Невероятные приключения липунов. синеока. гл. 1-5

                Глава 1.  Главный герой.
     Знакомство с Синеокой, как типичным представителем домашних липунов.
       Липизм как явление. Взаимоотношения домашних липунов и доброчелов.

Синеока был родом из большого древнейшего фамиля зверонарода, называемых домашними липунами. Он обладал всеми чертами характера типичных представителей этого многочис-ленного милейшего фамиля, который на протяжении длительного времени совершенствовался и преображался в целях достижения идеальной формы и содержания. Благодаря трудолюбию и себялюбию (в хорошем смысле этого слова), успехи липунов были значительные, конечно, не без помощи людинарода, который активно им в этом помогал.

Дело в том, что домашние липуны «патологически» не умели жить отдельно от доброчелов, не умели, да, и не хотели. А доброчелы всячески поддерживали липунов, параллельно развиваясь и совершенствуясь. И все были довольны! В этом заключалась суть взаимоотношений между представителями двух народов, населяющих Землепланету.

Чтобы стать настоящим липуном и с гордостью называться домашним, липун должен был найти себе доброчела и поселиться у него дома. Липун сам выбирал себе доброчела. Доброчел не мог влиять на липуна, а уж тем более насильно поселять и удерживать  его в своем доме, т.е. на этапе выбора всё зависело исключительно от липуна. Когда липун достигал подходящего возраста он покидал родителей и отправлялся на поиски того самого единственного своего доброчела. Вы-брав, он лип  и лип к нему пока не достигал высшей степени липизма и не поселялся в доме из-бранного им доброчела. Постепенное прилипание занимало определенное  время и считалось про-межуточным этапом в деле достижения полноценного прилипания. Надо сказать, что липизм был делом двухсторонним. Доброчел, после выбора его липуном, тоже начинал прилипать к последнему. Со временем они настолько сильно слипались, что превращались, образно говоря, в единое целое, пронизанное душевным теплом, необычайной нежностью и необходимостью созерцать друг друга, прикасаться друг к другу и постоянно заботиться друг о друге. Находясь в доме доброчела, липуны могли образовывать свои фамили, заводить детусей-липунов. Доброчелы не препятствовали этому и с радостью принимали избранников липунов в своем доме, равно как и при-ветствовали появление маленьких детусей-липунчиков.

Липизм был привычным явлением в отношениях двух народов Землепланеты. Механизм его был отработан временем и практически совершенен. Поэтому сбои происходили крайне редко, да и не несли каких-либо тяжелых последствий для обеих сторон. Доброчелы научились очень быстро выправлять ситуацию при необходимости. Всё было продумано до мелочей, предусмотрены пути отхода к начальной стадии процесса, утверждены методики, прописаны подробные поясне-ния к ним, разработаны инструкции, учитывающие практически все жизненные ситуации. Всё было под контролем. Обиженными, непонятыми, брошенными не должен был почувствовать себя никто, даже при самом нежелательном развитии событий.
 
Для примера можно вспомнить следующий поучительный случай. Произошло это не так давно. Один липун ошибся в выборе доброчела. Ему показалось, что он нашел своего единственного. Он был принят в дом, поселился в нём и какое-то время счастливо жил с доброчелом. И только, спустя буквально несколько дней, липун заметил, что с ним происходит что-то странное. Он перестал активно прилипать к доброчелу. Он думал, что это временно и процесс липизма возобновится. Но вскоре со страхом он признался себе, что не испытывает к доброчелу никаких чувств и его снова влечет на поиски. Всё объяснялось просто – он поторопился при выборе, это был не его доброчел. Притворяться и обманывать  доброчела было слишком неправильно и несправедливо. Пришлось признаваться. Это было тяжело и мучительно ведь доброчелы в данном двухстороннем процессе прилипали к своим липунам гораздо быстрее. Чем же всё завершилось? А вот чем. Липуна забрали от доброчела, чтобы прервать процесс дальнейшего прилипания по-следнего. Он прошел небольшой курс психолеча на базе  липунопитомника, довольно быстро оправился. Чувство вины перед доброчелом заглушили специальными процедурами и упражнениями, а природное желание найти-таки своего доброчела победило остатки жалости к случайно обманутому. Говорят, он быстро нашел своего настоящего доброчела, на этот раз без промаха, и уже много лет живет в его доме. Оба счастливы. Так говорят.

С пострадавшим доброчелом сложнее. Он до сих пор находится на реабилитации после неоднократного психолеча. Конечно, без сомнения, он поправится. Нужно только терпение и время. Просто у доброчелов слишком развито чувство доброты, любви к ближнему. Любое проявление недоброго, даже намерения сделать недоброе – это трагедия для доброчела, жуткий стресс!

История эта тогда наделала много шума, вывела из равновесия всё планетарное сообщество. Угроза сообществу доброчелов возникла откуда её никто не ждал и требовала срочного устранения или усовершенствования уже имеющейся теории и практики. С этой целью дополнительно были созданы специальные службы по упорядочению взаимоотношений между люди- и зверонародами, которые в кратчайшие сроки разработали массу соответствующих документов и успешно внедрили их в обычную жизнь доброчелов.
Но вернёмся к нашему герою Синеоке.


                Глава 2.  Родители Синеоки учат детусю липизму.
                Первые проявления липизма у нашего героя.
                Синеока идет на поиски своего доброчела.

До того, как подрос, наш липун Синеока жил с липунами родителями в доме добрейшей тётушки Пульхерии. Он просто «купался» в любви и заботе со стороны мамлипы Забавы и паплипы Космяты, тётушка Пульхерия вообще в нём души не чаяла. Да и было за что! Бесподобный окрас гладкого, блестящего шубеля: теневой от темно-бежевого на спине, переходящий через светлый беж по бокам в белый на пузиле, лапки – «белые носочки», ухили и хвостель – темные, почти черные. Забавный мордель был под стать тушилю: белая шеюшка продолжалась большим ровным белым пятном на морделе в районе ротуселя и носателя, дальше тональный беж от светлого к тем-ному заканчивался черными бархатистыми ухилями. Но самыми впечатляющими на прелестном морделе были глазочи маленького липуна. Очень большие, открытые, с выраженным миндалевидным разрезом и необычного глубокого синего цвета. «Беллиссимо!», замирая, восклицала добрейшая тётушка Пульхерия, порой вытаскивая из самых дальних уголков своей памяти одной ей известные слова, но все понимали эту реакцию восхищенной тётушки на красоту глазочей Синеоки и знали, что это неоспоримая правда!

Родители Синеоки были чУдными домашними липунами. Ласковая красавица Забава была липуном в десятом поколении. Бесподобная внешность детуси Синеоки – полностью её заслуга. Космята был не таким чистокровным липуном, как Забава. Один из его пра-пра-пра… был то ли буян, то ли шумило, не исключено, что и то, и другое. В Космяте было понамешано. Буяны и шумило – давно исчезнувшие фамили, немногочисленные остатки особей которых постепенно преобразовались в липунов. От буянов Космяте досталась широкая кость и повышенная лохматость, горячая кровь шумило проявлялась в излишней страсти липуна к шумным игрищам и озорству.

Синеока уже подбирался к возрасту, когда ему предстояло покинуть родительский дом и отправиться на поиски своего личного доброчела. Это был процесс естественный в жизни липунов и не вызывал страха и каких-либо сомнений у родителей. Их задача была вовремя донести и обучить своего детусю-липуна технике липизма. Весь процесс начинался с зова сердца. Описать зов сердца словами невозможно, это сплошные личные, внутренние  переживания каждого. А вот внешние проявления имели типичные признаки. Чаще и громче обычного хотелось мурчать, т-реться обо всё, что попадалось на пути. Но самое главное – поведение хвостеля: он становился отдельным существом, превращался в тугое нЕчто, занявшее вертикальное положение, с мелко подрагивающим кончиком. Это нЕчто не подчинялось никаким командам во время зова сердца оно существовало само по себе. «Это надо просто принять и пережить» - говорили родители, обучая Синеоку липизму.

Зов сердца случился с нашим Синеокой в один самый будничный день. Сладостное, щемящее чувство, скорее предчувствие чего-то важнейшего охватило Синеоку с раннего утра. Бороться с этим чувством было бесполезно, оно назойливо толкалось в сердечко, заполняло каждую клеточку маленького организма. Походка стала винтообразная, хвостель напрягся и устремился вверх, громкое, учащенное мурчание разносилось по всему дому. Синеока не мог думать ни о чём, кроме ЭТОГО, даже не ел. Его непреодолимо тянуло куда-то. Час-пик настал! Перемахнув через низенький белый заборчик, Синеока отважно кинулся в незнакомый притягательный мир на поиски своего единственного доброчела.



                Глава 3.  Доброчел найден. Бабуся Поликсения.
                Новый дом и его обитатели.

Когда Синеока жил с родителями в доме тетушки Пульхерии, мамлипа часто рассказывала ему разные истории о том, как липуны находили и выбирали доброчелов, с которыми прочно связывали всю свою дальнейшую жизнь. У каждого липуна была своя неподрожаемая история. Но все истории и простые, и самые невероятные заканчивались одинаково красиво – липун выбирал своего доброчела, тот вводил его в свой дом и, они начинали жить вместе несказанно счастливо. Слушая все эти многочисленные примеры, Синеока верил, что с ним будет точно так же. Ведь так устроен мир на Землепланете – каждому липуну судьбой назначен свой доброчел и наоборот. Они обязательно отыщут друг друга!

И вот уже не те липуны из мамлипиных историй, а сам Синеока вышел на поиски своего единственного. Бродил он долго, но пока безрезультатно. День склонялся к завершению. Уже опустились за горизонт два Ярилосвета Большой и Средний. На небосклоне остался только Малый Ярилосвет. С наступлением вечера краски сгущались,  запахи становились ярче, насыщеннее, звуки медленно стихали. Скоро на небе взойдут все семь Селен и, мир погрузится в тихую волшебную ночь.

Синеока немного волновался, доброчелы стали реже попадаться на его пути. Но надежда не покидала ни на минуту. Это должно было случиться сегодня, сейчас! Он упорно продолжил поиски.

Впереди на пути он заметил фигурку. Она медленно двигалась навстречу Синеоке. Ему даже показалось, что она плыла над землей. Вот Синеока уже мог разглядеть в приближающейся фигурке бабусю в широченном длинном платье нежно-розового цвета, всю в рюшках, оборках, кружевах и в белоснежном чепце на голове. Чепец тоже был украшен нежными кружевами, букетиками из цветов всех оттенков розового и завязан под подбородком огромным атласным бантом. Из-под чепца выбивались невесомые седенькие кудряшки, легким облачком обрамляя кругленькое личико бабуси. Личико улыбнулось, обнаружив милейшие ямочки на пухленьких щёчках, и просто засветилось сверхмерной добротой при виде Синеоки.

Кругленькие серо-голубые глазки с мелкими лучиками морщинок, исходящими из внешних уголков, были переполнены неподдельной нежностью. Бело-розовая ручка бабуси протянулась и, пальчики почти круглой формы пощекотали Синеоку за чер-неньким ухелем. «Беллиссимо!!!» - подумал Синеока. Теперь он понял, скорее ощутил, значение красивого слова, которое не раз слышал от тетушки Пульхерии.

Да! Это была ОНА – его доброчел. Он не сомневался. Он её выбрал. Вдруг он почувствовал неприятный толчок в сердечко - разве ОН её выбрал? Сердечко бешено затрепетало - ТОЧНО ОН её выбрал!? Сердечко замерло…и…снова пошло, когда бабуся сладким, певучим и, одновременно, шаловливым голоском произнесла: «Ну, что, маленький, мы с тобой одной крови? Пошли-пошли, липунюшка, со мной».

Синеока мелкими шажками бежал за плывущей по воздуху бабусей. Он назойливо путался в ворохе рюшек и оборок её пышного розового платья, спотыкался, семенил то впереди, то сбоку, но ничуть не боялся, что бабуся, ненароком, отдавит ему лапку или хвостель. Он просто хотел, чтобы белорозовая бабуся, вдруг, не забыла про него. Бабуся тихонечко посмеивалась, периодически наклонялась и ручкой подталкивала Синеоку вперед, направляя его в правильное русло.

Синеока уже не забивал себе голову вопросом: «Кто же кого выбрал?». Этот важнейший вопрос теории липизма сейчас был для него  совсем неважным. Важно было одно – это его доброчел-бабуся и, дальше он без неё не сможет.
Синеока достиг высшей степени липизма стремительно, минуя все промежуточные этапы прилипания к доброчелу. Так, простите, он и был липун не из простых, у него в крови, помимо чистых липунов, буяны, шумило и, возможно, кто-то ещё. Это всё от них! Выбор сделан, будем жить!

Бабуся плавно подкатилась к калитке аккуратного садика, утопающего в зелени и цветах, подняла Синеоку, прижала его ручкой к груди и направилась по тропинке, протоптанной в изумрудной траве, к низенькому белому домику с мансардой под красной черепичной крышей. Застекленная веранда с резным крылечком была увита цветущими лианами и ползучим виноградом, которые, в своем чрезмерном буйстве, доползли уже до крыши и пытались дотянуться и уцепиться за трубу, чтобы быть ближе и купаться в лучах всех трех Ярилосветов.

 Всё на участке, и цветущий палисадник под окошками домика, и аккуратные клумбы среди травянистого газона, и шикарный розарий в пору своего буйного расцвета, и декоративные кустарники с шапками цветов вдоль тропинки, и сад с плодовыми деревьями в глубине - всё дышало свежестью, источало нежный вечерний аромат, было полно жизни, красивой, волшебной жизни.

Сбоку из-за штакетника послышался весёлый голос: «Поликсюша, дорогуша, ты опять не одна? Может поделишься,? Куда тебе столько?» Синеока не прост замер, он окаменел. Хорошо хоть не подвела природная защитная реакция. Из мягких подушечек на лапках, как по команде, вылезли остренькие царапки и проникли вглубь дырочек на кружевах, украшавших лиф бабусиного платья. Теперь-то его никто не оторвет от бабуси! Бабуся засмеялась колокольчиком и ответила за штакетник  спокойным, но твердым голосом: «Ну, что ты, что ты, душа моя! Мы с ним только что выбрали меня, нам теперь друг без друга никак!». Потом, заглянув в испуганные глазочи Синеоки, бабуся прошептала ему в мякенький ухель: «Не надо бояться, липунюшка мой, не отдам, этого никогда не будет…Пошли в дом знакомиться со всеми нашими».

Синеоке вдруг сделалось тепло и уютно, слова бабуси погрузили его в мягчайшую вату. Он жутко захотел спать и непременно здесь, на чём-то пуховом и родном. Лапки со всё ещё торчащими из подушечек царапками непроизвольно стали месить это бабусино пуховое, дрёма окутала его. Но поспать на ручках у бабуси не удалось. Плавно покачиваясь бабуся проследовала к своему игрушечному домику и стала подниматься по ступенькам крылечка, на которых были установлены горшки с цветами. Подол розового пышного платья задевал цветы, они начинали кивать огромными соцветиями и сильно пахнуть, как-будто безмолвно признавались своей хозяйке в любви. Пухленькой ручкой бабуся осторожно придерживала Синеоку за спинку и напевала тоненьким голосом: «Ленточка моя финиш-ная…Тира-рира-ра, тира-ра…Нам не жить друг без друга…». Она провела круглым пальчиком от кончика носеля вверх между бровулями, поёрзала по лобусю и довольненько захихикала. Синеоке очень хотелось, чтобы бабуся остановилась и повторила это чудо много-много раз.

Но бабуся открыла дверь, зашла с Синеокой в домик, прошла через веранду, всю в легких занавесочках и вышитых скатерочках и салфеточках, и занесла липуна в комнату. Это была кухонька, небольшая, но милая – пышный диван с многочисленными подушечками мал-мала-меньше, камин, кресло-качалка, обеденный стол, накрытый ажурной вязаной скатертью, вокруг стола стулья в чехлах. Всё узнаваемо, как у тетушки Пульхерии когда-то давно-давно.

Бабуся отцепила Синеоку от платья, аккуратно вынув каждую царапку из кружавчиков и медленно опустила на вышитую розочками мягкую подушечку на диване. Потом шутливым голосом произнесла, разделяя слова паузой, типа скомандовала: «Объявляю вседомашний сбор. Явка обязательна. Место встречи – как всегда, время встречи - сейчас». И тут произошло невероятное. От двух диванных подушек вдруг отделились пушистые кусочки и превратились в симпатяг-липунов. Прогнув спинки, они продемонстрировали всю свою грацию, затем деловито расселись по стульям за столом. Ещё один липун выпрыгнул из-под клетчатого пледа на кресле-качалке перед камином, а другой с достоинством царской особы спустился по деревянной лестнице. Последние двое также заняли свои места на стульях. Бабуся устроилась во главе стола на деревянной ла-вочке с наброшенным сверху разноцветным вязанным ковриком, обвела всех игривым взглядом и сказала: «Вседомашний сбор открыт. Дорогуши мои, в нашей теплой фамили прибыло. Знакомьтесь - ваш новый дружочек Синеока (пухленькая ручка ладошкой вверх указала на лежащего на подушечке Синеоку). Знакомься и ты Синеока - это мои родные липуны Млада, Услада, Умила и Шуст – просто царь (та же ручка указала на каждого липуна по очереди)». Бабуся залилась смехом-колокольчиком, девчонки-липуны в унисон ей переливчато заурчали, Шуст раздул мордель, ротусель расплылся в широченной, довольной улыбке.

Затем все четверо запрыгнули на диван и начали знакомиться с Синеокой по-своему, по-липунски. Каждый поводил своими уселями по уселям Синеоки, тщательно обнюхал от головы до хвостеля, Умила даже несколько раз лизнула Синеоку в лобусь. Знакомство состоялось, Синеока был принят в фамилю бабуси Поликсении. Вскоре Синеока крепко и спокойно спал на своей подушечке. Он даже не заметил, как сон сморил его. Ему было очень-преочень хорошо!


Здесь необходимо сделать небольшое отступление от нашего повествования. Вы, наверное, заметили, что доброчелы и липуны понимают друг друга и вполне себе успешно общаются. Дело в том, что липуны понимают язык доброчелов, но не говорят на нем. В свою очередь, доброчелы прекрасно понимают липунов - и их язык, и даже некоторые мысли. Это стало возможным благодаря изобретению премудренных (ученых высшей степени учености). Я опускаю скучные подробности данной научной разработки, в результате которой появилось уникальное устройство – встроенный чип у липунов, позволившее в настоящее время без труда общаться представителям двух основных народов, населяющих Землепланету. Это другая история, а мы вернемся к нашим липунам.


                Глава 4.  Темные мысли, коварные планы Шуста.
                Тайна лжелипуна под прикрытием.

Синеока спал крепко и безмятежно. Сказывалась физическая усталость, в поисках своего доброчела ему пришлось протопать немало, а он был ещё достаточно маленький. Про эмоции я вообще молчу. В основном, они были положительные, но их было слишком много для нашего малыша-липуна. Синеока даже не слышал, как липуны затеяли шумную игру с бабусиным клубочком, который случайно выкатился из корзинки с вязанием. Это было так весело и азартно, что разыгравшиеся липуны порой не замечали, как налетают на стулья, многочисленные сундучки и корзинки, расставленные на полу. Самое интересное было гонять по кухне клубочек и не давать завладеть им Шусту. Девчонки-липуны старались ловко обвести Шуста и передать клубочек друг другу. Шуст метался межу Младой, Умилой и Усладой, пытаясь отнять заветную игрушку. Если это ему удавалось и, клубок оказывался у него, он вонзался в «телко» клубочка всеми царапками передних лапок, опрокидывался на спину, выпускал мощные царапки задних лап, и начинал что есть силы терзать якобы вырывающийся клубок. От таких игрищ клубочек быстро превратился в нечто бесформенное. Он уже не выглядел плотным клубком ниток, никуда «не убегал» и скоро перестал интересовать липунов. Бабуся для вида пожурила своих уставших липунюшек.

Все стали готовиться ко сну. Бабуся попросила не трогать и не будить Синеоку, пусть отдыхает вволю на своей подушечке. Млада, Услада и Умила по очереди забрались в широкую, низкую корзину. Это было их излюбленное место, обустроенное бабусей специально для сна липунов. Для максимального комфорта рукодельная Поликсения пошила в корзинку стеганый матрасик и связала мягкий пледик. Девчонки укладывались в «сонную» корзину общим пушистым месивком, сплетая тушили, лапки и хвостели. Смотреть на этот уютный разношерстный комок было сплошным умилением.
 
Шуст предпочитал спать один. У него тоже были свои любимые лёжки. Надо сказать, что в бабусином доме на каждом шагу попадались уютные местечки, приспособленные для отдыха и неги липунов. Уж об этом Поликсения позаботилась на славу! Добросердечная бабуся обожала своих липунюшек и считала, что в доме, в первую очередь, все должно соответствовать сладкой и беззаботной жизни питомцев, без особых запретов и ограничений.

А что же наш липун Шуст? Мы оставили его в любимом кресле-качалке, отходящим ко сну. Подружки-липуны ещё возились в корзине, укладываясь поудобнее на ночь, когда Шуст сомкнул глазочи и сладко заснул. Особый случай с появлением Синеоки заставил его остаться на ночь в доме. Вообще-то, в теплый сезон, он обожал проводить ночь на улице в саду. Там тоже было куда приложить свое объемное мохнатое тушиво – почти на всех лавочках, на качельках, в гамаке были раскиданы забытые бабусей самовязанные шалки и палантинчики. В них очень любил кутаться и спать наш сентиментальный Шуст. Была и еще одна веская причина оставаться ночью в садике в одиночестве, но об этом позже.

Итак, спящий Шуст лежал в кресле-качалке. Но он не спал, он умело притворялся спящим. Глазочи были закрыты, вернее подпредзакрыты. Через узенькие щелочки Шуст внимательно следил за девчонками-липунами. Сегодня его жутко раздражала их бесконечная возня. Они никак не могли угомониться после активной игры с клубком, бешенный темп которой специально задал он, Шуст. Липун терпеливо выжидал, ведя наблюдение через щелочки глазочей. Изредка он переводил взгляд на мирно спящего новенького. И ждал, ждал. Бабуся уже давно почивала в своих перинах, подушках и одеялах. Из спаленки доносились её ровное посапывание и сладкое причмокивание.

Шусту надо было, чтобы все в доме заснули, в полнейшей тишине без каких-либо внешних раздражителей он сможет всё хорошенько обдумать. Поразмыслить  было над чем.

Дело в том, что наш Шуст не был настоящим домашним липуном. Вся его прежняя жизнь до прилипания к бабусе Поликсении  была выдумкой, искусно придуманной легендой. Шуст был лжелипуном и жил под прикрытием.
 
Красивая история его жизни до прилипания к бабусе, где были чистокровные мамлипа и паплипа с малышом Шустом, была придумана его дружбаном Буслаем. Цель – оставить Шуста на Землепланете в качестве временно «замороженного» агента, внедрить его в сообщество доброчелов в статусе домашнего липуна. Такой, до поры, до времени «замороженный» агент мог, ой, как пригодиться в перспективе для великих свершений.



            Глава 5.  Немного истории - случай из недалекого прошлого.
                «Великое переселение» на прелестную планету.
                Шуст знакомится с Буслаем. Буслай вербует Шуста.

В этом месте нашего повествования необходимо провести небольшой экскурс в недалекое прошлое Землепланеты. Речь пойдет о периоде из истории доброчелов, населяющих нашу планету, всего несколько лет назад.

Не секрет, что в истории любой Галактики, отдельно взятой планеты или даже территориальной единицы какой-либо планеты  имеются моменты поразительные, которые, с точки зрения современности, трудно представить и осознать. Но, они действительно имели место быть, и просто так их не выкинешь из цепочки исторических событий. Об одном из таких поразительных моментов и следует упомянуть в контексте нашего повествования. Сразу оговорюсь, этот истори-
ческий момент был довольно болезненный, правда, ныне, к счастью, подзабытый и уже не оказывающий столь сильное впечатление на нынешних обитателей нашей любимой планеты.

Вкратце, по сути упомянутого момента. Известно, что на Землепланете не всегда было тихо да смирно, а во взаимоотношениях между народами (люди-, зверо- и птиценародами) не всегда все было сладко да гладко. Это сейчас основная часть людинарода составляют доброчелы, а бол-шая часть группы котаусей из зверонарода – это домашние липуны, или липуны, близкие к одомашниванию. В те времена, когда произошел тот самый поразительный случай котауси (они же кошки, коты, кОти, котЭ и другие производные от этих слов – так называли их в прошлом) включали множество различных семейств, групп и подгрупп. Самой многочисленной всегда были липуны, это была основа, скажем, «костяк» котауси. Но существовали и занимали свое определенное место и сравнительно малочисленные группки. Например, самопосебеи, липуны дикие, гулёны, шлёндры дичайшие, противноорущие, вреднюганы, ночные форточники, живоеды и прочие-прочие.

Среди других в отдельную группу выделялись липуны ложные. Речь пойдет именно о них. Кто же такие эти ложные липуны? Они появились позже других как следствие преобразования представителей уже существующих групп котауси в особи, близкие к домашним липунам. Ведь людинарод в ходе своей истории непрерывно развивался и совершенствовался. Всеобъемлящая любовь и доброта охватывала Землепланету все больше и больше. Грани между тремя народорасами Земли (предыдущее, старое название Землепланеты) практически стерлись, а именно: исчез-ли различия в цвете кожи и языке, т.е. не стало основных признаков, которые указывали на принадлежность человеческой особи к той или иной расе. Результатом всех эволюционных преобразований стал  единый великий планетарный народ, который назвал себя гордым именем доброчелы. Народ доброчелы имел очень красивый цвет кожи золотистого светло-светло-коричневого оттенка и говорил на одном изысканном певучем языке. Причем доброчелы постарались наполнить свой лексикон самыми разными словами из имеющегося языкового запаса каждой расы, и слова эти были самыми привлекательными по произношению. Получилось истинное языковое совершенство.

Параллельно доброчелы активно усовершенствовали живущих рядом  зверо- и птиценароды. Совершенство котаусей началось по инициативе обеих сторон. Основная масса котаусей изъявила желание добровольно преобразоваться в липунов с последующим переходом в высшую категорию липунов домашних. Это было крайне разумно, т.к. доброчелы уже не умели жить вне любви, вне добра, вне ежеминутной заботы о ближнем. Непроизвольное столкновение с проявлениями зла, насилия, несправедливости в окружающем мире могло не просто негативно, а губительно отразиться на дальнейшем существовании доброчелов. Были известны случаи, когда доброчелы становились свидетелями того, как по своей природной сути какой-нибудь живоед ловил и тут же на глазах у доброчела съедал несчастного, например, пернатика. С ошеломленным доброчелом случался шок, стресс, от которого он не мог оправиться самостоятельно. Ему, конечно, оказывалась всесторонняя психологическая помощь. Это был продолжительный, изнурительный период. Иногда все курсы лечения и последующей реабилитации не давали стопроцентного положительного результата. В некоторых, особо сложных случаях впечатлительные доброчелы частично лишались речи или сна, впадали в прострацию, длительную печальную задумчивость, уходили в себя, отдалялись ото всех или вообще прекращали общение.

Вопрос встал, что называется, «ребром» - жизнедеятельность доброчелов была под серьёзнейшей угрозой. Ученые всех степеней учености и всех направлений научной деятельности бились над разрешением этой непростой проблемы. Приходилось признать, те методы преобразования котаусей в домашних липунов, которые были разработаны ранее и уже применялись на практике, оказались недостаточными, а то и бесполезными для некоторых групп котауси. То ли слиш-ком сильны были генетические связи с предыдущими поколениями, то ли какие-то другие, пока невыясненные причины, но что-то явно мешало и данные методы здесь не срабатывали. А ждать было нельзя, промедление было подобно смерти.

 Выход, как не странно, предложили историки. Копаясь в материалах прошлых лет, один из них обнаружил любопытнейший документик, в котором описывалась очень похожая ситуация. Правда, документик (он назывался печатная книга) имел статус фантастической художественной литературы, т.е. являлся оригинальной выдумкой какого-то писателя.  Описанные в той книге события к науке не имели никакого отношения, но изложены были так жизненно правдоподобно, что при чтении создавалась полнейшая иллюзия того, что всё случившееся с героями книги действительно происходило наяву. Самое примечательное заключалось в том, что в конце книги автор с подробностями описал, как герои придумали и благополучно выпутались из, казалось, неразрешимой ситуации. Описанный в книге метод избавления от аналогичной проблемы было решено взять за основу и попробовать привязать его к настоящей действительности.

После всестороннего рассмотрения, анализа, просчета всевозможных рисков рядовыми учеными, мудрыми и премудрейшими был составлен проект нового Планетарного Закона. Проект был вынесен на обсуждение, голосование и утверждение Чрезвычайным Планетарным Слётом. Впервые внеплановый Слёт доброчелов был таким многочисленным и представительным. Проблема была всеобщая, неординарная, требовала сверхсрочного решения и ошибиться в этом решении было нельзя.

Слёт заслушал десятки докладов, замечаний и дополнений к ним. Не обошлось без жарких споров и дискуссий, но быстро находились точки соприкосновения и, разгоряченные спорящие приходили к общему мнению. Наконец, уже глубокой ночью, сформировался новый Планетарный Закон «О чрезвычайных мерах по урегулированию взаимоотношений между основными народами Землепланеты с целью обеспечения их благополучия и процветания» №2112-ПЗ. Кроме того, Слёт утвердил и принял к немедленному исполнению несколько подзаконных актов конкретно для каждого исполнительного органа, а также Регламент проведения добровольного переселения отдельных групп зверонарода.

Что же придумали наши доброчелы на своём замечательном Слёте? В связи с возникшей необходимостью, решено было провести переселение некоторых групп котауси на одну из ближайших планет. Данная процедура должна была осуществляться строго в рамках вновь принятых на чрезвычайном Слёте документов.

Процесс пошел. Срочно была сформирована экспедиционная группа, которая уже рано утром погрузилась на космолет и помчалась мониторить планеты, предположительно пригодные для проживания будущих переселяемых. Из трех планет, наиболее полно отвечающих требованиям для размещения переселенцев, авторитетной экспедицией была признана небольшая планета под названием Прелестница. Расположена она была в доступной близости от Земли, так что организовать регулярное сообщение между планетами с помощью космолетов не составило бы никакого труда. Космомежпландеп (Департамент по космическим межпланетным перелетам) тут же приступил к составлению расписания перелетов с Земли на Прелестницу и назад. Далее, по качественным характеристикам атмосфера Прелестницы была полным аналогом земной, в плане экологической обстановки - настоящий эталон: свежайший воздух, чистейшая вода, богатая незагрязненная почва. Природа планеты завораживала своей красотой, пышностью и первозданной прелестью (отсюда и название планеты). Заключение прибывшей экспедиции было однозначным – это то, что надо!

Наверное, у многих сейчас возникает правомерный вопрос: зачем отдавать такую прелесть, ну, если не на «поругание и растерзание», то уж точно, на изменение в худшую сторону. Объяснялось это двумя важными обстоятельствами. Первое, люди страшно боялись обидеть переселяемых, ущемить их в правах, сделать изгоями. Второе, люди торопились и на тот момент они морально были готовы пожертвовать одной из прелестных планет ради сохранения гармоничной жизни обитателей на собственной планете. Иными словами, цель оправдывала средства. Опять же никто не мог знать, к каким последствиям приведет переселение ограниченного контингента котауси. Возможно, не произойдет ничего негативного, а даже, наоборот, красота прелестной планеты спасет мир, волшебным образом подействует на переселенцев, естественным путем приведя их к перевоплощению и совершенству. В конце концов, бытие определяет сознание. Скорее всего, многим эти рассуждения тогдашних доброчелов покажутся слишком наивными, но доброчелы истинно в это верили и надеялись, что так и будет.
А сейчас они решали ещё один немаловажный вопрос – чем будут питаться переселенцы, которые по большей части были прирожденными охотниками и не могли обходиться без живого мяска. Тут пригодились секретные материалы в области давно ведущихся разработок параллельных видов белковых продуктов. Фактически это были перспективные разработки по клонированию животных с целью обеспечения достаточных запасов белковой пищи на Землепланете. Данные научные материалы широко не освещались, были доступны небольшому сообществу ученых и хранились в спецархивах с грифом «Сверх секретно», где ожидали своего практического применения в случае крайней необходимости.
Задача состояла в том, чтобы «наклонировать» достаточное количество мелких животных, подселить их в дикую природную среду Прелестницы и обеспечить обильное питание переселенцам, которые, попав на другую планету, ни на миг не почувствовали бы себя отвергнутыми и брошенными на произвол судьбы, бедными и голодными отщепенцами. И все же моральная сторона вопроса мучила доброчелов. Поэтому было решено применить технологию, разработанную на самых начальных этапах науки о клонировании. Это было производство живых существ (зверушек и птах), по облику ничем не отличающихся от оригинала в природе, но по внутреннему наполнению внешней оболочки, состоящих из синтетических материалов, идентичных натуральным. По сути, предлагалось наладить изготовление копий-муляжей, которые по вкусовым и питательным свойствам не уступали бы настоящим.
 
Кстати, ферма по производству заменителей белкового питания (эрзацбелка) была давно построена и пущена в эксплуатацию, был даже произведен выпуск единичной пробной партии в виде мелких зверушек серии грызунов (типа мышки, хомячки). Опытные образцы испытаны на лабораторных котауси с большим успехом. Ученые, причастные к данным экспериментам, были представлены к высоким правительственным наградам, разумеется в обстановке повышенной секретности. Затем ферма была законсервирована до поры, до времени, документация тщательно запоролена и передана в секретный спецархив.

И вот момент для использования фермы настал. Была отобрана группа компетентных специалистов, командированных на планету «Проминженира». Планета была не пригодна для постоянного проживания, и тем более для любителей путешествовать. Природные красоты на планете отсутствовали - монотонный каменистый, только местами песчаный ландшафт, скудная однообразная растительность, холодные ветры, дующие все время года в разных направлениях и постоянная полутьма. А вот для размещения  секретного подземного инженерного объекта, каковым являлась упомянутая выше ферма, она как раз подходила. Прибывшие с Землепланеты специалисты провели расконсервирование, запустили оборудование и массовое производство белковой еды для переселенцев началось.

Тем временем продолжалась перепись котауси, планируемых к переселению. Намечались начальные списки переселенцев. В процессе составления базы персональных данных предполагалась возможность корректировки. Причины могли быть самые разные. Например, потенциальный переселенец из противноорущих мог заявить, что хочет остаться на Землепланете и добровольно преобразоваться в липуна, у него есть к этому склонность, живое мяско ему по большому счету «до лампочки», а привычку противно орать, особливо по ночам в марте, он запросто в себе заглушит. Он клялся, что с радостью пройдет курс перевоспитания и преобразования  в липуна. А при добрейшей бабусе или дедусе он досрочно станет домашним.

Доброчелы принимали во внимание такие заверения котауси и шли им навстречу, исключая их из списков переселенцев. Сомнениям и тщательной проверке подвергались котауси только «особо опасных» для доброчелов групп, таких как самопосебеи, дичайшие, вреднюганы, живоеды и другие. Честно говоря, особи данных групп предприняли попытку остаться и жить с доброчелами только три раза, и не один не прошел проверку. Глубоко въевшийся инстинкт охотника за живым двигающимся мяском проявлялся и брал своё уже на  первых этапах тестирования. Повторюсь, было зарегистрировано всего три таких случая,  остальная братия «особо опасных» не сопротивлялась и, похоже, даже радовалась переселению подальше от хлипких обморочных доброчелов, предвкушая безконтрольную сытую житуху в родной дикой природной среде.

Первая партия переселенцев была сформирована и дожидалась отправки на Прелестницу. Оставалось дозагрузить транспортный космолет с кормами. И вот два космолета, грузовой и пассажирский, взмыли в воздух и плавно ушли ввысь, взяв курс на Прелестницу. Группа провожающих доброчелов дружно зааплодировала. Дежурное рукопожатие и взаимные поздравления завершили важное мероприятие, но без особой радости. Доброчелы все еще сомневались, что посту-пали правильно, надо было дождаться первых результатов переселения, сделать выводы, извлечь уроки и потом уже или радоваться, или… А сейчас надо было формировать новые партии переселенцев.

Теперь вернемся к нашим героям и посмотрим какова их роль в этой беспрецедентной истории. И Буслай, и Шуст сразу попали в первоначальные списки потенциальных переселенцев, т.к. оба были выходцами из опасных для доброчелов групп котауси.

Буслай строил из себя обиженного, хотя переселение, продуманное доброчелами «от и до», не предвещало каких-либо даже мельчайших неудобств в процессе проживания на прелестной планете. Обижался он исключительно из-за своей природной злобливости и гадливости характера, присущих живоедам из диких котауси. Скажу больше, Буслай был не просто живоедом, он был живодёром – это самые жестокие, циничные и извращенные живоеды. В природе живодёры живут обособленно, не образуют постоянных пар, т.к боятся даже самих себя, при удобном случае могут напасть на себе подобных. Кроме того, Буслай был чрезвычайно хитер, скрытен и осторожен, охотился тайно, по ночам. Однако, его не раз заставали за охотой и поеданием зверушек и птах. Буслая неоднократно судили, но изворотливый дикарь умудрялся выпутаться из самых сложных си-туаций. В суде он плакал горючими слезами, стонал, ныл, жалобно и мерзко мяучил, уверял, что просто не справился с «этим дурацким природным инстинктом», т.е. пускал в ход всё свое актерское мастерство, которое он отточил практически до совершенства. Каждый раз Буслай клялся, что это был последний раз, и каждый раз наивные мягкосердечные доброчелы верили ему и прощали. Он проходил курс психолеча, делал вид, что поправился мозгами, а, попав в свою дикую среду, принимался за старое. Буслай был неисправим и подлежал безоговорочному переселению.

И всё бы ничего, но вредность Буслая зашкаливала, ему приспичило отомстить доброчелам. Это стало навязчивой идеей, смыслом жизни. Буслай ни на минуту не прекращал строить планы мести, но пока ни один план его не устраивал. Во-первых, Буслай прекрасно понимал, что трудно осуществить свой мстительный план, находясь на другой планете. Во-вторых, хитрюга не хотел гадить доброчелам своими лапами. Пока пазлы общей картины мести у Буслая никак не складывались.

Правда, вскоре он дожал-таки свой «гениальный» план. Всем можно умело и эффективно руководить и с Прелестницы, оставаясь в тени, да еще по горло сытым.  Нужно срочно найти подельника, исполнителя его буслайской воли тут на Землепланете.

Шуста он заприметил на начальном тестировании. Хороший психолог Буслай сразу оценил растерянного трусливого котауси из диких липунов. Теперь надо было только втереться в доверие. Для Буслая это было плёвое дело. Он стал отираться возле Шуста, выжидая случай для знакомства. И, когда, по его мнению, выгодный момент настал, Буслай вкрадчиво прогундел Шусту в ухель: «А молодцы доброчелы, неплохо придумали с переселением». Шуст дернулся от неожиданности и обернулся. Перед ним стоял красавец-котауси с широченной добрейшей улыбкой на мохнатом морделе. Буслай ждал ответа, что-бы определиться с позицией Шуста по вопросу переселения, а на её основе строить свою дальнейшую стратегию обработки будущего исполнителя его коварных планов. Заворожено глядя в честные лучистые глаза незнакомца, Шуст слабо улыбнулся и кивнул. Для Буслая этого было достаточно, он понял, что не промахнулся в выборе. Обработка началась с забивания мозгов вербуемого всякой самой невероятной чушью. Главное в этом деле было без остановки трепать языком, заполняя голову Шуста информацией, не имеющей никакого смысла и значения. По сути это был набор слов ни о чем, словесный поток забубенных витиеватых фраз, стандартных выражений, перемежающихся удачно вставляемыми восклицаниями и вопросами, не требующими ответов от собеседника. Шуст, как под гипнозом, внимал всей этой болтовне. Никто с ним раньше не разговаривал так много и так красиво. Он выхватывал из нескончаемой реки слов отдельные куски, даже не пытаясь понять их подлинный смысл. Шуст почувствовал себя умным, равным тому, кто с ним так замечательно общался. Буслай притормозил своё словесное извержение и констатировал: «Как хорошо, что мы встретились. Счастье, что я нашел родственную душу. Нам непременно надо видеться чаще, будем мечтать, делиться разными историями и говорить-говорить…Ты такой прекрасный собеседник!» Шуст чуть не лопнул от гордости, то, что он не вставил ни единого слова, его как-то не волновало и не заботило.

Они расстались до вечера и разошлись лучшими друзьями. Шуст побрел в садик своего дедуси Пахомыча. Колдовской голос Буслая все ещё звучал у него в ухилях, он уже скучал по нему и думал только о вечернем рандеву. Буслай был неимоверно доволен собой. Он направился в парк, забрался на любимое дерево, вытянулся вдоль толстой ветки, расслабился, спустил безвольные лапы и начал думать. До вечера ему надо было много чего насочинять, чтобы целиком завладеть Шустом. Завтра предстояло очередное тестирование, послезавтра окончательное и, Буслай летит на Прелестницу. Шуст, по его планам, должен остаться на Землепланете, но уже в новом статусе «замороженного» агента. Но для этого Буслаю надо было постараться, прибегнув к самым ловким средствам убеждения.

Вечер приближался, Буслай вышел из расслабленного состояния, уселся на ветке поудобнее и стал пристально смотреть вниз, направив туда же локаторы ухилей с кисточками, дабы не пропустить Шуста. Встреча была назначена здесь в старинном природном парке у огромного раскидистого дерева, которое должно было послужить ориентиром для Шуста. Шуст появился заранее, ещё не наступили сумерки. Видно ему не терпелось, это был хороший признак. Сначала он присел под деревом, потом беспокойно стал нарезать круги. Буслай спрыгнул, испугав Шуста, который от неожиданности прижался к земле, буквально безжизненно распластавшись по траве. Буслай сделал это преднамеренно, чтобы, пока Шуст не опомнился, начать разговор в нужном ему направлении и сразу захватить инициативу. «Я ждал. Скучал. Прогуляемся?» - вкрадчиво предложил он и направился в заросли акации, в большом количестве произрастающей в парке. Шуст со всё ещё  вылупленными глазочами и на дрожащих лапах двинулся за ним. Буслай шел, демонстрируя всю мощь своего экстерьера, накаченные постоянными упражнениями в дикой охоте мышцы играли под пятнистой, не очень опрятной, но густой, набитой шерстью. Это тоже должно было воздействовать на Шуста. Большой, физически крепкий котауси, по мнению Буслая, внушает уверенность в правильности совершаемых действий. Буслай пробрался под куст, это была одна из его потаенных лёжек, скрытых от посторонних глаз. Туда же влез Шуст. «Здорово тут, пыльненько, спокойненько» - проурчал Буслай. «Ага» - ответил Шуст. Завязка разговора была сделана, Шуст по-прежнему во всём безропотно соглашался. «Вот ты говоришь, доброчелы молодцы, что придумали переселение» - издалека философски начал Буслай. Шуст не помнил, когда он это говорил, наоборот, это сам Буслай вчера так сказал, но возражать не стал. «Ты, конечно, всё правильно говоришь, я очень уважаю твое мнение, - начал развивать разговор Буслай, - но позволь кое в чём с тобой не согласиться». Буслай пристально взглянул на Шуста, и тот слабо пролепетал: «В чём?». «Ну ты, как очень умный котауси, не можешь не заметить, как, под маркой якобы доброго дела, нарушаются наши права» - опять быстрый внимательный взгляд вонзился в Шуста. Буслай специально выжидал паузу, не отводя взгляда. Шуст оторопел, мысли заметались, он решил, что, если он – «очень умный», то не должен был не заметить про какие-то права. Он ответил: «Конечно». Буслай приосанился и заговорил уже быстро, уверенно, наращивая темп речи: «Давай порассуждаем. По сути дела, затеянное доброчелами отселение нас, добропорядочных котауси – это позорная акция, попирающая наши, итак ущемлённые, права. Выселяя нас с насиженных мест, над нами совершают грубое, бессовестное надругательство. Да! Мы – слабые, беззащитные существа, но у нас есть гордость, нас не поставить на колени в угоду непомерным амбициям кучки разгулявшегося народца. Они возомнили себя венцом, решающим всё и за всех. Но нас не сломить, мы будем отстаивать свои права! Мы будем требовать продолжения бан…». Тут Буслай осёкся и замолчал. Он чуть не прокололся, употребив по инерции не понятно откуда и от кого подхваченное выражение про «продолжение банкета». Въедливым, изучающим взглядом он смотрел на Шуста и пытался оценить его реакцию. Шуст был близок к панике, он мало что понял из пафосной речи Буслая, но вызывающий тон речи и обилие незнакомых слов произвели на него неизгладимое впечатление. Буслай сразу понял, что взял верное направление, обрабатывать малыша Шуста надо было только таким наглым напористым методом, не давая передохнуть. «Трибуна подана, аудитория под колпаком, дерзай Буслай!» - подумал новоявленный оратор и продолжил, но уже более спокойно в виде высказывания закадычному другу наболевшего: «Знал бы ты, душа моя, что мне пришлось пережить». Буслай стал раскачиваться из стороны в сторону, глазочи наполнились слезами: «Ох, и натерпелся я, ох и настрадался я!». Сердце Шуста сжалось от жалости, он преданно взглянул на Буслая и прошептал: «А ты расскажи, полегчает». Всё ещё изображая страдальца, Буслай хриплым голосом продолжил: «Только тебе и могу открыться, вижу в тебе другана настоящего, пацана реального, прикипел я к тебе Шустушка». Шуст провел своими уселями по морделю Буслая, выражая одобрение. Буслая снова понесло: «Вот ведь жил я с маманей и папаней, в смысле с маменькой и папенькой, жил-не тужил, никого не трогал. Так нет, оговорили языки злобные, завистники подлые. Донесли доброчелам, что фамиля наша только прикидывается добропорядочной, а на самом деле рода живодёрского и только и делает, что охотится по-дикому, рвёт на части, да жрёт меленьких. А ещё, что мы гнёздышки пернатиков разоряем и яички их сладенькие поедаем. Представляешь, такое наговорить, такое навыдумывать? Ответьте мне, где совесть, где честь!? Даже представить себе не могу, как можно обидеть такую кроху-птаху или малыша-грызунчика, - Буслай недоуменно пожал плечами, - гуляешь, бывало, по парку, увидишь гнездышко, пристроенное заботливым пернатиком в травке или кустиках, подойдёшь, заглянешь, всё ль в порядке, ничего не грозит пока мамка с папкой за вкусняшками отлетели. А там, представляешь, или яички масенькие, бывают такие в пятнушки, ох, и вкусненькие, или птенчики-желторотики, ещё неоперенные, лёгким пушком покрытые, мяско нежнейшее (Буслай с шумом втянул предательскую слюну, облизнулся, принял печальный вид). Ну, скажи, скажи, Шуст, как их не съе…, в смысле, как их можно задрать? Как разрушить счастье  с такой любовью созданной ячейки общества? Ни спать, ни жрать, в смысле кушать, потом не станешь, да что там, жить не сможешь! И вот наша фамиля порядочных котауси, по злобному навету, предстала в роли убийц, истребителей всяко-разно няшечек и мимишечек. Невероятно, мой дорогой Шуст, но доброчелы этому поверили, затеяли судебные разбирательства, следственные эксперименты, допросы свидетелей. В общем опись, прОтокол, отпечатки пальцев. Всё пришлось пережить…». Шуст отважился вклиниться: «Но, ведь всё оказалось неправдой, так ведь Буслаюшка? Доброчелы доказали вашу невиновность?» Буслай развалился и зло ответил: «А то б там! Дождешься от них справедливости! Продажные судьи сфабриковали дело, подтасовали факты и засудили! Провались пропадом этот ваш самый гуманный и справедливый суд в мире! Трудно, ох, как трудно вспоминать. А позору-то, позору!». Буслай обхватил лапами буйную головушку, протяжно застонал, понурые плечи затряслись, изображая безудержные рыдания. Смотреть на горе такого сильного, но доведенного до отчаяния, котауси было невыносимо. Шуст аккуратненько дотронулся до Буслая лапой и спросил «А что дальше?». «А дальше разыграли меня, друг Шустило, как разменную монету…». «Какую, какую монету?», - не понял Шуст. «Не отвлекайся, неважно, - быстро произнес Буслай, - Суд был настоящим фарсом с надуманным обвинением, подставными свидетелями, продажными судьями, а приговор – просто жесть! Несчастных, опозоренных маменьку с папенькой осудили к пожизненному заключению с высылкой на планету Зиндон. Тама у наших хвалёных доброчелов есть такая миленькая тюряжечкака, такого строгенького режимчика, с такими добренькими надзирателями. Назад из неё дороги нет. Да-да, мой друг, трудно поверить, но лицемерные доброчелы способны на такое». Буслай опять, типа безутешно, зарыдал. Шуст не выдержал всей трагедии момента и тоже всплакнул. «А как же ты?», - произнес он сквозь слезы. «Я осиротел. Маленьким и беспомощным я был выброшен на задворки истории и вынужден был заботиться о себе сам, вести скрытный полуголодный образ жизни, полный опасностей. Шустрило, друг! Это были ужасные времена, но, как видишь, я выжил! И «пепел Клааса» стучит в моё сердце! Ты понял о чём я?» «Неа», - признался Шуст, который действительно ничего не понял про Клааса и пепел. Буслай поднялся на задние лапы, положил правую лапу на сердце, подчеркивая торжественность момента, и выдал: «Месть, только месть! Я должен вернуть моей фамили честное имя, несправедливо запятнанное и поруганное мерзкими доброчелами». «Но как?!», - вылупил глазочи Шуст, - через день мы летим на другую планету. И всё!» Буслай вкрадчиво заговорил: «Не торопись, дружище, «торописа не надо». Он положил лапы на плечи Шусту, заглянул умело состроенным подобострастным взглядом ему в расширенные глазочи и промурлыкал: «Скажи мне, Шуст, мой справедливый неподкупный (здесь он усилил акцент) Шуст, ты мне друг, настоящий ДРУГ с большой буквы? Друг, который пойдет на всё ради дружбы?». Прямой, не мигающий взгляд Буслая гипнотизировал, проникал в самую душу. Шуст не смог выдавить из себя ни единого слова, в знак согласия он кинулся Буслаю на грудь и громко заурчал, скрывая обильные слезы. «Ну-ну, не надо уж так-то…», - Буслай снисходительно похлопал Шуста по спине. Он не ожидал такой бурной ответной реакции. «Мой преданный Шустрик, соберись с мыслями и послушай внимательно. Мы должны придумать, как оставить тебя здесь на Землепланете». «А зачем мне оставаться здесь?», - всё ещё горько всхлипывая, спросил Шуст. Буслай изобразил на морделе крайнее удивление: «Как?! Ты ещё не понял?! Ты – ИЗБРАН выполнить почетную миссию! Теперь всё зависит от ТЕБЯ! Ты – готов?». Шуст не понимал кем он избран, что такое миссия, да ещё почетная, что зависит от него и к чему он готов. Из возвышенной тирады Буслая он вынес одно – он, Шуст, без сомнения, особенный, не такой, как все, и только он, в силу своей исключительности, может всё сделать правильно. Гордость охватила всё его существо, особенно ему понравилось слово ИЗБРАН, уж очень оно было весомое и значительное. Он быстро закивал: «Готов-готов, Буслаюшка!»

Дело сделано, Шуст был полностью во власти коварного котауси Буслая! Он готов был беспрекословно выполнять его волю! Буслай добился своей цели, Шуст завербован!

Буслай сказал уже твердым, властным голосом: «Вот план твоего великого подвига, малыш! Тебе необходимо остаться на Землепланете. Для этого, завтра на тестировании ты заявишь, что испытываешь потребность преобразоваться в липуна. Тебя проверят, но это несложное испытание, я научу, как обвести экспертов вокруг пальца. Прошлое у тебя довольно приличное, без пятен, опыт общаешься с доброчелом дедом Пахомычем у тебя есть, это большой плюс. Я думаю, тебя вычеркнут из списка переселенцев. Тебя направят в первичную школу преобразования, где ты пройдешь стандартный курс. Главное, сдать экзамен и убедить комиссию, что ты преобразовался. У нас с тобой есть время для прохождения уже моей школы, я называю её «Великая сила искусства». Следуя моим инструкциям, ты без труда убедишь доброчелов, что перевоспитался. Затем тебя выпустят в прекрасный мир на поиски своего единственного. Забудь деда Пахомыча, да в общем ты же к нему и не прилипал, согласись. А вот выбрать ты должен бабусю Поликсению, непременно её. Это основная часть нашего с тобой грандиозного плана, Шустрило. Прилипнешь к ней, войдешь в дом и, как говорится «спи-отдыхай». Бабуська классная, всеми любимая и уважаемая, она нам очень подходит для конечного результата».

Буслай самодовольно улыбался, начало его мерзопакостному плану было положено, и начало было о-о-очень удачным! Он поразился самому себе, с какой лёгкостью он провел обработку Шуста, который не просто согласился стать его агентом на Землепланете, не просёк, «дурилка картонная», всей опасности для себя в этой затее, ещё и в ножки готов был поклониться Буслаю за доверие.
«Всё же, я – великий актер! – думал про себя Буслай, – а, уж какой вербовщик! Мастер высшего класса! Даже план Б не пришлось применять».
Поясню, буслаевский запасной план Б состоял в том, чтобы, при необходимости, использовать шантаж. Например, пригрозить рассказать доброчелам, что задумал  вербуемый, сперев всю вину на него, а в отдельных случаях прибегнуть и к более серьезным мерам убеждения – ужасающим воплям и ору, побоям, кровопусканию из носопыры и т.п. Тут он  расхохотался, мысленно обращаясь к доброчелам: «Вот, вам наглядный пример, как надо перевоспитывать! Учитесь у славного парня Буслая! Мерзкие, самонадеянные, напыженные доброчелцы!»

«Ну, что, дружище, давай «по куреням». Завтра утром встречаемся на тестировании, днем и вечером у нас уроки «театра одного актера». Ты шпарь к своему Пахомычу, а у меня ещё дела – составить  тебе правдоподобную «легенду прошлой жизни», подходящую  для окучивания сердобольной бабуси», - так завершал Буслай рандеву двух котауси. Распрощались, разошлись.

Да-да, дорогой читатель, тут я вас огорчу, жуткий Буслай выбрал нашу знакомую бабусю Поликсению своей жертвой. Руководствовался он следующим. Бабуся была добрейшей души человек, круг её общения распространялся далеко за пределы улочки, на которой она жила. Со всеми она ладила, всем помогала, всех привечала. Вывод бабуси из равновесия мог не слабо отразиться на её многочисленных друзьях и близких, произвести небывалый по мощи удар по доброчелам, заставить их надолго погрузиться в состояние депрессии, ужаса и горя от невосполнимой потери. Такова была конечная цель премерзкого плана живодёра Буслая. Правда, некоторые моменты в этом плане не были четко продуманы и, пока, имели смутное очертание. Буслай предполагал дотянуть свой план до логического завершения уже на Прелестнице. Главное, на данный момент, было внедрить Шуста в жизнь бабуси Поликсении, сделать бабусю основным действующим лицом разыгранного Буслаем спектакля, написанной им «маленькой трагедии». Затем действовать по обстановке с учетом предлагаемых жизнью обстоятельств. Буслай был уверен в себе, он не сомневался, что с честью разыграет эту жизненную драму по «внов утвержденному плану». Месть будет ужасна! Вы хотели войнушки? Так вы её получите!

В этом месте хочу сделать совсем небольшое отступление от нашего повествования. Вы, наверное, заметили, что Буслай, при всей омерзительности характера, довольно опытный оратор, умеющий убеждать собеседника.  Речь его насыщена словами и даже целыми фразами, ему не принадлежащими, взятыми как бы извне (у меня они, по возможности, выделены кавычками).

Открою секрет, чтобы всё стало на свои места. Вы помните, что обитался Буслай в старинном парке. Сколько помнят себя доброчелы, парк был на этом месте всегда. Парк был большой с пышной растительностью и массой укромных и, даже, глухих уголков, образованных сенью раскидистых кустарников. В глубине парка находилось старое здание с колоннами и с надписью на фронтоне из лепных букв "Дом культуры". Казалось, оно было ровесником самого парка, но выглядело как-то уместно и уютно среди окружающего его лесного массива. К зданию вела довольно широкая тропа. Скорее всего, раньше она была дорогой, а теперь практически заросла травой, в которой были протоптаны дорожки. Здание не было заброшенным. Доброчелы разместили в нем  библиотеку, фонотеку и кинотеку из архивов прошлого. Здесь можно было полистать старые книги, послушать музыку и посмотреть фильмы прошлых лет. Сюда любили заглянуть пожилые доброчелы, нагулявшись вволю по парку.  Вход был свободный, время для посещения не ограничивалось.

Облюбовал зданьице и наш знакомый Буслай. Очень нравились ему тайные пыльные уголки, за диванами, креслами и шторами, пахнущие мелкими грызушками, где он мог спокойно наслаждаться состоянием дрёмы, при этом быть никем не замеченным. Самым привлекательным для Буслая был кинозал. Он укладывался под любым креслом и внимательно следил за событиями, происходящими в фильмах. Ещё Буслай частенько посещал зал «громких читок», где собирались любители почитать вслух, а потом обсудить какую-нибудь книгу. Память у Буслая была превосходная, он без труда запоминал полюбившиеся словечки и выражения. Буслай обожал втискивать в свою речь крылатые фразы, штампы, декламировать строчки из стихов, напевать отрывки из песен. Он заметил, что, применяя такой приём, он частенько сбивает собеседника с толку, уводит от темы, затуманивает мозги. Буслай стал активно использовать разработанный метод, с помощью которого, в сочетании с природным хитроумием, он добивался потрясающих успехов, когда ему это было нужно. Порой Буслай так забалтывал собеседника, что тот практически впадал в состояние гипнотического сна, а особо слабонервные были близки опрокинуться в обморок. Причем, в последствии,  «жертвы разговоров» с Буслаем не могли вспомнить с чего начался разговор, чем закончился и, собственно, зачем надо было разговаривать с таким умнющим котауси, только дурилой на его фоне себя выставил. Буслай обожал проводить такие «промывания мозгов» иногда для дела, иногда «для хохмы», потешить свое самолюбие, лишний раз убедиться в своей гениальности. Вспомним, как он проделал этот свой коронный финт с Шустом и полностью завладел им.

                Продолжение следует...