Гл. 17 Огонь, вода и аварийка

                1
   «Нагулявшись» как барракуда в морских глубинах, Б-181 потянуло наверх. Гонимая волей экипажа, она всё ближе и ближе приближалась к поверхности, чтобы там насытить свой  истощённый организм воздухом и энергией аккумуляторной батареи. Зайков, как и положено командиру при всплытии, занял своё место в боевой рубке.
«Почему всё же носовые горизонтальные рули плохо слушаются команд? — эта мысль не давала командиру покоя с того самого момента когда лодке, каким-то чудом удалось освободиться от плена рыболовного трала. — Характерно, что на основном – гидравлическом управлении рулями идёт запоздалая реакция и при переводе управления носовыми рулями глубины в электромеханический режим, картина не меняется. Такое впечатление, что рулям что-то мешает…»
На глубине пятнадцать метров лодка немного задержалась, причём не по воле боцмана  или командира, просто начиная с этой глубины её ощутимо покачивало.
  — Опять гуляет Посейдон, не спится ему, окаянному! — голос командира, прозвучавший из включённого переговорного устройства, как приговор подсудимому никого не обрадовал.
Частично продув балласт, лодка всплыла в позиционное положение.
Привычным и  быстрым движением, лихо захватив рукоять перископа согнутой в локте правой рукой, Зайков осмотрел горизонт…
— Твою бабушку, — невольно вырвалось у него после осмотра. — Старпома в боевую рубку! — приказал командир через открытый к этому времени нижний рубочный люк.
Дербенёв, облачённый в «канадку»   и ждавший всплытия лодки  в центральном посту, быстро поднялся к командиру.
— Смотри, — предложил Зайков, уступая подчинённому место у перископа.
Дербенёв прильнул к прорезиненному кожуху окуляра и, настраивая кратность, присмотрелся к ночному морю. Первое, что сразу бросилось в глаза, это какой-то серебристый налёт на корпусе лодки, а второе, что также было заметным через перископ, это сетка на головке перископа, через  мелкую ячею которой окружающий мир выглядел довольно специфически.
 — Что будем делать? — отключив «Каштан» в боевой рубке, тихо, чтобы никто посторонний не слышал их разговора, спросил командир. — Наверное, пришла пора радио давать  в Москву?
— Опять вы за своё, товарищ командир? Мы ещё толком ничего не знаем, а уже радио. Ваше радио от трала нас не освободит, а вот от погон и должностей запросто. Одной потери скрытности во время боевой службы на всех хватит…
 — Тогда что?
 —  Предлагаю, в штатном режиме приготовиться к зарядке АБ, не записывая ни в какие журналы результаты увиденного, осмотреть надстройку и  попытаться сбросить сеть за борт. Потом забраться под лёгкий корпус и проверить баллеры   носовых горизонтальных рулей. Скорее всего мы намотали на них сеть. Вот и всё. С Днём ВМФ вас, товарищ командир.
— А ты видишь, какая там «голова-жопа? »
— Это я вижу, а вот другого выхода - нет!
— С кем пойдёшь сетку резать? — без промедления спросил командир.
«Вопрос конечно интересный. Кому я могу доверить свою жизнь? — на мгновение задумался Дербенёв. — Действительно, как старпом я организую и непосредственно руковожу всеми  потенциально опасными работами, в том числе и за бортом, но приказывать в сложившейся ситуации морально не имею права…»
 — Так кто будет тебя страховать? — ещё раз уточнил Зайков.
 — Жорка Грачёв, мой старый приятель с лейтенантской поры…
— Но с приходом  тебя на лодку, знаю отношения между  старшим помощником командира и командиром ракетной боевой части не заладились?!
— А вот сейчас и проверим, — Дербенёв включил переговорное устройство и приказал: — Командиру БЧ-2 в боевую рубку!»
Через минуту Грачёв поднялся в боевую рубку.
— Смотри и любуйся, — заговорщицки предложил  Дербенёв.
Грачёв внимательно осмотрел горизонт и, оторвавшись от окуляра, спросил куда-то в пустоту:
— Когда идём?
— Сейчас, Жора, сейчас, — переглянувшись с командиром ответил Дербенёв. — Надо по-быстрому подготовить два страховочных конца, метров по двадцать, с карабинами на одном из концов, остальное как обычно: жилет спасательный, фонарь, нож, топор. И никому ни слова лишнего!
 — А топор-то зачем?
 — Помимо сетки в состав трала входит ещё и проводник, а то и несколько. Капроновые они, пеньковые или стальные я не знаю, но чувствую, что рубить нам их всё же придётся.
Грачёв ушёл вниз. В это время лодку сильно накренило. Набежавшая волна ударила Б-181 в левую скулу, и корабль тоже  куда-то провалился. У командира и старпома даже дух перехватило. Наверху, где-то  над  верхним рубочным люком, прошелестели тонны воды, как бы подсказывая командиру, что пора и балласт продуть.
— По местам стоять, приготовить дизеля для продувания балласта газами без хода! — спокойный ровный голос командира  и привычная  для таких случаев команда вернули весь  экипаж в объятия   реального мира.

                2
Принимая нелёгкое для себя решение по освобождению от сетей, командир лодки ещё не знал чем всё обернётся, но обстановка подсказывала что сейчас - в мирное время как раз надо учиться воевать, бороться с трудностями, противостоять стихии и случаю. Ежедневно оттачивая мастерство, решая боевые задачи под мирным небом  готовить экипаж к войне…
Обойдя всю надстройку,  Дербенёв убедился что с тралом подводникам «сильно повезло», его граница заканчивалась  буквально в полутора метрах от винтов  Б-181. Ещё чуть-чуть и: «Не жди меня, мама, хорошего сына…» Проводник оказался один, но стальной, к счастью, он свисал за борт с левого борта. Дербенёв, страхуемый Грачёвым, поднялся на мостик, где при закрытом рубочном люке его ждали Зайков  и Манишевич.
— Ну что там? — спросил Юрий Михайлович.
— Резать можно! На корме абсолютно безопасно,  волны почти не доходят туда, только брызги. Ближе к рубке сложнее, там заливает «дай бог», а вот в носовой части – «не дай бог!». Предлагаю следующий вариант: я иду по надстройке и режу сеть  посредине, так, чтобы она под тяжестью троса-проводника уходила в воду, а Жора, находясь сзади, страхует меня спасательным концом, забираясь при этом под лёгкий корпус в районе швартовных вьюшек. Там лючки есть и площадки, где можно присесть, чтобы  его за борт не смыло. По мере выборки длинны спасательного конца он, закрывая один швартовный  лючок на лёгком корпусе, открывает второй и всё повторяется вновь.
— Разумная идея, — согласился Зайков.
— Но чтобы её опробовать, я начну первым,  — предложил Манишевич.
Так и поступили. Начав «кроить» трал с кормы, Манишевич отрезал от сетки четыре куска, по метру квадратному каждый, и, оставив их «на память» всем участникам «заговора»,  передал «эстафету» Дербенёву.
Дойдя до ограждения рубки, Дербенёв заметил что ветер усилился. Волны, ставшие  выше и круче  прежних, теперь не просто заливали надстройку, а хлёстко били и как дикие осы больно жалили, то и дело норовя сбить с ног. Ещё одним неприятным открытием стало то, что после каждой одиннадцатой волны лодка подходила на край пропасти,  в чрево которой, пробив гребень двенадцатой волны, она почти вертикально скатывалась как на лыжах. Там внизу, она по самую рубку уходила под воду и, борясь со стихией около минуты,  всё же вырывалась наверх. Эта страшная карусель, конечно же, пугала Дербенёва, но что-либо изменить он не мог и поэтому решил на время вынужденного погружения, также как и Грачёв укрываться в надстройке. Благо дело возле каждого лючка в специальной нише был закреплён специальный палубный ключ.
«Надо только со счёта не сбиться», — решил Александр продолжая резать сеть. Зайков стоял на мостике один, верхний рубочный люк в целях безопасности был задраен.
Увлечённый работой, незаметно для себя, Дербенёв обошёл ограждение рубки и оказался на носовой надстройке. Здесь у стихии было раздолье. В ходе непроизвольных «ныряний» носовая часть лодки всякий раз уходила под воду, причём чем ближе к форштевню, где находился обтекатель гидроакустической станции МГ-25,  тем длительнее были подводные «процедуры». Пару раз волна сбивала старпома с ног, но, страхуемый сзади Грачёвым он оставался на надстройке. Целый ком обрезанной сети болтался по левому борту в непосредственной близости от выведенных из надстройки носовых горизонтальных рулей.
«Вот что мешает рулям нормально работать», — подумал Дербенёв, подходя к очередному лючку по правому борту, расположенному в непосредственной близости от обтекателя гидроакустической станции. Пытаясь достать палубный ключ из ниши под ногами, Александр почувствовал, что страховочный конец, уходящий назад к Грачёву,  выбрав всю длину, не позволяет наклониться.  Не раздумывая, Дербенёв отстегнулся от страховки. Взяв второй, короткий конец, который тоже был пристёгнут к поясу старпома он попытался пристегнуться к леерам так кстати приваренным по его же заказу в судоремонтном заводе, но в таком положении не хватало длины чтобы достать до того же лючка в надстройке, Дербенёв отстегнул и эту страховку. Три болта  такого желанного и спасительного лючка открутились сразу, а четвёртый, у которого за время эксплуатации, очевидно, «зализало» грани головки, не поддавался…
Лодку сильно качнуло из стороны в сторону. Она низко просела  носом, и тут Дербенёв увидел над собой водяной «небоскрёб», готовый через мгновение  обрушить свою многотонную мощь на корпус лодки и на него -  такого крохотного человечка.
«В суете, я пропустил счёт волн!»  — страшное осознание  непоправимого, чего уже нельзя вернуть и «прокрутить» заново, осенило Александра, пытавшегося спасти свою жизнь, прыгая на спасительный обтекатель.
Когда руки старпома ощутили  «приятный» металл леера МГ-25, смертельный ужас овладевший офицером, отступил, но ненадолго, потому что лодка катилась вниз, уходя на всю глубину пожирающей её бездны, а ноги Дербенёва сейчас смотрели вверх, туда где был полярный, штормовой и пасмурный день.
Захватить в лёгкие большое количество воздуха Александру не удалось, и на сколько хватит имеемого запаса он не знал, но полагаясь на свои физические возможности, надеялся, что до выныривания  лодки из-под волны ему хватит.
«Терпеть! Ещё немного, ещё немного, ещё…» — А терпеть уже не было мочи, как не было и воздуха в лёгких Дербенёва.
Вокруг была тишина, пронизавшая непроглядную темень  могильным холодом, и только где-то впереди справа как будто скользнул лучик солнца. Как когда-то в детстве, когда он гостил у тётки в Одессе. Тогда с местной ребятнёй, отплыв на утренней зорьке далеко от берега, они ныряли за рапанами, и Дербенёв приноровился искать моллюсков под водой в лучах солнца.
 «Какое солнце? — вдруг осенило Дербенёва. — Наверху ночь, шторм, десять баллов облачности!»
 «Ленинград, Ленинград!  Я ещё не хочу умирать…» — захотелось крикнуть Александру, но он удержался, понимая, что при этом выйдет весь оставшийся в лёгких воздух.
В какой-то момент стало очень свободно и легко, тело потеряло вес. Всем сознанием овладело чувство глубокого блаженства. Тяжёлые мысли больше не донимали Александра и дышать почему-то тоже не хотелось. Всё, что было до этого, больше его не беспокоило, казалось бренным и не стоящим забот.
«Какая интересная лодка борется с волнами,  вон там — слева. Очень похожа на нашу, — пронеслась случайная мысль, — И командир на мостике тоже похож на Зайкова, и человек, торчащий только головой из лёгкого корпуса, – это Грачёв, а кто тогда тот – висящий на обтекателе МГ-25?»
Жуткая пронизывающая боль в кистях рук,  заставили Дербенёва открыть глаза. Перед ним, вплотную к самому лицу, слегка облезлой краской  «красовался» обтекатель гидроакустической станции МГ-25. Сведённые судорогой пальцы   не хотели отпускать леер. Александр повернул голову влево.  Зайков, поседевший за одно всплытие и вмиг потерявший дар речи, стоял на правом крыле мостика и махал рукой, призывая всех вернуться обратно. Жора Грачёв  побелевшим лицом демонстрировал такую гримасу, как будто увидел живого покойника.
 Невероятным усилием воли Дербенёв подтянулся на руках и перебирая ими поочерёдно добрался до надстройки. Находясь, в каком-то заторможенном состоянии, как зомби он направился к командиру, Примеру старпома последовал и Грачёв.
Поднявшись на мостик, офицеры молча посмотрели друг на друга и сели вокруг люка. Дербенёв достал пачку сигарет «Элита» и, не видя, что они мокрые угостил каждого. У командира сигарета развалилась во рту, у Грачёва оторвался фильтр, а Дербенёву не удалось даже достать себе сигарету. Тогда он достал зажигалку и попытался прикурить сигареты  товарищам. За этим неблагодарным  «занятием» их и застал Манишевич. Тихо приоткрыв  люк и увидев странную троицу, он закрыл люк обратно и спустился в лодку. Ещё через минуту снова открылся верхний рубочный люк. Из люка показался всё тот же Манишевич, но уже с сухими сигаретами и зажигалкой. Когда он как заворожённым офицерам заменил мокрые сигареты  на сухие и все они наконец затянулись горьким дымом, «столбняк» как рукой сняло.
Первым очнулся командир:
   — Так, всё, с меня хватит, не хватало ещё старпома утопить. Даю радио — «Всплыл сетях, координаты». А там будь что будет. Мне плевать! Я же видел, как тебя смыло…
— И я тоже, — подтвердил   Грачёв. — Но как ты выкарабкался обратно?
— Не знаю, товарищи офицеры, наверное чудо… Или Божье провидение… — ответил Дербенёв
— Вот и достаточно испытывать судьбу! — настаивал командир.
— Согласен, Владимир Петрович, судьбу больше испытывать не стану, но работу закончить всё равно надо! Осталось два метра дорезать и баллер освободить. Без горизонтальных рулей мы всё равно не подводная лодка. Сейчас возьмём с Георгием по ИДА-59  и концы подлиннее. Поверьте: полчаса и в дамках!
— А ведь  дело говорит этот авантюрист! — согласился Манишевич.
Согласился с вескими аргументами и командир. Дербенёв и Грачёв снова вышли в надстройку, на сей раз основные работы проводились на прочном корпусе с баллерами рулей. В конечном итоге от кошелька освободились. Под весом стального проводника он ушёл на дно, давая лодке возможность продолжить плавание.
Окончив заряд батареи и пополнив запасы воздуха, Б-181 погрузилась на рабочую глубину и продолжила свой поход. После приёма пищи офицерами и праздничного ужина, в  кают-компании собрался «узкий круг». Чтобы не посвящать замполита в подробности случившегося, Зайков направил его поработать с личным составом  в отсеки подводной лодки. Достав откуда-то бутылку армянского коньяка, командир разлил всем по рюмкам, а  Дербенёву налил полный стакан.
— По-хорошему, надо бы старпома представить к ордену, — начал Зайков, — но если мы это сделаем, придётся поведать командованию и о наших злоключениях с сетями вблизи норвежских территориальных вод. И чем тогда всё закончится, неизвестно. В конечном итоге главное не это! Главное, что все живы и мы выполняем поставленную задачу в прежнем режиме. С Днём рождения, Александр Николаевич! Спасибо тебе.
— Спасибо нам всем, — ответил Дербенёв и отлил половину своей порции в стакан Грачёву.  — С Днём ВМФ  СССР, товарищи офицеры!
— А теперь, — торжественно продолжил Зайков, — в качестве благодарности я освобождаю старпома от несения командирской вахты ровно на сутки, а вахтенного офицера Грачёва от несения очередной вахты. Справимся, Юрий Михайлович, как скажешь?
— Куда ж мы денемся с подводной лодки? — согласился Манишевич. — Кстати, вот получены перехваты радиообмена норвежских рыбаков с берегом. Они сообщают, что  вчера пополудни  затралили огромное морское чудовище, борьба с которым оказалась неравной, в результате тралом  пришлось  пожертвовать…

                3
Полумрак  каюты манил каким-то особенным теплом. Дербенёв вошёл и закрыл за собой дверь. Верхняя койка, принадлежавшая замполиту, пустовала.
 «Он же пошёл в народ, — вспомнил Дербенёв раздеваясь. — Надо бы грелку выключить», — подумал Александр, развешивая мокрый комбинезон под столом. Хмель от коньяка давал  о себе знать. Нервное напряжение ушедшей ночи, усталость и алкоголь сделали своё дело. Александр, выключив грелку и свет в каюте, завалился на нижний диван. Веки закрылись сами собой. Сон овладел молодым организмом с такой быстротой и искушением, как только может  овладевать девственной нимфой  похотливый козлоногий сатир.
Проснулся Дербенёв оттого, что во сне увидел маму, которая почему-то била его крапивой по лицу. Было очень больно и жарко. «За что?» — подумал Дербенёв и открыл глаза.
Его левую руку лизали языки пламени, кончики которых доставали до щеки. От горящего письменного стола поднимался дым, который заполнил практически всю каюту, и  только над лежащим старпомом, буквально до верхней койки, оставалась прослойка чистого воздуха…
«Грелка! — первым делом сообразил старпом, — и комбинезон, но я же выключил её, прежде чем лечь спать!»  —   Дербенёв не понимал, почему грелка оказалась включённой.
«А замполит? Замполит, наверное, уже задохнулся, — подумал Дербенёв, поднимая руку к коечке соседа. — Не шевелится… А если он жив, я открою дверь, выходя из каюты, доступ воздуха из отсека создаст дополнительную тягу и тлеющий костёр мгновенно превратится в топку. Обратно мне уже не вернуться. Что делать?»
Совместив в одном действии сразу две операции, Дербенёв вдохнул воздух из чистой прослойки над собой и, вставая  с дивана, схватил, как куклу, бездыханное тело замполита. Следующим движением, почти  по мотивам фильма «Кавказская пленница», он  бросил тело в дверь, которая тут же открылась, выпуская обоих «жильцов». Получив так недостающий воздух, «костёр» разгорелся в полную силу, но уже за спиной старпома.
Вахтенный электрик второго отсека, что-то записывавший в журнал осмотра аккумуляторной батареи, тут же бросил своё занятие и бросился к «Каштану»:
   — Аварийная тревога! Центральный, центральный, во втором отсеке пожар…
  Дербенёв не дал вахтенному договорить, потому что вставил ему в руки углекислотный огнетушитель и увлёк за собой, а сам, схватив катушку ВПЛ,   выключил электропакетник грелки у входа и бросился тушить каюту.
— Второй, что у вас случилось? Второй ответьте… — Командир находящийся в центральном посту надрывался у «Каштана», а механик обрывал трубку аварийного телефона, пытаясь выяснить обстановку в отсеке.
Где-то за катушками системы ВПЛ раздался стон,  а через некоторое время оттуда появился  ничего не соображающий замполит.
Увидев «разгромленную» и залитую пеной каюту, он с ужасом посмотрел на Дербенёва.
— Борис Фёдорович, а кто грелку включил? — поинтересовался обгоревший и чёрный от копоти старпом.
 — Не знаю, я только выключил её, когда пришёл с обхода подводной лодки и обнаружил, что ты сушишь на ней комбинезон…
 — А теперь посмотри сюда. — Дербенёв показал на выключатель: — В каком положении находится флажок пакетника? Правильно, поперёк красной линии, это я его выключил, прежде чем тушить пожар…
— Правду говорят, кто в огне не горит и в воде не тонет, тому иная участь судьбой приготовлена… — вердикт командира,  не дождавшегося ответа из аварийного отсека, расставил все точки над «i». — Берёшь, Боря, аварийку в самую большую кандейку и с командирами отсеков  проверяешь маркировку всех пакетников на подводной лодке. От первого отсека до восьмого и, там где плохо видно, невзирая на требования корабельного устава, лично наносишь жирную красную полосу, чтобы никто  и никогда больше не сомневался  — включён пакетник или выключен.