Ой да не вечер, да не вечер... Пересказ

 Река разрезала здесь землю на два бескрайних поля. Где-то там, за обоими горизонтами угадывался лес, серой полоской дымки, будто от поднявшейся пыли. Солнце шло к низу, но еще не краснело. Степь по обоим берегам мерцала только запаленными кострами. В воздухе стоял тяжелый запах лошадей, прелых седел, человеческого пота и едкого дыма. С реки изредка  накатывала волна свежести подбирающегося вечера и от этого становилось еще угрюмей. Вспоминался дом.  Кашевары затеяли свою нехитрую работу, и сразу потянуло чем-то съестным, но походным «на скору руку».

 Туго и бережно собранная цигарка горчила душистым самосадом. « А вот вчерась не спал» не обращаясь ни к кому и сразу ко всем, глухо молвил казак. « А потом сморило, как вдруг. Разом. И вижу я туман, степь. Далекая-далекая… Тихо-тихо. Еду шагом и не слышу что еду. Долго еду… И, чу. Ветер… Будто зимник, а степь в цвету. Весна… И вдруг завоет, запуржит, заносит в одну сторону, в другую… Конь стал, потом рвет, бьется. Я его держу. Со всей мочи держу…»
 Он замолк, втягивая табачный дым. «А потом глянь, папаха. Моя папаха. Вот она. Вот. И несет ветром. Перекати поле. Я за ней… А догнать не могу … Коня гоню, гоню… А папаха все от меня дальше, дальше. Очнулся. Так нет вот она, целехонька. И черт дернул… Этот, есаул наш… Спросил, по что не спишь?»

 Солнце все же спустилось к реке и по всей стремнине протянулся от него ребристый красноватый отблеск. Оба поля разделила полоска красной от заката  воды.  Сильно плеснула рыба, затем еще и еще…

 «Да я ему и сказал сон. Хмн.» Он сплюнул на ладонь, загасил об нее курево, а затем ловко отбросил окурок в костер. «А он, эвона, дескать, покатит, брат, твоя голова, что папаха. Перекати поле. И хмылится…» Помолчали. «Ну?» «А сапоги у него справные… Аккурат на меня… Надо вечереть. Ешьте. Завтра бой. Много не ешьте. В меру...»
 
 Казак ладно оперся с земли на локте и встал. Оправив ремень, пошел к лошадям. За рекой, с чуждого стана пронзительно-призывно  подала голос кобылица. Табун заволновался, затоптался путами на месте и ответил нестройно, сипло и жадно… Ночь блеснула зарницей, располосовав темнеющее небо светлым сполохом, и властно опустилась на землю, одинаково покрытую огоньками костров с разных берегов пока еще прозрачной воды.