4. Генералы

В санитарном вагоне военного поезда на верхних нарах лежал мужчина средних лет. Он очнулся из-за растекающейся по всему телу несносной боли, возникшей от поталкивания за окровавленное плечо. Через треснувшие стекла очков пред ним стоял лохматый мужик под потолок, совершенно дикого вида со всклоченной бородой и повязкой перекрывающей один глаз. Раненый ничего не смог сказать в ответ, кроме стона, сквозь обветренные на морозе губы. Последнее, что помнил,  это огненный град артиллерийского обстрела на станции, где он работал телеграфистом. Сколько времени провел в бреду, контуженный мог только догадываться. Пронизанный осколками, сил не имел даже поправить скомкавшуюся простыню, что словно валиком впивалась в чресла.
-Свет! Я вижу свет. Живой.
-Мил человек, не сочти за наглость, смотрю книженция у тебя схоронена, только не подумай, что мол лазил где или особливо дел имею до чужих вещей, да вот только мочи нет как курнуть охота, а ты на бумажку богат. Выручи по-товарищески. Тьфу нахватался, а вообще скоро все будем товарищи. Вобчем не сочти за наглость угости страничкой, махорочку завернуть. Ну, а ежели испить принести или кого позвать, обращайся. Сказать не можешь? - кивни.
Ответом повторно донеслись стоны. В зрачках прояснялись рефлексы на тусклый свет.
- Господи, дай сил выбраться, дай мне сил выжить, увидеть сына. Юрка, сынок где ты сейчас, голодный поди? Не суждено мне больше увидеть тебя.- Молвил в проясняющемся разуме телеграфист, паря на воображаемом облаке прочь из серого вагона в родную обитель к образам встречающих его молодой жены и сына.
-Болит? Боль-это нормально. – Продолжал лохматый - Ежели болит, значит еще живой. Важно чувствовать себя, пусть хоть так. Человек постоянно должен ощущать боль. Она связующей нитью соединяет душу с телом то. И чем сильнее душа удаляется от человека, тем звонче она напоминает о себе. Помнится, еще отец мой сказывал - « Боль живет как домашний зверек и рвется наружу, ежели ее обидеть. Когда она уйдет насовсем, очаг остынет безвозвратно». Смекаешь, о чем это я? И я про тож. Ага, а уж что-то, на тумаки мастак был. Ох, и любил кулаки почесать о чужой загривок в батальях. Терпеть его не мог, да сам видать весь в него уродился, хех, стенка на стенку милое дело. Потому, говорю, и детей и не имею, сопли вытирай, да переживай, чтоб не подстрелили раньше тебя, по нашему времени-то. Вот только стрелять это уже не мое, не ровен час, кишки по ветру раскидает, какжешь пищу то тода принимать. Ты вон лежишь решетом, таво гляди будешь пить да душу на пол изольешь как дуршлаг.
Телеграфист несносной болью ощущал, как целостность души и тела тает эфемерным потоком отведенного времени из осколочных ран прямо на деревянный настил.
-А я поесть хлеба шибко люблю. Хлеб всему голова, слыхал? Потому наверно я и вумный такой. Чего я на войне забыл, да и было б шта делит ради. Неее, я в правителях не нуждаюсь, пущай они во мне нуждаются. Ежели по плотничать - это мы в раз, а чужую шкуру делить давай без меня.
Откусив ломоть ржаной буханки, не церемонясь из-под подушки раненого, вытащил библию и, даже не обращая внимания на обложку, выдернул из середины с десяток листов. Раненый сосед посмотрел, на него похлопывая ноздрями. Мочи, чтобы произнести даже малейшее слово, к глубочайшему сожалению, по прежнему не было, потому все возмущение он обозначил, отведя взгляд в потолок.
-Про запас возьму, дорога дальняя. А ты чего это отвернулся? Не смотри, что сухой да сутулый, я не трушу. Меня к службе непригодным признали, херней говорят, маюсь. Как же это- hernia по-докторски. Грыжа на спине, стало быть. Ну, ты должон знать. По осени переправу мостили для отхода одной генеральской особы из белой гвардии, да так поднатужился с бревнышками то, что силушки мои иссякли на корню. Зато жизнь ему тогда спасли. Ага, к награде боевой представили. Правда, лист потом кудайто с подвигом моим утеряли. Чего смотришь, не веришь? Да меня по его личной просьбе к врачам водили даже какими-то лучами светить. Говорят, снимок тебя самого сделаем словно изнутри. Понимаешь? Это не балясы точить, во, кудесники до чего умудрились.
Довольный, отсыпал в лист самосада и в предвкушении дымного угара ровным слоем нанес со слюной крошек изо рта на край бумаги.
-p;;tel, dej zap;lit. p;;tel, dej zap;lit.- сиплым голосом послышалось с нижних нар. Выпячивая губы в стороны самокрутки, с ампутированными кистями обоих рук, взывал искалеченный чех. Но хозяин табака не обращал внимание на легионера, продолжая рассказ словно ни в чем ни бывало. Внутри каждого, наедине с самим собой есть неотъемлемое чувство блуждающего осознания себя единственно праведным на свете. И понимание этого воротило поросший сединой мужицкий нос от несовместимого с личной прекрасностью.
-Ага, трубками послухали, наговорили то вдовес, значится-водку не пей, мясо жирное не ешь, че то там еще лопотали, лопотали про паслёновые... Да я хоть мышьяку пойду выпью, как осточертело рожи их кривые смотреть. Ренцепт мне вручили, да невдомёк, что с грамотой не в ладу, нате, мол, ступай. Ага, уроды! Люди красоту и здоровье теряют вместе с порядком в голове, думают не пойми о чем. Ты вот мне скажи, гляжу, книжки всякие читаешь, больной может другого сделать здоровым ежели сам косой да дышит на раз, а? Второй то с тех лекарей, чё горбатей меня, денег просил опосля. Ну дал я ему, денег то...- Сплюнув остатки махорки, лохматый мужичек почесал мосол на кулаке. - В зиндан упекли на трое суток, позабыв про геройство мое. Вот есля с дюжину врагов передушил саморучно, тогда бы ни одна скотина сволочью меня не нарекла, кроме меня самого, ежели по совести то.
-p;;tel, dej zap;lit!- не терял надежды утолить зависимость чех. Но лохматый демонстративно продолжал игнорировать все его просьбы и довольный полнотой забитой штакетки, продолжал докучать умирающего телеграфиста.
-А чего грустный такой, что помирать придется не там, где уродился, вдали от дома? Так ты не один такой, схоронят, погляди кругом места много. Дорога всех приведет куда надо, скоро поедем. Смотри-ка, немчура все балакает на своем, не уймется. Всегда диву давался, как это у них ловко получается понимать друг друга.
Если бы жизнь наша была всего лишь скорлупой в иной более светлый мир, незамедлительно прервал бы ее телеграфист, лишь бы избавиться от опостылевшего пройдохи.
-Лучше ниц пасть на последнем издыхании, но не слышать более твоей околесицы на предсмертном одре. Вот бы снарядом разнесло в щепь вагон, да прекратилась несносная боль, так беспардонно за вуалью смерти истязающая мое растрёпанное тело и заодно разорвало в клочья бородача. Как же ты мне опостылел, дядя. Жаль, что не могу сказать это вслух, как жаль. А так хоть увижу напоследок ночное звездное небо. Пожалуй, не придумать лучшей забавы, чем на пороге в бесконечность считать звезды. Господи, отец наш вседержитель, все мы дети твои ведь, все мы одна семья... Что с нами происходит, отчего так люто беспощадны к себе и окружающим? – затягиваемая на горле бедолаги удавка притворных намерений смерти, крадучись все ближе, испепеляя кровеносные сосуды словно жерлом выплеснула еле уловимый звук – Жить, я хочу жить!
-А? Бумага сладкая у тебя говорю, плотная, вишь как много понаписано на ей. Пожалуй, всю заберу, человек ты добрый. Давеча собрание стихоплета скурил, дай бог памяти юроду, сказывали же... Мяковского. Так там страницы полупустые, буковы раскиданы, как ладошки у немчуры, одна сверху, друга снизу. Кислит. Ага, выменял у художника по лету за идею, когда в первопрестольной гостил проездом. Малюет он значится звезду с серпом внутрях на плакате, а я голова то у меня вумная, возьми да подрисуй топор наискось. Уж он рад был. Тока недотепа на молот исправил, но как эго там « авторское право » говорит за мной.  На этих радостях и умыкнул почитать его книженцию. Твоя бумажка получше будет, надолго хватит. Спасибо мил человек, пойду племяннушку свою отыщу. Она с крестом красным на фартуке ошивается, поди видал. Да, времена настали, ужо и ленивый крест с себя норовит сорвать. Я так вон не брезгую, на кажной коробченке его гвоздем мастачу. Хорошо вон вишь все при делах, племяннушка меня гробовщиком устроила при поезде санитарном. Плотничать я люблю. И ты этого, что помирать пора не жалей. Все там будут. Ну, я пошел, а то дел невпроворот.
-p;;tel, dej zap;lit!...
................................................
В середине декабря 1918 года командующий войсками Антанты на территории России, французский генерал Морис Жанен прибыл в Омск. Там его радушно встречает начальник английской военной миссии генерал Альфред Нокс, который давно грезит покинуть эти объятые гражданской войной осточертевшие края, по завершению поставленной свыше цели.
-Ну, наконец то, Морис, здравствуй, заждались. Позабыл, наверно русские морозы?
- И я рад снова видеть тебя Альфред. Да, погода держит свои коррективы. Признаться, не скучал по здешним местам, не Вогезы. Но что-то все равно в них есть, бесконечность, завораживающе манящая за горизонт. Как кстати твой здешний друг поживает? Поговаривают, генерал-мороз не обделил Колчака своим вниманием. Крепкая болезнь напала?
-Ну, скажешь. Земля полнится слухами. Да это больше нервное, сам понимаешь... все болезни от скверных дум к нам приходят. Опережая твое беспокойство за здоровье нашего коллеги, хотелось бы все-таки пожелать вам обойтись без конфликтов, лучшей кандидатуры нам, итак, не найти. Там, в западной Европе думается свежее и проще. Но пока мыслишки эти дойдут с Бискайского залива до Сибири, вообщем видишь ситуацию на месте сам, какую кашу нам придется разгребать. Ох, уж эти инструкторы. А норов его суров и лобовой атакой не сломить. Услышь меня, для нашей же пользы.
-Есть у меня пара соображений по поводу этого зануды.
-Вот только умоляю, не переноси рабочие моменты в эгоцентризм. Считай это за личную просьбу. Всему свое время. Русские по природе своей мечтатели, не стоит отнимать у них надежду. Они же невинны в том, что готовы за свою правду воевать со всем миром, даже не жалея собственного брата. Не суди строго за эту участь.
-А наказание без вины не бывает. Скажи мне кто твой враг, и я скажу, кто ты.
Отпустив адъютантов, генералы прошли в купейный люкс, где их в сумрачном одиночестве ждал захворавший пес, золотой ретривер, привезенный из Англии и сопровождающий генерала Нокса на всем протяжении его пребывания в России. Безактивный и вялый, с явной отдышкой и хрипотцой, легким покачиванием хвоста, он встретил гостей. Хозяин поспешил порадовать его поглаживанием по обвислым ушам собаки, подлил в миску воды из графина, соседняя с едой была не тронута.
-Ничего, потерпи дружище, скоро домой. - Прошептал он ему на ухо.
Затем, приглашая долгожданного гостя за накрытый достойным ужином стол, достал из кителя серебряную фляжку с ромом и, наполнив с одобрения француза сервированные рюмки, предложил выпить за встречу.
- А ты не замечал, чем отличаются западные колонии от присоединенных русскими земель? Они готовы жертвовать, мы - напротив.
-На том и погорели. Надоело видать, на имперской галере грести за Кудыкину гору, получая в ответ лишь оплеухи, затрещины, да божественные благословения. Понял, наконец, мужик русский, что жизнь его и мир окружающий никому не принадлежит, кроме него самого. Ни царю, ни уряднику, ни богу. Вот она настоящая свобода!
-Но, но прародитель коммунизма...- Похлопал его по предплечью англичанин. - Эдак и нас упразднить на раз можно. Как же тогда люди будут понимать, кого им идти убивать и где искать врагов. Такая философия чревата хаосом, в войсках, по крайней мере.
- Любая философия это трансформация сознания с целью личной наживы или выгоды. Ну, разве плохо, что народ хочет принимать участие в управление своего будущего? Пускай иллюзорной судьбы в концы концов.
-Не совсем честно в нашем положении сетовать за равноправие. Ты словно садовник сейчас засеял взрыхленную почву романтичными эссе революции, но поливать их кровью надо, чужой кровью.  «Мы не можем предложить сатрапам ничего кроме пота, крови и каторжного труда» - как говаривал выпускникам, мой преподаватель в королевском колледже, после службы в Бенгалии.  Я изучал этот народ. Среди русских нет философов, потому как считают мудрствовать лукаво - делом неблагодарным и предпочитают природную гармонию с Богом.
-То есть, по-твоему,  наличие философов может определить степень лицемерия и предвзятости народа. А мне собственных происков не стыдно, на лозунги тевтонцев не претендую. Революция ведь дело хитрое. Быть честным до конца, не обошлось тут и без адмиралтейских интриг Вашего Величества, если угодно, казны германского рейха и, главное, ничтожества русской элиты, которая и по-русски то чуралась выражаться, возвеличивая себя ущемленной грудой изможденного племени. А теперь, списывая террор на козни преисподней, решают ребус - Как же это все произошло, как это все произошло? - ненадолго задумался. - Весь террор, по сути, производная угроза власть имущих, душ из огненной смолы для непокорных. Не так ли? Вот твои хозяева из «Lena Goldfields» не погнушались на сибирской реке пойти на крайность, обирая этих ротозеев, судя по всему, теперь решили забрать у союзников весь золотой запас?
-Это не моя прихоть. Красные, белые - цветная революция. Местные услужливые псы готовы были глотки грызть за свои места. Изволили подставиться, с них теперь и спрос. - Вращая тарелку осетрины с гарниром, словно пытаясь найти что-то важное между зерен риса, англичанин не смутился в оправдание. - Впечатлен твоей пылкой речью во Владивостоке. «В течение 15 дней Советская республика будет окружена и капитулирует». У японцев с американцами свои интересы, и наш с тобой состав идет своим путем. В Англии есть шутка по этому поводу - «Русские простаки воспринимают союз как вероятную помощь и подмогу в трудной ситуации. На латыни же «So use» имеет совсем иное, потребительское значение». У каждой страны своя участь, иронично, не правда ли? И наш альянс мы будем пользовать для поставленной свыше цели. Ох, поскорее бы покинуть эту Богом забытую землю.
-Хо-хо уже проглядывается закамуфлированная ненависть к России.
-Ненависть делает человека уязвимым... и да! пусть будет так. Ведь мы с тобой воспитаны на уроках крымской компании с московитами. Это как неуемный реваншизм. Да брось Морис, Европа испокон веков полосует себя нескончаемыми раздорами. И пока не найдется силы, устаканевшей этот непрерывный шторм людских страстей, будет так. А убери ее, снова начнем палить, доказывать личное превосходство на потеху небесам. – Англичанин залпом запрокинул рюмку рома.
- Война. Ты оглядись кругом, люди мрут как букашки, не только от пулевых ран. Эпидемии холеры, тиф, своими болячками мы словно микробы на теле планеты несем разруху и тлен. Облапали ее, как дешевую потаскуху, вместо нежности и любви. Так ничего хорошего из этого не выйдет. Выпьем... Вот кстати прелюбопытно, изучал на досуге теорию твоего земляка, Дарвина. Занимательная гипотеза эволюции. Получается наши организмы постоянно усложнялись, от приматов и так далее в бездну веков. И возможно согласно логической цепи, наши далекие предки и являются этими самыми микробами, которые нас губят, потому и мы к себе так беспощадны.
-Не хочется считать себя венценосным носителем бактерий. - Выдохнул Нокс, хлопая замасленными губами. Понурый пес уткнулся в ладонь сухим горячим носом, привлекая недостающего внимания. - Потерпи Buddy, потерпи дружище. – Прошептал хозяин пальцами по холке.
-Умные глаза у твоего пса. Хорошо хоть не селекционируют нас инцестом, как собак, маленьких толстячков, длинных и горбатых, ушастых коротышек или гипертрофированных тупорылов. Вот была бы умора. Хотя если посмотреть порой повнимательнее... - Захмелевший француз расхохотался, собирая салфеткой разлетевшиеся зерна с мундира. - Но твой пес, он хорош, умный, породист. Терпеть не могу бездомных дворняг.
Неожиданно вылетевшая с верхней полки на стол очумелая анабиозом зимней спячки муха привлекла внимание обоих. Плюхнувшись на скатерть, зигзагом поковыляла в сторону  фруктовницы, огибая приборы и пепельницу под пристальными взглядами вкушающих. За миг до касания заветных плодов тут же была повержена громким хлопком ладони и небрежно сброшена на пол.
-Как думаешь, есть ли жизнь после смерти? - Беря со стола залежавшийся мандарин, протирая его салфеткой, перед тем как очистить, продолжил Монен.
-О-о-о-о, тебе, любезный, стоит это задать скорее  мандарину. Мне видится его ближайшая перспектива по прямой кишке намного красочнее моих слов.
-Так считаешь. Нет, серьезно так и считаешь?!
-Ну конечно, не это ли замысел божий – продолжал сатирить англичанин. - Как и этот мандарин, мы на земле, орошаемой греховными играми, всего лишь семя древа жизни. Заключенные в телесный плод, чтобы однажды сорвавшись, гниением создать благодатную сель для возрождения следующего семени и так далее. Природа обо всем позаботилась сама. Я ведь даже в чем-то завидую этой ягоде. Мы такие же сорванные плоды с древа жизни, а корчим из себя фигуры, лишь уходя из жизни осознаем, что затеяли игру с самим собой. По сути, мы не обременены ничем, что можем забрать на тот свет. Испаряемся как вода, а сколько приходится перелопатить грязи вместо того что бы просто радоваться солнечному дню или пасмурному небосклону.
-Кроме чистоты души.
-Что прости?
-На тот свет забрать...
-А-ха-ха-ха, это точно подметил. И увы, нам это не грозит. Как ты там сказал - Наказания без вины не бывает? – Уж не в святые ли себя приписываешь. Не смешите Бога. Забыл, зачем мы с тобой тут? Пробовал смотреть в глаза убитым после боя? Так без гнева, с ровным дыханием. Лежат куски мяса с замерзшими слезами. Какие ты слова оправдания в уме говорил, вот как смотреть в них вообще, как?! - Выпивает следующую рюмку залпом.
- Война определяет дальнейшее развитие цивилизации, таблетка от застоя. Прогресс никогда не вписывался в рамки комфорта созидающих.
-Привычный для нас мир исчезает, горя в огне. Хотелось бы верить, что это плата за истину прекрасного. Нет, ну конечно остаться чистеньким, высший пилотаж. Заставить другого человека убивать - это искусство называется политикой, знаем. Труднее только принудить бескорыстно работать на себя. Есть еще к чему стремиться, а пока приходится мараться самим. Конечно, не стоит убеждать себя, что силой можно решить все проблемы. Нет. Наверно нет и такой задачи перед нами. Зато быстро и надежно достигнуть поставленную цель - удел солдат, а проблемы остаются заботой тех, кто ими обременен.
-Справедливая мысль, на злобу дня.
-А мысли просто так не приходят. Все они материальны и посланы для воплощения.
-Не завидуешь ли ты часом вестникам судьбы во фраках?
-Кому? Этим горлопанам-дипломатам? Упаси господь, мне китель ближе к сердцу. Они лишь глашатаи, пустомели и пустышки. Не политика определяет явления, скорее наоборот. Да так и есть, уверяю. Политика - это разбитое стеклышко, отражающее всю суть происходящего вокруг. Мы же с тобой в эпицентре. Окружающим только кажется, что политика решает процессы.
-А на самом деле по-твоему?
-На самом деле процессы определяют политику.
-Не очень понимаю эти слова. То есть, по-твоему, есть кто-то или что-то весомее банковских ячеек в нашем мире и толстосумы положили на алтарь судьбы миллионов не только ради алчной наживы.
-Резонно. И есть у меня понимание, что военные конфликты утратят свою актуальность лет эдак через 100. Все дрязги, замаскированные борьбой за земли и недра на самом деле ведутся за умы человечества. Ну не мне тебе рассказывать. И когда все умы будут принадлежать одной голове, наступит новая эра, не без нашего участия, разумеется. Мы стоим на пороге грандиозных перемен в авангарде. Войны, игры в любовь и смерть, мировая фабрика эмоций кратно увеличит свой потенциал с глобальным внедрением электричества. Да, да, уж поверь мне, скоро даже в самом забытом Богом уголке будет светить электрический фонарь и практически везде можно будет получить телефонограмму. Мы перевернем это затхлый мир к чертовой бабушке. И вот, когда все будут думать, писать, читать и изъясняться на одном языке... - сделал паузу - Я даже задумался...-наигранно закинул голову Нокс.
-О чем же?
- Ведь было бы больше шансов у индейцев не стать биогумусом, возьми вы инициативу на материке. Пикантно картавил бы целый краснокожий континент.
-Откуда такая уверенность?
-Вы бы со всей остервенелостью бросились истреблять местных лягушек! Но ваш пароход ушел. Ту-ту!!!! - радостный своей искрометности англичанин налил себе еще стопку рома, с утробным хохотом запрокинул ее.
-Своим оптимизмом ты освещаешь перрон ярче всякого фонаря. Говоришь как истинный римлянин, да вот только ничто не вечно под луной. – Достойно приняв контре, пробурчал себе под нос негодующий француз.
-Все наши знания - это домыслы чужих некогда свершенных фантазий, додумки услышанного эха вселенной, набор ассоциаций. Знать - это понимать суть происходящего. Тогда позволь мне оставаться в облаке своих воображений.
Заинтригованный недосказанностью Монен поспешил наполнить рюмки ромом из стоявшей на краю стола серебряной фляжки, чтобы более развязать язык собеседника. Видя пылающего любопытством француза, Нокс вольготно откинулся к спинке дивана.
- Захмелел и поплыл на гребне алкоголя. - Подумал англичанин про себя. Ему даже почудились скрип ворот где-то вдалеке за пение шотландской волынки. - Брр, нет, наверно  я изрядно устал. – Но, все же прищуря глаз, словно благодаря за учтивый жест со  стороны француза, продолжил рассказ.
-Чем отличается бравый вояка вроде нас с тобой от штатских воротил? – не постеснялся он в комплименте, хотя оба давно занимались исключительно штабными делами.
Шевеля левым усом, Монен опешил от вопроса, ответа на который никто и не ждал.
-Правильно, эти крысы способны стрелять только в спины. О, как они коварны. Один влиятельный американский архитектор Стэнфорд Уайт имел неосторожность, стоявшую ему целой жизни, влюбиться в замужнюю даму и тут же, в пылу ревности поймал пулю от законного мужа, миллионера, некого Тоу.
-Ну, разумеется, я помню это из прессы. «Суд столетия» - так кажется пестрели заголовки? Только к чему это?
-Да к тому, что после этого спектакля никто не понес ответственности. Никто. Ни вертихвостка, заморочившая голову бедолаге, ни благоверный муж, благодаря связям. Никто, кроме самого Уайта, и ...
-И?
-И сцена шоу-ревности с вытекающими последствиями была разыграна как предупредительный знак его лучшему другу - Николе Тесла. Слышал про такого. Который, поспешил ретироваться в депрессию. Уж слишком тесно ему было со своими идеями на одной дороге с серым кардиналом-Морганом.
-Но позвольте, разве Моргану не проще было убить сразу Теслу, да и ради чего такая мизансцена?
-Значит не все так просто. Посмотри ка, сегодня полнолуние, всегда очаровывала полная луна. Как ты думаешь она понимает что с ней происходит, что зачем то вращается вокруг нас с тобой? По мне это просто явление, но явление которое определяет процессы, оно не поддается объяснению, оно просто есть. Люди тоже зачастую не отдают отчета своим поступкам, они просто делают. В полголоса говорят, что сами демоны покровительствуют этому сумасшедшему. И самые могущественные мира сего стоят на коленях перед запредельным, потусторонним. Мистика в общем сплошная. Вууууу- прошептал глядя на неестественно багровый спутник через графин - Не те науки изучаем. Вон уже звук преобразовали в как их там … электромагнитные волны. Телефон - по сути звуковой телепорт. Он же планировал телепортацию энергии беспроводного света. А затем телепортацию плоти, пес его разберет.
-М, да. На нафталане* далеко не уедешь.
- Вот именно! Не готов еще человек к такому развитию, вроде как время обогнал чертёныш. Но что известно доподлинно, что после прекращения его работ цены на Уолл-Стрит на медь и каучук для обмотки проводов подскочили до небес. Конечно, больше черномазых работяг в Конго этому обрадовались только подельники из свиты Моргана. Вот увидишь, скоро всю планету окутают своей паучьей сетью. Клерки сатаны без устали набивают карманы. Процессы подобного рода и политика – ненужная прокладка между вселенскими явлениями и воинами судьбы. – Довольный своей речью Альфред Нокс, ударил себя кулаком в грудь, якобы причисляя тем самым себя к всевышнем борцам за справедливость.
-Mon Ch;ri, забавно, раньше деньги хоть звенели и переливались на солнце, радуя лукавый глаз грехосластным отблеском. Сейчас же раскрашенными фантиками напевают шелестом грустную симфонию алчности.
-И самое смешное, что, даже не имея малейшего веса, когда они будут только на словах, люди все равно будут продавать свои жизни за эту пустоту с не меньшей готовностью. А почему?
-Ты опять меня просишь сейчас разгадывать свои шарады?
-Да, мой друг.
-Поведайте же свою точку зрения, весьма прелюбопытно. Генерал...
-В голове никак не могу уложить мысль. Зачем мы тогда оставляем потомство? Зачем?!
-Значит, так угодно, если ты решил уйти вопросом от ответа.
-Угодно, говоришь. Кому?! Уж точно не этим рыцарям в шелковых латах, что лбами стравливают народы. Эдакие хозяева жизни. С белым крестом на залитом кровью полотнище они раскрутили маховик мясорубки, которой свет не видывал. И, похоже только вошли в раж, то ли еще будет. А с красным крестом на белой простыне, значит, забинтовывают раны. Госпиталь и стрельбище в одном флаконе, конвейер безжалостного  милосердия.
-Это ты про антитезу флагов Красного креста и Швейцарии намекаешь?
- Да, да, ее самую, что некогда наняла Суворова с бестолковой голодной отарой карателей усмирять твою родину в былое бесправие во имя раболепства, мой драгоценный любитель лягушачьих лапок. У русских имперцев были все шансы освободить свой народ, опередив даже великую французскую революцию. Но душегуб, утопивший пугачевское народноосвободительное восстание кровью, непобежденный в Альпах, по их правде вернулся героем, а мог кануть в небытие стараньями гельветов*.
- По найму Швейцарии на моей родине виртуозные бесчинства наемника Суворова одураченные русские рабы возвели в ранг героя. Да, обладал редким даром убеждения в размене жизни. И как повернулась судьба. Через столько лет мы в этом же амплуа только на его родине. И кто мы для них? Прикрываются нашими спинами, вертят нами как угодно, провались пропадом эти политики. Вот этот раз неминуемую погибель таки уготовили Верховному главнокомандующему белой армией Колчаку. Хорошо хоть, он не такой верткий. Не бывать ему генералиссимусом, как бы ни старался свой народ сковать охотник славы. Назначим русским новых героев.
-Жанен, право, не завидуйте. В общем, как и тогда поток страстей в один карман. На войне две задачи убивать и жить, остальное - пустое.
-А как же оставаться человеком, Mon Ch;ri? Разве война - это не право самоидентификации в первостепенность. В кровавом обосновании превосходства собственного генетического кода иерархии мировой доминанты возвеличить себя как истинно достойного. Ха-ха-ха. – В этот момент француз поравнялся со своим соседом в степени опьянения и, неловко сводя захмелевшие скулы в вытачивании некогда заученной фразы, сам до конца не вполне понимая произнесенного, решил понизить уровень выражений. - Во всяком случае, так принято считать между враждующими сторонами. Человек - это звучит гордо. Он должен сам определять свою судьбу. Хотя пути Господни неисповедимы.
-Осторожнее, не перебирайте с ромом дружище! Каждый придумывает себе Бога по своему подобию. С именем Господа так любят идти на смерть потому, что ему нужны наши жизни, наши закупоренные души.
-А этим засранцам гельветам наши деньги.
-Вы меня совсем не слышите. Все намного драматичнее. Ну что такое деньги? Пустой звон. Кощунственно выдуманная манипуляция в достижении сокровенных надежд и воплощений. По сути они обкрадывают народы на несбывшиеся мечты. Да, да. Это ужасно. Монархический строй изжил себя, и это совсем не заслуга раболепствующих. Многие царствующие особы, вникая в суть искусства образования контурного государства, обрастая чертами лидерства, стремились изменить русло истории по своему пути. Потому и век их непокорный был скоротечен в основной массе своей. Настало время и династии Гольштейн-Готторп-Романовых, которым кланялись русские.
-Самое мерзкое воплощение - это называть себя богоизбранным потомственным вельможей, князем, лордом и возвеличивать себя над равным человеком, это метка мерзости.
-Гоню прочь подобные мысли каждый раз, когда вижу остывшие слезы на околевшем мясе рядовых солдат. Китч этого века закончится эпидемией демократии, уж поверь моим источникам. Но посредством демократии приоритет не освободить нижние слои от рабства, увы, мир не столь гуманный. Главной задачей сего строя есть порабощение правящей элиты в планетарном масштабе. И вот еще одна цель войны достигнута посредством людей далеко не первого дивизиона, такими, как мы с тобой.
-Перемолотили на жерновах империи. Эдакий капкан. Выпьем же за электричество и смежные продукты – бизнес нового века!
-И свободных от иллюзии зависимости рабочих, что останутся после бойни, чтобы платить за жизнь по счетчику.
Оба насытившиеся, запьяневшие вельможи чокнулись рюмками в пылу собственной важности и, довольные откровенной беседой, принялись поедать десерт, принесенный по звонку лакеем. В углу вагона стоял саквояж с директивой, адресованной английской стороной французу, а генерал Нокс уже всеми мыслями отплывал от Владивостока. Судьбы миллионов в полыхающей России волновали его не многим больше раздавленной мухи и только угрюмый пес вызывал его сентиментальную тревогу.
-Браво. Признаюсь, честно, изначально ты не производил впечатление столь проницательного собеседника. Видимо, сказывается благотворное действие рома. Но все же усвой, в значимости жизненных целей идея стоит выше денег, выше всего. Феодализм, капитализм, коммунизм ваш, кстати, тоже. Впрочем, как и религиозные адепты, все это проходящие процессы, подлежащие трансформации согласно духу времени, которое убежден нам еще предстоит покорить. Уверяю, скоро в каждом приличном доме будет свой кинопроектор и телефонный аппарат. И это не сказки.
-Остается лишь верить, что миллионы жертв, несбывшихся надежд и переплетенных идей в конечном итоге достигнут единого, того, ради чего мы были созданы и появились на свет, чтобы наконец разгадать твою загадку.
Поезд тронулся.
                …………………………………………………….
Тем же временем, на соседнем железнодорожном пути в предсмертной агонии продолжал роптать телеграфист.
- Жалею, что тратил слишком много времени на воспоминания, заполняя сегодняшний день пустотой. Трудно в такие минуты постичь свою зыбкость и скоротечность. Мы балуем себя роскошной иллюзией вечного пребывания, недозволительно роскошной, но, пожалуй, самой сладкой что может уместиться в нашем умишке. И человек обречен этим, покуда ростится душа в нем. Потому, намечтавшись, словно кокон оставит она в одночасье прах земной и устремится по эстакаде небесной к звездам, к Богу. Господи, ты со стольким успеваешь справиться изо дня в день! Что я? Только волоку свою никчемную долю скитальца. Застрял в тисках угнетения собственного несовершенства. Всю жизнь страдал от подагры, мучаясь в страхе умереть раньше срока. Да вот теперь, изрешеченный осколками войны заглушил муки немыслимой болью. Не верю, что ты создал мир ради того, чтобы люди так страдали. Если способен с высоты своей узреть все людские изъяны, ошибки, которые мы совершаем, услышь меня! Или думаешь, я не понял? Если в мире столько много греха значит, он тебе не принадлежит. Ведь ты создал все эти условия, и земли, и твердь, и свет. Ты ведь сам засадил Эдем деревьями и змея своего говорящего подослал.
От жара глаза телеграфиста залило потом, погрузив в темноту.
-Господи, убереги от скверных дум. Спаси и сохрани Господи, спаси и сохрани. Спаси Господи. Спаси, спаси. Спаси! Господи! Всю жизнь я ломился к тебе с молитвами, словно в заколоченную дверь. Да, я не всегда помнил про тебя, совершая много глупостей на своем пути. Но не знаю, почему так случается, вдруг складываются всуе, неведомым образом обстоятельства, вроде бы и хотел по-другому, иначе, но все равно делаешь, ведомый непознанной силой греха. Эти глупости, кажется, вращаются вокруг тебя, выгадывая самый неподходящий момент и вырываются наружу из самых глубин идиотского любопытства. А потом ты не знаешь, как все содеянное исправить, исправить свою жизнь, черт побери, которую пустил по ветру, бесценный дар всевышнего, грезить будущим или что там от него осталось, когда становится слишком поздно. И вот сейчас, на краю, если бы сумел пустить время вспять, если бы за пазухой еще была пара лет этой жизни, вот сейчас уже не упустил бы шанс сделать ее лучше. Лучше! - Вцепившись пальцами в простыню, с желанием порвать ее в клочья, бедолага все еще ясно осознавал, что вряд ли сможет изменить свою судьбу, потому как просто не может, не знает и не понимает, как иначе. Потому как осознанность крайне неустойчива, а плывет человек, словно по руслам, отведенным создателем.
- Сестра! - Вслух завопил он в отчаянье сковавшей боли, подзывая санитарку.
– Или, Господи, лучше просто скажи, что мне делать. ААА. Прошу, прекрати эту боль! Об одном молю, в последний раз, как никогда ранее. Не хочу, чтобы сын мой повторил бродяжью участь никчемного отца, погряз в захолустье невежества и безропотной пыли. Помню, как Юрочка чуть не умер на первом году отроду, из-за моих вечных переездов и неустроенности. Господи, хочу, чтоб однажды он сказал во всеуслышание - У меня был хороший папа. А мне большего и не надо, прошу. Забери мою жизнь, молю тебя господи. Верни мне сына, я хочу снова видеть сына!...
-Потерпи касатик, потерпи. Скоро все случится. - Бархатная ладонь накрыла лоб бальзамическим теплом, рассеявшегося по всему телу судорожным импульсом. Глаза телеграфиста раскрылись свету. Облаченная в убрание сестры милосердия, над увядающим, стояла София.
-Закурить! Черт побери, дай же мне папиросу, жалкая мохнатая сволочь.- Рычал по соседству интервент.
-Эко приспичило чеха, чего ж бедолага раньше то все на своем бормотал. Ну дайте же человеку табачку, люди.
Только эти слова уже никто не мог услышать, а на всеми забытого калеку из чехословацкого военного корпуса по-прежнему не обращали внимания. Проволочная оправа вспотевших очков стала несносно горячей. Сквозь нее вместо только что стоявшей санитарки, увидел он давно усопшую мать, стоявшую в палисаде родительского дома, раздувающую кожаным сапогом трофейный дедовский медный самовар. Повеяло свежей выпечкой, любимый аромат домашних пирогов.
-Мама? - Его сердце замерло.
-Ярче всего скажут за тебя слова, сказанные сердцем открытой души.- Промолвила, оставив страдальца наедине с мыслями, уходящая в тамбур София.
- Матушка, родная, еще до сегодняшнего заката жизнь моя была исполнена страданиями да ненастьем серых дней. Теперь же, когда снова вижу, как улыбаешься мне, я не чувствую больше боли. В настоящем только ты и свет. Только твое имя способно искрой огня создателя звучать в моих устах, разгоняя все невзгоды и ненастья блеском своей души. Я не чувствую боль! Благодарю Господа, что встретил тебя в конце жизненного пути, благодарю за ниспосланный свет и тепло. Ты мое солнце, путеводная звезда. Теперь я чувствую себя намного лучше. Я все ближе к тебе, и мне хорошо. Люблю твою улыбку, люблю тебя, мама. Спасибо за веру в сокровенное, которое позволяешь мне видеть, Господи. Что жизнь моя? - пыль. Лишь только ты - истинное. Я люблю тебя, мама
Дороги начинаются с разлуки. И начало это, взрывной силой без оглядки всегда зовет из лона за собой взращиваемый разум сквозь высоту непролазных гор и страстную бездну морей до полного угасания обескровленного силуэта в бесконечность, так и не достигшего призрачной цели и не познавшего истинного смысла пути. Вселенское сознание единством противоположностей витает в просторах нашего мира и словно кокон наделяет зачатые тела природным духом, даруя жизнь, чтобы по завершению животного пиршества сорвать в бесконечность вызревшую душу.
Распущенная удавка боли, наконец, высвободила свежий плод из тела телеграфиста. Выпорхнувшая душа лазурной шалью обвила родное тело и встречным шепотом падающих снежинок устремилась ввысь. Высоко, высоко, высоко, высоко, высоко серпантинным фейерверком сопутствующих душ устремилась к истоку бытия. Полыхающее кобальтом зарево рваными порывами метаволн заволакивало необъятные просторы многострадальной планеты. И, казалось, нет места, где не вспыхивал в эту секунду очередной луч. Особой же красотой поражали обильные очаги одномоментно исходящих разрядов сражений, боев и эпицентров мора.
-Как же красиво! Что может быть прекрасней этого? – Восклицала душа телеграфиста, покидая пределы Земли.
С уходящим стуком колесных пар поезда, дорога отсчитывала последние мгновения конечного пути бедолаги, через деревянную раму окна санитарного вагона, еле уловимые стоны раненых и покалеченных, роковую контузию, ураганный обстрел станции, былой житейский уклад, минутные радости игры с сыном, первую любовь, сопутствовавшую на протяжении всей жизни, родной дом, семью, свое босоногое детство, утробное плескание и ...того самого бородатого мужика с санитаркой. Он вспомнил, вернее уже знал этот вагон и соседа с нижних нар, и именно это взывающее состояние, свою мятущуюся беспомощность...
Поезд выбивал дробь в ушах страждущих. Состав безоглядно продолжил свое движение по запорошенной Сибирской дороге.