Меланхолия

Грузчики из нашей бригады – уникальные сказочники. Просто Андерсоны.

Когда одна фура уже разгружена, а другая ещё не пришла, то мы курим и начинаем рассказывать. Семёныч – о том, что был в отряде космонавтов, но спасал детей из пожара, и получил ожёг легких, поэтому на Луну не полетел. У Михалыча похожая история, только он должен был идти в экспедицию на Памир, но спас утопающего и простудился.

Я хожу на разгрузку не столько ради денег, а больше – чтобы послушать их байки в перерыве. Конечно, никто никому не верит, но все слушают внимательно и не перебивают. Потому что реально интересно.

Однажды после разгрузки апельсинов тему задал я. Я сказал, что каждая картонная коробка с апельсинами – как женщина. Она требует своего подхода, своего объятия, чтобы она не развалилась и не рассыпалась. И тут начались разговоры о женщинах.

Первым, как всегда, выступил Семёныч, рассказавший о своём коротком, но бурном романе с Софией Ротару. Не уступил и Михалыч, который закончил свой рассказ словами: «Вот из-за меня-то Жанна Агузарова с ума и сошла. Никогда не прощу себе этого». И смахнул слезу.

А потом пришла новая машина.  После разгрузки я рассказал, как играл в бутылочку со студентками театрального училища Александровой и сёстрами Арнтгольц, и как научился различать их по вкусу поцелуя.

А потом слово взял Федя:

"Я знал, что моя жена спит со своим начальником. Это было важно для неё, чтобы состояться в профессии. Когда у нас с ней родился сын, она десять лет просидела дома, а потом ей это надоело. Наш мальчишка был уже совсем самостоятельным, а моей жене захотелось работать. Она стала риэлтором.

Она часто работала по ночам, а я по запаху понимаю, чем она там работала. Как Миша понимал по поцелую, какую из сестёр Арнтгольц целует...

Денег от жены я не брал, а она перестала брать мои. Это было честно.

Мы не были бедными. На семью хватило бы и одной моей зарплаты, но моей жене требовался творческий полёт.

Жена не хотела изменять своему начальнику со мной. А однажды она сказала мне, что наш ребёнок – не мой"…

- Так, стоп! - приказал Михалыч. У нас в бригаде не принято перебивать, но если бы не Михалыч, то Фёдора перебил бы я.

- Ты чего наделал? – строго заявил Семёныч Феде. - Ты на нас меланхолию навёл.

- Мне надо было поделиться, - ответил Федя.

- А ты не поделился! Ты нам говна за шиворот налил, а не поделился, - зло сказал Семёныч. – В следующий раз рассказывай, как татушек трахал.

Все мы в бригаде - сбитые летчики. У каждого из нас есть такая история, как у Феди. Но мы не позволяли себе загружать друг друга такими историями.

Настроение было испорчено.

Пришла меланхолия.

Последняя машина разгружалась долго и трудно, без куража. И сразу после разгрузки мы все нажрались.

Федя кричал: «Ну простите меня», а мы только наливали, пили и не говорили.
Это была меланхолия, которая сидела в каждом из нас. Мы не жалели Федю, и не жалели себя. Мы просто принимали обезболивающее.

Следующим вечером Федя рассказал, как целовал татушек, а Семёныч – как всё-таки слетал на Луну. А я – как соблазнил сестёр Арнтгольц.  Причем сразу двух одновременно.

И меланхолия прошла, а настроение в бригаде стало здоровым.