Дух капрала
"Какая же всё-таки у меня трудная работа, как же всё-таки трудно с этими подчинёнными. Лучше бы я сам был одним из них - тогда мне было бы легче. А так - думай, что им задать, контролируй их, кто-нибудь вечно с чем-то несогласен, вот, это тоже морока, кто-нибудь постоянно спрашивает, почему нужно делать именно так, а не иначе - не могу же я им сказать, что мне самому так надо, а то ещё обвинят меня в том, что я использую работников в личных целях, кто-нибудь возьмёт и уволится. Трудно мне. Гуцва хороший человек, я его давно знаю, вот остальные и думают, что я слишком много ему позволяю. Просто он знает своё дело, и ещё он единственный, кто никогда не жалуется. Трудно быть начальником, очень трудно".
В этот период, Конечка был дома один, поскольку жена уехала с тремя детьми в Чехию, а даже если бы они и остались дома, то точно бы уже спали. И вот была уже почти полночь, когда он сам не заметил, как закрыл глаза.
Едва он уснул - к нему тут же пришёл дух его покойного деда - капрала Петра Конечки, убитого в самом начале Второй мировой войны.
- При жизни я не имел случая тебя видеть, а сейчас заметил, как ты весь наш род позоришь! - на одном дыхании сказал дух.
- Ты о чём? - испуганно переспросил Каспер, как будто не слышал ни слова.
- Я о чём? Думаешь что раз меня уже давно нет, то я ничего не вижу? Да ты ведь не маленький уже, меня, своего деда, уже пережил, у тебя есть свои дети, а ведёшь себя как маленький. Тебе не стыдно?
- Я вообще не понимаю, что происходит, - начал было говорить Конечка-начальник, но дух Конечки-капрала его прервал:
- Он ещё и не понимает! Совершил огромную ошибку и делает вид, что ничего не случилось, что ни в чём не виноват! Да если бы я был живой, я бы тебе показал "не понимаю"!
- Ты можешь нормально объяснить мне, какую такую ошибку я совершил? В чём заключается моя вина?
- Не указывай мне! - на этих словах дух, насколько мог, повысил голос. - Ты бы так рабочим своим указывал, как мне сейчас! Ты слишком много им позволяешь, вот они и жалуются между собой, что у них начальник плохой! И кое в чём они даже правы!
- Так ведь я вроде всегда им говорю, что делать... - растерялся внук капрала, а тот снова его прервал:
- Говоришь, да, но в то же время многое им позволяешь! А вот если бы ты с ними был построже, у них бы ни на что не было времени, кроме работы! Всё, я ушёл!
После этого, Конечка-начальник опять не мог заснуть. Ему было страшно ослушаться духа своего покойного деда - тот начал бы его преследовать каждую ночь. Но в то же время ему было жалко выполнить его волю, особенно в интересах Гуцвы, который мог его внезапно возненавидеть.
К счастью, это была ночь на субботу, а там, где он был начальником, работали только до пятницы. Поэтому и у него, и у подчинённых было два дня, чтобы отдохнуть. Но что ему делать в понедельник? Да, он начальник, в этом сомнений нет. Но ведь с другой стороны он всё-таки человек, а не какой-нибудь тиран, чтобы затыкать рабочим рот с самого утра, чтобы потом не только они, но и вся Варшава его боялась, не так ли?
Но всё же Конечка смирился. В понедельник утром, когда все пришли на работу, он первым делом дал им такое задание, что целого рабочего дня не хватило бы даже на выполнение половины, и при этом добавил:
- Сейчас же приступили к работе! И даже не пытайтесь мне возразить! Я лично буду вас проверять! Увижу, что занимаетесь чем-нибудь другим - уволю без лишней бюрократии!
- А... - Гуцва, который, как впрочем и все остальные, не понимал, в чём дело, хотел было что-то спросить, но Конечка его резко прервал:
- И ты тоже иди работай! Не трать время напрасно!
Угроза со стороны начальника вселила страх в рабочих. Да, все прекрасно поняли его слова. Но именно поэтому некоторые просто сидели, чтобы их поскорее уволили. И они сразу достигли своей цели, не без бюрократии, но всё же. Остальные же, Гуцва в том числе, работали с настоящей активностью, потому ли, что начальник им пригрозил - причём, с самого утра, потому ли, что сами хотели работать вне зависимости от всего. И каждый рабочий день начинался так. Вечером рабочие возвращались домой, напрасно пытаясь скрыть страх на своих лицах; те, которые были женаты, боялись даже рассказать, что случилось.
Свидетельство о публикации №218022700039