Сексуальные воспоминания

Автор Джоконда Бэлли.
Перевод с французского Сержа Готье.

Когда я впервые родилась в теле мужчины, то самым сложным оказалось привыкнуть к этой штуке, которая постоянно болталась у меня между ног.
Когда-то давно я жила в теле собаки, потом кошки, затем в теле попугая, и всегда с нетерпением ждала тот день, когда я, наконец, стану человеческим существом. Когда это впервые случилось, я родилась женщиной. Что же касается жизни в теле мужчины, то оказалось, что это требует наличия сильной мускулатуры. В буквальном смысле. В детстве я ещё не отдавала себе в этом отчёта, поскольку различий между двумя полами практически не было, за исключением той лёгкости, с какой мальчишки повсюду справляли малую нужду. Однако, когда наступила юность, это различие ускорилась с невероятной быстротой. У меня изменился голос, на теле начали расти волосы, и к тому же я вдруг обнаружила, что мой пенис ведёт свою собственную жизнь. Мне крайне не хватало сдержанности женской анатомии, когда я могла фантазировать, о чём хотела, и моё женское тело не создавало мне никаких проблем. Находясь же в мужском теле, даже обычное воскресное посещение с семьёй церкви становилось для меня подлинным испытанием. Я любила туда ходить, я даже какое-то время пела в церковном хоре, но как только гормоны во мне стали слишком активными, то это пение по воскресеньям из-за эрекции превратилось в пытку.
Дело в том, что в церкви были девочки. Девочки, запах которых и чьё кокетство вызывали такие электрические токи, что это неизбежно приводило мой член в состояние полной готовности. Засунув руку в карман, мне с трудом удавалось сдвинуть его в сторону. Делая благочестивый и набожный вид, я присаживалась на скамью, закрывала глаза и начинала думать об ужасах преисподней — о бездонных ямах, где меня, вероятно, бросят в кипящий котёл; об ангелах, которые изрешетят моё обнажённое тело своими стрелами; о нескончаемых мучениях после того, как мне вырвут зубы и ногти.
Через некоторое время я чувствовала, что эти воображаемые наказания приводят к результату, достаточному для того, чтобы я могла выпрямиться и, стоя рядом с родителями, помахать рукой их друзьям и знакомым в конце богослужения.

Всё это, однако, не мешало стремительно развиваться моему полному возбуждения любопытству от перспективы познать секс в качестве мужчины. Мои воспоминания об этом в теле женщины были довольно смутными. Даже очень смутными. Иногда я даже не могла разобрать, были ли эти обрывки воспоминаний из некой конкретной прошлой жизни или из какой-то другой. Вот я в задумчивости стою перед окном, вот перед моим взором красивые пейзажи, вот я что-то чувствую или ощущаю. Все мои многочисленные реинкарнации смешались в кучу, поэтому эти мимолётные видения могли относиться как к моей жизни в теле женщины, так и к моей жизни в теле собаки или кошки.
Самыми незабываемыми были воспоминания моей жизни в теле попугая. Вероятно, благодаря ощущениям полёта. Я хорошо это помню - замечательные виды раскинувшихся внизу зелёных лугов, пасущиеся на них стада, громкие крики пастухов и я, парящая над ними в наступающих сумерках.
Мои же воспоминани о своей сексуальности были исключительно женскими: я помню шуршание приподнятой юбки; помню, как меня бесцеремонно припёрли лицом к стене; помню, как в меня упорно входило что-то вроде палки. Настойчиво и грубо.
Больше всего я любила поцелуи и то смешанное с болью ощущение, которое рождалось у меня в промежности. Этакое щекотание в матке, которое невозможно описать.
Общим впечатлением, безусловно, было полное подчинение. Желание отдаться, а не желание взять. Словно тебя берут, не отдавая ничего взамен.


Опираясь на то, что я слышала, я полагала, что теперь, будучи мужчиной, всё будет наоборот. Эта мысль обольщала меня так же, как и предвкушение от предстоящего удовольствия физической близости. К тому же, я не могла забыть, как, будучи в женском теле, неоднократно погружала свои пальцы в вагину, пытаясь понять, что там было такого особенного, что сводило мужчин с ума. У меня было острое желание раскрыть этот секрет и сейчас такой шанс, наконец, представился.

Тем не менее, я не предполагала, какое количество усилий необходимо для этого совершить. Девушки постоянно убегали и обманывали. Существовала огромная пропасть между тем, что, казалось, они готовы были сделать, и тем, как они поступали на самом деле. Это было похоже на глупое упрямство. Находясь в теле собаки или кошки, я могла свободно подойти, начать ухаживать и обольщать. В теле мужчины это казалось почти невозможным. И в тоже время именно этот момент имел огромное значение: правильно подобранные слова, удачный выбранная ситуация и даже первые прикосновения могли привести к успеху или всё испортить. Смотреть на девушек было испытанием трудным вдвойне: смотреть на шелковистую кожу, на округлость грудей, выпирающих из  обтягивающих топиков или из кружевных вырезов, которыми они провоцировали; или пожирать глазами их округлые ягодицы, выпирающие из джинсов, и представлять себе, как снимаешь их словно кожуру с аппетитного фрукта...
Я была очень чувствительна к запахам. Вероятно, это досталось мне от прошлой жизни в теле собаки. Эти животные вполне естественно везде тыкаются носом, нюхают без малейшего стеснения зад своей подружки или её промежность. Потрясающе. Однако, в нынешних условиях я не могла позволить себе поступать подобным образом. Нужно было о чём-то завести разговор и его поддерживать, что, впрочем, не так уж просто. Иногда это просто надоедало до чёртиков. Некоторые девушки были не против пуститься в какие-то словесные пляски или плести у парня в голове какие-то сложные словесные узоры, но чаще всего и они тоже оставались неприступны, несмотря на то, что именно на них я тратила большую часть свободного времени.

И всё же это произошло. Да, наконец-то. Показав себя мастером болтовни и ухаживаний, я достигла цели. Она была сногсшибательна. Скорее молодая женщина, чем девушка. Официантка. Джина. Брюнетка с изогнутыми линиями тела, с бархатным и спокойным голосом. Мне не было необходимости приглашать её пообедать или выпить. Мы выпили бутылку белого вина и направились к ней. Начали целоваться. Женский ротик это целый мир внутри неё — маленькие зубки, острый язычок, дыхание и вздохи, переходящие в стоны...
Именно в этот момент я и мой член действовали полностью в унисон. Мне казалось вполне справедливым позволить ему окрепнуть, двинуться вперёд и приготовиться, как готовится пловец, перед тем, как прыгнуть в голубую воду бассейна, со страхом перед погружением и одновременно с верой в успех. Так получилось ли у меня? Хороший вопрос. Было немного неловко находиться рядом с такой страстной женщиной, готовой отдаться, и не чувствовать над ней своей абсолютной власти. Но я спросила себя: «Почему бы и нет?», и все прошлые жизни пришли мне на помощь. Когда я была женщиной я знала, что дело не в том, чтобы совершить некое техническое мастерство, а в том, чтобы просто находиться рядом, наслаждаясь каждой минутой и осознавая присутствие своего партнёра. Так и для неё, сам факт сексуального проникновения не был необходимостью. Она, как и любая женщина, могла испытывать удовольствие просто от близости. Я же, напротив, страстно желала ею овладеть. Я хотела этого изо всех сил. Именно это, на мой взгляд, отличает в сексе мужчину от женщины.
Для собаки, кошки или попугая, всё это происходит совсем не так. Нет понятия удовольствия, только запахи и неудержимая механика инстинктов. Сейчас же, в теле мужчины, как только я овладела этой молодой женщиной, я почувствовала, как её плоть обхватила меня, обернула, пульсируя вокруг меня, нежная, твёрдая и мощная. Я воспринимала силу её матки, которая приняла меня и тянула всё глубже; я воспринимала силу её рук и ногтей на своих плечах, и те звуки, которые вырывались у неё из горла и взрывались у меня в ушах; и когда я испытала оргазм, когда мир запел вокруг меня, я поклялась вести хорошую жизнь, быть честной и достойной доверия; совершать поступки, которые сделают из меня настящего мужчину и никогда больше не возвращаться в тело собаки, кота или попугая. Однако, в тело женщины я вернусь обязательно.
Жизнь в теле мужчины, использование его духа, это тоже, в общем, хорошо. Да, скажем, всего лишь тоже хорошо.