Рассказ Арестанта

  Продолжение истории офицера СС Лаури Аллана Тёрни, который, даже попав в плен, все равно продолжает бороться с врагом, но, не смотря на все усилия, все равно останется у разбитого корыта.
   Внимание! Сексизм, расизм, сцены каннибализма, употребления наркотиков, жестоких пыток, убийств, изнасилований, секса, оскорбления религиозных чувств верующих, некрофилии. Мы осуждаем экстремизм и ксенофобию. Мы не призываем к свержению конституционных основ РФ и нарушению ее территориальной целостности. Данное сообщество - это попытка творческого самовыражения автора. Целью данной группы является развлечение подписчиков. Мы не призываем к воплощению описанных сцен в реальной действительности и всецело осуждаем насилие как средство разрешения социальных разногласий. 18+


Глава 1

- Подсудимый Лаури Аллан Тёрни, встать для оглашения приговора.
Встаю.
- Преступление по статье 121 "Измена родине" признано. Наказанием назначить пять лет лишения свободы в колонии строгого режима.
_______________________________________________________
Возможно, вам интересно, как я попал в такую ситуацию? Ну, это довольно долгая история. Но времени у меня, как вы поняли, вполне достаточно. Поэтому приступим.
_______________________________________________________
После сдачи в плен прошло два дня. Так как мы спороли все свои лычки и сняли медали, а свои мне удалось пронести в носке, в сапоге - тупые бриты не догадались до этого - чаехлебам очень хотелось узнать, откуда мы.
После переброски в лагерь, огороженый забором-сеткой и колючей проволкой, нас построили, вышел какой-то офицер. Он что-то сказал одному из солдат, и нас подвое стали отводить в барак. Наш строй (ну как строй - девять человек всего осталось в живых) уменьшался, очередь дошла и до меня. Нас (меня и другого солдата - его звали Йенс) завели в барак. Там стоял сержант в полевой форме, с дубинкой из дерева и недовольным лицом.
- Ваше подразделение? - спросил он на немецком.
В ответ - молчание.
- Ваше подразделение? - он ткнул мне дубинкой поддых. Я чуть подался назад от неожиданности - удар был довольно резким.
- Ничего не хочешь сказать?
В ответ - молчание.
Он с размаху ударил по ребрам. Я сложился от резкой боли, перехватило дыхание. И сразу же н; спину плашмя легла дубинка - прямо по почке, от чего я упал на пол, где меня настиг тяжелый сапог британца, попавший ровно в солнышко.
- А ты, - обратился он к моему товарищу, - ничего не хочешь сказать?
В ответ он промолчал.
Прошла неделя. Все это время нас не кормили, избивали, не давали даже покурить - а я еще с Талвисоты был заядлым курильщиком. Дрожат руки. Парням хочется шоколада - совсем понурые стали, даже лица посерели. Говорил же им, не жрать эту гадость!
Почки болели. Грязное тело нещадно чесалось, но даже почесаться было нельзя - все ногти были назворочены иглами и другими приспособлениями в первый же день, и только-только начади заживать.
Хочется жрать. Даже больше чем курить. Жрать. Жрать. Возле забора рос щавель - солдаты его не трогали, ибо не знали что это он съедобен. Городские... Как только стемнело, я подполз к забору (спали мы на улице - было очень холодно и мы по ночам спали по трое под одним одеялом) и съел его, давясь и обжигая кислым соком искореженные пальцы.
Скоро поступила новая партия заключенных - конвоир по одному заводил их из комендантского барака на огороженную территорию, на которой нам, а теперь и им, словно скоту, предстоит ждать конца войны.
Пленные рассказывали - сейчас идут бои в Арденнах.
- Вот представьте, зачищаем мы деревню, из дома выбегают трое бритов с поднятыми руками. Ну, думаю, сдаются - и черт с ними. Только повернулись к ним спиной - они нас всех и положили. Я один в живых остался...
- Так вот за что Кнохляйн приказал расстрелять из пулеметов пленных бритов! Так им и надо, ублюдкам!
Я увидел, как один из бритов отлучился поссать. Но не в угол, как это сделал бы нормальный человек, а на сложенные одеяла, под которыми мы спали.
"Это ты зря, подонок" - подумал я.
Ярость кипела во мне, я больше не контролировал свой разум. Повинуясь лишь бушующей внутри злости, я подошел к нему, положил руку на плечо и развернул его. Вижу проплывающее удивленное лицо. Но это мелочь, не заслуживающая внимания.
Сжав кулак, со всей силы бью в голову. От неожиданности и сильного удара он падает. Сажусь на него и начинаю бить в лицо. Он пытался закрываться, звать на помощь, но тычок поддых - и крики прекратились, руки ушли вниз. Очень скоро его тело превратилось в безвольный мешок, а мои руки окрасились кровью, испещрились ссадинами.
Я услышал звуки драки, выстрелы - кажется, отпустило. Вдруг я почувствовал, как меня треплет кто-то за плечо. Оглянувшись, я увидел Йогана.
- Герр Тёрни! Бежим! - он схватил меня за рукав, и куда-то потащил.
- Что, твою мать, происходит? - спросил я на бегу, вырывая свою руку из его хватки.
- Из-за воцарившегося в драках хаоса охрана занята восстановлением порядка, а не охраной, - на бегу объяснил он, - есть возможность бежать.
- Спереди бронемашины, они же нас из пулеметов перестреляют!
- А мы и не побежим вперед, - сказал Штайн, возникший из ниоткуда, - тут есть одно место, где можно приподнять сетку и слинять. В обычных условиях ничего бы не вышло - нас бы заметили и перестреляли как кроликов. Но сейчас охрана занята другим.
Через секунду мы уже стояли на том месте, и нас ждал Хосе с отобранным Гарандом у какого-то из британских солдат.
- Все? - спросил он
- Да, - ответил Штайн.
Он приподнял винтовкой металлическую сетку - руками не возьмешь, по ней пускали напряжение, и мы по одному проползли под ней, затем я взял её у Хосе, и придержал ему сетку.
- Линяем отсюда!
Мы почти пробежали просеку, когда в нашу сторону стали доноситься выкрики, а после полетели пули.
- Ооох, - сказал кто-то сзади голосом Штайна. Я обернулся. Он медленно оседал, а по его левой штанине расползалось красное пятно. Не знаю, чем я тогда думал - это, наверное, самый мой глупый поступок, но я развернулся и подхватил его - благо он не так далеко от меня был - взвалил его себе на плечи и понес. Оставалась-то всего десять метров до леса, откуда Хосе уже отстреливался из трофейной винтовки.
- Бросьте меня. - сказал он, - я не смогу с вами, - сказал он, едва я занес его за первые кусты.
- Нет! Ты сможешь, сын подзаборной шлюхи! - сквозь слезы крикнул Ерохманн, - ты будешь с нами.
- Ты же врач, Йоган. Ты видишь мою рану...
- У нас нет времени препираться, - сказал Хосе, отдавая ему винтовку, и, уходя, добавил: - задай им жару, брат.
С этими словами он скрылся в лесу. Я, Йоган и Эйке последовали за ним.
- До встречи в аду!
Мы бежали. Звук перестрелки понемногу стихал, но вдруг резко оборвался.
"Каждый сам делает свой выбор", - вспомнил я произнесенные мною когда-то слова.
- Заключенный, встать!
Встаю. Конвоир надевает мне наручники.
_______________________________________________________
"Но постой, Лаури, ты же сбежал от бритов", - скажете вы. Конечно, сбежал. Только вот жизнь - как портовая шлюха, от неё можно ждать чего угодно. Нетерпится узнать, что было дальше? Ну слушайте.
_______________________________________________________

Мы оторвались от погони, заночевать решили в лесу. Спать под открытым небом уже было довольно привычно. Перспектива спать на холоде меня не радовала, поэтому я стал искать что-нибудь хоть немного напоминающее растопку и зажигалку. Спустя полчаса поисков в потемках мне удалось найти кремень подходящего размера. Осталось найти обо что бить - обычно роль чиркала в огниве выполняла сталь, а в лесу её так просто не найти. Гаранд со стальным стволом ушел вместе со Штайном.
- Эй, Хосе! У тебя остались патроны?
- Никак нет!
"Сука. Вот же черт! Нет такой простой вещи как кусок железки!" Я уже было пошел к нашему импровизированному лагерю, как вдруг в ботинке что-то закололо. Я его снял и стал вытряхивать набившиеся непонятно откуда, а с ними выпал сверток... "Да это же мои награды! Как я мог забыть.." - я тут же ужаснулся своей мысли. "Это же.. ордена.. Так нельзя".
С одной стороны - что в этом такого - взять и развести костер об какую-то медальку - скажет обыватель. А я как ветерае уже трех войн скажу - за КАЖДОЙ медалью стоит подвиг, кровь и жопоболь. И сделать такое все равно что налить себе тарелку говна, взять ложку, есть, да зачерпывать побольше. С другой стороны, когда стоит вопрос жизни и смерти - и говно жрать будешь, или срать в штаны, как Йоган. Я сидел еще с минуту, в потемках разглядывая свой Железный крест второй степени. Холодало. Наступил тот момент, когда погибает гордость и честь, и остается лишь желание жить, не смотря ни на что. "Ладно, леший с ним. Мертвым слава ни к чему".
Я набрал лишайника и развел костер. Все сразу собрались к нему, вытянув руки.
- Вот что, братцы, - сказал Эйке, - конец войны не за горами. Смысла обратно возвращаться нет.
- Ты предлагаешь разойтись по домам? - напрямую спросил Ерохманн.
- Да, - стыдливо отвернувшись сказал он.
- Я согласен, - неожиданно сказал Хосе.
- А ты-то чего, - спросил Йоган.
- Мне в Испании еще должок отдать один надо, - я рассмотрел в тусклом свете костра его улыбку, от которой веяло злостью за километр.
Я предполагал что за долг - испанцев в составе Вермахта и СС было всего две дивизии - Франко не хотел ввязываться в войну, но и отказать тем, кто привел его к власти не мог. В итоге отправили самых буйных и несогласных на Восточный фронт, где они сгинули под Ленинградом.
Но не все - и Хосе один из немногих остался и жаждал мести.
- Я тоже за. Незачем нам зря жертвовать собой ради режима, который уже трещит по швам. Я больше не ваш командир.
Вот вы скажете - я уверен, мол, "как ты так легко слился с командования?" А я вам отвечу: командовать уже не кем. От роты осталось четыре человека - как в командире смысла во мне нет. А в случае чего они по привычке будут подчиняться.
- Ну, решено. Кто чем займется после войны? - спросил Хосе.
- Я по образованию. Попробую с нуля жизнь начать - новый город, новый дом...
- А ты Эйке?
- Я? Я на ферму, домой, к отцу вернусь.
- А вы, герр Тёрни? Чем дома займетесь?
Я криво улыбнулся. Дома у меня нет. Ничему, кроме как убивать не научен.
- А сам чем думаешь заняться? - я прямо ушел от ответа.
- У меня вилла есть. Сейчас ей мой брат управляет. Давно мне пора бы вернуться. Какие там персики... А как яблони цветут... - испанец мечтательно улыбнулся в свете костра.
А ведь и правда. Чем мне заняться после войны? Так далеко я не заглядывал. Плыл по течению. По-хорошему, надо бы снова в Шюцкера устроиться, если Советы не расформировали его - я уверен, после победы они сейчас там хозяйничают, и Советских резидентов сейчас в Хельсинки больше, чем финнов. Учитывая, что во Вторую Советскую за дырку в моей туше была неплохая награда, отправиться сейчас в Финляндию не лучшая идея. Хотя попробовать определенно стоит.


Глава 2

На следущий день мы вышли к дороге, и на ближайшем указателе разошлись - Хосе надо было на Юг, нам - на Восток.
- Не поминайте лихом, братья, сказал он и развернулся, - и еще, - добавил он, - герр Тёрни, служить вашим солдатом - честь для меня.
- Быть твоим командиром - честь для меня, - ответил я в тон.
Мы в последний раз вскинули руки в приветствии. Но в тот момент оно было для нас не нацистским, и славили мы не диктатора. Приветствие шло от сердца, от всей души. Это... сложно объяснить, но в последний раз я чувствовал такое, когда отец проводил меня в армию - чувство единения духом с ближним.
Хосе снова повернулся и зашагал, в свою сторону, мы в свою. Никто не оборачивался.
Мы шли с Йоганом и Эйке еще почти день, в итоге наткнулись на деревеньку - только распаханные поля, пасущийся скот, но самое для нас важное - много хозпостроек, в них можно незаметно для хозяев переночевать.
Скоро уже закат, и мы решили поторопиться. В итоге мы нашли самое близкое к лесу строение. Спокойно перемахнув через символический забор и пройдя пару метров, мы зашли в него. Строение, как выяснилось, оказалось полупустым складом для сена - оно лежало повсюду ровными кучами.
- В этот раз огонь разводить не будем, - сказал я.
- Неплохо бы еды поискать, - предложил Ерохманн.
- Неплохо... - мы не ели второй день, и это без учета голодной недели в лагере.
- Я схожу, осмотрюсь, - сказал Йоган, и вышел из сенохранилища. Прошел час, уже стемнело, а его все не было. "Неужели кинул нас?" - промелькнула мысль. Но нет, раздался тройной стук об косяк, и вошел Йоган - с большой белой курицей, у которой была неестественно, на 90 градусов к земле повернута голова, в руках была маслянная лампа, из кармана - откуда только достал! - торчал нож. "Отлично! Теперь у нас есть все, что только надо - огонь, нож, и кусок мяса. В нашем состоянии о таком можно только мечтать.
Разведя огонь за сенохранилищем - благо сена на растопку и дров вокруг хватало, мы ощипали и обожгли оставшиеся перья на курице, соорудили из палок вертел и опоры к нему, и через час у нас было готов ужин.
Мы приступили, жадно обгладывая каждую кость, а самые мелкие косточки и хрящи съедали практически не жуя. Поскольку мы не утруждали себя отжимом крови из курицы, то мясо приобрело красный цвет, в местах крупных артерий кровь застыла густым желе. Никого это не волновало. Спустя пять минут от курицы осталось пара крупных костей, и те с высосанным костным мозгом.
Тут мне в голову пришла мысль - если хозяин увидит следы нашего ужина, у нас могут быть проблемы. Я огляделся по сторонам и увидел палку длиной с предплечье, толщиной полтора дюйма. С её помощью я выкопал небольшую ямку, схоронив там оставшиеся угольки и кости.
Проснувшись, я решил обойти территорию, посмотреть что тут есть, да и просто возможные пути отступления. Эйке, видимо, тоже куда-то ушел, а Йоган еще тихо посапывал. Обойдя весь участок, я понял что хозяева знавали лучшие времена - всего один курятник, заброшенный коровник и овин, покосившийся сарай, едва державшееся сенохранилище и почти не распаханная земля. Я хотел пройтись еще вдоль забора, но увидел, как из дома кто-то выходит. "Черт, как не вовремя". Знакомиться с хозяевами я никаким боком не желал. Тем более после окончания войны мы сразу уйдем отсюда - о нас даже не вспомнят. Поэтому я дернулся обратно за овин, за которым я был секунду назад, и стал выглядывать оттуда. Вышедшим, точнее, вышедшей оказалась светлая девушка лет девятнадцати, в руках её была корзина с чем-то. Она подошла к курятнику, и примерно через минуту-две вышла с пустой корзиной. Затем зашла в сарай, взяла вилы. "Зачем девушке вилы?" - удивился я. Она пошла туда, где была вскопана земля, и стала перекапывать землю.
По моим внутренним прикидкам прошел час, когда она воткнула вилы в землю, устало охнув, вытерла пот со лба, осмотрела плоды своего труда. Постояла еще немного, и снова взялась за вилы. Примерно через полчаса, когда она выбилась из сил окончательно, она отнесла вилы обратно в сарай, а сама ушла домой.
Я тоже решил вернуться. "Ну, если что, тут есть неплохой планшет, куда можно положить карту" - подумал я. Жизнь-то налаживается. Вернувшись, я увидел проснувшегося Йогана, а Эйке все еще отсутствовал.
- Утро, - сказал Йоган.
- Утро. Эйке не возвращался?
- Не. А давно он ушел. Часа два, не меньше.
- Здрасьте.. - послышался чей-то голос.
Я чуть не подпрыгнул. Йоган застыл с гримассой, которой только лягушек смешить - глаза на выкате, волосы дыбом. Причиной было то, что этот неуверенный голос принадлежал той самой девочке.
- Здрасьте, - ответил я, не зная что сказать, - ты нас понимаешь?
- Конечно. Мой отец - коренной немец, - чуть смелее сказала она.

Мы с ней разговорились. Её отец участвовал в Сопротивлении, дед погиб в тридцать девятом, мать их бросила, а жила она с бабкой и младшей сестрой. Всю работу по хозяйству делала сама. Мне стало как-то неудобно жить нахлебником, я предложил свою помощь. Но тут наш разговор прервал шум моторов.
— Бежавшие из плена немецкие солдаты! – раздалось из громкоговорителя, — Сдавайтесь, вы окружены!
«Дьявол…» — пронеслось в голове.
— Как они нас нашли?
— Не знаю. Уходим!
— Стойте! Давайте я вас спрячу!
Она закидывала последние охапки сена на Йогана, а я уже минуту как лежал у стены присыпанный сеном, когда пришли британцы.
— Ты видела их? — на кривом немецком спросил офицер. Меня прошиб пот. Что если она ответит…
 — Кого их? — ответила она, всем своим тоном показывая, что не знает, о чем идет речь.
— Фрицов! Здесь должны прятаться двое нацистов! — зверея, закричал на неё брит.
— Может и прячутся, — сказала она равнодушно, — мне-то откуда знать? Ферма большая, а я одна.
— Они здесь прячутся, — услышал я знакомый голос. «Эйке! Вот пидорас! Сучий потрох!», — мы здесь заночевали.
— Только и всего? — раздался звук пощечины, — а ты не думаешь, что твои друзья могли уйти?
— Нет.
— А я не верю. Я бы на их месте бросил такого щенка как ты. Потыкайте штыками тут, и уходим.
В стог сена, где я прятался, вонзилось несколько штыков. Они тыкали в центр, но не догадывались, что я могу спрятаться с краю, у стены. Один даже по мне прошелся — я почувствовал тяжесть его сапог.
— Нашел! — раздался победный клич, — кровь! Он тут!
С моего стога сразу слезли, мигом перенесясь на стог Ерохманна. Послышались звуки ударов.
— Так его! Мочи его! Мочи! По почкам! С приклада!
— Отставить! — сказал британец.
— Эйке, сука! Почему ты нас кинул, лохматое уебище? — слабым голосом спросил Йоган.
— За Людвику, которую вы безжалостно убили.
Смех. Я слышу смех Ерохманна. Смех человека, несмотря на близость смерти, с оттенком безумия, но все-таки смех.
— Ты мудак, Эйке… — он хотел еще что-то сказать, но не успел.
— Рядовой Джостар! Пристрелить! — раздался грохот выстрела, лязг падающей гильзы, — нам еще второго искать, а ты свою свободу купил. Сядь-ка вон там и посиди.
— Да, конечно, — покорно сказал Эйке. И сел на стог, где прятался я.
Кровь горела в моих жилах словно магма. «Мудак! Мы тебе помогли! Ты сам её убил! И винишь нас? Да Йогана тогда вообще не было рядом! Его-то за что?» — но скоро эти мысли, метающиеся в голове, словно рой ос по комнате,
Стараясь не шуршать сеном, я пододвинулся к нему, вскинул руки и потянул его на себя, левой хватая за шею, а правой закрывая рот.
— Мммм?!! — удивленно высказался он.
— Я тебе покажу мммм, — сказал я, вытаскивая добытый Йоганом нож, — ты у меня кровью захлебнешься!
Я сел на него, открыл ему рот, и стал неторопливо наносить ему тычки в язык, пошевеливая ножом, расширяя рану, чтобы было побольше крови, и зажал нос другой рукой, продолжая увечить ему щеки, язык и десны. Он пытался кричать, но из-за количества крови (а сосудов в языке очень много, как и нервных окончаний — там же вкусовые рецепторы), и вскоре эта мразь сдохла — от болевого шока, задохнуться не успел бы. Я снял с него одежду — он был уже в гражданке — серых брюках и непонятного цвета свитере и суконной кепке. «И одежду выпросил. Вот же змею пригрел на груди»
Я спрятал его труп под сено, и вышел из сеновала. И вовремя — солдаты ее тащили под руки, на тот же сеновал.
— Где этот уебок? Говори, шлюха подзаборная!
— Не знаю! Не знаю я!
На меня они внимания не обратили и прошли мимо.
— Не знаешь, говоришь? Эй, солдаты! Кто хочет позабавиться с молодой сучкой?
— Я! Я! Я! — отозвались все солдаты.
— Подходи! Только двери закройте, а то её бабку инфаркт хватит!
С веселым гоготом они заходили в сарай, хлопая друг другу по ладоням, обмениваясь шутками. Я уже хотел уйти, но что-то меня остановило. Спустя секунду, я понял что. «Она спасла меня. Неужели я просто так уйду?» Меня одернуло. «Ладно б её просто грохнули. Ну и черт бы с ней. Её же конкретно опустить решили. Хотя за бабу впрягаться…»
Пока я думал, из сеновала стали доноситься шлепки и крики, как мужские, так и женские. «Ну нет. Так дела не делаются». Я взял вилы, подпер ими закрытую дверь. Взял чью-то брошенную в спешке к нежданно-негаданно свалившейся офицерской щедрости у входа винтовку, вытащил оттуда патроны, высыпал из них порох и с помощью него и вчерашних углей легко развел огонь, а от них легко поджог соломенную крышу сеновала.
Я отошел на пару метров и закурил — в кармане брюк оказались сигареты. «Ооода». Наслаждение разлилось по легким. Сколько я не курил? Неделю? Две? Кажется, две. Великолепные ощущения! Нервозность как рукой сняло. Я просто стоял и смотрел на полыхающий во всю бывший сеновал, и крики, мольбы о помощи доносившиеся оттуда грели мне душу ничуть не меньше новой дозы никотина.
Как ни странно, но я слышал только мужские голоса. Женского не было. Видимо, даже в таком состоянии — изнасилованная, оплеванная и наверняка обоссанная, она нашла в себе силы сдохнуть достойнее, чем два десятка солдат. «Похоже, влюбился». Нет, что за бред — я тряхнул головой, — «Скорее всего, ей свернули шею сразу». Я поправил кепку, сдвинув набок. «Чтож. Пора идти дальше».
Я двинулся в сторону дороги. Там стояли офицерский «Роллс-ройс» и солдатский грузовик. Водители не обратили на меня внимания.
Меня выводят из зала суда, подводят к автозаку. Один конвоир открывает дверь, второй заталкивает меня. Фоторепортеры блестят вспышками, упрашивают конвоиров вывести меня «всего на один вопрос». Безрезультатно. Машина троегается с места, и меня везут туда, где я потеряю пять лет своей жизни.
Я подошел к водиле грузовика, открыл дверь и сходу пырнул его ножом, вытащил с сиденья его стэнли. Уже вооруженный, подошел к офицерской машине.
— Вылазь!
Дородный водитель, потея, в торопях вылез из машины, держа руки поднятыми. Я сел в машину, выстрелил водиле в голову — он мог запомнить мое лицо — и покатил. Куда? Куда угодно. Мне нужен был любой город, где есть железная дорога. Оттуда я смогу переправиться в Финляндию.
В итоге я заехал в какой-то город. Бросив машину (в которой кстати лежали офицерские бутерброды и четырехчасовой чай в термосе, коими я подкрепился), я решил осмотреться. Пройдясь по улицам, я убил остаток дня. «Пора бы возвращаться к машине. Темнеет уже». Возвращаясь, я случайно задел плечом крупного мужика.
— Смотри куда прешь, — сказал он.
— Извините, — я был не в том состоянии, чтобы поставить на место беспардонное быдло, повернулся и пошел дальше. Вдруг мне показалось его лицо знакомым. Повернувшись снова, я спросил его, — а мы случайно раньше не виделись?
— С таким доходягой как ты? Конечно нет!
И вдруг я его вспомнил. «Он был в ту ночь, когда мы принимали тотенов и ****и мертвых шлюх!» — мысль осенила меня, как молния. Он повернулся и пошел своей дорогой. В моей голове закрутился план. «Ну уж нет! Ты еще извинишься передо мной!» Усталость сняло как рукой. Я пошел за ним, стараясь оставаться невидимым во тьме, но и не терять его из виду.
Выйдя к окраине города, он привел меня к — судя по надписи — винодельне. Весь её вид говорил о том, что тут никого уже давно не было, и быть не может. Он подошел к двери, миновав калитку, постучал три раза и стал стоять. Ничего не происходило. «Может, там и нет никого?» Но вскоре дверь открылась, и верзила вошел.
Я, скрываясь случайных взглядов, подбежал к двери, постучал три раза. Вопреки моим ожиданиям ждать не пришлось, дверь открылась почти сразу. Оттуда вылетела рука, схватившая меня за грудки, повалившая на пол, и сразу на меня обрушился град ударов.

Я как мог прикрывал лицо, но два удара все-таки пропустил, не говоря уже об ударах в живот. Особенно болезненно приходились пинки в ребра — они вот-вот грозили сломаться.
— Хватит! — подал кто-то командный голос. Удары сразу же перестали сыпаться, — кто тебя подослал? И как ты нас выследил, чертеныш? — в вопросе так и сквозило ненавистью пополам с агрессией. Уверен, он бы меня прямо тут завалил, но он наверняка хотел узнать о своих преследователях. Стало быть, пока он ответ не получит, я буду жить.
— Я отвечу на все ваши вопросы. Но только одному человеку — Эриху Мильке! Да смотрите, — теперь уже я угрожал тому человеку, — как бы самим ответ держать не пришлось!
Тот замолчал, но я ощущал на своей истончавшей от голода шкуре, как он сверлит меня взглядом.
— Закиньте его в погреб и заприте. Когда господин Мильке должен приехать? — спросил он кого-то из адьютантов. Тот в ответ ему что-то шепнул в ухо, и я не расслышал, так как меня уже тащили вниз по ступенькам.


Глава 3

Пещера. Дымный чад факелов крылатые тени мечущиеся под потолком...
Я встяхнул головой. "Совсем крыша поехала. Надо что-нибудь пожрать"
- Эй, мудаки! - крикнул я тем, кто возможно стоял за дверью, - Я вижу, вы только немцев вином и коржами встречаете, а честных финнов сразу в подвал? Может, хоть пожрать дадите, оболтусы?
Минут пять ничего не происходило. Я понял, что меня никто не охраняет и я ни до кого не докричусь, либо всем на меня насрать. Но тем не менее, дверь открылась, чья-то рука, подозрительно тонкая, оставила авоську и скрылась, закрыв за собой дверь.
Я дотянулся до авоськи - молоко в стеклянной бутылке, две булочки, три яйца. Короче, стандартный набор - "Вермахт в России зимой" - курка, млеко и яйки, только вместо курицы булочки. Впрочем, не в моем состоянии привиредничать - поев и растянувшись на полу, я впервые за две недели по-настоящему почувствовал себя сытым.

Так пролетело еще два дня. Раз в день почти в одно и то же время открывалась дверь, оставляла еду. Один раз я поставил на ущи всю базу Сопротивления, когда мне приспичило, и эти черти стояли и смотрели на мои потуги возле дерева. Копрофилы, мать твою... спасибо хоть бумажки предложили. А на третий день утром дверь моей камеры открылась.
- Вставай, - сказал открывший мужик,- господин Мильке ждет.
Меня завели в комнату, в которой, видимо, когда-то заседал управляющий этой винокурней дворянин. За столом, читая блокнот, сидел Эрих.
- Ну здравствуй, - обратился я к нему.
- Мы знакомы? - спросил он, посмотрев на меня.
- Мы в Париже вынесли трех тотенов, а вы ворвались и чуть не поубивали нас.
- Ты? - его настроение резко поменялось - ты порушил нам всю операцию, которую мы две недели готовили, и смеешь являться сюда?
Я вдруг вспомнил прочитанное когда-то мной высказывание: "Чем невероятней ложь, тем вероятней, что в неё поверят". Не знаю почему сейчас, но, похоже, к месту. Я решил врать по-крупному.
- Ну, я вынужден просить у тебя помощи.
- Да? - кажется, ему это польстило, - и в чем же?
- Недавно мы вышли на связь с британцами. Они выслали нам самолетами оружие, остаток которого лежит в машине, на которой я сюда приехал. Она уже третий день стоит у магазина "Выпечка Франсуа", - я точно запомнил название магазина, так что тут я не лгал. К тому же, оружие, лежавшее там, и правда получено от бритов, - но не суть. Я решил разделить свои силы, перебросив часть за линию фронта, отправив их для диверсии в Германию, на завод Круппов...
- А силенок-то хватит? - спросил он, уже с потерянным видом. "Ага, вот я и утер тебе нос, сверхчеловек!"
- Хватит. Того, что было у нас, плюс поставки бритов, хватит чтобы разнести пол-города. Но беда не в этом. Связь с группой оборвалась, а бриты, видимо, решив присвоить славу себе, напали на нас, отправив под видом ссовцев в лагерь военнопленных, откуда мы успешно бежали.
- По тебе и видно, как успешно. Много ваших выжило?
- Я один. Плюс те, кто за фронтом.
- Погоди, брат, не договариваешь! Как же ты тогда можешь иметь бритское оружие, если они вас кинули?
- Ну я же не такой дурак как ты, чтобы носить все при себе! У меня и тайники есть! - "И кстати, я хотел бы навестить один", - промелькнула тут же мысль.
- Так значит, бриты предатели?
- Да. Я объявил им вендетту. И ищу твоей помощи. Хочу отомстить за парней.
Он посмотрел на меня. Тяжелым, как броня тигра, и металлическим - другого слова не подобрать, взглядом. Я посмотрел ему в глаза в ответ, начав сверлить его глазами. Это было похоже на игру в гляделки, но меня не покидало ощущение, что от витающего напряжения вот-вот заискрит воздух.
- Ладно, так уж и быть, я тебя приму к себе. Но своей местью занимайся сам. И спасибо за предупреждение.
- Мне нужен отряд. Я хочу объехать свои схроны. Там много оружия.
- Хорошо, - подумав, сказал он, - я дам тебе двух людей в сопровождение. Марта! Сандро! Сюда!
Дверь открылась, и я увидел, кого он звал. И тут же сморщился от отвращения. "Вот же урод! Насолил так насолил!" Вышла женщина и дородный мужчина. Разглядев его лицо, я его узнал - тот самый, по следам которого я пришел сюда.
- Ну, отправляйтесь. Подг;ните машину, её заправят. Оружием воспользуетесь тем, что достанете. Еды купите, у Сандро будут деньги.
Я опять скривился. Тайников конечно никаких не было. Я планировал заехать в пару точек для вида, покачать головой, сказать какие бриты пидорасы, и забрать без палева свой Лахти. Больше мне ничего и не надо было. Но без оружия путешествовать по территории врага... Такое себе.
- Ладно, хватит болтовни! - сказал Сандро, - и так долго провозимся!
Втроем мы вышли из винокурни. Я наконец-то вдохнул полной грудью свежий воздух и собрался закурить.
- Господин Тёрни, курить не красиво, - вежливо заметила Марта, - тем более в присутствии дамы.
Я ухмыльнулся. Чиркнул спичкой, попытался подкурить, но тщетно - сигарета отсырела и не хотела зажигаться. Я со злостью выбросил всю оставшуюся пачку, швырнув её в кусты.
- Как некрасиво игнорировать даму, - ехидно заметил Сандро, - которая тебя кормила несмотря на запрет.
Марта сразу встрепенулась.
- С чего ты взял?
- Да сам видел, как ты открываешь дверь и ставишь авоську.
- Никому ни слова, понял, ублюдок? - сказал я сквозь зубы.
Конечно я ей был благодарен за еду. Но не более - я не считал, что я чем-то ей обязан. И заткнул я его не из чувства благодарности, а просто потому что он меня заколебал.
- Да, да, командир, - произнес он, сделав ударение на последнее слово.
Пригнав машину, и быстро её заправив, мы отправились в путь. За рулем был Сандро, я за картой, а Марта, посидев пять минут на заднем сидении, не найдя себе занятия, легла, мирно засопев. Деревья мелькали по краям дороги, перемешиваясь со сгоревшими остовами, поля утопали зелени, пополам с воронками от бомб и перерезавшими их нитями траншей - природа представляла странное зрелище. Жизнь и смерть были рядом. "Прямо как у меня" - мелькнула бредовая мысль. "Все умирают вокруг, а я нет. Как будто герой какой-то второсортной книги". Но скоро я от неё отмахнулся. "Что за бред? А может и вправду потом написать книгу? Я думаю, хоть кому-то она будет интересна..."
За этими мыслями я сам не заметил, как заснул...


Глава 4

— Вскрывай!
Сандро налег на лом, открывая подвал в заброшенный дом. В подвале было пыльно и душно, пахло чем-то стухшим.
— Вы тут клубнику что ли прятали, а не оружие? — морща нос, спросил он.
— И тут пусто… — с грустью сказал я, потирая в кармане рукоять Лахти, — это был последний. Возвращаемся.
К слову сказать, мне повезло на чей-то чужой тайник, и в машине лежали старые МП-38, немного подржавевшие, но рабочие. Боеприпасы к ним найти не трудно — уверен, у этого увальня Эриха найдутся патроны 9х19.
Мы уже неделю катались по Франции — живописнейшим местам, которые я когда либо видел в своей жизни. Видимо, это кого-то подбило на романтику. Марта стала оказывать мне знаки внимания, явно желая лишний раз прикоснуться ко мне, подержать меня за руку, посмотреть мне в глаза. Впринципе, я был бы и не против ответить ей взаимностью, — женщина хозяйственная, готовит-стирает, за своей внешностью следит — ей было лет двадцать-двадцать три на вид, каштановые волосы, заплетенные в колосок, уходили к затылку, серые, внимательные глаза всегда смотрели уверенно вперед, на лице не было ни морщины, ни прыщика. В отличие от других особей женского пола она не раздражала меня, но я уже по привычке воспринимал женщин как расходный материал, по типу «выебал-и-выбросил», так что на её ухаживания внимания не обращал.
Сандро сел в машину, с досадой хлопнув дверью.
— Поехали, чего стоишь? — спросил он. Меня не надо было просить дважды. Я сел вперед, аккуратно закрыв дверь. Марта только выходила из подвала.
— Эй, финн! Почему ты так плохо относишься к ней?
— К кому — к ней? — не понял я вопроса.
— К Марте.
— А разве я ей что-то плохое сделал?
— Дурак! Любит она тебя! И видно это невооруженным глазом! Зря ты так с ней. Она баба хорошая.
Я внимательно слушал его.
— После того, как немцы разорили её хозяйство, угнали родных в Германию, она осталась одна. Другие на её месте шли на панель, где их свеженькими брали нацистские твари. Но она не из таких. Она устроилась прачкой, стирая кожу с рук едкими порошками для стирки, пинками разгоняя всех «благодетелей», жадных до девичьей красоты…
 — Извините что долго, — открывая дверь, сказала Марта.
— Ничего, — сказал Сандро. Садись и поехали.
Мне было над чем подумать. Сандро, конечно, дубина и деревенщина, каких поискать, и мог говорить о чем угодно не задумываясь. Только вот и врать он не умел, да и язвил очень по-детски. «А может, она и правда такая? Как он и рассказал? Или все-таки соврал?» Какая-то часть меня не давала поверить ему.
Машина неспешно подъехала к винодельне, остановилась. Мы взяли сумки со стволами и понесли их к нашему лагерю. Первым вошел Сандро, за ним Марта, я последним переступил порог…
 …Чтобы уткнуться в стволы направленных на меня винтовок.
— Что здесь происходит?
Молчание. Никто не отвечает.
— Что здесь происходит? — кажется, это был не мой голос. Не понятно, да и не важно. Мои нервы были на пределе. Послышались чьи-то шаги.
— Я не знаю, за кого вы себя выдаете, но точно не за Сопротивление. Я навел справки — никогда твоего отряда не было, никто о нем не слышал. Да и не предали бы нас Союзники. Спасибо конечно за оружие, но мы решили отдать тебя британцам, — он посмотрел на часы, — через пять минут они должны приехать. Свяжите пока его.
«Вот сука, Эрих, мудила! Что делать, сука, ****авротнах…» Вышедший из строя начал завязывать веревку мне на руках. За стенами послышался рев моторов. Эрих пошел было открывать, но послышался рев громкоговорителя, вещавшего лаем что-то на французском. Не знаю, что он там говорил, но местные засуетились.
— Развязать его! — послышался приказ. Почти сразу мне перерезали веревки и сунули в руки Шмайсер. Я, полный непонимания, посмотрел на Эриха.
— Что происходит, мать твою, Эрих?
— Британцы решили заминусить нас. Они приказали нам выходить с поднятыми руками, — голос Эриха становился все громче, — они думают, что мы — это те французы, которые в 39-м сдались без боя! Чертовы капиталисты, за кого они нас держат?? Покажем им, почем фунт лиха! — голос его едва не сорвался на крик. Я лишь покачал головой. «Решил принять бой. Чтож, похоже, самое время сваливать». Сопротивленцы стали разбиваться по секторам, подходя к окнам, кто-то помогал вытаскивать из подвала патроны, кто-то заряжал магазины. Я тоже решил заняться делом — прежде чем валить, надо еще от чаехлебов отбиться.
— Эй, финн! — я обернулся, — похоже, я был не прав.
Я внимательно слушал его, рассматривая его лицо.
— Что ты уставился? Иди к своему рубежу.
— Я вообще-то извинений жду, — заметил я.
— Получишь их, когда вернешься из боя.


Глава 5

- Следущий! - Эрих широким жестом зачерпнул овсянки, налил в тарелку и отдал ее солдату.
- Спасибо! - с сильным кокни* сказал он.
- Чай? - осведомился я.
- Конечно! - ответил британец.
- Следущий!

Вот вы спросите - какого дьявола, Лаури, ты делаешь на раздаче жратвы у британцев? Долгая история. Но если в кратце, то на совещании (где кстати, вопреки обещанию, Эрих не извинился - "за то, что ты ослушался приказа и мы тебя не бросили там?" - поинтересовался он у меня тогда) было принято решение вендетты на бритов, уничтожавших коммунистические ячейки. Но так как нас всего двадцать рыл, то особо не повоюешь.
- А зачем нам наламываться на них? Если противник сильнее тебя, то нужно наебать его, посадить в лужу и обоссать, - сказал я. Решение было быстро поддержано, а план придуман еще быстрее. Недалеко от их запасной базы я нашел заросли травы, которая моя бабка-ведунья называла дурман-травой, она вызывала сильные отравления, глюки и вообще была довольно едкой, при отсутствии запаха. Я вырвал её всю, высушил в духовке у Сопротивленцев за пол-дня. Затем мы с Эрихом пробрались в их лагерь под видом грузчиков и стали разгружать их машины с едой, а когда вышли два повара - то стали поварами (которых было всего два) (надо ли говорить, что эти повара лежали за ящиками на складе с большими отверстиями в теле, не совместимыми с жизнью?). И конечно же весь "типа чай" мы размешали с нормальным чаем - чтоб всем хватило.

Спустя два часа раздачи, ужин закончился. Надо отметить все время операции, от совещания до текущего момента, я непрерывно, постоянно, ежесекундно испытывал смешанные чувства - с одной стороны я мстил за своих, но с другой - я помогал КОММУНИСТАМ. Да, тем тварям, которые обосрали мне всю жизнь. Никогда бы не подумал, что Я и ОНИ могут работать вместе. Весь богатый финский язык казался мне бедным, ибо я не мог подобрать слов, чтобы описать свое состояние - удивление с примесью стресса и непонимания. В английском (который я подучил в учебке) есть пара слов, которые я повторил про себя уже сотню раз:"Holy shit! What a fuck is it?". Но вернемся к реальности.
- У нас есть еще максимум минут пятнадцать. Что будем делать?
- Идем снимать часовых?
Эрих задумался.
- Можно, уже стемнело.
Мы подошли, неся сэндвичи в корзине к блок-посту. Там было два охранника - молодые парни о чем-то весело болтали, коротая время. Едва мы подошли, постовой протянул было руку к корзине, но у меня из-за спины раздался удивленный возглас, и постовой схватился за винтовку. Я ударил кулаком, целясь в нос, но он дернулся в сторону, и рука попала в подбородок. Раздался треск, и мой противник отлетел в сторону и затих.
- Нельзя ли поаккуратней? - раздраженно поинтересовался я.
- Нет. Иди лучше оттаскивай трупы! - ответил он.
Труп жертвы Эриха кстати тоже был неплохо обезврежен - удар был нанесен сначала в живот, прямо под солнышко а затем в шею (но сука удар неаккуратный - нож сделал лишнее движение, и пищевод вместе со всеми артериями был виден, из дыры лились какие-то жидкости пополам с кровью в такт рывкам Эриха) - таким образом противник убирал руки к животу и не мог иметь ни малейшего шанса защититься от удара в шею.
- Сигналь.
Эрих, воняющий утробными соками, достал лампу и зеркало, а меня тем временем переклинило - как под Лаваярви. "Этот подонок виновен в смерти Ерохманна и других..." - моя рука потянулась к ножу, пока Эрих возился с лампой. Рванув брита на себя, я быстро вспорол одежду убитого чело... животного, двумя точными резкими движениями накрест распорол живот, медленно вытащил двенадцатиперстную кишку, а затем сдавил её и рванул на себя. Солдат, бывший в отключке, вскрикнул, но крик сменился хлюпающими звуками - он начал блевать и заткнулся - видимо, сознание милосердно выключилось. "За то я вместо него постараюсь"
Я сжал кисти в замок над головой, и стал что есть силы бить по грудной клетке британца, раз за разом поднимая руки над головой и опуская их вниз с силой, которой бы позавидовал Тор-громовержец, до тех пор, пока не раздался хруст костей. Мильке что-то там говорил, может быть даже кричал мне, но тщетно - меня не остановить. Взяв винтовку и гранаты брита, я пошел в сторону палаточного городка. В голове звучал адский мотив...
Дойдя до палаточного городка перед моим взором предстал вид солдат, лежащих на земле. Кто-то блевал, кто-то не лежал, а пошатывался стоя, как пьяный, кто-то послабее лежал с пеной у рта. В толпу полетела инициированная граната, и самые адекватные попытались убежать, отползти, спастись от взрыва, но бесполезно. Граната взорвалась, разнеся с пол-десятка тел на ошметки, слишком близко стоящие к месту её падения, и еще столько же получило порцию осколков, но я не смог увидеть этого, ибо они лежали. Начав идти вперед, я с силой пинал всех, кто попадался под ноги, разбивал прикладом винтовки головы. Я слышал, в Древнем Риме если гладиатор просил о помиловании на арене, и ему отказывали, то его не добивал другой гладиатор, а выходил специальный раб, который чем-то похожим на булаву разбивал ему голову максимально зрелищно - чтоб мозги разлетались как можно дальше, как можно красивее.
"Хлеба и зрелищ народу - через край! Сила приносит свободу! Побеждай!"
Чё за хрень я несу? Какой хлеб, какие, блять, зрелища? Мать твою, там бегут дозорные с другого КПП на звук взрыва. "Вот дерьмо..." Я взял Гаранд покрепче, лег рядом с палаткой, притворившись таким же упоротым (меня они еще не заметили), что в общем-то было легко - белый поварской халат был весь в крови и мозгах, сам вонял как труп, так что опасений бы не вызвал. Лежа, я прикрыл глаза. "Ууу, что я с вами сделаю, суки! Вы сдохнете, подонки!"
Они подбежали к месту взрыва, и начали переговариваться.
- Джостар, что это за хрень? Что случилось?
- Откуда я знаю, господин сержант?
"Джостар?"
"...- Ты мудак, Эйке... - он хотел еще что-то сказать, но не успел.
- Рядовой Джостар! Пристрелить! - раздался грохот выстрела, лязг падающей гильзы..."
"Это же тот самый". Похоже, удача улыбнулась мне.
- Сзади!
Они обернулись, и начали куда-то стрелять. "Что за хрень?" - я не понимал, что происходит, до тех пор, пока сержант не упал. "Мильке, чертов вы****ок!" Я прицелился в солдата. Вдох. Выдох. Взять живым. Выстрел.
Солдат закричал, упал на спину, и стал держаться за свою ногу. "Точно под коленку. Лучше бы тебе застрелиться" - промелькнула мысль.
Подбежав к тому рядовому, я выхватил у него винтовку, и стал избивать его, но так, чтобы не убить раньше времени. Даже если сюда придет танковая дивизия шерманов, мне насрать - я сделаю с ним все, что мне потребуется. Резкий удар в подбородок - и он лег отдыхать в глубокий нокаут. Вытащив ремень из его штанин, и связав лим руки, а оружейным ремнем ноги, я осмотрелся.
- ...ошибка эволюции?!
- Вот он, товарищ Мильке!
- Тебя где носит, сын шлюхи подзаборной! Какого хера? Какого хера мы за тобой должны гоняться по полю боя? Я твою мать раком поставлю, если еще раз...
- Тебе придется ее сначала выкопать, - я зловеще улыбнулся в ответ, - Этот солдат мой. Он убил моего лучшего друга.
- И что ты с ним собираешься делать? - слегка недоуменно спросил Эрих.
- Отыграюсь.
- Потом. Сначала все зачистим, а этого с собой заберем.
- Ладно. Я пойду на склад, может, что-нибудь интересное найдется.
Склад находился в тридцати метрах от раздачи. Быстрым шагом, даже полурысцой я дошел до него за пару минут, обходя покосившиеся палатки и валяющиеся в изнемождении тела.
- Так-с, что тут? - моему взгляду предстали ящики с патронами, гранатами, и... - да ладно, так не бывает! - в самом углу стояли литров на десять-пятнадцать цистерны, окрашенные в оливу, к нимбыли подключены короткие шланги с разбрызгивателями. Огнеметы! Подбежав, я быстро накинул одну цистерну на манер рюкзака - для этого на ней были предусмотрены лямки, взял распылитель. "Эххх, кайф". Выйдя, я увидел несколько приходящих в себя, держащихся как с похмелья за голову, солдат. "Было мясо, станет жареное мясо". Нажал на спуск, и из огнемета вылетела волна пламени, упав немного левее той группы. Сразу корректирую, и пламя льется точно на самого левого солдата. Приподнимая и опуская, перенося вправо-влево, будто художник кистью, переношу огнемет. Спустя пять секунд та кучка людей превратилась в группу тел.
- Й-й-й-у-хуу-у!
Я пошел вперед, поливая огнем, все, что под руку попадется - палатки, трупы, еще живых людей. Ничего не предвещало беды, как из-за палатки, которую я решил обработать чуть тщательней, вынырнул сопротивленец. Струя смеси ударила ему прямо в лицо. Он схватился за него руками и стал истошно кричать. Конечно я прекратил подачу, но какая-то часть огнесмеси еще летела, и уже все его тело полыхало. Он кричал, но его крик потонул в сотнях других криках, сожжёных мною людей. Мысли метались по голове в непонятных направлениях. "Мне ****а". Смесь тушить было нечем. "Если Эрих узнает, мне можно сразу убегать". Я осмотрелся. Своих не было ни слева, ни справа. Снова на горящего сопротивленца. И со всей силы вдавил кнопку спуска.
- Что за хрень тут происходит?
Увидевший меня с огнеметов, сжигающим заживо англичан, Эрих знатно охренел. Его лицо надо было видеть - глаза с блюдца, рот до колен.
- Да вот, развлекаюсь..
- Враг слева! - крикнул кто-то из сопротивленцев. Я сразу упал, стараясь не ударить емкость с огнесмесью. Раздалось пара коротких очередей, и голос, предупредивший нас о противнике сорвался на крик.
- Черт, откуда они?
- А мы третье КПП зачистили?
- Ясно. Я за подкреплением, - сказал Эрих, ретируясь.
- Поторопись.
Я примерно видел, откуда стреляли, и на звук пустил струю пламени, но всего лишь сжег еще одну палатку.
- Лаури! Лаури, ты где?
"****ый насос, Марта, ты что тут делаешь???"
Видимо, пока я чесал языком с Эрихом и сжигал пустую палатку, за которой никого не было, они перегруппировались и стали крыть меня с трех точек. Я сбросил цистерну - от греха подальше, выхватил у ближайшего трупа (коих было до кучи в этом аду, сходство с которым усиливал огонь и запах горелой плоти), и стал отстреливаться по вероятным местам противника, стремясь прорвать блокаду. Сбоку раздался одиночный выстрел, и огонь с одной из точек чуть поутих. Я стал понемногу отползать, но ответом за ранение брита стала граната, брошенная в мою сторону. Тут пан или пропал - бежать под пулями или лежать под осколками. Я выбрал первое - резко встав, пригнувшись я рванул назад. Раздался взрыв, и в моем теле будто взорвалось несколько бомбочек. Я упал, скрышись за очередной горкой трупов. Вдох. Выдох. Успокоиться. Собраться. Глаза застилала кровавая пелена - неудачно упал, и рассек себе бровь. Что-то или кто-то потащил меня.
- Ты кто? - я силился разглядеть человека, тащившего меня, но бесполезно.
- Я, - сказал женский голос, - я вытащу тебя.


Глава 6

Мое плечо было перебинтовано, как и половина левой икры и бедра. Рядовой Джостар был привязан к стулу в подвале заброшенной, а теперь и разъебанной винодельни. Повсюду были следы от пуль, осколков и взрывов гранат, валялись трупы, хотя сопротивленцы вытащили и похоронили почти половину на заднем дворе, и проходить стало гораздо удобнее - не надо было постоянно смотреть под ноги, а затем они почти все ушли. Остались только я, Эрих и Марта (непонятно зачем). Эриху ("Вот же садист") было интересно посмотреть, как я буду пытать , поэтому на них внимание можно было не обращать. Я остался один на один с убийцей Ерохманна.
Вообще, я не помню зла - особенно после того, как сломаю человеку половину костей, срежу мясо до кости, попутно завязав жилы в морской узел. Но тут особый случай. Я придвинулся к нему, взял его кисть, и стал медленно, максимально получая удовольствие, заламывать её. Он начал ерзать на стуле, но ничего поделать не мог. Раздался хруст, и его перекосило от боли, раздался вскрик. Я пару раз легко хлопнул по его ладони, "дав краба". Он завыл. Потом я вспомнил, как расспрашивал Ерхо,** когда он нас предал. Я взял его кисть и стал заламывать пальцы, попутно покручивая их. У брита полились слезы из глаз, он завертелся как уж на сковородке, а от его криков я даже хотел приостановиться. Чтобы засунуть ему кляп.
- Эй, эй, эй! Ты что делаешь? Он у тебя так умрет! - ни с того ни с сего вскочил Эрих.
- С чего ты взял?
- Есть кой-какой опыт, - сказал он, подходя к столу и вытаскивая набор игл для шитья, веревку, нож и плоскогубцы, - я еще в Испании фашистов убивал.

_______________________________________________________

Рассказ Эриха

- Говори, кто сдал нашего агента, - испанский комиссар допрашивал лейтенанта-фалангиста, у которого все лицо было разбито в мясо, не хватало половины зубов.
- Так я тебе и скажу, краснозадый ублюдок.
Стоящий рядом с ним солдат замахнулся, но моя кисть, словно каменная, застыла на его руке.
- Обожди, друг, - сказал комиссар, - Фриц***! Твоя очередь!
- Хорошо, - я отпустил его руку, поставил на пол чемодан, щелкнул замком, открывая его. В нем было с десяток скальпелей, пинцетов и прочих орудий труда.
- Ну-с, приступим.
Я стал аккуратно, ловкими отточенными движениями заталкивать лезвия под ногти под аккомпанемент душераздираюшего крика пленного. Затем вколол ему сыворотку - особая разработка, вступая в реакцию с какой-то составляющей крови, это вещество обильно выделяет тепло, как итог - все сосуды у человека горят словно от горчичников, только намного сильнее. Затем пошел в ход скальпель. Аккуратно, чтобы не повредить глаз, я отрезал сначала одно веко, затем второе. Кровь заливала глаза, не давая им засохнуть (обычно эту функцию выполняют веки), но кровь для глаза чужеродный предмет. А теперь представьте, что у вас прямо на зрачке - на засыхающем зрачке, лежит какая-то хрень, которую даже сморгнуть не можешь, хотя все мышцы напрягаются. Такое ощущение бессилия давит на человека все больше и больше по мере засыхания крови и глаза, вкупе с остальными модификаторами - пылающими кровеносными сосудами и лезвиями под ногтями.
- Хуан! Хуан Гарсия Мария! - спустя пять минут от достоинства пленного не осталось ни на йоту, только желание от боли. Моя работа была окончена.
- Вот, смотри, как надо, - он взял скальпель и загнал его под ноготь. Британец завыл, как голодный волк на луну, - попробуй сам. Нужно аккуратно по ногтю резко протолкнуть лезвие, но так, чтобы оно не застряло в жесткой ткани ногтя, и не слишком сильно в палец, иначе коснешься нервных окончаний и можешь вызвать шок. Давай, - он протянул мне скальпель. Я взял его, чуть приподнял ноготь лезвием, легко преодолев сопротивление нервно дергающейся руки и толкнул миниатюрный нож. Он дошел до середины ногтя и остановился, уперевшись во что-то жесткое.
- Что за фигня? - спросил я.
- Ну я ж сказал. Чуть-чуть пониже меть.
Я взял еще один скальпель, еще один палец, опять отогнул податливую плоть пальца от ногтя и толкнул туда скальпель. Англичанин уже не выл, а плакал как ребенок. А скальпель, опять дойдя до середины, остановился.
- Черт...
- Успокойся. У меня тоже получилось не сразу. Расслабься и сделай еще раз.
Я вспомнил тот темп дыхания, который я использую при стрельбе. Взял еще один скальпель, убрал подушечку пальца. Вдох. Выдох. Толчок! Скальпель прошелся прямо до основания ногтя, вызвав новую, однако более ярко выраженную, волну завываний от англичанина.
- Я вижу у тебя получилось. Молодец. Теперь...
- А теперь я сниму с него скальп, - я вспомнил рассказы отца, согласно которым именно так наши великие предки именно так умерщвляли пленных врагов. Я вытащил свой штык-нож, который между делом прибарахлил на складе британцев, сделал надрез скальпелем с задней части шеи, затем поддел ножом и стал снимать кожу, будто разделывая рыбу - оттягивая кожу вверх и делая легкий надрез. Кровь полилась небольшим ручейком, ибо сосудов над черепушкой особо много и нет, но тем не менее, вся шея привязанного за секунды окрасилась в красный. Он дергался как черт, пару раз я даже промахнулся ножом, но когда я я дошел до макушки, он перестал дергаться, отвиснув вперед. Я снял скальп с его волосами до конца и бросил на пол. "Парик мудацкий". Все тело болело от ран и резкого напряжения, но оно того стоили - адреналин бил по жилам, сопровождая выброс эндорфинов. Таких ощущений я не испытывал давно.
- Ну ты и дебил.. - Эрих тряхнул головой.
Я стер кровавой рукой пот со лба, только больше испачкавшись. Дверь в подвал открылась, и со словами "вы там уже закончили?" вошла Марта. Я рефлекторно повернулся в её сторону. В тусклом свете лампы она увидела меня - с кровью, размазанной по лбу пополам с пылью и потом, со скальпом (какого хрена он еще у меня?) в руке.
- Аааааааа! - видимо, эта картина её немного напугала. Я спрятал скальп за спину (ну а что я могу сделать?).
- Молчать! - властно крикнул Эрих. "Видимо, как и я не любит, когда баба кричит не под ним". Марта заткнулась, но ее глаза выражали страх, по щеке текла слеза. Она смотрела на меня. Я смотрел на неё. Она что-то сказала, едва шевельнув губами и убежала.
- Что она сказала? - Спросил Эрих.
- Не знаю, - соврал я.
Я умылся из ведра стоящего в углу комнаты. Что-то жгло нутро. "Палач" - это слово, сказанное Мартой, будто метка, не давало мне успокоиться.
Холодная вода обожгла горячую голову. Щеки кололо, но не от холода.
- Шел бы, поговорил с ней что ли, - сказал Эрих.
Я пожал плечами.
- Почему нет? - сказал я и направился наверх.
Верхние этажи в отличие от нижних, как это ни удивительно, сохранились в разы лучше - по отдельным комнатам даже не понять, что тут два дня назад свистели пули и взрывались гранаты. Марта лежала на диване и плакалась в подушку, лежа на диване. Я подошел поближе, сел на диван.
- Уйди!
Я промолчал.
- Если бы я знала, что ты такой отморозок...
- То что?
- То никогда бы в тебя не влюбилась!
"Вот это номер". Ну как. И повышенный интерес во время поездки по моим "схронам", и даже когда Сандро (который кстати сдох во время штурма англичанами винокурни) напрям мне сказал об этом, и все равно я оказался не готов к этому.
- Этот человек жестоко убил моего друга. Пойми меня. Я не смог бы жить, не сделай я этого.
Она на мгновение замолчала, перестав плакать. "Ну наконец-то истерика прекратилась". Марта повернулась, и я увидел её красные щеки, красные глаза с навернувшейся слезой.
- Тебе стало легче?
- Ты куришь? - ответил я контрвопросом.
- Нет.
- Жаль, попробую объяснить по другому. Каждый день ты пьешь воду. Много. А потом ты попадаешь в пустыню и тебя трясет от жажды. Даже плюнуть не можешь, слюна не выделяется. И ты идешь день, два и жажда усиляется. А потом наконец находишь оазис, бежишь к озеру и пьешь. Пьешь жадно, даже наркоман, гоняющийся за дозой не поймет тебя.
- Значит, легче? - спросила меня она, смотря мне в глаза.
- Да, кивнул я.
Еще с минуту мы сидели и смотрели в пустоту.
- Лаури?
- Что?
- А у тебя дома есть семья?
- Нет. И дома нет. И друзей.
Она что-то хотела сказать, я виде это. Только стеснялась, но вскоре желание перевесило.
- А оставайся здесь, во Франции? Скоро война кончится.
Меня ошарашили второй раз за день. "Старею", - подумала одна моя часть. "А что я забыл в Финляндии?" - подумала другая моя часть.
- Я подумаю, - ответил я.
- Это значит да? - с надеждой спросила Марта.
- Можешь считать что да.

Эпилог

   Война подходила к концу. Все это время мы активно содействовали американским войскам (неплохие парни, должен сказать), в освобождении Франции, британцев сторонились. Мы с Мартой стали намного лучше и чаще общаться, а после того, как немецкие войска полностью вышли из Франции, и Сопротивленцы разошлись по домам, мне идти было некуда, Марта любезно пригласила меня в свое жилище - видавший виды дом, успевший немного обветшать за время отсутсвия хозяйки, но тем не менее сохранивший былую стать. Я конечно же принял предложение, совсем не потому что вариантов не было.
Я повидал многое - дикую еблю с трупами, снятие скальпа живьем, отрывающихся от взрывов мин ноги, но жизни с человеком, который тебя любит (семья не в счет, ибо было это очень давно и я ничего уже не помнил) ничуть не хуже кокаина помогает от синдрома послевоенных действий, мучавшего меня в перерыве между Талвисотой и второй Советской. Я как будто заново родился. Да и секс по обоюдному согласию (да даже просто секс) был очень давно, но все равно - ****ь какую-то шмару, которая сегодня с тобой, а завтра с твоим командиром и тот человек, который любит тебя, и которого любишь ты (а я все больше укреплялся во мнении, что я действительно влюбился). Ощущения совсем другие.
Наконец-то возникло чувство дома как места где мне хорошо просто находиться. Вместе с ней мы за пол-месяца восстановили дом, обзавелись какой-никакой скотиной. Но однажды...
Я проснулся. Встал с постели, потянулся. Опять всю ночь мучила бессонница по имени "Марта". Я уже забывал родные финские земли. Вдруг я ощутил небывалый подъем сил, как будто дунул холодный ветер... "Неужели опять?" Я вскочил и побежал на улицу чтобы умыться холодной водой и прогнать неприятное наваждение. Но выйдя на улицу, я увидел оставленную почтальоном газету. Наваждение понемногу отпускало. Я взял газету, непонятно зачем - по-французски я понимал все равно плохо - и взглянул на первую полосу. Там была фотография ели на фоне моего родного флага и крупная надпись "Finland". Вздохнув, я зашел в дом, бросил газету на стол. Стало нестерпимо тоскливо. По училищу, отцу, Ерхо (не по предателю, а по тому Ерхо, с которым я когда-то учился, сдавал экзамены, ел карпов, в конце-концов первый бой с ним принял. Подойдя к шкафу, я открыл его и достал ничем непримечательную, кроме замочной скважины, шкатулку, подержал её в руках, будто изучая. Вытащил из кармана связку ключей, выбрал самый маленький и открыл её. Тут было все - на открывшейся крышке фотография моей егерской роты, с которой мы воевали во вторую Советскую. В самой шкатулке лежали бережно хранимые мною ордена. Я начал доставать их по порядку. Серебрянная медаль "за ранение" второй степени Ерохманна. "Да, поносило видать бродягу". Медаль "за храбрость" Шмульке - он рассказывал, что заработал её во Франции, когда у них была жесткая стычка с Британским экспедиционным корпусом. Эти медали я забрал из того дупла, в который мы их сбросили перед последним боем, параллельно срывая все опознавательные знаки.**** Перебираю дальше. Вот поцарапанный Железный крест - им я разжигал костер чтобы согреться. Думал, что потом будет стыдно за такой поступок, в моих глазах цена (если у такой вещи как орден была бы когда-нибудь цена)за эти царапины упала. А теперь наоборот. Видимо, каждое страдание, за которое получен орден, о котором он напоминает, увеличивает его цену. Странно, уже третья война, а понял я это только сейчас. Вот Бронзовая медаль свободы, вот Серебряная медаль свободы, а вот и медаль за Зимнюю войну. Бережно перебираю их, будто лаская, а на душе будто кошки скребут. А вот и главное сокровище - Крест Карла Густава Маннергейма. Я посмотрел на него, сжав в руке. Часы негромкок тикали на другой полке шкафа, но из-за тишины это тиканье казалось мне громом; сзади скрипнула половица. Меня как молнией ударило, и я кое-что внезапно понял. Кладу все ордена обратно. Закрываю шкатулку, затем открыл свой походный вещмешок, положил туда немного еды, шкатулку, потертый пистолет Лахти. Одел стертые сапоги, старые брезентовые штаны и полувоенный китель, вышел из дома, в последний раз оглянувшись. "Надеюсь, она будет счастлива". Я пошел по проселочной дороге в сторону ближайшего города. Что же я понял тогда, спросите вы наверняка. Я отвечу. Тогда мою голову посетила бредовая мысль, полная... патриотизма, что ли? "Парни боролись. И если я останусь тут мирно жить, они бы расстроились".
Похоже, всю жизнь сражаться - это мой путь.
Вернувшись в Финляндию, я обнаружил много нового: на аккуратных прежде европейских улицах намусорено, на перекрестках стоят полицейские (зачем?), да еще и при оружии, а так же сотни комми на улицах, и что-то мне подсказывало, что эти факты были как-то связаны. Подумав, я решил не возвращаться пока в армию, по крайней мере, пока не прояснится ситуация - все-таки за мою бошку, желательно отрезанную от тела три миллиона марок, так что я остановился в съемной квартире на окраине Хельсинки, устроился на подработку мести дворы - это было самое доступное.
Однажды в выходной я решил прогуляться в центр города. Гуляя по центральным улицам, я с огромным трудом узнавал старую Финляндию - и дело было не только, как я уже говорил, в изменившемся пейзаже. Изменились люди. Гуляя и все больше приходя к этой мысли, я случайно вышел к площади. Диктор что-то говорил в микрофон, с явным пухуу кирякиэлта*****. Народу было мало, человек двадцать, и я подошел послушать.
-...редатели! Они предали честь родины! Они воевали с мирными жителями Советского Союза, а не солдатами! В блокадном Ленинграде люди голодали, даже дети брались за оружие, так как не было взрослых мужчин. И наши солдаты не смогли победить детей?!
- Может, потому, что мы и не были под Ленинградом? - я не сдержался.
- Как это не были?! Я был офицером! Я и в Талвисоту...
- Кто такой Мотти Матти? - я все ближе подходил к этому ублюдку, поливавшему говном тех, кто его защищал.
- А.. у..
- Говно ты, а не офицер, - я плюнул ему под ноги, рядом с ботинком, но так, чтобы не попасть на его ботинки - не хватало еще замараться.
- Эй, да как ты смеешь? - вступился за него один из стоявших рядом мужиков - здоровый детина лет двадцати пяти, - я тебе сейчас как... - он толкнул меня для затравки, хватая за грудки, но я уже был готов - мои руки пошли вниз, через середину вверх, оказавшись между руками верзилы. Затем я рванул свои руки резко вниз, хватая его руки, вырываясь из захвата, но немного не рассчитал, и он начал падать за руками вниз... прямо на моё колено. Вектор его падения неслабо подкорректировался, а я начал продираться сквозь толпу на свободу.
- Не встает.. - послышалось сзади. Я ускорился. "Бежать! Бежать!" - единственная мысль, отдающаяся ритмом в пылающих висках. Я бежал без памяти три квартала пока не остановился. Отдышался, закурил сигарету.
- Молодой человек, ваши документы?
Я обернулся. Передо мной стоял толстый полицейский. "Вот же черт". Я полез было за военным билетом - других документов с собой не было - но вдруг мне показалось лицо полицейского знакомым. Я вгляделся в него.
- Карло? Карло Боров?
Он отшатнулся.
- Ты.. Откуда ты знаешь это прозвище?
- 4й егерский полк.

Спустя полчаса мы уже сидели на скамейке и пили пиво, как старые друзья, хотя мы виделись всего один раз.
- После поражения в стране к власти, пусть и негласно, пришли комми. Их агенты повсюду. Их провокаторы повсюду. Их стиль жизни все сильнее врывается в нашу жизнь. Это какая-то чертова система, и с ней нельзя бороться. Никак.
- А ты уверен, Карло?
- А? В смысле?
- Это наша земля! Мы должны ее защитить! Помнишь, как в тридцать девятом? - я перешел на крик - Njet Molotoff, niet Molotо..
- Тише ты, - он оборвал меня, - дурак! Я же сказал, тут полно советских шпионов.
Я посмотрел на него. С того момента, как мы виделись в последний раз, он повзрослел. Тогда он был козлом отпущения всей своей дивизии - нет, до стирки портков и отжатия денег не доходило, просто его не любили и подавляли психологически. Тогда он держался молодцом, а сейчас, видимо, доломался.
- Лаури, у меня семья. Мне детей растить надо.
- Хорошо. Извини, я пойду.
В эту ночь я не пошел домой - после разговора с Карло было не по себе. Сидя на скамейке в парке и, допивая теплое пиво, думал о том, что делать дальше. Допив пиво, неимоверно захотелось спать. "Может, все-таки домой? Или леший с ним, под деревом - по старой привычке заснуть?" Усталость давила тяжелой пеленой. "Ну ладно". Я лег спать на скамейке, над которой раскинулась роскошная еловая лапа, какие бывают только у финской ели.
_______________________________________________________
"Где я? Помнится, я лег спать в парке. Значит, я сплю? Выходит, что так". Я осмотрелся. Снег. Снег и ничего более вокруг. Только маленькая елочка рядом со мной. За спиной раздался хруст. Я обернулся - там стояло несколько людей с надвинутыми на голову капюшонами.
- Вы кто?
Люди не шелохнулись.
- Кто вы такие?
Один из них сделал шаг вперед.
- Шмульке Вильгельм фон Вайс. Радист. Умер 19 августа 1944 года. Причина - черепно-мозговая травма.
Он сделал шаг назад, вместо него вышел другой.
- Штайн Фриц Петерберг. Умер 23 августа 1944 года. Солдат. Причина - сильная кровопотеря.
Как и в прошлый раз - он сделал шаг в строй, а вместо него вышел другой человек. Я уже догадывался, кто это будет.
- Йоган Ерохманн.. - сказал я шепотом.
- Йоган Андреас Ерохманн. Умер 25 августа 1944 года. Солдат. Причина - остановка сердца от механических повреждений.
Шаг в строй. Выходит следущий.
- Эйке ван Хеллсинг. Умер 25 августа 1944 года. Убийца. Причина - болевой шок.
"Убийца? Почему не солдат?" - не понял я поначалу. Но потом дошло - человек, предавший своих не имеет ни чести, ни совести, и солдатом называть себя не может. "Гори в аду, мразь", - гневно подумал я.
Шаг в строй. Вышел следущий - последний.
- Хосе Мария Мартинес Гарсия Хуан. Умер 28 августа 1945 года. Солдат. Причина - передозировка цианистого калия в организме.
Шаг в строй. Видимо, теперь моя очередь говорить.
- Вы мертвы, парни. Что мне теперь делать? ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?! - мой голос сорвался на крик.
- ИДИТЕ, - величественным хором ответили мои фигуры, - ИДИТЕ И ПРИДЕТЕ.
Я задумался.
- Идите? Но я один..
_______________________________________________________
- Мужчина? Мужчина! Проснитесь!
- Это он?
- Да, похож.
Я поднялся с земли. Полицейский не дал мне опомниться:
- Лаури Аллан Тёрни, вы арестованы, - сказал он и накинул наручники.
Против меня завели дело о предательстве. Все мои ордена - даже за Талвисоту, даже выданный мне пистолет как офицеру за окончание училища, приложили как неоспоримые доказательства моей вины. Я надеялся лишь на справедливость судьи.
_______________________________________________________

- Подсудимый Лаури Аллан Тёрни, встать для оглашения приговора...




*кокни - акцент жителей Лондона и близлежащих земель
**повесть о финском солдате
*** В Испании Эрих Мильке работал под псевдонимом Фриц Ляйснер
****История одного гаупштурмфюрера.
*****Рuhuu kirjakielt; - "книжный", литературный стиль финского языка.