Гл. 24 Дела сердечные

                1
     Никто из членов экипажа Б-181 не ожидал что после трагических событий марта,  интенсивность жизнедеятельности их корабля будет только возрастать, но вот пришёл июль.
Казалось, только вчера стали в  док, а теперь и срок замены АБ подошёл.
 — Ты можешь ускорить замену батареи? — поинтересовался командир дивизии у Дербенёва после проверки организации работ.
 — А что, сильно надо? — вопросом на вопрос ответил Александр.
— Сильно не сильно, а через месяц к нам едет «ревизор». Дивизия назначена под инспекцию Министерства обороны. А это, как ты сам понимаешь, не шутки.
— Сколько ж можно, — не удержался от комментария Дербенёв, почти каждый год  они нас «любят».
— Любят не любят, а деваться некуда! Так ты на вопрос не ответил?
После того, самого тяжёлого для обоих офицеров выхода в море, после пережитого вместе, после допросов и судов,  в которых было потрачено не мало сил и здоровья, между Борковским и Дербенёвым сложились очень доверительные и крепкие мужские  отношения. Вручив Александру телеграмму, согласно которой Дербенёв  назначался в этом году для обучения на Шестых высших командирских классах ВМФ в славном городе Ленинграде, командир дивизии дал офицерское слово, что после обучения, то есть через год, сделает всё, чтобы Дербенёв стал на мостик уже не старпомом,  а командиром лодки.
Александру нравилось и теплота слов, и забота, с которыми к его персоне подходит старший начальник, но Дербенёв даже предположить не мог что за этими словами стоит что-то другое, кроме правды и заботы о его командирском будущем.
— Наверное, если изловчиться, как три года назад, да под личным контролем в три смены, то может и получится выкроить дней двадцать. Мы, надеюсь, не подпадаем под инспекцию? — Дербенёв посмотрел своему начальнику прямо в глаза.
 — Под основную проверку не попадаете. Там у меня 183-я  первым корпусом и 142-я вторым вариантом, поскольку ей ещё ракетные стрельбы на СФ выполнять, а вот по физической подготовке придётся «продуться» вам, прикладное плавание нам выпало от министра…
 — А как же готовиться? У меня треть экипажа сибиряки или средняя Азия, плавают в основном топориком!
— Готовиться будете после погрузки батареи. Вечерами всем экипажем в бассейн. А как закончите погрузку, времени будет вообще уйма.
— Тех, кто умеет, я, конечно, натренирую, сам как-никак первый разряд имел когда-то, а вот с топорами сложнее…
— Не боись, самое, самое! Вместо топоров назначим тебе на проверку олимпийский резерв!
— Это как? — не понял замысел старшего начальника Дербенёв.
— Обыкновенное дело! Прикомандируем тебе официально вместо тех, кто не умеет плавать, членов сборной Балтийского флота по водному поло. В шахматах этот ход рокировкой называется.
 — А вы можете гарантировать, что до самой инспекции наша лодка останется в заводе или в акватории эскадры и не будет переведена в Новую гавань? —  почувствовав определённый подвох в словах начальника, который явно не  спроста стал  «мягко стелить»,  — поинтересовался Дербенёв.  — Мне же после погрузки понадобиться привести в порядок не только экипаж, но и сам корабль. Подкраситься, где надо,  навести лоск!
 — Что значит гарантии? Ты не на рынке, а я не продавец…
— Так-то оно так. Но может ли контр-адмирал Борковский дать своё высшее офицерское слово?
— Конечно может! Борковскому слово дать  - это как два… Самое, самое.
— Тогда обещаю сократить время замены батареи на двадцать пять суток, и люди, думаю, меня  поймут, ведь сам командир дивизии слово дал!
   С этого момента физические нагрузки на каждого подводника возросли и довольно значительно. После двух, а порой и трёх смен на погрузке батареи приходилось ещё упражняться «на время» в бассейне. Но экипаж не роптал, матросы, мичманы и офицеры понимали без всякой агитации и уговоров, что сейчас всё сконцентрировано во имя общего дела!
Здесь, правда, нужно сразу оговориться, что мы полагаем, а ОН –  там, сверху,  располагает!
               
                2
    Советско-американские отношения  в области сокращения или ограничения вооружений прогрессировали как никогда бурно. В связи с чем, выполняя условия договора об ограничении стратегических  наступательных вооружений ОСВ-1, под нож, точнее в утиль,  в СССР  стали отправляться прежде всего те подводные лодки, срок службы которых  истекал или был ранее продлён. Прежде всего это были подводные лодки, вооружённые баллистическими ракетами  Р-13, проекта 629, 629А, составлявшие основной костяк кораблей 16-й дивизии.
К июлю  1989 года из состава ВМФ, а значит и из состава дивизии были исключены четыре подводные лодки: Б-93, Б-96, Б-372 и Б-79.  Таким образом,  на инспекцию Министерства обороны СССР Борковский мог реально представить только две плрб  проекта 629:      Б-183 и Б-142, при этом Б-142 готовилась выполнить задачи  межфлотского перехода на Северный флот с целью выполнения ракетных стрельб, поскольку в условиях Балтийского моря стрельба баллистическими ракетами по международным соглашениям была запрещена.
Гипотетически под проверку могли попасть и три плрк проекта 651, но одна из них Б-224 находилась в среднем ремонте, Б-124 готовилась в консервацию, а моторесурс Б-181 «плакал горючими слезами», к тому же она меняла АБ в описываемое время. Задачка, как говорят, «не для средней школы». Именно поэтому, а не по какой другой причине, как только Б-181 поменяла батарею, её немедленно перевели «домой».
— Вы же обещали? Слово офицерское дали!
— Может, ты меня  на дуэль вызовешь? — возмутился командир дивизии.
— Лучше бы вы воздержались от слова, мне же экипаж поверил, а теперь…— Дербенёв замолчал.
— А теперь готовься печати ставить в военные билеты своим «новоиспечённым» матросам. Они, как я и обещал, тебя в коридоре  ждут, не дождутся.
Дербенёв выглянул в коридор и действительно обнаружил двенадцать рослых  «как на подбор» матросов. Немного «подобрев» к старшему начальнику, Александр снова повернулся к Борковскому.
— Когда прилетают небожители?
— Завтра!
— А проверяют нас?
— Тоже завтра, своих  двенадцать матросов, плавающих топориком, передашь на Б-224 в завод. После проверки заберёшь обратно. Начало проверки в десять тридцать, дистанция сто метров, вольный стиль в одежде и  с автоматами.  Ещё вопросы есть?
— Никак нет!
— Тогда свободен. Сход офицерам и мичманам предлагаю на сегодня запретить…

                3
   Любовь  земная, так же как и «жизнь» после физической кончины тела, до сих пор остаются загадкой для человечества. Однако человечеству помимо любви давно известны иные  чувства, такие как: влечение полов, страсть, влюблённость. Из этих естественных, но во многом греховных чувств далеко не всегда рождается то святое состояние души человека, благодаря которому почти шестьдесят тысяч лет на нашей планете существует Homo sapiens.
Иногда сердечные дела приводят к непредсказуемым последствиям, не связанным напрямую с процессом взаимодействия полов, но вызывающим сердечно-лёгочную реанимацию. Так случилось и на Б-181.
Валерий Григоров  — яркий представитель рода Людей из семейства Гоминид, будучи холостым и активным  самцом, достойным потомком «Y-хромосомного Адама», сменился с дежурства по кораблю и направился в казарму, чтобы, почистив пёрышки, отправиться на непосредственный контакт с не менее достойной для этих целей «Митохондриальной Евой».  Однако дежуривший по команде старший кок-инструктор мичман  Старченков очень вежливо и доходчиво объяснил командиру минно-торпедной боевой части, что сход на берег сегодня всем запрещён, поскольку завтра, сразу после «утреннего туалета» будут поданы автобусы и экипаж отправится сдавать «нормативы ГТО»…
— Александр Николаевич, — минёр буквально вихрем влетел в кабинет старпома, — мне бы на часок всего, туда и обратно! Я до поверки вернусь! Честное слово.
— Валерий Михайлович, ты хоть сам слышишь, что говоришь, на часок, до поверки вернусь. Сейчас девятнадцать, а поверка в двадцать два. Хороший у тебя часок получается. К тому же, если ты увлечёшься процессом «туда-обратно», то и до утра можешь загулять.
— Никак нет, товарищ старший помощник, только до поверки.
Глядя на скрипучий, накрахмаленный воротничок белой рубашки и горящие от необузданного желания встречи со своей Евой глаза старшего лейтенанта,  Дербенёв вспомнил свои недавние лейтенантские годы и сдался.
— Но только чур уговор: ни капли спиртного и в двадцать два ноль-ноль быть в казарме!». Я сегодня дежурю по дивизии, проверю.
— Спасибо-о-о! — только и услышал Дербенёв через хлопнувшую за минёром дверь.
 Выполнив все обязанности согласно инструкции, в том числе проверив организацию вечерней поверки на нескольких экипажах, Дербенёв пришёл к себе в казарму.
— Минный офицер объявился? — поинтересовался Александр у дневального.
— Никак нет, — ответил тот.
— Дежурного по команде ко мне!
Проведя короткий инструктаж дежурного, Дербенёв собрался прикорнуть часок-другой, но Старченкова предупредил:
— Я немного отдохну,  разбудите меня в два часа ночи и проследите, когда явится «повелитель минного оружия».
Как ни ждал Дербенёв, не привыкший к столь вольному обращению с мужскими, а уж тем более офицерскими обещаниями, появления своего подчинённого, но, увы, греховное влечение оказалось сильнее данного минёром офицерского слова.  Не вернулся Григоров и к подъёму…
 «Что делать? Как быть? Сейчас прибудет Потапков,  потом Борковский, и что я им скажу?» — сокрушался про себя Дербенёв, но в это время дверь распахнулась и в каюту почти вкатился минный офицер.
 — А это вам! — в одной руке минёр держал начатую бутылку коньяку, а в другой торжественно шелестел фольгой распечатанной шоколадки…
 По всем признакам жанра, офицер находился в нормальном состоянии подпития вперемешку с эйфорией от  «не зря прожитой ночи».
 — Ты, Вы… — Дербенёв, кажется, потерял дар речи. — С глаз моих долой!
— Есть! — чётко ответил Григоров. — Но у меня один вопрос: «Когда плыть?».
— Через  полтора часа…
—  Буду готов как штык «колоть врагов не зная пощады», но позвольте, Александр Николаевич, я здесь у вас в коморке сосну часок до отъезда? Ибо сил совсем нет моих...
— Что с тобой делать, ложись, спи, я разбужу, — как заботливая мать согласился Дербенёв. А что ему  ещё оставалось?
И спал минёр час, и спал, пока ехали в бассейн. Его даже оставили в автобусе до самого заплыва, где он опять спал.
Решением командования представители «олимпийского резерва» были разбросаны по разным заплывам, поэтому общий показатель оказался довольно неплохим. Заплыв офицеров и мичманов возглавил командир, в этом же заплыве шёл и Дербенёв.
Автомат АКС-74У хоть и был маленьким, но во время прыжка в воду довольно сильно ударил Александра в затылок стволом. Ботинки заблаговременно вставленные за ремень и, казалось, намертво прихваченные шнурками к поясному ремню, выскользнули и теперь болтались между ног.
Но вот заплыв окончен, оглашены результаты. Дербенёв подтвердил первый спортивный разряд, Потапков тоже хорошо выступил, очень неплохо проплыли и остальные.
    В последнем заплыве стартовал заметно посвежевший Григоров и ряд возрастных мичманов. С первых секунд молодость взяла верх, и Валерий как скоростная торпеда  вырвался вперёд. Удерживая преимущество, он прошёл и следующие двадцать пять метров. Третий отрезок, как ни старался минёр, дался ему  с большим трудом. Гребки стали вялыми, вдохи редкими. Воздух минёр теперь хватал как рыба, но почему-то через раз, а начав последний, четвёртый отрезок, Григоров вообще пошёл на погружение. Переводя тело то в «подводное положение», то «под перископ», он всё же  прошёл дистанцию и, коснувшись бортика бассейна,  камнем пошёл на дно.
К счастью или к сожалению, но этого финала никто, кроме Дербенёва и корабельного врача не видел, поскольку многоголосое «УРА-А-А» огласило успешное прохождение экипажем инспекторской проверки Министерства обороны СССР.
Все инспектирующие офицеры дружно встали  и направились к выходу. Их примеру последовал и экипаж. А в это время двое страхующих пловцов,  специально  назначенных на время инспекционного мероприятия, нырнули в бассейн и подняли на поверхность бездыханное тело минёра.
Первым делом «добры молодцы»  профессионально  откачали из утопленника воду. Корабельный врач бросился к  минному офицеру.
—  Сознание утрачено, глубокая кома, пульс и артериальное давление не определяются, — как заклинание повторял Чернов, словно обращался к тому, кто в состоянии помочь.
— Что делать док, у него губы побелели и нос? — почти причитал Дербенёв, разрывая рубашку на груди Григорова.
 — В медицине это называется – реанимация, главное в этом процессе определяется фактором времени, — скорее успокаивая себя, чем отвечая Дербенёву, произнёс врач.
— Что нужно делать, док?
— Начинаем  искусственную вентиляцию лёгких изо рта в рот и  закрытый массаж сердца. Помогайте, Александр Николаевич, выведите ему вперёд нижнюю челюсть.
Проведя целый комплекс реанимационных мероприятий в «походных» условиях, доктор схватился за шприц. Дербенёву показалось, что игла у шприца слишком длинная.
  — В сердце??? — с ужасом в глазах спросил старпом и отвернулся, чтобы не видеть этот ужасный процесс.
— Внутрисердечное введение препаратов применяют как мероприятие последнего резерва, поэтому пока воздержимся, к тому же я уже ввёл «Эпинефрин» Валерке в трахею.
Дербенёв повернулся к Григорову.
— Смотри, док, у минёра носогубный треугольник розовеет…
— Вижу, у него  к тому же стали отчётливо прослушиваться ритмичные толчки на сонной  артерии. Надеюсь, всё будет хорошо…
   Завершением инспекции Министерства обороны СССР стало вынесение командиру БЧ-3  Б-181 взыскания в приказе по части и  предупреждения по партийной линии. А от экипажа Валерий Михайлович получил прозвище «гусар». Чем немало гордится до сих пор.