Домой

Молодая осетинка за стойкой регистрации нашла меня взглядом и отрицательно покачала головой. Это означало, что бронь на рейс Элиста – Саратов – Куйбышев выкупили и из Беслана улететь мы сегодня не сможем. Я обернулся и, в свою очередь, огорчённо покачал головой Серёге, который в стороне от кассовой суеты караулил чемоданы. Серёга, как всегда, не выразил никаких эмоций, ожидая дальнейших решений от меня.
– Попробуйте поговорить с экипажем, – сочувствие девушки к курсантским погонам не ограничилось обещанием отложить билеты, если таковые останутся, и она не поленилась подойти ко мне с советом, – они сейчас обедают. По той лестнице на второй этаж, дверь справа. Попробуйте.
– Спасибо огромное, – прижимая руку к груди, поблагодарил я и зашагал в указанном направлении, а через минуту толкнул дверь без таблички.

– Здравствуйте! Приятного аппетита!
В небольшой комнате без окон за столом сидели пять человек: две стюардессы, как положено, стройные и симпатичные, и три пилота, двое из которых были по-военному подстрижены и подтянуты, а третий, сразу видно – главный, был сед, довольно длинноволос и грузен. Он и ответил после небольшой паузы, внимательно оглядев меня с головы до ног:
– Здорово, полковник.
– Ну, пока не полковник, но скоро буду. И генералом буду, – затарахтел я, – тогда обращайтесь, помогу, чем смогу. А сейчас мне самому помощь нужна. В отпуск добираюсь, мамка заждалась уже. Возьмите меня с собой, а? Пожалуйста!
– А мы при чём? В кассу иди.
– Да был я там. Нет билетов. Вообще. Даже бронь выкупили. Может, придумаете что-то? Помогите бедному курсанту домой попасть.
Делать умилительные глаза бандерасовского Кота в сапогах я никогда не умел, не шло это к моей внешности, но всё же психологически оказался достаточно убедителен. Старший, наклонив к себе тарелку, доел суп, придвинул второе и наконец решил:
– Ладно, подожди там. Возьмём.
– Спасибо, я тогда сейчас быстро вниз – и вернусь, буду ждать в коридоре.
– За чемоданом? – то ли спросил, то ли предположил он.
– Да, и за другом!
– За каким ещё другом? – летун чуть не поперхнулся от такой наглости.
– Нас двое, мы с одного класса, в одном доме живём, нас мамы дома ждут, – снова затараторил я, подбирая уже сработавший тон, – не могу я без него домой. Нехорошо это как-то, неправильно.

Психологически отказать, когда ты уже один раз согласился, намного труднее. Старший поморщился, но головой кивнул утвердительно, мол, так и быть, возьму обоих, только иди уже отсюда. Во всяком случае, я истолковал этот кивок именно так и, провожаемый насмешливыми взглядами лётчиков и улыбками стюардесс, помчался за Серёгой.

Минут через пятнадцать мы уже вышли вслед за экипажем через служебный вход на лётное поле и курили возле «Яка» в ожидании, когда займут свои места пассажиры с билетами. По дороге я приглушённым голосом поинтересовался у одного из молодых пилотов стоимостью нашего перелёта.
– Бутылку коньяка нам и шоколадку стюардессам, – улыбнулся лётчик, – купите в Элисте или в Саратове.

Наконец одна из стюардесс махнула рукой, и мы поднялись в брюхо самолёта по спущенному из-под хвоста трапу-рампе. Окутало тошнотным запахом авиационного керосина, с детства напоминающего мне о специальных бумажных пакетах. Стюардесса показала, куда поставить чемоданы, и усадила нас на маленькие откидные сидушки за последним рядом кресел, через проход друг от друга. Иллюминаторов рядом не было, подремать на этих местах без риска оказаться на полу тоже невозможно. В общем, ни поспать, ни поговорить, ни в окно поглазеть. Можно только сидеть и думать или ковыряться в памяти.

Самолёт загудел, завыл, наконец дёрнулся, покатился, застучал всё веселее и громче по стыкам взлётной полосы, потом стук в одно мгновение пропал, нас плавно качнуло, как на большой волне, и откинуло на спину. Полетели.
*****

Где-то внизу остался Беслан. Его небольшой, обычно пустой и сонный, какой-то наивный аэропорт, больше похожий на типовой автовокзал, сегодня впервые нас порадовал. Рейсов отсюда мало, в основном московские, и шанс улететь был невелик. Обычно, попытав счастья здесь, приходилось, не солоно хлебавши, двигаться дальше.

Железнодорожный вокзал в Орджо тоже не обнадёживал – в день пара поездов и какие-то электрички. А курсант ждать не может. Курсантское время в отпуске имеет особую цену. Летом – около месяца, зимой – максимум две недели, а это всего 14 дней, несчастных 336 часов. Едва ты получаешь отпускной билет, как щёлкает таймер обратного отсчёта и цифры на нём бегут неразличимо быстро. Рассмотреть можно разве что часы, и цифра 330 уже промелькнула. Просто физически ощущаешь, как тает твоё время. А ведь столько планов, вынашиваемых полгода, столько надежд!

Надо выспаться, конечно, надо выспаться. И дело не во сне как таковом, на сон время тратить жалко. Важно, чтобы не будили, чтобы сам, когда захотел. И, открывая глаза, не подскакивать мгновенно, не ощетиниваться на тысячи армейских неприятностей, подкарауливающих тебя ежеминутно, а полежать, понежиться, наслаждаясь уютом и теплом родительского дома. Улавливать вкусные запахи с кухни, слышать заботливо приглушённый голос мамы за прикрытой дверью.

Мамы. Никто так не волнуется за нас, как вы. Никто нас так не ждёт. И именно вам меньше всего достаётся нашего внимания. Именно с вами нам некогда толком поговорить. Мы и дома-то не сидим. Наскоро перекусил, собрался – и вперёд: друзья, тусовки, какие-то дела, девушки. До ночи, до утра. Вечер дня приезда и вечер накануне отъезда – это да, это святое. Накрытый стол, родня, друзья, всё как положено. Но в этой застольной суете, всего-то и внимания вам – тост «за родителей». Потом, в училище, будет стыдно. А в отпуске об этом не думается, некогда. Отпуск мы спешим наполнить событиями, чтобы было что вспоминать, о чём рассказывать. А мамы… Мамы простят.

А таймер всё щёлкает, всё подгоняет, и мы торопились на автовокзал, откуда уходили автобусы в Минеральные Воды, где и аэропорт солидный, и «железка» живая.
Если билетов в кассе автовокзала не было, мы, не расстраиваясь, шли прямо на посадочные площадки. Половина, если не больше, автобусов здесь были «левые». Забавно было наблюдать, как иногда на трассе автобус снижал скорость возле автомашин ГАИ и напарник водителя на ходу выбрасывал в приоткрытую дверь спичечный коробок с вложенными деньгами.

Автобусы обычно были старые и тряслись эти двести километров с учётом остановок часов пять-шесть.
Посередине пути был Нальчик, а в нём тоже был аэропорт. Как-то, сверившись с расписанием, мы решили попробовать улететь из него. Поздно ночью сойдя с автобуса, спросили у дежурившего на автостанции милиционера, как туда попасть.
– Тут недалеко. Пешком дойдёте. Туда, – махнул рукой немолодой сержант, – минут двадцать. Но ночуйте здесь. Там ночью закрыто.
Подивились, конечно: как это аэропорт может быть закрыт? Но поверили и начали думать, как будем коротать ночь. Свободных кресел в зале ожидания не было, и мы пошли с местным дедом, предложившим ночлег за три рубля. Дед жил совсем рядом, в частном секторе. Диван и кровать, предоставленные нам, стояли прямо на улице, под старыми яблонями. Было нежарко, видимо, холод спускался сюда с недалёких гор, но одеяла были домашние – пышные и тёплые.

Рано утром чёрная бабка, что-то бухтящая на своём языке, довольно бесцеремонно нас растолкала и указала на калитку. Наскоро ополоснув лица под краном с ледяной водой, хлебнули, выгибая шеи, из него же водички и пошли в сторону, указанную накануне милиционером.

Аэропорт, действительно, оказался в двадцати минутах ходьбы. Ну как аэропорт – аэродром. Взлетная полоса за забором и одноэтажный павильон с большими окнами, похожий на стеклянную кафешку. На центральной двери висел замок, сбоку, на служебной – тоже. Присели на лавочку ждать указанных в расписании восьми часов.
Вскоре подошёл ещё один пассажир – худощавый и какой-то правильный парнишка, студент, как я его для себя определил. Он снял рюкзак и встал, прислонившись спиной к двери.
– За нами будешь, – обозначил свои претензии на первенство я. Это совковое тревожное опасение потерять очередь, должно быть, впитано нашим поколением с детства. Как же страшно было, когда очередь, в которую тебя поставили, подходила, а мама ещё не вернулась из другого отдела!
– Нет, я буду первый. Мне нужно улететь, – вдруг неожиданно нагло заявил студент и отвернулся.
– А нам что – не нужно? Ты чего борзеешь? – с угрозой сказал я. – Будешь за нами!
– Через мой труп, – не глядя на меня, как-то глухо и отчаянно упёрся студент.
– Серьёзно? А я переступлю, – я приподнялся с лавки, но почему-то волна злости, подступившая было, уже оставляла меня. Ясно было, что он признаёт мое физическое превосходство, но чрезвычайные обстоятельства не позволяют ему отступить.
Студент напряжённо молчал. Я тоже не стал ничего больше говорить и снова сел.

Подтянулось ещё несколько человек, все занимали очередь и оглядывались, оценивая свои шансы улететь.
В начале девятого, с опозданием, подъехал, наконец, автобус с аэрофлотскими, они не спеша, болтая о своём, пошли к служебному входу, и только один солидный усатый дядька в синей форме подошёл открыть наш. Отперев, он оглянулся, степенно обвёл нас взглядом, словно что-то прикидывая, и успокоил: – Сэгодня улэтите все.
Я обрадовался не только тому, что мы летим, но и тому, что выяснять отношения со студентом не пришлось. Совершенно непонятно, как разбираться с человеком, которому сочувствуешь.
*****

– Минеральная вода, лимонад, – вернула меня в реальность стюардесса, протягивая поднос с пластиковыми стаканчиками.
– А леденцы? – улыбнулся я. Леденцы в аэрофлоте были особенные, такие нигде не продавали.
– Сейчас, – серьёзно кивнула она в ответ и через минуту высыпала мне в ладонь целую горсть шуршащих зелёных конфеток.

Я взглянул на часы. Осталось 328.
Вскоре мы приземлились в Элисте. Этот аэропорт был сродни орджоникидзевскому, только показался неуютным. Впрочем, он совсем не запомнился. У нас возникла проблема. Шоколадку в буфете мы купили, а вот коньяка там не было. Сходили в ресторан, но он был ещё закрыт. Пришлось перед посадкой взволнованно объяснять летунам ситуацию, но они не напряглись: «Возьмёте в Саратове!»
*****

Было бы дело в Минеральных Водах, я бы коньяк легко нашёл. Там мы места знали. Сколько часов и даже суток проведено там, в голодном и похмельном ожидании своих рейсов! А сколько денег было пропито…

Независимо от времени года, этот аэропорт всегда встречает толпами взволнованных, раздражённых людей. Одни шумно суетятся, атакуя кассы, справочные, стойки регистрации, кабинеты каких-то начальников, другие уныло теряют надежду в ожидании, когда наконец объявят посадку на их рейс. Этими последними забиты все залы, буфеты, коридоры и даже лестницы. Задержки рейсов в Минводах не то что на часы, но даже на сутки – обычное дело. Мало того что здесь не самое удачное место для аэропорта в смысле метеоусловий, но ещё и систематически возникает дефицит керосина.

С трудом найдя свободное место, оставляю Серёгу караулить чемоданы – и вперёд, за билетами! Время, проведённое в околокассовых сражениях, проходит незаметнее всего. Во всяком случае, для меня. Как его воспринимает Серёга я, конечно, не знаю. Впрочем, что он чувствует и о чём на самом деле думает, вообще никогда не знаешь.
А вот когда билеты уже на руках, тут-то обычно и начинается всё самое интересное. То, что потом порой и вспоминать-то стыдно.

В первый свой зимний отпуск мы, после покупки билета прикинув время до вылета и свои финансы, пошли в ресторан. Там, в отличие от буфетов, требовали делать заказы, поэтому свободные столики были. Посидели культурно, за белыми скатертями, закусывали сытно. А через пару часов оказалось, что рейс отложен, потом ещё раз отложен.
Ночь коротали на ногах, пару раз глотнули в буфете кофе. Отозвавшись на клич четверокурсников, скинулись на билет их старшине, лежавшему под посменным присмотром, которого «по пьяни» не пустили в самолёт. Утром ещё наскребли на какие-то коржики. А обедать было уже не на что.

В следующий раз, уже летом, мы были умнее. Спиртное и продукты покупали в магазинах, а отпуск отмечали на лавочке в сквере за привокзальной площадью. Ночью, когда, как это обычно бывает, выпивка заканчивалась, а у вновь подъехавших душа требовала праздника, затариться можно было у сторожа кафе-бара, который в этом самом сквере и находился. За червонец дед выносил пакет с бутылкой водки, стаканом и немудрёной закуской.

Южная ночь была тепла и душевна. Настолько, что не все смогли правильно рассчитать свои силы. Когда обмякшее тело одного такого нерассчётливого бойца доставляли на посадку способом «брось, командир», участливые тётки, оказывающиеся рядом по мере продвижения, начинали взволнованно хлопотать и охать, выспрашивая, что произошло. Андрюха с 8-й батареи, покачиваясь, широко размахивая для убедительности руками, успокаивал их громкими, убедительными фразами: «В отпуск курсант едет. К маме. Волнуется. И не ел уже сутки. И не спал!»

Тётки ему, конечно, не верили, но осуждения или брезгливости не выказывали. Военным, как зэкам, у нас сочувствуют, а пьянство в России вообще не порок.

По этой причине перебравших курсантов на борт обычно не без ворчания, но всё же брали. Случались и вовсе киношные истории. Доподлинно знаю, что один товарищ, с Серёгиного, кстати, взвода, обнаружил себя однажды в Оренбурге, хотя родные ждали его в Набережных Челнах.

Пьянели мы потому, что водка шла уже вдогон и просто усугубляла. А пьянил нас воздух свободы, которым мы начинали дышать, выйдя за КПП, пьянили мечты и предчувствия, пьянила наша молодость, которую мы только в отпуске по-настоящему и чувствовали.

А как-то мы с Серёгой зашли в бар купить курево. Нас затащил в свою кабинку модно прикинутый, очевидно, состоятельный парень, который ужинал там со своей девушкой. Оказалось, что он учился в нашем училище, причём, как выяснилось, с моим взводным. Не окончил. Он кормил нас и угощал коньяком до самого закрытия. После отпуска я передал его привет взводному. Капитан Шпагин обрадовался и пустился в воспоминания. А потом прошло время, и он сообщил мне, что парень этот и его девушка погибли на собственной свадьбе. Их кортеж попал в автомобильную аварию. История была нашумевшая – его отец был большим партийным начальником в Кавминводах.
*****

Объявление по громкой связи вернуло меня в салон «Яка». Командир объявил, что по метеоусловиям Саратов не принимает и следующая посадка в аэропорту Курумоч. Подфартило!

Теперь бы только Куйбышев с погодой не подвёл, чтобы в Ульяновск не улететь. Было такое как-то зимой. Там, не дожидаясь милости от погоды, мы поехали на автовокзал, где, после покупки билетов до дома, у нас осталось копеек тридцать. Взяли на них у тётки на улице ароматный кусок развесного капустного пирога, обжигаясь, съели  и на бесконечные пять часов погрузились в криогенный сон. Автобус оказался практически неотапливаемым. Мёрзли, конечно, все пассажиры, но нам пришлось совсем худо. Будь мы ещё в сапогах, с портянками – куда ни шло, а так, в форменных ботиночках на тонкий носок, вообще беда.
Но на этот раз обошлось, и уже через час мы приземлились в родном Курумоче.

325. Как ни хотелось рвануть вперёд, из самолёта мы с Серёгой вышли последними, а потом, по пути к алюминиевому терминалу прилёта, шли не торопясь, постоянно оглядываясь. И один из молодых пилотов всё-таки нагнал нас.
– Мы сейчас по-быстрому за коньяком сгоняем. Здесь-то наверняка есть, – обратился я к нему. – Где вы будете? Мы занесём!
– Да ладно, пацаны, не суетитесь! Ваш день сегодня, а? Считайте, что снова повезло! – улыбнулся летун, и стало вдруг ясно, что он почти наш ровесник. Всё-таки правду говорят, что форма взрослит, даже старит.
Жалко, что ума не прибавляет.