И любовь моя безгранична...

     Когда зимой 1962 у моей тети родился ее единственный сын - ничто не предвещало беды. Ребенок, по уверениям врачей, был абсолютно здоровым. Все и было хорошо, пока в 8 месяцев Миша не заболел. Затемпературил и делов-то. Никто особо не встревожился – у детишек все бывает. Однако, брат вдруг потерял способность сидеть самостоятельно, а к году начались странные приступы, похожие на эпилепсию. Стали нарастать симптомы отставания в развитии. Врачи в бессилии разводили руками – что-то происходит, но что… Эпилептические приступы усиливались, после них брат кричал от боли в голове. Московский профессор посоветовал поменять схему лечения. Чудо произошло – эпилепсия отступила. «Я справился с эпилепсией, но в развитии… Ваш сын навсегда останется инвалидом. Простите», – таким был его вердикт.

     К 13 годам брат окреп физически и встал вопрос о попытке его обучения. Конечно, ни о какой обычной школе речь не шла. 1 сентября брата привели в специальную школу, где он немедленно залез под парту и просидел весь день без движения. Так повторилось и на следующий день, и еще раз. Вот чем мне нравится советское государство, так это тем, что одна неудачная попытка в те времена – это еще не конец. ГОРОНО предложило идею надомного обучения, которую с восторгом и приняла вся наша семья. Занятия решили проводить в бабушкиной квартире – учительница жила неподалеку и ей было удобно добираться.
 
     Мне было 3 года, когда к нам в дом пришла Любовь Касьяновна. Мишу усадили за стол в большой комнате, положили перед ним букварь. А меня бабушка увела в спальню, дабы не мешал учебному процессу. Такое решение вопроса мне категорически не понравилось. Я бурно выражал свой протест громкими криками: «Касья! Касья!», плачем и попытками удрать от бабушки. Учительница несколько дней внимательно понаблюдала все это действо и однажды сказала бабушке: «Нина Антоновна, Вы ребенка-то оставьте. Ведь это он меня зовет. Пусть сидит с нами и слушает. Не повредит.» С того самого момента у меня появилось основание впоследствии гордо заявлять, что в школу я пошел с 3-х лет!

     Итак, занятия шли. Я гордо сидел рядом с учительницей. И если процессом получения знаний я наслаждался, то у брата все было плохо. С трудом научив его читать и писать, Любовь Касьяновна сказала: «К сожалению, это все, чем я могу Вам помочь. Миша необучаем. Я могу дать Вам только один совет – попробуйте его воспитывать вместе со здоровым ребенком. Здоровый ребенок так и останется здоровым, а Мише это поможет социализироваться».
 
     Выбор здорового ребенка не был сложным. Мои родители не особо возражали. Да и врачи, наконец, определились с диагнозом брата – «умственно отсталый». Инвалидность. Пенсия.

     Брату купили проигрыватель и кучу разных пластинок с детскими спектаклями. Мы усаживались на диван, иголка звукоснимателя начинала свой волшебный бег по кругу... Мир образов поглощал…

     По выходным бабушка водила нас в парк, в кино, в цирк. Самым веселым временем было, конечно, лето. В перелеске неподалеку была у нас заветная поляна. После завтрака бабушка собирала сумку с разной едой: огурцы, помидоры, хлеб, печенье, наливала в бутылку кипяченой воды, и мы шли к дому брата. Здесь бабушка давала мне команду: «Кричи!». Я старался как мог: «Мииииша!!!!» Брат выходил, и мы втроем на весь день уходили в лес.
 
    Душисто пахла земляника, гудел шмель, в зелени листвы мелькала шустрая белка. Мы лежали на старом одеяле, и бабушка рассказывала:
«А учительницы у нас были поповны Анна Ивановна да Марья Ивановна. Хорошие были, добрые. Стишки мы учили и палочки складывали. А отец Иван Закону Божьему учил. Эх, строгий был. Кто не выучил, али балуется, щелкал линейкой по голове». Я ужасался, готовый заплакать: «Бабушка и тебя щелкал?». Бабушка утешала: «Я Батюшку слушалась и все молитвы учила. Помнишь, вот давеча, мы с тобой учили «Отче наш» - дак этой молитве меня Батюшка и научил». А у меня перед глазами немедленно возникал образ сурового Отца Ивана с огромной линейкой в руке, и его дочерей с ангельскими лицами, которые не дают ему щелкать по голове нерадивых учеников.Бабушка продолжала: «Суровый был. Да. А вот курицу нашу боялся. Бывалоче идет к нам в избу и уж издалече кричит маменьке, мол, убирай, Федосья, Клеваку.» Я весело смеялся, представляя, как Клевака летит на Отца Ивана, а он, задирая рясу и бросив на землю линейку, удирает от нее по деревенской улице. И мальчишки, сидя на заборе и потирая шишки от Батюшкиной линейки, хохочут во все горло. Возмездие свершилось.
«Бабушка, а расскажи про горящую голову» - просил я.
 «Дак, уж скока раз я вам про нее рассказывала. Давайте вон лучше стишок выучим.»
Бабушка доставала из сумки книжку: «Кто быстрее выучит – получит конфетку». Минут через пять я уже бегал по поляне, радостно крича: «Буря мглою небо кроет…». А брат долго повторял строчки за бабушкой и в особо удачные дни им удавалось выучить целое четверостишие. Конфетки доставались нам обоим. Я возмущался – как же так, я же первый выучил. Бабушка гладила меня по голове: «Не кричи. Миша же больной». Я смотрел на брата и не понимал, почему он- розовощекий и полный сил – больной. Вот когда я заразил его садиковской ветрянкой, и он лежал в постели с ужасной температурой, а я в это время, изрисованный зеленкой, весело скакал и прыгал во дворе – вот тогда он был больной. Но сейчас -то все не так. Бабушка горестно вздыхала: «Эх…Ну, подите, что-ли, в мяч поиграйте». И мы играли. В мяч. В бадминтон. Особо я любил фехтование на палках как в кино. Но бабушка этого не одобряла. По ее мнению, все это закончится тем, что мы выколем себе глаз и станем кривыми.Я сразу же вспоминал картинку из учебника по истории, где был изображен фельдмаршал Кутузов с черной повязкой на благородном лице. Глаза у него не было – это правда, тоже, наверное, бабушки не слушался, но полководец смотрел на меня прямо и никакой кривизны я в нем не замечал.
И появлялся новый образ, а что если сбудутся бабушкины мрачные предсказания и первого сентября я войду в класс с темной повязкой на лице. Все дети обзавидуются – у них же нет такой. И еще, мне будет о чем написать в сочинении на тему «Как я провел это лето».

     Я часто возвращаюсь в город моего детства. В сумке нехитрые гостинцы:
«Здравствуй, Миша. Это тебе».
Брат, засмущаясь, возьмет сумку.
- А еще, я тебе «Театральную афишу» привез. Там статья про Аронову. Смотри, какая фотография.
- А она жива?
- Да Бог с тобой, конечно, жива. Она же мне ровесница. 45. Молодая еще.
- А вот Шалевич умер. Почему он умер?

    Сяду на диван рядом с братом, начну рассказывать, почему умер Шалевич, где его похоронили…И любовь моя безгранична.