Глава 3

- Дядя Боно пригласил в гости этого нового проходимца Божьего! – пожаловался Эдвин через день, явившись к Амалии ни свет, ни заря, и упорно дожидаясь её в гостиной, с  одобрения счастливой Митузи. – Представляешь? Оказывается, он теперь в моде со своей любовью к самому себе. Бальзам на души себялюбов. Дядя рассчитывает позабавить гостей из столицы. Только не понимает, что его развлечения могут плохо окончиться.

- К чему пессимизм, Эд? На тебя не похоже! – Несмотря на бессонную ночь, Амалия выглядела бодрой и весёлой: она старалась изо всех сил. Известие о приглашении на вечеринку к дяде Боно не застало её врасплох. Она ждала. Она знала, что скоро, очень скоро снова встретит Фабера. И это не будет зависеть от её усилий.
День прошёл в обычных ленивых развлечениях. Эдвин от души радовался, что хандра Амалии благополучно разрешилась. А ближе к вечеру, то есть, ближе к вечеринке, Амалия просто стала прежней – весёлой, беззаботной любительницей нарядов и увеселений.

…Улыбаясь налево и направо, Эдвин и Амалия продвигались из прихожей в холл, из холла – в гостиную, просторную и светлую, и далее – по кругу, приветствуя давних знакомых, молодых и стариков, непринуждённо и изящно разбрасывая, точно разноцветные конфетти, остроты, неожиданные реплики и возгласы искреннего удовольствия. Старики откровенно любовались этой юной парой: красивый, спортивный, светловолосый юноша - и стройная синеглазая девушка, ему под стать, со светло-каштановыми волнистыми волосами до плеч, того редкого оттенка и качества, что всегда привлекают внимание окружающих. Их без конца разделяли, отрывали друг от друга, спеша поделиться новостями и выспросить сокровенное. Амалии удалось пообщаться со всеми конфиденциально и на пару с Эдвином, но Фабер ей ни разу не попался лицом к лицу, словно умышленно ускользал.

Общество в доме Боно фон Шталля было самым пёстрым, в основном – скучающие светские отпрыски, закадычные друзья Боно по пиву и бильярду. И, конечно, Музана тоже была здесь. Музана тут же бросилась к подруге.

- Ну, как тебе это понравится? Он уже тут! Светские лентяи клюют на приманки и сенсации первыми. Им кажется, что в их пустых душах прибудет. Они желают быть первооткрывателями новых Гудини или Мессингов! Говорят, интерес к мистике появляется у общества в периоды глобальных катаклизмов.

- Я знаю, Муза. Это что – выдержки из новой лекции по эзотерике?

- Кроме шуток. Обрати внимание – проповедники, предсказатели, экстрасенсы, знахари, колдуны – повылазили, как грибы после дождя. И представь себе, все кормятся! И каждый мечтает стать Учителем!

- И когда же намечается очередной катаклизм?
- Не далее, как сегодня, после обеда. И это будет катаклизм в душах.

- Ты уже видела его?
- Краем глаза, в телекомнате – все красотки, включая Лауру, собрались около него, словно осы вокруг кусочка сахару. Их много – кусочек один… Но хватает всем.

- Он настолько хорош и сговорчив? – усмехнулась Амалия, но сердце замирало от предчувствий.
- Ничего особенного. Одень его как одного из наших – и не отличишь.

- Однако в твоих устах это звучит как комплимент, – заметил Эдвин. – На мой взгляд, он малосимпатичен, и моей душе катаклизм не грозит.

- Дядя, что тебе взбрело в голову? – спросил Эдвин Боно, когда тот подошёл поприветствовать их.

- Это ты насчёт Фабера? Ну, ты же знаешь, мои приёмы не обходятся без интересных людей.

- И насколько он интересен? Как ты его выловил?
- Очень просто – загнал в сети.

- У него есть свой сайт?
- У его приверженцев.

- Я так и думал – это обычная секта… Небось, он пользуется гипнобилем. А Полиция Нравов бездействует.

- Он не пользуется гипнобилем – я проверял. Кстати, Эд, вот тебе любопытная тема для очередной работы – лжетеория и её развенчивание. Попробуй с ним поспорить, а?

- Тоже для увеселения твоих драгоценных гостей? Нет уж, уволь. Я хочу провести каникулы безо всяких диспутов и дискуссий, просто повалять дурака, и просто с любимой девушкой. Ты мне позволишь?

- Ну-ну, - Боно похлопал племянника по плечу. – Завидую. Валять дурака с такой девушкой! Я бы не прочь стать таким дураком. – И Боно хохотнул.

Когда Амалия и Эдвин прибыли, Силь Фабер уже находился среди гостей. Он пока разговаривал скупо и коротко, без рассусоливания, но любезно, улыбался редко, но обаятельно – улыбка, по всему, давалась ему с трудом, словно его порою что-то тяготило или что-то болело. Несмотря на это, он обладал странным очарованием. Он бы ничуть не отличался от аристократических бездельников, если бы не худая фигура, суровые черты, жёсткий взгляд. И – постоянная тёмная, довольно плотная одежда. Похоже было, что он всегда мёрзнет.

Амалия невольно поймала себя на мысли, что желала его отыскать с самого первого момента появления, и он, видимо, тоже: он заметил её сразу, но не сразу проявил себя, а когда, наконец, появился в гостиной и прямо взглянул на неё – между ними вдруг словно протянулась тонкая нить. Нет, жёсткая, колючая, острая проволока. Фабер чуть склонил голову в знак приветствия, губы его дрогнули.

И Амалию опять прошило это странное чувство ложной памяти, неуловимое и зыбкое, лишающее равновесия. Она весь вечер ждала, что он подойдёт, и страшилась этого момента.

Музана болтала без умолку – к счастью, этого взгляда она не заметила, зато заметил Эдвин.

- Он на тебя смотрит, Амалия. Ты с ним уже успела пообщаться? – спросил он сразу же, как только им удалось соединиться.

- Только вчера в кафе.
- У него губа не дура. Замахнулся не по себе.
- А ты, никак, уже ревнуешь?

- Было бы к кому, - фыркнул Эдвин. – Да я таких одним мизинцем отметаю!

- Стало быть, считаешь, что её и ревновать не к кому? – Муза легонько ущипнула Эдвина за локоть. – Не задавайся, дорогуша. Вот как мы устроим с Амалией девичник, да отправимся в женский клуб на мужской стриптиз – будешь ревновать до самой первой ночи. Или двадцать первой? – и она лукаво подмигнула, втайне завидуя подруге. Девушки весело рассмеялись.

- Чему смеётесь! Вы ещё и не догадываетесь, что будет на мальчишнике!
- Ещё как догадываюсь. Твои фантазии не идут дальше виртуалок вроде Лолиты Superstar.

- И я догадываюсь! – вынырнул из-за спины Джонни Смитсон, прозванный «25-м калибром». – Эд пригласит на мальчишник женскую гандбольную команду – в качестве разогрева. Ну, а я приглашаю к себе за карточный столик – мои партнёры глушат виски в баре!

Эдвин и Муза вызвались составить партию в многомерного дурака, Амалия пообещала подойти чуть позже и побыть болельщицей.

Она осталась одна и задумалась, всего на минуту…

- Почему вы не пришли на мою проповедь три дня назад? – услышала она за спиной и вздрогнула. Медленно обернулась. Две объятых холодным пламенем стальные сферы встретились с испуганными синими озёрами, подёрнули их рябью. – Не уходите после беседы, но не старайтесь меня найти: я сам вас найду, - продолжал он, - мне надо с вами поговорить. – И, не дожидаясь согласия, склонил голову и отошёл.

…По счастью, «новый столп эзотерики», по меткому выражению Музы, за столом оказался достаточно далеко от Амалии, иначе она подавилась бы первым же куском или глотком. А на расстоянии она могла собраться с духом, чтобы продемонстрировать всему миру хладнокровие и самообладание, и даже поучаствовать в лёгкой застольной беседе. Впрочем, и новый Мессинг её не чурался – Амалия слышала его негромкий, приятный голос и даже смех временами, как будто Фабер только теперь начал оттаивать, что её особенно поразило.
 
Ей казалось, что человек такого типа не должен уметь смеяться, что смех, как и вообще веселье - компонента светских развлечений, и должен быть у проповедника под запретом. Только тонкая, всепонимающая и ироничная, осуждающая или всепрощающая, улыбка – одними кончиками губ. Смех же проповедника был негромкий, но чистый и заразительный, обозначивший чувственные ямочки на щеках, а зубы – ровные и белые.

- Он прямо-таки сияет голливудской улыбкой! – не преминула тихонько съязвить Муза. – Вполне реально, если это окажется какой-нибудь неудавшийся актёришка.
Однако, манеры у него высший класс, комар носа не подточит – гнилой аристократизм изо всех щелей – гляди, как он слушает, приподняв бровь, и как держит нож – не похоже, что его родили на задворках фамильного замка.

- Внимание, – возвестил Боно фон Шталль после лёгких закусок. – Имею честь представить вам моего нового друга, господина Силя Фабера, провозвестника новой эры человеческих взаимоотношений. Прошу любить и жаловать, и не бояться – я уже успел убедиться, что он такой же человек, как и все мы.

Он зааплодировал, и присутствующие, оторвавшись от флирта, карточных столиков, еды и питья, лениво поддержали его. Обведя гостиную взглядом столь же пристальным, сколь непроницаемым, точно у каменного божка, Силь Фабер встал, вышел из-за стола, прошёлся по зале, держась очень прямо. Затем остановился, лицом к столу, поднял вверх руки, делая пальцами странные знаки – словно сплетая и расплетая сложное, замысловатое кружево. Глаза присутствующих устремились на эти стремительные, изящные, сильные пальцы и руки, похожие на крылья. Фабер закрыл глаза, зашевелил губами, точно читая заклинание или молитву, затем опустил руки, открыл глаза и заговорил, медленно и плавно перемещаясь по гостиной.

- Запомните, - начал Фабер тихо и почти еле слышно. – Я не читаю проповедей. Я не проповедник. Я не поучаю, но пытаюсь объяснить и научить. Расслабьтесь, сбросьте напряжение и предубеждение, чтобы мои простые слова сумели дойти до вас. Прошедшая война закрыла многие пути для жителей Земли – откройте же их в себе. Пути не громыхающей железом и не смердящей кровью войны, пути не космических машин, громоздких и уродливых, засоряющих Великий Космос, пути не вражды и бойни за кусок пищи и место под светилом, пути не сибаритствующего тела, жаждущего бесконечных благ в бесконечной жизни. Но – путь духа, который может стать проторённым и привычным, точно знакомая тропинка в парке. Однако на начальном этапе ни один дух в одиночку не преодолеет барьеры, тем более, дух, полный послевоенной депрессии и разрухи. Душе, духу необходим спаситель и проводник…

Голос Фабера постепенно повышался, обретал плотность, полётность и магнетизм, каждое слово, слышное чётко и ясно, обволакивало. Становилось не важно, что именно он говорит – слушающего привлекала в первую очередь музыка богатого нюансами и полутонами голоса. Возможно, он и пользовался элементами гипноза, но не злоупотреблял. Само по себе то, что он попал в это общество, уже многое давало и многое значило.

- …Каждый из нас суть сосуд. Любой сосуд должен быть заполнен. Пустой сосуд – пустая душа. Наши души полны только собой – они не впускают мир, они боятся впустить проводника. Оглядитесь – вы видите глаза ближнего своего. Что вы видите в этих глазах? Что вы отдали в эти глаза? Заполните свой сосуд, впустите в него ауру мира, душу ближнего – и вы породнитесь, и обретёте поддержку и понимание. Вы разделите поровну и боль, и радость, и боль уменьшится вдвое, а радость согреет двоих. Я хочу научить вас разделять боль и радость. И тогда вы сможете облегчить муки и боль самого близкого вам человека, переселившись в его тело, соединив две души в одно целое, либо впустить в себя, защищая и спасая от смерти. Это не мистика, это не эзотерика, это не религия, это – наука, и этому можно научить, а стало быть, и научиться.  Все существующие обряды и ритуалы суть единение. Наука единения с Учителем и Поводырём. Придёт время – и мы уйдём, один сосуд перельётся в другой. Только в Единении открываются пути. Пути разнообразны. Я предлагаю один из них. Всего один. Познав его и получив Знание, вы сможете сами открывать свои пути. Пути вне законов человеческих, вне зла и войны, пути ухода и перехода, пути возврата и обмена, пути творения, созидания – и разрушения. Вы сможете переходить из мира в мир… И эти миры будут не похожи на ваш собственный, ибо это будут Вселенные, созданные вами самими и вашими ближними, и Вселенным этим не будет числа. И тогда больше нечего станет делить на этой планете. Не из-за чего воевать и убивать друг друга, незачем навязывать соседу своё видение мира, дабы утвердиться и возвыситься за счёт ближнего. Можно будет просто создать свой мир – и уйти туда. И в этом переходе вам тоже поможет проводник.

Амалия сама не поняла, когда она отключилась, перестала слышать и видеть, ибо её вдруг подхватили мягкие, упругие волны и понесли, всё выше, всё быстрее – вот она уже пронзала ослепительно-белый туман – она знала, что там, за ним – новая Вселенная, новое солнце, новая жизнь. Счастливые предчувствия раскачивали и вращали её, головокружительное ощущение полёта была гораздо реальней и естественней, чем в виртуале, оно несло ощущение радости, эйфории, растворения в белом потоке, и было лишено страха, тоски, опасения и тревоги. Ей казалось, что она вот-вот прорвёт, прорежет метеором ткань, слой за слоем, и ворвётся в другой мир – в перламутровом сиянии всё явственней и явственней стали проблёскивать яркие цветные лоскуты, радуги, вспышки, молнии…

Возможно, Фабер пытался транслировать полёт в свой собственный мир. Прекрасный и чудовищный, непостижимый и простой, увлекательный и гармоничный. Мир, в котором, как бы ужасен он не был, ждут любви, живут ради любви, жаждут любви…

Амалия не знала, что ощущают другие, но, видимо, не все поддались странным чарам. Её крепко схватили за руку, и Амалия очнулась. Эдвин, напряжённый и тревожный, говорил ей что-то, кажется – «проснись!» и сжимал её ладонь до боли, которую Амалия ощутила не сразу.
Проснись? Но она не спала! Просто… просто ей  хотелось дольше сохранить ощущение волшебства, чуда, вдохновенного полёта.  Но она не спала! Амалия с возмущением решила, что тут же выскажет это Эдвину.

Но речь давно закончилась, и гипноз мало-помалу рассеивался. Фабер стоял бледный, тяжело дышал, на его лбу жемчужинками поблёскивал пот, уголки губ подёргивались. Он казался обычным человеком, только безумно усталым. Кто-то издал зачарованное «ах». Послышались редкие хлопки, переросшие в неуверенные аплодисменты, кто-то попытался крикнуть «браво!», но одинокий голос сорвался в фальцет. Ошарашенные гости поднимались с мест, некоторые сконфуженно хихикали, некоторые тут же направились к Фаберу, его быстро окружила кучка любопытных, с заранее заготовленными вопросами, но его слабого голоса уже не было слышно в общем гаме.

Наконец-то угомонившись и успокоившись, точно после занимательного аттракциона, гости разбредались, кто куда. Близкие друзья собирались задержаться у Боно ещё на сутки. Кто-то направился к эконам, ибо спешил вернуться домой, молодёжь – во внутренний дворик на дискотеку – натанцеваться до утра, до упаду, перемежая танцы многозначительными шутками, играми в «поцелуйчики», вином, шутливыми состязаниями в спортивном зале с псевдовиртуальными «примочками». Эдвин потянулся следом – пора было сбросить с плеч тягостный груз чужих слов.

- Я предупреждал, - сказал он сердито. – Предупреждал Боно. Ему важнее сенсация. Ты уверена, что тебе хорошо, и не надо вызывать врача или полицию?

- Абсолютно, - отмахнулась Амалия. – Никто не стремится к этому, видишь, все чувствуют себя нормально, все в порядке. Подумаешь – ощутили полёт. Будто ты в виртуале никогда не летал.

- Ты ощутила полёт? И больше ничего? – с облегчением спросил Эдвин.
Амалия улыбнулась и поцеловала юношу в губы. – А что, по-твоему, я должна была ощутить? Или у тебя было иначе? Тебя мучили эротические видения?

- Я испугался за тебя, - признался Эдвин. – Я не слушал. Больше ты к нему близко не подойдёшь. Запомни.

- Запомню, - тихо отозвалась Амалия. Белый всплеск огня коснулся её глаз последний раз, она вздрогнула и встряхнула головой. – Эд, давай танцевать!

Они и впрямь танцевали. Амалии даже казалось, что она абсолютно успокоилась – во всяком случае, тревога ушла с лица Эдвина. Пока Фабер не показался на танцполе.

- Неужели он будет танцевать? – удивился Эдвин.
- Ты хочешь спросить – неужели с ним будут танцевать? – поправила Музана, появляясь следом. – Думаю, он будет просто нарасхват.

Музана не ошиблась. Фабер танцевал изящно, уверенно, красиво. Прошедшее наваждение казалось не более реальным, чем глупые разговоры о том, что он, якобы, проповедник. Какой из него святой или религиозный фанатик? Ни слова о Боге, только туманные обещания. Обыкновенный светский хлыщ, эксцентричный, заумный, немного сумасшедший, как и все аристократы.

Молодые люди кружили, смеялись, выпивали, целовались, перебрасывались многозначительными шутками и менялись партнёрами, и Амалия скоро потеряла Эдвина из виду – его оторвали от неё едва ли не насильственно. Зазвучала медленная и плавная музыка, Амалия кружилась с «Джонни – 25-м калибром», его крупное тело с маленькой головой было, кажется, в изрядном подпитии – его шарахало, он то и дело извинялся и порывался увести Амалию за свой столик с виртуальным «дураком».
Вот они оказались за колонной, и Амалия готовилась вручить Джонни Музане, которой он больше подходил по габаритам, а затем поискать Эдвина.

Но поисков не случилось. Фабер, весь вечер находившийся от неё на противоположном краю общества и территории, внезапно оказался рядом, словно его наконец-то прибило к ней волной. Он ловко перебросил к Джонни свою партнёршу, и схватил Амалию за руки, продолжая танцевать, словно ничего и не случилось. Они выскользнули из-за колонны, продвигаясь к центру залы, его лицо было невозмутимо и чуть насмешливо.

Амалия рассердилась его упорству, скорее всего – из-за того, что тщетно пыталась скрыть внезапно набежавший страх, в ожидании обещанного разговора. Фабер вёл её так легко, что она не ощущала движения, а словно продолжала утраченный полёт в странном сне. Голова сладко кружилась, сердце замирало – то ли от близости незнакомца, то ли от выпитого вина. Амалия сжала зубы, выдохнула через нос.
- Вы пользуетесь недозволенными приёмами, - сказала она довольно резко. – А потом, как ни в чём не бывало, веселитесь.

Фабер, казалось, был удивлён и раздосадован, но не выказал этого явно.

- Вы убедитесь, что неправы, - только и сказал он. – Я никогда не пользовался, как вы выразились, недозволенными приёмами. А танцы… Фон Шталль уже всем объяснил, что я всего лишь человек.

- Человек… только не вздумайте пробовать на мне свои… способности!

- Не вздумаю. Просто попрошу дождаться меня в саду в полночь, близ стоянки эконов. Обещаете? – Он встряхнул её легонько, словно желая добыть положительный ответ, но дожидаться его не стал, напротив, резко разжал руки и отпустил. – Вот и ваш жених спешит вам на помощь. До встречи, госпожа фон Альтиц.
 
И Фабер ускользнул от Амалии задолго до того, как Музана и Эдвин «подтанцевали» к ней, собираясь увести наружу.
 
- Ты меня обманула! Ты танцевала с ним!

- Нет, Эд, это не я танцевала с ним, это он перетанцевал со всеми, и в том числе – со мной, это у него такой рекламный трюк. Или ты полагаешь, я такая уродина, что со мной не захочется танцевать?

Эдвин приник к невесте с пылким поцелуем, затем шепнул на ухо: «Когда останемся одни, я постараюсь доказать, насколько ты лучше всех!»

Компания, разбиваясь на мелкие группки и парочки, уже потихоньку утекала в обширный сад с аттракционами и укромными уголками.

- Музочка, подскажи мне время! – вдруг спохватилась Амалия.
- Твоя часовая клипса по-прежнему на твоей груди, – напомнила Музана, поджав губы, и тронула подвеску массивным пальцем. Раздался мелодичный звон, и Амалия услышала тонкий, птичий голосок: «одиннадцать пятьдесят пять, госпожа».

- Музочка, мне надо в туалет.
- Я тебя провожу и подожду там, – внезапно забеспокоился Эдвин.

- Эд, постыдись. Я вполне трезва.
- Пожалуй, я с тобой, - подхватилась Музана. - Эд, подожди в саду и не прыгай от нетерпения. Обещаю блюсти твою девушку.

- Девочки, не забывайте, мы собираемся у бассейна, а потом – на озеро, купаться. Идут Томми с братом, его подружка и «25-й калибр»! Муза, ты ведь не против?

- Не против, но только ради Томми. Предупреди Джонни, чтобы на многое не рассчитывал.

- Джонни так назюзюкался, что вряд ли оторвётся от своего «дурака», - не то с сожалением, не то с осуждением сказала Музана, когда они на лифте поднялись на третий этаж и, обнявшись, последовали в гостевые умывальни.

Амалия придирчиво осматривала себя в огромном зеркале: - Как я выгляжу? – допытывалась она.

- Люкс, как всегда. Но ты чего-то нервничаешь, подруга. Что, внеплановые месячные, или этот Фабер производит впечатление?

- Что, как будто ты сама не слушала, открыв рот?

- Челюсть, может, и отвалилась, но, скорее, от изумления: я же ничегошеньки не поняла. Но дыхание не спёрло, и глазки не закатились. Чего о тебе не скажешь.

- Неужели так заметно было? – сникла Амалия.
- Мне – да. Другим со спёртыми – нет. Поаккуратнее, подруга, Эдвина обидишь. Он не заслужил. Ты с ним танцевала?

- Н-нет… да, - запуталась Амалия. – Ровно две минутки, перед вашим приходом. А ты – нет?

- Тоже две минутки, - буркнула Муза. – Ничего из ряда вон. Танцует прилично. Интересно, где его обучали? В школе проповедников? Ха-ха.

- И что… он тебе сказал?

Музана слегка порозовела. – Обычные комплименты. Я подобное каждый день от Джонни слышу. Приглашал на беседу. А тебя? Надеюсь, ты ему не давала авансов? Такие умеют соблазнять невинных, прикрываясь лозунгами о собственной святости.

- Разумеется, не давала, – поспешно подтвердила Амалия. – Подправь мне эту прядку. Да-да, вот эту. А губы ещё подкрасить или нет?

- Что-то не пойму, куда ты собираешься! Не похоже, что на пикник с Эдвином. А ну-ка, признавайся! – и Муза, схватив Амалию за плечи, тряханула.

- Осторожно, блузка! Ну, не с Эдвином. У меня свидание с другим. Считай, это… как репетиция девичника.

- Не хитри. Я всё вижу. У тебя глазки бегают. Что, ты ради этого Фабера стараешься?

- А что, нельзя? – огрызнулась Амалия. – Пусти, мне пора!

- Мне пора? Всё ясно. Приплыли, детка. Я не против приключений, ты знаешь, но это – ни в какие ворота! Это просто неприлично! Я не успокоюсь, пока не выволоку тебя за руку самолично, и не передам Эдвину. Либо, имей в виду, пойду на свидание с тобою вместе!

- Тоже мне, опекунша. Может, это ты меня ревнуешь к Фаберу? И что за комплимент он отпустил – так и не призналась!

- И не признаюсь. Не доросла.
- Ха-ха! Сама-то сумасбродка!

- Хочешь поругаться? Ругайся, не обижусь. Может, я и сумасбродка, но идти на свидание с первым встречным, да ещё каким-то заезжим факиром-самозванцем – хуже не придумаешь!

- Этот самозванец принят в доме моего жениха!

- Боно любит повеселиться. В прошлый год, помнится, малолетнюю проститутку пригласил, всем обществом на путь истинный наставлял. Из любви к искусству. И наставил – теперь она барону Туссену рога наставляет. Эй, ты куда?..

Но Амалия уже выскользнула из гостевых туалетных комнат, быстрее молнии, замкнула дверь с внешней стороны и, не обращая внимания на возгласы подруги, как ни в чём не бывало, отправилась к запасной лестнице, ведущей на кухню. Затем выбралась наружу, быстро пересекла песчаную дорожку, нырнула на газон, настороженно огляделась. Потом с неистово бьющимся сердцем шмыгнула в кусты, выбралась на следующую неосвещённую аллею, быстро миновала открытое, освещённое место, добежала до внутренней калитки в оградке, отгораживающей стоянку. Кому необходимо было отбыть – давно отбыли, осталась молодёжь, собравшаяся у бассейна.

 Амалия замерла, испуганно ворочая головой. Словно сова среди бела дня. Сколько времени пролетело – минута или вечность? Клипса любезно сообщила ей, что прошло всего лишь десять минут. Однако! Этот проповедник заставляет себя ждать. Сейчас она развернётся и гордо удалится. Чего доброго, Эдвину взбредёт в голову прочесать парк в поисках невесты.

Сзади послышались торопливые шаги.
- Спасибо, что дождались меня. Пришлось задержаться, отвечая на вопросы. Здесь, на боковой дороге, мой джип – осмелюсь предложить вам место.

- О чём вы хотели поговорить?
- Это узнаете позднее, по прибытии. Если пожелаете.

- Но я хочу сейчас. Сразу.
- Это сложно объяснить. Сразу.

Амалия, сама не понимая, отчего, покорно последовала за ним. Задвинулась дверца древнего джипа, грубой подделки под экон, с ручным управлением, куда ни одна уважающая девушка её круга никогда бы не села. Машина рванула с места. Амалия, боясь шевельнуться, сидела рядом со странным незнакомцем. Сбежать. Пока не поздно. Зачем она согласилась?

- Почему вы молчите? Вы меня боитесь? – усмехнулся Фабер, словно угадав её мысли. – Наверное, думаете, вот маньяк, увезёт в дебри, изнасилует, убьёт… Признайтесь. Ведь так? - он мимолётно коснулся её колена. – Запомните, я не божий человек, но и не маньяк. И никогда не принуждаю.

О Боги! Как он это странно сказал. И почему сердце замирает невыносимо, до обморока?

- Вы говорите, как… как обычный ловелас!
- Вы разочарованы? По-вашему, проповеднику чужды человеческие слабости?

- Значит, вы не настоящий проповедник, а фокусник! – жёстко отрезала Амалия, и едва не застонала от собственных злых слов.

- Зачем же вы пришли сюда? Ради моих фокусов? Что ж, посмеяться и повеселиться тоже бывает приятно. Вы – из тех, кто любит повеселиться, я угадал? У вас будет возможность. Или вы желаете выйти из машины? Немедленно?

Амалия почувствовала угрызения совести. В его голосе внезапно прозвучала усталость и что-то ещё, неопознанное, обида пополам с мольбой. Бог его знает, почему, но она не желала покидать машину, хотя, по логике вещей, обязана была это сделать: это диктовала элементарная гордость и чувство достоинства. Ибо она вела себя поистине неприлично.