Жизнь поэта. кн. 6-я. пр. 18 стр. 401-430. окончан
Мы шли по проходу и целовались и зрители уже смотрели не на широкий экран, а на нас – влюблённых.
Я ещё один день отдохнула дома. Это только говорят, что женщина отдыхает дома. Женщина отдыхает на работе. А дома она сразу из женщины превращается в домра-ботницу: техничку, прачку, повара, и ещё чёрт знает кем?
Зато к приходу Дани – всё блестело. Когда он пытался меня поцеловать, я сказала ему, милый, ты видишь, уборка меня так заеб....ла, что мне сегодня не до тебя. Спать будешь, на кровати, а я – с Мишей. Или – наоборот.
-Он поел и пошёл в мастерскую, а я с книгой – в кровать. Давно я уже не читала. Но на пятой странице прилетел Морфей и утащил меня к себе.
-Людмила Павловна, а зачем ты сегодня вышла? У тебя ещё остался один день. Отгуляла бы!
-Николай Иванович, запас в жо.... в задницу, в общем, лишний отгул никогда не помешает.
-Раз уж пришла – работай! Вот тебе новое задание.
В обед мы пошли в столовую, как обычно на десять минут раньше. Там, пока было мало людей. А возвращались, как всегда на десять минут позже, начальник уже перестал на это обращать внимания.
Поели мы за пятнадцать минут и пошли в сквер. Началась, прекрасная херсонская осень. Жёлтые листья на солнце стали золотыми. Идиоты, зачем они промывают песок, чтобы добыть грамм золота? На деревьях его – тонны! И бесплатно. Я сорвала жёлтый листок, от него отщипнула кусочки и, послюнявив, приклеила на уши.
-Девки, у Людки крыша едет. За неимением лапши, листья стала себе на уши вешать.
-Ты точно заметила, Нин! Она уже столько времени без ёб....я мается, как тут крыше не поехать!
401
Спорить с дураками – сам станешь дураком! Неужели они не видят всей этой красоты? Я молчала и только улыбалась.
-Насть, а у кого, что болит, тот о том и говорит. Раз ты заикнулась о ёб...ях, значит, сама страдаешь этим!
-Ещё как, девки! Мой хер пришёл из рейса, на десять дней раньше. И вот уже две недели, говорит, что у него ежедневно ночная вахта на судне. А на его рыболовецком судне воняет рыбой, ужас! Только он, подлец, заявляется утром весь пропитанный духами. Сука, нашёл себе треску или воблу, любит тощих баб, не то, что я, и проводит все ночи с ней, а на меня – ноль внимания, а я не могу, если мне, хоть раз в неделю, не помнут сиськи. Гад, и мне их не мнёт и на сторону уйти нельзя! Как собака на сене.
-Терпи, Насть, Людка же терпит!
-Она своему Дане предана.
-Люд, сказала Вика, -приходи, я тебя с таким ёб...рем познакомлю, всю жизнь будешь меня благодарить!
И тут меня заело. Суки, у вас таких мужиков в жизни не будет! И не только заело, но и прорвало. И я стала им рассказывать свои похождения. И о своих мальчиках: Пиндосе и Стёпке.
Мы опоздали не на десять, а на двадцать минут. Хорошо, что шеф уехал на какое-то совещание, а мымра очкастая, была в отпуске и закладывать нас было некому.
-Люд, я о Пиндосе слышала, но не видела его, сказала Вика, после моего рассказа, а Стёпку видела, он драл мою подружку Надьку с хлопчатобумажного комбината. Хоть она и не такая красавица, но он за ней ухлёстывал. Они, вроде, собирались пожениться.
-Вик, помни мне титьки! Людка так красиво врала, что у меня внизу всё огнём горит, а сиськи сейчас выскочат из лифчика и убегут к мужикам, вон тем, что играют в шахматы, в рабочее время.
-Заткнись! Праведница, мы тоже болтаем в рабочее время.
-Не один ли хер, где болтать, на рабочем месте или
402
здесь? Здесь, хоть свежий воздух.
-Девки, сказала Зина, я бы Людке поверила, но одного не могу помять, как может любовник звонить мужу, что-бы он отпустил его жену на неделю. И главное, муж отпускает! Мой Витька надавал бы мне таких пиз...лей, что дня три валялась бы с синяками!
-А она у нас, Зин, романтик! Начитается книжек и выдумывает небылицы. Но главное красиво и складно врёт. Может она пишет книжки?
И они заржали.
-Во, бля, девки, ведь, давала я, дура, себе слово ничего вам, идиоткам пустым, хохотушкам, не рассказывать, а всё же рассказала! Может, ещё вы не поверите, что Даня написал мой портрет. Крупным планом. Бесподобный!
-Люд, в это верим, сказала Настюха, продолжая мять свои титьки. –Ты, на картине стоишь раком и крупным планом твоя жопа.
Они так заржали, что мужики оторвались от шахмат и посмотрели на часы. И мы всей оравой поплелись в управление. Опоздали на двадцать минут.
В пятницу мы поехали в деревню. Я уже соскучилась по бане, но больше по мамуле. Хорошая баба. На этот раз она ещё до нашего приезда зажарила молочного поросёнка. У соседки опоросилась свинья, аж, восемь поросят. Та двух оставила, кормить-то нечем, а остальных по дешёвке распродала. Я впервые видела поросёнка на большом блюде на столе. А вместо вина, стояла бутылка самогона, подаренного Васькой, шепнула она.
-Никаких бань! За стол! Холодный поросёнок, уже не то.
И поросёнок и самогон были отменными. Даже Даня выпил пару рюмок. Когда он вышел, я спросила:
-Мамуль, что навещает тебя твой любовник?
-Люд, как с цепи сорвался! По три раза в неделю. А в один день приходил аж два раза. А мне – не семнадцать!
-Наверно, жена перестала ему давать?
403
-Я в их дела не вмешиваюсь. Пусть разбираются сами. Люд, а я о тебе скучала. Ты мне, правда, как дочь! Почему долго не появлялась? А ты помолодела и похорошела, прямо, как девушка на выданье, да и ещё и титьки стоячие, как у молодухи. Даня, сказал, что уезжала в командировку. Но меня, бабу не обманешь. Иногда, когда без неё, цыганки, сидел за ужином, то задумывался и вздыхал. Вы были в ссоре?
-Мамуль, если уж ты меня считаешь за дочь, то я тебя за мать, а матерей обманывать некрасиво. Ни в какой командировке я не была и мы не ссорились. Гостила у одного мужика. Но Даню сразу предупредила, чтобы он меня не терял.
-Понимаю, как баба, но мужикам не обязательно всё докладывать!
-Я поступила правильно и у нас с ним всё хорошо. Уговариваю его насчёт ребёнка, но он упирается, ждёт, пока разведусь с мужем.
-Ничего, подождёт! Вы ещё молодые.
-А цыганка часто бывала?
-Через день. У них тоже, какие-то проблемы? Мельком слышала, как они шептались. К ней, вроде сватается цыган из другого табора и все в их таборе, особенно барон, хотят, чтобы она дала согласие, а она упирается. Плакала, уткнувшись в его плечо. Мне даже, стало её, жаль! Ведь, они с детства любят друг друга. Ты, уж, Люд, если что не бросай его, Даню!
-Мамуль, я за Даньку любому горло перегрызу!
-Это ты выпила и такая героиня!
-Я это и трезвая завтра скажу. А самогон – хорош. Я такой ещё не пила. Пила пару раз в техникуме, Нинка приносила, выгнанный из буряка, такое говно!
-Это Васька сам гонит. Из пророщенной пшеницы. Кроме него такой никто не умеет гнать. А он секрет ни кому не выдаёт. Хлебнём ещё?
-Наливай, выпьем за твоего Ваську! А не боишься залететь от него?
404
-Пока бог – милует. Да и старая я уже, наверно, чтобы залетать.
-Не старая.
-Люд, а почему ты не привезла сына, а оставила у отца, там, в Горловке?
-Мамуль, ты забыла какой ажиотаж, был всё лето, с этой холерой?
-Вы с Даней рассказывали, да и деревенские болтали, но мы, ведь от Херсона далеко, за семьдесят километров.
В самый разгар курортного сезона начали выселение отдыхающих. Вначале с «дикарей». Наряды милиции с ними не церемонились: давали час на сборы, и чтобы духа неорганизованных отдыхающих не было! Тем, кто пытался «качать права», резали палатки, а пожитки бросали в кузов грузовика.
-А, потом создали этот обсерватор.
-Люд, А я не знаю, что это?
Обсервация –это наблюдение в течение определенного времени за изолированными в специальном помещении здоровыми людьми, которые могли иметь контакт с больными так называемыми карантинными болезнями. Обсервацию применяют к лицам, приехавшим с территории, на которую наложен карантин, или выезжающим из нее.
И Херсон был взбудоражен. Слово «холера» слышалось повсюду. Горожане ежедневно с нетерпением разворачивали областную газету «Наддніпрянська правда» в поисках какой-то информации об эпидемии или её очагах. Сказать, что печатный орган обкома не реагировал на происходящее, нельзя. Однако это напоминает буклеты дома санитарного просвещения: «Санитарную культуру в массы», «Грязные руки угрожают бедой», «Дезинфекция в квартире», «Профилактика пищевых отравлений», «Пропаганда санитарных знаний».
А весь этот ажиотаж был из-за отсутствия правдивой информации. Среди херсонцев ходили разноречивые, порой даже преувеличенные, слухи чуть ли не о начале эпидемии холеры. А что могли подумать мы, обыватели, когда все ручки входных дверей магазинов и учреждений были обмотаны ватномарлевыми повязками,
405
обильно смоченными хлорным раствором, когда разменная монета находилась в тарелках с уксусом, когда в один день запретили реализацию в аптеках продаваемых ранее без рецепта лекарств – к примеру, фталазола и болеутоляющих желудочных капель. Правда, с хлоркой тогда санитарные службы настолько переусердствовали, что по городу ходил анекдот: «Встречаются на том свете два херсонца. Один спрашивает другого: “Ты тоже умер от холеры?” “Нет, – отвечает тот, – от хлорки”».
-Представляешь, мамуль, зашла я в аптеку, а мне молодая дурочка, аптекарь так и не продала резинки, презервативы, сказала, что не положено. Пришлось идти в дру-гую аптеку.
-Мы этого всего и не знали, Люд!
-А потом, я всё думала, как сделать, чтобы оставить Сашу у отца, но даже боялась заикаться о холере. Но Володька, молодец, сам оставил его. Я, вроде, сопротив-лялась, а сама была рада. Зачем подвергать ребёнка опасности? Зато мать сказала, не думая, что я услышу:
-Вот ****ища, Людка, сплавила сына к отцу и бабке, а сама там, теперь, спокойно будет тереться с кобелями! Но на следующий год я Сашку обязательно заберу!
В этот день мы уже не ходили в баню. Зато на следующий - напарились с утра.
Дни бежали быстро. Я полностью сделала всю инвентаризацию всей металлической опалубки и сделала альбом по ней со всеми чертежами. Директору эта моя затея понравилась, и он один экземпляр альбома держал у себя на столе. А мне выписали премию – 100 рублей.
Однажды я была в формовочном цехе и он, директор, пришёл туда. Ходил с начальником цеха и с одним из мастеров. Потом, ко мне подошёл мастер и позвал к ним.
-Людмила Павловна, почему вы не продолжаете учёбу и не поступаете в институт?
-Собираюсь, но никак не получается. У нас же нет строительного института.
406
А в другие города Украины ездить накладно. Да, в этом году, уже и опоздала.
-Почему бы тебе не поступить на заочное отделение в Херсонский технологический?
-Там нет строительного факультета.
-Зато есть инженерный. Поступишь, переведу в технологический отдел и со временем сделаю его начальником. Ты женщина сообразительная. Вон, начальник цеха не нарадуется, помогла навести здесь порядок с формами. Ему, как раз нужен заместитель по цеху, пойдёшь? И оклад сразу вырастет в два раза.
-Он торчит сутками в цехе, а я так не смогу. И я больше привыкла работать за чертёжной доской.
-Надумаешь поступать в технологический, заочно, зайди ко мне, я позвоню директору, моему другу и он возьмёт без экзаменов, а сдашь со всеми первую сессию, зачислит на первый курс.
-Спасибо! Я подумаю.
Однажды, когда мы все вчетвером сидели за обеденным столом, в столовой, Вика, проглотив кусок рыбы, сказала:
-Девки, а, похоже, Людка тогда не врала насчёт тех, двух своих ёба...й: Пиндоса и Стёпки. Вчера виделись с Надюхой, подружкой Стёпки, она сказала, что ребят взяли в сборную Украины. Только, Стёпка её обманул, и сказал, что они поедут в понедельник на поезде, а они уехали в воскресенье, значит, его провожала другая сучка, и он боялся, что они встретятся. А этой сучкой, выходит, была наша Людка. Люд, моли бога, что вы не встретились! Надька, баскетболиста, ростом, почти со Стёпку и злая, она бы тебе все патлы повыдёргивала, и глазищи твои красивые выцарапала бы!
-Не выцарапала бы! Стёпка помешал бы, да и Пиндос заступился бы. А, вы, суки, не верили, смеялись надо мной!
-Ладно, Люд, что было, то было. Не злись!
407
-А я и не злюсь, давно забыла об этом. Но рассказывать вам больше ничего не буду.
Ещё через неделю, или чуть больше, Вика тихонько вызвала меня покурить, одну, без девок.
-Люд, как у тебя на любовном фронте? Ты ходишь такая радостная и счастливая, новый хахаль?
-Вик, я же говорила, что больше ничего рассказывать никому не стану, о своей личной жизни.
-Девкам, не рассказывай, а мне-то можно! Я не такая болтливая, как они и не всегда смеюсь над тобой!
-Не всегда, но часто.
-Так есть новый хахаль или нет?
-Есть. Могу только сказать имя и фамилию и откуда он. Больше ничего!
-И кто же он?
-Грузин. Гоги Ваношвили из города Кобулети, что рядом с Батуми.
-Спекулянт? Фруктами торгует?
-В командировке, на судостроительном.
-И какой он из себя?
-Высокий. Стройный. Красивые чёрные, вьющиеся волосы, тонкие брови дугами, как у девушки, в общем, красавец!
-Люд, с маленькими усиками?
-Да, с маленькими чёрными усиками. А ты откуда знаешь? Видела нас вместе?
-Нет, видела его одного.
-И где ты могла его видеть?
-Позавчера. У универмага. Ждал кого-то.
-Во сколько?
-В седьмом часу.
-С цветами?
-Да, точно! С большим букетом роз. Там их было не мене тринадцати.
-Семнадцать.
-Значит, это он тебя ждал?
-Может, ещё и другую? Они, гады, грузины, коварные мужики!
408
Могут договариваться сразу с двумя или тремя, а потом уходят с первой, которая пришла. Но я, Вик, в тот вечер пришла первая, потому, что ушёл он со мной. Прав-да, я тоже на немного опоздала.
-Надо было мне немного подождать, и я была бы свидетельницей той картины, как красивый грузин, жеребец, уводит в своё стойло нашу кобылу Людку! А, я такие ст-растные взгляды бросала на него! Дождалась, пока он равнодушно скользнул по моей фигуре, и пошла, завидуя той незнакомой суке. А той сукой, оказывается, была ты?
-Дура, надо было немного подождать, я бы познакомила тебя с ним и мы пошли бы вместе. Ему одной бабы в постели не хватает. Он выделывает со мной, то же, что и Стёпка, терзает и мнёт меня также, но только более нежно.
-Как это, Люд?
-Ну, представь, только условно, что Стёпка надевает мне верёвку на шею и начинает душить, и я получаю оргазм, а мой Гоги Ваношвили, даёт мне верёвку и говорит, Люда, залезай в петлю и души себя, и получай оргазм. Только, Вик, это всё утрировано. Стёпка растягивал мне ноги, до состояния «шпагата», а Гоги делал так, что я сама делала шпагат, сидя на нём.
-А этот, твой Гоги долго ещё будет здесь в командировке?
-Зависит, как у него пойдут дела на заводе. Но с неделю он ещё пробудет точно!
-Люд, познакомь!
-Я, то что? Надо спросить у него.
-Люд, я буду ждать!
-Жди и надейся! Только, Вик, девкам – ни слова!
-Клянусь! Ни слова.
Я шла до отдела и еле сдерживала смех, а затем вошла в туалет и стала хохотать. Ну, и дура, же Вика! Надо же, так самой себя накрутить? Видно, действительно тот грузин, а может армянин или азербайджанец был настолько красив, что она влюбилась в него! А девкам, она расскажет, уверена, сегодня или завтра.
409
Прошло ещё недели три. Мы стояли, болтали в коридоре, в том закутке, где обычно собирались, в короткие десятиминутные перерывы. Через пару минут подошла Вика. Возбуждённая.
-Только что звонила Надюха, Стёпкина подружка, расстроенная, плачет.
-Что, Стёпка её отшил? –сказала Настя.
-Можно сказать и так. Отшил, навсегда! Больше она его не увидит! Нет больше Стёпки! Погиб он! Вместе с Пиндосом, Костя, кажется, его звали? Их парусная лодка то ли сама залетела под баржу, самоходку, то ли баржа налетела на них. Подробности Надюха не знает. Из троих членов экипажа, остался только рулевой, парень, вроде, из Черкасс. Его выбросило от удара, и он отделался только переломом ноги.
Я слушала, окаменев, а затем у меня всё помутилось в глазах, и я перестала соображать, что делаю. Потом Вика рассказала.
-Нет, нет, нет! – заорала я и стала кулаком бить в стену. Мне кто-то закрыл рукой рот, чтобы я перестала орать и стали держать, а я билась в истерике и вырывалась. Кто-то принёс валидол, кто-то быстро договорился с водителем частной машины, работником завода и меня увезла домой Вика и потом, сидела часа три, пока она не напоила меня снотворным и не уложила спать.
Когда я проснулась, то истерика уже прошла и Вика рассказала, что произошло.
-Вик, а ты меня не разыграла, как я тебя с тем грузином?
-С каким грузином?
-Того, которого ты видела с цветами, у универмага.
-А я, дура, всё ждала, что ты меня с ним познакомишь! Ловко тогда у тебя получилось. А здесь, Люд, не розыгрыш! Таким не шутят. Ты, нормальна? Истерику больше не закатишь?
410
-Больше не закачу!
-Но я останусь у тебя ночевать. Мало ли что?
-Не надо! Только нужно позвонить Дане, что не приду, а то он будет волноваться.
-Наоборот, скажи, чтобы приехал!
-Утешать меня, что погибли любовники? Вик, извини, но я никого не хочу видеть!
Позвонила Дане и сказала, что приболела, и не приду.
-Люд, у тебя новый друг?
-Ладно, уж скажу. Погибли яхтсмены грек Костя, который – Пиндос и Стёпа. Я тебе о них рассказывала.
-Послушай, я обязательно приеду! Что тебе привести?
-Ничего не хочу!
-Я куплю вина – помянем.
-Вином не поминают.
-Тогда куплю водку.
-Купи лучше бутылку коньяка.
Вика уехала, а я сразу подумала о Володе. Не дай бог, что-то с ним произойдёт! И заказала Горловку.
Трубку взяла Таня. Володи дома не было. Они были с Сашей на каком-то соревновании. Отец часто его берёт на них, сказала Татьяна.
-Танюш, береги Володю! Он у тебя хороший мужик!
-А, ты, Люд, не жалеешь? Не хочешь, ли вернуться снова к нему?
-Историю вспять не повернёшь! Значит, не судьба! И, к тому, же у вас скоро будет малыш. Как беременность протекает?
-Когда как, то нормально, то тяжело.
-Знаю по себе. Терпи! Половина срока уже есть?
-Какой, половина? Уже подходит к концу.
-Слушай, Тань, пусть Володя не тянет с разводом! А то, родишь и ему придётся усыновлять своего ребёнка.
-Спасибо, Люд! А насчёт Саши не беспокойся! Я его не обижаю! Он мне тоже, как за сына.
-Передай Володе, пусть немедленно подаёт на развод и бережёт себя!
411
Часа через полтора приехал Даня с едой. Знал, что у меня дома пусто. Привёз коньяк.
Я сразу пересказала ему, что рассказывала Вика о гибели парней и о своей истерике, в связи с этим.
-Это нормальная реакция, Люд, погибли же твои друзья!
-Называй вещи своими именами! Какие друзья? Любовники!
-Люди, а любовники тоже – люди! Даже, если уходит из жизни малознакомый тебе человек, цепляет за душу, а тут...
-Договаривай, Дань! А тут парни, которые вытворяли с тобой в постели, что хотели!
-На то они и любовники, чтобы в постели не лежать монахами.
-А, ты думаешь, монахи в постели просто лежат с голыми бабами и молятся богу?
Мы захохотали.
-Вот, так-то лучше, Люд! Тебе нужно отвлечься! Давай, помянем!
Пока Даня, готовил на стол, а я лежала, мне ничего не хотелось делать, сказала:
-Данечка, мне противно и стыдно за себя, что тебе, моему мужу, приходится заботиться обо мне и даже поминать со мной моих любовников!
Мы, молча, выпили.
-Люд, давай, ещё по одной, их же было двое!
После того, как мы выпили, я немного закосела, потому, что в столовой не успела пообедать, а потом уже было не до еды. Язык болтает итак без конца, а спиртное снимает с него все рамки ограничения.
-Дань, почему от меня уходят все мужчины? Флорин первым ушёл в небытиё, Вано заболел туберкулёзом, Глеба убил взрыв, на Виктора упала плита и вот, теперь, сразу эти двое! Надо мной висит злой рок! Таких случайностей не может быть! Я, сейчас, боюсь за двух мужчин, за Володю, мужа, всё-таки он отец моего ребёнка, и
412
за тебя. Володе я звонила перед твоим приходом и передала его новой жене, чтобы берёг себя. А тебя прошу, бросить своего Сириуса!
-От того, что ты позвонила и предупредила, что-то изменится? Вряд ли! Говорят, что от судьбы не уйдёшь! Было, где-то там, в небесах, написано, что мы встретимся. И мы встретились, а там, наверняка, написано, когда расстанемся. Так, что не забивай себе голову разными мыслями!
-Дань, как я пойду на работу? Стыдоба-то, какая! Теперь будут болтать и показывать пальцами, что выла, узнав, о смерти любовников.
-Не думаю, что те подруги, которые знали, будут болтать.
-А откуда ты знаешь, что мои подруги знали о них?
-Потому, что ты женщина, а не мужчина. Ты даже во сне им всё рассказываешь. Особенно этой – Вике.
-А я ей сейчас, позвоню и предупрежу!
-Вик, решила позвонить, сказать, что у меня всё нормально! Даня приехал. А как, там, на работе, насчёт этого случая со мной? Разговоры не пошли? Спасибо, Викочка, я проставлюсь вином! Коньяком, так коньяком!
-Ну, и что, Люд?
-Всем сказали, что у меня сердечный приступ от переутомления. Девки сразу тогда, решили, что ни кому, ни слова. И начальник сказал, пусть пару дней отлежится дома.
-Вот, и хорошо! Отдохнёшь!
-Дань, но только я завтра, с утра пойду домой!
-А ты, разве, не дома?
-Мой, дом там, где у Дани – художественная мастерская. Данечка, давай, выпьем за тебя! Ты у меня самый любимый! Я тебя – люблю!
-А ты у меня, самая любимая! И я тебя люблю!
-После Мирелы.
Мы выпили. Я откинулась на подушку и, почти мгновенно заснула. То ли от того, что отошла от стресса, то ли от коньяка. Скорее и от того и от другого.
413
Утром проснулась раньше Дани, накормила его остатками вчерашней пищи из холодильника, и постоянно чувствовала виноватой себя перед ним. Боялась, вернее, стеснялась посмотреть ему в глаза. Лучше бы он вчера не приходил! Он, видимо, понял моё состояние, умный мужик, перед уходом, привлёк меня, поцеловал в глаза, щёки и губы и сказал:
-Люд, ты вчера, сразу заснула, а я читал твою книгу, и после каждой прочитанной страницы, смотрел на тебя. Какая ты у меня красивая! Красивее всех на свете! Ты, когда пойдёшь домой?
-Часа через два. Обедать придёшь?
-Не получится. Приближаются праздники. Много работы.
-Что тебе приготовить на ужин?
-Из твоих рук - всё вкусно!
-Я приготовлю тебе твои любимые голубцы.
Он поцеловал меня и ушёл.
Хотела немного поспать, но сон не шёл. Решила позвонить на работу, узнать какова реакция на мою выходку.
-Людмила Павловна, как здоровье?
-Лучше. Отлежусь немного и выйду на работу!
-Нет, голубушка, считай, что у тебя было два отгула, хотя их не было, а там суббота и воскресение. За четыре дня хорошо отдохнёшь. И сходи в поликлинику, проверься! С сердцем не шутят!
-Спасибо, Николай Иванович! Я так и сделаю.
Да, с сердцем не шутят! Когда оно узнаёт, что те двое, которые так хорошо тебя любили, то бишь трахали, вдруг сразу оба отправляются к богу, за свои прегрешения, конечно, ему, этому сердцу, уж ни как не может быть хорошо! В бутылке оставалось ещё грамм пятьдесят коньяка. Я достала бутылку молдавского вина, которая у меня лежала с незапамятных времён, вылила остатки коньяка в бокал и дополнила вином.
Вспомнила, что у меня ещё, кроме Дани и Володи, остались два родных человека: голубоглазый Сергей и он
414
мой любимый Ванечка, Вано. Я подошла к катусу и сказала: «-Позвонила бы тебе, но не знаю, куда?» А, ведь, ему, Сергею я могу позвонить, но его телефоны там, в пакете с письмами Вано.
Достала оба его номера. Рабочий и домашний. По рабочему не ответили. Заказала – домашний.
-Сергей, тебя! Баба! Наверно, одна из твоих бывших?
-Пошли её на хер! –прозвучал отдалено его голос.
-Но, это междугородка! Херсон, кажется?
-Слушаю!
-Серёженька, здравствуй! Это Люда. Не узнал?
-Узнал.
-Как у тебя дела? Ты, женился?
-Я давно женат!
-Это она? Твоя Люба? Возвратилась?
-Да, у меня всё нормально!
-Можешь, не отвечать, остепенилась?
-Да, слава богу, всё нормально!
-Как твоя голубоглазая Алёнушка?
-Кушает кашу с мамой.
-Как, жаль, что ты тогда не сделал мне такую голубоглазую девочку?
-В Херсоне таких специалистов полно.
-Поцелуй её в оба глазика за меня! Привет твоей маме и всему Енакиеву! Я рада, что у тебя всё хорошо!
-А у тебя? Ты замуж вышла?
-Я была замужем. И у меня всё хорошо! Серёженька, милый, береги себя!
-Откуда, вдруг такие заботы обо мне?
-Прощай, любимый! –я положила трубку.
И, вдруг мне так захотелось перечитать письма и стихи Вано, что забыв о том, что собиралась идти домой, к Дане, положила перед собой заветный пакет.
Перечитав все письма, которые уже почти знала наизусть, принялась за стихи:
Журчат ручьи. Весна идёт.
Засуетились люди, птицы.
415
Любовь покоя не даёт
И ночью мне - не спится!
Всё думаю о ней. Грущу!
И образ её, милый,
Как груз тяжёлый всё тащу,
С большой он давит силой!
Она ушла! Казалось, пусть!
Других красоток - много!
Но без неё - тоска и грусть!
И вечная - тревога.
Всех лечит время, но меня -
Нисколечко - не лечит
И я сгораю без огня,
Уныние - калечит.
Уходит в никуда вода,
Ручьями убегает,
А образ твой со мной всегда!
И снегом он не тает.
Если вернёшься ты ко мне?
Я снова прежним стану,
Я жемчуг выловлю на дне!
Звезду с небес достану!
* * *
Когда я прочитала первый раз в письме вот это его стихотворение, сразу подумала, что только алкаш, выпивоха, может написать такое стихотворение. Его смысл я тогда не поняла. А он уже был болен и, видно, уже тогда понял цену жизни и прислал мне его из санатория. Но я его поняла только после смерти Глеба. А, сейчас оно особенно взволновало меня. Действительно, как коротка наша жизнь! Совсем недавно эти молодые парни, яхтсмены, любили меня, а сегодня их нет!
Жизнь прекрасна и желанна,
Только слишком коротка!
Жизнь, как пиво из стакана,
Сделал только три глотка,
Не успел ещё напиться,
416
Не успел ты захмелеть,
А уже идут проститься
И спешат уже «отпеть»!
А затем уж поминают,
Уминая на «дурняк»,
Тихо шепчутся, решают:
-Был - дурак! Иль - не дурак!?
Ну, а ты лежишь, всё слышишь,
Ведь душа - не отошла,
Только вот уже не дышишь,
Жизнь проехала, прошла!!!
...............................................
Как же мы неугомонны?!
И не ценим жизни суть!
Доверяем лишь гормонам,
Тем так просто обмануть.
Нам они затмили разум,
Страсти нами ворошат
И глупеем мы так сразу
И затем – дорога в ад...
Жизнь прекрасна и желанна!
Только слишком коротка!!!
Мимолётна и обманна!
Нет в ней лишнего витка!
Жизнь прекрасна и желанна!
Только слишком коротка!!!
Жизнь, как пиво из стакана,
Но не три, а два глотка!
* * *
417
Забил родник из-под земли,
В засушливой земле, однажды,
Земля, как баба без любви,
Засохнет, изойдёт от жажды!
Земля тогда уж не родит,
Она тогда не плодоносит
И сохнет, всё на ней горит,
И влагу жадно она просит.
А тут родник пришёл к ней сам,
Как самый ревностный любовник,
И поднял руки к небесам,
С благодарением, садовник.
Из родника он воду брал,
Поил он землю всю в округе,
Где был песок, там зацветал
Тюльпан, его своей супруге
Садовник добрый преподнёс
И та была безумно рада...
А виноград в земле уж рос
И помидорная рассада.
Земля вздохнула, ожила
И вновь из мёртвой - воскресилась,
И много фруктов родила,
Как с родником она сдружилась.
Живут они сто лет подряд,
418
Земля вздохнула, ожила
И вновь из мёртвой - воскресилась,
И много фруктов родила,
Как с родником она сдружилась.
Живут они сто лет подряд,
Родник журчит, земля рожает...
И вырос там большущий сад,
Что красотою поражает.
У родника того я был,
Красивые он пел мне песни...
Его и сад я полюбил,
Нет места на земле, чудесней!
* * *
Зима заканчивает бег!
У финиша она! Трясётся!
Весна ударилась в побег,
В тюремные ворота бьётся!
А Зиму ей не победить,
Ворота толстые, литые.
Но метод есть. Их растопить,
Они ведь - только ледяные.
Поярче солнышко включить,
Дать плазме «солнечной короны»
В союз любви соединить
Лишь электроны и протоны.
419
И «ветер солнечный» - свои
Частицы к нам, к Земле, направит,
И ледяные все слои
Тот ветер - атомом расплавит.
И радиация, стремглав,
Придёт, нас грея малой дозой,
И зацветёт на юге лавр
И золотистая мимоза.
А дальше к северу сирень,
Она, играючи, распушит…
Сирень не рвёт, кому лишь лень
И кто любовь в душе потушит.
* * *
А вот это стихотворение мне особенно нравится! И я помню тоже его наизусть, но почему-то, тогда, там, на яхте не вспомнила, чтобы прочитать его по памяти Косте, Пиндосу.
Ушла с туманами любовь,
420
И, знаю, больше не вернётся,
Любовь не любит лишних слов,
Она лишь ласкам отдаётся.
В любви все ласки хороши,
Если любимый тебя любит?
Он дарит часть своей души,
Если разлюбит, сразу губит,
Другая уж, его зовёт,
На крыльях к ней он улетает,
Вновь обретает он полёт,
От счастья в облаках витает.
Любовь никак не удержать,
Если она уже остыла,
То от неё нужно бежать,
Когда любовь тебе не мила.
Любовь, как стрекоза летает,
На месте иногда стоит,
Умчавшись, вдруг, туманом тает,
А, иногда, назад летит.
Любовь, как дымка – неприметна,
Иль, как заря – огнём горит,
Любовь бывает безответна,
Иль, как скала она – гранит.
Любовь, когда она приходит,
Преображает, сразу всех,
Влюблённый гусь – индюшкой ходит,
И вызывает грусть и смех.
Влюбляться вам – не запрещаю,
Влюбляйтесь! Это благодать.
Любовный круг для вас вращаю,
В нём – треугольники. Их – рать.
И хорошо, что не прочитала, а то, вдруг стала бы вспоминать и опять забыла бы о руле, и яхту вновь понесло бы к берегу, а он, Пиндос, снова подбежал бы ко мне и надавал по роже.
А вот это стихотворение он, мой милый Ванечка, написал, каким-то сложным? У них, поэтов, все эти ямбы и хореи, чёрт ногу сломит.
421
Трудно запоминается. Столько раз прочитала, а запомнить не могу! Самый лучший, лёгкий Пушкинский стиль, сразу запоминается: «-У Лукоморья дуб зелёный, златая цепь, на дубе том». И ещё хорошо запоминается Есенинский: «-Ты жива ещё моя старушка?» Но Вано пишет разными стилями. И мне, кажется, он совсем, не соблюдает ни каких стилей! Пишет, как пишется, то, что пришло на ум. Или Даня, мажет и мажет, своей кистью, лишь бы мазать. Нет, всё-таки, они писатели и поэты, и живописцы пишут осознано и думают, как и что написать. И что я расфилософст-вовалась, философка!? А оно это стихотворение, хоть и короткое, мне нравится!
Вином твоей любви наполненный,
В цветочном, пьяном весь бреду,
Любовным ядом переполненный,
Я ночью луною бреду.
Ты впереди ромашкой видишься,
Горишь ты в розе светлячком,
Тебя поймаю, ты обидишься,
Иль влезешь в душу мне тайком.
Хотя ты в сердце, здесь, прописана,
Хоть моё сердце не дворец,
Картина, маслом ты написана,
Художник – я! Я твой – творец!
Тебя из сердца уж не вытравишь,
Навечно поселилась в нём,
Ты боль кричащую лишь вызовешь,
Дотла ты спалишь всё огнём.
И я брожу ночами звёздными,
Тебя, заблудшую, ищу,
Глазами жёлтыми, мимозными,
Тебя к себе я притащу.
Поставлю веточку прекрасную
И любоваться буду ей,
Тебя в ней буду видеть, страстную,
На миг ты станешь вновь моей.
* * *
422
И я представила себя светлячком, о которых много слышала от Вано, но ни разу не видела. Наверно, это красиво быть светлячком.
А ещё Вано, как будто предвидел, что с меня будут писать картины маслом, ведь, Даня уже несколько написал и сказал, однажды, что, со временем, напишет такую картину, которая затмит Рафаэлеву мадонну или даже саму «Джоконду»!
И вдруг мне самой так захотелось что нибудь написать, так зачесалась ладонь, захотела взять ручку, как хочется манде, когда ей уже невмоготу, потому что, или рядом или на горизонте красавец мужчина и я схватила ручку, даже быстрее, чем хваталась за хер красавца и начала писать. Я поняла, что сочиняю не сама, а кто-то невидимый, диктует мне сверху. Но мне было на это наплевать! И я лишь записывала строчку за строчкой:
Дикарка я. Живу в лесу.
А ты мой повелитель звёздный,
Гляжу я на твою красу,
Потею от восторга, в день морозный.
Спустился ты ко мне с небес,
Красивый, рядом очутился,
На свете множество чудес,
Живой ты? Или мне приснился?
И вот лежишь рядом со мной,
423
Целуешь губы и ласкаешь,
И наслаждаешься лишь мной,
А может, в звёздах, там, витаешь?
И представляешь, что она,
Подруга, из другой планеты,
Бокал любовный пьёт до дна,
Романтики ведь, все поэты.
Вчера стихи мне подарил
И музыка из них сочилась,
Вчера ты так меня любил!
На Бога, на тебя молилась.
Вчера стихи мне прочитал,
И музыка из них сочилась,
Читая, в облаках витал,
И улетал к той. Что случилось?
Ты раздвоился, звёздный мой,
Меня и ту, конечно любишь,
Но только знай, мой дорогой,
Обеих нас в любви погубишь.
Двоих любить - так тяжело!
Чувств не хватает. На исходе.
Чтоб чувство вновь не подвело,
Стреляй, как в лебедя, на взлёте.
Меня уже ты подстрелил,
И от любви я умираю,
Кинжал отравленный вонзил,
Что будет дальше, я не знаю.
Не покидай меня, прошу!
Я без тебя вся льдом растаю,
Ребёнка твоего ношу,
Одна его – не воспитаю.
Но прилетел звёздный челнок,
Скафандр надев, ты засмеялся,
По сердцу дикий кровоток...
Но что тебе? Ты уж помчался.
На звёзды дальние гляжу,
Одна из них, вдали – мигает,
424
Ведь это ты! Тебе скажу:
Любовь к тебе – не умирает.
Прошу, любовь, не умирай!
Пока все звёзды не погаснут,
Тебя люблю, ты так и знай,
Но только, утром, звёзды гаснут.
А мне до ночи не дожить!
Терпенья у меня не хватит,
Я так хочу тебя любить!
Пусть в плен меня - другой
ЗАХВАТИТ.
* * *
Я записала, не сочинила, а именно записала стихотворение на одном дыхании и представила Вано в скафандре, но совершенно лысого, как мой милый грек – Пиндос.
-Людочка, сказал он, Вано - я так тебе благодарен, что ты не уничтожила мои письма и бережно хранишь их! Лена, из Горловки, которой я писал песни, а ты, потом, случайно прочитала их в моём блокноте, говорила, что письма, потенциальный пепел и сожгла все письма того, кого любила. Поэтому я продиктовал тебе это стихотворение и посвятил его тем, твоим любовникам, которые покинули тебя и ушли на тот свет. Ты винишь себя в их смерти, но твоей вины здесь нет! Судьбу решают там, в Космосе. И это стихотворение я
425
продиктовал тебе из Космоса, но я Телом, пока ещё – землянин. Жив. Но у меня тесная связь с Космосом. Твой Даня, тоже имеет связь с Космосом и когда он скоро тебя покинет, не сильно печалься! Мне сказали, что я буду долго жить, на Земле, потому, что поэтов вырастить сложнее, чем художников. А всем, твоим бывшим любовникам, здесь, на небесах, в Космосе – уютно и комфортно! Как, может быть, комфортно тем, кто не так много грешил, потому, что мало прожил на планете Земля. И ещё пару последних слов. Я как тебя любил, так и люблю!
-Нет, хер тебе, мой Ванечка, Вано! -сказала я. –Хоть, ты и продиктовал мне это стихотворение, за которое, спасибо, но мой Даня проживёт со мной до конца моей жизни! Это я тебя, козла, кактуса колючего, перестану поливать пару месяцев и ты сам загнёшься!
Убрав тетрадь, куда я записала стихотворение, я подошла к кактусу и долго стояла рядом с ним, и вроде бы видела его, своего, милого Ванечку.
Прости, меня, милый за всё!
А потом стала описывать в дневнике события этих последних дней. Закрыв дневник, побежала к Дане. Нет, с Даней мы никогда не расстанемся! Надо только перестать изменять ему!
426
Эту запись в дневнике я делала дня через три. Успокоившись.
Когда я пришла из своей квартиры в Данину, приготовила ему на ужин, как и обещала, украинский борщ и его любимые голубцы и стала заниматься мелкими дела-ми, которых набралась целая куча.
Но, Даня к ужину не пришёл. Понятно, приближаются ноябрьские праздники и ему, наверняка, подкинули ещё работы. Но, почему, не звонит, что задерживается? Подо-ждала до восьми вечера и позвонила сама ему на работу. Но трубку никто не брал. Странно?! В деревню без меня, он не мог уехать, зная о моём потрясении. А, может, завёл себе любовницу? Да, чёрт с ним, пусть заводит! Но предупредить можно же было?
До двенадцати ночи, я отвлекалась от всяких глупых мыслей, читая книгу и периодически звоня ему на работу. А потом меня час била мелкая дрожь. Такого со мной не было, и я поняла, как он мне дорог! Я уже ни о ком не думала.
Закололо в левом боку, под лопаткой. Хорошо, что у меня был валидол. Дали в аптеке, вместо сдачи, когда покупала презервативы. Баба ещё пошутила: «-Мужику натянешь туда, а это положишь себе в рот, под язык, когда станешь умирать от удовольствия, оргазма.» И мы обе захохотали.
Крепилась до двух ночи. А потом меня сморило. Но сновидений никаких не было. Я не спала, а дремала. Хорошо, что завтра не нужно идти на работу.
С семи начала звонить на работу Дане, через каждые десять минут.
В десятом часу он снял трубку.
-Данечка, милый, ты живой?
-Мёртвым я бы тебе не ответил. Прости, Люд, что так получилось! Не было возможности предупредить.
-Нашёл себе новую подружку? Я – не возражаю.
-Потерял старую. Мирелу достали всем табором, и она решила дать согласие, чтобы выйти замуж за цыгана, из другого табора.
427
Через неделю у них будет свадьба и она уедет к нему, куда-то в Молдавию. Поэтому, Люд, это у нас была последняя прощальная ночь. Она мне позвонила вчера в двенадцать дня, и я сразу уехал, забыв обо всём. Ты должна меня понять!
-Понимаю, милый! Плохо, когда тебя покидают любимые. Много раз испытала на себе. Но ты крепись! Знаю, что, вначале, будет тяжело, но время лечит. Ты сегодня тоже поедешь к ней?
-С ней всё покончено. Приду, как обычно, после работы.
-И будешь есть свои любимые голубцы.
-Возьми к голубцам что нибудь!
-Вино?
-Покрепче. Я хочу сегодня напиться. И заранее прости, если увидишь меня плачущим.
-Слёзы помогают справиться с душевной болью женщинам, но, думаю, что и мужчинам – тоже. И не переживай! Я не стану тебя осуждать. Жду к ужину!
На душе стало вдвойне хорошо. Первое, что Даня – жив! А я так боялась, что он разбился на своём идиотском Сириусе. И второе. Наконец-то он, мой Данечка, бывший наполовину мой, а наполовину – цыганкин, этой красивой сучки, которая, надо честно признаться, красивее меня, и, видимо, страстнее меня, да ещё поёт, играет на гитаре и аккордеоне и пляшет, так виляя красивой жопой. А теперь, он мой и только мой! И я его ни кому не отдам! Может, я, поэтому и изменяла ему с другими мужчинами, что не совсем была уверена в нём? А теперь от него ни ногой в сторону. Буду преданной женой и рожу ему девочку. У него есть сын и у меня есть сын, а дочь у нас будет совместнастная. А как же мы её назовём? Алёнушкой. Такое красивое имя!
Я сходила в магазин, докупила продуктов и взяла бутылку коньяка.
Даня, правда, опьянел. Рассказал подробно о проведённой ими последней ночи у матери, которая ушла ночевать к соседке. Даже я, бесстыжая,
428
никогда не рассказывала ему в таких подробностях, что со мной вытворяли мои любовники. Бог с ним. Я ему прощаю. Но он все, же крепкий мужик! Хоть его глаза и были влажными, когда он рассказывал о ней, но, ни одна слезинка, не выкатилась из его глаз.
.....................................................
А эта моя запись в дневнике уже МЕСЯЦА ЧЕРЕЗ ДВА.
.....................................................
Мы больше не вспоминали о цыганке. Вернее, не вспоминала о ней я. А он, уже полностью мой Даня, похоже, постоянно думал о ней. И постоянно писал её и только её портреты. На больших холстах и на маленьких. И любил меня один, от силы два раза в неделю. И не так, как раньше. Или короткими отрезками времени, по десять, пятнадцать минут, равнодушно елозил и слезал или длинными по полтора два часа и истязал в постели меня так, как тогда Стёпка. И я поняла, что короткой любовью он занимался со мной, а длиной - с ней, со своей цыганкой Мирелой. Но я молчала и ничего ему не говорила. Сама знала, что такое любовь и как тяжело с ней бороть-ся, если она, как болезнь, как рак, пожирала изнутри.
Даня, стал опускаться, перестал бриться. Отпустил бороду, какие бывают у староверов. Когда он ел, то крошки застревали в его бороде. На мои замечания не реагировал. Я перестала садиться на его Сириус. Было неудобно перед соседями и просто чужими людьми. И в деревню он стал ездить редко. А, кроме того, я просто боялась садиться на его мотоцикл. Он стал рассеянным. Даня, иногда, подолгу сидел, уставившись в одну точку.
Однажды, я положила перед ним бумаги о разводе, которые прислал Володя из Горловки и села рядом.
-Даня, я теперь свободная женщина!
-Вот и хорошо! Выходи замуж!
А за кого и когда он не пояснил.
Теперь уже я сама не хотела от него ребёнка и боялась залететь. Даже, в свои безопасные дни, заставляла его натягивать резинку.
Так длилось ещё некоторое время.
429
Это моя последняя запись в дневнике о Дане.
Дани не было двое суток. Я уже сильно не переживала. Думала, уехал или к матери или к Миреле, в её новый табор, куда-то в Молдавию.
Пришёл участковый.
-Такой-то здесь проживал.
-Да, а что случилось?
-А вы, кто?
-Жена, гражданская. Мы ещё не успели оформить наш брак.
-Произошёл несчастный случай. В десяти километрах от города, разбился мужчина на мотоцикле, видимо, ослепили и он врезался в дерево. Ехал с большой скоростью. Находится в морге центральной городской больницы.
Я уже не стала биться ни кулаками, ни головой об стенку и закатывать истерику, как раньше.
Сообщила его первой жене, а они с мужем съездили в деревню, предупредили мать.
Хоронить помогал завод.
После поминок, мамуля, Данина мать, сказала:
-Люда, я тебя выгонять из квартиры не стану! Живи!
-Зачем? У меня есть своя квартира. А у него, почти взрослый сын. Вот, пусть там и живёт.
-Тогда, забери из квартиры то, что наживали вместе.
-Моего там ничего нет, кроме одежды и обуви.
-Возьми, хоть картины!
-Возьму одну. Свою. Даня несколько раз обещал, но так и не отвёз её ко мне. Жаль, конечно, расставаться с Мишкой, со шкурой белого медведя. С ним никто больше не станет разговаривать. Но она не моя, а Данина.
-Забирай, Люд! Должна же у тебя остаться о нём, хоть какая-то память!
Ушёл из жизни ещё один мой мужчина. Нелепо. За полгода – четверо мужчин ушли из моей жизни – навсегда! Не стоит больше с ними связываться! Но без мужчины - женщине ой, как нелегко!
Надо с ними встречаться, отдаваться и забывать о них!
Конец 6-й книги. Автор: Иван Капцов.
430
СЕДЬМУЮ КНИГУ начну публиковать через некоторое время. Заставляют ложиться
в больницу, барахлит движок. Поменять бы его! А лучше бы всю машину и снова стать 17-ти летним и начать жизнь заново. Но это из области фантазии.
Уважаемые читатели! У меня ещё порядка шести тысяч стихов, которые ждут, чтобы их прочитали. Почти, закончена СЕДЬМАЯ книга Жизнь поэта. Написаны, но просятся в интернет ЧЕТЫРЕ книги «Жизнь после Жизни» о загробном мире. Но времени остаётся мало. Мне 78 лет. Было 4 (четыре) инфаркта. Слава Богу, что не инсульт. Пенсия 14 тысяч. Еле хватает на жратву и ЖКХ. И часть на плохие лекарства. На хорошие - денег нет! Почти все российские поэты умирали в нищете. Кладу перед Вами шапку, как нищий у церкви, на паперти, оставляю свой номер расчетного счёта. Только я не прошу, как милостыню, а мизерное (можно по десятке или по полтиннику) вознаграждение за свои произведения. Кто мимо пройдёт, не обижусь! Кто плюнет в шапку – тоже! Значит, заслужил.
Моя карточка (пока совершенно пустая). Кто хочет ещё N–ное количество времени читать мои стихи и прозу, вот мой номер карточки: 63900262 9002342946 Набережные Челны Сбербанк. С уважением к ВАМ автор Иван Капцов.
мой сайт:
www.kapczov-stihi.ru
На Стихи.ру публикуются мои стихи.
Свидетельство о публикации №218022700983