хохоток других: - «Русская-русская»!  – чистая что-ни-на-есть мордва она, али  чувашка. Продолжая  хмыкать по адресу «самозванки», расплатилась и ушла. Вслед ей сказала  долговязая девица: - Сама-то,   сама-то хохлатка, а туда же, будто наших кровей.  - Ну, чья бы корова мычала!...- сказал кто-то из очереди, когда, виляя, ушла девица, и очередь проводила ей усмешкою Сама-то за русским только замужем, точно знаю - помет литовский – корешок от ссыльных прибалтов. Дед да баба еще с войны прижилась здесь, и здеся похоронены, а энта обратно не едет…
  Когда еще две такие же реплики проводили остальных, я порадовался, что за мной никто не стоял, и при молчании продавщицы, купил хлеб,   какую-то крупу, и, стараясь не суетиться,  вышел.               
   В голове вертелись  строчки из стиха Дмитрия Кедрина: «У поэтов есть такой обычай: в круг сойдясь, оплевывать друг друга».
 
  На полях:

  Все  не любят всех! За то, что другие. Украинцы – русских, москалей, русские – армян, азербайджанцев, всех кавказцев и азиатов, мусульмане – христиан, ирландцы – англичан, албанцы – сербов, сербы – хорватов, и наоборот, протестанты – католиков, и наоборот, шииты суннитов и наоборот, английские футбольные фанаты – французских, и наоборот,   в одной и той же стране – болельщики «Спартака» - болельщиков ЦСКа, и наоборот, и т.д.  и т. п. И список этот бесконечен…
  Мало общего у этих стай.
  Но есть  и нечто, что объединяет этих, нетерпимых друг к другу,  противостоящих: это  их общая ненависть к евреям.
______________________________________________________________

                *           *          *
  Корней Иванович Чуковский задумал издать Библию для детей – и разрешили, но потом спохватились: «Можно, но при условии, что в книге не будут упоминаться евреи». (В. Каверин. Эпилог). ( !?)

   На полях:
____________________________________________________________
   Это равносильно тому, как если бы  специалисту по  Ближнему Востоку, поставили условие:  когда будете писать об Израиле, не упоминайте  о евреях. Или -   писать о России, не называя русских.
 Эпизод с Чуковским приключился вскоре после войны. Когда вместе  с Победой забрезжили надежды на свет  перемен. Увы! Александр Городницкий, академик, поэт, бард, пишет: «…говоря о Победе, надо понимать, что, победив внешний фашизм, мы оказались бессильны перед внутренним». («Новая газета», 2-6.05.2005.От Германской до Гражданской).

                *                *               *

  Писатель Н.:  «Когда началась война, я ещё мальчишкой был, во дворе мне стали говорить «Ты еврей!»…Когда мы были с мамой  в эвакуации в Куйбышеве, уже там, во дворе мальчик открыл мне глаза: оказывается, евреи во всём виноваты, не воюют, попрятались…».
    «Был, безусловно, государственный антисемитизм. Очень страшный. А сейчас, я думаю, такого на государственном уровне  в России нет».   (Калейдоскоп. 4.12.2003).
    Увы! Какая разница: «Зависеть от властей, зависеть от народа – не всё ли нам равно!»

                *                *               *

  ЩЕРАНСКИЙ в интервью на 9-м, русском, канале вспоминает, как мальчиком  услышал слова, обращенные при нём к его отцу, фронтовику: - А где, жидовская морда, ты купил эти ордена и медали, что навесил на себя, - в Ташкенте?
               
                *               *                *
   А этот эпизод рассказал мне однажды мой старший друг, увы, уже покойный, - доктор, профессор, преподаватель мединститута, руководитель построенной им клиники в Свердловске, один из создателей пульмонологической школы на Урале…. Он возвращался домой   после отпуска, через  Москву, -  были ещё дела в столице. В те дни Москва то ли ждала   важного гостя из-за океана, возможно президента, то ли   был канун Олимпиады…
    Из здания аэропорта профессора не выпустили…. На выходе  его остановил милицейский патруль, вежливо попросил предъявить паспорт, посмотрел в нем на пятую графу и сказал, что ему в город нельзя. Всегда самоуверенный, гордый и важный профессор растерялся до состояния шока – разное было с ним в жизни, но ничего подобного не случалось. Обретя, наконец, дар речи, он потерянно, ослабевшим голосом,   пытался негодовать…. Милиционер    терпеливо его выслушал и спокойно, но настойчиво повторил: вам в город в эти дни нельзя, таков приказ. Одно могу сказать, добавил офицер, - это не касается вас лично и распространяется правило только на время…
  Он пробыл в том карантине назначенный срок и, не  выходя в город, улетел в Свердловск.
   Рассказанное им было почти неправдоподобно, но и правда иногда выглядит неправдивой, от этого она не перестаёт быть правдой…
  Он рассказывал мне это, и голос его был голосом больного…

И всех, кому жить не светило,
Превращал он в нормальных людей.
Но огромное это светило.
К сожалению, было еврей.
                Владимир Высоцкий,  «Песня про врача»
 
               
                *       *       *

«Это было время, когда высосанная из пальца антисемитская компания против космополитизма была в разгаре». (В. Каверин. Эпилог.»Нева», № 8. 1988 ?)

«Зачем мне считаться шпаной и бандитом,
Не лучше ль податься мне в антисемиты.
На их стороне хоть и нету законов, -
Поддержка и энтузиазм миллионов.
Рефрен:
На их стороне хоть и нету законов,
Поддержка всех наших двухсот миллионов».

                *                *               *
На полях:

Пословицы и поговорки:
По Далю:
«Хозяин – русский, а чай – жидок».
«За  компанию жид повесился».
«Незваный гость хуже татарина».
«Что русскому хорошо, то немцу смерть».
«Рыта яма для волка, а ввалился жид». 3 том, стр. 297.    
                Из  народных пословиц:
«Жидовский зараз, что панский почекай».
«Жид крещёный, что вор прощёный».
По Чехову:
«Жид крещёный, что вор учёный». 
______________________________________________________________
 
   
                *             *           *
   Читаю ли газеты, слушаю ли радио или смотрю телевизор, получаю ли письма с родины,  везде густо - или прожилками, - одна и та же, набившая оскомину тема. (6)

«Скоро совсем постарею,
Всё это слышу с детства,
Но все никуда не деться
От крика: «Евреи, евреи»!
              Борис Слуцкий 
               
 
                ИЗ ДНЕВНИКА
                (заметки  на ходу)

               
                «Думы мои тёмныя,               
                Думы потаённыя,
                Бестолковая любовь,
                Головка забубённыя.…
                Всё вы думы помнитё,
                Всё вы, думы, знаетё,
                До чего ж вы моё сердце
                Этим огорчаетё…»
                Из песни Юлия Кима
 
*        *        *
       18.05.03
   Страшные теракты в Израиле, - десятки погибших,  более сотни раненых. По разным станциям мира первый сюжет - об этом.
   Включаю российское ТВ, новости.  Ведущий программы, - горестное выражение лица, -  начинает передачу с паузы, и  тяжёлого вздоха, затем  произносит удручённно: российские футболисты проиграли два матча подряд, албанцам и грузинам.
   Вот уж воистину, у всякого свои огорчения, - у одного щи жидкие, у другого жемчуг мелкий.
   Российские СМИ –  образец информационной изворотливости и фарисейства.
   Конец апреля 2003 года.  В Израиле объявлено: в соответствии с Соглашением о дорожной карте Израиль вывел свои войска из Газы и через два дня выводит их из Бейт-Лехема  (Вифлеема). Первый канал ТВ  Москвы устами своего корреспондента Выборнова передаёт из Иерусалима: Израиль вывел свои войска из Газы, а из Вифлеема ещё не вывел. Вроде бы то же самое? То же, да не то. Невинная вставка  двух служебных слов «ЕЩЁ НЕ» наполняет фразу  не просто двусмысленностью, а другим смыслом: вот де, Израиль тянет время, плохо выполняет обязательства. А о том, что продолжаются теракты,  о перехвате террористов с поясами самоубийц-шахидов, что поступают сведения о готовящихся новых терактах, и прочем – ни слова!
   И это о стране, где более миллиона – русскоязычных, бывших граждан и тех, кто сохранил российское гражданство. И практически свое доброе отношение к бывшей родине.
   Прежний, проарабский, подход к событиям подменили, якобы, сбалансированным. А на деле - как всегда, - антиеврейским.
               
                *         *         *
    21.07.2003.
    Информация по российским теленовостям.
    Шеварднадзе, Президент Грузии, - он на экране, - говорит, что   направил русским властям письмо с протестом против  того, что Россия  ведет сепаратные дела с Абхазией, неотъемлемой частью Грузии, самопровозглашенной республикой. Тем самым нарушает суверенитет Грузии, с которой  у неё, России, дипломатические и государственные  отношения. В письме  Президент Грузии упрекает российские власти в двойном стандарте.
  Что же Российские власти? Диктор, ссылаясь на официальные источник,  говорит, - Российские власти не получали этого письма, потому что…(внимание!) либо неточно   адрес указан на конверте, либо…марка отклеилась. (!!).
   Если это издевательский ответ, то это позор  для страны,  считающей себя великой державой, если это  просто отговорка, то по неуемности своей, позор двойной. Нарочно не придумаешь!
  И никому не стыдно.
  В отношении Израиля такое действо происходит сплошь и рядом.
  И не только со стороны России! Ватикан «не заметил», что израильтяне не дали мусульманам построить мечеть у порога католического Храма в Назарете. Этот запрет Ватикану, озабоченному неприемлемым соседством,  на руку, но  -  не хочет Рим засвечиваться против  мусульман.
  Тот же двойной стандарт.

                *          *          *
   Без даты.
   Антисемитизм, это как болезнь. Почему – «как»? Болезнь и есть. И вокруг  - вся пестрая палитра её проявления…
   Иные – предостерегаются, боясь заразиться, зная, что это плохо. Но есть множество, возможно - большинство, пожираемое изнутри язвами этой заразы, есть безнадёжные хроники, есть  и неведающие, что заразны,  что они - бациллоносители.
               
                *            *             *

    Без даты:
    Странная мысль посетила меня однажды. Я помню даже, при каких обстоятельствах. Это было после одной из посиделок у Ильи Войтовецкого, тогда был у него и Игорь Губерман – после    встречи с читателями в Беэр-Шеве. Кажется, я писал об этом где-то.  Разговор зашёл о роли  религии и религиозных евреев в обществе. Благодаря  религиозным евреям сохранилась еврейская  нация, - заметил Илья. – Еврейская нация сохранилась благодаря антисемитизму, – чуть ли не в унисон с Игорем Мироновичем, - сказали мы.
   Он, антисемитизм, поневоле сплачивал  евреев, провоцируя  в них, даже в самых ассимилированных, чувство солидарности и самоиндификации, пусть даже и трагической.
  Вспомнился   эпизод, как по первым годам  в Израиле, сидя за рулем,   в ожидании зеленого на светофоре, машинально оглядывался на соседей в машинах на полосах слева и справа, вдруг испытал нервозное чувство – вот сейчас кто-то из них выдаст мне «жида», - как   случалось в России. И тут же облегченно, чуть не со смехом, перевел дух: господи, да тут же все евреи – и слева, и справа,  и спереди, и сзади…
   Но каков рефлекс!
   Вот  теперь, возвращаясь к теме нашего спора, я подумал, – а не промысел ли Всевышнего   здесь сказался –  и  таким жестоким способом повлиять  на его избранный народ, чтобы сохранить его, дать ему выжить!  – Как клыкастые овчарки сбивают глупых и доверчивых баранов в монолитную кучу, так антисемиты призваны были – кроме, конечно, и других причин, - сгонять, возбуждать, даже путём травли, - чтоб не растворялись в инородной среде обитания! – евреев в единую популяцию!
   Тяпка огребает землю  вокруг саженца, - сохраняет влагу.
   Ненависть и преследования – те центростремительные силы,  которые побуждают всякое меньшинство, в том числе и еврейское, тяготеть друг к другу, держаться вместе, - инстинкт компактности, единения, самосохранения.
 
   И ещё…, не менее странная мысль…
   Знаю - нельзя вторгаться в высшие сферы.
   Но если бы Всевышний дозволил нам хотя бы совещательный голос, то вот что  сказал бы я в ответ на сетования, почему  Он допустил гибель 6 миллионов своего избранного народа?  - Он,  сказал бы я, наказал европейских евреев, в первую очередь немецких, не за потерю ли корней в самосознании, не за отказ ли от еврейства? «Мы немцы», - полагали и говорили евреи Германии, - по языку, по обычаю, по причастности к традиции и культуре. Мы более немцы, чем евреи. А мы русские, говорили евреи  в России, а порой: и более русские, чем евреи.  А мы французы, говорили евреи – во Франции. В Италии евреев нет, здесь только итальянцы, - эти слова приписывают Муссолини. И всё  это льстило евреям, но не Всевышнему, у которого свой промысел, и который ведал высший предел, ибо знал, что стоит на самом деле за этим «слиянием» с  титульной нацией: часто – западня!

                *         *        *
 
    Без даты.
    Борис Ш., в прошлом военный журналист, скончавшийся года два назад, втягивался, к моему удивлению,  в спор с выпившим, и становившимся охочим до разговора редактором М., словно сидел в том  спусковой крючок, который приводился в действие алкоголем. М. в разговоре сбивался на мучительный для него вопрос -  почему евреи считают себя лучше других.  Я никогда не входил в обсуждение этой темы. Просто вставал и уходил,   если  разговор затевался при мне. 
   При мне М. старался не начинать этой бодяги, неглупый, он инстинктивно чувствовал мою враждебность этим разговорам.  Но иногда мне хотелось представить, что же все-таки отвечает ему Ш., - добрый покладистый человек, прошедший войну, писатель,  рассказавший однажды мне, что он по паспорту русский, и что в детстве его крестила няня. Внешность у него, - полагаю,  не только внешность, как и фамилия, - типично еврейские.

                *          *           *   
      Без даты.
     Прочитал книгу одного из «врачей-убийц» – Якова Рапопорта, учёного с мировым  именем.
    В памяти всплыли дни и  ночи – полные тревог и ожиданий худшего…
    Поразившие, среди прочего, слова близкого друга, товарища со школьных лет. «Чего им не хватало?» – спросил он  меня, когда прочитал про заговор врачей-отравителей. Он, как и миллионы других, не сомневался в правдивости обвинений против этих «благополучных» ученых академиков и профессоров.
    Люди, в моем представлении, поделились  в ту пору на три сорта. Первых - большинство. Тех, кто со злорадным торжеством поверил в преступления врачей и ловили кайф, открыто радуясь их аресту....Вторые - те, что радовались тихо, тайно, не явно, как бы понимая, что явно -– неприлично, даже, возможно, сомневались в правдивости навета, но умиротворялись от мысли, что   евреям теперь  мало не покажется – о с а д я т, а то уж больно лезут всюду...  Третий вид – самый малочисленный, -  люди, удрученные всей антисемитской затеей, те, кто был свободен от предвзятого отношения к евреям. Евладов, Таня, Олег Кротков, другие, - знакомые и незнакомые. Но они были редки, как крупицы пшена в   баланде-супе голодной поры.
  («Евтушенко!» - добавила тут на полях черновой рукописи жена. Но я ведь не пишу о знаменитостях, о тех, кто на виду, - а вспомнил своих товарищей!
  А напротив строчек «они были редки, как крупицы пшена в супе голодной поры» написала: «Вот уж не считаю так». Мол, не так мало было их)
   Блажен, кто верует!..)

                *              *              *
   Без даты
   Была в застойное время короткая полоса «соломонового решения» у властей «вопроса». Я почувствовал тот компромисс на себе
   Когда меня, после ухода из одного журнала, пригласили на равнозначную должность в другой, многие удивились. Ибо действовало негласное указание: старых служак еврейской национальности, тех, кто «при должностях», не трогать, а новых не продвигать.

                *             *              *
    Без даты
    Читаю стихи Евтушенко (у меня несколько его книг, все с автографами – подписаны им после одного из выступлений здесь). Привлекает внимание эпиграф к стихотворению «ИЗРАИЛЬСКАЯ РОССИЯ» в одном из последних сборников: «Во время моих выступлений в Израиле меня чаще всего просили почитать вовсе не «Бабий Яр», а «Идут белые снеги».
   Я был на его выступлениях. Оба раза сидели с Сашей в первом ряду, почти впритык к низкой эстраде. Протянул ему записку с просьбой прочитать «Идут белые снеги». (Одно из любимых моих стихотворений).
   Евтушенко с охотой тут же стал читать. Классические, пронзительные строчки!
   Сдается мне – именно этот небольшой эпизод (может быть, были и другие!) и послужил  поводом к стихотворению «Израильская Россия».
    К слову, во время той встречи, едва  Евтушенко вышел на сцену, в зале поднялся какоё-то старик с орденскими колодками на пиджаке, и громко сказал спасибо поэту за все доброе, что он сделал для евреев… Было это не совсем к месту, несколько местечково, но я увидел, что Евтушенко был тронул, он  благодарил дрогнувшим голосом.
               
                *              *              *
      17.07.03.
    Из новостей. В Хайфе открылось отделение российского консульства. Об открытии же консульства в Иерусалиме «речи», по словам комментатора, «не идёт». Консул Т., бойкий, возбуждённый, довольный человек, на вопрос корреспондента, когда откроется консульство в Иерусалиме, дал коряво уклончивый, но недвусмысленно отрицательный ответ…
  И это – в отношении   страны, с которой у России дипломатические отношения, и в которой живёт миллион   соотечественников!  А Хайфа… что Хайфа! Консульство, конечно, хорошее дело. Но ведь не Иерусалим же! Власти нашей любимой родины   неизменны в склонности к двойным стандартам! – Многие акции, и этот пассаж   по отношению к Иерусалиму  также, - в угоду  палестинцам, арабам, не признающим Иерусалим   городом  израильтян,  да и сам Израиль.
      
                *             *             *
   
   25.09.03.
   27 израильских пилотов, элита, впрочем, в большинстве не спец-боевая,  не та, которая наносит удары по террористам, выступила с письмом-осуждением налетов, от которых страдает и мирное население. Страна кипит. Большинство осуждает этих  поборников благородства не ко времени, и – за чужой счёт. Российский первый канал передает с  плохо скрытым торжеством – вот, де,  ущербность армии  Израиля, и с плохо скрытым намеком не её агрессивность, направленную против мирного населения. Хотя и не так говорится это, как в  давние времена, и без видимых комментариев. Но любой непредвзятый наблюдатель заметит, как неделями  этот и другие каналы ни слова не скажет о  бесконечных террористических актах палестинцев, упомнит только о явных кошмарах. Не упустит случая сказать про все, что направлено против государства евреев. И Путин в эти дни на Генеральной ассамблее, выступив с суровыми инвективами против глобального терроризма, перечисляя места, где гремят взрывы, старательно обходит Израиль, даже не упоминая Ближний Восток.
   Мир понемногу меняется.  Но не   к евреям.

*          *            *
   20.10.03.
    В Израиле гостит космонавт Борис Валентинович Волынов. Ведущий Русского радио  берет у него интервью, - интересуется еврейскими корнями Волынова. Тот подтверждает, да, мать его была Евгения Израилевна.
   Полёт Волынова я хорошо помню. Слышал в окружении  слова каких-то обывателей: вот, еврея запустили в космос, скоро, наверное, татарин полетит.
  Татарин, похоже, не полетел, а полетел Джанибеков, человек, загадочной для меня   фамилии.
  К слову, у партии и правительства, по крайней мере, на официальном уровне, как бы не было национального «вопроса». У народа он был всегда. Все, - не только евреи, - тщательно отслеживали, кто есть кто. «Ты еврей?» – не раз вопрошали меня случайные люди. Не всегда агрессивно. А так, как бы для уточнения или чтобы утвердиться в своей проницательности. Иногда завуалировано. Был у нас знаменитый земляк чемпион-конькобежец Стенин. Как-то на улице в случайном разговоре с прохожим разговорились о соревнованиях, проходивших в Свердловске, и жена назвала Стенина, употребив «э» вместо «е»: СтЭнин. - Вы, что, не русские? – вскинулся прохожий, простецкий с виду человечек.
   
                *                *                *
 
  октябрь 2003 г.
         
   Середина октября 2003 года. В одной из арабских стран - представительный мусульманский форум  арабских государств. Присутствует и почетный гость из России – Президент Путин. Полагает, что обоснованно, ведь в России 20 миллионов мусульман. Премьер-министр Малайзии обрушился с антисемитской речью. В мире, - сказал он, - более миллиарда мусульман, а мы не можем справиться с 6 миллионами евреев, оставшихся после того, как Гитлер 6 миллионов уничтожил. Евреев мало, - заявил этот арабский руководитель, - но они продолжают править миром, и посылают других людей  воевать и гибнуть за них.
  Многие ответили  протестами на это выступление. Но  протест  Европейского Союза был блокирован Шираком.   Путин, слушавший  речь малазийского фашиста, про которую сказали, что после Гитлера никогда не звучало ничего в подобной форме,  -  промолчал.
   В Израиле газета «Маарив» поместила на первой полосе портрет Ширака, президента Франции, с надписью: Лицо французского антисемитизма.

                *             *             *

   10.11.03
   Москва. АЕН (Агентство еврейских новостей).
   Антисемиты рвутся в Думу.
   «Берлин. Опубликованы предварительные результаты опроса «Лучший немец в истории». «Первые три места… заняли» Гёте, Эйнштейн (!) и Аденауэр.
  «Оскар Шиндлер («Список Шиндлера» – кинофильм Спилберга), спасший сотни евреев во время   второй мировой войны, занял 37 место, сообщает ITA».
   В России этот фильм не вызвал никакого отклика и, по существу, провалился в прокате. Да и не продвигали его к зрителю.   

    12.11.03.
    Предприниматель Герман Стерлигов, баллотирующийся сегодня в мэры Москвы, ведёт предвыборную кампанию под лозунгом: «Москва для русских», «За русских детей» и т. п. «Подобная тактика… сейчас является очень привлекательной для политиков.  Согласно опросу ВЦИОМа  (центр исследования общественного мнения. – Д. Л.) «50% россиян  разделяет ксенофобские настроения». 
     Убеждён, что цифра занижена!
     (Добавление: 2006 год.    Уже более 65%.
И эта цифра  занижена.
               
*                *                *
 
    Декабрь, 2003 года
   СТРАШНОЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ В ИРАНЕ. Более 40 тысяч погибших, Город БАМ – сплошной ковёр развалин. Правительство Ирана заявляет:  готово принять помощь от всех стран мира, кроме Израиля. Первый канал Российского ТВ, объявил эту информацию в день землетрясения, без всяких комментариев (!), и потом повторял всякий раз в «новостях», чуть ли не с причмокиванием.
   Так  и «невинную» информацию можно подать многозначительно.
    Главное, не упустить случая.

                *         *         *   
   
   Декабрь,  2003
   «ЛЖИВАЯ КНИГА». РОЙ МЕДВЕДЕВ О КНИГЕ СОЛЖЕНИЦИНА  «ДВЕСТИ ЛЕТ ВМЕСТЕ»: «…оцениваю эту книгу отрицательно. С точки зрения и научной, и нравственной это довольно лживая  книга. Печально, что такую книгу написал  именно Солженицын. Я публично отрицательно отозвался об этой работе…». – Случайна ли для Солженицына эта книга?  - «Пожалуй, не случайна. Уже 3-я книга  «Архипелага» содержит антисемитские выпады, массу ложного с исторической точки зрения материала об евреях. Это необъективный подход к целому народу». (Владимир НУЗОВ. «Русский базар». Калейдоскоп.4.12.2003).
   Подумалось: написано столько книг и статей, обличающих евреев и их пороки, что не слабо было бы хоть одному нормальному человеку, написать  только про хорошее.
   Вот и Солженицын написал два тома «исследования», чтобы сказать, в конце концов, «новую» мысль, что евреи сами виноваты в своих бедах, и в том, что их не любят.
    Впрочем, в России нашелся человек, который сказал о евреях с сочувствием, состраданием и пониманием. И то – иностранец!! Это Морис Палеолог, французский посол.
    Правда, ещё Максим Горький, страстно вступаясь за евреев, ни разу не сказал о них плохого. И ничего – бумага выдержала!

                *           *            *

   Без даты
   Странные мысли приходят иногда в голову. Вспомнив  как-то об одном своем сослуживце-антисемите, уже здесь, в Израиле, в окружении разношёрстных евреев, - выходцев из Марокко, Йемена, Румынии, Франции или Польши), - я вдруг подумал, что меня с этим антисемитом объединяет большее, чем с иными соплеменниками. Общий язык, общая культура, общая история, деловая  судьба, бытовой житейский менталитет, взгляд на иные события, даже вкусы….Странный, трагический,  парадокс!
   
                *            *           *
    Без даты
    Моя жизнь, моё хождение в русский народ  было искренним, но, в конце концов, закончилось неудачей…
 
                *             *           *

    Без даты
   «ВДАЛИ ОТ РОДНОГО ЯЗЫКА И БЛИЗКИХ, лишенные всех наших привычных личин и подпорок…, мы целиком на поверхности».
                (Альбер Камю. Любовь к жизни)
   Вот и хлещут нас волны незнакомого чуждого бытия!
               
                *             *            *
    Нередко, думая о патриотах, -  по крайне мере о тех, кого знал или наблюдал, я отмечал, что этим стражам расовой чистоты не откажешь в проницательности. Подозрительность, как и предвзятость, или  ненависть, придаёт им  почти провидческое видение, хотя, как и всякое излишество, эта подозрительность часто – на грани шизоидности. Так, кто-то из патриотов даже  воинствующего юдофоба генерала Макашова заподозрил в принадлежности   к иудейским корням, намекая на его отчество «Михайлович». И действительно, Михаил – русский вариант имени «Моисей» и глубже – «Моше». распространённое в еврейской среде имя.
   Эта проницательность часто угадывает даже отдаленные «подозрительные» корни внешне и фамильно  безупречного человека.
                *             *            *

  Без даты
  Временами, - хотя и не так часто, как хотелось бы, слышатся слова восхищения Израилем, мужеством его людей, достижениями страны. В этих случаях вспоминаются слов Голды Меир: «Государство Израиль не может прожить на аплодисменты, - сказала я евреям Америки». (Голда Меир, «Моя жизнь». Калейдоскоп,29.05.2003).

                *              *             *
   1-2 февраля 2004 года.
   ВЫЧИТАЛ В ГАЗЕТЕ ОЧЕРЕДНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПРО ЕВРЕЙСТВО ЛЕНИНА.
  Нынче страсти вокруг  этой «проблемы» приобрели новые окраски.
  С изощренными усилиями, можно сказать, с остервенением,  «интернационалисты-коммунисты» ВКП/б/-КПСС прятали и продолжают прятать или обходить всякие упоминания о еврейских корнях Ленина. И вдруг, как черт из табакерки повыскакивали новые разновидности   патриотов и ревнивых хранителей чистоты нации. У этих патриотов – поворот ровно на 180 градусов. Они и не только не прячут   пикантную подробность родословной Ильича, но именно его «еврейством», как «ставленника сионизма»,   «объясняют»  все беды страны!.. 
 …Сейчас передают по радио песни Высоцкого. Интересно, что подумали бы про своего знаменитого барда влюбленные в него простые люди России, узнай о еврейских корнях и этого их кумира?  Впрочем, угадать нетрудно: одни станут старательно обходить эту подробность, другие, напротив, бросятся развенчивать вчерашнего любимца.
   
                *       *      *
  Без даты.
  ПОМНЮ, впал в недоумение, близкое к шоку, когда  сочетание ВКП/б/, вдруг заменили на КПСС.… Ещё была свежа память о войне и   фашистах, с их передовым отрядом – эсэсовцами,  символом чего были две буквы «СС», и вдруг – это созвучие – КПСС! Всё это совпало по странности с нарастанием антисемитизма в стране. Неужели не слышали это роковое созвучие те, кто вводил новую аббревиатуру??!
 
                *        *        *
   Без даты.
   БОРИС ПАРАМОНОВ, философ, культуролог, пишет: «Раньше было не принято публично демонстрировать антисемитизм. Раньше эту нужду справляли в одиночестве».
   Увы! Теперь считается модным декларировать свой антисемитизм.
   (Дописка  в марте 2006 года: судят молодого человека,  напавшего с ножом на прихожан в Московской синагоге. Не признает себя виновным,   говорит:  уголовный кодекс писали жиды, журналисты – жиды, судьи – жиды.
  Всё это открыто идет в эфир).               
         
                *         *          *
   Чем больше думаешь о природе антисемитизма, чем  тупее он являет свою ненависть, тем труднее определить эту самую его природу.  В тупик ставят явления, вроде тех, что случились с Польшей, отличавшейся особенно стойкой и непримиримой юдофобией. Даже после немцев и войны поляки устраивали массовое уничтожение вернувшихся в Польшу евреев. Выгнали, выдавили практически всех немногих оставшихся. И вот – семитов нет, а антисемитизм есть!! Казалось бы, по логике: если евреи плохие, то они плохие везде, - стало быть, если где-то их ненавидят большескажем, в той же польской среде, то и люди здесь соответственно… хуже!
   У этого явления даже название появилось: «антисемитизм без евреев».
   Антисемитизм меняет    облик, мутирует. Например, в эпоху застоя он носил латентный характер, вроде вялотекущей шизофрении, не вовсе бесстыдный, так, вроде бы - шаял, (шаять – гореть без пламени, уточняет в своем «Русском словаре языкового расширения» Солженицын), как угольки под пеплом  притихшего костра. Но вот  – стоило только подуть ветерку свободы (!) в годы перестройки, и болезнь не просто обострилась, а вырвалась на волю, на оперативный простор вседозволенности, поражая заразой всё новые слои.
   Теперь эту нужду   справляют публично, сладострастно демонстрируя националистический эксгибиционизм.
      
                *             *             *    
   29 марта 2004 года.
   В Ташкенте, - в Узбекистане, -   террористические акты. Гибнут мирные жители. Исламские террористы в листовках против президента Каримова  клеймят  президента как … еврея.
  На памяти – демонстрации патриотов в Москве против Ельцина во времена его президентства. Листовки, лозунги и митинги патриотов   обличают Ельцина: он совсем не Ельцин, а Эльцин, то есть, не русский, а еврей. Потому кругом так плохо.
   
  Я НЕ ЗНАЛ, какой нации были мои дворовые друзья. Да и не мог знать, потому что ни я, ни они,  были не нациями, а  просто друзьями. И мой самый близкий друг Борька Мисиков, и Гурген Акопян, и Альбушик, как ласково звали маленького Альберта, и Ахметик, и братья Амир, Надыр и  Богадыр были просто приятели с собственными именами.   А потом как-то так случилось, что оказалось, что Борис Мисиков – осетин, Гурген и Альбушик – армяне, Ахмет – ингуш, а  братья Амир, Надыр и Богадыр – турки. И  раньше этого я узнал, что я - еврей. Как происходило это почти спонтанное узнавание, не знаю. Где-то кто-то из взрослых обронит язвительную фразу по адресу евреев, где-то старший подросток пристанет вдруг: - «Скажи: «Кукуруза»! А теперь скажи «На горе Арарат растёт сладкий виноград», - проверяет тебя на букву «р».
   Теперь я думаю, это ещё как-то связано и с появлением в нашем доме новых жильцов – Валентины Ивановны, невысокой, обманчиво красивой   женщины, матери маленькой Валечки, о которой я уже писал.

                *      *       *
   Без даты
   Презрение к инородцам.… Само по себе слово инородец родилось в России. До 1917 года - официальное название малых народностей. К украинцам и белорусам, разумеется, не относилось. Не удивлюсь, если не найду этого слова в других языках. Или похожего. И фольклор пересыпан уничижительными сентенциями против инородцев. Чучмек, чёрножопый, чурка, хохол, бульба, жид, басурман. Пословицами: «что русскому здорово, то немцу смерть», «незваный гость хуже татарина», «за компанию жид повесился» и т.д. Они, эти поговорки, аккумулируют ксенофобию, они - стражи ненависти, публичные воспитатели поколений.
 
                *               *                *
    8 июня 2004 г.
    В книге Л. Финкеля «Дорогами Вечного жида»  прочитал: «…разгорелся скандал местного значения, мгновенно переросший в международный. Принимая госпожу Хиллари Клинтон, госпожа Суха Арафат, супруга Ясера Арафата, брякнула, что израильтяне - «отравители»…А руководитель ведомства, ответственного за ввоз в автономию продуктов питания, утверждает, что Израиль переправляет в автономию продукты с истёкшим сроком годности с целью «извести палестинский народ».
  Я помню этот  скандал: израильские СМИ несколько дней   возвращались к этой теме, - похоже, и они, эти СМИ, растерялись перед такой беспардонной ложью-клеветой. Вспомнил в те дни я и другое: патриоты в Свердловске объявили в свое время, что сионисты отравили …кефир и другие молочные продукты, чтобы извести русских детей.
   Недавно видел по ТВ кадры арабского кино, показывали гнусного вида евреев, выпускающих кровь из арабского младенца, - для приготовления мацы.
   Русские «патриоты» говорят  то же   в своих бесчисленных газетах, брошюрах, журналах, книгах, свободно продающихся в подземных переходах метро и в магазинах.
    Из апокрифов: один из шейхов династии Омара сжёг знаменитую Александрийскую библиотеку, 428 тысяч томов, сопроводив это аутодафе словами: «Если в этой библиотеке все книги повторяют Коран – то они бесполезны, а если говорят о другом, значит, вредны».
   На моей памяти не сжигали книги в России, - разве что последний случай с книгами В. Сорокина на Арбате, - но куда-то всё же исчезали бесследно книги, изымавшиеся  из библиотек как «вредные», неугодные!
   Что-то же с ними делали!  Не солили же!
          
                *                *                *
   Из дневника. 14.06.2004.
   Б-Г ПОСЫЛАЕТ евреям тяжкие испытания.
   Вот из хроники последнего времени.
   Террорист-араб убил женщину  и четырёх её детей. Подошёл к машине, увидев, что пятилетняя девочка ещё жива, добил, выстрелом в упор. Убитая им женщина была на восьмом месяце беременна пятым ребенком.
   Из дневника. 19.11.2004.
   Подвернулась «Литературная газета» - (за октябрь 2004 г., №37). В ней – портрет и стихи Николая Зиновьева, лауреата (! - Д.Л.) Международного конкурса «Поэзия третьего тысячелетия». Подборку открывает стихотворение «Сон про наган».
Я собрал князей удельных, -
Холодок бежит меж плеч, -
Я целую крест нательный,
Я беру двуручный  меч.

«Постоим за Веру, други!
С нами  Бог и на хоругви
Лик Спасителя Христа»,
Но вдруг – выстрел из куста.

Подлый выстрел из нагана
Обрывает сон…
Ну откуда у поганых
Мог в то время взяться он?

Это ж были те хазары,
Чья орда, как степь дика.
Им наган тот комиссары
Протянули сквозь века.
 
   Не упустить лишний раз намекнуть на поганых хазар, - тех же  евреев, что издавна разоряли Русь, губили её.… Только ленивый не писал нынче об этом. Как и про «комиссаров» (почти эквивалент  евреев), сгубивших страну.
   И всё это писано в эпоху, когда  кругом такой беспредел, что тот же автор в другом стихе пишет: «Родись, мой сын, в рубахе /  Поверх бронежилета».
                *           *           *
    Без даты:
    Митинги в Москве…. Старухи с омерзительными плакатами и кастрюлями, - демонстрация против властей. Тут и там мелькают жирные буквы на плакатах – «жиды»…

  Один из феноменов Х1Х век. Некоторые реформаторы при царе говорили – вся причина плохого отношения к евреям в том, что они замкнуты в себе, в своей вере, отгородили себя от остального народа. Надо их ассимилировать, снять  границы гетто, дать доступ в общество, уровнять в правах с гражданами страны.
   Сняли ограничения.
   Уравняли с правами.
   Появились евреи-врачи, евреи-адвокаты, евреи-купцы, инженеры, журналисты.  Ну, вот слились! И  что же СТАРАТЕЛИ? – «Лезут!» - стали кричать. – «Вытесняют коренное население!..». И это стало любимой темой, лейтмотивом, разлившимся в обществе в  девятнадцатом веке, перекочевавшем в двадцатый, а потом и в двадцать первый…
                *           *           *
Одно из расхожих обвинений: евреи – плохие патриоты.
Любопытный факт  приводит  И. Бродский в одной из своих статей:
   «Американским гражданином я стал в Дейтроте. (В 1980 г. – Д. Л.). Шёл    дождь…в здании суда нас собралось человек семьдесят-восемьдесят. Там были выходцы из Египта, Чехословакии, Зимбабве, Латинской Америки, Швеции…Судья, присутствовавший при церемонии, произнёс небольшую речь. Он сказал: принося присягу, вы вовсе не отрекаетесь от уз, связывающих вас с бывшей родиной; вы больше не принадлежите ей политически, но США станут лишь богаче, если вы сохраните ваши культурные и эмоциональные связи. Меня тогда это очень тронуло – тронут я и  сейчас, когда вспоминаю то мгновение». 
   У нас на поверку эта тема - те же «каблуки, стоптанные внутрь»! Если русские, проживающие за рубежом, гордятся Россией – то это патриоты России. Если какие-то евреи, проживающие в России,  гордятся Израилем – это антипатриоты, почти предатели.

                *             *             *

  У Маяковского есть фраза:  Волга впадает в Каспийское  море, а выпадать ей некуда, и положение её поэтому безвыходное.
  Перефразируя, можно сказать:               
   Как Волга впадает в море, антисемитизм впадает в народ, а выпадать ему некуда. Поэтому положение безвыходно. Он и выпадает в толстый слой осадка-ксенофобии…
 Известкование мозгов…
               
                *         *         *
 

ХОРОШИЙ ЕВРЕЙ у антисемитов вызывает раздражение: он нарушает гармонию ненависти, разрушая и посягая на  их привычное и желанное представление о том, что все евреи – плохие.
 

                *         *         *

   Как нельзя быть немного беременной, так и немного антисемитом. Хотя часто программа закодирована в человеке до востребования.


                *           *         *
 
     15 декабря 2004 г.
     Арабская радиостанция в Париже  сообщает: евреи заражают палестинских арабов СПИДом.
     Арабское телевидение в Париже продолжает показ сериала, снятый по «Протоколам сионских мудрецов». Некоторые кадры я видел в «Новостях».    Раввины, (ряженые артисты) режут младенца и выпускают из него кровь для мацы. Густая  красная жидкость стекает из разреза в посуду…
   Несколько дней спустя французские власти закрыли телестанцию.    Эстафету этого кино подхватило Иранское телевидение.
     Европа проституирует, пасуя перед исламским наступлением. Не только мной  замечено.
    Дина Рубина в «Синдикате» пишет: «Европа лгала, изворачивалась, подмахивала своему насильнику, от которого лет пятьдесят уже рожала детей ислама».
    Так и хочется перевести эти слова в настоящее время: Европа лжёт, изворачивается, подмахивает своему насильнику…

    21 декабря 2004.
   Представительство ООН в Израиле  в канун Христианского Рождества заявило о снижении уровня жизни и «упадке Вифлеема». В сравнении с 2000 годом число туристов в этом году стало на 85 тысяч меньше. За  последние 4 года 9% жителей-христиан покинули Вифлеем. Представительство ООН вину за всё ухудшение возложило на… Израиль, само собой. В сообщении, переданном для СМИ, ни слова не сказано о том, что все ухудшения произошли после того, как израильтяне передали Вифлеемд палестинцам.

   23-24 декабря 2004 г.
   Супер пресс-конференция Путина для иностранных и российских журналистов. Зал переполнен. Отвечая на вопрос об отношениях с будущим, возможным, президентом Украины,  оговорил условие сближения,  - если среди членов делегации в Москву в окружении Ющенко не будет людей антисоветских и… сионистских взглядов. Шок аудитории. На сайте президента появился комментарий: это - оговорка, Президент Путин хотел сказать не «сионистских», а «антисемитских» взглядов. Среди комментариев  интересен один: оговорился  или проговорился? Психологи утверждают, что оговорка часто отвечает скрытым мыслям. (Этот феномен стал пословицей: «оговорка по Фрейду»).
    К тому же, добавляет другой комментатор, отвечая на   другой вопрос – как Президент относится к утверждению, что шансы на мир на ближнем Востоке  стали реальными после смерти Ясера Арафата, ответил:  - А кто вам сказал, что Арафат был против мира?..
   И это сказано о террористе и убийце, у которого руки по локоть в крови.
   Кстати, к вопросу о грамматике (языковедении, семантике и проч.  проч.). Не удержался, заглянул в словари.  ОГОВОРКА, ОГОВОРИТЬСЯ – «По ошибке сказать не то, что нужно» (БТС,1993 г.). ПРОГОВОРКА же, ПРОГОВОРИТЬСЯ -   «сказать то, чего не следовало говорить» (Словарь  С. Ожегова).
   Интересно об этом у Даля: «ПРОГОВАРИВАТЬ – ПРОМОЛВИТЬСЯ, ПРОБОЛТАТЬСЯ (!), ВЫСКАЗАТЬ, О ЧЁМ БЫ ДОЛЖНО УМОЛЧАТЬ. Невпопад проговорился. Смотри, знай про себя, да не проговаривайся».
   Знаменательны поговорки!
   Не думаю, что он, Путин, антисионист. Но про несчастных сионистов (считай –  о евреях) так много талдычат, и так много органы, в которых служил прежде и Путин-Президент, боролись с сионизмом, что неудивительна проговорка: сработало подсознание.
   Но коль скоро  Президент, по образованию юрист, служил в прошлом по определенному ведомству, приведем ещё одну цитату: «Проговорка – это объективно правильная информация, в сокрытии которой может быть заинтересован допрашиваемый»… (А. Р. Ратинов. Судебная психология для следователей». - Интернет).
   «Допрашиваемый»? А почему бы нет!.. Разве пресс-конференция с её вопрошающими лицами не своеобразный «допрос»?
        
                *          *         *         
    31 декабря 2004 года.
    Последний день года. Корреспондент израильского русскоязычного телевидения Сергей Гранкин, (репортажи из горячих точек войны с террором), на этот раз ведет репортаж из Москвы. Некто Максим Кононенко, имитирующий в Интернете «сайт Владимира Владимировича Путина», начинает своё интервью  словами: «Всякий человек в России – антисемит».
  Я вздрогнул от его слов.
  Меня такие мысли тоже иногда посещают …
  Но чтобы русский человек, живя в Москве, сказал о таком, как о чём-то будничном, на весь мир!..

                *           *           *
               
     9 января 2005 года.
     Главная тема мировых новостей – катастрофическое землетрясение на дне океана. Огромная волна цунами  смыла все с побережья Таиланда, Индонезии, Шри-Ланка, и других стран, уничтожив более 150 тысяч человек, (25 декабря 2004 года называли цифру 289 тысяч), ранив,  покалечив, и оставив без крова свыше миллиона. Картины  опустошения и смертоносного набега  стихии ужасающи. С экранов ТВ не сходит всё новая и новая трагическая информация, сопровождаемая кадрами смертельных  валов воды с людьми, разбитыми хижинами, домами, прочими постройками.
   Арабские средства  информации вещают, что  разрушительное цунами – дело рук евреев(!).
  Это уже было. Когда  арабские смертники, захватив самолеты,  взорвали до основания два высотных здания - «близнецов» в США, те же арабские  СМИ    объявили, что это – дело  еврейских рук – евреи заранее все подготовили, а сами покинули здания до того, как самолеты врезались них.
   Никто не упоминал о том, что среди трех тысяч погибших были сотни евреев.
 
                *               *               *
   25 января.2005 года.
   Письмо двадцати депутатов Думы – главному прокурору о происках евреев – от разжигания ими национальной розни до ритуальных убийств, с требованием запретить еврейские организации и завести на них уголовное дело. Радио РЭКи назвало 500 подписантов. Заговорили позже о 5000 тысячах подписантов.  Наряду с депутатами,  там ученые, деятели культуры и т. д. Не оговорка ли это?

   И снова вспомнил слова БОРИСА ПАРАМОНОВА, философа, культуролога:  «Раньше было не принято публично демонстрировать антисемитизм. Раньше эту нужду справляли в одиночестве».
               
                *              *              *
  Без даты:
     ОЛЬГА ПАВЛОВНА ПУДОВА, - ЛЯЛЯ, - ближайшая подруга жены, человек хороший, чистый, добрый, близкий  нашей семь человек, проверенный  более чем полувековой, с 4-го класса школы, дружбой с Сашей. Прочтя мою поэму «Еврейский анекдот», возможно в силу сопереживания, усмотрела в ней не главное - тему антисемитизма, хотя это камуфляж – поэма  не об антисемитизме, хотя инвектив в ней хватает,  она - о пронзительном чувстве родины, отечества. Под первым впечатлением (потом, после моего объяснения, перечитала правильно)   написала в письме, отметив и то, что поэма её глубоко затронула, но что антисемитизм теперь в России неактуален уже. Если и есть антисемиты, то это ничтожное меньшинство. Увы, опыт жертв им неизвестен, а порядочным русским вообще неведом. Вот и Люся Краснова, давний    друг нашей семьи, делясь впечатлениям от книги «ЗАБЫТЬ И ВСПОМНИТЬ», пишет: «книгу твою прочла с огромными эмоциональными издержками. Тема детей и тема войны стали для меня катастрофически слёзовышибательными…» А далее, как бы переходя к «но»: «бесконечно огорчают  твои мысли и чувства относительно национальности. Не берусь комментировать, понимая, что всегда можешь сказать «ты не была на моём месте». Не была. Но  с душой и сердцем с глубочайшей болью воспринимаю всё это. Твои раны также кровоточат в моей душе».
  Также – не ТАК же. Тут небольшая синтаксическая разность, но  в ней – пропасть разного опыта и разного бытия. Одно дело – я чувствую так же, как и ты, другое - я пережил это также, как пережил и ты, то есть был на твоём месте.
  Кроме прочего, многие не понимают, что не еврейский вопрос меня интересует, и даже – не евреи, как таковые. А то, что вокруг них, – они лишь лакмусовая бумажка, высветившая человеческую сущность, запрограммированность нетерпимости.
  Может быть, вообще нет никакого еврейского вопроса. А есть еврейский восклицательный знак. У  человечества!..
  И, может быть, в России вообще-то если и вопрос, то не еврейский, а русский!

                *           *           *
 
  31 января 2005.
  Вся предыдущая неделя пестрит сенсацией: 20 подписантов из Думы (!!)  направили письмо Генеральному прокурору с требованием закрыть все еврейские организации, как рассадники расизма  и прочих пороков. В письме – полный набор средневековой охоты за ведьмами – среди обвинений и традиционное – в ритуальных убийствах. Шум в СМИ. Письмо «отозвано». Наверное, по подсказке из «сфер» - чтобы, видимо, не вляпаться в  скандал. Но Дело против этих подписантов - не возбуждено!
   
     2 февраля 2005.
     Обычно, читая книги, делаю какие-то выписки, - на клочках бумаги, иногда – в тетрадь. Подвернулся листок  с выпиской из книги «Синдикат» Дины Рубиной.
    К ВОПРОСУ О ПАТРИОТИЗМЕ.
    «Любой честный    литератор относится к своей стране как к возлюбленной шлюхе, с которой нет сил расстаться. Я не исключение, но, кроме всех других нелепых привязанностей, у меня здесь есть Иерусалим».
    Я бы спросил при случае: - А как быть тем, у кого на родине  нет Иерусалима?
   Ещё замечание от Д. Рубиной:
   «Выбор Путина замечательный. Найден ещё один «казённый» еврей на роль «козла отпущения». (Речь о назначении Михаила Фрадкова премьер-министром. – Д. Л.).
               
     15 февраля 2005.
     Показывают по ТВ демонстрации молодежи. Движение «Идущие вместе» - пропутинская молодёжная организация, и недавно появившаяся «Идущие без Путина». Их уже остряки окрестили как «беспутинцев». На слух, когда говорят о них комментаторы, этот слоган звучит почти мистически в их озвученных плакатных лозунгах: «Россия без Путина!» воспринимается  как «Россия – бес Путина».
   Раз Путин, два Путин, три Путин.… А «раз Путин» - почти как Распутин…
*         *         *

   2 апреля 2005.
   Умер Папа Римский, Иоанн Павел  2-й. Мир погрузился в скорбь. В час известия об этом небо над  пустыней в Беэр-Шеве  обрушилось на землю слёзным потоком проливного, так редкого  здесь,  дождя.
   Папа был великим человеком, думается – самым великим в ушедшем  двадцатом веке и наступившем двадцать первом. Иоанн Павел 2-й, понтифик и человек, сделал много добра. Многое из того, что он сделал, совершили бы, возможно, и другие на его месте. Но одно великое мог сделать только он:  приехать в  Иерусалим, посетить Яд Вашем, молиться у Стены Плача за благополучие Израиля и евреев (думаю – за это!),  но главное – снять вину с евреев за распятие Христа, вину, возводимую тысячелетиями,  что питало, и продолжает питать ненависть к Его народу со стороны всего верующего и неверующего мира.  Это выдающийся акт. Он свершился, хотя и мало что изменил сегодня. Но История уже не обойдётся без этого.
   
                *           *           *
  Без даты
  МОЙ СЫН, МИШКА, когда был маленьким, спросил меня однажды, услышав по радио какую-то передачу  про революцию: - А почему первые декреты  были о земле и мире? – А каким должен был быть первый декрет? – спросил я. Он вздохнул и убеждённо сказал: - О жизни!
   В России и Советском Союзе была бездна декретов, и ни один – «о жизни». То есть, о добре и зле.
   
  …Жили за железным занавесом. Не в Железном ли веке? Обычно это понятие сопрягается с прошлым, с примитивной историей человечества. Он  у нас наступил, когда уже в прошлом был золотой век и серебряный.   веке.
*              *              *
   17 апреля 2005.
   Чудны дела твои, Вседержитель!
   Еще свежа в памяти страшная катастрофа века – землетрясение и цунами, обрушившееся на Индонезию.
   Погибли, покалечены сотни тысяч. Но индонезийцы озабочены  положением…  палестинцев. Они поддерживают истерику и провокацию последних, «спасающих» Храмовую гору» от возможного нашествия израильтян. Где Индонезия и где Иерусалим. Где правда, и где ложь. Для толпы неважно! Массовые демонстрации в Джакарте – сотни тысяч демонстрантов призывают дать отпор наглым сионистам, освободить Палестину, атаковать евреев и проч.
   Миром правит охлократия, которой умело управляют честолюбивые выскочки.
  Сладкое чувство этой ненависти и злобы не знает  границ. И здравого смысла.
   Какое это счастье  - ненавидеть.
   
   Иные из приятелей пеняют: много принимаю к сердцу  об антисемитизме. Что им сказать? Могу только повторить слова поэта: «Возвращается боль, потому что ей некуда деться»…

                *            *            *

  2 мая 2005 г.
   Большое собрание в Москве евреев-ветеранов войны. Представители со всех концов страны, консульств, зарубежья, Израиля. Неожиданная речь Рошаля – доктора, входившего к чеченским террористам, захватившим заложников «Норд-оста». Имя Рошаля, если не во всем мире известно, то  наверняка на слуху в России.  Доктор, поднявшись на сцену, заговорил с болью о росте в стране антисемитизма. О пресловутом антисемитском письме депутатов – оно набрало силу – не успели отозвать то, где 19 подписей, как тут же явилось в 299, а затем и  5000 подписей. А потом и цифра 15000 замелькает…. Письмо, призывает  к уголовному преследованию еврейских организаций и иудейской религии, а евреев объявить вне закона.  Для смягчения ли сказанного,  или из убеждения, Рошаль, добавил, впрочем, без особого пафоса дежурную фразу: русскому народу чужд антисемитизм.
  Слушая всё это, я мысленно сказал: РОШАЛЬ, ТЫ НЕ ПРАВ!  И русскому народу не чужд антисемитизм. Не отдельным группам, а  массе, и если есть исключения, - а они есть, - то они, эти исключения, только подтверждают правило.
   Высший орган, Прокуратура, - официально объявила, что не нашла криминала в этих письмах. И  «народ», кому льёт лукаво елей г-н Рошаль, - тоже не находит в этом криминала, ибо думает так же, - кто вслух, кто молча. Ни протеста общества, ни демонстраций против…
   Более  недвусмысленно выразился раввин Шалевич: если российский народ не остановит этих выродков-антисемитов, будущее страны под угрозой.

                *           *           *

   Без даты.
   Она была, - многолетняя советская политика  ИНТЕРНАЦИНАЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ. Более искренняя, или менее, удачная или порой только формальная, но была. И она потерпела крах, как и миф о создании «советского человека, чуждого националистическим предрассудкам». Её провал острее всего проявился в годы войны, когда в массовых убийствах евреев участвовали  многочисленные добровольцы – из представителей тех же советских народов. Украинцев, русских, прибалтов, мусульман. Но, может быть, самое показательное в этой истории, что в послевоенной историографии факт этот замалчивается, с той поры и до наших дней. Кто назовет хоть одну книгу, хоть одно исследование, посвященное этой позорной странице в жизни первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян?

                *            *            *
    Август, 2005.
   Вспомнил слова  Ленина: чуждо ли   великороссам чувство национальной гордости, спрашивал он, и сам отвечал – нет, не чуждо.
  Можно ли удивляться, что и евреям не чуждо чувство национальной гордости. Пусть не сами говорят об этом, пусть чужими словами или фактами. Прочитал где-то:
   «НЕСМОТРЯ  НА ТО, ЧТО евреи составляют лишь  0,25 % населения  Земли и лишь 3%  населения США,  на их долю  приходится 27% всех Нобелевских премий и 50% чемпионов мира по шахматам».
     В Интернете (16.08.2005.) – о совещании христиан, сочувствующих Израилю. Один из крупнейших христианских лидеров Кореи пастор Мозес  Ли сказал:
   «Евреи – доказательство того, что есть Бог, а значит, есть Правда и Ложь, есть Добро и Зло. Террор – абсолютное зло. Антисемитизм, демонизация евреев – абсолютное зло. Никакими политическими целями их оправдать нельзя».

                *            *            *
 
   Август, 2005.
   Получил письмо из Екатеринбурга.   В нём – газетные вырезки – о разных новостях  местной жизни. Одна из заметок под громогласной рубрикой  «Открытым текстом» называется не менее  «смело»: «Хулиган  бросает тень». А, может, автор считает  этот заголовок многозначительным? Догадывайтесь, мол, что там в тени. Вот несколько фраз из этого «гневного» – вялого – протеста.   «В 10 ЧАСОВ 45 минут секретарю синагоги в Екатеринбурге позвонил мужчина и сообщил: в здании заложено взрывное устройство, в полдень культовый центр взлетит на воздух…Спецы…оцепили район предполагаемого взрыва и эвакуировали людей из здания. Одновременно в синагогу вошли минёры…
   Взрыв, к счастью, не прогремел, тревога, как и сигнал о минировании, оказались ложными».
  Далее автор стыдит тех, кто своими поступками идет по пути настоящих террористов. И,  желает удачи компетентным органам в поисках «тех, кто не улавливает  (словечко-то какое! – Д. Л.) разницы  между розыгрышем (!? – Д.Л.) и преступлением». Заканчивается заметка осуждением «хулигана, который бросает тень на жителей края, который славится своим интернационализмом» (!? – Д. Л.).
   Так-таки и славится? И именно интернационализмом теперь?

                *                *                *

   ТО, ЧТО МЫ ДЛЯ НИХ «ДРУГИЕ» – ничего. Худшее - что мы другие даже для лучших из их.
   Редактором  «Вечерней газеты» был одно время А-в. Кажется, он неплохой человек, говорила мне моя покойная тёща, - она готовила его сына по математике к вузу. Я знавал его, хоть и не близко – наши редакции были на одном этаже в Доме Печати. Этот, и в самом  деле почти неплохой, во всяком случае, незлобивый, человек, партийный в прошлом работник, выдвиженец на должность редактора новой газеты, говорил неофициально иным своим сотрудникам, увидев в подписи под статьей или заметкой, «не ту» фамилию: - Знаете, а нельзя ли поставить псевдоним? Нет-нет, я ничего против людей этой национальности не имею. Но, знаете, читатели.… Не хочется раздражать читателя, давать повод к антисемитизму.

                *                *                *

    Ноябрь 2005 г.
    Популярная передача на RTVi «В Нью-Йорке с Виктором Топаллером». Все знаменитости считают за честь встретиться в этом шоу со знаменитым журналистом. Сегодня у Топаллера в гостях известный российский режиссёр и актёр Говорухин. Говорухин напряжён, неприветлив, временами – ощетинившийся.
   Такие разные люди! 
   И все-таки, у них больше общего, чем  противоположного! Общая Родина, общая культура, источник её, общая  тема разговора, а главное – общий язык, на котором они так мастерски обнажают предмет разговора и скрывают свой настрой. К концу разговора, по традиции передачи, Говорухин читает стихи Бунина.  По прочтении победно взглядывает на собеседника – как, мол… Стихи  блистательные, и  прочитаны  превосходно,  – просто,  открывая красоту слова и таланта поэта. Топаллер просветлел восхищенной улыбкой,  выдохнул: – «потрясающе!»…

                *               *               *

     29 ноября 2005.
     Информация по СМИ: в Белгородской области собираются поставить памятник в честь победы русских,  - 1040 лет тому назад! - …над хазарами(!!).  Скульптура создана, осталось установить. Памятник изображает всадника, попирающего хазарина, на щите которого изображена шестиконечная звезда Давида.
    Кроме лжи здесь многое неподлинно.  Хотя бы то, что во времена хазарского каганата звезда, как символ еврейства, еще не существовала.
  Автор памятника - скульптор Клыков, тот самый, который создал банальный монумент  Жукову на коне в  Москве. Нечто похожее стоит и в Екатеринбурге перед зданием Военного Округа.

                *              *              *

       Без  даты
    Опыт домашнего виноделия  открыл мне  ЗАКОН ПЛЕСЕНИ. Про что сказано выше.
   Будни и факты прибавляет примеры.   
   Большевики не явились ниоткуда. Их родило отечество. «Мать моя родина, я большевик». Вариации позволяют произносить это по-разному. Как утверждение. Или как обращение: - «Я – большевик, мать моя, родина!».  Можно и как ругань – «Я – большевик, мать моя!». ( Как «мать твоя?»). Всё – в интонации. Но суть не в том, а вот в чём. Родина могла бы сказать большевикам словами Тараса Бульбы: - я вас породила! Этому вразрез идут все  сентенции ура-патриотов разных мастей, которые утверждают с пеной у рта и без пены, что большевики (а также сионисты, инородцы и т.п.) навязали родине свои порядки и власть.
 Но она, родина,   или, если угодно, страна, сама  выудила из своих рядов – всё, что хорошо  и что плохо. И Сталин, и его стиль, и околотронные вожди его, всё выплыло на поверхность из недр  конкретного народа.
   Но, похоже, это единственная страна на свете, которая громогласно ищет причину всех бед своих в ком и где угодно, только не в себе.

                *         *         *
     Без даты
     К ИСТОРИИ РОССИИ. Сперва были  – реакционеры. Потом явились революционеры. После революции их заменили  функционеры. Затем разгулялись милиционеры.…В новые времен попробовали завестись акционеры, но пока не очень  получается.

                *         *         *
   Без даты.
   Еще о «засилье евреев».  Говорят: они и там, и сям.…Но никто не сетует  на засилье евреев среди Нобелевских лауреатов.
               
                *          *          *
   ЧТО БЫ ОТВЕТИЛИ  ИНОПЛАНЕТЯНИНУ на Земле на первый вопрос:
    –  ¬Вы кто?
    – Я землянин, - сказал бы нормально воспитанный человек.
    – Я русский! – ответил бы национально закомплексованный русский.
   
                *       *        *
  Без даты. 2005 г.
  Программа НТВ-МИР 3 февраля 2005 года.
  Генерал МАКАШОВ, ярый жидомор,   обещавший на одном из митингов прихватить с собой на тот свет с десяток «жидов», в телепередаче журналиста Соловьёва «К барьеру» воспользовался  превосходным случаем для пропаганды все тех же юдофобских идей и с огромным перевесом победил (!) дважды Героя Советского Союза космонавта ЛЕОНОВА. Леонов был мил, благороден, интернационален, наконец, убедителен, но проиграл перед напором примитивных «обличений» генерала. Тысячи телезрителей, наблюдателей и участников передачи отдали свои голоса в поддержку антисемита  Макашова.
   Трудно в наши дни чем-нибудь удивить, но эта передача оставила тягостное  чувство безысходности.
    ЖУРНАЛИСТ ДЕЙЧ как-то заметил: «Своей прямотой тов. Макашов давно славится, я бы даже сказал – отвязанностью. «Мы, – заявил как-то генерал, - антисемиты и должны победить».
    А как победить? Генерал и тут предельно отвязан:
   «Отправить жидов на тот свет по списку».   «Я думаю, -  заключает Дейч своё  мнение об этом советском генерале, - комендантом Освенцима пошёл бы с удовольствием». (ЛУЧ.3. марта 2005 года).
    
                *          *          *
   Январь, 2006 г.
   Господь обещал пощадить погрязший в пороках город, если в нем найдется с десяток праведников. В России немало праведников, чему свидетельство, в частности, и Аллея праведников в Иерусалиме, - но дело не в количестве, хотя на 150 миллионов могло бы быть и больше.   Сегодня вспоминаю только одного – Окуджаву, пронзительная совесть которого выплеснулась в стихах об этой земле и её людях. Перечитывал не раз трогательные строчки, где все - сочувствие и понимание: «Еврей о России тоскующий, на совести горькой моей».
   Память сохранила его, Окуджавы, пожатие крепкой и сухой ладони во время его гостевания в нашем журнале…Оно, это пожатие, напомнило другое – крепкую, и широкую ладонь Алексей Баталова, такую мощно неожиданную в этом  деликатном интеллигентном человеке. Посчастливилось быть на его выступлении, когда он приезжал в Беэр-Шеву. Так доброжелательно протянул он руку,   принимая от меня букет…
   Последний приезд в Израиль  Булата Окуджавы.… До сих пор огорчаюсь, вспоминая, как, уехав в Сдерот помогать сыну, строившему  дом,  забыл о концерте. Вспомнил через неделю. Неиспользованный билет где-то  хранится у меня до сих пор.

                *          *          *
               
   20-23 февраля 2006 г.
   В Ираке в разгаре террористская война: ежедневно гремят взрывы заминированных машин, самоубийц с поясами шахидов, каждый взрыв множит десятки убитых, сотни раненых.
   СМИ передали: разрушена взрывом знаменитая Священная золотая мечеть,  много жертв. Говорят,  дело рук суннитов, единоверцев свергнутого Садама Хусейна, врагов шиитов. Подстрекатель - Аль Каида, та самая, что взорвала  Башни Близнецов  в США.
    Президент Ирана, призвавший стереть Израиль с лица земли, (как дружно с ним перекликается генерал Мокашов из России!)  заявил – уничтожение знаменитой мечети – дело рук сионистов.

                *            *            *

     25 февраля 2006 г
    Сообщение от знакомых из Свердловска: в Америке, в возрасте 104 лет, скончалась Белла Абрамовна Дижур.
    Б.А. - мать знаменитого скульптора Эрнста Неизвестного.       
   Мы были хорошо знакомы – она заходила в редакцию и непременно заглядывала ко мне, иногда по делу, чаще – просто так.  Раза два я был у неё дома, еще жив был её муж, в прошлом врач - отоларинголог. В те времена Эрнст уже жил в США, и они с гордостью   рассказывали о нем, показывали его гравюры – иллюстрации к знаменитым книгам. Сама Б. А. – талантливый писатель – создавшая себе имя  книгами  в научно-популярном жанре. Начинала она со стихов, продолжала их временами писать – я их читал – очень талантливо. Когда уехал сын, собралась к нему, но её не выпускали, и долго была в отказе, потом переехала в Прибалтику.
   Мы часто беседовали с ней на разные темы. Однажды она  рассказала, как в период борьбы с космополитизмом её,  Ликстанова и других авторов с еврейским именами записали в космополиты, «развенчивали» в прессе, травили и, наконец, назначили писательское собрание, где должны были окончательно решить их судьбу, - скорее всего, изгнать из Союза писателей. Ждали только П.П. Бажова, председателя Свердловской писательской организации, уехавшего в командировку в Москву по каким-то делам. Бажов их и спас: зная, в чем собака зарыта, не торопился возвращаться в город, и пробыл в Москве достаточно долго, пока волна кампании не стала немного затихать.

                *    
   26.02.2006 г.
  СМИ передают: 21 февраля в Париже зверски убит антисемитами молодой человек по имени  Илан Халими.    
   Группировка, совершившая убийство,  называется «Варвары». Это, как следует из комментариев, самоназвание. Тысячи демонстрантов вышли на улицы столицы в знак протеста, среди демонстрантов - министр внутренних дел Николя Саркази,  министр иностранных дел Филипп Дуст-Блази, представители разных партий.
   В России антисемиты избили нескольких молодых евреев, один ворвался в московскую синагогу и порезал ножами несколько человек  и - ни протеста, ни демонстраций. Говорят, набрался  юдофобской литературы, которой напичкано всё, от газет до Интернета, и пошёл резать.

     Перечитываю Пастернака. Интересно, что и кого    имел в виду автор, когда писал следующее: «С тех пор, как он себя помнил, он не переставал удивляться, как это при одинаковости рук и ног и общности языка и привычек можно быть не тем, что все, и притом чем-то таким, что нравится немногим и чего не любят?..
… В чьих выгодах это добровольное мученичество? Кому нужно, чтобы веками покрывалось осмеянием и истекало кровью столько ни в чем не повинных стариков, женщин и детей?..» («Доктор Живаго»)               
   Если бы автор не открещивался от своего еврейства, я бы подумал, что эти проникновенные слова – про нашего брата.
 
               
               
    5 марта, 2006г.
    Сегодня день гибели брата.  Каждый год в этот день зажигаю вечером свечу, выпиваю поминальную стопку.
    Вспоминаю, как в г. Ауце, в Латвии, шли вдвоём с Сашей  вдоль рядов небольшого военного кладбища,   где захоронены бойцы,    погибшие при штурме Кенигсберга в марте 1945 года. Вспоминаю, как натыкался на фамилии однофамильцев: их,  Лившицев, было трое  на плитах  среди   двухсот надгробий. Много лет спустя написал об этом в очерке  «Портрет брата на холсте из трофейной мешковины», вошедшем в книгу «Забыть и вспомнить».
    Лившицы – не Ивановы, но и их полегло немало.               
               
               
   8 марта 2006 г.
   Хаммас – одна из зловещих, хорошо вооруженных террористических группировок, победила на выборах в Палестинской автономии и пришла к власти  «демократическим путем», как любят все кругом повторять. На её счету – десятки, если не сотни, кровавых терактов против мирных людей Израиля.  Хаммас не упускает случая заявлять, что никогда не признает Израиль и не кончит борьбу, пока «не освободит» всю Палестину. Все европейские государства не признают Хаммас, отвергают переговоры с ним. Все, кроме Москвы, которая устами Путина пригласила террористов на встречу и переговоры в Россию. Многие в шоке.
   И вот встреча состоялась. Широко принимал «своих друзей», - как выразился министр иностранных дел Лавров, - Кремль. Принимала и Православная Церковь (!?).
   До нас дошел сочиненный  кем-то в России   стишок (пародируя известный стих Михалкова):
   «А у нас в Москве ХАММАС,
    А у вас?»               

                *             *               *

   7 апреля 2006 г.
   Телевидение передало: согласно социологическим опросам 60 % участников высказались за лозунг «Россия – для русских!» По другим данным  – 75 %.
  Сообщивший это Ведущий совместной  программы RTVi  и радио «Эхо» схватился за голову: - Куда мы идём!
  Думаю, истинная цифра еще выше – за счет латентных, скрытых, единомышленников, и тех, кто не участвовал в опросе.
  Листал случайно в этот день книгу «Поэзия и проза Древнего Востока» и наткнулся на любопытные строки: «В древности те, кто умел следовать Пути, не просвещали народ, а оставляли его в невежестве. Когда народ много знает, им трудно управлять».
                (Из книги «Д А О Д Э Ц З И Н». Из главы 65.)
  Эта книга Пути и Добродетели, сама древняя, ссылается на ещё большую древность. Эвон, с каких времен знали, что толпа невежественна, и что её, толпу, - она же народ, - и просвещать не надо. Да он и сам не хочет. Людям нужна простая жвачка, и жвачка ксенофобии – едва ли не предпочтительна. Ибо может заменить всё, в том числе и знания.   

                *             *             *
               
     18 мая 2006 г.
     Прочитал книгу Аркадия Ваксберга  «Из ада в рай и обратно».
     В разное время приходилось наблюдать то прилив, то отлив антисемитизма. После оттепели шестидесятых готов и связанной с ней  эйфорией свободы в общество постепенно возвращались прежние ксенофобские настроения, приобретая и новый, более резкий,  окрас. Так   возникал слух, что есть негласное указание: работающих на всяких должностях лиц еврейской национальности с работы не выдавливать, но новым   продвижениям дорогу перекрыть. Запомнилось это мне потому, что именно в ту пору, названную позже временем застоя, я, не вытерпев патологической лживости шефа, ушел из журнала.…Повезло: пригласили в другой.
  (Видимо, с молчаливого согласия курирующих печать властей. С удивлением этот случай прокомментировал тогдашний главный редактор книжного издательства К., сам еврей, прочная номенклатура обкома, участник войны, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, полученного, к слову, в 41-м году, когда награды были редки. Он сказал одному нашему общему знакомому, что я сильно рисковал, решившись в это глухое время уйти с такой должности (я был зам. главного редактора).
   Эти слухи и  этот эпизод пришелся, повторю, не на  самую крутую пору.
   Но, по сути, в стране ничего не изменилось – антисемитизм   оставался любимой игрой государства, простых людей, и чиновников всех рангов и мастей. И хотя, к примеру, Хрущев разоблачил культ Сталина, и между  властью одного и другого  пролегли годы, в национальном пасьянсе они  раскладывали одни и те же карты. К примеру, в «Исторических хрониках» Николая Сванидзе за 1956 год, показанных по телевидению, приводится секретный циркуляр властей, где в порядке отчета указано, как и сколько сокращено евреев с  высоких должностей  в соответствии с указанием. (Много! С удовлетворением констатировала справка).
   А. Ваксберг приводит эпизод из  книги  Генри Пиккера: «Застольные разговоры Гитлера»: «За ужином, в ставке под Винницей, расслабившийся Гитлер (немецкие дела на фонте шли в это время великолепно) рассказывал о том, с каким докладом явился к нему после визита  в Москву Риббентроп. «Сталин не скрывал, что ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей (то есть, русской. – А. В.) интеллигенции, чтобы полностью (!) покончить с засильем евреев, которые на сегодняшний день пока ещё ему нужны»». (Аркадий Ваксберг,  Из ада в рай и обратно.  Стр. 179-180).
   Это  Сталин.
   Прошли в годы. В Кремле новый генсек – Хрущев. Москва, 1956 год. В стране оттепель. Генсек встречается с делегацией французской социалистической партии, «французы хотели узнать, покончено ли в Советском Союзе с «направляемым антисемитизмом». «Хрущеву, - пишет А. Ваксберг, - повезло: их вопросы были лишены конкретики, которая могла бы его поставить в неловкое положение, и он отделался общими фразами, которые, однако, выдают с головой образ его мыслей.  «В начале революции, - заявил Хрущёв, - у нас было много евреев в руководящих органах партии и правительства. Евреи были образованнее, может быть революционнее, чем средний русский. После этого мы создали новые кадры, нашу собственную интеллигенцию (то есть, евреи – это «не наши» кадры, «не наша» интеллигенция. – А. В.). Если теперь евреи захотели бы занимать первые места в наших республиках, это, конечно, вызвало бы недовольство среди коренных жителей»…  (Там же. Стр. 465)      
 
                *         *        *
   Из дневника. 20 мая 2006 г.
   Приехал в отпуск старший внук, Алеша. Он в длительной командировке от фирмы работает в Америке. Глядя на его  блондинистую внешность, совсем непохожую на еврейскую, Марина, дочка моя, вспомнила, как в роддоме  медсестра,  на просьбу показать сына, протянула ей живой комочек, со словами:  вот тебе, твой еврейчик, никуда не делся.
   В школе, в Свердловске,   у Алеши уже начинались проблемы (как в свое время и у моего сынишки), - беленький, без каких-либо внешних семитских признаков, он, тем не менее, был вычислен, идентифицирован, и уже вызывал антиеврейское насмешки.
   Помню: ходила по домам летом учительница и переписывала дошколят. У нас, открыв вопросник, спрашивала маленького моего сына – сколько лет, как зовут, когда родился. Мишка бойко отвечал на вопросы. Какой национальности? – дошла очередь и до такого вопроса. Мишка весь сжался и закаменел.   
   Так сопровождает детёй клеймо – с колыбели, и всю жизнь.

                *         *         *
   
   Из дневника. 21 мая 2006 г.
   На радио РЭКА (русскоязычная станция) даёт интервью известная Российская певица Мария Лукач,  отличная исполнительница, особенно детских песен. Звонок в студию, вопрос – не может ли  Лукач спеть что-нибудь на идиш. Сперва расскажу, - отвечает гостья радио и вспоминает: в период развитого социализма, как и в годы до него, об исполнении еврейских песен нечего было и думать. Но однажды композитор Лев Компанеец пригласил её записать на пластинку несколько песен на идиш: он получил официальный заказ. Пластинку такую  записали. В  событии не было ничего удивительного: весь тираж предназначался для заграницы. Это был обычный финт властей – пускать пыль в глаза зарубежной демократии – смотрите,   нет у нас антисемитизма, вот и пластинки  еврейских песен выпускаем.
   Через несколько дней, вспоминает Лукач, я встретила в радиокомитете композитора Компанейца, он как-то странно улыбался, потом рассказал. Зашёл к главному музыкальному редактору Имярек, и не удержался – показал ему пластинку с  песнями на идиш в исполнении Марии Лукач. Редактор схватился за голову: - Как! И Лукач тоже еврейка?
   Этот вопль – знаменательное клише настроений.

                *       *       *

   Из дневника. 27 мая 2006 г.
   Вспомнил вдруг сцену – давнишнюю – в буфете Свердловского отделения Союза писателей. Иван Е., известный прозаик, изрядно выпив, стал поносить всех и вся, и, не стесняясь собратьев, среди которых находились и «лица еврейской национальности», его коллеги и частые собутыльники, закричал:  - Евреи, убирайтесь в свой Израиль!!
  Видимо, после этого случая пришла мне в голову парадоксальная мысль. Я впервые подумал, что самые яростные сионисты  - антисемиты. Ибо если среди евреев есть немало таких, кто не разделяет ни взглядов, ни устремлений сионистов, то антисемиты поголовно  за выдворение евреев в Израиль, - всех, под метелку,  их главный лозунг и тайное или явное его вожделение – евреи, убирайтесь в свой Израиль!
   Вот кто правоверные сионисты!

                *       *       *
 
   Из дневника, 15 июля 2006 г.
   Хаммас напал на израильский блокпост, убил и ранил нескольких солдат и захватил в плен раненного капрала. На требование вернуть похищенного, ответил отказом и усилил обстрел ракетами   Сдерот и Ашкелон. (В Сдероте проживает семья нашего  сына).
   Израиль ответил ударами  с воздуха и вторжением танков, круша инфраструктуры Газы. Таковы, коротко, дела на Юге страны.
   Несколько дней спустя Хизболла – террористическая банда в Ливане, напала на солдат Израиля,  убила восьмерых солдат и двух захватила в  плен. Одновременно начала обстрел  разрушительными ударами «Катюш» городов  Израиля –  Нагарию, Кармиель и  Хайфу (!). Израиль ответил атаками по террористам и инфрастуктуре Ливана. (Правительство последнего – в заложниках у Хезболлы, ничего с ними не может, да и не хочет, поделать, несмотря на требование ООН заменить регулярными войсками незаконные формирования Хезболлы на границе с Израилем)...
   Всё это  мало хорошего, но довольно «обычно». Далее -  левантийский театр абсурда.
   Сирийский представитель в ООН  заявил, что во всём виноват Израиль – евреи, сказал он, развязали первую мировую войну,  вторую мировую войну и теперь развязывают третью мировую войну (!!!).

                *             *            *

   30 июля 2006 г.
   Вспомнилось: Александр Бовин на вопрос о самочувствии или здоровье отвечал иногда: «патология в пределах нормы».
  Остроумно! Подходящая формула для другого случая.
  Думая не про экстремальные события, - такие, как «дело врачей», борьба с «космополитами» и прочие компании, о проявлениях юдофобии в стране можно сказать, что «в промежутках» юдофобских приливов и отливов патология  антисемитизма была «в пределах нормы».
   Особенно, если сравнить с той разнузданностью, которая царит теперь.   
    
                *            *            * 

     2 августа  2006 г.
     9 июля в Иркутске авиакатастрофа. Разбился при посадке пассажирский лайнер. Погибло 125 человек, 53 спаслось. Среди информаций о трагедии и такая:
   «Бортпроводница Московского отделения бортпроводников авиакомпании "Сибирь" Виктория Зильбертштейн награждена знаком отличия "За заслуги перед Иркутской областью",  - сообщает  корр.  ИТАР-ТАСС.
  Бортпроводница удостоена региональной награды "за смелые и решительные действия при спасении людей в экстремальных условиях". В момент посадки самолета А-310 9 июля в Иркутске Виктория находилась в хвостовом салоне самолета вместе с пассажирами. Когда на борту начался пожар, девушка открыла спасательный люк и сохранила жизнь более 20 человек, в числе которых были и дети.
   Сегодня в телепередаче  «Особое мнение» редактор «Огонька»  Виктор Лошак обронил фразу: провели опрос на тему – как вы относитесь к  событию в Иркутске; больше половины опрошенных интересовались…национальностью бортпроводницы. Шибко подозрительная!
  Ох, этот пятый пункт!.. Припомнилось сказанное Лениным: если хотите узнать, чего стоит революционер, попробуйте его на национальный зуб.
   Революционеров нет, а зубы всё те же…

                *         *         *

   Без даты
   «У меня жена, ох красавица»… Из  любимой песни. Это можно спеть и про Сашу. Но у этой красавицы среди многих достоинств и еще одно – особенно по российским меркам: она совсем не похожа на еврейку. Евреи до сих пор подозревают  в ней русскую, а русские даже не подозревали в ней еврейку…
   Почувствовала она национальный дискомфорт острее после того, как выбрала себе в мужья человека  с выраженной еврейской внешностью, - то есть, меня. И потом  этот дискомфорт только нарастал – родились и подрастали дети, и все чаще она сталкивалась с грустными фактами. Чего стоят одни анкеты или опросы в школах, где непременным был вопрос по пятому пункту…. Потом  откровения  стали доставать её и впрямую. «Ишь, синагогу устроили!», - говорил при ней сослуживец-преподаватель по поводу того, что в техникуме еврейских учителей оказалось больше пятипроцентной нормы.
   Дети – особая болевая точка.
   Иосиф Бродский    вспоминает, как в детстве пришел записываться в библиотеку, и библиотекарша, заполняя читательский формуляр,   спросила, как  было положено даже в этом случае, - какая у него национальность. «Семи лет от роду, я отлично знал, что я еврей, но сказал библиотекарше, что не знаю. Подозрительно оживившись, она предложила мне сходить домой, и спросить у родителей. В эту библиотеку я больше не вернулся…»
   «Что…до антисемитизма как такового, меня он мало трогал, поскольку исходил главным образом от учителей…»(И. Бродский. Сочинения. Том 5. Стр. 10-11).               
 Он ушел из библиотеки и больше туда не приходил.
   Моя знакомая вспоминает, как в школе, в первом классе, учительница заполняла  кондуит и спрашивала детей про их национальность. – «Когда  она меня спросила про мою национальность, я так растерялась, что пролепетала: я – ленинградка».
   Наши дети, а потом и внуки, каждый в свое время, прошли эту национальную  «проверку на вшивость», им было вдвойне труднее, потому что, только повзрослев, они признавались нам, родителям, каково им было в детстве…
   Всё это, как радиоактивные элементы, накапливалось и в душе  их  матери  и бабушки – моей жены…
   Так или иначе, она, Саша, не стала националисткой. Более того – критически относится к соплеменникам, и очень строга и нетерпима к их недостаткам. Узнав  про какой-нибудь недостойный поступок того или иного еврея, разражается филлипикой по его адресу. А на возражения, что, де, евреи, такие же, как все люди, и имеют право на плохих людей, категорически отвечает: евреи не имеют права быть плохими!

                *         *         *

  12 августа 2006
  Война с Хизбаллой в Ливане – началась после захвата двух израильских солдат и обстрела «катюшами» северных городов. Террористы хорошо и долго готовились, и Израиль несет потери – среди солдат и мирных жителей Хайфы, Цфата и других городов и деревень.
  Весь мир почти поголовно на стороне «несчастных»  ливанцев, почти не говорят и не пишут (или сквозь зубы), что сам  Ливан оказался заложником террористов. Не просто повсеместный рост антисемитизма – дикий разгул!
  Но есть и честные голоса, вот один из них, напечатанный в Интернете:
Лидер российской партии "Демократический Союз" Валерия Новодворская пишет в комментарии по поводу ливано-израильской войны.
 " Я думаю, что осуждать Израиль просто гадко. Когда евреи покорно шли в газовые камеры, они всех устраивали. А когда пытаются защититься и выжить, то начинаются вопли, демонстрации протеста и разговоры о неадекватном насилии. Я думаю, что порядочным людям, имеющим военную подготовку, пора создавать интернациональные бригады и ехать защищать Израиль, потому что сегодня Израиль сражается не только за себя. Он сражается за европейские ценности, за светское государство, за Запад, против мракобесия и религиозного фанатизма. Жаль, что не вся Европа понимает, что падение Израиля будет ее
поражением. Ливан бесспорно виноват, "Хизбалла" у них не в кустах
сидела, а в парламенте. А тот, кто жалеет мирных ливанцев, пусть
вспомнит о Второй Мировой войне. О том, как летающие крепости
союзников бомбили мирную гитлеровскую Германию. Тогда тоже
погибали невинные женщины и дети, но не англичане и американцы были в этом  виноваты. А немецкие мужчины, которые голосовали за Гитлера и завоевывали жизненное пространство. Сегодня ХАМАС, "Хизбалла", фундаменталистский Иран - такая же угроза, как Гитлер в 30-40 годы. Израиль сражается и за нас. И не надо сравнивать Ливан с Чечней, это совершенно разные вещи. Не надо выдавать свою глупость  и трусость за гуманность и политкорректность. Тот, кто не может сражаться с террористами сам, пусть не мешает Израилю.
Кстати, откуда у  «Хизбаллы» ракеты? За это Путин тоже ответит".
 
 Это - Правда.
 Но она тонет в море лжи и юдофобии.
 
                *       *       *
   19 октября 2006.
   Сегодня день рождения Микки, внука. В октябре же – и день рождения сына, и мой день рождения, - почти подряд…
   Мне - как бы упреждающий сладко-горький подарок: по телевизору показывают фильм Герасимова «Дочки-матери». Смотрел его не раз. Нынче смотреть не стал, но и не выключил. Так, поглядывал. И вот  кадры – Свердловска. Еще Свердловска, не Екатеринбурга.
   Сменяются виды   улиц, по которым проходит юная свердловчанка, главный персонаж   фильма.
     …Привокзальная площадь. Памятник - образ Урала, -  на глыбе гранита - герой тыла и герой фронта, -  солдат в шлеме танкиста, и сталевар. Рука сталевара, в огнеупорной рукавице, протянута вперед.    Здесь, «под варежкой», назначались встречи  туристов и влюблённых, приезжающих и отъезжающих…             
   …Главный проспект  с заснеженными деревьями вдоль аллеи-бульвара.
   …Исторический сквер  с глыбами самоцветного камня на заснеженных полянках, отделенный от пруда плотиной. Здесь, в одном из уголков, мемориал строителям-старателям  с капсулой – посланием, будущим потомкам –  в 2023 год, - заложена капсула в 1973 году, в дни 250-летия города.  В послании - раритеты,  – фильм,  обращение-письмо, и моя, говорят, книга-альбом «Признание»…
   …Кубическое здание почты – дань конструктивизму  тридцатых годов…
   …Театр музыкальной комедии…
   … Двусветный дом  на углу - кинотеатр «Октябрь»…
   … Каменный цветок – фонтан на Площади Труда…
   … Площадь перед  проходной Уралмаша,   куда сходятся пять улиц поселка, который сам по себе город…
   … И над всем этим «кружится моложавый снег и пахнет в воздухе арбузом»,  писал я когда-то о первом мягком пушистом  свердловском снегопаде. Кружится, и  чистые хлопья его падают на плечи и ресницы   девушки  в серой заячьей ушанке…
    Дольше смотреть фильм не стал.
    Выключил.
    На другой день, утром, фильм повторяли. Я снова дождался того момента, где показывают улицы Свердловска. И снова «иду» по заснеженным улицам города… и мне не надоедает.
   …Привокзальная площадь. Памятник,  символ Урала, -  на глыбе гранита - герой тыла и герой фронта, -  солдат в шлеме танкиста, и сталевар. Рука сталевара, протянутая вперед – в огнеупорной рукавице. Здесь, «под варежкой», назначались встречи  туристов и влюблённых, приезжающих и отъезжающих…             
   …Главный проспект  с заснеженными деревьями вдоль аллеи-бульвара.
   …Исторический сквер  с глыбами самоцветного камня на заснеженных полянках, отделенный от пруда плотиной. Здесь, в одном из уголков, мемориал строителям-старателям  с капсулой – посланием, будущим потомкам – 2023 года, - заложена капсула в 1973 году, в дни 250-летия города.  В послании - раритеты,  – фильм,  обращение-письмо, и моя, говорят, книга-альбом «Признание»…
   …Кубическое здание почты – дань конструктивизму  тридцатых годов…
   …Театр музыкальной комедии…
   … Двусветный дом  на углу - кинотеатр «Октябрь»…
   … Каменный цветок – фонтан на Площади Труда…
   … Площадь перед  проходной Уралмаша,   куда сходятся пять улиц поселка, который сам по себе город…
   … И над всем этим «кружится моложавый снег и пахнет в воздухе арбузом»,  писал я когда-то о первом мягком пушистом  свердловском снегопаде.
    Кружится, и  чистые хлопья его падают на плечи и ресницы   девушки  в серой заячьей ушанке…
    
 …Зацепило…
 Вечером искал какую-то книгу на полке, наткнулся на экземпляр «Признания» - той самой книги-альбома о Свердловске.… Как правильно мы тогда сделали с   Надей Медведевой (она автор превосходных фотографий) и редактором  Ириной Давыдовой, что отказались от идеи цветного фото в пользу черно-белых: есть в них некая целомудренность. .    Полистал страницы.…Несколько раз перечитал строчки:
   «Мне встретятся в жизни ещё города
    прекрасней,
    но чтобы родней – никогда!»
     Может, это и не бог весть, какие стихи, но смысла не утратили.

                *        *        *

   4 декабря 2006 г.
   Только  ленивый не повторяет   слова Маркса-Гегеля,   что история повторяется дважды, - один раз  в виде трагедии другой раз – в виде фарса. Дело спорное – многие трагедии и повторяются, как трагедии …. История часто  наступает на одни и те же грабли…
    Незначительный эпизод из прошлого. Явился в Свердловске  важный чиновник от культуры из Москвы Иван А.. Он   известен в нашем городе – до переезда в столицу - сотрудник областной газеты, потом главный редактор молодежного журнала, писатель, он прославился модной книгой народного содержания. После этого успеха его пригласили в Москву, в высокие инстанции, и назначили главным редактором в Комитете по печати. То есть главным чиновником, под патронажем которого оказались все книжные издательства страны.
    Приехав в Свердловск, он попросил в местном издательстве, (к слову, – одном из крупнейших в стране), - тематические планы принятых к публикации рукописей. Отобрал несколько  и увез с собой. Вскоре пришла   команда исключить  эти рукописи из плана издательства.
   Возможно, в этих произведениях было, к чему придраться…. Если  бы не одна подробность: в списке забракованных повестей и стихотворных сборников были только еврейские фамилии. Найдич,  Резник,  Давыдов (Шейнберг), Лившиц и другие.
   Дальше история уже банальная. Авторы протестовали, писали письма, выступали на собраниях, пытались и меня привлечь к протестам.… Выступали на собраниях.… Это было чуждо мне – да еще на фоне стресса: я сильно переживал факт  откровенного юдофобства.… Ведь это было в сравнительно «сбалансированное» время – не в годы борьбы с «космополитами», канувшие в прошлое вроде бы…
   С началом перестройки отвергнутые книги  вышли в свет. Кроме моей,  – я тогда сразу забрал рукопись из издательства, а по прошествии времени кураж издавать её пропал…
  К слову, интересный клинч вокруг этого эпизода возникнет потом на писательском открытом собрании с представителями из отдела пропаганды Обкома КПСС…
  Но это уже другая история

                *       *       *

   11 декабря 2006 г.
   Телевидение рекламирует газету «Земляки», что выходит в Германии и рассчитана, прежде всего, на русских немцев – репатриантов из России.  И передачи там для них, и с их участием – немцев, полукровок, чистых русских, и евреев…   
   Россию покинули сотни тысяч трудолюбивых,  грамотных, талантливых людей. С горечью наблюдал я этот великий и, позорный для страны, исход. Была антинемецкая возня вокруг их попытки выговорить себе какую-то мизерную автономию в местах компактного давнего проживания на Волге. Ничего не вышло – русское население и местная администрация встала на дыбы и  Ельцин, тогдашний Президент страны, пошёл у «патриотов» на поводу, статьи, речи разговоры поутихли, и немцы потоком двинулись на историческую родину. Многие – с тоской и сожалением.
   Одна из подруг моей дочери – красивая русская девушка Валя, балерина, была замужем за музыкантом, русским немцем. Абсолютно обрусевший молодой человек, замечательная пара. Помню, к слову, искали они перед отъездом, какой-то редкостный словарь нестандартных иностранных слов, у меня он оказался и, по просьбе дочери, я им подарил.  Валя пришла благодарить, улыбалась,  была оживлена.… Но проглядывала  в глазах тревога и печаль перед неведомым, перед вынужденным  переездом.
  Во время моих командировок в северные города Урала я с удивлением замечал, как много  там, - почти русских, и, вместе с тем, чем-то отличающихся от привычных уральских лиц, - людей. В гостиницах среди обслуги,  в магазинах, среди продавцов, на улице - особенных, сдержанных, не шумных, с  мягким обликом  и  мягкой манерой поведения.… Это были дети или внуки высланных в войну на Север российских немцев.
   Их оставалось в стране все меньше и меньше.…
   Странно, что среди моих знакомых я не встречал ни разу никого, кто бы жалел о том, что уезжают немцы. А когда я при случае затевал разговор об этом, то приятели мои смотрели на меня с некоторым недоумением и отмалчивались.
   Я и сейчас думаю об этом исходе с печалью, хотя, казалось бы, что мне Гекуба!..
   И всё же жаль!
   РОССИЯ всю жизнь строила мифы  сама о себе, лепила свой особенный исключительный облик, и многое от её природной энергии уходило в этот пар и свисток.… На каком-то этапе судьба предоставила   шанс стать  новой - ясной и реальной - страной,  в том числе и  благодаря преданным ей и много пользы принесших соотечественников в  облике евреев, немцев, поляков – верных и полезных для страны людей… Она стала теснить их и выдавливать, и, на последнем витке, исходе, упустила  шанс…
   Сейчас история повторяется – «нашествие» китайцев и корейцев возбуждает протест в России. Да и то сказать: даже свои исконные русские в сопредельных странах остаются отрезанным ломтем. Из Прибалтики русские не хотят возвращаться в свою страну, а из Казахстана и других азиатских стран и поехали бы – да куда! – на обширной земле родины «нет» места…. 

                *         *         *
   15 декабря 2006 г.
   Ностальгия здесь не в чести.
   Русское радио передает бодренькие стихи о любви к обретённому новому отечеству, отклики и передачи быстро абсорбировавшихся патриотов-репатриантов. Ничего бы плохого в этом, если бы не перебор в другую сторону – чуть ли не до кликушеских признаний в любви к новой обретенной – исторической родине. Их с избытком  в передачах  и интервью с русскоязычными слушателями. При этом на специальной круглосуточной ивритской музыкальной волне – часто передают русскую классику…. А на русском радио в  продлённой с недавних пор – ночной -  программе  обильно звучат русские песни, в основном советского и современного периода. Окуджава, Газманов, Пугачева и многие другие…
  Но тема ностальгии не звучит.
  Между тем, 30 тысяч русскоговорящих репатриантов, - а по другим данным -70 тысяч, - вернулись за последние годы обратно в Россию, на Украину и в другие страны СНГ. Многие уехали  делать там свой бизнес, иные – из-за разочарования,  обиды, от неустройства на здешнем месте, не оправдавшего их ожиданий, кто-то из страха перед террором, но немало и таких, кто не смог преодолеть тоски, вернулся просто так, поехал «за туманом, и за запахом тайги»…
   Вчера по здешнему русскому телевидению выступал известный театральный режиссер Евгений Арье.  Сетовал о снижении зрительского уровня, интереса к театру, к культуре вообще, сказал, с нескрываемой печалью, такую мысль:
   «Происходит уменьшение масштаба души».
   Кажется мне, что подобная метаморфоза происходит и с теми, отчасти, кто  легко избавился от чувства, именуемого ностальгией. Как ни странно, томя и разъедая сердце, оно, это чувство,   и не дает сужаться, (подобно шагреневой коже), самой душе. Сохраняет «масштаб души». Печаль от тоски по родине, - и она тоже! – по-своему побудительна, держит  высокий уровень восприимчивости ко всему, что есть духовная жизнь, подпитывает чувство   отзывчивости.
   Конечно, всё это  субъективно. В иных глазах выглядит комплексом неполноценности, даже некоторым юродством, а то и кокетством … Я наталкивался не раз на удивление, когда, по первости,  неосторожно ронял ту или иную ностальгическую каплю в стихах или в разговоре. Не есть ли это некое моё искривление? Но вот и у других наблюдается похожее.…Начиная с тех, кто возвратился домой, и для кого ностальгический тупик разрешился выходом и излечением, и, включая тех, кто остался за пределами. Как Наум Коржавин, хотя и наведывающий родную землю. (Пригубить чашу  лечебную от тоски).
 Вот он и сказал:
«И здесь, в этой призрачной жизни, (призрачная, - как точно!- Д. Л.)
Я б, верно, не выжил ни дня
Без  дальней, жестокой отчизны,
Наполнившей смыслом меня».
……………………………………
«Не странно ль? Сбежав за границу.
Держась за последний причал,
Я рад, что мне вышло родиться
В стране, из которой сбежал».

                *              *              *
               
                ПРИТЯЖЕНИЕ      
               
                Нет еврея, которого нельзя было бы выдавить из России,
                и нет России, которую можно  было бы выдавить из еврея.
                Из услышанного

                «Он» и «она» – баллада моя.
                Знаю, не страшно нов я.
                Страшно то,
                что «он» – это я.
                и то, что «она» – моя.
                В. Маяковский   
 
                « … один есть в мире запах,
                И одна есть в мире нега:
                Это русским зимний полдень,
                Это русский запах снега».
                Дон Аминадо. «Города и годы»
               
 
                «Весь мир, наши судьбы тасующий,
                Гудит средь лесов и морей…
                Еврей, о России тоскующий,
                На совести горькой моей»
                Булат Окуджава.

                - У вас роман с ней?..  Да, роман. Только
                без взаимности.
                - Как это? – Я её люблю, а она меня нет,
                в лучшем случае терпит…               
                - О ком это он?
                - О родине…               
                Из разговора

«И здесь, в этой призрачной жизни, 
Я б, верно, не выжил ни дня
Без  дальней, жестокой отчизны,
Наполнившей смыслом меня.
……………………………………
 Не странно ль? Сбежав за границу.
Держась за последний причал,
Я рад, что мне вышло родиться
В стране, из которой сбежал».
                (Наум Коржавин)

 
    Как ни прижимает нас всяческими впечатлениями и заморочками эмиграция, а  больше всего времени, чувств и мыслей оставляет она для того, чтобы оглядываться и вспоминать…
   Толстой где-то сказал о человеке в  дороге: первую часть пути он думает о том, что оставил, вторую – о том, что его ждет. Есть люди, которые  о том, что оставили,  думают не только первую часть пути, но и вторую, и -  всю оставшуюся жизнь...

                *              *                *

       Из семейного архива:
 
    ОВИР УВД
    Свердоблисполкома
   Лившиц Александра Моисеевна
   Лившиц Давид Яковлевич,
   Проживающих г. Свердловск, Бажова 189 кв. 56

        ЗАЯВЛЕНИЕ
   Мы, Лившиц Александра Моисеевна и Лившиц Давид Яковлевич, сообщаем, что нам известно о предстоящем выезде нашего сына Лившица Михаила Давидовича, проживающего в г. Свердловске по ул. Черепанова д.30, кв.227, на постоянное место жительства за границу (в Израиль).
   Выезжающий сын по  отношению к нам неисполненных обязательств и имущественных обязанностей не имеет.
                6 апреля 1989

   Я подписывал эту бумагу, и первым холодком отчаяния дохнуло на меня из будущей неизвестности. Почти физически почувствовал, как надтреснула скорлупа, укрывающая, хотя и нелегкий, но привычный уклад жизни. Первый звонок, первый глухой удар колокола, звоном отозвавшийся в висках.
  Через год мы снова подписывали  такую же бумагу, шелестевшую, как приговор себе самим, - на этот раз дочери, покидавшей страну вместе с семьей. Если с отъездом сына оставалась теплившаяся надежда, что корни еще живы в почве этой земли, то, с отъездом дочки, в доме и в душе поселилась тоска, открылось бездной опустошение, и время стало, независимо от нас, отсчитывать обратный ход. Второй удар колокола, набат, - мир сузился до темноты в глазах.
  Планета из-под ног ускользала.
  Саша, жена,  сказала: успокойся.  Мы никуда не тронемся,… пока. Пока… ты не дозреешь сам - до кондиции, до решения, что надо ехать.
  Во мне не было никаких зёрен этого приворотного растения, нечему было дозревать. Я не хотел уезжать, я не хочу уезжать, я никогда не захочу уезжать. Нет, не так! Может, я и хочу уехать, но я никогда не уеду. Темнело в глазах при мысли, что надвигается черное видение - возможный отъезд.
  Месяцы шли, а я «не дозревал».  Жена повторяла свое, - «пока не дозреешь». Потом пойму – это было лукавство, ложь  во спасение, ибо дочь не переставала звонить и писать, неотвратимо побуждая нас к отъезду. Сын был более сдержан. Мудр? Равнодушен? Растерян? Успев хлебнуть несладкой  похлебки из варева эмиграции, он осторожно обходил в письмах «да» и «нет», избегая  прямого ответа на прямой мой вопрос – считает ли он, что нам надо ехать. Тогда мне казалось, что он не решал брать на себя ответственность за нашу судьбу, понимая, что нас ожидают непростые времена. Уже здесь, в Израиле, я подумал, что сказать «да», значило - посулить нам содействие в устройстве –  в жилье ли под общей крышей, в материальной поддержке  и т.д., – а что он мог  при собственной в первое время неустроенности!.. А теперь мне иногда кажется: он понимал – эмиграция не для меня! Но тогда, когда я, наконец, спросил просто и прямо: «ехать нам с мамой или не ехать?», - ответил с прямой уклончивостью: не знаю, решайте сами…
  Уклончиво ответил и написавший к тому времени родственник, «обнаруженный» за несколько лет до этого - благодаря «маме Лизе» -теще, ныне покойной, - двоюродный брат жены – писатель Моше Шамир, израильский классик, тогда ещё живой, в расцвете сил и славы.
  Круг сужался. Остаться? – Но этим сделать несчастье семье - жене, дочери, старшему внуку – Алешке, подростку, привязавшемуся к нам, как мы к нему, - да и не пойдет жена на разлуку с ними, - ей этого не выдержать…(«А ты бы выдержал?» - спрашивает она теперь иногда, когда я сбиваюсь на  вздох).
  Среди главных связей с миром привычного, было и сожаление о том, что рушится так  удачно складывавшееся новое занятие. Я уже плотно втянулся в работу в архиве. К моменту выхода на пенсию я осознал, сперва на уровне интуиции, а потом озарения: вот оно мое, - не должность, не редакторство, не газетная или журнальная суета, а сидение в зале архива над старыми документами, с – минимумом контактов с живыми людьми, с тусовками, - со злободневностью.  Работа в обстановке благоговейного общением с прошлым, - с событиями и судьбами давних лет и столетий, вот что надо было мне выбирать при поступлении в университет – архивное дело!
    Хотя набиралась тоска, - и от того, что делалось в стране, и из природной склонности к мрачности и пессимизму, - душа усмирялась, понемногу входила в русло ребер, утишалась от тихого зала Архива, и смиренной радости общения с  прошлым. Вот, - снова и снова говорил я себе мысленно, - чем мне всегда надо было заниматься. А не лезть в тщеславную среду, полную бризантных осколков взаимоотношений, склок и ломких иллюзий.
   Всякую свободную минуту, - вот уже  года два, продолжая работать в редакции, - я уходил в архив.  Уже опубликовал по архивным материалам  первые публикации  в периодике. На горизонте  маячили годы желанной работы…
   Но была не судьба…
   А, может быть, то, что сложилось, и было судьбой?
   Так или иначе я оказался послушным предметом новых обстоятельств:
   -  «Повязали мужика, повязали, заложили мужика, заложили.…Как вели его тогда на вокзале, не в столыпинский вагон заводили.… Отзвонили звонари на вокзале. Он уехал, не повел даже бровью.…Повязали мужика, повязали – не цепями, - беззаветной любовью».
   Про  людей, покинувших родину, написана уйма книг и изречено тысячи афоризмов. Один из них сказан Тадеушем Котарбиньским, польским философом:
   «Эмиграция это похороны, после которых жизнь продолжается дальше».
  Только я бы с большой оговоркой то, что «продолжается,  дальше»,  назвал жизнью.
  Жизнь?
 - Как вам ваша жизнь здесь, в Израиле? – спросил   меня чуткий Эльдар Александрович Рязанов, с которым мы познакомились несколько часов назад, и сидели в тот вечер  в нашей Беэр-Шевской квартире. Он приехал  в Израиль с новым своим фильмом, и пришел к нам с женой, Эммой, нашей близкой, ещё по Свердловску, приятельницей.
  - «Жизнь»? – вздохнул я, и,  стараясь не впасть в подробности, проговорил: -  «Жизнь осталась на том берегу, А на этом дожитки остались»…(«дожитки», часто звучит как «доЖИДки», что тоже правильно: всё здесь еврейское, от судьбы до природы).
   
    Ностальгия.…Если это болезнь, то неизлечимая. От скоротечной формы умирают.
   «А НОСТАЛЬГИЯ  лишь недостаток культуры» - сказал автор текста  в фильме «Венеция» из телецикла «Города мира». Он горячо славил красоту и привлекательность прекрасных городов земли, благословляя  нас на путешествия и не печалясь о привязанности к родным местам. Так ли? Сколько их, культурных эмигрантов  съедены тоской по родине!

   По моему поводу иронизируют. Говорят, ностальгия – это воображение. Другие советуют, - съезди разок обратно и все пройдет. Это напоминает мне советы иных матерей-матрон страдающему от влюбленности сыну: переспи с ней и  всё пройдет.
   «Вы все еще тоскуете по России?»  - спросил у меня однажды на каких-то посиделках Игорь Губерман, - возможно, вопрос спровоцировал какой-нибудь мой стишок из подаренной ему   моей книжки.
   Более примитивные советчики осуждают -  нельзя, де, тосковать по ТАКОЙ стране.
   С ними перекликается некто, заметивший - впрочем, с горечью: «Ностальгия, это когда хочется вернуться, да некуда».
   Родина – это не Верховный Совет и не Совет Министров. И не чиновник, отождествляющий себя с государством и страной.

   Это разные вещи – страна, власти, народ и – родина. У Пушкина: «Зависеть от властей, зависеть от народа, не всё ли нам равно? Бог с ними!» - с пренебрежение отзывался он о тех и о других. Но отделил – не написал: «от родины». Ибо нельзя быть независимым от родины.
   Про родину нельзя  - «сидя».
   Знакомая учительница, которую я, ещё живя в Свердловске, проведывал, - она лежала в больнице после тяжелой операции на коленном суставе, - сетовала – скорее бы выписали, - учебный год на носу, а у меня Пушкин в программе, жаль еще не скоро смогу ходить и стоять. - А если проводить урок сидя? – наивно подбодрил её я.  - Что вы! Что вы!  -  вскинулась она. – О Пушкине сидя?! Как можно!!
   О родине – «сидя»?

   Дина Рубина в книжке, а потом и в выступлениях, часто приводила эпизод из своих впечатлений: в центре Иерусалима, остановив машину, израильтянин,  выйдя,   хозяйски оглядывается – он в затрапезной майке и небрежных, ниже колен, трусах. Любимая моя писательница умиляется – сперва я опешила, а потом поняла, - говорит она, - что он – у себя дома…
  Это умиление не рождает во мне энтузиазма.
  Эпизод  напомнил мне увиденное однажды на симфоническом концерте в Беэр-Шевской консерватории. В первом ряду, который почти впритык к низенькой здесь сцене, сидел обросший  щетиной мужчина. Был он в помятой несвежей рубашке нараспашку, в заношенных шортах,  развалился в кресле, и, задрав, - обнаженную чуть не до паха, волосатую ногу в грязном порыжевшем сандале - на другую ногу, внимал дирижеру и оркестру.
   Я смотрел тогда на него и вспоминал.
   Вспоминал благоговейную тишину в российских филармониях, торжественную в них бесшумность, трепетное отношение пришедших - к музыке, к оркестру, к залу, их всегдашнюю нарядность - что в самую лютую зимнюю,  что в слякотную осеннюю, что в жаркую летнюю пору.
 
   Трудно привыкать к непривычному, трудно отвыкать от привычного. 
   
   НОСТАЛЬГИЯ – это, как всегда казалось мне, чисто русская болезнь.   Как ни соблюдают свои традиции бухарские или грузинские евреи – по обличию и обычаю ничем не отличающиеся  от своих земляков, их чувства не есть ностальгия, - так думалось при взгляде на их жизнерадостные здесь лица. Воспоминания  их не окрашены в тоску.
   Другое дело «еврей, о России тоскующий» (Б. Окуджава»).               

   Говорят об утопии. 
   Может быть, одна из самых сильных утопий – образ родины, который запечатлен в нашем воображении и памяти, - эта утопия сильнее реальности.   
  Петр Вайль, Александр Генис в книге  «60-е, Мир советского человека» подметили одну,  - сказать  бы, - чисто еврейскую, особенность:
   «Советское правительство согласилось признать тезис об… их (евреев, - Д. Л.) непригодности в социалистическом государстве. Но самим себе евреи этот тезис не доказали. Разочаровавшись в России, они увозили её с собой». (Стр. 305-306).  (Выделено мной. – Д.Л.)

     Я ЧИТАЛ ГДЕ-ТО, или слышал, про шпиона, который унес на своих подошвах из заводского цеха тайну секретного топлива. Евреи-эмигранты унесли на своих подошвах самую большую тайну – стон корней, свою любовь к  России, к её земле.
    Ещё там, дома, глядя на отъезжающих, видел я как,  «Свои чемоданы лелея, где каждый – с увесистый пуд, / Бегут из России евреи и русские книги везут».

    Нам, может быть, только  кажется, что мы думаем, тоскуем о родине, - на самом деле мы думаем о себе, ибо нам плохо без того, к чему мы привыкли.
    Какие только причудливые формы не находит она, тоска, чтобы выразить себя,  чтобы утолить  свой голод. Я знавал одного замечательного доктора,  который жил в знойном караване (представьте себе железные домики-коробки в раскалённой пустыне) в первые годы пребывания на этой земле. Он, этот мощный крепкий мужик, работавший тогда бурильщиком на прокладке дороги в пустыне, каждый год высаживал под окошком своего   домика саженец березы. Холил, лелеял, поливал. Пекло пустынного солнца убивало росток.… С новой весной или осенью он  прикапывал новый саженец. Тот снова погибал. Все годы упорно доктор добивался своего, но победить зной ему так и не удалось: берёзе нехватало холодов.
   (Глядя на его бесплодные старания, я вспомнил Чеховские слова в записной его книжке: «Разговор через тысячу лет на другой планете – о Земле: помнишь ли ты то белое дерево – берёзу?»).
    Негевская пустыня – это другая планета и есть.
    Еврейская семья из  Краснодара высеяла семена помидоров, привезенные с родины; здешние помидоры красивы, но безвкусны. Я  перепробовал разные сорта – все пресны, как  жеманные переспелые девственницы. (Хм!Будто я их пробовал!). Казалось, удача сопутствовала краснодарцу:   семена взошли и дали хороший урожай. С трепетом надрезали первый спелый дар пустыни, - увы, он оказался безвкусным, - он нес в себе вкус этой земли, не земли его родины, так славившейся ароматными плодами.

  Чувство причастности к месту, где родился и вырос  (почти как причастие)  я пережил несколько раз так внятно и спонтанно, что мог бы назвать их звездным часом кровной связи с той землей, и её людьми. Когда-то – с людьми, когда-то – с природой, когда-то – с величием державы –  да, - было и так!…
   Светлые радости приобщения.
               
   …Деревня над Исетью, свадьба   по широкой улице,  танец топотуха вокруг меня и мужик с огромным чайником с брагой, угощающий меня домашним вином.
    …Ямал, декабрь, пустынная заснеженная дорога на краю Ледовитого океана, и поравнявшийся с нами водитель, высунувшись из кабины грузового автокрана: - «Мужики, - подвезти?»
   … Кремль, кабинет Ленина, экскурсия, на которую меня пустили вне списка.
   … Дальний Восток, Байкал…
    И Байкал…
 
    В мае 1969 года меня призвали в армию. Было утро. Я стоял перед окном и брился, скребя громогласной электробритвой  колкую стерню на щеках. Думалось ни о чём, если не считать назойливой частушки, вертевшейся в голове. «Я электробритвой брился, прибежал на шум народ, думали, что приземлился реактивный самолёт». Часто  вспоминается это,  когда жужжит над ухом. Звонок в дверь. Саша открыла, на пороге стоял  незнакомый молодец, как оказалось, посыльный из военкомата. Он вручил мне повестку с предписанием явиться, в течение часа, на сборный пункт, имея при себе...(далее перечень того, что надо иметь при себе). Через час я был за городом на сборном пункте – в  поселковой школе. Ещё через час – в окрестностях деревни Горный Щит, в расположении развертывающейся дивизии  запаса. Еще через час, подшив к гимнастерке белый подворотничок,  сменил гражданскую одежду офицерскую форму  с погонами старшего лейтенанта, что соответствовало моему тогдашнему званию. А  ещё через три дня, погрузившись в эшелон на станции Косулино, отправились стремительно на Дальний Восток.
    Восемь суток,  с короткими остановками, чаще - не доезжая до станций, - чтобы избежать   вокзалов с  их алкогольными   соблазнами, ехали  мы от Урала до Дальнего Востока. Еще не остыли страсти после боев на Даманском острове – за этот клочок земли – яблоко раздора между великими державами. Наша дивизия, как и  несчитанные другие, должна была занять оборону на границе – в ответ на провокации Китая – который угрожал испортить  Советскому Союзу совещание Коминтерна в Москве.
   Но не об этом мой рассказ. Восемь дней стоял я у окна, заколдованный бесконечным пространством.  «Вот так бы всю жизнь и катиться, и в окнах пейзажи менять»…- вспоминал   давнишнюю свою поездку по Сахалину. Но тогда   я перелетел из Свердловска на Сахалин самолетом. А здесь панорамы открывались  глазам неспешно, под плавный стук колес, почти равнозначный  сердечному ритму.
   Длившийся  миг  кружения  вокруг  хрустального моря,   миг почти  полёта, -   открытие Байкала!.. И снова Сибирь, плывшая,  «по долинам и по взгорьям»…

  (Ведать не ведал я, что через 23 года  буду двигаться в противоположную  от Дальнего Востока, сторону, через Москву, к самолету, дорогой на другой Восток, Ближний, который станет и в прямом, и в переносном смысле дальше самого Дальнего.…
  Стучит память  колёсами: «Не думал!»… «не думал!!»…. «не думал!!!»…
 
  Тогда же - из всех противоречивых чувств одно обозначилось сильнее других.  Оно  смущало своим пафосом, но никогда прежде с такой внятностью  не  проникался им так, как в те минуты. Это было почти чувством собственника: и это  мое!.. Пусть     никогда не откроешь для себя иных мест и богатств   страны, но   чувство, что всегда можешь это сделать, стоит протянуть руку, захотеть – это чувство делало меня богачом.
   Тормоза вздохнули, эшелон встал, мы спустились к берегу, зачерпнули ладошкой байкальский хрусталь.…   это прибавление ко мне. 
    И опять стоим  в вагоне у окна, огибая берег и втягиваясь в новые дали…
    В какой-то момент лейтенант К., кадровый офицер, военная косточка, словно уловив  нечто в моем настроении, спросил тихо:  - Что, старлей, не отдадим этой земли? - Я, чуть приглушая пафос минуты, тихо сказал, - не отдадим.
    О любви к женщине, к матери, о вере, о   привязанности к земле, на которой вырос,   вслух не говорят. Или говорят по-другому.
 
  Протуберанцы причастности!
  Выбросы из сгустка материи, по имени сердце.
   
  И, на особицу,  – Урал, где прожита главная жизнь – половина века!
  Когда-то, побывав впервые за границей, - в Венгрии,  в Болгарии, по дороге   -  к Болотону, к Золотым Пескам, (а до этого поколесив по стране – Кавказ, Сахалин, Алтай, Прибалтика, Ямал, Крым, Москва, и т. д.), сочинил непритязательное: «Я ездил, я видал немало, и мне открылась мысль одна: по мне всё то, что за Уралом, уже чужая сторона». Это почти биологическое ощущение   своего, края, - кажется, какими-то общими молекулами соединены – ощущение почти физиологическое. За расторжение связей расплачиваешься сердечной аритмией. По-простому – перебоями и сбоями.
   Причастность, как кровообращение, причастность, как – ощущение себя в привычном  пространстве. Не про это ли мечта поэта: «привить к себе любовь пространства», продлевая себя в нём….
   Стою ли   на берегу Байкала,  или гляжу в окно вагона на сибирскую тайгу,  иду ли побережьем северного Ледовитого океана  морозным зимником рядом с поэтом Олегом Поскребышевым, или вспоминаю город своего детства – Орджоникидзе и проспект, который  замыкает перспектива знаменитой Столовой горы, -  вбираю в себя эти картины, как своё, как часть меня, как продолжение от порога дома.

   У Лермонтова строчки: «Быть может, редкие мгновенья, что протекли у ног твоих, я отнимал у вдохновенья…»… «А чем ты заменила их?» -  обращёны к женщине…
  И совсем неожиданно эти слова обернулись обращенными… к стране рождения: - «Чем ты заменила их?». Не о торговле чувствами речь,   об отсутствии взаимности. Всего лишь. Тут, кажется и корень общий – замена, взаимность. Измена.

*       *       *
   Чувство причастности движет многими поступками. И ревнивым здесь стремлением передать внукам родной язык, которым  остается до последних дней русский. И почти сомнамбулической тягой к газетам и программам на ТВ, как местным, так и ловимым с помощью антенн трех-четырех международных программ – будь то из Москвы, Ленинграда или Нью-Йорка, Берлина – откуда доносятся голоса перекочевавших соотечественников.
   Книги! Трогательно узнаваемо   смотрятся в квартирах выходцев из России знакомые безмолвные репатрианты - одинаковые книжные полки, за стеклом которых те же писатели и собрания сочинений, украшавшие квартиры там и тогда, а теперь совершившие алию вместе с их хозяевами сюда, в знойную восточную иноязычную землю.                Чехов, Тургенев, Пушкин, Достоевский, Толстой,  - всё, что некогда издавалось потоком на родине. Со смешанным чувством утешения и печали смотрят на это богатство старики… Их  ожидает судьба уходящей натуры – внуки уже вряд ли будут читать, - за редким исключением, и если выучен здесь под ревнивым надзором бабушек и дедушек, русский язык, – это и в лучшем случае уже не тот язык, что зовут родным. (7)

   Мы растворены в  языке.
   Он владеет нами, а мы им.
   Он в радость до такой  степени, что иногда дает право сказать, что знаем его лучше многих этнических его носителей. В одном моем письме отсюда, напечатанном в Екатеринбурге, я осторожно  сказал это, рассказывая о русскоязычных журналистах здешних газет и радио. У кого-то патриота, написали  мне, она вызвала негодование: как это может быть, чтобы евреи знали русский язык лучше многих русских!
    
   Исаак Бабель вспоминает, как   поступал в подготовительный класс гимназии. Нельзя было еврейскому ребёнку получить за экзамены  меньше пяти. Процентная норма!  «Из сорока мальчиков  только два еврея могли поступить в приготовительный класс».
   Отец требовал двух пятёрок с крестами. «Он совсем истерзал меня, я впал  в нескончаемый сон наяву,…в длинный детский сон отчаяния…» - вспоминает  писатель.
   Кроме учителя Караваева на экзамене был ещё помощник попечителя Пятницкий, важное лицо во всей губернии, он спросил о Петре  Первом.
   «О Петре  Первом я знал наизусть из книжки… и  стихов Пушкина…Я навзрыд сказал эти стихи…Я кричал их долго, никто не прерывал  безумного моего бормотанья. Сквозь багровую слепоту, сквозь свободу, овладевшую мною, я видел только старое, склоненное лицо Пятницкого с посеребренной бородой. Он не прерывал меня и только сказал Караваеву, радовавшемуся за меня и за Пушкина:
   - Какая нация,  - прошептал старик, - жидки ваши, в них дьявол  сидит.
   И когда я замолчал, он сказал:
   - Хорошо, ступай, мой дружок…»

   Кроме самой истории меня наивно трогает в этом рассказе то, о чём не сказано ни слова. Это – страстное единение еврейского мальчика с историей России, её  культурой, где высшее выражение связи - полагать:   Пушкин – общее достояние. Историю маленький мальчик воспринимает как часть своей жизни, и культуру русской речи, как свою. Это восприятие, это чувство сделали потом из мальчика  замечательного русского писателя, классика, чья  проза обогатила и язык, и стиль и самое историю русской литературы.
    Вспомнилась   мне это  не случайно.
    И русское поле, воспетое Инной Гофф и  Яном Френкелем – наше поле, и Пушкин наш, сколько бы не твердили нам «патриоты», что нечего, мол, лезть с нашим признанием в любви к нему, и к Пространству, привить   которого к себе,  нам не дано. (8)
 
   Нет охоты приводить высказывания разных великих и невеликих людей о хорошем в евреях, об их достоинствах и прочих благостях – высказывания, годные разве что в качестве утешительного приза для национальных аутсайдеров. И все же пару-другую цитат приведу – сходных к теме разговора.
   Горький: «Я убеждён, я знаю, что в массе своей евреи – к изумлению моему – обнаруживают более разумной любви России, чем многие русские». (М. Горький. Несвоевременные мысли).
   В книге «Русские плюс» Лев  Аннинский, заметивший, между прочим, со слов ребе Штайнзальца: «евреи – передовой отряд человечества, на котором Создатель испытывает всё, и прежде всего – всё опасное»,  приводит слова Андрея Синявского, который когда-то вздохнул вслед первым уезжавшим: «как же без евреев? Скучно без евреев».
   У него же: «Историк и публицист Дмитрий Фурман», проведший социологическое исследование… «сделал ошеломляющий вывод: «реальный интерес к русской культуре у евреев даже больше, чем у  русских».
    «…на вопрос о том, «какая история и культура представляет для них наибольший интерес, евреи, назвавшие русскую, обогнали по этому показателю русских!»
  Впрочем, это настолько обычное явление, что и восторгаться незачем.
   
   Без любви к тому, что называется родиной, эти чувства, ставшие приоритетными даже в «соревновании» с титульной нацией, были бы невозможны.  Но право на эту любовь  «истинными патриотами»  отвергается  на корню. Нам отказано даже в этом праве - любить страну, где мы выросли, где могилы наших предков, страну, за которую погибли  и наши отцы и братья.

                *           *             *

   Первый снег на Урале долго не лежит. Он быстро тает,  становится слякотной няшей. Когда приходят заморозки, предвестники настоящей зимы, грязь  застывает  корявой, в рубцах, «шкирой», (говоря по-украински), - и земля выглядит уродливой нищенкой.
    В день нашего отъезда, когда и мы, и провожающие, собрались на платформе, пошел снег – пушистый, первозданный.  Вокзал,  пристанционный сквер, и всё вокруг преобразилось.
  Если бы дни творения пришлись у Бога на зиму, то так бы выглядела обновленная земля.
   Провожать нас с женой пришло человек тридцать. Друзья, знакомые и знакомые тех, кого привели друзья.… В пестрой  толпе выделялся   человек с внешностью Александра Невского, каким его изображает фильм, - красивое точеное лицо в русой бородке и красивых усах. Я не заметил, как в его руках оказалась скрипка, и он стал играть незнакомые мелодии, кажется – импровизировал…
   Было оживление. Разговоры по случаю, впопад и невпопад, пожелания всего, что в час печальной разлуки принято желать.… Но вот, проводница позвала в вагон. И мы, с Сашей, глотая последние минуты, все еще медлили, топтались в тамбуре, глядя через голову проводницы, на друзей и родственников… Я начал что-то говорить, и вдруг голос   осёкся, вместо слов   горло выдавило какой-то клекот, я задохнулся, с трудом справился с собой.… Никто ничего не заметил, или сделали вид, что не заметили, бодро кричали – прощайте – пишите - не скучайте…
  Я тот миг слышу  и годы спустя…
   И теперь, когда мне пишут из страны  в письмах – приезжайте погостить, я обхожу в ответах эту тему, - второго отъезда мне не перенести…
               
                *       *       *
       « - Восток? Он совершенно чужд моей душе. Вот вам живое опровержение ваших теорий о расе, о голосе крови. Я  рождён западником, несмотря на предательскую форму носа.
…Я не выношу этой яркости, этого солнца, которое не знает нюансов и полутеней, которое мажет грубыми крикливыми красками, словно деревенский маляр».
                В. Жаботинский. Избранное. Рассказ пожилого доктора (1912).


   Отечество как космос: оно всюду.
   В языке. В культуре. В обычаях и судьбе.
   Там хорошо, где родина, - сказано.
   Кто-то сказал: родина там, где хорошо.
   Кто-то сказал – родина и там, где плохо.
   Кто-то: родина – это семья.
   Кто-то: это друзья.
   Ещё говорят – родина человека там, где его женщина. (Ролан Быков сказал как-то своей  жене: ты моя родина, а родину не бросают. Мы повторяем и это, когда тянемся вслед за своей женщиной).
   Самое главное, наверное, в приближении к определению родины – язык.
  «Язык – врач мой». Нет, не тот, с которым связано одно из лечебных направлений – вкусотерапия, по поводу чего сказавший и употребил это выражение. А тот язык - врач мой, который «Система звуковых и словарно-грамматических средств, закрепляющих результаты работы мышления и являющихся орудием общения людей, обмена мыслями, взаимного понимания в обществе» (С.И.Ожегов). Тот самый, о котором Тургенев сказал – ты один мне надежда и опора. Язык – это врач, это терапевт, синоним которому - родина. Через него она входит в нас и поселяется в душе, даря память и воображение всходами культуры и привязанности. Потому и дан ему эпитет – родной язык.
   Словом, многое сказано определений, и всякое по-своему  хорошо.
   Мне особенно близко вот это: родина – это ландшафт.
(Недавно прочитал у Дэвида Торо фразу со ссылкой и на поэта Уильяма Каупера: «…ландшафт я оставил себе.…С ландшафтом обстоит у меня так: «Бесспорны мои права
                На всё, что измерил я взором»».)
   
   Ландшафт не пересадишь, не увезёшь в чемоданах.
   Пересадить  можно дерево, два, можно много. Они и прижиться могут.  Если не засохнут. Но  одним,  даже выжившим, деревом  по имени берёза, отдельно взятом, не воскресить   ландшафта.


   Е.  ЕВТУШЕНКО сказал: сердце поэта – это территория Родины.
 
   В  детской песне поётся: из чего состоят мальчишки? Из того, что они таскают в своих карманах.
   Из чего состоим мы? – Из зимнего леса, запаха грибных просек, летнего слепого дождя. Запахов осени, шелеста ломких листьев листопада, дальних и ближних мест, вошедших в нашу память Каменными Палатками в окрестностях Свердловска,  лыжней по первопутку в лесопарке,  просторами Ямала и  низким небом Сахалина.
 
  «Привлечь к себе любовь пространства», - мечта другого поэта.  Для иных – мечта о несбыточном. Но  сбыточное – привить    к пространству – твою любовь.
   Это просто. Когда  пространство  - родное.

   Родина – в деталях.  Врач Фима из каравана, - я говорил о нём, - который пытался вырастить березу в Негевской пустыне. Очаровательная скрипачка Марина из Беэр-Шевского симфонического оркестра, устроившая парголу - навес  из палантина над своим балконом, чтобы слушать дождь в осенние и зимние месяцы, здесь, где осадков почти не выпадает. Это и моя осуществленная странная мечта -  выставлять противень у окна под струи дождя и  ловить убаюкивающие звуки капель.…Это и забытая песня, из которой запомнилась одна строчка: «Мне приснился шум дождя»…

     Самое острое чувство из воспоминаний укладывается в канцелярское  слово – сопричастность.

    …Кавказ. Вершина Гергетского ледника. За снегами – бесконечность, июльская Россия,  она часть этой части, и это нагорье – её часть. Завтра спустимся с вершин, и двое суток с остановками на станциях, утопающих в зелени, поперек страны – домой до Урала.
  «Пустыня увеличивает пространство души, и мы продолжаемся в этом пространстве».  Написано здесь, но это не пришло бы, не живи в памяти сердца и глаз другое  пространство.
    Может,  про это сказал поэт: «Но пораженья от победы \Ты сам не должен отличать». Пораженье – то, что уехал, что не смог забыть. Но это и победа, что - помнишь…
   Хотя победа - сродни пирровой.
   
   Пространство - в тебе, но и сам ты – его живая подробность.
   И когда летишь на вертолете над тайгой, в далекую сибирскую деревню Таборы, - санитаром,- за мальчишкой, попавшим под трактор, чтобы доставить его, раненного, в областную больницу...
   И когда поднимаешься на буровую вышку в заснеженном ночном Ямале.
   Или когда стоишь на лесах, на верхах двадцать какого-то этажа строящегося, - одним из первых, - высотного здания на Площади Восстания в Москве, откуда купол Планетария внизу кажется игрушечным.
   Она - свойкость и в шахте, глубоко под землей, где – «золото роют в горах», и выдают руду на поверхность, - промывкой тонн добывать крупицы золота!
   Не так ли назвать и нашу жизнь, где из руды дней, часов, минут и лет, выкристаллизовывается ген родины в тебе.… 
    Как в той уже почти забытой, в сущности, мало значительной встрече в деревне, где я шел однажды, совсем молодой теплым осенним днём… И оказался случайным желанным гостем в ватаге хмельной свадьбы, выкатившейся из избы. Я выпил домашней браги и почувствовал себя совсем хорошо, ощутив какое-то странное свободное чувство общности с этими людьми, их судьбой,   под этим общим небом. Это был, конечно, пафос, но  так согревал сердце.
  Пройдёт время…
  Эмоциональные всплески уступят место «ума холодным наблюденьям и сердца горестным». Но одно из чувств  застигнет меня, чуть ли не врасплох, в случайной обители, в месте под названием Сысерть, -  куда приеду  на долечивание после лежки в больнице...

   …В январе 1973 года умер отец…
    После похорон, дня через три, положенного в таких случаях отпуска, я вышел на работу, но продержался недолго – попал по сердечным делам в больницу.  В один из дней пришла проведать  меня Мария Ивановна Швидка – директор  издательства. Хотя наши конторы – издательство и редакцию журнала объединяла общая работа, особенной близости, кроме финансовых и технологических  дел, между нами не было. К тому же Мария Ивановна казалась человеком сдержанным,  даже суровым, была неразговорчива,  мало улыбчива. Её визит хотя и был приятным, но все же неожиданным. Казалось, она вообще далека от сентиментальности и выражения чувств. Побыла возле  меня, поговорила  о разном, уходя, обронила буднично: тут удалось выхлопотать для вас путевку в профилакторий, - поезжайте после больницы, поправляйтесь. Нетрудно было догадаться, что это её стараниями добыта дефицитная путёвка.
   Участие Марии Ивановны очень тронуло меня, хотя я, ещё  со времен эвакуационного блуждания по стране, не любил без необходимости, покидать дом.
  Прежде я ничего не слыхал о профилактории. Теперь узнал, что это  хотя и простоватое, по тем временам, но престижное, как позже стали употреблять это словечко, место. Находится оно в полустах километрах от города, в тихом лесу.
  И вот он, профилакторий.
  Деревянные  дома вплотную к деревьям. Лес рядом, лес  кругом. Озера подо льдом и снегом,   – пик зимы! – Места  воскресают страницы сказов из «Малахитовой шкатулки» Бажова. Думная Гора, Гумешки, Хозяйка медной горы. Просторы  с подземными кладами самоцветов.
   Такими покойными были и эти уютные  срубы, и простая здоровая кухня, бесшумный персонал, небольшой вестибюль с телевизором и домоткаными дорожками, сосновый воздух,  просека с зимником, по которому прогуливались вечерами или ходили на почту в близкую деревню – звонить по телефону домашним в Свердловск.
  Признаюсь, к тому времени я был  не  в лучшей  форме. Дело было не только в стрессе, связанном с долгой болезнью и смертью отца.…На эту пору пришелся пик острых разочарований в главных опорах жизни –                в союзе единомышленников, в профессии. К тому же стало невмоготу служить под началом такого человека каким оказался мой шеф…. Худо-бедно, работать   можно  было бы, будь я только одним из сотрудников. Но в должности заместителя этого человека – значило разделять   его    маневры. Я  попросил Инстанции   перевести меня на какую-нибудь другую  работу. Инстанция, бывшая в друзьях у шефа, тут же доложила ему о моем визите. И хотя не преминула похвалить меня  за то, что я не жаловался, что ни словом не обмолвился о причинах своей просьбы, интриги начальника против меня не заставили себя ждать.…Не мог он, который меня же и пригласил в журнал, простить, что кто-то не хочет с ним работать.… Впрочем, это уже другая материя.
   Словом, - набор разочарований…
   Не я изменил – мне изменили – сказал кто-то знаменитый. «Всё, чему поклонялся»…  В том числе изменяло и то, про что сказал поэт – «…единственное, что мне не изменит».
   Что же? – спрашивал я себя, прогуливаясь морозными тихими звездными вечерами по лесной просеке. Что же мне остаётся?
   И однажды случилось нечто, - со мной ли, с природой, или во мне, и вокруг, что-то необычное, метафизическое,   - вдруг, как вспышка откровения, обнажилось  то, что лежало глубоко за пределами называемого. Как это передать? Открылось вдруг неведомое доселе чувство  одаренности  миром, окружившим меня, открытием почти физиологической связи с природой и миром этой земли.
  Стоял вечер, тихий, обаятельно лубочный, зимний.…Бесшумно колыхались сосны…. Может, в них всё дело.… Ведь говорится                в пословице: «В  березовом лесу веселиться, в сосновом молиться, в еловом удавиться»….
    В сосновом – молиться…Небо над соснами – в близком янтаре звезд, крупных,  таких доступных…
  Всякий, кто смотрит в ночное небо, не может не вспомнить о словах философа: «Две вещи на свете наполняют… душу священным трепетом - звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас".
   Про высокое небо я думал и прежде. А про нравственный закон внутри нас я по-новому понял в этот миг вот что: это живущее в молекулах нашей крови чувство притяжения. Казалось, земля вокруг – магнит, он притягивает то, что в   молекулах… Я почти материально ощутил свое физическое, - нет,  физиологическое единство с этим миром, с этой средой обитания, с этим лесом, с этим небом, с этой снежной тропою, с этим воздухом.
   Ведь зачем-то надо было Всевышнему дать нам чувство родины и нравственную связь с ней. Чтобы внести этот генетический код в нас, и через нас в наших детей и внуков, да, - и внуков тоже, пусть волею обстоятельств, получивших в  родину другую землю.
   Неужели когда-нибудь и во мне содрогнется  горькое, как потаенная правда, ощущение, и я повторю вслед за  одним евреем - о родине: «Я там был счастлив, но не знал об этом».

  «Когда  б меня друзья спросили, а чем на свете я живу, я б им ответил, что Россией, - и в том ответе не солгу…».
   Никогда я не писал столь выспренних стихов,   тут явились сами,  не было  стыдно это говорить. Может, потому, что и были они  сами собой, или потому, что никого не было рядом, и потому, что подумалось – это для себя, и совсем необязательно кому-то говорить про них.
  Про  интимное, не болтливое…
 
  Ведь ОНО уже было. Так и было. Мой двадцатидвухлетний брат, любовь моя, и брат моей жены – двадцатилетний, мои породистые дядья – братья отца, и еще сотни тысяч соплеменников отдали жизни за эту страну, за эту родину.
  Теперь я знаю, все громкие слова вычерпали из словарей патриоты. Нам почти не остались. Нам они, медные, и не нужны…

   И всё-таки, слова шли…
   Дожди дубраву оросили, по всей земле цветы взошли, но о России, о России курлычут в небе журавли.
   Их путь по всей земле рассеян, им дом – под каждою звездой, но журавли летят на север: они в России вьют гнездо.
  Страна моя, краса резная, тобой  болею, и лечусь, других таких земель не знаю, и знать, по правде, не хочу.
   Уж если в этой вечной сини, всю землю облетев не раз, не может птица без России, то, что уж говорить про нас…
   Почему вдруг про журавлей? Ну, ладно, расхожая   романтическая метафора, но ведь снег кругом, середина зимы, январь, и мороз за двадцать,  журавлей и в помине нет, да и видал я их мимолетно.
   Но о мистических связях знаков и судьбы я не подумал даже тогда, когда двадцать лет спустя  стоял на одной из улиц  в другой стране, в городе пустыни, и, задрав голову, заворожено смотрел, как размеренно, не спешно, вальяжно плавают в небе кругами белые птицы - журавли.
  Я видел это действо впервые. И было невдомек – что означает это расслабленное однообразное кружение, и   почему они  парят над одним местом.  Было их не так много, но все же и не единицы,  - можно и сосчитать. Долго я смотрел на это  гипнотическое кружение, потом отвлекся на свои дела, изредка поглядывая из разных мест туда, где   плавала в синеве стая. В какой-то момент поразился – уже не отдельные журавлики парили над городом, а мощная густая многокрылая масса плотного живого облака кружила, шарахаясь порывами в голубом знойном просторе, взлетало из стороны в стороны,  и было это облако из сотен, а может и тысячи птиц, кружило, то, дробясь, то, сплетаясь в живой огромный клубок.… И в какой-то миг я понял, что происходит: журавли собираются в стаю – лететь на север.
   Уж если не может птица без России…
               
                *       *       *
   Это я у Эренбурга однажды  прочитал: родина не только там, где хорошо, родина и там, где плохо.
   Как-то  наткнулся на слова ТАТЬЯНЫ ОКУНЕВСКОЙ:
 « Я действительно не могу жить без своей страны. Да, я родилась в дерьме, в нём и умру. Но оно  МОЁ…». 
   Я так никогда не думал. Не думаю я так и теперь, хотя понял  многое. Когда,   с болью обдирая себя, содрал  шкуру иллюзий.
   Мне часто кажется, что это  непростительный поступок - уехать. Конечно, его можно   объяснить  и оправдать.    Но моего оправдания ему нет. Родину нельзя покидать таким людям, как я. А когда выхода нет, и ты, безвыходный, безысходный, всё же её покидаешь, то всё равно не можешь простить себе этого. Ты едешь, ешь, пьёшь, разговариваешь, но это уже не ты. 
   
   Я любил эту землю. От Алтая до Ямала. И от Сахалина до Волги. -  Снизу доверху,   от края до края.  Параллели и меридианы. Любил не только виртуально, - но и «на ощупь».
   Любил Кавказ, где прошло детство.
   Город, где была  юность, где женился, растил детей, где родились первые внуки.
   Урал – с его зимой, золотой осенью, лесом, самоцветами, лыжными просеками. Пространством. – Здесь была жизнь длинною в полвека. 
   Любил  Волгу, по которой плавал и пароходом, и в двухместной надувной лодочке, с другом,  –  в скорлупе, где волна – в ладони…
   Плёсы и закаты  над вечерними Жигулями. Звезды тихого мироздания над кормой!   - «Тише, товарищи, Волга течёт!».   Незадолго до прощания, - путешествие с другом, - честнейшим Юрой Косовым.   На стрежне реки,  с лодочки - лихо ловились килограммовые лещи.  Норма  улова   – пять кг. на человека. Никто,  не проверяет. Но Юра  щепетилен. Прикинул на глаз   – хватит!
   И Юра тоже «моё» - мой друг. И Волга моя.
   Елабуга и шишкинский лес.  И дом-музей художника.
   И памятник кавалерист-девице Дуровой. И неведомая могила под снежным пластом убившей себя  в Елабуге  Цветаевой. И  автомобильный гигант в Набережных Челнах.
   И я, стоящий здесь, – всё и все - под одним  небом нашей жизни…
   
   «Думайте о Родине и силы вас не оставят!» – эти слова приписывают генералу Карбышеву. Что придавало сил жить в стране, полной катаклизмов, уродства, тупиков и трагедий. Не только неведение о  многом неявном. Всё перехлестывала мысль о величии страны, чувство гордости и восхищения ею с её фантастическими пространствами, красотой, с её великим прошлым, и обещанным будущим, с её  гениальными  писателями, художниками; чувство причастности и сопричастности, кровной привязанности к ней, - да! - вопреки крикам или намёкам, что мы ей чужие.…   Было много хорошего, - судить по гамбургскому счёту, значит, знать правду. Добрые учителя, хорошие школы, комсомол первых школьных лет, Мария Ивановна Гагарина, юная комсомольская наставница и друг. Были радости узнавания страны, её городов, рек, новых пространств, книг, картинных галерей, музыки, и чувство, что  это и твоя  биография.
  «МЫ». Увезли частицы родины не только на подошвах своих ботинок, но и в книгах, утвари, безделушках, фотографиях.  Не только семейных.
  Запечатленное время, место, память, мгновения бытия.   
  Русская равнина с осенним золотом, переменчивостью красок, березовыми рощами, пряным запахом опавшей листвы в Сокольниках,  Красная Площадь, музеи Ленинграда….И снова  - неповторимые, повторяющейся красоты, дали, увалы Каменного Пояса. Тихая простая радость,  – и бродить по осеннему лесу, вороша опавшую листву и хвою в предвкушении встречи с подберезовиком, и - стоять у окна поезда,  смотреть золотую осень за окнами. Предвкушать эту  дорогу.   «Чтоб с тобой, на службу не спешащие, спутники случайные твои пили в подстаканниках дрожащие железнодорожные чаи…»   
   «Возлюби Ближний…как себя  самого»…
   Спасибо, что принял нас, нигде больше не нужных…Нужных только тебе.
   Не ты  виноват, что не  тот ландшафт.
   Родное - это привычка поведения.  Культура образования. Обычаи быта, уровень искусства и стиль общения.
   Это не «чмо» в  шлёпанцах на симфоническом концерте.
   Это не знаменитая пианистка у роля на пластиковом стуле  с пачкой бланков под задом, которые расползаются.
   И не ноги на сидениях в автобусах.
   Любимый поэт ошибался, говоря: «Партия – единственное, что мне не изменит!» Партия – не единственное, что мне изменило. Единственное, что не изменит, это природа родных мест, её прозрачная, Левитановская даль над вечным покоем, тропинка с подорожниками в лесу, береза, выращенная тобой в саду, да сосны возле садового домика – стволы-струны мачтовой стройности и высоты. Сосны - важные родственницы здешним – соснам – «репатрианткам», приземистым  и корявым, что непритязательно   прижилась здесь, хранимые любовью выходцев из России и памятью об оставленном доме.
   
                *           *           *

   «ГДЕ ПЕРЕСЕКАЮТСЯ ПАРАЛЛЕЛИ?».
   Они не пересекаются по классическим законам геометрии. Но жизнь движется вне очевидного, - и, как линии в геометрии Лобачевского, и параллели пересекаются. Там, где возникает национальный вопрос у  «интернационалистов».
   Когда заходит разговор о репатриации, я иногда, под настроение, говорю: В Израиль из  России должны уехать все евреи.
   Все! Кроме меня.
   Полететь, избыть тоску?.. Но  снова отъезд, второе  прощание? …Картина  размывается.…И остро сознаю, что второго прощания не выдержать…   Мир и антимир. До аннигиляции!
 
   Много лет  тому назад в Свердловском зоопарке я увидел орла в
клетке. Он сидел неподвижно на  суку и угрюмо и надменно смотрел
перед собой. Надпись на клетке была: «Орёл степной… Неволю
 переносит хорошо».
   Я не орел. И не в клетке. Но мог бы сказать: бывает, что и волю  переносишь плохо. Не-Родина, даже очень добрая к тебе, близкая по крови, тоже род неволи. Как бы просторна ни была  пустыня, заменившая лесные и снежные дали.

   Времена года.…Здесь они почти не обозначены, стёрты…неярко переходят одно в другое. Условно – осень, весна…Лето –  бесконечное, при двух-трех урожаях. Лимоны у нас на участке сменяют друг друга  весь год…
   Сейчас по календарю канун зимы, а на улицу + 23.
   А в России, когда весна…    Снег стает в распадках и на пригорках,  проснется перезимовавшие клочки прошлогодней травки, а на тропинке, ведущей через лес, горбатясь, подтаявшая мерзлая дорожка долго ещё будет скользить под ногами с упорством  снежного последнего зимнего рубца, шва.  Летом  же та же тропинка расстелится прогретой сухой протоптанностью, вся в усиках и  прожилках  неизменного  подорожника - скромного пасынка  буйного лесного разнотравья. Здесь, в этой далекой от севера южной стране, среди скупых зеленей  пустыни, я ни разу не видал подорожника. Память дорожит  этой доброй целительницей детских ран и царапин. И не сразу я понял: то, что его, обыкновенного подорожника, непременного жителя всех широт, вообще нету здесь, и означает горестное осознание  невозвратной потери родного края…
   (Тут мой редактор написала на полях: «на севере Израиля ВСЁ есть. И подорожник.)
 
                *       *       *   
   РОДИНА, УНЕСЁННАЯ НА ПЛЕНКЕ…
  … На стене, среди семейных фотографий, картина. Вообще-то   не картина, а тоже фотография, - пейзаж, присланный    много лет назад из России другом, по моей просьбе. Зимний лес,  сосны,   просека, лыжня. Это больше чем картина и потому, что место, на ней изображенное, – знакомое, так совпало: это  та самая лыжня, по которой я хаживал не раз. Именно та! В отличие от следа на воде,   с каждой  зимой кроме новых   лыжных  дорожек пролагают   и традиционные    маршруты. Одна лыжня вела  к нашему саду, потом поворачивала вдоль опушки дальше. Вот она на картине: у нижнего среза рамки - широкая, свежая,  поскрипывает, - снег только что выпал, -   прямо  от  моих ног уходит в глубь леса, в заповедные берендеевские места.
   Висит картина над кроватью. Я часто смотрю на неё. И иногда вспоминаю старинную китайскую притчу ли, или легенду о подневольном  художнике. Жил художник во дворце императора, в золотой клетке, - всё у него было, но тосковал по воле и часто приходил к своей картине, где тропа с  опушки леса ведёт  в глубину рощи.…Подолгу он стоял перед манящей  свободой, и однажды, решившись, шагнул через раму, - шаг, еще, вступил на тропинку и ушел навсегда прочь из дворца, к родным местам….
   В особые минуты печали я безвольно и бесполезно думаю - о силе того китайского подданного и печалюсь, глядя на  лыжню перед моим взором, что хочу, да не могу  сделать то, что удалось ему.

                                                
                *         *         *
      Написанное  за много лет до отъезда:

      Стихи подлецу:

    У нас с ним родина одна,-
   Одна зима, одна весна,
   Одна Россия без конца –
   Моя земля и – подлеца.

   Нехорошо бывает мне
   В его неласковой стране,
  Но - чудо родина моя,
  Страна, в которой вырос я!
 
  Я бросил бы давным-давно
  Его страну, коль суждено…
 Но как уйти – не знаю я,
 С земли, которая моя! 

И, как перекличка, год спустя после отъезда:

;;   Моя  страна  сказала  мне: " я  не  твоя ".
Моя  страна  мне  говорила: " ты  -  не  мой ".
И  вот  теперь  другой  стране  я  в  доску  свой,
Да   и  она  теперь  своя, да  не  моя.

                Декабрь,93.
 
   Никогда бы не подумал, и никому бы не поверил, если б кто-нибудь сказал, что, спустя годы после прогулки зимней просекой в уральском сосновом лесу, я через двадцать лет в тоске, что сродни болезни, буду нашептывать в пустыне Негев:

   Пусть в ночь глухую, в дождь, во мглу –
   Назад вернуться.
   Снять тихий угол, и в углу
   Клубком свернуться.
   И вечерами, у огня, -
   Дожди по раме, -
   Зализывать остатки дня,
   Рубцы и раны.
   По вечерам читать Распэ,
   Писать эклоги,
   И ощущать себя – в себе,
   В своей берлоге.
   И ненависти чуять тик,
   Ночей бояться.
   И каждый день хотеть уйти,
   И – оставаться.
   Как наркоман злобе внимать –
   Сестре погрома.
   Но тайно, тихо понимать:
   Ты – дома.
    Дома!

  Однажды я меня пронзила странная мысль: между мной и, скажем, антисемитом Л. или Р. общего больше, чем с иным любым соплеменником, приехавшим из других стран, будь то Марокко или Америка.
   Увы!.. В эмигрантской ностальгии есть нечто от мазохизма!    . Александр Галич, изгнанник, живя в Париже, записал однажды в своем дневнике: «Иногда хочется плюнуть на всё и вернуться домой, пусть хоть в лагерь». Владимир Набоков в стихотворении  «Расстрел», мечтая о возвращении в Россию даже ценой расстрела, буквально выстонал:
«Но, сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звёзды, ночь расстрела
 И весь в черёмухе овраг!»
 
… Вот и я со своим: «как наркоман злобе внимать и ждать погрома, Но тайно тихо понимать: ты – дома, дома!».
  И всё чаще приходит в голову пушкинское:
 « И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому приделу
Мне всё б хотелось почивать».


    Между тем, родина пишет - словами одних своих сыновей, - (друзей): приезжайте! 
    А речами других: только попробуйте!
 

   Роман!
   Роман без взаимности.
   Роман –
   беС взаимности.
 
       
    Постскриптум:
    Пометка на одном из черновиков: НЕ ПОСТАВИТЬ ЛИ ЭПИГРАФОМ К ГЛАВЕ О РОДИНЕ  СТРОЧКУ ИЗ ДИНЫ РУБИНОЙ:
   «Надо бы описать, да только кому это нужно! Кому интересны все эти еврейские радости на русском языке…». (Дина Рубина.  «Вот идёт Машиах…!»)
    
  Ещё постскриптум:
 
  Когда автор работал над рукописью, а она всё множилась в черновиках и рабочем материале, вдруг однажды мелькнула интересная мысль: дело моё затягивается, так, боюсь,  и закончить его не успею – пока работаю, закончится антисемитизм. Тем более, что кто-то из друзей говорил: такая тема теперь не актуальна, а другой добавлял:  кто читать это будет – ведь он, антисемитизм, сходит на нет.  Но я писал, писал, а он, сволочь-антисемитизм, всё длился и длился, и не только не кончался, а всё более прибавлял, да какими темпами, что я уже не успевал отслеживать новую подлую информацию.
  А на днях, в августе 2010 году услышал по радио официальный комментарий: за последнее время антисемитизм в Европе вырос в…сто раз! –
  В100! В 100! В 100!.......

                *       -         *        -       *



















































                ПРИЛОЖЕНИЕ -  1

 (1) «У моей жены, как у критика, - пишет моему другу кандидат экономических наук Петр Д-в (жена рассказчика – музыковед – Д. Л.) было много претензий к этому спектаклю». «Но у нацистов  претензии были совсем иного свойства. В конце 80-х, вероятнее всего, в  89 году осенью, в журнале «Наш современник» появилась статья Бориса Ивановича Пинаева (Не путать с братом, Евгением Ивановичем Пинаевым, славным человеком, бывшим моряком, художником и писателем, с которым я в дружбе и переписке. - Д.Л.)
  «В своей статье Б. Пинаев обвинял создателей  спектакля в том, что они глумятся над русским народом. После этого я побывал на заседании  общественного объединения «Отечество» на обсуждении спектакля. Заседание происходило в клубе им. Свердлова. (Заметим в скобках, что власти охотно предоставляли новым борцам  с сионизмом трибуну для их выступлений – под видом поддержки дискуссий в духе провозглашенной перестройки и гласности. – Д.Л.). На стенах были развешаны ксерокопии статьи. Руководил обсуждением Юрий Васильевич Липатников, известный уральский журналист, организатор общества «Отечество» в Екатеринбурге… Выступавшие дружно клеймили  режиссёра спектакля Тителя.… В качестве аргументов они демонстрировали фотографии  трона, на котором в виде розетки был вырезан четырехлопастный пропеллер с загнутыми краями….. Вывод: это свастика. Говорили о снежинках с шестью лучиками (напоминает звезду Давида). Обижались, что среди блюд на праздничном столе находится голова «русского человека».
   «встретились с Борисом Ивановичем Пинаевым…. Тогда мы вместе работали в Институте экономики…. Он подтвердил (!? – Д. Л.), что сионисты глумятся над русским народом, над русской культурой.
   Активисты «Отечества» устроили травлю спектакля. Приходили в театр и на другие  спектакли, пытались найти  компромат. И репертуар не тот и режиссер не тот.  В ответ на это «Вечёрка» опубликовала статью Вольфрама Александровича Панпурина, доцента университета, который обвинил «Отечество» в недобросовестном ведении дискуссии. Лидеры «Отечества» Ю.В. Липатников, Б.И.Пинаев, Николай Кузьмич Кулешов и ещё один, по-моему, Бяков (отец известного хоккеиста) … подали на Панпурина и на редакцию газеты «Вечерний Свердловск» в Кировский районный народный суд.
   …Свердловский обком КПСС…поддерживал «Отечество» как росток гласности и демократии.…А поскольку борьба с сионизмом являлась приоритетным направлением идеологической работы КПСС, то и поддержка со стороны партийных органов была обеспечена.
   Несколько иную позицию занимали идеологи из Свердловского горкома КПСС. Они встали на сторону демократической интеллигенции и по мере сил противодействовали нацистам.
    Зал (суда. - Д.Л.) был переполнен.…  Начали утром, закончили около 7 часов вечера.
   В ход пошли прежние аргументы: голова русского человека (это Иоанн-Креститель русский человек !?- Д.Л.), пропеллер, снежинки и т. д. Среди присутствующих в зале было много нацистов. Но были и их противники.  Выступал и представитель редакции.
   Если сравнить с футболом, то счёт был 100:0 в пользу Панпурина и «Вечёрки».
  Но, несмотря на проигрыш в суде, Липатников не угомонился. «Отечество» продолжало свою работу. Постепенно из этой организации выросло объединение «Русский союз», другие нацистские организации. Липатников был избран в областной Совет  (Областная Дума! - Д.Л.).
   В этом году  (2003 год. – Д.Л.)  в Екатеринбурге торжественно отмечали десятилетие со дня гибели  Липатникова. В «Утренней волне»  была передача, посвященная Липатникову и его последователям. Всех желающих пригласили в Дом мира и дружбы на конференцию памяти Липатникова. Когда я пришел туда, лидер русской национально-культурной автономии Ю. В. Савельев выгнал меня оттуда. Администрация Дома мира и дружбы не протестовала».
 
  С того времени прошло много лет, как минимум, 15, а если взять и «подготовительную» работу по сколачиванию рядов на борьбу с  внутренними врагами, то и больше. Что же изменилось с тех пор? Письмо, датированное 21 сентября 2003 года, заканчивается словами:

   «В Екатеринбурге по-прежнему существуют нацистские организации. По мере сил мы стараемся противодействовать их деятельности. Нацисты меня хорошо знают.…Не раз писали на меня доносы. Я их тоже в покое не оставляю».

(2)
Что же печаталось в газетах за подписью  и под патронажем  «очень талантливого журналиста и редактора»?
Я ПОПРОСИЛ ЗНАКОМУЮ ЖУРНАЛИСТКУ прислать мне, если возможно, что-нибудь из газет той поры, когда бурно стартовали всяческие «патриотические» движения и  союзы. В своём письме в числе прочего она писала: «посылаю несколько газет, возможно, пригодится в Вашей работе. Там полный коктейль всех антисемитских прелестей и картинка: чудовище  с носом держит в руках свирепые вилы, и вилы эти в виде семисвечника…Газетные вырезки – как бы в продолжение темы. Сюжет с переименованием города и история расстрела царской семьи поднимали новую волну в духе эпопеи со «Сказкой о царе Салтане»…. Кстати, памятник Свердлову тогда еле уцелел, на него уже веревки набросили (был казачий митинг). Но кто-то, не помню кто, стал объяснять: дескать, да вы взгляните, какой он здесь страшный, агрессивный, голова большая, сам маленький, это же символ большевизма, а не комплиментарная статуя подобно монументам Ильича. Вот, мол, и пусть стоит здесь, как  разоблачение тёмных сил прошлого, и, представьте, уговорили. Хотя, надо признать, его время от времени обливают краской и всяко мажут, городу дорого обходится  потом всё соскабливать и смывать».
 Ещё о газетах: «Пыталась их перечитать – и не могу.…Какая всё-таки чёрная была полоса  в истории города…». 
   Читаю.… Сводит скулы, - но читаю. Статьи сочатся ядом ненависти, как дерево анчар, и лжи.
 «Братья и сёстры! В июле, в годовщину гибели царской семьи с особой остротой думается о каббалистической надписи, оставленной иудеями на стене  Ипатьевского дома в 1918 году…./ Не забудем, о чём она гласит! Она оповещала мир: царь принесён в жертву в Екатеринбурге для дальнейшего разрушения русского государства…вопрос: мы сегодня допустим, чтобы наследники иуд поставили крест на самой России.…Не начинается ли …окончательное убиение России, как пророчили каббалисты. /…Отечество спасёт возрождающийся союз коренных (!! – ничего это читателю не напоминает? - Д.Л.) народов России». (Юрий Липатников, Слово у царского креста. Газета «РУССКИЙ СОЮЗ», под шапкой «Россия для России». № 6, без даты. (1993 г.? – Д.Л.). /
   В специальном «Втором  предупреждении», опубликованном в обязательном порядке этой же газетой,  за подписью Начальника Региональной инспекции по защите свободы печати  и массовой информации от 31.05.93 г. А.А. Пермяков Редактору газеты «Русский союз» Липатникову Ю.В. говорится: «Экспертиза…номеров Вашей газеты показала, что ряд опубликованных в них материалов направлен на разжигание национальной нетерпимости и розни…. Авторы и составители этих материалов стремятся вызвать неприязнь и ненависть к еврейскому народу, противопоставить евреев всем другим нациям, приписывают им агрессивность, диктаторские и захватнические наклонности. Евреи характеризуются как «оккупанты», стремящиеся захватить власть в России, установить над русскими «жидовское иго», подобно тому, как они установили свой контроль над институтами власти в Америке».

   Читаю следующую статью:
                «БЕДНЫЕ НЕМЦЫ»
   В  номере  - статья «Дранг нах Вестен»,  перепечатка  из Санкт-Петербургской газеты «Наше отечество», № 4, 1993 г.   
   Речь – о «новой еврейской колонизации Германии». О том, что «к концу нынешнего столетия советские евреи потеснят немцев повсюду: в культуре, науке, финансах и даже экономике. Германия – этот центр объединённой Европы будет снова поставлена под сионистский  контроль и снова испытает все его незабываемые тяготы и последствия…».
   «Казалось бы, нам, русским, надо радоваться исходу сионистов на Запад. Чем меньше их у нас, тем легче жить. Но с одной стороны, чисто по-русски, жалко немцев, которым опять грозит эта губительная напасть, а с другой – что такое 300 тысяч от 8-10 миллионов   (?!! -  Д. Л.)  граждан еврейского происхождения, которые обитают ныне в нашей стране, плотно оккупируют главные области нашей жизни, а с августа 1991 года прямо правят нами сверху? Каких-то жалких 3-4 процента! За все 20 лет предшествующей эмиграции выехало менее 7 процентов еврейского населения, а сколько его за это время народилось? Понятно, что откачиваются лишь «излишки», а основная масса по-прежнему будет оставаться в самой России, ибо господство в ней жизненно  важно для мирового сионизма.
   Поскольку сегодня, когда все больше  проясняется роль сионизма в трагедии русского народа в 20 веке, многие начинают понимать, что вместе с сионистами жить дальше нельзя, если мы хотим уцелеть в своем Отечестве».
   «…долг русского патриота – предупредить немцев о грозящей им опасности.
   Боже, спаси Германию от нового супостата!»

    «Русская газета  ВОЛЯ РОССИИ»  в редакционной заметке против некоторых протестующих читателей, - сообщает: Выпуск и распространение русской газеты «Воля России»  в сионизированном Свердловске  продолжается». Приводит письма  тех, кого называет «читатели-защитники».
    «Уважаемая «Воля России». Рады появлению такого рупора в схватке с сионизмом»…Идеологию сионизма «все иудеи – братья!» в противовес христианскому «все люди – братья!» считаем большим злом. В. Четкарев, Ленинград».
      В статье с весьма прозрачным названием «Желтый террор» - джентльменский набор обвинений сионистов и талмудистов  в происках демократии и  во всех бедах России. Вот один из примеров казуистической «логики» на излюбленную тему. Депутатский корпус голосует  накануне войны в Персидском заливе. Автор статьи пишет: «Вспомним и другую  загадку – голосование 161 народного депутата РСФСР в пользу государственных интересов Израиля. Можно было бы понять, скажем, 2-3 депутатов еврейских националистов, ратующих за участие СССР   в войне с главным военным противником Израиля. Но почему патриотов Израиля в депутатском корпусе РСФСР оказалось не 2-3, а 161 – вот ребус. Ведь все эти 161 депутата никогда прежде еврейскими патриотами себя не называли…
    Беда в том, что цели, задачи, помыслы крайнего крыла сионизма или талмудизма удивительно переплелись с целями, задачами и чаяниями нашего «демократического блока»…».
   Статья «Вероотступничество» направлена против сторонников экуменического движения. 
   «Религия  иудаизма направлена против Православной церкви…иудаизм ведёт с нами борьбу и в Югославии… и в Греции».   (?!.- Д.Л.)
    «Обычно правители тех государств, где есть православные, по просьбе богатых иудеев-сионистов назначают таких патриархов, архиепископов для православного народа, которые стараются совратить всех в иудаизм».)
     Далее ещё удивительней! Автор пишет о действиях экуменистов, направленных - ни больше, ни меньше – на «подчинение русских верующих израильской синагоге!»
    Разумеется, в первых рядах борцов против происков сионистов - верный оруженосец православия – журналист и публицист, руководитель «Русского союза»:
   «Липатников связан с православными монахами и распространял в столице Урала монашеские документы против иудео-экуменической ереси…».
 
   Позволим себе  небольшое примечание в расчёте на думающего читателя. ЭКУМЕНИЗМ, как известно, означает «Сотрудничество церквей различных исповеданий, целью которого является сближение и в конечном счёте соединение всех направлений христианства (по некоторым теориям вообще всех вероисповеданий». (Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия.1998 г.)
   Разумеется, тем, кто делает карьеру на поисках врагов, на принципе разделять, чтобы властвовать, такие  идеи экуменизма – нож острый. Они оставляют их без «дела».
   Им и противоречия не помеха. Стоит вспомнить примирительное евангельское слово Христа: нет ни эллина, ни иудея.  Что это, как не прообраз экуменической идеи?
   Уверен,  многие из них, клянясь именем Божьим, не читали Евангелия, не говоря уж о Ветхом  Завете.

   Все на потребу юдофобской страсти, любая тема, любая подножная информация.
   Вот заметка по случаю какого-то сборника еврейских анекдотов. «Недавно, - пишет «рецензент», - в Екатеринбурге шустрые еврейские ребятки, неподдельно любящие копейку, издали сборник еврейских анекдотов. В них есть всё – глупость, грязнотца и, конечно, непрерывное расчёсывание якобы глобального антисемитизма в нашей стране.
   И в Сибири подторговывают еврейским национальным мазохизмом».
   А вот заметка в честь 250-летия уральской промышленности:
   «Как вернуть  былую славу  уральских промышленников? Чтобы вернуть славу, нужно вернуть промышленников.… И не ушкуйников каких-то, не патриотов Израиля, а верных сыновей России».

   Завершается подбор материалов газеты «Воля России» рекламной заметкой, впрочем, полезной для  настоящих и будущих патриотических энциклопедий. И вообще для любопытных.
   «26 декабря 1986 г. В Свердловске возникло неформальное историко-культурное объединение «Отечество», которое 10 января 1990 г. Было зарегистрировано как  Екатеринбургское общество русской культуры «Отечество».
   Далее, вслед за адресом, текущим счётом в банке и прочими данными «натурализации» образования, - следует:
  «Председатель совета – Липатников  Ю. В.
   Служебный Тел. 22-10-74», и домашний номер…».
   
   Спотыкаюсь на дате  возникновения «объединения» - 1986 год и вздрагиваю: я еще работаю в журнале, - мечтая о близком выходе на пенсию, - в журнале, где за стеной моего кабинета в комнате отдела науки сидит его заведующий, он  же… Председатель «Отечества»...
    А телефон служебный  этого «Отечества» – это рабочий телефон … редакции, -  журнала для детей и юношества, органа СП РСФСР.  (!!)
    Хочешь, не хочешь, а редакция   даёт этому собранию, в буквальном и переносном смысле, свою «крышу» – выражаясь на современном рэкетирском жаргоне!..

   «ГЛАГОЛ»,-  Объединённый выпуск газет «ЕврАзия» и «Русский союз».
   В выходных данных: «Номер подготовили: Ю.В. Липатников» и другие. «Газеты зарегистрированы: «Евразия»  Министерством печати РФ 16.10.90.; «Русский союз» - Свердловским облисполкомом…Номер подписан в печать 18.02.93 г.» 
   Почти весь номер посвящен  решению городских властей поставить в городе памятник жертвам сталинизма работы Эрнста Неизвестного.
   В «Шпигеле» на первой полосе: «Каменные слёзы Неизвестного Микеланджело». В статье представленной на открытии – на месте передовицы – автор – религиозный пастырь МЕЛХИСИДЕК, Архиепископ Екатеринбургский и Курганский, - пишет, среди прочего: «Зададимся вопросом – культурные традиции какого народа и сакральную практику какого народа представляет «дар» художника Неизвестного? Мы не знаем такого народа!»
   (Заметим в скобках – скульптор, уроженец Свердловска,  бесплатно создавал для города мемориальный монумент).
    Из статьи «Сатанинская печать»:
   «Бесцеремонное  вторжение в наш национальный дом»…. «новое насилие – внедрение в наше духовное пространство»…
   «Русские вымирают! Впервые в послевоенный период смертность превысила рождаемость».
   «В русском ли духе  исполнен мемориал Неизвестного?..
   Кощунственное, чужеродное творение!»
   Из статьи «Диалоги у монумента». А. БУРЛАКОВ, скульптор:  «Это произведение рассчитано на разжигание национальной ненависти на много лет вперёд.…Заведомо известно ведь, кому этот памятник строится: не русскому народу. Но по каббалистической идеологии он должен быть построен русскими людьми, русскими руками и на русские средства».
    Запевалы национализма не только «разоблачают», «уличают» и «клеймят», они ещё и вещают, входя в роль если не мессии, то апостолов. Ю. Липатников: «Люди более художественно образованные должны помочь людям менее образованным…помочь оказать духовное сопротивление». («менее образованные», это, конечно, масса, народ, которому внушить можно всё. – Д. Л.)
   А намёки стали тоньше, но как и прежде – прозрачные: А. Гончаренко, депутат горсовета (! – Д.Л.): призывает «осуществить эту затею с масками там, где это необходимо. На новой родине автора (намёк на США, столь нелюбимые в России. – Д. Л.),  или,  может быть на новой родине инициатора этого дела – Шварца». 
 
   И всё-то им не даёт покоя каббала.  Не потому ли ещё, что про таких, как они, в книге «ЗОАР»: «Лишь ради удовлетворения собственного недостатка в чём-то (подчеркнуто нами. – Д. Л.) мы причиняем зло другому…».

   Что касается призыва «помочь людям менее образованным», то есть, попросту говоря,  отрыть им глаза на происки сионистов, то с этой задачей вожди патриотов справляются успешно. И делается это при любом случае. «Вот газета «Евразия», № 6 за ноябрь 1993 года. Под заголовком «ЗАВЕШАНИЕ», публикуется, в сокращенном виде, его, Липатникова выступление на Втором «Конгрессе Фронта Национального  Спасения 25 июля 1993 года». Приведем один пассаж из этой статьи:
   «…Если сегодня мы с вами «срубим» этот политический режим – этот «кочан»-  и начнём листья этого «кочана» отбрасывать: вот мафиократия – отбросили, вот бандократия – отбросили, вот охлократия – отбросили, то внутри  мы найдём вечную, всё ту же старую кочерыжку под названием сионократия! Вот кто главный враг! А не мы – русские, враждующие по партийным признакам!» 
   «Надо, чтобы русские люди догадались, с кем они имеют дело, и соответственно себя повели». – Это из другой статьи в этом же номере – статьи, не упоминающей врага в открытую, но всю – из намёков и выразительного подтекста.

    Среди присланного – одна «заблудшая» статья про шумное когда-то дело в Доме литераторов. Некто Осташвили вылез в мирном заседании с антисемитскими выкриками. Какими невинными они кажутся спустя годы, когда печатные, устные и плакатные активы и наступления юдофобов захлестнули страну. Но как начало, как исток вырвавшегося на свободу инстинкта ненависти  – это интересно и  показательно.
   ИЗ «РЕПОРТАЖА ИЗ ЗАЛА СУДЕБНОГО ЗАСЕДАНИЯ.  (Из газеты «СК», - скорее всего «Советской культуры»). Суд где-то в Подмосковье, автор В.Потапов. По следам инцидента в Центральном доме литераторов в Москве.)
   «Пресса…за исключением двух-трёх издательств принадлежит левым, демократам, сионистам, но я считаю, что это одно и то же…» (К. Осташвили).
   «Мелькнула знакомая читателям «СК» майка «Кто курит, пьёт вино и пиво, тот пособник Тель-Авива!»
    «… На железнодорожной станции «Москва-Каланчевская был между тем перерыв в движении электрички. Рядом продавались кофе и пончики, многие пошли туда. Кто-то уже за столом заметил, что евреи настолько бездельники, что даже не в состоянии заработать  себе  пенсию. Юноша, похоже, ещё был без паспорта, но уже со значком Георгия Победоносца возразил: отнюдь, пенсии у них такие большие, что не грех было бы поделиться…».
   Нет пенсии – евреи сами виноваты – «бездельники». Есть пенсии – тоже виноваты – не делятся ими!
   Классическая «логика» антисемита: дал сосед-еврей взаймы деньги, скажут про него: у них денег – куры не клюют. Не дал, если у самого нет, скажут: у них снега зимой не выпросишь.
  Что совой о пень, что пнём о сову – все сове больно.
   
    (3)
    «В  Советском Союзе в границах 1939 года жило 3 миллиона евреев – 1,8% всего населения…
…Всего в армию во время войны было призвано как минимум 450 тысяч евреев – 15% еврейского населения, по максимальным оценкам – 502 тысяча (16,7%). Погибло на фронте и умерло от ран 142,5 тысячи (по максимальным оценкам – 198 тысяч). Это составляет, соответственно, 1,64% или же 2,22% от общего числа бойцов Красной Армии, павших в войну (8 млн.700 тысяч человек). По числу погибших на фронте евреи на пятом месте среди народов СССР – после русских (66,4%), украинцев (15,89%), белорусов (2,92%), татар (2,17%).Это примерно соответствует общим пропорциям данных народов в населении…
…123,825 еврейских бойцов и командиров были награждены боевыми орденами – 1,8% от общего числа награжденных на фронте (притом, что им явно не покровительствовали власти!) 108 евреев удостоены звания Героя Советского Союза. Но впоследствии историки при более точном изучении документов выяснили, что среди Героев – 140 этнических евреев. 32 человека были «записаны» под другими национальностями – кого-то заставили, кто-то это сделал сам.…  Да, героизм на поле брани и способность  в одиночку   противостоять государственному антисемитизму – не одно и то же*. Самый яркий пример – дважды Герой Советского Союза, легендарный танкист, полковник Давид Драгунский (после войны дослужился до генерал-полковника). Можно представить степень бесстрашия этого воина! И всё же мы помним, как его заставили участвовать в постыдном «антисионистском» фарсе, когда ни жизни его, ни благополучию ничто не угрожало, когда люди, куда менее храбрые, чем этот человек, находили в себе мужество отказаться…
   Известны три еврея – дважды Герои Советского Союза. Первый – летчик, командующий ВВС Красной Армии, генерал-лейтенант Яков Смушкевич…. Второй – Давид Драгунский. Третий – летчик-космонавт, полковник Борис Волынов…
…Но мало того! Дотошные историки…раскопали, что, оказывается, Маршал Советского Союза, министр обороны был вовсе не украинцем, как обозначено во всех его документах, а караимом!.. (Р. Я. Малиновский - ? – Д.Л.)
  … Посмотрите только на биографии этих четырех человек – и вы увидите всю трагическую (а чём-то и трагикомическую) историю евреев в России...
   …Евреи воевали «как все» - таковы факты. А унижения испытывали  -     как евреи».
  (Из статьи «Как все». Леонид Радзиховский. «Еврейское слово», в газете  «ЛУЧ». 17 мая 2006 года.)

 
   
*Это напомнило мне  эпизод с моим другом Борисом С.. Во время застолья в редакции по случаю Дня Победы, он,  фронтовик, гость наш,  был, по случаю праздника, что называется, при параде – в орденах и медалях. Впечатляющее зрелище, особенно на фоне  молодых и не воевавших. Главный редактор в порыве вдохновения предложил тост за тех, кто воевал и добавил, обращаясь к Борису:  -  Война, конечно, тяжелая вещь, но согласись: тот, кто прошел её испытание  - навсегда доказал свою храбрость и мужество. – Неожиданно для всех Борис возразил с горечью: - Нет! Война это одно, а будничная жизнь другое. На войне – герой, а тут…сколько раз гнем спину перед начальством, да и не только…

      (4) Мария Александровна Фортус. Легендарная личность. Путь –  подпольная работа в Одессе, участница Гражданской войны. Была схвачена махновцами и расстреляна. Выжила. Переводчица у  будущего маршала Мерецкова в Испании. Руководитель разведки и парторг в знаменитом партизанском  отряде Медведева... Майор. Два ордена Ленина, три ордена Красного Знамени, ордена Красной Звезды, Отечественной войны, множество медалей.   Ранения. Стала  прототипом героини известного двухсерийного фильма «Салют, Мария!», где её сыграла Ада Роговцева.
   Итак,  героиня - еврейка, автор сценария  к фильму – Григорий Бакланов, (еврей), режиссёр фильма – Иосиф Хейфиц (еврей).  Никто из рецензентов и критиков, писавших,   о  фильме, ни словом не упомянул о прототипе. Уже в Израиле я прочел в одном очерке:  «70-е годы. Советский Союз. Расцвет государственного антисемитизма. И я …уверен, что покажи в фильме кровное еврейское происхождение  Марии, фильм не вышел бы на экран.…По фильму выходит, что Мария из бедной украинской семьи». (Семен Дыхнэ, «В первой битве с фашизмом»).
 
   (5) Об антисемитизме написано много.  Кто - оправдывает его, а кто-то пытается назвать «причины».   Я давно составил свой образ антисемитизма. В котором  причин и объяснений нет, но, смею думать,  схвачена суть, существо явления. Представляется это мне так:
  Жена говорит мужу: -  Пойди, к  соседу, к Рабиновичу, и  попроси,     до получки,  десятку.
    Муж идет и возвращается с десяткой. - Дал? – Дал…. Что же не дать, у них, у жидов, денег куры не клюют.
  Через какое-то время снова  денег не хватает, и снова жена посылает мужа к Рабиновичу – одолжить десятку до получки.  Муж возвращается. – Принёс? - спрашивает жена. - Нет, не дал, сказал, что у самого  нет. Да разве они,  жиды,  дадут! У них снега зимой не выпросишь!
 
      (6) Получил письмо из Екатеринбурга. В нем – заметка. Повеяло старыми баталиями…
   «ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО?» Кому и зачем нужна кампания по переименованию города».  «Вечерний Свердловск», 28 августа 1993 ? года. (вырезка без даты!- Д. Л.). Статья подписана именами: «М.Оштрах, М. Моз, И. Половецкий, М. Шварцман и другие. Всего 16 человек – правление Свердловского общества еврейской культуры «Атиква».
  Из статьи:
  «В июньском выпуске молодёжного дайджеста «Зеркало» были перепечатаны статьи Г. Назарова: «Яков Свердлов: организатор гражданской войны и массовых репрессий» -  из журнала «Молодая гвардия»,  и В. Михайлова: «Малый Октябрь» Шаи Голощекина» - из газеты «Литературная Россия»…И в этих публикациях авторы усердно «расшифровывают» еврейские имена и фамилии тех людей, против которых они выступают. Эдакое предисловие к указанным статьям, направленным против Я. Свердлова, дала журналистка М. Пинаева. Та самая М. Пинаева, которая ещё несколько лет назад активно проявила себя в борьбе с «еврейскими сиротами» из Свердловского рок-клуба и лицами, «похожими на Спинозу в молодости».
  И вот 16 и 17 июля в городе проводятся митинги в память расстрелянной царской семьи и по возвращению городу исторического названия. Среди их организаторов оказались  «Отечество», Община Храма-нА-крови, «Демократический Союз», «Демократическая партия». Им активно помогали члены «Памяти». Те, кто был 19 июля у кинотеатра «Космос»…могли увидеть лозунг, под которым проходил митинг. Напомним: на нём была изображена Звезда Давида (шестиконечная звезда, являющаяся символом еврейского народа), внутри которой были помещены портрет В. И. Ленина и надпись: «ЕНИН – палач русского народа». Лозунг держали чернорубашечники из «Памяти», а рядом стояли А. К. Верховский и Ю. Липатников, которые вели митинг. Ещё один плакат гласил «Лейба Троцкий – духовный папаша В. Коротича и КО». На нём была изображена карикатура на Льва Троцкого, державшего в руках окровавленный «семизубец» («тонкий» намёк  на семисвечник – древнейший символ еврейского народа). Оба плаката ясно подчёркивали антисемитскую направленность митинга».
   А дальше всё по теме! «Ю. Липатников: «…Надо ли дальше нам носить, нашему городу (заметим в скобках, что Липатников вовсе – не свердловчанин. – Д. Л.), имя того, кто начал геноцид русского народа, это Якова Михайловича Свердлова, или мы  дальше  будем терпеть это…Названия наших улиц в центре города напоминают …  оккупацию: сплошь немецкие и прочие имена. Мы тоже должны очистить свой исторический город и в этом смысле.…Спрашивают этот вопрос мучительный, как подлинная фамилия Свердлова. От того, что мы узнаем, Аптекман он или Глузман, вряд ли сильнее мы станем».
    «С. Гончаров в своём выступлении подчеркнул: «…Я недавно познакомился с документами западной печати, (разумеется, никакой ссылки! – Д.Л.), где не может быть двух мнений относительно того, что убийство царской семьи – это было на сто процентов убийство ритуальное, т. е. символическое уничтожение суверенитета вообще российского народа.  …А может ли быть с чистой душой, как белые одежды, когда вы посмотрите, улица Свердлова, музей Свердлова, когда на нас с каждой улицы мозолят глаза имена убийц». (Многие улицы Свердловска названы в честь уральских революционеров. Наряду с русскими есть немало и еврейских имён – по тем временам имена героев: Вайнер,  Цвиллинг, Шейнкман и другие)».
   Авторы статьи пишут: «у нас достаточно оснований за несколько лет существования «Отечества» и «Памяти» убедиться, что в действиях этих организаций постоянно присутствует стремление разжечь ненависть к евреям».

     (7)               
        О чувстве родины интересно у  Владимира  Жаботинского:
   «Мы узнаём русский народ по его культуре – главным образом, по его писателям, то есть по лучшим, высшим проявлениям русского духа. И  именно потому, что быта русского мы не знаем, не знаем русской обыденщины и обывательщины, представление о русском народе создаётся у нас только  по его гениям и вождям, и картина, конечно, получается сказочно прекрасная. Не знаю, многие ли из нас любят Россию, но многие, слишком многие из нас, детей интеллигентного круга, безумно и унизительно влюблены в русскую культуру, а через неё в весь   русский мир, о котором  только по этой культуре и судят. И эта влюблённость вполне естественна, потому  что мир еврейский, мир по сю сторону границы не мог в их душе соперничать с обаянием «той стороны». (Владимир Жаботинский. Избранное.1978. стр.26)

   (8)  Один  острый и скептик, и циник, написавший талантливую и язвительную книгу о себе и своих литературных делах, не удержался от еврейской темы, поскольку волей-неволей числился тоже за этим племенем… «Я еврей, поскольку ощущаю  русско-еврейское национальное напряжение, поскольку рефлектирую на эту тему…считаю её…катастрофически важной. Я убежден в том, что …лет через двести все межэтнические трения (и главное из них – русско-еврейское и еврейско-русское) сойдут на нет, а то и исчезнут напрочь».   (Виктор Топоров. Двойное дно. Стр. 368).
    Увы и ах! Свежо предание!..
    Уже было один раз про это - про  «200 лет вместе». Двухтомная (томная) книга написана, как двести лет «вместе». И сама эта книга, по меньшей мере, - ещё одно свидетельство, что ничего не исчезло. А само появление её именно в это время -  эхо нынешнего разгула не только российского, но и всемирного антисемитизма…

                *          *           *

                Другие примечания

   Работая над этим материалом, не раз думал о том, что Российские средства массовой информации  избегают  обстоятельного и откровенного разговора о «деле врачей», о кампании против «космополитов», о расстреле активистов Еврейского антифашистского комитета,  о подготовки массовой высылки евреев   в Сибирь и т. д. Ни кинофильмов, ни телепередач…Интересно, - спросил себя однажды, - а как эти темы отражены в новых учебниках – ведь почти все учебники обновились,  и  история,  обществоведение  смотрят теперь на прошлое страны   свободно и объективно. Какие идеи несут учебники новым подрастающим поколениям?          
  Вот что написала мне  учительница, моя давняя знакомая, опытный и умный воспитатель, - в ответ на мой вопрос:
  «Я тщательно прочла новый учебник по истории. – «В. П.Островский, А.И.Уткин. История России. ХХ век. 11 класс. 1995 г.»
   Здесь довольно чётко и доступно излагается необходимый теоретический и фактический материал развития России в ХХ веке, приводятся фрагменты исторических свидетельств и документов. Особое внимание уделено характеру власти, её изменениям. «Главное нам видится в том, что Россия исчерпала лимит на революции, которые ведут не к национальному согласию, а к катастрофе, гибели людей» (цитата из введения).
   Учебник написан просто, доступно, правдиво. Даются оценки происходящих событий умными, достойными учёными, историками, писателями. «Великими писателями всегда открывались образцы национальной жизни, имеющие значение существенное  и непреходящее.…В образах Гоголя и Достоевского, в моральных оценках Толстого можно искать разгадки тех бедствий и несчастий, которые революция принесла нашей родине» (Н. А. Бердяев). Много внимания уделяется раскрытию сущности тоталитарного режима, восстаниям в лагерях ГУЛАГа, о «Ленинградском деле», санкционированном Сталиным.
   Много пишется об идеологическом прессе, оказывающем давление на все стороны духовной жизни общества, о Жданове, его нападках на Зощенко и Ахматову и т. д., о «формализме», об «идолопоклонстве перед Западом», о лысенковщине. Пишется о событиях в Польше, в Венгрии, в Египте, о знаменитой выставке московских художников и о нелепых критикансах Хрущёва, о новочеркасских событиях, о Солженицыне и его книгах.
    Но о тех событиях и лицах, о которых ты писал, нет ничего».
   Как можно догадаться – учебник серьезный и обстоятельный. И Бердяеву нашлось место, еще не так давно бывшему объектом остракизма. Тем примечательней выглядит отсутствие всякого упоминания о «деле врачей» и «борьбе с космополитами», о расстреле еврейских писателей, убийстве Мейерхольда и проч….  Нет человека – нет проблемы. Это приписываемое Сталину изречение, плодоносит и  на поле безмолвия: не только там, где можно сказать хорошее о народе с тысячелетней историей, но и там, где упоминание о зле, причинённом ему   тоже нежелательно.
   Говорится в приведенной из Бердяева цитате об имеющем значение  существенном и непреходящем. Выходит: и расстрел членов Еврейского антифашистского комитета, и «дело» врачей, и борьба с «космополитами», поломавшая тысячи судеб, и другие позорные страницы в истории государства,  видимо, и несущественны, и преходящи.
    (И ни одного примера в защиту страдавших.  Даже с стороны  таких людей, как Д. Лихачев, названный совестью народа…)
   ЗНАМЕНИТАЯ ТРИАДА ЗАРАТУСТРЫ: благая мысль, благое слово, благое дело.
Кто бы мог сегодня сказать, что он руководствуется этой триадой – кто из депутатов, из политических деятелей? Ни благой мысли – вместо этого убогая речь, или косноязычие, ни благого слова – вместо него – агрессия и дурной волапюк, ни чести – даже близко нет, не то, что - дела, поступков.  Достаточно  послушать, как, без всякого стыда, изворачиваются  в телепередаче «ОСОБОЕ МНЕНИЕ»  комментаторы типа Пушкова, Леонтьева, Шевченко или Проханова).

                *                *              *

   Наивная моя забубенная головушка! Сколько раз, читая или слыша проклятия в адрес сионистов, от которых всё зло, и которые хотят поработить всё человечество, - сколько раз я ловил себя на  унылой мысли – ведь ничего не стоит узнать правду о сионистах, узнать - чего на самом деле они хотят. Возьми и прочти, и тогда все обличения рассыпятся, как карточный домик.
   Хотя с другой стороны, - где было прочесть в благословенные времена советских властей, при развитом социализме,   в каких таких источниках, если борзописцы, нанятые и добровольные, с упоением  смаковали «преступления» этих самых сионистов, - слово служившее эвфемизмом слова «еврей». Опять же, что взять с этих авторов и их книжек, если  официальные энциклопедии одна за другой писали то же самое, шустро соревнуясь,   кто  острее заклеймит проклятых родом человеческим.
   У меня на полке - толстый трехтомный «Энциклопедический словарь». /Ещё из дома привезённый, - в нём все, как в ёмкости кессонной/. Государственное научное издательство «Большая советская энциклопедия». 1955 год издания. В марте к печати подписано.   Оттепелью пахнет…Хороший словарь, обстоятельный. Про Берию нет статьи. Зато про Сталина – верного ученика и соратника Ленина, вождя и учителя, с портретом в полный лист, - есть…. Про социализм есть.… А вот и про сионизм – без Берии уже можно обойтись, а вот без статьи про сионизм никак нельзя,… Что же он такое, этот сионизм? Это «буржуазно-националистическое  течение… ставит своей задачей отвлечь трудящихся евреев от классовой борьбы».
   А вот словарь посвежее (в отличие от  известной рыбы словари бывают   второй, а то и третьей свежести), - значительный однотомник 1984 года издания. Толстенный,  в красном, нет – в бордовом, переплёте. Страсти накаляются.  Здесь сионизм – «реакционная шовинистическая идеология….  Характерные черты С. как одного из ударных отрядов империализма – воинствующий шовинизм, расизм, антикоммунизм, антисоветизм…».
    Ну, а захоти  дотошный человек узнать, что же это за фрукт – «сионизм» на самом деле - найдет ли он мало-мальски истинный ответ? В официальном источнике? – Теперь найдёт! Не без труда, а найдёт. В 1998 году вышел в свет «Большой толковый словарь русского языка»,  под редакцией главного редактора,  автора и составителя   С. А. Кузнецова. Здесь без надрыва сказано просто и внятно: «Сионизм, общественное движение, провозгласившее своей целью возрождение еврейского национального самосознания и создание еврейского государства  в Палестине».
   Слава Богу!
   Но, увы! юдофобы, скинхеды словарей не читаю. А интеллигенты, вроде академика Шафаревича, или генерала Макашова, может, и читают, но им эти словари ни к чему - у них есть концепция, замешанная на  дрожжах  предвзятости и ненависти.
   И с подачи энтузиастов антисионистской борьбы – от уличных юдофобов до депутатов Думы - наступление на  сионистский, читай – «всемирный еврейский   заговор» продолжается. И всё о том же, о набившем даже «запевалам» оскомину,  - о старом – (про метро, которое сделали под Москвой евреи, чтобы взорвать столицу), ну и, конечно, о новом, о «свежатине», (о том, что цунами, землетрясении на Гаити, извержении вулкана в Исландии и т.д.) тоже – дело рук сионистов. Да что там землетрясения! Башни близнецов взорвали в Америке  тоже евреи….

    Вершиной же  (вершиной ли? - скорее, рекордом  абсурда) я бы назвал  совсем невзрачный, вроде бы, проходной эпизодик, застрявший в памяти, - он такой замечательный!
    Мой знакомый писатель напечатал в журнале роман, где была фраза о том, что человек шел с поезда, был снегопад, и на его чемодан ложились снежинки правильной шестиконечной формы.
  Читатель, «разгадав» в этом намек на пропаганду сионизма, написал жалобу на писателя и редактора книги в Москву, в ЦК. Писатель, лауреат всяческих премий и наград, рассказывая нам эту историю, смеялся, иронизировал, дивился причудам дураков, но, вынужденный реагировать,  при издании произведения отдельной книгой…   эти подозрительные снежинки вымарал!
 
   В пособии для школьников первого-второго класса написано, что кристаллики льда образующие снежинки, - суть шестигранники (!), у них шесть вершин, каждый кристаллик имеет свою неповторимую форму, но все равно шестиугольную.
   Однако, что же всё-таки делать   с подобными проникновениями?    
   Самое правильное – поступить, как поступил  знаменитый писатель-лауреат: выбросить  из книг, и вообще из жизни всё, что  напоминает нежеланные ассоциации с евреями – от снежинок и шестеренок – до Вифлеемской звезды и её изображения на картинах, в книгах и на небе, где она, как и другие звезды – при мерцании показывает шесть лучей.   Заодно и шестерёнки, и все прочие реалии жизни, чтобы духу еврейского нигде не было! А лучше всего – и самих евреев!
   Тем более что опыт уже есть.
   И с тем, и с этим.   
 
*         *         *

Вот какая статейка попалась мне однажды на глаза:

Интернет,  Виктор Сухарев:
«2.4. Приходи, любимый, вчера вечером»
«При совершенном почтении к заслугам Павла Когана, Аполлона Григорьева и Гомера с Бояном я думаю, что именно советская песня была той почвой, на которой выросла песня авторская. А советская-то  откуда взялась почти что вдруг и разом?
Очевидно, что пение, укорененное в какой-либо из дореволюционных русских традиций, было нежелательным для новой власти. Ей требовалось что-нибудь принципиально непохожее. Подходящие кондиции обнаружились в музыкальном языке еврейских поселений, еще недавно отделенных чертой оседлости от большей части России, где евреям гнездиться не разрешалось. Лирические и задорные напевы былых резерваций оказались совершенной новостью для большинства населения страны и подарком для советской власти. Соединение еврейских мелодий с коммунистическими стихами а ля рюс давало то, что надо.
Еврейский мелос проявил еще одно полезное свойство — экспортный потенциал. Мелодичные, бодрые, легко запоминаемые напевы таких песен, как “Полюшко-поле”, “Тачанка” и “Катюша”, стали визитной карточкой первой страны победившего социализма.
Уже в тридцатых годах дело было сделано. Русский мелос задвинули в хор имени Пятницкого да в балалаечный класс районной музыкальной школы. Там, в маргинальных резервациях официальной культуры, он и перебивался с хлеба на квас, в ожидании лучших времен. А центральную, представительскую позицию заняли в предвоенной советской песне еврейские мотивы.
Неудивительно, что вслед за композиторами в советскую песню устремились и поэты-евреи, которые быстро освоили сочинение текстов а ля рюс. Однако литературный вклад выходцев из черты оседлости поначалу оказался несколько жиже, чем мелодический. Это позже дети и внуки тех выходцев закрутили нешуточный роман с русской музой, а поначалу автору с приблизительным знанием языка ничего не стоило ославить роскошную музыку Дунаевского таким, к примеру, пассажем: “Приходи вечор, любимый”. Что в переводе на русский означает: “Приходи, любимый, вчера вечером”.
 Эти псевдоисследовательские (а, по сути, антисемитские) рассуждения не нуждаются в комментариях. И всё-таки, позволим  несколько слов:
   Начнем с частного: автором текста «Тачанка» был  поэт Виктор Гусев - русский -  сочинитель известной в свое время пьесы в стихах  «Слава», сценария фильма «В 6 часов вечера после войны» и других произведений.
   Тексты ко многим другим песням «еврейских» композиторов  писали не только евреи, но и русские по крови поэты. Например, к песни Фрадкина «Течет Волга» текст сочинил Лев Ошанин. Русский.
    Автором текста знаменитой «Катюши» был  также русский - от седьмого колена - поэт Михаил Исаковский. Как и множества других: «Летят перелётные птицы», « Под звездами Балканскими», «Враги сожгли родную хату», и множества других.
   А немудрёные, но очень популярные тексты к другим знаменитым песням написал Фатьянов. – «На солнечной поляночке» и др.
   Но это недобросовестное  передергивание  пустячок по сравнению главным тезисом      Виктора Сухарева, доктора наук, академика, и по совместительству поэта (заметим в скобках,  автора многих хороших текстов, ставших песнями). Главная мысль апологета  – сожаления по поводу того, что популярные песенные высоты захватили композиторы еврейского происхождения, потеснившие исконно русский мелос еврейским, корни которого уходят в местечковые напевы. С резерваций, де, сняли ограничения,  вот  «они» и попёрли.
   Право всякого - судить по-своему. И можно бы смириться с сухоревскими построениями, если б не повеяло  антисемитским душком, если бы не перекличка с любимой  у откровенных юдофобов темой: будь вы трижды талантливы, но ваши открытия и ваши совершенства – нам не ко двору
    Казалось бы, так просто: всё, что приумножает национальное богатство, культуру,  - желанно и приветствуемо. 
  Оказывается, можно отвергать и дары.
  Все страны - Франция, Италия, Англия, Испания – принимают под свое крыло все, что украшает букет искусства и культуры, независимо от наличия арабской крови в писателе Дюма, или еврейской – в Модильяни. Да и Россию не смущало наличие африканской крови в Пушкине, армянской в Айвазовском, греческой в Куинджи, мордовской в полководце Александре Суворове. Впрочем, это не мешает апологетам русского патриотизма замалчивать такие «детали».
   Даже скромные прибавки радуют там, где речь идет о процветании культуры. Явление маньеризма в искусстве, например, возникло как подражание Ренессансу, закончившего свою историю, и эпигоны его заняли  скромное вторичное ответвление на мощной кроне древа искусства. Этакий «случайный», «тупиковый» вариант, каких в литературе и живописи немало.  Он заслужил в словарях жесткое определение: «Маньеризм отличает субъективизм, вычурность образов, изощренность формы». Но не отвергнуто это явление, им дорожат, посвящают исследования и альбомы, оно – достояние культуры….  Ничего похожего – в нашей истории. Уличный вернисаж «бульдозерной выставки» стал скандально знаменит тем, что его отвергли, как  не «наше» искусство,  сковыривали бульдозерами – в прямом, буквальном, смысле…. А сколько иезуитской критики было по адресу  южной, - одесской, - литературной «школы», представленной – плеядой писателей, выходцев из Одессы.  Только потому, что литература их была на особицу по  стилю, а более из-за того, - и это почти не скрывалось,  - что её авторами были  Бабель, Ильф, Багрицкий и другие инородцы.
  Теперь, в 2005 году история повторяется с песнями. Песенные шедевры – «Катюша», «Русское поле», «Течет Волга» и сотни других подвергаются остракизму только потому, что их написали Блантер, Френкель, Фрадкин.
    Вместо того, чтобы сказать –хоть вы по происхождению люди еврейской национальности,   спасибо вам, - вы обогатили русскую песню, русскую культуру.  Вместо этого раздаётся: «ату их!».
    Дело доходило до  двусмысленностей, шитых белыми нитками. К примеру, один известный автор написал стихи в честь песни «Катюша».  Завершая стих ударной строкой, славит песню,  - «ту, что Исаковский написал». И ни намёка на композитора!
  Венгры гордятся Кальманом, французы – Оффенбахом, немцы – Мендельсоном, - по всему миру люди женятся под свадебный марш последнего, даже казаки в эмиграции сделали своим гимном эту мелодию – и ничего, мир не рухнул. А эти все своё!  Как и мечтал  В. Астафьев только  о «своих» критиках и литературоведах,  которые  очистят от «чуждого»  влияния русскую культуру.… Не опустошение ли тогда останется на поле искусства?
И, наконец, ещё одна реплика: великий русский патриот Стасов говорил, что русские мелодии самыми глубокими корнями уходят в еврейский мелос – переняв его от еврейских религиозных песнопений и народных мотивов. И произошло это за тысячи лет, - задолго до того, как «прорвались» после революции в русские песни авторы из еврейских местечек.

               
                ПРИЛОЖЕНИЕ - 2
                ИЗ  ПРОЧИТАННОГО
 
                «Зависеть от властей, зависеть от народа
                Не всё ли нам равно?»
                А. С. Пушкин
   Предуведомление.  Дубль. 
 
Позволю здесь повторить  небольшое предуведомление. Цитирование автором из разных, иногда как бы и случайных, источников – не самоцель. В этом – определенный резон – свидетельство, что пресловутый еврейский вопрос не сходит со страниц прессы и книг, и какая, в конце концов, разница, где и когда  (в какое время дня или года!) наткнёшься на антисемитские пассажи, - они рассыпаны повсеместно. Не всё ли равно, из какой кучи  черпать «не разумное», «не доброе», но вечное!

                EBРОПА УМЕРЛА В АУШВИЦЕ
                Себастьян Вилар Родригес
      
Я шел по улице в Барселоне и вдруг открыл для себя ужасную истину — Европа умерла в Аушвице.
Мы.убили шесть миллионов евреев и заменили их на двадцать миллионов мусульман. В Аушвице мы сожгли свою культуру, мыш¬ление, творческий потенциал, талант. Мы разрушили избранный на¬род, избранный по-настоящему, ибо он породил великих и замеча¬тельных людей, изменивших мир.
Вклад этих людей ощущается во всех областях жизни: в науке, искусстве, международной торговле, но прежде всего — в том, что они подарили миру понятие «совесть».
И вот, под маской терпимости, желая доказать самим себе, что мы излечились от вируса расовой вражды, — мы открыли ворота двадцати миллионам мусульман, которые принесли к нам глупость и невежество, религиозный радикализм и нетерпимость, преступ¬ность и бедность, вызванные нежеланием работать и поддерживать достойное существование своих семей.
Они превратили прекрасные города Испании в часть третьего  мира, тонущую в грязи и преступности. Они селятся в квартирах, предоставленных бесплатно правительством, и в стенах этих квартир строят планы, как убить и уничтожить наивных «хозяев».
таким образом, к нашему несчастью, мы обменяли культуру на фанатичную ненависть, творческий дар на дар разрушения, интел-лигентность на отсталость и первобытные предрассудки. Мы проме-няли миролюбие европейского еврейства, его свойство заботиться о нормальном будущем для своих детей, его упорную привязанность к жизни, которая считается святой и неприкосновенной, на тех, кто ищет смерти, на людей, которые желают гибели себе и другим, на¬шим детям и своим детям.
Какую ужасную ошибку совершила ты, несчастная Европа!
Статья была опубликована в одной  из центральных газет Испании
               

                *         *        *

    ОЛЕГ ТАБАКОВ: «АНТИСЕМИТИЗМ – это один из самых мерзких способов канализации недовольства нерешенными проблемами».
                (Калейдоскоп.22.01.2004).
 
                *         *        *

   «…в феврале-марте 1948 года стали распространятся запущенные Лубянкой слухи, один  абсурднее другого: что артисты Еврейского театра роют подземный туннель от своего театра до Красной площади (километра три-четыре по прямой), чтобы взорвать  Кремль; что Михоэлс собирался продать Биробиджан Японии, а теперь это дело доведут до конца его товарищи по ЕАК». (Аркадий Ваксберг. Из ада в рай и обратно. Москва , 2003. Стр.317-318).

На полях:
______________________________________________________________

Сейчас  (впрочем, как и всегда), когда легковерность простого человека, человека массы, или человека, настроенного на предвзятость, что, по сути, одно и то же, – не знает границ (чему уйма примеров), я снова, не в первый раз на этих страницах, вспоминаю эпизод из общения с одним моим близким другом. Гремело  по всей стране «дело» врачей-«отравителей», газеты и радио  разоблачали, народ клеймил  выродков-профессоров, поднявших руку  на вождей.… И  друг мой спросил у меня: - Скажи, чего им не хватало!
   В самом деле – подумать –  и должности, и положение, и деньги, и почёт, и награды – всё было у этих людей, а они подняли руку на членов правительства и ЦК!  Другу моему, как и миллионам ему подобных, и в голову не могло придти сомнение в истинности  сказанного властями.
   Прошли годы, реабилитированы врачи, множество книг  исследователей и воспоминаний уцелевших разоблачили ложь, а приятель  мой, сетует, что я тогда не ответил на его вопрос: зачем я отмалчивался, ведь спрашивал  он всего-то -…  чего этим врачам не хватало.
   Как прежде остается вера в их злодейство, так жива вера во многое другое –  в то, что евреи пьют кровь христианских младенцев, или в то, что они  захватили власть в стране и в правительстве.
______________________________________________________________

                *            *             *
    Из письма Н. Ф. Гамалея, почетного  члена Академии наук СССР, учёного с мировым именем, Сталину:
   «Для меня, как и для многих моих друзей и знакомых, является совершенно непонятным и удивительным факт возрождения такого позорного явления, как антисемитизм, который вновь появился в нашей стране несколько лет тому назад и который, как ни странно, начинает вновь распускаться пышным цветом, принимая многообразные виды и формы. Антисемитизм начинает отравлять здоровую атмосферу нашего советского общества, начинает разрушать великую дружбу народов.
   Судя по  совершенно бесспорным и очевидным признакам,  вновь появившийся антисемитизм…направляется сверху чьей-то невидимой рукой». (Там же. Стр.343-344).

                *           *           *
   «Активный погромщик,…поэт и  драматург Анатолий Софронов – разработал анкету для членов Союза писателей, где они должны были ответить и на такой вопрос (п. 31): «Национальность супруга. Если вдов или разведен, указать национальность прежней жены (мужа)». Умом никогда не отличался, но тут, пожалуй, превзошёл сам себя: просто списал этот пункт из проверочных листов на арийскую чистоту в нацистской Германии». (Там же.  Стр. 461).
               
                *           *           *
   «В 1955 году, когда, казалось, с антисемитизмом покончено и страна вернулась к «ленинскому интернационализму», вышла книга воспоминаний одного из лидеров партизанского движения на Украине Петро Вершигоры «Люди с чистой совестью», и там был выведен один из героев-партизан по кличке Колька Мудрый. «Я никогда не знал, - отметил Вершигора,  - что самый смелый автоматчик третьей роты Колька Мудрый был еврей». Эта фраза – единственная  во всей многостраничной книге – устранена цензурой из всех последующих изданий». (Там же. Стр.463-464).

                *         *          *
   «Именно сталинский и послесталинский антисемитизм возродил в Советском Союзе еврейское национальное самосознание, для которого не было никаких иных социально-исторических и социально-психологических причин. Лидия Корнеевна Чуковская справедливо считает, что «искусственное пробуждение… национальных чувств вбили в (русское) еврейство сапогом». Евреи почувствовали себя чужими в стране, где они родились и жили, где похоронены их близкие и далёкие предки. Ощущение своего еврейства стало формой сопротивления моральному рабству и беззащитности». (Там же. Стр.468).

                *             *             *
   «По моим подсчётам, за двадцать лет, предшествующих началу перестройки (1985), центральными и региональными издательствами, в том числе и партийными, на деньги из государственного бюджета было выпущено в общей сложности около 230 «антисионистских», то есть антисемитских, книг общим тиражом около 9 миллионов экземпляров, не считая несметного количества газетных и журнальных статей все на ту же тему.
   Было бы странно, если бы мощный пропагандистский нажим остался без последствий. Он вполне однозначно повлиял на подавленную и даже отчаявшуюся еврейскую массу, как и на тех, кто ждал своего звёздного часа, до поры до времени, не проявляя вовне свои чувства.
…………………………………………………………………………………………..
   Беженцев, постыдно вытесняемых из страны, советская печать немедленно обозвала предателями и отщепенцами. Парадоксальность и изощренный цинизм ситуации состоял в сочетании несочитаемого: от евреев хотели отделаться, но в то же время всеми силами им пытались помешать эмигрировать в Израиль. Многие евреи были обречены в СССР на жалкое прозябание без надежды проявить себя и состояться как личности, и в то же время их стремление освободить страну  от своего, нежеланного ей, присутствия рассматривалось как величайшая подлость по отношению к матери-родине». (Там же. Стр. 480-461).

                *           *          *

   «В либеральной русской среде ходила  поговорка, рождённая чьим-то острым писательским пером: «с антисемитизмом и водка крепче, и хлеб вкуснее». (Там же. Стр. 17).

                *           *          *

   МОСКВА, сентябрь,2005 год.
  «В открытом письме Московское бюро по правам человека  и Российский еврейский конгресс выразили свой протест против большого количества антисемитских и других ксенофобских изданий, оказавшихся на книжной ярмарке, только что завершившейся в Москве.
  Ещё никогда на важнейшем государственном книжном форуме не было представлено такое множество националистических, антисемитских и других ксенофобских  книг, как в этом году. Официальные инстанции не сочли нужным отвечать на открытое письмо.
   На Московской книжной ярмарке наряду с  большим числом таких антисемитских книг, как, например, «Еврейский нацизм» или «Десионизация» была представлена также и книга «Загадки протоколов сионских мудрецов»…
   Такие книги должны доказать «происки» евреев  в целях установления своего мирового господства».
   «На протест еврейских и правозащитных организаций России – как организаторы Московской книжной ярмарки, так и российский Союз издателей и Генеральная прокуратура ответили молчанием». (Манфред Квиринг, «Die Welt». INFO – НЕГЕВ. 21.09.05.)
 
   «Те,…кто желает России добра, должны пытаться осуществить совершенно противоположный лозунг – «Зови жидов спасать Россию».
    (Увы-увы! – Д. Л.)
     «Ксенофобия – это такое же неотъемлемое свойство человеческой натуры, как, скажем, трусость или сексуальный порыв.  И никакие объяснения, увещевания и обличения ничего не изменят…
   По мнению ряда нейрофизиологов, человек рождается с пустой «рамкой», в которую внешняя среда вписывает образ врага. В ней может оказаться, например, для русского человека – немец, американец, лицо кавказской национальности, и, разумеется – еврей.
   …еврей – это универсальный враг.
   …Евреи – лучший канал для отвода «гнева народного», и поэтому они так нужны всем и всяческим правителям и начальникам всех стран и народов.
   Евреи  очень удобны, чтобы свалить на них вину за собственные ошибки и неудачи, за любого рода недостатки и нехватки. Как сказано: «Если в кране нет воды…».
   Не угодили евреи и бездельникам и пьяницам. Их кредо блестяще выразил Высоцкий: «У них  денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает».
   Очень полезны евреи человеку, страдающему комплексом неполноценности…
    … Трудно перечислить все категории людей, которым евреи полезны в качестве врагов: это и жаждущие самоутвердиться, и ищущие славы героя, и борцы за «народное дело», и многие, многие другие.
   Все эти соображения наталкивают на мысль, что если бы евреев не существовало, их надо было бы выдумать.
   Наряду с, так сказать, «отрицательной пользой», евреи приносили и продолжают приносить огромную «положительную пользу» многим странам, в которых они рассеяны. Генрих Гейне писал о короле средневековой Испании: « В рыцарях без крайней плоти \ он нашёл друзей бесценных,\ превосходных финансистов,\ выдающихся военных».  (Там же: INFO NEGEV/21/09/05)/
    *       *       *
      «И чем горше сознание собственных хронических неудач, тем выше поднимается вал еврофобии…
   А привычная нам юдофобия становится всего лишь частным случаем застарелой национальной болезни – патриотита (выделено мной. – Д.Л.), который протекает, хронически временами обостряясь до колик в языке и до отёка кулаков». (Михаил Чулаки: «Европа» от глагола
«еврей». Л.Г.   1999. 22-28 декабря).
   
 *         *         *
«Иногда кажется, что «еврей» не существительное, а   «глагол». (М. Чулаки, там же).
                *       *        *
   Интернет. 06.08.2005. Интервью  с поэтессой Татьяной Кузовлевой.
  - Выходит ли сегодня газета «Московский литератор»? Какие у Вас отношения с её редакцией?
  - Выходит. Ну, какие могут быть отношения с явно шовинистской газетой, если в ней печатаются, например, такие стихи.
                «ВОЗМЕЗДИЕ
                (11  сентября 2001 г.)
С каким  животным иудейским страхом
С экранов тараторили они!
Америка, поставленная раком, -
единственная радость в эти дни.
И не хочу жалеть я этих янки.
В них нет к другим сочувствия ни в ком.
И сам  я мог бы, даже не по пьянке,
Направить самолёт на Белый дом…»

   Римма Казакова отправила  по этому поводу в «ЛГ» резкую реплику, которая, однако, так и не была напечатана.
   Автор этого сочинения некто В. В. Хатюшин, писатель,   лауреат есенинской премии (!).
                *          *          *
   ИЗ АНЕКДОТОВ ХХ ВЕКА.
   В  недрах московского метрополитена при проходке штрека                                   найден муляж взрывного устройства с надписью «Смерть жидам!». Эксперты установили, что находке два миллиона лет.

               
                ЮРИЙ НАГИБИН: «Хочу назад, в евреи».

    «Вначале я, как Маугли, не знал, кто я, уверенный, что ничем не отличаюсь от остальной волчьей стаи. Но вскоре пришло прозрение и ответ: жид пархатый, номер пятый, на веревочке распятый.
   Принадлежность к «племени изгоев» лишь усиливалась тем, что мама (Нагибина) была русская, а мальчик – крещёный.  «Жид крещёный, что вор прощёный»…
   Народ (русский) считавшийся интернационалистом, обернулся черносотенцем, охотнорядцем. Провозгласив демократию, он всем существом своим потянулся к фашизму…Я хочу назад, в евреи. Там светлее и человечней». (Из посмертной книги «Тьма в конце туннеля»).
   
   На полях:

   Что сегодняшнему читателю   говорит это слово - «охотнорядец»? Хватает ли   толкования словаря, где «объяснено»:  охотнорядец - «торговец охотного ряда в Москве». Вот и всё объяснение. Другого, страшного смысла не ищите, - не найдете. Не любят составители словарей  говорить о неприятном, о том, что этим именем заклеймили самых страшных добровольных погромщиков России. Их, погромных охотников, поставлял на улицы Охотный ряд.
  Прав был Фамусов: «Всё врут календари».
  Прав был: и поныне всё врут календари! Увлекаясь песнями,  собрал в своё время целое досье. Однажды наткнулся на  незнакомое – эпиграф к знаменитой песне А.Суркова «В землянке». Собственно, не эпиграф, а посвящение, предварявшее знакомый с детства текст: – «С. Кревс».  До сих пор   в тысячах изданий   и намека не было на  посвящение, еще бы - такая фамилия. Но вот наступили перестроечные времена и зажурчали ручейки,  скрываемых прежде информаций. Появилось имя, а с ним и сведения, впрочем, скупые, немногословные, о предмете интереса поэта. Оказалось, что это жена поэта, что песня поначалу была вовсе не песня, а письмо, посланное с фронта Сурковым жене.   Менее известно остальное  - так, по одним источникам это Софья Антоновна Кревс, по другим – Софья Абрамовна. 
  В одном из воспоминаний в Интернете писатель некто И. В. Дроздов пишет: «Я уже знал всю подноготную своего начальства из Союза писателей: кто их назначил, и почему они взлетели на вышку советской литературы. О первом секретаре Союза Суркове Алексее Александровиче говорили: у него жена Кревс – она несет его как на крыльях, от неё (?! – Д.Л.) и слава поэта, и гонорары, и должности».

______________________________________________________________
   
*       *         *
   
 СУВОРОВ: «Как раб умираю за отечество, и как космополит, за свет».

                *      *       *

    Марк Амусин. Из статьи  «Фейхтвангер в свете нашего опыта». (ВЕСТИ.24 июня 2004 года):
  «И что такое еврейство: драгоценнейшая субстанция, сокровище в самом себе, которое следует любой ценой сохранять в чистоте и неприкосновенности, или всемирная закваска, бродило – начало, получающее смысл и оправдание лишь при соединении с другими элементами человеческой мозаики».

     На   полях:
_________________________________________________________
    Смысл, на мой взгляд, в последнем, в «соединении с другими элементами человеческой мозаики». Именно это имею в виду, когда говорю: в Израиле Блантер  «Катюшу» не написал бы. А Эйнштейн не сделал бы своего открытия, как и Фрейд своего, и примеров этому бездна, хотя бы и то, что треть нобелевских лауреатов евреи – и  почти все из стран Европы или Америки.
_______________________________________________________
               

                *          *        *

   Дмитрий ВАСИЛЬЕВ, лидер «ПАМЯТИ» (из беседы с Б. Коганом,  газета «Москва-Иерусалим», апрель, 1994). (Цитирую по газете «Штерн», ноябрь 1994 г.):
  «Я уже два еврейских погрома предотвратил. И если вспыхнет третий, у меня уже не будет сил остановить, потому что я знаю, кто их делает. Помните, были разговоры, что «Память» устроит погром. Кто-то действительно пытался, прикрываясь именем «Памяти», но мы остановили. Я неоднократно предупреждал евреев о грядущей опасности и что будет гораздо сложнее, чем исход из Египта».
      Васильев знает, а обкомовский чиновник, у которого я был на приеме, «не знает» и ни о каких погромах готовящихся не слышал. Хотя слух о них прокатился по всей стране.
               

    На полях:
    В тот год, кажется, в 1989, ранее или позже, в мае, по городу пошли внятные разговоры о готовящемся погроме. Атмосфера и сердца евреев наполнились напряжением и страхом. Все звонили друг другу, растерянные и выбитые из колеи. Я тогда работал в журнале, заместителем главного редактора. Не выдержал, пошел в обком к куратору и задал ему прямо: если у этих  слухов есть основание – или подтвердите их, либо официально, в печати, опровергните.  Вальяжный, холеный, откинувшийся в начальственном кресле куратор, - еще недавно, несколько лет тому назад, серенький газетчик, а теперь знающий себе цену функционер, охотливым жестом снял трубку одного из телефонов и позвонил кому-то, - полагаю, в компетентные органы. Переговорил, улыбаясь, положил трубку, сказал безмятежно – ничего нет, ничего неизвестно.
   Возможно, до погрома дело бы и не дошло, но слухи о нем были упорные, как и о том, что составляются списки евреев. Не исключено, что - это была спланированная  провокация…
   После этих дней резко выросло число отъезжающих их города евреев. Начинался  и на Урале великий исход.
 

                *              *               *
ИЗ статьи ЮЛИЯ НУДЕЛЬМАНА «Владимир Путин и Берл Лазар как отражение еврейского вопроса». 3.03.04. – 10. 03. 04. Газета «МОСТ».
 «…ни к чему хорошему, кроме зависти и ненависти к евреям, не приведёт открытие сугубо еврейских школ, центров, лагерей на фоне  4-х миллионов бездомных и часто голодных русских детей.…На мой взгляд особенно опасно для евреев России то, что всё больше и больше русских людей считают, правильно, или неправильно, что евреи управляют Россией, что они захватили алюминий, нефть, газ, никель, калий, алмазы, СМИ,  банки. ( В половине перечисленного евреями не пахнет, но это неважно. – Д. Л.).  Имена Абрамовича, Мошковича, Могилевича, Невзлина, Голдовского, Гайдамака, Леваева, Рыболова, Мирилашвили, Березовского, Гусинского, Рабиновича, Кобзона, Бернштейна, Ходорковского, Фельдмана, Хаита, Потанина, Фридмана, Смоленского для значительной части русского народа символизируют захват России евреями. По мнению русских людей, приватизацию, распродажу по дешёвке народного, государственного имущества, руководство экономикой и политикой осуществляли евреи и полукровки  (подчёркнуто автором. – Д. Л.) – Чубайс, Греф, Клебанов, Браверман, Вольский, Боровой, Кириенко, Немцов, Явлинский, Хакамада, Примаков, Гайдар, Лифшиц. Русских людей раздражает, что в адвокатуре  властвуют Резники, Падвы, Якубовские, а на эстраде командуют Хазановы, Жванецкие, Шифрины, Галкины, Якубовичи.
   «Что же нам, русским людям, осталось делать?», - спрашивают многие в России. «Смотреть и радоваться за евреев, которые снова живут лучше русских? К тому же эти правители олигархи ухитряются получать двойные гражданства, что позволяет им уходить от закона». (Подчёркнуто автором. Д. Л.). Эти разговоры  я сам  слышал в России даже от своих старых знакомых». -
 
   На полях:
Букет имен! И всё же – это капля в море, просто они на виду, - люди ненавидят удачливых, а тем более, если те - евреи. Такой же «цветник», только ещё более внушительный, можно составить из евреев-Лауреатов Нобелевской премии, например. (Или Сталинских!). Это не «реабилитировало» бы евреев, но, может быть, озадачило бы русских, склонных к осуждению евреев-«пролаз».

«Интернет переполнен статьями против засилья еврейских бизнесменов, политиков, олигархов. Всего лишь за несколько часов я обнаружил 142 сайта и 837 документов на эту тему. Процитирую лишь некоторые заголовки: 
   «Как быть несчастной России под игом еврейских  олигархов?»
   «Еврейские олигархи напились русскими деньгами, словно клещи человеческой кровью»
   «Сионисты олигархи хотят поработить Россию, скупив её на корню».
   «Олигархи евреи сами  провоцируют рождение Макашовых, фашистские движения и приближают новый Холокост».
   «Не далёк час, когда гнев трудящихся  за преступления еврейских олигархов обрушится на рядовых евреев».
   «Эти евреи из Израиля, Германии, бывшие советские ворюги, приезжают в Россию, чтобы грабить нас, уходя от возмездия и развращая русский народ, обманывая простых, доверчивых людей, применяя еврейские хитрости».
   «Евреи принесли России из провинциальных йешивот большевизм, создали  ЧК, уничтожили крестьянство, интеллектуальный цвет русского народа, а затем и СССР, продав богатства русского народа,  Западу и сионистам». (Прямо так и хочется спросить словами одного киногероя про землетрясение: как, это тоже я? – Д. Л.)
 
   «Выдержка из «обращения журналистов, интеллектуалов, молодёжных и спортивных организаций Краснодарского края к президенту России В. Путину от 04.07.2001., приведенная в новом разделе  (видимо, интернета. - Д. Л.) под названием «юдемафия»:
   «Россию нельзя восстановить и спасти, пока еврейская банда продолжает хозяйничать в России, грабить её. Надо арестовать еврейское ворьё по всей России, выгнать из нашей страны каббалиста Лазара».
     «На мой взгляд, Берл Лазар не может не знать о существующих настроениях и тенденциях в российском обществе. Взаимная  любовь не  получается. (Выделено мной. – Д. Л.)
   
  «Ситуация в России развивается не в пользу евреев. Напрасно Лазар старается изобразить восстановление еврейской жизни. Да и зачем держаться за страну, которая никогда не была и не будет родиной для евреев? Чтобы за все беды России вновь отвечали евреи? Чтобы провалившиеся политики снова смогли прикрыться в случае чего евреями?» (Выделено автором. – Д- Л.)
   
                *              *             *
  Дина Рубина в рассказе «Джаз-банд на Карловом мосту» приводит отрывок из письма Ф. КАФКИ к  М. Есенской:
   «Сейчас я провожу всё послеобеденное время на улицах и купаюсь в ненависти толпы к евреям. «Паршивое племя», так сейчас называют евреев. Вполне естественно покидать   то место, где тебя ненавидят (сионизм или чувство принадлежности к народу здесь   вовсе не причем). Героизм тех, кто остаётся, - это героизм тараканов в ванной, которых тоже невозможно извести».
    Абзацем выше автор рассказа пишет:
   «Утром мы торопились включить новости:
   …Во Франции горели синагоги.
   Итальянские интеллектуалы в знак солидарности с палестинцами устраивали уличные манифестации ряженых, опоясанных смертоносными поясами…
   Жизнь шла своим чередом. Старая шлюха Европа оставалась верна своей антисемитской истории». (Выделено мной. – Д. Л.)
 
                *        *         *
   А. РЫБАКОВ  рассказывает  («Роман-воспоминание»), как он советовал Ф. Панфёрову, редактору  журнала «Октябрь», сократить описание Волги в новом его романе: затянуто, останавливает действие.  «Он сидел,… набычившись, а потом с горечью сказал: - Да, вам этого не понять. – Кому это вам? – Вам не понять, - повторил он, - …я показываю читателю Волгу. Нашу Волгу, великую русскую реку, дорогую каждому русскому человеку, матушку нашу Волгу, кормилицу, а вам, конечно, не понять. – Кому это вам? – переспросил я…- Вам, инородцам! (Стр. 160)
 
   Он же, Рыбаков:
   «Акции против евреев следовали одна за другой: критики и писатели – космополиты и антипатриоты, Еврейский  антифашистский комитет – шпионы и диверсанты, евреи-врачи – убийцы в белых халатах. Разнузданная антисемитская кампания в печати нагнетала «гнев народный». –
   «… народный художник Белоруссии Савицкий изобразил у ямы, куда  сбрасывали трупы убитых славян, двух палачей: эсэсовца и еврея».  (! - Д. Л.). (Стр. 229)

   Стр. 228. «Основы советского государственного  антисемитизма заложил Сталин».
   Стр. 240.  «даже саму цифру уничтоженных евреев – шесть миллионов – скрывали, впервые у нас она была названа в моём романе». («Тяжёлый песок» - Д. Л.)
    Стр. 246. «Как же это государство издевалось над нами!  Причём без всякого смысла, во вред себе».
               
                *           *          *
 
   МОРИС ПАЛЕОЛОГ. Посол Франции в России, в начале ХХ века. «Дневник посла». С  20 июля 1914 года17 мая 1917 года.
   Стр. 154. 28 октября 1914 года. «Для евреев Польши и Литвы война оборачивается величайшей катастрофой из всех тех, которые когда-либо приходились на их долю. Сотни тысяч их вынуждены покинуть свои дома.…Почти повсюду их прискорбному массовому исходу предшествовал грабёж магазинов, синагог и жилищ…дня не проходит, чтобы в зоне боевых действий армий не было повешено несколько евреев по сфабрикованному обвинению в шпионаже».
   Стр.251. 15 января 1915 года. «До сих пор единственная политика, проводимая царизмом в отношении евреев, заключалась в том, чтобы или депортировать их, или уничтожать. 
    Во время подготовки ко второму разделу Польши Екатерина II неожиданно ввела для евреев  режим наказаний  и порабощения, который до сих пор не отменен.  Указом от  23 декабря 1791 года она ограничила их зоны проживания, она запретила евреям заниматься сельским хозяйством, она практически заточила их в городском гетто; наконец, она провозгласила гнусный принцип, который принят и сегодня, а именно: что еврею запрещено всё, кроме особо разрешённого».
   Стр. 277.  30 марта 1915 года. «С самого начала войны на долю евреев Польши и Литвы выпали самые тяжкие испытания. В августе их вынудили «всей массой» покинуть прифронтовую зону, не дав даже времени на сбор личных вещей. После короткой передышки их высылка возобновилась, причём в самой поспешной, массовой и жестокой манере.…Повсюду процесс депортации отмечался сценами насилия и грабежа под самодовольным оком властей. Сотни тысяч этих бедняг можно было увидеть бредущими в снегу, гонимыми, словно скот, взводами казаков, брошенными на  произвол судьбы на железнодорожных станциях, скученными на открытом воздухе вокруг городов, умиравших от голода, от усталости и от холода. И, словно для того, чтобы поднять их дух, эти жалкие толпы людей повсюду встречало одно и то же чувство ненависти и презрения, одно и то же подозрение в шпионаже и измене. В своей долгой и скорбной истории Израиль никогда не знавал более трагичной миграции. И, тем не менее, в рядах русской армии сражались, и сражались неплохо, 240 000 солдат еврейской национальности!»
   Стр. 318. 1 июля 1915 года. «В течение последних недель по приказу Верховного главнокомандования все евреи, проживавшие в восточной Литве и в Курляндии, подлежали высылке в массовом порядке   …русские власти… действовали с безжалостной жестокостью. Например, еврейское население Ковно, составлявшее 40 000 человек, (сорок тысяч шпионов? – Д. Л.)  было предупреждено вечером 3 мая о том, что в их распоряжении находятся сорок восемь часов для того, чтобы покинуть город. Во всех местах эвакуация евреев отмечалась трагическими происшествиями, отвратительным насилием и проявлениями грабежа, а также поджогами.
   Одновременно по всей империи прокатилась новая волна антисемитизма.  Если русские  армии терпели поражения, то в этом были, конечно, виноваты евреи. (Это уже  на уровне анекдота о том, что, когда фараону плохо, то евреям ставят клизму! – Д. Л.). Несколько дней назад реакционный журнал  «Волга» вещал на своих страницах: «Народ России, оглянись и посмотри, кто твой настоящий враг. – Еврей! Никакой пощады еврею! Из поколения в поколение этот народ, проклятый Богом, все ненавидят и презирают. Кровь сынов священной России, которую они предают ежедневно, взывает к мщению!»
   Численность евреев, высланных из Польши, Литвы и Курляндии со времени начала войны и всецело ставших жертвами самых жестоких страданий, превышает 600 000».
   Стр. 334. «Воскресенье, 8 августа  1915 года. 
   Перед каждым новым отступлений  русских армий полиция заранее высылала  евреев вглубь страны. Как обычно, операция повсюду проводилась в страшной спешке и в равной степени с такой же неповоротливостью, как и жестокостью. Подлежащих высылке извещали только в последний момент; у бедолаг не было ни возможности, ни средств, что-либо взять с собой. Их в спешке загружали в поезда; гнали, как стадо скота, по дорогам; им даже не называли место их назначения, которое, впрочем, менялось раз двадцать во время пути. Также почти повсюду, как только в городе становилось известно о приказе высылать евреев, православное население тут же спешило грабить дома в гетто. Выгнанные в Подолье, на Волынь, в Бессарабию и на Украину, эти евреи были доведены до крайнего состояния нищеты. Общая численность высланных евреев  достигает 800 000 человек.
   Эта варварская практика, навязанная целому народу под тем предлогом, что его религиозный атавизм повсеместно вызывает подозрение в шпионаже и  в измене, пробудила, наконец, чувство гнева у либеральных фракций Думы. Еврейский депутат из Ковно Фридман, выразил красноречивый протест.
   «Русские евреи, - заявил он, - принимают большое участие в войне… Пресса отметила большое число еврейских добровольцев. Их образование давало им право на офицерский чин; они знали, что никогда не получат его, но тем не менее продолжали добровольно вступать в ряды армии.…  Несколько сотен тысяч евреев отдают свою кровь на полях  сражения.
    Но за всё это мы являемся свидетелями усиления насилия и беззакония против евреев.… В продолжительной войне смена успехов и неудач неизбежна, поэтому весьма кстати всегда иметь под рукой так называемых виновников за все беды; им всегда можно приписать ответственность за поражения. Всегда необходимо иметь в запасе козлов отпущения. Увы! Во все времена Израилю была уготовлена судьба стать  этим козлом отпущения!
   Едва враг пересёк наши границы, как тут же вовсю дали ход одиозной легенде: евреи шлют своё золото немцам; это грязное золото обнаруживалось в аэропланах, гробах, бочках с водкой, в утиных грудках и в груди баранов!.. Распространяемая  и удостоверяемая властями, эта легенда повсюду принималась безоговорочно.
   Затем мы стали свидетелями  отвратительных мер, применяемых в отношении евреев, мер, никогда не испытываемых на себе ни одним народом на протяжении всей истории человечества.…Это же сущая мерзость – обвинять целый народ в измене. Подобная гнусная клевета могла бы иметь право на существование только в деспотической стране,  в стране, в которой евреи лишены самых элементарных прав… Я заявляю перед лицом России, перед лицом всего цивилизованного мира, что подобное обвинение евреев является ничем иным, как подлой ложью, выдуманной людьми, которые пытаются скрыть собственные преступления».
   Стр. 570. «Вторник, 5 сентября 1916 года.     Сотни тысяч русских евреев проживают в Нью-Йорке, Чикаго, Филадельфии и Бостоне. Общее количество евреев, разбросанных по всему земному шару, исчисляется в 12 500 000 человек; 5 300 000 в России и 2 200 000 в Соединенных штатах. (Интересно, что Маяковский в очерках об Америке назвал цифру за шесть миллионов. Это значит, что за короткий промежуток, из-за погромов и преследования, в Америку эмигрировали более четырех миллионов евреев! -  Д. Л.).    Помимо этих двух стран большие еврейские общины можно обнаружить в Австро-Венгрии  (2 250 000), Германии (615 000), Турции (485 000), Англии (445 000), Франции (345 000), Румынии (260 000) и в Голландии (115 000). Свою энергию ум, богатство и влияние они эффективно используют для того, чтобы не дать погаснуть ненависти к царизму в Соединённых Штатах. Режим гонений евреев, введённый в 1791 году Екатериной II и подтверждённый и ужесточённый в  1882 году небезызвестными «законами Игнатьева», рассматривается американцами как одно из самых возмутительных беззаконий,  которое когда-либо знала история человеческого общества. Я могу легко представить себе, что должен думать свободный янки, воспитанный в духе пристрастия к демократическому идеалу, в духе страстной приверженности и уважения к принципу личной инициативы, о ситуации, когда  пять миллионов  человеческих  существ подверглись заточению, только в силу своих религиозных убеждений, в ограниченное территориальное пространство, где их чрезмерная скученность обрекает их на нищету. Что этот янки должен думать о такой ситуации, когда эти человеческие существа не могут владеть участком и культивировать его, когда они лишены всех общественных прав и когда даже их незначительные поступки находятся в поле зрения самоуправного контроля полиции, когда они живут в вечном страхе перед возможностью периодического погрома?  Мой американский коллега, Марье, сказал мне однажды; «Что более всего меня поражает в положении евреев в России, так это то, что их преследуют исключительно по причине их веры. Упрёки в адрес их национальной принадлежности и экономические жалобы являются всего лишь предлогами. Доказательством этому служит то, что стоит только еврею отречься от иудейства и обратиться в православие, как с ним будут вести себя так же, как с любым другим русским».
   На полях:
    Какая наивность! Стоит только начать делать карьеру новоиспеченному русскому из евреев, как тут же вопль: лезут, проныры! Забывая, что еще вчера они же призывали евреев отказаться от своей веры, как условия продвижения их  в обществе.
  Уже в новое время к старым антиеврейским поговоркам прибавились новые, вроде: «Бьют не по паспорту, а по роже».
______________________________________________________________
   
   Стр. 714. «Вторник, 22 февраля 1917 года.
   Я только что прочитал письма Чаадаева, писателя, склонного к парадоксам, но прозорливого, иронического противника славянского своеобразия, великого и вдохновенного философа.… И я отметил мимоходом следующую глубокую мысль:
   «Русские принадлежат к тем народам, которые, кажется, существуют только для того, чтобы преподать  человечеству ужасные уроки. Несомненно, эти уроки не пропадут даром. Но кто может предвидеть все предназначенные для России испытания, прежде чем она возвратится к нормальному пути её судьбы и вернётся на своё место в рядах человечества?» (Столько плохого сказано о евреях, что простительно что-то сказать и о других. – Д. Л.)
   
            *           *           *
               
    ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЭСТЕР МАРКИШ, «Отражение света». «Однажды…зазвонил телефон. – Вас беспокоят из финансового отдела Комитета  государственной безопасности.…Знаете, а ведь за нами должок остался. – Какой ещё «должок»? Я получила назад все деньги, которые передавала для мужа в тюрьму. – Нет, вам ещё причитается за зубы. – Зубы? О чём вы? – О золотых коронках вашего мужа, гражданина Маркиша Переца Давидовича. Они были удалены, и у нас по документам проходят как…
  И тут я закричала не своим голосом. Мои гости подхватили меня, сползавшую по стене. Телефонная трубка болталась на шнуре, в ней ещё звучало: «Алло! Алло! Вы меня слышите? Так я хочу уточнить насчёт коронок. Общая их стоимость составляет…» Кто-то схватил трубку и, не дослушав, крикнул в неё: «Да будьте вы прокляты!». («Калейдоскоп». 13.06.03).
   
                *            *             *

                «Неприкрытая бесстыдная логика»

   ГОЛДА МЕИР: «МОЯ ЖИЗНЬ».
   «Согласно плану, Синайская кампания началась… после захода солнца 29 октября и закончилась, тоже по плану, 5 ноября. Менее ста часов понадобилось Армии Обороны Израиля, состоявшей, в основном из резервистов, посаженных в какие попало военные и гражданские машины, чтобы пересечь и отнять у Египта район Газы и Синайский полуостров, превосходившие по площади Израиль в два с половиной раза…Сотни тысяч единиц, всевозможного оружия,…большей частью,  русского происхождения, заготовленные против нас, теперь не могли им помочь. Треть египетской армии была разбита. Из 5000 египетских солдат, скитавшихся в песках , 3000 были взяты в плен, чтобы они не погибли от жажды (и впоследствии обменяны на одного израильтянина, которого египтянам удалось захватить)».               
   «К войне с  Израилем  Египет подтолкнул Советский Союз, который и напичкал его своими танками, ракетами, самолетами и специалистами. И он же потребовал прекращения огня и перемирия, едва увидел, что Египет на грани краха. Неприкрытая  бесстыдная политика».
   «То, что Советский Союз помогал Египту  осуществить свою мечту о продолжении войны против Израиля, оправдывалось – в той мере, в какой Советский Союз считал нужным оправдываться, - тем, что такая гадкая вещь, как сионизм, должна подавляться повсюду. Для доказательства того, какая это гадкая вещь, в Москве в 1953 году был изобретен  «заговор врачей». Русский народ был извещён, что девять врачей (шестеро из них – евреи) пытались убить Сталина и других  советских лидеров, и уже инсценировался гнусный процесс, первая часть антиеврейской кампании, которую раздули на весь Советский Союз». (Голда Меир. «МОЯ ЖИЗНЬ». «Калейдоскоп», 10 июля 2003 г.)
   «Я хочу, раз и навсегда, ответить на   вопрос – сколько палестинских арабов в действительности покинуло свои дома в 1947-1948 годах? Ответ: максимум – 590 000…Арабы кричат о  «миллионах палестинских беженцев» – и это такая же неправда, как и утверждения, что мы заставили арабов покинуть свои дома. «Палестинские  беженцы»   появились в результате стремления (и попыток) арабов разрушить Израиль. Это был результат, а не причина». (Там же.)
   «…арабам, оставшимся в Израиле, жилось легче, чем тем, кто уехал. До 1948 года по всей Палестине вряд ли была хоть одна арабская деревня с электричеством и водопроводом – а через двадцать лет не осталось, вероятно, ни одной, не присоединённой к электросети, и ни одного дома без водопровода». (Там же.  «Калейдоскоп». 26.06. 2003).
   
     ГОЛДА МЕИР. «МОЯ ЖИЗНЬ».   « …После второй мировой войны (в которой погибли миллионы русских евреев) советские власти постарались, чтобы большая часть еврейских школ и газет  не были восстановлены…евреев уже открыто притесняли и уже начался тот злобный, направляемый правительством  антисемитизм, который пышно расцвёл через несколько лет, когда евреи преследовались широко и беспощадно и еврейские  интеллигенты – актёры, врачи, писатели – были высланы в лагеря   за «космополитизм» и «сионистский империализм». Положение сложилось трагическое: члены миссии, имевшие в России близких родственников – братьев, сестер, даже родителей, - всё время терзались, не понимая, можно ли им увидеться с теми, о  встрече с которыми они так мечтали, ибо, если откроется, что у них есть родственники-израильтяне, это может закончиться судом и ссылкой». («Калейдоскоп».4.06.2003).

*            *         *
     Иосиф Бродский:
 
    «В 1950, кажется, году отца демобилизовали в соответствии с каким-то постановлением Политбюро, запрещавшим лицам еврейского происхождения иметь высокое офицерское звание.…К тому времени отцу уже минуло сорок семь, и ему, в сущности, пришлось начинать жизнь заново. Он решил вернуться к журналистике... Для этого, однако, следовало устроиться на работу в журнал,  что оказалось весьма непросто: пятидесятые годы для евреев были тяжелыми временами. Борьба с  «безродными космополитами» была в самом разгаре; за ней в 1953 году последовало  «дело врачей», не окончившееся привычным кровопролитием лишь потому, что его вдохновитель, сам товарищ Сталин, в апогее кампании нежданно-негаданно сыграл в ящик. Но задолго до того и какое-то время  спустя воздух полнился слухами о планируемых в Политбюро репрессиях против евреев, о переселении этих исчадий «пятого пункта» на Дальний Восток.…По рукам ходило даже письмо за подписью наиболее известных обладателей «пятого пункта» - гроссмейстеров, композиторов и писателей, содержащее просьбу к ЦК и лично товарищу Сталину разрешить им, евреям, искупить суровым трудом в отдалённых местностях большой вред, причиненный русскому народу. Письмо должно было со дня на день  появиться в «Правде» и стать предлогом для депортации». (Сочинения Иосифа Бродского. Том 5.  Полторы комнаты. Стр. 331).
 
    Вот как описывает эти события в своей книге   «История государства  советского в преданиях и анекдотах» известный писатель Юрий Борев.
   «Хрущев пересказывал Эренбургу свою беседу со Сталиным. Вождь наставлял: «Нужно, чтобы при их выселении в подворотнях происходили расправы. Нужно дать  излиться народному гневу». Притворившись непонимающим, Хрущев спросил: «Кого их?» - «Евреев», ответил Сталин. Утверждая сценарий депортации, он распорядился: «Доехать до места должно не больше половины». По дороге предполагались «стихийные» проявления народного гнева - нападения на эшелоны и убийства депортируемых».
   Ю. Борев:
   «Один из старых железнодорожников, живущий в Ташкенте, рассказывал мне, что в конце февраля 1953 года действительно были приготовлены выгоны для высылки евреев и уже были составлены списки высылаемых. Об этом ему сообщил начальник областного МГБ».
   «Процесс над «врачами-убийцами» должен был начаться 5 марта 1953 года. В «Правда» лежала передовая статья, написанная Чесноковым и одобренная вождём, «Спасем евреев от гнева народов Советского Союза!», в которой говорилось, что гнев  народов СССР на нацию, породившую врачей-убийц и сделавшую много другого зла, справедлив, но из советского гуманизма евреев нужно спасти в концентрационных лагерях. На 10 апреля была назначена депортация евреев в Сибирь и Казахстан. Маршал Конев, герой войны, командовал там строительством бараков.  «Окончательное решение еврейского вопроса» сорвала неожиданная смерть Сталина».
   Чесноков…Что же это за личность, чьё   незаметное имя было на слуху у свердловской вузовской публики?
    Ю. Борев:
   «Ректор Свердловского педагогического института Чесноков, производивший впечатление интеллигентного человека, после 1937 года перестал разговаривать о чём-либо кроме работы. В 1946 году у него начался роман с домработницей, и его жена Гинзбург, заведующая кафедрой Свердловской консерватории, выставила её. Чесноков поехал в Москву, записался на приём к Суслову и заявил: «Я русский человек и хочу иметь русскую жену. Прошу перевести меня  из Свердловска в любой другой город». Запросили из Свердловска характеристику и перевели Чеснокова в отдел агитации пропаганды ЦК КПСС, в сектор науки, которым заведовал  Юрий Жуков. Благодарный Чесноков написал книгу о советском государстве, где по количеству сталинских цитат перекрыл все самые высокие нормы того времени.
   По  рекомендации Юрия Жукова Чесноков был приглашен на день рождения Светланы Иосифовны, где присутствовал Сталин. Чесноков подарил ему свою книгу. Книга понравилась. На вопрос, над чем он работает сейчас, Чесноков  ответил: «Над книгой о народах, недостойных социализма, – евреях крымских татарах, чеченцах…»
   На Х1Х съезде Чесноков стал членом  Президиума ЦК. После смерти Сталина его оттуда выгнали. Он стал главным редактором  «Вопросов литературы». (Ю. Борев.   История государства советского в преданиях и анекдотах. Стр. 150-153.)
   
На полях:
   Впервые я услышал о том, что была реальная угроза депортации, от моего дядьки Давида Часова, инженера одного из казанских заводов. Он приехал в Свердловск на похороны моего отца. Был 1973 год. После поминок засиделись за полночь, переговорили обо всем – давно  не виделись, разговор перешел на трепещущую, как водится, тему – антисемитизм. Тут дядька и сказал  то, про что потом открыто стало говориться в годы перестройки. Помню, меня тогда поразил не столько  смутный слух о том, что готовилось против всех евреев, сколько дядькин комментарий. А что, - сказал он почти благостно, - я бы с готовностью поехал…- Я безмолвно уставился на него, пораженный этой готовностью не просто примириться со страшной неизбежностью, а принять  её безропотно, примирительно.


                *              *             *   

   Артур Миллер:
   «НЕ БУДЬ АНТИСЕМИТИЗМА, Я БЫ НЕ ДУМАЛ О СЕБЕ КАК О ЕВРЕЕ».

                *           *             *

   ВИКТОРИЯ ТОКАРЕВА: «Как говорила Таня Толстая, русская интеллигенция – это евреи».
               
                *               *             *
 
   СВЕТЛАНА АЛЛИЛУЕВА: «Отец рвал и бросал в корзину мои письма и фотографии. «Писатель! – бормотал он. – Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!» То, что Каплер – еврей, раздражало его, кажется, больше всего». (Светлана Аллилуева. «Двадцать писем другу»).
               
                *               *               *
   ГОЛДА МЕИР. «МОЯ ЖИЗНЬ». «Когда он (Киссинджер - Д.Л.) впервые побывал в Саудовской Аравии, король Фейсал прочёл ему целую лекцию на тему «Коммунисты, израильтяне и евреи». Теория Фейсала -  которую он, ничуть не смущаясь, изложил  Киссинджеру – заключалась в том, что это евреи создали коммунистическое движение, чтобы завладеть всем миром. Часть мира им уже принадлежит; в той части, которой им завладеть ещё  не удалось, они поставили евреев на важные правительственные посты.
-   Знаете ли вы, что Голда Меир родилась в  Киеве? – спросил он.
–  Да, - ответил Киссинджер.
-   И вы не понимаете, что это значит?
–  Как-то не слишком, - сказал Киссинджер.
-   Киев, Россия, коммунизм  - вот формула, заявил Фейсал.
   Потом Фейсал попытался вручить Киссинджеру «Протоколы сионских мудрецов», известную русскую фальшивку царского времени, но Киссинджер, разумеется, подарка не принял». (Калейдоскоп. 23.10.2003)

   На полях:
   Почти слово в слово повторяли это многие радетели борьбы с сионистами и в России. Слышал я это и  в своём окружении.
             
               
                *         *          *
    ГОЛДА МЕИР. «МОЯ ЖИЗНЬ». «Все военные приготовления Египта направлялись и снабжались русскими; французы в своём проарабизме почти не отставали от русских, а англичане – от французов…». (Калейдоскоп. 4.09.2004)
               
                *          *           *
 
   ГОЛДА МЕИР. «МОЯ ЖИЗНЬ». На первой всеафриканской конференции встретилась по предложению организаторов с лидерами, с другими африканскими лидерами в Аккре…. Все вели себя откровенно. Молодой человек из Северной Нигерии (почти целиком мусульманской) встал и заявил: «У нас в Северной Нигерии евреев нет, но мы знаем, что должны их ненавидеть».
  На полях:
 Из Польши при Гомулке изгнали всех евреев. Но антисемитизм остался. Что  Африка, что просвещенная Польша – одна мораль.
   

   КОНЦЕПЦИЯ КОРОЛЯ АБДУЛЛЫ О РОЛИ ЕВРЕЕВ
   Абдуллу, трансиорданского короля убили в 1951 году.  «Убийство – эндемическая болезнь в арабском мире». (Голда Меир). (Эндемический – значит,  местный, свойственный данной местности).  «Убийство Абдуллы произвело незабываемое впечатление на всех арабских лидеров...; однажды Насер сказал посреднику, которого мы направили  в Каир: «Если бы Бен-Гурион приехал в Египет переговорить со мной, его встретили бы дома, как героя-победителя. Но если бы я поехал к нему, то по возвращении меня бы застрелили»…
   «Абдулла был невысокий, очень стройный человек, обладавший большим обаянием…Эзра  Данин, не раз встречавшийся с Абдуллой прежде, объяснил мне его концепцию роли евреев на Ближнем Востоке: Б-г рассеял евреев по  Западному миру для того, чтобы они усвоили европейскую культуру и потом принесли её обратно на Ближний Восток, чтобы его опять оживить».
   «…были сведения, что, несмотря на свои обещания, Абдалла собирается вступить в Арабскую лигу. «Так ли это?» - спрашивала я. Из Аммана очень скоро пришёл отрицательный ответ. Король был изумлён и обижен моим вопросом. Он просил меня запомнить три вещи: во-первых, он  - бедуин, и потому человек чести; во-вторых, - король, и потому дважды человек чести; в-третьих, он никогда не нарушит обещания, данного женщине. Поэтому моя тревога ничем неоправданна.
   Но мы-то знали другое,… несмотря на все свои заверения, Абдулла связал свою судьбу с Арабской лигой». (Голда Меир. Моя жизнь. «Калейдоскоп», 15.05.2003).

                *     *         *

   ГОЛДА МЕИР: «…я предложила учительнице Менахема  (маленький сын Голды Меир. Речь о 1926 годе. - Д. Л.), что буду стирать всё детсадовское бельё вместо того, чтобы вносить плату за своего сына. Целыми часами стоя  во дворе, я скребла горы маленьких полотенец, передников и слюнявчиков, грела на примусе воду,  ведро за ведром, и думала, что я буду делать, если треснет стиральная доска»
   «Девятнадцать лет, с 1948 по 1967 год, арабы запрещали нам ходить в старый город или молиться у стены. (Чем это отличается от запрета советских властей учить иврит и строить синагоги в Советском Союзе? – Д. Л.) – Но на третий день войны – в среду 7 июня -  весь Израиль был наэлектризован сообщением, что наши солдаты освободили Старый город и Стена опять в наших руках…
   Я пошла к стене вместе с группой солдат. Перед Стеной стоял простой деревянный стол, а на нём пулемёт. Парашютисты в форме, с талесами на плечах, приникли к стене так тесно, что, казалось, их невозможно от неё отделить. Они со стеной были одно. Всего за несколько  часов перед тем они отчаянно сражались за освобождение Иерусалима и видели, как во имя этого падали  их товарищи.. Теперь, стоя перед Стеной, они закутались в талесы и плакали, и тогда я взяла листок бумаги, написала на нём слово «шалом» (мир) и засунула его в расщелину, как делали евреи давным-давно, когда я это видела. И один из солдат (вряд ли он знал, кто я такая) неожиданно обнял меня, положил голову мне на плечо, и мы плакали вместе». (Голда Меир, «Моя жизнь». Калейдоскоп. 20. О2.2003).
 
   На полях:
 «КВИТЛЕХ» –  так называются на идиш записочки, что кладут в расщелины Стены Плача с просьбами к Всемогущему».
  Не от этого ли украинское «квиток»?
  Ивритское  «лихтов» - писать. «Катув» - написано.


               
                *       *       *
     В  газете «МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ» (вкладыш в «Глобусе» от 2-8 2005 г.) в статье «ЧУЖИЕ» И ХИЩНИКИ», под рубрикой ВРАГИ Вадим Малкин пишет, ссылаясь на данные социологического опроса: «Около половины (! – Д..Л.) наших сограждан, согласно данным опросов различных социологических служб, считают евреев чужаками (другими и непохожими), не хотели бы иметь с ними дело, родственных связей, а также хотели бы ограничить их влияние на политическую жизнь и экономику страны. Более четверти населения не прочь ограничить  проживание евреев неким аналогом «черт оседлости».
 
 На полях:
   Я думаю, эти данные занижены. Здесь не учтены те, кто избегает говорить вслух о своих взглядах, или стыдится своих тайных истинных пристрастий. С их учётом  цифра  неприязни возросла бы до  90-95 процентов. Вообще – склонность к неприязни, если не сказать – ненависти к инородцам – глобальна, и органично присуща   большинству. К слову – она порождает и ответную неприязнь – меньшинства к большинству.

   На сайте «Правда.ру» 29 января 2005 помещено следующее послание русскоязычному израильтянину в ответ на его озабоченность  антисемитизмом в России: «Лучшее, что  Вы можете сделать – посоветовать  своим соплеменникам немедленно убираться из России! И ещё – отговорить  жидов-идиотов, которые хотят вернуться из Израиля обратно. Они тут  на х… не нужны! Хватит в Москве других чёрных! Россия - русским…Так было, так будет!»  (http://news.pravda.ru/crime/2005/01/29/72097.html#c)
   «Россия – русским!»... Здесь вы, евреи, «на х… не нужны!»
   И опять вспомнишь горькие слова  остроумца: «Ностальгия, это когда хочется вернуться, а некуда».
   Привет этим авторам  от сотен тысяч солидарных.. Как от современников, так и из глубины веков. В частности, от Екатерины 1, что ещё в 1727 году  приказала «жидов мужеска и женского пола всегда выселять вон из России… и впредь ни под каким образом не впускать». Анатолий Рубинов. Изгнание. Журнал «Слово писателя». № 6, 2004.
                *             *             *
    Борис Акунин. «Статский советник»:
   «Эсфирь… схватила газету:
    - «Вот «Московские новости»…пожалуйста… «Наконец-то министерство призвало неукоснительно соблюдать  правило о недопущении в университеты лиц иудейского вероисповедания…Евреи в России – самое удручающее наследие, оставленное нам не существующим Царством Польским. В империи евреев  четыре миллиона, всего-то четыре процента населения, а миазмы, исходящие от этой язвы, отравляют своим смрадом…» - Дальше читать? Нравится?»
   Герою книги Эрасту Фандорину это не нравится. Но нравится большинству царской России  конца Х1Х века, когда происходят описываемые Б. Акуниным события. И очень понравилось бы в России ХХ! Века, в 2005 году, таким как генерал-полковник Макашов и его соплеменники. Именно единомышленники принесли генералу шумную победу в его антисемитских высказываниях на ристалище по телевидению. Антисемита поддержал намного больше участников и виртуальных слушателей, чем космонавта, дважды героя Советского Союза Алексея Леонова (!) ). Именно в этой передаче, под названием «К барьеру!», на канале НТВ-МИР 3 февраля 2005 года  не раз и на разные варианты звучало о вреде и происках евреев:  в России евреев меньше одного процента, а они захватили всё богатство страны, и от них всё зло.   
    Всё захватили? Попробуйте устроиться на подходящую работу или поступить в популярный вуз! Сын моих знакомых Гриша В. золотой медалист, при поступлении на математический факультет Московского университета, услышал от проводившего с ним «мандатную» беседу профессора: – «Зря стараетесь, молодой человек, учиться здесь вы не будете, я не допущу этого». Мальчик уехал сперва в Израиль, а потом в Англию, где  и обогащает своим талантом зарубежную науку. Было все это недавно, в 80-90-х годах. …Сколько таких мальчиков выпихнуто с родных мест!
  Вернемся, по случаю, к процентам,  к главному жупелу в еврейском вопросе  - повсеместному синдрому повсеместного засилья евреев. В конце Х1Х века, в году эдак 1891 или 1892, в Москве было около 7 тысяч евреев. Большинство было выслано, а иные отбыли в эмиграцию, к большой радости большинства москвичей. К слову сказать, одним из потомков  высланных братьев Познеров стал великий режиссер Стивен Спилберг (опять спасибо антисемитам России, - благодаря их «энтузиазму» запад прирастает достижениями в науке и культуре, а заодно и Нобелевскими лауреатами). В те времена одна из газет,  именно «Московский листок» в № 60  1891 года слёзно жаловалась, что «на Руси уже не осталось … того отдела государственной жизни, куда бы не просунули жиды своих одноплеменников. Большинство докторов у нас евреи, все поголовно артисты – жиды, масса ювелиров-жидов, адвокатские помощники – жиды, певцы – жиды, хористки – жидовки, масса жидов  во всех оркестрах, жиды -  хозяева и прикащики…Жиды – концессионеры, жиды – инженеры…Словом, куда не глянешь – кагал». (Цит. по статье Анатолия Рубинова. Изгнание. Журнал «Слово писателя», № 6, 2004).
   На полях:
  Пресловутый еврейский вопрос не сходит со страниц прессы и книг. И снова скажем со вздохом: какая, в конце концов, разница, когда и где наткнёшься на антисемитские пассажи….  В какой день, год, век  и из какой кучи  черпать «не разумное», «не доброе», но вечное! 
   Что в наше новое время: при сотне тысяч евреев в России (остатки после их современного исхода, -  меньше одного процента от всего населения!), что при семи тысяча то же самое -  всё «присвоили», «всё « захапали»,   «лезут» и «лезут»,  жиды, жиды, жиды.
   

                *          *          *

   
   Я. Л. РАПОПОРТ. «НА РУБЕЖЕ ДВУХ ЭПОХ».  «Вся постановка вопроса о безродных космополитах, людях без рода, без племени, не имеющих родины, заключается в том, что им не дано понять творчества русских людей, русской и советской природы; они, поэтому не имеют права её касаться. Идеологи борьбы с безродными космополитами, вероятно,  запретили бы  и Исааку Левитану, великому певцу русской природы, коснуться  своей, пусть гениальной, но еврейской кистью. (А  Блантеру запретили бы написать «Катюшу». – Д.Л.). Не случайно, что в период борьбы с космополитами подверглось гонению творчество Багрицкого, Светлова, В. Гроссмана, был изгнан из Большого зала Консерватории портрет Мендельсона».  (Стр.18-19). … «Вынесли» не Вагнера,…ярого немецкого националиста и шовиниста…».
 
 На полях:
  Портрет Мендельсона не мешал никому при  царях и при царском антисемитизме. Он   нежелателен стал при коммунистах-интернационалистах.- Что же касается людей без «роду и племени», то к месту вспомнить слова Дизраэли о том, что многие из предков его современников еще сидели на деревьях, когда его предки уже писали книги и создали культуру. 

  «Везде надо было... выявлять своих космополитов. Антиеврейская направленность… была настолько откровенной, что её было трудно прикрыть  фиговым листком советского интернационализма. Даже бытовало двустишие: «Чтоб не прослыть антисемитом, зови жида космополитом».  Стр.22. 
   «Вообще же изгнание евреев-профессоров из медицинских вузов открыло  неожиданный лёгкий путь к кафедрам многим бездарным тупицам, прозябавшим около науки без надежды на её признание». Стр.26.
   «Осенью 1952 года… поползли «зловещие» слухи, источником которых было руководство партийной организации: Рапопорт подписался на абонемент в Государственный еврейский театр на осенне-зимний сезон 1952-1953 года. Это «страшное» известие передавалось шепотом из уст в уста и воспринималось с таким  же ужасом, как если бы Рапопорт зарезал ребёночка… Евреи боялись близости к носителю еврейской духовной культуры  - театру, над которым к тому же встал ужас… злодейского убийства души театра – С. М.  Михоэлса». Стр. 57.

    Сообщение по радио о раскрытии в Советском Союзе заговора врачей-преступников «нормальный человеческий разум не мог вместить»… Будь, к примеру, сообщено в Англии, что король Георг  умерщвлён своим врачом – известным учёным, «Англичанин воскликнул бы: «Произошло ужасное несчастье: к микрофону пробрался сумасшедший».
   «Не зря «дело врачей» называли  «делом Бейлиса атомного века». (Подчёркнуто мной. – Д. Л.).Стр. 65.
 
                *        *      *
    Лидия Федосеевна Тимашук. «По совместительству со светлым образом пречистой богородицы она была секретным сотрудником (сокращённо – сексотом) органов госбезопасности...
    Открытое всему миру известие о её «благородной» роли вызвало в Советском Союзе буквально взрыв восторга и восхищения. Пресса задыхалась и захлёбывалась словесными выражениями этого восторга. Правительственные поэты воспевали её подвиг в стихах. Это было почти религиозное преклонение перед этой  «великой дочерью русского народа», как её в ту пору величали в печати. Её сравнивали с Жанной Д*Арк, она – спасительница родины от заклятых врагов. Её заслуги были отмечены правительством присуждением ей 20 января 1953 года  высшей награды – ордена Ленина за помощь в разоблачении «врачей-убийц». Стр. 66.
 
   На полях:
    Самое удивительное может быть не это (это - в порядке «логики» того времени и тех властей). Самое удивительное в том, что после того, как лопнуло всё дело, врачей, их оправдали, и Тимашук лишили ордена Ленина, ей, по прошествии времени, в порядке компенсации, или – если угодно – в качестве УТЕШИТЕЛЬНОГО ПРИЗА вручили орден Трудового Красного Знамени (!).
 
ЧТО ТАКОЕ ЕВРЕЙСКИЙ БУРЖУАЗНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ       АКАДЕМИКА Я. РАПОПОРТА
   
«в следствии началось моё прозрение, я понял, что такое еврейский буржуазный национализм и почему я  - еврейский буржуазный националист, враг советского народа. Оказывается, создавать для евреев совершенно откровенно и беззастенчиво тяжёлые служебные и моральные  ситуации, как это делал, в частности, начальник отдела кадров Академии медицинских наук профессор Зилов, - это не преступление, хотя соответствующая статья (антисемитизм) в нашем Уголовном кодексе имеется.…А выступать в защиту обижаемых по национальному признаку и даже только сочувствовать им – это преступление, имеющее название, - еврейский буржуазный национализм». Стр. 107.
   
  «антисемитизм – имманентное людоедское чувство из области зоологии, проецирующееся на евреев». Стр.126

  «как-то мой эрудированный куратор   спросил, знаю ли я, что  фашизм – учение, созданное евреями». Стр. 126
 
   «На заверения   одного крупного  политического деятеля Советского Союза, что сближение с Гитлером – это брак по расчёту, она (Л. С. Штерн, академик - Д. Л.)  ответила: «Но и от брака по расчёту бывают дети, и детки будут и от этого брака». Это звучит как пророчество и предвидение! Стр. 242
           ДЕТКИ ОТ БРАКА ПО РАСЧЁТУ: скинхеды, националисты, фашисты, антисемиты в России нашего времени.  (Выделено мной. - Д. Л.)

  «хлопали по закону стадности». Стр.272
      

                *       *      *
            
   Из КНИГИ:  ПЕТР ВАЙЛЬ
   АЛЕКСАНДР ГЕНИС
«60-е МИР СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА».
«… большинство советских евреев особенно возмущено государственным антисемитизмом вовсе не потому, что они его жертвы и очень от него страдают, а потому, что он противоречит громко провозглашенному интернационализму».  (Стр. 302. А. Воронель. Трепет иудейских забот. Иерусалим. 1981).
   
                *         *         *   
   «Бороться с советской властью я считаю не столько невозможным, сколько ненужным, так как она вполне отвечает сердечным вожделениям значительной – но, увы, не лучшей – части населения». (Э. Кузнецов. Дневники. Париж, 1973, с. 81).

                *        *        *
   В этой же книге П. Вайля  А. Гениса -  про издание книг на родных языках:  у бурят  и кабардинцев    в 42,5 раз, у якутов в 88 раз больше, чем у евреев.  Притом, что одних – десятки тысяч, других – миллионы жителей.
  (Хрущев газете «Фигаро» о  невозможности  прочного еврейского общества, в силу того, что евреи интеллигенты, у них тяга к образованию, что «Нельзя бороться против тяги к творчеству» (!? – Д.Л.). Стр. 356.
                *           *           *
      Владимир СОЛОВЬЁВ, русский философ, умирая, хозяйке дома: «Не давайте мне засыпать.…Заставляйте меня молиться за израильский народ. Мы так виноваты перед ним». Пел еврейские псалмы…». Наконец прозвучали его последние слова: «ШМА, Исроэль!»…
    В письме к Гецу Соловьёв писал: « Я в последнее время имел случай убедиться, что в действующей русской интеллигенции самый честный элемент есть всё-таки еврейский».
   «Мы…, христиане, доселе не научились относиться к иудеям по-христиански. Они никогда не нарушали относительно нас своего религиозного закона, мы же постоянно нарушали и разрушаем относительно их заповеди христианской церкви». Более того, «вместо того, чтобы прямо в этом покаяться, мы ищем, на кого бы свалить свою вину».
    В статье  «Грех России» Соловьёв пишет: «Великая нация не может спокойно жить и преуспевать, нарушая нравственные требования». – (Имеется в виду политика угнетения национальностей. - Д. Л.). – «И поэтому, пока страна не освободится от этого  греха», до тех пор «Россия во всех своих делах останется нравственно связанной духовно, парализованной, и ничего, кроме неудач, не увидит».
   Л. Толстой в письме Соловьёву 15 марта 1890 г. писал: «…основа нашего отвращения от мер угнетения еврейской национальности одна и та же – сознание братской связи со всеми народами и тем более с евреями, среди которых родился Христос и которые так много страдали и страдают   от языческого невежества так называемых христиан». В мае 1890 г.  К Ф. Гецу Л. Толстой писал: «Я жалею о преследованиях, которым подвергаются евреи, считаю их не только несправедливыми и жестокими, но и безумными».
  (Файвель Меер Гец (1853-1932) окончил восточный факультет С. – Петербургского университета, публицист, автор ряда произведений на еврейском, русском, немецком языках по истории  и современному состоянию русского еврейства, педагогике  и т. п.)
   (Цитирую по «Новостям недели». 30 августа 2001 г. .- Д. Л).
   
                *        *         *

   «ОТПУСТИ МОЙ НАРОД!»
    Вторая часть фразы: «чтобы служить Б-гу».
               
                *                *                *               
  К ВОПРОСУ ОБ АНТИСЕМИТИЗМЕ В ИЗРАИЛЕ. Автор статьи «И за что цим  жидам  такэ щастя!?» Ефим Гальперин пишет: «Мой приятель – диссидент, прошедший через этот ад (психушку, - Д. Л.), в растерянности говорил мне: - Каждое утро в Гиватаиме (район Большого Тель-Авива) в магазине, покупая хлеб, я встречаю старушку – доктора, которая мне в питерской «психушке» делала инъекции»

                *           *           *
   «Сионизм – реакционная шовинистическая идеология и политика еврейской буржуазии…
   Характерные черты сионизма – воинствующий шовинизм, расизм, антикоммунизм, антисемитизм».

   На полях:
   Это - из Советского Энциклопедического Словаря, 1982 года. То же самое, еще покруче, и в других словарях и справочниках, и в ранних и в поздних изданиях этого же словаря и всех других, а также  о том же и так же – во всех газетах, журналах, лекциях, выступлениях,  в передачах  радио и телевидения – на протяжении десятилетий, изо дня в день. Вот  чем обогащался охочий до предрассудков народ? И что – «народ», если эти идеи исповедовали  и проповедовали ученые, писатели, журналисты и чиновники всех мастей!
  Словари, - а я их переворошил бессчётное число, в ту пору в стране не были словарями в корректном значении этого слова, то есть беспристрастно передающими факты. Все они, без исключения, были политически ангажированными, идеологически даже не просто предвзятыми, а полны пристрастий. Каблуками, стоптанными внутрь. И только через годы после начала перестройки в  кое-каких туннелях замерцал на выходе свет. И вот в Большом Толковом  Словаре Русского Языка за 1998 год появляется нечто правде подобное: «Сионизм. Общественное движение, провозгласившее своей целью возрождение еврейского национального самосознания и создание еврейского государства в Палестине». То есть, дважды два – четыре. И не больше. И не меньше. Так стали писать ныне   русские некоторые словари.
   Но юдофобы словарей не читают, а если читают, то говорят, что их сочиняют сами евреи или продавшиеся им… 
               
                *         *         * 
 «…на взрывоопасном Ближнем Востоке пронеслась шестидневная война. Израиль позволил себе ее выиграть, и, смертельно оскорблённое этим, наше правительство разорвало дипломатические отношения с ним».  (Леонид Зорин. Зелёные тетради. 1999 г.  Стр. 81).

На полях:
 У Голды Меир в воспоминаниях об этом  сказано с горечью: «Извините, что мы победили»
______________________________________________________________ *         *         *
«Иудейская война, тем не менее, на этой битве не завершилась. Спустя девять месяцев в Польше начались студенческие волнения, и правители народной республики выпустили молодой пар через мгновенно организованную борьбу со зловредными сионистами – последовала массовая высылка евреев из братской народной демократии». (Там же. Стр. 82).
                *          *         *

   «Убивайте евреев и их детей» - это призыв Арафата.
   «Из жизни ушёл авторитетный политический деятель международного масштаба, который посвятил  всю свою жизнь справедливому делу палестинского народа…», – это слова  В. В. Путина об Арафате…(!)
    Представители российских властей  называют Ясера Арафата «великим революционером». Премьер-министр Австралии называл его убийцей. Россию не смущает двусмысленность её позиции.  «Россия не упустила повод, чтобы ещё раз выказать арабским народам (как выразился Путин)  братское соболезнование, при том, что из 22 арабских государств 18, включая Египет, находятся в лагере  стратегических союзников Америки».
  Автор статьи добавляет: «Арафата вырастил КГБ, Арафат вырастил пиратов, захватывающих самолеты (вспомним два взорванных  в России самолета! – Д. Л.), убийц, бросающих гранаты в школьников (вспомним Беслан! – Д. Л.), и никто иной, как он внушал палестинцам: «Для нас нет мирных евреев».
   Если это можем знать мы, американцы и австралийцы, этого же не может не знать российская власть – от Брежнева до Ельцина и Путина, лобызавших Арафата.
   Сирия, Ливия и Йемен в одностороннем порядке списали свои долги Москве»... Долги арабских государств  России исчисляются в 90 миллиардов долларов! «Но нет, Москва продолжает делать из себя великую державу с упором на  ядерный потенциал. Но сравним бюджет РФ и Америки на 2005 год. Дума утвердила бюджет в размере 70 миллиардов долларов. Конгресс – в размере 70 триллионов долларов». (Георг Мордель.   Согласие вокруг пресной лепешки. «Литературная газета». «Время», приложение к газете «Новости  недели»).

*        *         *
    «Помните, как в 2002 году, группа арабских террористов, чтобы избежать захвата в плен армией Израиля, забаррикадировалась в Вифлеемской церкви «Рождества»? После  их ухода церковь оказалась загаженной помоями, объедками и испражнениями. Вообразите реакцию мусульман, если бы христиане сделали бы что-нибудь в таком духе с самой заброшенной мечетью.
   Церковь же «Рождества» является одной из главных христианских святынь. Несмотря на это, ни один мусульманин – а их уже тогда было больше миллиарда – ни единым словом  не возразил против арабского святотатства. И христиане тоже не стали требовать у мусульман ни извинений, ни выдачи  виновных на расправу. Вместо этого, они, следуя своей двухтысячелетней традиции, обвинили во всём евреев. Верные своим собственным странным обычаям, евреи тоже не стали жечь ни флагов, ни посольств…
    Тем самым было, вот уже в который раз, убедительно продемонстрировано всемирно-историческое  значение антисемитизма. Злодеям антисемитизм предлагает козла отпущения…»
                «Секрет».19.03.06. Захар Либербер. Нью-Йорк. «137-ой псалом»)
  На полях:   
  И при этом – весь мир знает, что еврейские военные не пойдут на штурм христианской святыни, хотя мусульманам сходит  с рук разрушение церквей – от Косово, до синагог – на палестинских территориях. При этом – рисунок на Моххамеда в Датской газете  в начале 2006 года вызвал взрыв насилия – с  сжиганием флагов и штурмом западных посольств по всему арабскому востоку и во многих европейских странах.

                *       *       *
  Иронически:  «Мы – народ. И непохожих нам не надо. А то приходит Ходорковский, как тень из будущего, и всех пугает своим умом и прозрачностью своей компании».
   «Нас так  всех за десятки и сотни лет перекособочило, что ходящие прямо, без помощи четверенек, нам представляются уродами, если не преступниками». (Виктор Ерофеев. Тень из будущего. Инфо-Негев. 25.05.2005).

                *         *         *
 «ПО ДАННЫМ Московского бюро по правам человека, более 40 процентов населения России «заражено» ксенофобией.  «В РФ сегодня действуют 50  тысяч скинхедов, издаются 100 радикальных газет, 7 издательств  специализируются на выпуске  неонацистской литературы. В 2004 году в России было совершено 44 убийства на почве этнической ненависти, что в 2 раза больше, чем в 2003 году». («Аргументы и факты» №21, 2005 г. (Международное издание).

                *         *         *
  «Покорность, готовность подставить шею под хомут, а спину под розги глубоко сидит в русских людях». (Даниил Гранин.- В той же газете).

    *         *          *
   23 июня 2005 года к президенту Путину обратилась группа общественных деятелей России с открытым письмом. Среди подписавшихся: писатель Борис Стругацкий, художник Дмитрий Шагин, режиссёр Алексей Герман, писательница Нина Катерли, актер Олег Басилашвили и другие деятели культуры.
   «Вы, разумеется, не можете не знать, что в последние годы в России, наряду с традиционным антисемитизмом и ксенофобией, расцветает расизм нацистского толка. Но, возможно, Вам неизвестно, что для распространения расизма … издаётся специальная литература, - отмечается в письме. – Это толстые наукообразные книги, которые  продаются не в подземных переходах, а в респектабельных магазинах. У нас в Петербурге это Дом книги, Дом военной книги, сеть магазинов «Буквоед», книжный магазин филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета и др. Эти издания – либо переводы сочинений германских нацистов, снабженные восторженными предисловиями российских авторов, либо труды авторов таких предисловий. Публикуется это  московским издательством… тысячными тиражами и составляет «Библиотеку расовой мысли».
   …наши «органы», как только речь заходит о проявлениях ксенофобии, антисемитизма и расовой ненависти, полностью теряют слух.  В чём мы неоднократно имели возможность убедиться, когда обращались к ним по сходным поводам», - заявляют авторы письма. –
  «Необходимо, чтобы гражданам России стало известно, как гарант Конституции оценивает пропаганду расизма, которая неизбежно приводит к разжиганию ненависти к «чужим» и к убийствам людей с другим цветом кожи»…
  Тем временем, «власти не удосуживаются даже просто постращать расистов. Количество предупреждений расистским изданиям в течение всего лишь одного года уменьшилось в десять раз – с примерно тридцати в 2003 году до трех или четырёх в 2004 году».

                *         *         *

  ПАПА РИМСКИЙ ИОАНН ПАВЕЛ 11, встречаясь в 1999 году с Шароном, сказал (по словам последнего): «Израиль – это святая земля для иудеев, христиан и мусульман, но обещана она была только евреям». (Со ссылкой на «Курсора», в газете «ЛУЧ», 6 апреля 2005 года).
               
                *          *         *
 
     В книге «Воспоминания об Александре Бовине»  Фёдор Бурлацкий пишет: «он не был, как положено, антисемитом…»
    На полях: 
  «Как положено»!  - Не думаю, что это оговорка по Фрейду.  А если и оговорка, то многозначительная. В этой фразе слово «положено», самое  примечательное. В нем признание, что в России    высшему партийному чиновничеству  (а уж про среднее и низшее и говорить нечего), да и в стране вообще, «положено», как, само собой, разумеется, было быть антисемитом. – Д. Л.

  В той же книге Анатолий Черняев пишет: «18 сентября 1982 г. На неделе явился Бовин.… Зазвал меня к себе вечером.…Был Коля Шишкин. Застал я их за разбором  списка членов советского «Союза Михаила Архангела». Много там знакомых и незнакомых имён: Солоухин, Чивилихин, Сартаков, Гулыга, Андрей Николаевич Сахаров (член редколлегии «Вопросов истории»), Евсеев и др. известные антисемиты, многие члены издательства «Молодая гвардия» - там гнездо почвенности и антисемитизма, Кожинов (автор нашумевшей в прошлом году статьи), работники аппарата МГК ЦК ВЛКСМ, редакций «Нашего современника» и других журналов…». (Анатолий Черняев. «Без устали работающий интеллект». В книге «Воспоминания об Александре Бовине». Стр. 74).

   Там же - Леонид Парфенов:
   «Еще в поездке по Вологодской области я впервые услышал про ошибочное советское отношение к Израилю.   
   Тогда  в очередной раз буйно цвёл патриотический антисемитизм, и писатели-деревенщики с вологжанами во главе всерьёз уверяли: от евреев всё зло нашему народу. «Всё» - значило любое отклонение от заветов отчич и дедич, и я, как нахватавшийся завирального либерализма, слыл среди пишущих земляков «жидовствующим». В общем, у меня на родине тема звучала особенно жгуче.
   Обычного в таких случаях вопроса Бовину: а вы еврей? – я не задавал…». (Леонид Парфенов. «Вы пригласите, и я приеду…». В книге «Воспоминания об Александре Бовине». Стр. 270).

                *       *      *
   Михаил Гробман, художник, поэт, историк русского искусства:
   «В русском Министерстве иностранных дел у него (у Бовина, - Д. Л.)  было немало врагов, он там был чужой. Кроме того, эта организация состояла из врагов Израиля, и тон по  отношению к Ближнему Востоку там задавали арабисты. Благодаря этим людям Кремль отобрал у своего народа большие миллиарды (в долларах) и безвозмездно кинул в чёрную дыру арабских режимов. Часть этих миллиардов как военные трофеи потом попадала к евреям, и я сам ещё успел пострелять по врагам из советских пушек, они были простые, но очень точные.
   Для Бовина слово «Россия» не было пустым звуком…Бовин…воочию видел, как близки израильтяне, особенно «русские» израильтяне, к русской культуре, видел, как велики, несмотря ни на что, симпатии израильтян к России». (Михаил Гробман, «Люди стояли в очередь за автографом». Из книги «Воспоминания об Александре Бовине». Стр.409).
 
                *       *      *
   Егор Яковлев:
   Бовин «не болел…тем, что не миновало большинство работников ЦК – антисемитизмом  (подчеркнуто мной. – Д. Л.). Уже только потому он был совершенно чужим для основной массы аппарата – серой, как арестантское исподнее». (Егор Яковлев. «Не надо оставлять недопитую стопку». Из книги «Воспоминания об Александре Бовине». Стр.464)
               
                *         *         *
   О народе:
   У Достоевского:
« - Народ – это тело божие. Всякий народ до тех только пор и народ, пока имеет своего бога особого, а всех остальных на свете богов исключает безо всякого примирения; пока верует в то, что своим богом победит и изгонит из мира всех остальных богов…Евреи жили лишь для того, чтобы дождаться бога истинного»… «Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенной ролью в человечестве или даже с первостепенною, а непременно  и исключительно с первою…Единый народ «богоносец» - это русский народ».  (Достоевский. Бесы. Стр. 229 ).
         *           *            *
   У  Ортеги:
   «Люди, составляющие толпу, не возникли из ничего… Индивидуумы, составляющие эту толпу, существовали и раньше, но они не были толпой…
   А теперь вдруг они появляются как толпа. Куда бы мы ни бросили взгляд, везде видим толпы…
   Толпа вдруг стала бросаться в глаза, толпа заполнила самые лучшие места…; теперь она вышла на свет рампы - стала основным действующим лицом. Уже нет солистов, остался только хор…
   …Меньшинство – это индивидуум или группа индивидуумов, качественно отличающаяся от толпы. Масса – это толпа людей, не имеющих особых отличающих их  качеств. Не следует, однако понимать под термином «массы» только «рабочие массы». Масса – это средний человек…Общее качество толпы – это масса, иначе говоря, груз, который тянет общество вниз; это человек постольку, поскольку он не отличается от других, поскольку он повторяет себя в видовом типе людей…
   «Масса»…Это не всегда скопление людей.
   Посмотрев на одного – единственного человека, мы можем сказать, является ли он человеком-массой или нет.
   …Это тот, который чувствует себя «таким, как все» и отнюдь не переживает из-за  этого. Ему нравится чувствовать себя таким, как  все».
   
   Далее:
   «…посредственность, зная, что она посредственность, имеет нахальство повсюду утверждать и всем навязывать своё право на посредственность. Как говорят американцы, неприлично отличаться от других. Масса сметает со своего пути всё, что не похоже на неё, она вытаптывает всякую индивидуальность, убивает всё благородное, избранное и выдающееся. Тому, кто не такой как все, кто думает не так, как все, грозит опасность быть уничтоженным…»

   «… массы не желают теперь покоряться меньшинству; они не подчиняются ему, не следуют за ним, не уважают его; напротив – массы теснят меньшинство и занимают его место».

   Век «смог произвести на свет новую породу людей – человеческую массу, угрожающую существованию тех самых принципов, которые вызвали её к жизни».
        (Цитирование по книге ХОСЕ ОРТЕГА-и-ГАССЕТ, Дегуманизация искусства и другие работы. Москва-радуга, 1991. Книга «Восстание масс»).
 
   На полях:
   Приведенные выше цитаты о народе напросились  сами собой, в подтверждение перемен в мировоззрении пишущего эти строки, его взгляда на такое понятие как народ.  Был пройден путь от поклонения до   разочарования. «Коллектив всегда прав», «народ всегда прав» – с пионерских, потом комсомольских, а там и партийных лет мы исповедовали это,  млели при слове «народ» и поклонялись ему.
  На студии  телевидения, где я проработал много лет, были милые образованные женщины – редакторши, ассистентки режиссеров, режиссеры, помощницы их. Казалась, за многие годы общения и совместной работы, дверцы их душ распахнуты доверительно настежь.… И вот наступили времена перестройки, завелись в стране патриоты и патриотки, типа Маши П. о которой рассказано выше.  Не стану далее развивать эту тему, остановлюсь на одном эпизоде с  И..
   Эта была женщина в  зрелом возрасте, в прошлом артистка, а на студии – одна из самых грамотных режиссеров, образованная, милая, воспитанная, с хорошим,  изысканным, вкусом. У нас сложились неплохое, несмотря на разность опыта, и взглядов, взаимопонимание.…Как-то сказала: мечтаю сделать передачу о Марине Цветаевой. Это было в годы между почившей оттепелью и наступающими годами застоя, когда власти особенно «бдели», и просто так не спустили бы нам передачи о поэте, имя которого было всё ещё не в чести.  Меня не испугала просьба режиссерши, только я решил «выгадать» на этом «деле». Я давно  уговаривал её сделать передачу по публицистическим очеркам одного нашего писателя, опубликованным в «Огоньке». Она   сопротивлялась, ей было неинтересно. А тут я сказал – сделаете передачу по очеркам – следующая будет о Цветаевой. Она, скрепя сердце, согласилась. Но не удержалась спросить – зачем мне нужна эта публицистика. - Мне надо то, что интересно, злободневно, что привлечет интерес широкого зрителя, народа… И тут она поразила меня тихим ироническим вопросом: - Народу? А что это такое? Нет никакого народа!  - А что же есть? -   спросил машинально. - Быдло.  Есть быдло…
   Благородное мое негодование вызвало у нее  снисходительную усмешку.
   И вот спустя   годы, уже во времена удалой перестройки,  узнаю –  режиссер И. пополнила ряды  новых патриоток и «прокатывается» открыто по адресу  «пархатых»…
   В устах интеллигентной дамы  такие реплики пахнут  особенно сильно.
   «Люди, составляющие толпу, не возникли из ничего»!
   Ещё одно воспоминание.…Сначала – цитата из моей ранней книжки – как эпиграф. Маленький мой сынишка, учась читать, произносит по слогам из букваря: н…н…на…на-род. Народ! - А знаешь ли ты, что такое народ? – спрашиваю. – Знаю! – отвечает, - народ – это очередь!
  Так и я однажды понял, что такое народ.
  Это толпа.
  И больше: – многоглавое однородное стихийное ТЕЛО.
  Не удержусь рассказать.
  Было так:
  На Урал приехал знаменитый гость – Фидель  Кастро. На площади Уралмаша объявили митинг. Собралось несметное число энтузиастов – щелки свободной не было. Телевидение установило камеры, возле одной из них, в роли ассистента (допуск был ограничен), стоял и я, главный редактор ТВ, разделяя общий восторг. Фидель был на трибуне, толпа напирала, сдерживаемая цепью солдат. Погода удалась, выдался наредкость жаркий день. Толпа   замирала, слушала, колыхалась. И вот, в тот момент, когда Кастро закончил свою горячую речь, один из солдат, державших цепь, решил сфотографировать его, он отпустил руки своих напарников и поднял фотоаппарат, и в это дырявое звено хлынула масса. Стулья, ограждавшие помост с телекамерой, затрещали. Я отчаянно  отпихивал неуправляемых людей, оператор, (я спиной прикрывал его) - старался удержать тяжелую камеру в равновесии… Паника перед неуправляемой стихией холодом ужаса захлестнул меня.…Но не это поразило меня больше всего, не это. Я уже сказал, что был жаркий день. Но та жара оказалась ничто перед тем  жаром, который обволок, дыхнул на меня  из раскалённой пасти чудовища по имени толпа. Эта была многоголовая слепившаяся неподвластная ни разуму, ни инстинкту самосохранения масса, она колыхалась девятым валом,  раскачивая площадь, и излучала   агрессивный напор плазмы  расщепленного атома.
   Неуправляемая толпа, живое нечто. Что может быть страшнее? Наверное – управляемая толпа. Хотя в момент пароксизма такой не бывает.               
               
                *       *       *               

   «И Ходасевич, и Бабель, и Гроссман, и Мандельштам, и Пастернак, а эти несчастные семиты все чувствуют тайную вину за то, что смеют писать по-русски». (Леонид Зорин. Зелёные тетради. Стр. 28).
 
                *           *           *
   «Если человек  - венец творения, то зачем ему личное спасение? Видимо, в этом и есть отличие иудаизма от христианства. Еврей всегда спасал человечество, вместо того, чтобы спасать себя.  Вот он и получил по заслугам». (Там же, стр. 76).
 
   «Как только не звали славянофилов! Герцен – «славянобесами», Белый – западниками – в дурном смысле слова. Более всех отличился Белинский. Он обозвал их «славянопёрдами». (Там же. Стр. 177),
   
 «Невысокое качество населения». (Леонид Зорин. Стр.178).

 «Смотрел на голубом экранчике митинг общества «Патриоты». Во всю звучат погромные  речи. На помосте – среди помятых мужчин – женщина в лиловой косынке, патентовед по фамилии Злобина. По виду ей – около пятидесяти. Узкое кобылье лицо, птичий нос, затемненные стёкла очков, сморщенная худая шея, плоская, еле видная грудь, которой – это сразу понятно – никогда не касалась рука человека. Одинокая, тёмная жизнь векши угадывалась сразу, мгновенно. И ясно, что ненависть чисто этническая лишь малая часть той бессонной ненависти, которая неизбывно клокочет в её обездоленной душе. И все эти речи пред зябнущей стайкой остервеневших стариков, ражих парней, золотушных девиц – то единственное, что есть у неё, что согревает её пустыню». (Там же. Стр.247).

  На полях:
  «темная жизнь векши». – «Векоушка -  заматорелая девка, пожилая, засиделая,  обойденная женихами девица» (Даль).

  «Прочёл в одном почвенническом издании, что коллективизация – это вина наркома земледелия Яковлева (подлинная фамилия – Эпштейн). Так и тянет написать диалог: Сталин валяется в его ногах, молит не загонять в колхозы ни в чём не повинных русских крестьян. Но разве уговоришь Эпштейна?! Одно утешение, что он был расстрелян». (Там же. Стр. 247).

   «нацизм вечен, ибо провинциален». (Там же. Стр.281).

   «Немногие услышали Горького, назвавшего расовую вражду «вонючим чувством» и посоветовавшего, чтобы избавиться от неё, тщательней мыться, «с мылом, с мочалкой», - такое мыло не появилось». (Там же. Стр. 282).

 


   «Маркиз де Кюстин скорбно предрек, что, когда в России будет «свобода речи», в ней начнутся немыслимые раздоры народов, которые наверняка превзойдут вавилонское  столпотворение». (Там же. Стр. 248).
  На полях:
   Леонид Зорин дважды упоминает эту мысль де Кюстина (см. ниже). Де Кюстин – французский литератор посетил Россию по приглашению Николая  1, написал книгу «Россия в 1839».

  «Время, когда каждая сволочь мелет о своём христианстве». (Там же. Стр.290).

   «Сколь ёмкое  определение прочёл я у Михника: «Национализм – последняя стадия коммунизма». Поскольку предшествующие стадии были террор и криминал, ясно, что национализмом коммунизм рассчитывает облагородиться. Расчёт, достойный его убожества». (Там же. Стр.309).
   И ниже об этом же:
   «Всё больше залитых кровью трофеев национального самосознания, будь оно четырежды проклято. Михник заметил, что национализм – последняя стадия коммунизма. Пожалуй, но если взглянуть на него менее политизированно, то можно его определить как последнюю стадию неполноценности». (Там же. Стр.343).
 
   «Большинство неправо почти всегда». (Там же).

   «Август Бебель назвал антисемитизм «социализмом дураков». Да, безусловно, но сколько мерзавцев манипулируют дураками». (Там же. Стр.312).
   На полях:
   Увы, дураки не считают, что ими манипулируют.

  «В день печати газета «Правда» публикует  статью об убийстве иноков в затерянном монастыре. По сведениям правдивого органа, оно, само собой, ритуально – еврейское жертвоприношение посредством убийства иноверцев. Кажется, через две недели после этой взволнованной публикации истинный убийца был схвачен. Верная боевой традиции «Правда», однако, не повинилась – обнародовала размышления Власова (в прошлом чемпиона-штангиста) о «ритуальном убийстве России». Вес снаряда был многократно повышен». (Там же. Стр. 365. Глава «Девяностые годы»).

       «В конце концов, всякая ксенофобия, прежде всего, самореклама. Но в отечественной даже нет притягательности. Глупо, но звание патриотов вручили людям, способным представить Россию каким-то ощеренным волчьим логовом, оскалившимся на всё человечество». (Там же, Стр. 406).

   «Сегодняшние охотнорядцы со сладострастием напускают туман вокруг Николая Мартынова, убившего Лермонтова: «Ну, ещё бы…Соломонович…чего и ждать от такого?» Нужды нет, что Мартынов – майор, дворянин. Впрочем, ресурсы ещё не исчерпаны. Был Евгений Абрамович Баратынский, а уж троюродный дядя Пушкина и вовсе был Яковом Исааковичем». (Там же. Стр.412).

  «Христианнейший Николай Второй, будущий мученик и кандидат в святые (канонизация не за горами), помиловал всех, кто был осуждён за участие в еврейских погромах  (подчёркнуто мной. - Д. Л.). Он был глубоко удручен, что «Протоколы сионских мудрецов» - фальшивка. «Чистое дело, - наложил он с великой печалью резолюцию, - нужно делать чистыми средствами». «Чистое дело», как можно понять, - это расовая дискриминация». (Там же. «Девяностые годы». Стр. 457).

   «Чего не отнимешь у Щедрина – способности предвидеть последствия. «Что-то много   заговорили о патриотизме. Как бы не провороваться»».
(Там же. Стр.461).

   «Оруэлловский принцип названия – этикетка прямо полярна подлинности. Совсем как наша газета «Правда»». (Там же. Стр.462).
  На полях:
  У Маяковского есть строки: «Правда» пишет правду, «Известия» пишут известия».
  Увы-увы! И лжи хватало у одной, и диффамации у другой.

  «Де Кюстин писал в своей книге: «Когда в России будет свобода речи, в ней начнутся немыслимые раздоры народов». Наш исторический жребий  - помалкивать». (Там же. Стр. 464). 
               
                *           *          *
   «ДВЕ  ТЫСЯЧИ лет назад, задолго до того, как большинство наций оформилось в их современном виде, евреи уже были древним народом, и Тора – та самая, которую  мы сегодня читаем – уже была написана».
   «УНИКАЛЬНАЯ ЖИВУЧЕСТЬ ЕВРЕЕВ сопровождается интересным побочным эффектом: общества, где с ними обращаются прилично, процветают, а те,  которые предоставляют кров антисемитизму, гниют и приходят в упадок».
  «ГРЕЦИЯ  знаменита не только блеском своего прошлого, но и своим антисемитизмом. Сегодня в Греции смертность…опережает рождаемость. Не сомневаюсь, что найдётся кто-нибудь, кто объявит и этот факт происками евреев». (Из статьи Ясико Сагамори «Сиртаки антисемитизма». «МИГ» 20.11.2003).

                *           *           *
   «Владимир Федосеев, в конце 1970–х  годов, будучи руководителем  Московского симфонического  оркестра радио и телевидения, уволил около половины виолончелистов коллектива, –  все они были евреями».
                /АЕН - Агентство еврейских новостей (Интернет), 09.11.03/.

                *           *           *
«Как сообщает зеркало русского антисемитизма газета «Русь православная», некая студия «Поле Куликово» создала документально-публицистический сериал «Русская голгофа». Первый фильм называется «РОССИЯ С НОЖОМ В СПИНЕ». Еврейский фашизм и геноцид русского народа».
   Для особо тупых разъясняется, что за банда напала на русский народ:
«Это фильм о губительном еврейском засилье в современной России. Фильм о еврейском фашизме и целенаправленном геноциде русского народа, о дьявольском, сатанинском культе  талмудического иудаизма, о его страшном человеконенавистническом вероучении».
  Сам фильм, судя по представленной аннотации, состоит из   высказываний уважаемых в среде антисемитов людей. Вот некоторые из них:
   Олег Каратаев, профессор, доктор юридических наук, декан юридического факультета Санкт-Петербургского государственного Университета водных коммуникаций:
   «Власть в современной России захватили евреи. В результате политической деятельности правительства, даже чисто формально возглавляемого евреем Фрадковым, у нас каждый год гибнет  более полутора миллионов русских людей».
   Протоиерей Любомир Петрович (Сербская Православная Церковь): «В современной России всё захвачено жидами, которые правят Кремлем и всей Российской  Федерацией».
   Михаил Назаров, историк, руководитель издательства  «Русская идея»: «Еврейский народ представляет собой инструмент влияния сатаны на человечество для установления царства антихриста».
                (Газета «ЛУЧ», 10 октября 2005 года)
   
                *           *          *
    Иногда, кажется, что причина его (антисемитизма) не в тех построениях, которые строят «теоретики» юдофобии, а в простых причинах  - зависти, и её эха – ненависти, - качествах, изначально, по определению,   присущих человеку. Антисемитизм – лишь крайняя, наиболее соблазнительная, и  наиболее доступная, форма выхода этой ненависти.
   А за «теоретической базой» дело не встанет.               
  «Уничтожение еврея в нацистской Германии не считалось убийством: убийство подразумевает человека, а в соответствии с официальным декретом евреев за людей не считали. Сегодня в сотнях мечетей и тысячах медресе (высших духовных школах мусульман) представители Аллаха официально учат мусульман тому, что американцы и евреи – это оскорбление Богу, что нас необходимо убивать, и как можно скорее, потому что мы – обезьяны, свиньи, тараканы и собаки. Они желают нашей смерти не из-за бедности, лишений, безработицы или по  любой другой рациональной причине. Мы должны умереть, потому что их долг – уничтожить нас, истребить, раздавить, точно так же, как любое другое мерзкое насекомое.
   И всё-таки вопрос «почему»? не снимается с повестки дня, и в американских университетских городках и в колледжах, и по всей Европе многие дают на него привычный ответ: «Потому что во всём виноват Израиль!»…
   Обвинение «во всём виноваты  евреи» не блещет новизной. Евреев винили и за коммунизм, и за капитализм, за развязывание войн и пацифизм, за желание быть похожими на других и за то, что они отличаются от общей массы. Впервые в истории, однако, их обвиняют в том, что они угнетают других. И не важно, что «угнетённые» палестинцы под израильской оккупацией существенно продлили среднюю продолжительность жизни, снизили смертность новорожденных, утроили свой индивидуальный доход. Их главная цель, несмотря на тот факт, что Израиль уже оставил более 90% «оккупированных» территорий, прежняя – убивать евреев.
   Я не могу дать объяснение антисемитизму. Это явление иррационально. Не могу я объяснить и ненависть к Америке рациональными причинами. Я полагаю, однако, что если  когда-либо существовало время для диалога, то теперь оно безнадёжно упущено». (Сай Фрумкин, Лос-Анджелес, статья «Заклятое «почему»». «Вестник», Балтимор. Перепечатка в газете «Секрет», №469. 27.04 -3.05. 2003).

                *           *           *

   МИХАИЛ ТАНИЧ, (ТАНХИЛЕВИЧ). Поэт, песни которого поет народ:
 «У меня не было и нет простого и ясного ответа на вопрос: почему так давно и так повсеместно ненавидят или, чтобы помягче, недолюбливают евреев? Мы, да, не лучше, но ведь, и не хуже других! Я не могу ответить на этот вопрос своим русским дочерям, тоже, хотя и косвенно, несущим этот крест, но ещё раньше я не мог ответить себе!» (Калейдоскоп.20.11.2003).
               
                *           *           *
 
    БОРИС ЕФИМОВ, 102 года. Газета  «Секрет», 2704 – 3.05.2003
   «Сталин обратил внимание, что я изображаю японских самураев с огромными зубами, торчащими изо рта, а это оскорбляет национальные чувства японцев».
    На полях:
    А носатые евреи на карикатурах не затрагивали эстетические чувства ни Сталина, ни художников! 
                *           *           *

ВСЁ, В СУЩНОСТИ, СКАЗАНО ДАВНО, УЖЕ СТО ЛЕТ ТОМУ НАЗАД

Владимир Жаботинский
                Избранное. 1978.

     «…все те отрасли русской умственной жизни, которые теперь «заполнены» евреями, начнут потихоньку избавляться от этого услужливого, дешёвого, но непопулярного элемента. Лозунг “judefrein” проникнет понемногу и в передовую прессу, и в издательства, и в передовой театр…» (стр.71)

  «Во всём этом нет для нас ничего нового. Когда евреи массами кинулись творить русскую политику, мы предсказали им, что ничего доброго отсюда не выйдет ни для русской политики, ни для еврейства, и жизнь доказала нашу правоту. Теперь евреи ринулись делать русскую литературу, прессу и театр, и мы с самого начала с математической точностью предсказывали и на этом поприще крах. Он разыграется не в одну неделю, годы потребуются для того, чтобы передовая русская интеллигенция окончательно отмахнулась от услуг еврейского верноподданного, и много за эти годы наглотается последний; мы наперёд знаем все унизительные мытарства, какие ждут его на этой наклонной плоскости, конец которой в сорном ящике…» (Стр.73).


   «…АСИМЕТИЗМ.
   В России это слово мало известно, зато за границей, где куда лучше знают толк в разных оттенках жидоморства, оно давно в ходу. Это не борьба, не травля, не атака: это безукоризненно корректное по форме желание обходиться в своём кругу без нелюбимого элемента» (Стр. 74-77)

  «г. Струве.… В разгаре выборов во вторую Думу…заявил…, что настоящий антисемитизм – интеллигентский – ещё впереди». (Стр.80)

  «Что есть теперешнее молчание передовых органов? Вот уже пять лет прошло с Кишиневского погрома; за это время Россию наводнили книжками и листками, проповедующими племенную резню, десятки уличных газет разносят по всем углам зажжённую паклю ненависти к евреям; чуть  ли не вся идеология реакционного движения сводится к этой ненависти…». (Стр. 74-77)

  «В конце концов, люди забыли все наши заслуги, забыли, кто им дал единого  Б-га и идею социальной правды…». (Стр.96)

  «Среди наших врагов далеко не все лыком шиты и далеко не все сознательные лжецы.…Среди правых есть и вполне искренние люди. Эти люди совершенно искренно верят, что евреи действительно употребляют в пищу кровь христианских младенцев…». (Стр.116)

   «Нас не любят не потому, что на нас возведены всяческие обвинения: на нас возводят обвинения потому, что не любят. Оттого этих обвинений так много, они так разнообразны и так противоречивы. Сегодня нам кричат, что мы эксплуатируем бедных, завтра кричат, что мы сеем социализм, ведем бедных против эксплуататоров. Одна польская газета на днях уверяла, что евреи расчленили Польшу и отдали её России, а  100 русских газет уверяют, что евреи хотят расчленить Россию и восстановить Польшу.…Если даже опровергнем одно, родится другое. Человеческая злоба и глупость неистощимы…
   Нам не в чем извиняться. Мы народ, как и все народы; не имеем никакого притязания быть лучше. В качестве одного из первых условий равноправия требуем признать за нами право иметь своих мерзавцев, точно так же, как  имеют их и другие народы. Да, есть у нас и провокаторы и торговцы живым товаром, и уклоняющиеся от воинской повинности, есть, и даже странно, что их так мало при нынешних условиях. У других народов тоже много этого добра, а зато  ещё есть и казнокрады, и погромщики, и истязатели,- и, однако ничего, соседи живут и не стесняются». (Стр.123)

  «Еврей может быть россиянином первого ранга, но русским - только второго. Так на него в этой роли смотрят другие, и так на себя невольно смотрит он сам». (Стр.164)

   «О добровольном примирении между палестинскими арабами и нами не может быть никакой речи, ни теперь, ни в пределах обозримого будущего». (Стр. 230)
   «…никогда нельзя «идти навстречу» тому, кто не хочет идти навстречу тебе».  (Стр.239-240)
  «И так оно будет, ибо иначе быть не может, пока железная стена не заставит арабов примириться с сионизмом раз и навсегда» (Стр.248)
   
                *           *            *               
    «Я ненавижу еврейский вопрос... Это самый гнусный вопрос истории нашей цивилизации….Он должен быть отменён!»
        Людмила Улицкая. «Даниель Штайн. Переводчик»
(Можно подумать, что этот вопрос придумали евреи!
Если мир не желает забыть, что «есть еврейский вопрос», как могут его забыть евреи? – Д.Л.)

                *             *             *   

   «Еврей – это святое существо, которое добыло с неба вечный  огонь и просветило им Землю и живущих на ней».
                Лев Толстой..,Интернет.29.09.07)

                *             *            *

«Я считаю, что русский человек по природе своей антисемит», - заявил в интервью газете «Красноярский комсомолец» депутат Красноярского ЗАКСА и член партии «Справедливая Россия» Олег Пащенко. (Олег Анатольевич Пащенко – владелец и главный редактор «Красноярской Газеты».
Подавали в суд прокурору, - но безрезультатно».)         
                Интернет, 01.03.2007.

                *            *          *
Папа Римский Иоанн Павел  11 в книге «За порогом надежды»:
   «Евреи являются уникальным народом…, за что им пришлось дорого заплатить. Антисемитизм является тяжким грехом в глазах Б-жьих». 

                *           *            *   

«Папа Римский Иоанн Х111 составил… молитву в 1963 году для чтения во всех католических церквах, назвав её «Акт раскаяния», где сказано: «Мы сознаём теперь, что многие века были слепы, что не видели красоты избранного Тобой народа, не узнавали в евреях наших братьев. На протяжении веков наш  брат Авель лежал в крови, которую мы проливали, источал слёзы, которые мы вызывали, забывая о Твоей любви. Прости нас за то, что проклинали евреев. Прости нас за то, что  мы второй раз распяли Тебя в их лице. Мы не ведали, что творили». («Еврейский камертон».4 января 2007).      
               
                Приложение – 3
                ИЗ ПРОЧИТАННОГО
 

  Удивительные вещи обнаруживаются в наши времена  на полях газет, журналов и книг.…Но где царит полный беспредел,  и «каблуки, стоптанные внутрь», так это – на полях Интернета. Чего там поговорка про  бумагу, которая всё стерпит! Уж кто «терпит» всё, так это электронная урна! Вот уж где истины нет и всё дозволено. А когда гуляет юдофобия – помойка.
    Наткнулся случайно на некое национальное «исследование» - публикацию   под названием «Указатель имён. История русского народа ХХ века». Вот несколько откровений из подборки.
   «Аджубей Алексей Иванович, еврейский журналист, зять Н. С. Хрущёва, главный реактор газеты «Известия» (1959-1964).
    Ананьев Анатолий Андреевич, еврейский литератор, русофоб, член масонских структур.
   Басилашвили Олег Валерьянович, актёр, космополитический деятель, масон.
   Берия Лаврентий Павлович, еврейский большевик.
   Бжезинский Збигнев, еврейский социолог, масон.
   Бовин Александр Евгеньевич, еврейский журналист, космополитский советник Брежнева, агент влияния США, деятель криминально-космополитического режима.
   Буковский Владимир Константинович, еврейский диссидент, антирусский общественный деятель, состоял на службе ЦРУ.
   Бурбулис Геннадий Эдуардович, агент влияния США…связан с масонскими структурами.
   Бурлацкий Фёдор Михайлович, еврейский журналист…агент влияния США при Брежневе и Андропове.
   Бухарин Николай Иванович, большевик, русофоб.
   Быков Василь, член антирусской организации «Пен-центр».
   Быков Роланд Александрович, еврейский актёр и режиссёр.
   Высоцкий Владимир Семёнович, еврейский актёр и «популярный бард», один из «столпов» песенной «кич-культуры».
   Вознесенский Андрей Андреевич – еврейский поэт.
   Гайдар Егор Тимурович, еврейский политик…связан с масонскими и мондиалистскими структурами.
   Горький Максим, писатель-космополит, русофоб, близкий к масонским кругам.
   Дзасохов – еврейский большевик.
   Доренко Сергей, тележурналист-русофоб.
   Дементьев Андрей Дмитриевич, еврейский публицист-русофоб, главный редактор органа еврейской молодёжи журнала «Юность» (с 1981). 
   Дудаев Джафар, горский еврей, глава криминального антирусского режима в Чечне.
   Евтушенко Евгений Александрович, еврейский литератор, русофоб, масон.
Есенин Сергей Александрович, русский поэт, тайно убит еврейскими большевиками.
  Жванецкий Михаил Михайлович, еврейский сатирик, воинствующий русофоб.
  Зайцев Марк Ионович, владелец кирпичного завода в Киеве, где произошло ритуальное убийство Андрюши Ющинского.
  Каспаров Гарри Кимович, еврейский шахматист и политик, один из основателей антирусского движения «Третья сила».
  Кассиль Лев Абрамович, еврейский писатель.
  Кобзон Иосиф Давидович, еврейский эстрадный певец, один из преступных «авторитетов» российского криминального мира.
  Лебедь Александр Иванович, руководитель космополитического движения,
  «Третья сила»,  связан с масонскими… структурами запада.
  Ленин (Ульянов,  по матери Бланк) Владимир Ильич, вождь еврейского большевизма… масон.
  Литвинов Максим Максимович, еврейский большевик, нарком иностранных дел,… агент влияния США, масон. 
  Лихачёв Дмитрий Сергеевич, литературовед, академик, член ряда масонских организаций.
  Любимов Юрий Петрович, еврейский режиссёр, актёр.
  Мавроди Сергей Пантелеевич, еврейский финансовый аферист.
  Мандельштам Осип Эмильевич, еврейский поэт.
  Маркс Карл – крупнейший еврейский теоретик социализма и коммунизма.
  Миткова Татьяна Ростиславовна, еврейская тележурналистика, крайне антирусского толка.
  Митта (Рабинович) Александр Наумович, еврейский кинорежиссер.
  Михалков-Кончаловский Андрей Сергеевич, кинорежиссёр, космополит, русофоб.
  Морозов Павлик, вымышленный еврейскими большевиками герой, доносчик на своего отца…
  Неизвестный Эрнст Иосифович, еврейский скульптор.
  Новодворская Валерия Ильинична, еврейская диссидентка…, внештатный агент ЦРУ.
  Окуджава Булат Шалвович, еврейский литератор, радикальный русофоб.
  Паустовский Константин Георгиевич, еврейский писатель.
  Радзиховский Леонид, еврейский публицист, антирусский общественный деятель, «спичрайтер» А. Лебедя.
  Резник Генри Маркович, еврейский юрист, участник антирусский судебных процессов.
  Ростропович Мстислав Леопольдович, американский  дирижёр, антирусский общественный деятель.
  Рыбаков Анатолий Наумович, еврейский писатель-русофоб.
  Рязанов Эльдар Александрович, еврейский кинорежиссёр…
  Самосуд Самуил Абрамович, еврейский музыкант, главный дирижёр и художественный руководитель Большого театра (1984-1964) и симфонического оркестра Всесоюзного радио.
  Сахаров Андрей Дмитриевич, физик, академик, после женитьбы на еврейской диссидентке Е. Боннэр отошел от науки, диссидент, антирусский общественный деятель.
  Слуцкий Борис Абрамович, еврейский поэт.
  Старовойтова Галина Васильевна, еврейский политик, агент влияния США, деятель  криминально-космополитического режима.
  Тальков Игорь, русский поэт и певец, застрелен на концерте сионистом Шляфманом.
  Ульяновы, семья еврейских революционеров.
  Фрейд Зигмунд, еврейский врач-психиатр.
  Хрущев Никита Сергеевич, большевик, космополит.
  Черниченко Юрий Дмитриевич, еврейский публицист.
  Чудакова Мариэтта Омаровна, еврейский литератор.
  Шварц Евгений Львович, еврейский драматург.
  Щекочихин Юрий, еврейский журналист, один из руководителей антирусской организации «Демократическая Россия».
  Эйнштейн Альберт, еврейский физик.
  Эйзенштейн Сергей Михайлович, еврейский кинорежиссёр и теоретик кино, фальсификатор русской истории. 
   
 
  На полях:
  Здесь приведены не все откровения. Остальные такие же.
  Эти комментарии не нуждаются в комментариях.
  И тексты, и подтексты – на поверхности, и  говорят   за  себя. Как и    умолчания, вроде нижеследующих:
  Блантеру  автор не тычет еврейское происхождение. Указывает, что это русский композитор, писавший под влиянием русской народной музыки. Про «Катюшу», которую поет весь мир, а в России   ставшую народной песней и более популярную, чем гимн, говорить, что её написал еврей, не с-руки.
  Такие фокусы и в других случаях.      
  Вот строчка про Левитана: «Левитан Исаак Ильич, русский художник».
  Про Жириновского – тоже фигура умолчания: «Жириновский Владимир Вольфович, основатель и председатель Либерально-демократической партии России». Чем-то мил автору  этот деятель, настолько, что можно простить ему его полуеврейство.
   Ни слова, - а это особенно заметно на юдофобском фоне   о еврейском происхождении еще нескольких избранных.
  «Драгунский Давид Абрамович – генерал, дважды Герой Советского Союза, руководитель Антисионистского комитета».
   «Кунников Цезарь, майор».
   «Фрадкин Марк Григорьевич, советский композитор песенник».
     Как не припомнить слова Геринга: «Я сам определяю, кто у меня еврей, а кто нет!»
    В иных случаях «исследователь» снисходит до компромиссов.  Если про Михаила Ромма сказано, что это «еврейский кинорежиссер», то про Григория Козинцева отмечено -  «русский кинорежиссер, еврейского происхождения, автор работ по теории кино». И про Пастернака: - «русский поэт еврейского происхождения». Зато ни слова о еврейском происхождении других знаменитостей вроде адмирала Нахимова или художника Валентина Серова.
  И т. д.
   
  Вспомню, к случаю, эпизод, почти анекдотический. Во времена застоя, на студии, где я работал, составляли список слушателей политкружка – для партбюро. Писали фамилии, год рождения, национальность, профессии. Например, Иванов – год рождения такой-то, профессия – оператор, национальность – русский. Также про Сидорова, Петрова и т. д. Пока не споткнулись на чем-то «не таком». И в графе «национальность» появилось: «Маргарита Майер. Год рождения такой-то, национальность… – концертмейстер».
   Еще далеко было до знаменитого ответа – на вопрос: «Национальность отца?» - «Юрист»!, а в недрах общества расцветал, наряду с откровенной  ксенофобией, камуфляжный, впрочем, никого не обманывавший прозрачный прием-намек: «сионисты», «французы», «концертмейстеры» и прочие «эвфемизмы».

 
  2003-2008гг

 На 4-ю страницу обложки:
      Автор - писатель и поэт, в прошлом журналист ведущих  журналов "Урал" и "Уральский следопыт".  Возвращаясь к давно прошедшему,  описывая запавшие в памяти эпизоды, глядя на них нынешним умудренным взглядом, он как бы окончательно прощается с прекрасной иллюзией, питавшей его детство, юность и зрелость -  идеей Всеобщего Равенства и Братства.   Перефразируя название известной книги Л.Фейхтвангера "Гойя, или Тяжкий путь познания", можно сказать, что путь автора – это Тяжкий путь прозрения. 
   
 Об авторе:
Родился в 1928 году, в г. Рубежное.
Закончил Уральский Государственный университет им. А.М. Горького, факультет журналистики.
Работал в газетах, на телевидении, в журналах “Урал” и “Уральский следопыт”  в  г. Свердловске, - где прожил с 1942 по 1992 годы.( Пять лет из них  - после вуза в  газете в г. Каменске-Уральском).      
Автор нескольких книжек для детей,   альбома “Признание” (фотографии Нади Медведевой) - о Свердловске, документальной повести “Особое задание” (совместно с А. Пудвалем), сборников стихов “Предчувствие ностальгии”, “Негевский дневник”, книги прозы и стихов ”Забыть  и вспомнить, песен..
 Журнальная публицистика и документальная проза: «Пиня и Виктор Петрович», «Утешительный приз для аутсайдеров», «Несколько эпизодов из жизни моего друга Фёдора Маевского», «Прощание с Интернационалом».
С 1992 года переехал к детям в Израиль. Живёт в Беэр-Шеве.
Женат, дети, внуки.
Член Союза журналистов России, член Союза русскоязычных писателей Израиля.