Глава 7
Фабер перевёз её в предместья Кованича, в загородный дом не то отсутствующего, не то несуществующего вовсе Хончо Тырнова, и запер там, словно боялся, что она сбежит. Это после всего-то, что связало их, после всех испытаний? И началась странная жизнь после жизни, похожая на жизнь после смерти. Угарные ночи – и дни в заточении, заполненные ожиданием ночи. Он всё чаще называл её «Ами», и на целый день исчезал, бросив её одну на молчаливую сероглазую девушку, почти девочку, которая готовила и прибиралась в доме. Она назвалась Тиссой, подружкой художника, уехавшего с выставкой в Новую Германию. Но Амалия ни разу не видела и не слышала, чтобы она соединялась с ним или получала от него почту, или отвечала на его звонки. Зато она, именно она сидела за компьютером и разбирала почту Фабера, она же отвечала на запросы.
Амалия поймала себя на мысли, что ревнует её к Фаберу, как ревновала прихожанок. Ревнует, когда он обсуждает что-то с ней, не приглашая Амалию, когда Тисса не реагирует на её расспросы и попытки подружиться так, словно на ней лежит обет молчания. После безумных поездок, бесконечных объяснений с Музаной и Эдвином, утомительных вечеров в театре, наступила пустота и тишина. Дом походил на склеп. Фабер возвращался измождённый и угрюмый.
- Силь, - снова попыталась она его упрекнуть. – Ты мне не доверяешь? У тебя есть от меня секреты? Ты не хочешь делиться?
- Что за вопрос?
- Я тоже могу заниматься корреспонденцией. У меня есть соответствующее образование и знания.
Фабер раздражённо дёрнулся. – Эта работа не для тебя. Тебя ждёт другое.
- Но я хотела всего-навсего помочь. Я уже делала это для тебя. Ничего особенно трудного…
- Ами, не вмешивайся туда, куда тебя не просят. Твоё дело ещё впереди – набирайся сил. Ты будешь моей наместницей в будущем Храме… Медитируй. Ты слишком мало занимаешься. Энергия ещё не пошла ровным потоком.
- В будущем Храме… Пока что это мираж, утопия. А пока я – лишь незаполненный сосуд, да? Предмет мебели, род постельного белья? Я и так слишком много времени провожу, пытаясь впасть в прострацию. Мне это не по нраву. Крылышки у меня не отрастают. Огонь я не выдыхаю. И вообще, я не хочу превращаться в дракона.
- Ты обиделась? – Фабер, казалось, был искренне удивлён. – Ты и вправду не поняла? Этот мир тебя уродует, Ами. Но скоро ты избавишься от уродства. Подожди ещё – как я ждал встречи с тобой. – И Фабер привлёк её к себе, завладел её губами. – Ты моя любимая. Ты излучаешь свет. Ты не превратишься в дракона. Ты станешь чайкой над океаном. Если Храм избрал тебя – значит, так оно и есть. Так и есть…
«Но я не Ами!» - подумала Амалия вслух, так тихо, что Фабер не услышал. Его глаза туманились, но это был не всепоглощающий, сияющий туман любви и грёз, не блещущее звёздами бездонное небо, в которое так здорово лететь, а серый, гнетущий сумрак, полный удручающего разочарования, за который не хотелось заглянуть, потому что он излучал боль, и Амалия ощущала её физически.
Тем не менее, Амалия настояла на своём и занялась рутинной, скучной, однообразной работой на компьютере, бок о бок с Тиссой.
Амалия терпеливо отвечала на многочисленные запросы, хотя сама многого не понимала. Добрая половина, на её здравый взгляд, была полным бредом, и у большинства прихожанок просматривались шизофренические черты. Порою ей просто казалось, что Фабер не вполне здоров, что она живёт с сумасшедшим, и ей становилось страшно. Чем она может его излечить? Это фанатичное, исступлённое желание построить Храм! К чему оно приведёт?
У неё есть фамильный дом. У него нет ничего. У неё есть титул. Титул делает её желанной невестой для многих. Фабер не имеет даже статуса беженца. Он – нелегал. Все его документы насквозь фальшивы. Он балансирует на грани. Никто не знает, откуда он. Он просто не имеет права на существование. Он – ничто. Фантом. Призрак, не имеющий корней в реальности.
А что, если у него будет Дом?
Дикое и нелепое решение созрело у Амалии. Единственно возможное, к которому её невольно подталкивал Фабер, возможно – не осознавая этого. И она сказал ему: - Силь, у тебя будет дом. Я отдам тебе свой.
- Твой дом – это твой дом, - возразил он. – У него есть своя история. Своя аура. Её нельзя ломать. Я не смогу там жить. Он пропитан чужими воспоминаниями и чувствами, чужой болью и радостью. Мне легче начинать с нуля.
- Силь, мне нужно посетить родных. Няню. Отпусти меня… На день.
- На день? – он приблизил к ней лицо. – Ты приняла правильное решение, Ами. У тебя не может быть дома, он висит тяжким грузом, он может задушить. У нас – лишь одно вместилище на двоих… Весь Мир!
...
Митузя бросилась Амалии на шею, обильно поливая слезами.
- Бросила! Ушла, словно я старая швабра!
- Полно, милая! Я тебя не бросила! Я тебя люблю!
- Почто же с собою не взяла? Я бы за тобой ходила…
- Нянечка, этот дом… чужой. Он – не Фабера. Там… там тебе трудно было бы ужиться, бабулечка!
- Уж как-нибудь ужилась бы! Не змея и не жаба. Девочка моя… И не смей называть меня «бабулечка» - я ещё не дожила до внуков! Или ты… беременна? - Митузя оглядела её с подозрением. - Вроде непохоже…
- Нет, Митузя, нет, я не беременна.
- Но ты хотя бы счастлива? Тётка с ума сошла. Она бы давно полицию наняла и прокляла тебя, если бы не сестра и старая нянька!
Митузя утёрла слёзы и с тревогой всмотрелась в лицо воспитанницы, выискивая на нём отблески счастливых мгновений. Амалия вздохнула.
- Ты навестить меня явилась, или по делам? Или ещё почему?
Амалия отвела глаза. – И то, и другое.
- Да ты глазки не прячь, всё равно угадаю… Что, очень плохо, девонька?
- Всё в порядке, нянечка. Ни о чём не беспокойся. Я тебя не брошу!
- Ну, если так, если не шутишь, идём, угощу тебя любимым печеньем, шоколадным – специально к твоему приходу пекла. Как позвонила – так я сразу и бросилась…
И они отправились в гостиную. У Амалии щемило сердце, и сама она едва сдерживала слёзы.
- Твой отец любил здесь бывать. Тогда и цветов было в саду… Видимо-невидимо. А какие тут цвели розы! Всё больше белые и алые – из Гермейского питомника.
- Я помню, Митузя.
Амалия страшилась этих воспоминаний больше, чем вопросов о жизни с Фабером, что непременно последуют. Страшилась потерять самообладание и не захотеть возвращаться. Старый, милый сердцу дом… Здесь Амалия, совсем юная, шесть лет назад танцевала с Эдвином первый раз. Теперь это воспоминание вызывает только смутное ощущение вины и недовольство собой, и желание заслужить прощение – чтобы забыть навсегда. Она никогда не ценила его присутствие рядом, его безотказность и мягкий характер. Он просто был при ней – красивый, элегантный, умный, такой, которым можно было гордиться и хвастаться, и это было естественно, и само собою разумелось. И потому не ценилось должным образом.
- Чем этот бес околдовал тебя, деточка?
- Он не бес.
- Тогда почему не женится?
- Не спрашивай, няня.
- Тебе худо с ним, да? Поэтому ты не хочешь отвечать. Ах, деточка, а мне-то как худо! Музочка к себе приглашает, а моё сердце тут прикипело. Да ты жуй печенье-то, жуй! Тебе шоколад полезен, для настроения… Я как следует положила, не поскупилась!
Амалия кусала губы. Ей нельзя реветь. Она молча взяла печенье и надкусила. Звонок в дверь помог ей собраться. Пора переходить к делам. Это пришёл поверенный.
Он был взволнован не меньше Митузи.
- Госпожа фон Альтиц, я надеюсь, вы всё продумали и не совершите опрометчивого поступка!
- Вольф, я продумала всё. Усадьба моя, а я уже давно совершеннолетняя! – резко сказала Амалия.
- Да-да, я просто волнуюсь, госпожа Амалия.
- Я плачу тебе не за волнение, Вольф.
Митузя ахнула и зажала рот обеими ладонями. Она всё поняла.
- Нам нужны деньги на строительство, няня. Я непременно выкуплю дом, как только мы заработаем, - сказала Амалия, нетерпеливо постукивая каблучком, и сама себе не веря. – Ты можешь оставаться тут и ничего не бояться. Как только построимся, мы заберём тебя.
- Если вам нужны деньги немедленно…
- Именно так.
- … то я могу подыскать покупателя на ожерелье сразу. У меня есть пара неплохих вариантов.
- Неплохие не годятся. Мне нужны отличные, Вольф. Ты понял? Отличные.
- Я отлично вас понял.
- А вот я не поняла ничего. Вы просто разыгрываете старуху? – подала голос Митузя.
- Няня, я всего лишь заложила дом. И хочу продать мамины ожерелья. Всего-навсего.
- Ожерельям госпожи Альтиц триста лет! Они бесценны, деточка!
- Именно поэтому я не хочу продешевить!
Когда все бумаги были заполнены, и договор заключён, в гостиную влетела Музана – её вызвала рыдающая Митузя.
- Сестра, ты точно ума лишилась! Если ты не прекратишь валять дурака, я побью тебя! Ей-богу, поколочу! Ты мои кулаки знаешь!
- Муза, сколько можно считать меня за ребёнка! Я – полновластная хозяйка усадьбы и своей жизни.
- Похоже, это Фабер твой полновластный хозяин! Это он перекрутил все твои винтики! Лжец! Бессовестный лжец! – гневно бросила Муза.
И тогда Амалия не выдержала и разрыдалась.
- Глупая, влюблённая барышня! Я думала, таких дур на свете уже не водится, - говорила Муза, гладя её по голове. – Митузя воспитала тебя легкомысленной и легковерной дурой! Прости – других слов у меня просто нет. Ну, хочешь – я опять поговорю с этим твоим Фабером? Пригрожу, заставлю уважать, хочешь – в гости приглашу этого лже-пророка, с родными познакомлю?
- Позор на мою седую голову! – заголосила Митузя.
Амалия встряхнулась.
– Может, я и дура, - согласилась она. – Но моя скучная и однообразная жизнь теперь имеет смысл. Я знаю, зачем существую. Муза, в моей голове что-то происходит – нет, это не сумасшествие. Я словно живу сразу несколькими жизнями. Если он захочет сделать меня женой, я пойду, не раздумывая.
- Всё равно, что выйти замуж за клоуна, - сморщилась Музана.
- Клоун тоже человек, - тихо возразила Амалия.
- А ты и впрямь изменилась, подружка. Ещё немного – станешь, как и он, юродивой. Пойти за мужчиной, о котором не знаешь ровным счётом ничего – ни прошлого, ни настоящего. Да, пожалуй, и будущего тоже. А ты знаешь, что в виртуале о нём нет никаких сведений – только куча пошлых баек, вольных фантазий и анекдотов? А в твоей голове вот что происходит – Содом с Гоморрой. Вернее, с геморроем. Если бы не я, сидеть бы ему в одиночном Северном застенке, а тебе – в частной пси-клинике, под надзором Интер-полицая.
- Муза, я благодарна тебе. Поверь, Силь чист. Я это чувствую. Просто жизнь его била. И прошлое у него есть, тяжкое. И будущее, светлое. И я хочу стать чистой. Достойной его. Я научусь лечить и понимать. Я научусь летать! Обязательно научусь!
Музана помотала головой.
- Глядишь, и я с тобою рехнусь и зарыдаю. До сих пор люди во сне летали, да и то в нежном возрасте. Ну, вообрази меня – и с крылышками! Легче, наверное, представить летящего гиппопотама!
- Музочка, только не грусти, ты найдёшь свою любовь, обязательно!
- Кто грустит?? Я?? Только от страха при мысли, что нарвусь на такого вот Фабера! Легче помереть весталкой!
- Девочки, я принесла горячий кофе! – радостно возвестила Митузя, притоптывая, словно молодая. – Попробуйте, какое я печенье испекла!
Свидетельство о публикации №218022801775