ЦГ

  "ЦГ"– так во времена моей юности в народе называли «Центральный гастроном», занимавший половину первого этажа пятиэтажного немецкого здания на главной площади Калининграда. Вторую половину занимал ресторан «Чайка». Остальные четыре  этажа занимала «семейная общага», по длинным коридорам которой сновали женщины с полными и пустыми сумками, гоняла на трёхколёсных велосипедах детвора, проходили озабоченные мужики. Но последних, почему то, было мало, так мне подсказывает моя детская память. Я заходил в эту общагу пару раз, но взрослых мужчин вспоминаю с трудом. Всё больше вспоминается орава детей носящихся по коридорам и галдящих на разные голоса.
  С этим домом меня связывает долгая история, начиная со школы, включая практику после учёбы в Питере и заканчивая (в меньшей, правда, степени) нынешним временем.
  Моя мама устроилась работать в "ЦГ кастеляншей ещё до открытия магазина, и я, ученик шестого класса, бегал к ней на работу, наблюдать, как строители устанавливают на квадратных колоннах торгового зала громадные зеркала, и от множества отражений, зал становился похожим на лабиринт. Я сновал между ящиками с оборудованием и стройматериалами, мешаясь под ногами у строителей, и наблюдая как большой, прямоугольный зал превращается из захламлённого, пустого, гулкого зала в красивый, ярко освещённый, со множеством отражений магазин.
         Посредине, вдоль всего зала, располагалась череда витрин, отгороженная со всех сторон холодильными прилавками – на этой территории хозяйничали продавцы.  Внутри получившегося прямоугольника находились: деревянная колода для рубки мяса, три лифтовых подъёмника для подачи товаров из подвала в отделы, столы для нарезки колбас, сыра и всякой другой снеди. В торце зала располагался хлебный отдел, противоположном конце – водочный. Так что, между хлебом и водкой (всё предусмотрено), располагались закуски.
  Прямоугольник прилавков был поделён на четыре отдела: мясной, рыбный, молочный и колбасный. Остальное пространство зала была отдана покупателям.
Но, опустимся в подвал. Вдоль всего здания шёл длинный коридор. По обе стороны виднелись двери ведущие в помещения различного назначения: продуктовые склады, помещение для приёма пищи, холодильные камеры, кабинет кастелянши где хранились всякие интересные вещи. Я любил копаться на полках, разглядывая разные штучки, а мать в это время, выдавала заступающим на работу продавцам, халаты, передники, и другие атрибуты необходимые работникам этой профессии.
  Но вот, в кабинет заходила какая нибудь из продавщиц с обновкой, и они начинали разглядывать новую юбку, или блузку, или сапоги. Ясное дело что я в это время был лишним.
  - Иди погуляй по залу, только не путайся у рабочих ( пока магазин ещё не открыли после ремонта ), или у продавцов ( когда магазин уже работал ), под ногами.-и я начинал обход всех отделов гастронома. Кроме меня, детей у продавщиц и кассиров, больше не было, поэтому все сладости хранящиеся в карманах этих продавщиц и кассиров, постепенно, пересыпались в мои. Работали там в основном молодые девчонки, и им рано было ещё иметь своих детей, так что соперников у меня не было. Однажды, гуляя по залу, я стал свидетелем занимательной сцены.
  Время близилось к обеду. В животе начинало потихоньку урчать – это желудок подсказывал мозгу направление движения (в подвал, к комнате для приема пищи), и я, подчиняясь команде главного органа (решайте сами какого), направил свои стопы из торгового зала в сторону подвала с вожделенной комнатой. Пройдя десяток шагов, я услышал со стороны хлебного отдела, через который мне нужно было пройти, какой-то шум. Насторожившись, я стал приглядываться и прислушиваться, развернув органы слуха и зрения в том направлении. И вдруг (ах, как я люблю это слово), я увидел потрясшую меня картину.
  Но, прежде чем рассказать об этой картине, я должен познакомить Вас с Алкой Буниной. В "ЦГ", только двое звали её по другому. Директор называл её Алла Александровна, а я, мелкий пацан, тётя Алла, все остальные – Алка Бунина. И это было самое подходящие для неё имя (произносится слитно – Алкабунина),  полностью соответствующее её характеру. А характер, надо сказать, был у неё не сахар, а хрен с перцем (слабо представляю себе такое сочетание). По этой причине мужики её побаивались и вели себя с ней вежливо.
Ну, а теперь о картине.
         Поначалу я увидел поверх голов покупателей её, Алкину голову. Потом, покупатели шарахнулись в стороны, и я увидел всю скульптурную композицию целиком.
  Невысокий, среднего роста,  мужичок, втянув голову в плечи, и подняв к ушам руки, мелко семенил по торговому залу к выходу. У него на загривке, верхом, сидела Алкабунина, и с криками – Уррааа!!, Уррааа!! – размахивала над головой, как саблей, батоном. Ну, вылитый Чапаев, на скакуне. Сделав шаг в сторону, чтоб не попасть под копыта, я замер сражённый этим зрелищем. Они пронеслись мимо меня слегка зацепив моё лицо полой бурки… Ой простите – халата в который была одета Алкабунина, и скрылись за широкими дверьми магазина, оставляя за собой след из хлебных крошек.
  Через пару минут, наездница вернулась, видимо спешившись на улице. Лицо её раскраснелось от скачки, но при этом излучало неподдельную радость. В руке она держала остатки батона. Проходя мимо меня, до сих пор стоявшего с разинутым ртом, она буркнула только одно слово – Курва. А? - отщипнула  от остатка батона небольшую крошку, кинула её в рот, и мурлыкая себе под нос какой-то весёлый мотивчик, зашагала в свой отдел.
  Потом, очевидцы наблюдавшие начало конфликта рассказали мне как всё началось. Этот бедолага, не зная с кем имеет дело, захотел спереть батон. Но не на такую нарвался. Заметив его с неоплаченным батоном, Алкабунина, с криком: Кто за хлеб платить будет, курва? А?  вырвала батон у бедного мужика, и повторяя как заклинание: Курва.. А?, взгромоздилась к нему на плечи, и колотя его батоном по голове выехала из магазина. Там, спешившись, она пинком придала мужику ускорение для движения без всадника, и помахивая остатками батона, не спеша зашагала обратно. В шуме торгового зала я принял её: Курва..А? за Уррааа!! – что добавило эмоций к этой живописной картине.Пережив такое потрясение, мой организм не смог не отреагировать на это повышением аппетита, поэтому я поспешил в подвал, где мать накормила меня всякой вкуснятиной. Пережовывая обед, я рассказывал о происшествии в торговом зале, мать заливалась смехом, повторяя что такой поступок можно было ожидать только от Алкибуниной.

  Вскоре я отбыл на учёбу в Ленинград, и два года "ЦГ" обходился без меня. Но если он мог спокойно прожить и без моего участия, то я часто вспоминал этот старый немецкий дом, первый этаж которого, я изучил как свои пять пальцев.
Два года в ранней юности – это не срок. Мигом пролетели зима-лето, зима-лето, и вот я, дипломированный холодильщик, стою перед начальником и прошу его направить меня на практику в "ЦГ".
  -Ну что ж – говорит он – как раз там и наставник есть – Василий Петрович, будешь у него под присмотром, да и мать просила.
  Ну, надо же! А я то думал, что это он так быстро согласился на мою просьбу. Мать просила – теперь всё ясно. Когда я стану совсем самостоятельным? Не знаю.

  Валька, мой ровесник,  длинноволосый кучерявый рубщик мяса, приглянулся мне с самого начала. Во первых - возраст, во вторых – шкодливые наклонности и в третьих – целый магазин молоденьких продавщиц. Всё говорило за то, что мы с ним должны были подружиться. В нашей с Валькой дружбе особенно выделялся второй пункт наших с ним общих наклонностей.
Ну ,посудите сами – два молодых балбеса среди выводка молоденьких девчонок. Иного пути у нас с Валькой не было.

  Начиналось всё с мелких шалостей. Ходили мы с ним в белых халатах ( он рубщик мяса, а я сын кастелянши ), поэтому выделялись среди сновавших по залу грузчиков начальственным видом. Избежать осмотра своих владений хозяйским взглядом мы просто не могли. Делалось это так: Я,  ( уменя фигура была подходящая ), становился на подъёмник в подвале, закладывал руки за спину, напускал на себя начальственный вид, а Валька нажимал на кнопку подъёмника.
  Я выплывал из  глубин магазина,   источая спокойную уверенность хозяина,  посреди каре из прилавков, чуть выпятив животик и нахмурив брови.  Поравнявшись с уровнем пола лифт замирал, а я, не спеша, делал полный оборот оглядывая покупателей смотревших на меня с разинутыми ртами из-за прилавков, и, как бы убедившись что всё в порядке, важно кивал головой и так же неспешно опускался в неизвестные для них глубины. Весь смак здесь состоял в лаконизме -подъём, оборот, кивок, спуск. На минуту в зале воцарялась тишина, после чего начинался негромкий говор – это покупатели обменивались впечатлениями и версиями произошедшего. Мы же с Валькой хохотали в подвале, делясь впечатлениями от проделки.
     Конечно, шибко умными нас назвать было сложно, но что вы хотите от семнадцатилетних, переполненных прущей из них энергией, двух обормотов, на которых, к тому же смотрят молодые девчонки.

  Но некоторые "казусы" происходили сами собой, без нашей с Валентином инициативы.

  Как-то утром, Вальке нужно было порубить охлаждённую печень, завезённую накануне. Привезли её поздно, и поэтому нас ( я помогал ему в случае нужды ) попросили выйти пораньше чтобы к открытию магазина товар уже был на прилавке.
  Гастроном открывался в восемь, мы явились к семи. Заготовив немного печени для начала, Валька сказал что нужно наточить топоры. Их у него было два. Два настоящих «мясорубческих» топора с широченными лезвиями, увесистых и блестящих в тех местах где они небыли испачканы кровью. А крови, надо сказать в охлаждённой печени очень много. Так что в крови были не только топоры, но и мы с Валентином. Взяв по топору мы направились в подвал, где находился наждак.
  Пока мы собирались, в магазин забрёл пьяный мужик. Где он успел набраться с утра – я не знаю, только пьян он был изрядно. Пошатавшись по полупустому ещё залу, он зацепился ногой за ногу и грохнулся на пол, разбив при падении нос об урну стоявшую у стены. Привалившись спиной к деревянной решётке которая закрывала батарею отопления, он в изнеможении замер приходя в себя и бормоча что – то себе под нос. Кровь капала ему на грудь, но он не обращал на это внимания.
  Вот тут, и появились мы с Валькой. Остановившись перед мужиком, мы стали совещаться, то ли вызвать скорую помощь, толи вытрезвитель, а может просто вывести парня под руки  из магазина, и отправить домой. Наш военный совет завершился самым неожиданным для нас образом: со стороны зеркальной колонны послышался здавленный крик, и тут же раздался металлический грохот.
  Повернувшись на звук, мы увидели, как алюминиевый трёхлитровый бидон с грохотом катится по бетонному полу, крышка от него улетела под прилавок, а над прилавками виднеется мохнатый помпон вязанной шапки, который рывками продвигался к выходу. Кто – то под этим помпоном, скрываясь за прилавками как за бруствером окопа пробирался к дверям магазина.
  Озадаченные происходящим, мы с Валькой уставились друг на друга и всё поняли. Если посмотреть со стороны, картина выглядела так: у стены лежит окровавленный человек, а над ним склонились двое с топорами, в белых халатах покрытых кровью. Да! Раннюю покупательницу, увидевшую такое зрелище, чуть было удар не хватил. Вскрикнув, она выронила пустой бидон, и спрятавшись за прилавками и тихонечко подвывая, двинулась к выходу.
  Сердобольный Валька сказал-"Надо догнать, успокоить и бидон отдать, а то перепугали старушку"
  Он схватил бидон, и не выпуская из рук топора рванул на улицу.
Вернувшись через пару минут он с удивлением произнёс -"Догнать не смог! Вот даёт бабка!"
  -"Если б за тобой гнался окровавленный мужик с топором –тебя бы тоже никто не догнал" – ответил я ему. Валька озадаченно посмотрел на топор в своей руке, и произнёс -" А-а-а-а…  А я то думал. Ладно, пошли топоры точить, может она потом заберёт, отдам бидон заведующей."

  Как все–таки ярко и весело происходят все события в молодости. Сейчас, в пожилые годы, жизнь стала скучной и неинтересной. Вот, в основном из – за этого, я думаю, большинство разговоров у нас, у стариков, начинаются со слов
  -"А помнишь?" Ну, скажите, что интересного может быть в доме где расположен гастроном? А семейная общага? В-о-о-о-т, ни-че-го! Правда вместо общежития сейчас находится мэрия, вместо гастронома – служба одного окна. И всё - же, самое интересное осталось в том времени, когда чувства были яркими, весёлыми и легкомысленными. Сейчас же, как справедливо поёт Олег Митяев – праздниками календарь уже не трогает души.
  Что–то я совсем расплакался. Наверное это из-за дождя на улице, и болей в пояснице.
  Ничего, завтра выглянет солнышко, пройдёт поясница, и жизнь станет снова интересной и радостной. Приободрившись, я навспоминаю кучу всяких историй, связанных со мной и не только со мной. С нашим городом, и с другими городами, морями, лесами, полями, и прочими местностями нашей, такой большой, и такой маленькой планеты.
    Но, для этого, нам нужно подождать до завтра.


28.02.2018г.