Зима свободная 17

                Зима свободная 17

     Когда выяснилось, что мальчика Давида оставляют еще на пару дней, к той паре дней, пока Наташа приходила кормить его грудью два раза в день, потому что врачей-акушеров беспокоит то, что он не прибавляет в весе, а тут как раз освобождается бокс, на одну маму с ребенком, люкс, бесплатно (входит в медицинскую страховку), Наташа согласилась, и в пятницу в обед отправилась в клинику. Как только она мне это сообщила, я пообещала, что приеду к ней вечером, после работы. Что привезу шоколад для медсестер, которые будут дежурить возле нее, ведь медврачей не будет весь вик-энд:
     -  А что тебе привезти, доча?
     - Ты вспомни свою диету номер 5, и действуй соответственно, - сказала дочь, - ничего жареного, жирного, острого и кислого. Ничего газированного и никакого гороха! А то тут выпила твоего "Тархуна", перед отъездом из дому, приехала, как раз к кормлению, и у Дады через два часа понос случился, по уши обосрался, с сестрой вместе отмывали.
     - Ой, не говори мне ничего такого, - сказала я, вспоминая диету номер 5, - неужели ты выпила, а у ребенка понос случился?  Тебе же должно быть можно все, ты же здорова!  Почему ребенку нельзя? Материнское молоко берет от тебя только то, что нужно ребенку, или нет?
     - Мам, ты как с другой планеты, материнское молоко берет от меня только то, что я ему даю. И мало того, нас тут так кормят три раза в день, вкусно, доотвала, именно тем, что нужно ребенку, что мне ничего не надо. Шоколад привези.
     И вот я зашла в "ДельМарт", купила четыре плитки шоколада (может, они работают в две смены), а потом не удержалась, и купила копченую говяжью грудинку, кусочек грамм на двести, баночку вишневого варенья, без косточек, но целыми вишенками, мини-пачку сливочного крестьянского масла, сто грамм, и четыре горячих булочки. На Подоле продолжался карантин, Наташа выскочила ко мне на крыльцо, и увлекла меня в глубину сада, к беседке на детской площадке:
     - Мама, - сказала она, - докторша разрешила мне одну-две сигареты в день, это первая. Она сказала, что лучше покурить, чем испытать стресс, который может повлиять на молоко, которое возьмет и иссякнет. Он уже ест шестьдесят граммов.
     - Ой, не говори мне ничего такого, - опять сказала я, - Как я сомневаюсь в твоем молоке! Может, оно у тебя слишком жидкое и ребенок не наедается?! Почему он не прибавляет в весе?!
     - Потому, что он при рождении потерял  семьдесят грамм, все дети теряют при рождении  от пятидесяти до ста грамм, это же чешские врачи, мама, они от всего перестраховываются! Как только он наберет выше, чем свои 2.850 при рождении, хоть на двадцать грамм, нас тут же выпишут! Я надеюсь, что это будет в понедельник.
     - А ты его взвешиваешь?
     - Мы его взвешиваем, с сестрой, перед каждым кормлением, и после каждого кормления, мама! Пока ни туда, ни сюда.
     - Вот поэтому я принесла тебе, кроме шоколада для сестер, еще и..., - и стала разгружать сумку, почувствовав невероятное облегчение, - я же знаю, когда в клинике ужин, в пять часов, ну до полшестого, а если тебе часов в девять чего-нибудь перекусить захочется, или, вообще, в двенадцать ночи?
      - Да давай уже, - сказала дочь, - булочки до сих пор горячие. Я бы даже и сейчас съела одну.
       - Ешь, - сказала я, когда дочь вонзилась зубами в булку, - вернешься в бокс, вторую намажь маслом и отрежь ломтик ростбифа.

    Домой вернулась еле живая. Если вчера был мороз, то сегодня был жгучий мороз. Отстояв восемь часов на жгучем морозе, я еще довезла дочери горячие булочки, думала я всю дорогу, и это так меня взбодрило, что я, перед вечерними процедурами, в полном обмороке, сняла с третьей полки кухонного шкафа все таблетки, все сиропы, все отвары, все примочки, все, что напоминало о болезни, сгребла в кучу, запаковала в специальный пакет, и приготовилась выбросить на помойку. На освободившейся полке водрузила "саду на вино": футляр из красного дерева, внутри которого, на бархате, штопор, хрустальная пробка, термометр, кольцо для салфетки.
     Совершив вечерние процедуры, налив себе бокал вина, я присела к ФБ, и внезапно познакомилась с творчеством Алексея Уморина. Он написал стихи, в ответ на стихи Аркадия Застырца, которые были сама жалоба и ужас, стихи, которые были -  сама любовь и утешение для поэта:

                Ты в слова попадаешь и молча.
                Не молчи, дорогой, не молчи.
                Пока поезда длинная корча
                Об железные стыки стучит.

                Говори, говори, оставайся.
                За окошком снега да снега,
                Наливай мне изюмного кваса,
                Или чаю. Покуда пурга
                Просыпает для песен-поземок
                Мириады белеющих слов,

                Ты.
                Пиши.
                Поезд едет. Свет тонок.
                Но он с нами, для нас, он покров.


     О, как мне захотелось к маме!