Гл. 22 Перископная глубина

      Анализ причин столкновений кораблей и судов в море, регулярно проводимый компетентными специалистами  свидетельствует о том, что почти шестьдесят процентов от общего количества столкновений происходят по причинам психологического свойства. Эти же специалисты выделяют три психологических типа судоводителей, совершивших столкновения: самоуверенный тип, легкомысленный и непонимающий степени опасности. Ошибки из-за чувства самоуверенности составляют  при этом – 17,5 процента, из-за легкомысленной недооценки опасности ситуации – 39,5 процента, а по причине недопонимания степени опасности – 43 процента. Представляется интересным для более глубокого познания  причин столкновений  обратить внимание на распределение столкновений в зависимости от удаления их мест от берега. Так, например, по мнению многих специалистов на удалении менее пяти миль  совершается – 85,2 процента всех столкновений,  от пяти до двадцати пяти миль – 10 процентов,  на удалении более двадцати пяти миль – 3,3 процента. Не зря главнокомандующий ВМФ СССР Адмирал Флота Советского Союза  Сергей Георгиевич Горшков, определяя причины аварийности, говорил: «…Нет аварийности оправданной и неизбежной… Аварии и условия для их возникновения создают люди своей неорганизованностью, безответственностью и безграмотностью».
Но это в целом, а мы вернёмся к частностям. Полигон боевой подготовки вблизи  порта Балтийск Б-181 заняла своевременно, там же, доложив на командный пункт, она  и погрузилась. В ходе отработки очередной курсовой задачи ей предстояло вести разведку в интересах ударных сил флота, в том числе с использованием  МКРСЦ «Касатка-Б».   
Маневрируя по глубине с учётом типа гидрологии и глубин моря, Б-181 пыталась, используя все технические средства, снять как можно больше информации, но «акустический горизонт» всё время подозрительно был чист.  В этих «глухих» условиях Басову стало даже скучно от такой «интенсивности боевых действий».
  — Центральный, радисты, очередной сеанс связи через пятнадцать минут, — голос старшины команды радистов мичмана Кулика, раздавшийся эхом по всему центральному посту «взбодрил» его обитателей, включая командира.
— Очень хорошо, Михаил Филиппович, — обрадовался командир. — Боцман, всплывать на перископную глубину. Старпома в центральный.
— Я здесь, товарищ командир, — Дербенёв выглянул из рубки акустиков.
— Тогда я в боевую рубку…
Как только лодка заняла перископную глубину, командир поднял перископ и осмотрел горизонт на разных шкалах увеличения.
— Центральный, — торжественный, как показалось, Дербенёву, голос командира звучавший из «Каштана», был похож на голос Левитана в момент объявления им об окончании войны, — записать в вахтенный журнал: горизонт визуально чист, море – два балла, бег волны – двадцать три градуса, видимость – восемьдесят кабельтов, дымка.
— Не один ты, Александр Николаевич, о  море мечтал, —чувствуя радостные нотки в голосе командира, заметил замполит.
— А разве это плохо, Борис Фёдорович, когда командир и старпом мечтают об одном и том же?
— Центральный, акустик, по пеленгу сто тридцать пять градусов наблюдаю шум винтов быстроходной цели, интенсивность шума нарастает, предполагаю пскр … — теперь голос Ивана Мунтяну, старшины команды акустиков,  сотрясал пространство центрального поста.
И доклад этот не радовал. Полигон боевой подготовки, где выполняла задачи Б-181, находился за пределами, но в непосредственной близости от территориальных вод СССР и вблизи района несения службы по охране государственной границы кораблями бригады пограничных сторожевых кораблей.
— Ну что там, ничего не видать? — поинтересовался Дербенёв у командира через открытый к этому времени нижний рубочный люк.
— Акустики, проверьте сопряжение шкал гидроакустических станций с показаниями компаса, я ничего не вижу по пеленгу сто тридцать пять, и даже в секторе пеленгов чисто…
Интонация и резкость голоса, которыми прервался приказ командира заставили вздрогнуть не только Дербенёва, но и всех в центральном посту. Потому что именно в этот момент в полной тишине отсека непосредственно через прочный корпус отчётливо стал прослушиваться набегавший на лодку шум винтов.
Дербенёв не выдержал и рванул в боевую рубку. Ещё мгновение, и Басов как провинившийся ребёнок безропотно уступил место у перископа своему старпому. Доли секунды хватило Дербенёву, чтобы увидеть через перископ на «всех парах» летящий к лодке пограничный корабль. Борт корабля с его бортовым номером закрывал весь горизонт, а форштевень пограничника шёл прямо на перископ, разрезая волны, как хороший охотничий нож режет мякоть свежей плоти только что добытого зверя.
— Срочное погружение, — закричал Дербенёв, опуская перископ и переводя машинные телеграфы в боевой рубке в положение «Полный вперёд». — Боцман, ныряй на сорок!
 С этого момента пошли самые томительные секунды в жизни каждого члена экипажа лодки. Дербенёв не отрываясь смотрел на стрелку глубиномера, которая «крайне медленно» реагировала на его отчаянную команду. Басов с каким-то не свойственным ему отчаянием смотрел на Дербенёва. Когда глубиномер в боевой рубке показал семнадцать метров, над головами подводников прошелестел винтами  пограничный сторожевой корабль.
 — Представляешь, Александр Николаевич, а я его не увидел, — как бы оправдываясь, вслух проговорил командир.
 — Но почему? — тихо спросил Дербенёв.
 — Не знаю, наверное, зрение подвело…
Когда после выполнения всех задач в море и сдачи задачи           Л-2 лодка вернулась в базу, Басов  тет-а-тет пригласил к себе замполита и старпома.
— А хорошо,  что у меня такой старпом боевой, как считаешь, Борис Фёдорович? — радостно объявил Басов, включая кофеварку.
— У нас! — поправил командира замполит.
— Вы знаете, друзья, что я пережил тогда на перископе? — впервые  за полтора года в должности, назвав своих заместителей друзьями, командир хотел прежде всего расположить собеседников к откровенному разговору.
— Наверное, шок? — предположил Борис Фёдорович.
— Не знаю, — удивляясь невиданной ранее откровенности командира, слукавил Дербенёв, на кителе которого красовались новенькие погоны капитана третьего ранга.
— Нет, други мои боевые, я впервые пережил такой стыд за свои поступки, что не дай бог вам когда-либо пережить что-то подобное, — Басов выключил  закипевшую кофеварку и, предлагая собеседникам горячий напиток, продолжил: — Если бы вы знали, как я мечтал о командирском мостике, о дальних морских походах. Эта мечта жила во мне всегда - и в лейтенантские годы, и когда с Шериным на  боевую службу ходил без допуска ещё на К-85.   Мечтая о главном, как я всегда считал, с самого раннего своего  офицерского начала я никогда и ничего не боялся, до тех пор, пока не оказался на Б-224 перед академией.  Тогда в ночи, когда лодка коснулась грунта в аванпорту и замерла как вкопанная на фарватере, я впервые испугался. Испугался, что моей голубой мечте не суждено сбыться. Второй раз я испугался в академии, перед самым выпуском, потому что врачи заподозрили падение зрения, а это могло стать реальной преградой на пути к командирскому мостику. И снова всё обошлось.  Но тогда, под Балтийском, я испугался не за мечту и даже не за себя. В тот миг я впервые испугался за лодку. Мне стало вдруг очень  стыдно, что  из-за моей неудержимой мечты могут пострадать или даже погибнуть люди, нет, не просто люди, а целый экипаж. Скажите на милость, чего стоит такая мечта, ради которой надо рисковать десятками человеческих жизней или даже хотя бы одной жизнью?
Дербенёв и Муренко внимательно слушали «исповедь» командира  и молчали.
 — А старпом выручил… Здорово выручил, — продолжил командир. — Меня ведь как заклинило в тот момент. Стою и ничего не понимаю. Не вижу цель и всё тут…
С этого разговора «на чистоту» между командиром, замполитом и старпомом воцарилась некая тройственная  дружба. Глядя со стороны на взаимодействие в «триаде» можно было предположить, что этот союз будет крепким и продолжительным.
К сожалению далеко не всегда инциденты в море заканчиваются разговорами «по душам». 7 апреля 1989 года в  Норвежском море затонула советская атомная подводная лодка проекта 685 К-278 «Комсомолец». Возникший по неизвестным причинам  пожар в кормовых отсеках лодки унёс жизни сорока двух членов экипажа, двадцать семь выжили. Президиум Верховного Совета СССР издал указ о награждении живых и мёртвых  подводников  орденом Красного Знамени, но не существует такого указа по которому можно было бы оживить погибших! И об этом надо помнить всем живущим.