Тетя Фроня
Олешка Тигра был мужем тети Фрони. Собственно, звали его довольно мирно - Алексей Муравьев, а Тигра- это прозвище семьи, в которой все отличались буйным и необузданным нравом. Еще до войны от Олешки родилось у нее двое детей: сын Владимир и дочь Валентина. Вскоре после рождения детей, «Тигра» семью бросил на произвол судьбы и исчез. Говорили, что видели его в другом городе, с другой семьей. Но тетя Фроня искать мужа не стала. Детей в военное лихолетье и голодные послевоенные годы поднимала одна. Работала от зари до зари на ткацкой фабрике прядильщицей. Жила семья в домике-развалюхе, больше похожем на землянку. В середине комнаты крышу подпирал толстый столб – без него порушилось бы все.
Бедность была ужасающей. Чтобы как-то прокормить детей, тетя Фроня сдавала угол за занавеской фронтовику-инвалиду, болевшему открытой формой туберкулеза. Инвалид детей жалел и подкармливал из своего пайка. Моя мама любила приходить к ним в гости, в этот домик – «засыпуху». Тети Фронина дочка Валя заплетала маме косички, а больной фронтовик совал в карманы куски сахара, белый хлеб и долго гладил по голове. Потом дети съедали гостинцы из маминого кармана и бежали гулять во двор. Удивительно, но никто туберкулезом не заразился. Позднее тете Фроне дали комнату в коммуналке, и семья переехала туда, в поселок Красный Текстильщик, где она и прожила всю свою жизнь. Уйдя в 55 на пенсию с фабрики, тетя Фроня устроилась в городской роддом санитаркой, проработав там до 78 лет. Первым родственником, кто видел меня и мою сестру в дни нашего рождения в роддоме была тетя Фроня, которая тут же сообщала по телефону бабушке, что дети у Фаи красивые и с шевелюрой на голове.
К тому времени поселок стал частью города, куда ходили автобусы и троллейбус. Но район этот находился в противоположной от нашего дома части города, поэтому к поездке «к Фроне» бабушка начинала готовиться заранее.
Неизменно, это происходило в выходной день. Утром бабушка громко объявляла деду, что нужно бы съездить к Фроне в гости. Причины было две – узнать, как она живет и пополнить запас «детской мази». «Детская мазь» - это некая белая субстанция, сильно пахнущая подсолнечным маслом, в небольшой стеклянной баночке, запечатанной сверху белым пергаментом на резиночке. Мазь изготовлялась в роддоме для смазывания младенцев. Но моя бабушка и тетя Фроня считали ее целебной – «помогает от всего», поэтому снадобье поставлялось из роддома регулярно.
Дед говорил: «Поезжай», и мы начинали собираться в дорогу. Бабушка наливала в стеклянную бутылку кипяченой воды «ребенку пить в автобусе захочется» и отрывала большой кусок туалетной бумаги, потому что «ребенок попросится в туалет, а у Фрони в уборной только газета». Собрав ребенка, бабушка начинала готовить гостинцы. Это могли быть и квашеная капуста, сделанная дедом, которая считалась у тети Фрони деликатесом, кусок колбасы или сыра, пироги и даже пара-тройка вареных яиц. Дедушка командовал: «Бери гостинцев больше – у Офроньки вся семья котьё».
Котьём дедушка называл тетифрониного сына Вовку и тетивалиного сожителя Рудку. Дедушка говорил, что они наипервейшие коты. Мне было непонятно, почему дядя Володя и дядя Рудик коты. У котов есть усы и хвост, как у нашего Васьки, а они обыкновенные дяди. Бабушка мне объяснила, что котьё, это те дяди и тети, которые пьют много вина и не работают. За это их забирает милиция и отправляет в ЛТП, где их долго лечат. Потом они немного работают и опять начинают пить вино. И что они тетю Фроню уже измучили. Набрав мне кучу одежды на все случаи жизни – вдруг на улице студеный ветер и ребенка продует или, наоборот, слишком ярко светит солнце и накалит ребенку голову, собрав сумку с гостинцами, мы наконец выезжали из дома.
Если ехать на автобусе, то конечная была у бабушкиной фабрики, потом надо было пройти мимо «Кремля» – деревянных бараков времен татаро-монгольского ига, и еще долго идти до улицы Белинского, где жила тетя Фроня. Путь был интересный, но бабушка постоянно останавливалась и с кем-то разговаривала. Мне это не нравилось, и я ныл, чтобы мы побыстрее шли дальше. А вот троллейбус привозил нас сразу к цели, только ехать надо было с пересадкой, что бабушка не одобряла.. Бабушка троллейбусам не доверяла – вдруг ударит ребенка током. А тут сразу на двух ехать. Нет, автобус надежнее.
Путешествия эти были всегда рискованными, потому что тетя Фроня работала «сутки» и у нее не было дома телефона. Спасало то, что роддом был в пешей доступности и, если тети Фрони не было дома – мы сразу шли туда.
Я обожал ходить к тете Фроне в ее маленькую прокуренную комнатку в коммуналке. Счастливые отцы, получая в роддоме детей, щедро одаривали весь персонал конфетками и шоколадками, которыми в свою очередь тетя Фроня угощала меня.
Застав сестру дома, бабушка долго обнималась с ней и целовалась. Потом тетя Фроня кидалась готовить угощение – жареную картошку с консервами и соленостями. На десерт был чай с печеньем и конфетами. Мне включали телевизор, чтобы не скучал, а бабушка с тетей Фроней разговаривали. Про все на свете. Про жизнь, про пьяниц, которые замучили и про квашеную капусту в погребе, которая в этом году мягкая и совсем не хрустит, а вот Миша (мой дед) так вкусно всегда ее делает. Иногда мы рассматривали старые фотографии, где все были молодые и, по словам бабушки, жизнь была совсем другая.
Погостив часа три, положив в сумку две-три банки целебной мази, кучу конфет для меня, бабушка снова долго целовалась с тетей Фроней и мы проделывали обратный путь домой.
Иногда тетя Фроня приходила к нам в гости. По такому случаю бабушка собирала стол с закусками: колбасой, банкой консервов, сыром, картошкой, селедкой. Открывался заветный «шкапчик» и дедушка говорил бабушке: «Офроньке налей зеленого». «Зеленым» в нашем доме называлась водка. Когда тете Фроне наливали стопочку – я внимательно смотрел и ждал, что вино позеленеет, не зря же дедушка называет его зеленым. Но вино оставалось прозрачным, и загадка его названия долго оставалась неразгаданной.
Пообедав, напившись чаю, тетя Фроня садилась на диван и открывала сумочку. Забившись в угол около дивана, я замирал. Дальнейшие события всегда завораживали меня: это было желаннее любого мультфильма или даже конфетки.
Дело в том, что тетя Фроня нюхала табак. И это был величайший спектакль, который я, когда -нибудь видел в своей жизни. Нюхательный табак хранился в белой пластиковой табакерке. Тетя Фроня удобно усаживалась на диван, забросив ногу на ногу и открывала табакерку. Двумя пальцами она долго разминала табак, растягивая удовольствие подольше. Захватив щепоть, медленно подносила ее к носу и силой втягивала в ноздрю. На секунды замерев, она повторяла те же движения, но теперь уже с другой ноздрей. Дыхание ее усиливалось, рот приоткрывался и через мгновение тетя Фроня чихала так, что наш кот Васька в беспамятстве падал с «шифанера» на пол и со скоростью света скрывался под диваном.
В финале она вытягивала из сумки огромный кусок белой тряпки и долго, с шумом в нее сморкалась и ею же потом вытирала слезы с глаз. Бабушка не понимала этого ее увлечения, но последняя фраза спектакля была изумительной: «Нина, это очень полезно для зрения. Наша акушерка Марьиванна всю жизнь нюхает и ей 75 лет, а она до сих пор без очков все видит».
Дедушка только посмеивался. Мне казалось, что для него это тоже был спектакль, который, как и я, он очень любил.
Понюхав табака, тетя Фроня начинала долгие разговоры. С дедушкой про политику и про тетифронино котьё, которое "извело ее под корень" и "всю душу вымотало", а с бабушкой про все остальное. Начитавшись с утра дедушкиных газет про политику и, я вставлял свое слово. Тетя Фроня меня выслушивала, а потом повернувшись к бабушке изрекала: «Нет, Нина, он у вас жить не будет. Такие умные дети долго не живут». Я в ужасе кидался к бабушке, а она успокаивала, что все это пережитки прошлого, мол, как говорит наш дедушка – «поповские сказки для охмурения умов».
Много лет прошло. Ушли в мир иной бабушка и дедушка. Нет на Земле тети Фрони, ее сына, дочери и внука. Я – последний из семьи, кто приходит к ним на кладбище, кто их помнит. Тонкая нить между прошлым и настоящим.
Все и правда сказки. Сказки.
Свидетельство о публикации №218022701305