Вера и боб

После обеда заходила Вера, моя школьная подруга. Рыжая, курносый нос в веснушках, вечно хохочет без повода. Вера смотрела на мой бледный лоб и долго-долго рассказывала, что нового случилось в нашем четвёртом «Б»: кто кому признался в любви, кто получил очередную двойку за диктант по русскому языку, кто свалил на уроке физкультуры «козла».

Ужас, сколько всего интересного я пропустила из-за болезни!

Вера просидела у нас до вечера и перед тем, как уйти, сунула мне в руку сложенную в несколько раз чёрно-белую пачкучую бумажку. «Никому не показывай», – прошептала мне подруга на ухо, и я послушно сунула бумажный комочек под подушку.

Как только меня оставили одну, ближе к ночи, я вытащила секретное послание на свет. Хотя, в прямом смысле этого слова, никакого света не было. В комнате царила глухая темнота: родители решили, что я должна спать, и погасили люстру.

Я пошарила рукой между матрасом и спинкой кровати и вытянула оттуда длинный, как карандаш, и такой же узкий фонарик. Уже не помню, кто его принёс в наш дом, но этот подарок сразу пришёлся мне по душе. Он был удобный, ярко светил, и про него никто-никто не знал. Я могла читать по ночам, когда не спится, или играть в театр теней, создавая руками настоящих и сказочных животных.

Вот и сегодня сон не торопился укутать меня своим тёмным бархатным одеялом, и я зажгла фонарик. Вызволенная из подушкиного плена бумажка радостно захрустела у меня на ладони и расправила свои измятые уголки.

Это была вырезка из газеты. Верина бабушка раз в неделю покупала кучу странных изданий в киоске «Печать» и читала их, непременно делясь чем-то, по её мнению, важным и интересным со всеми домочадцами.

Я зажала фонарик в зубах и обеими руками расправила газетную вырезку. Из бумажки на простыню вылетело что-то небольшое и тёмное, сразу же отскочило в сторону и беззвучно исчезло, словно его и вовсе не было. Я взяла фонарик в руку и, медленно перемещая кружок света по подушке и одеялу, осмотрела постель. Пусто. Ничего нет. Неужели показалось? Чего только в темноте не покажется... Совсем недавно я приняла стул за страшное чудище, не спала полночи от ужаса и боялась закрыть глаза.

Я переместила свет на газетную вырезку. Фонарик слегка дрожал в руке, выхватывал напечатанные на бумаге чёрной типографской краской огрызки слов, обрывки не связанных друг с другом предложений и кусок странной фотографии, с которой на меня смотрела лупоглазая, покрытая пупырышками, жаба.

Я перевернула бумажку на другую сторону.

«Легкоступ! Лучшее средство от натоптышей!» – кинулось на меня рекламное объявление, захваченное маркером в ровный красный круг, и я бросила клочок газеты на пол.

«Никому не показывай, никому не показывай», – передразнила я подругу, запихнула подушку в угол кровати, поближе к стене, и закрыла глаза.

«Потеряла?» – тихо спросил меня кто-то, и я вздрогнула.

Веки не поднимались. Я попыталась их разомкнуть, но какая-то неведомая сила не позволила этого сделать, а потом я почувствовала, как что-то лёгкое, почти невесомое, опустилось мне на макушку.

«Спи, – опять сказал незнакомый голос, – но слушай меня внимательно. Я сейчас уйду, и ты сможешь открыть глаза. Найди то, что вылетело из бумажки. Съешь и загадай желание. Я тебе помогу, и оно исполнится. Ты мне веришь?»

Я сглотнула и открыла глаза. Было ещё темно, но в щель между двух тяжёлых портьер заглядывало предрассветное небо. Бледно-серая дорожка стелилась по полу и ползла к кровати, криво карабкаясь на высокий матрас.

«Почему я должна верить какому-то сну?» – я вскочила в постели и почувствовала, что под бедром что-то есть. Небольшое, плоское и гладкое. Похожее на монету.

Я откинула одеяло.

Под моей ногой лежал самый обычный боб. Чёрный и блестящий.

«Съесть это?!»

«Вот Алиса из сказки тоже что-то съела, и чем это для неё обернулось? – я покрутила боб в руке. – Хотя, если подумать, что я теряю? – сунула боб за щёку и принялась его жевать».

«Осталось загадать желание», – я закрыла глаза и сразу провалилась в сон.

Утром вместе с солнцем в комнату заглянула мама. Она раздвинула шторы, и теперь с улицы на меня глядели сахарно-белые облака, похожие на горох и фасоль. Я улыбнулась, вспоминая ночное происшествие, и посмотрела на маму: «Представляешь, мне сегодня такие сны снились!»

Она пожала плечами и присела ко мне на кровать.

– Я съела чудесный боб и загадала желание!

– Какой боб? – мама вздёрнула брови.

– Чёрный, похожий на монетку!

– Откуда он у тебя?

– Вера принесла. Я его сразу потеряла, но потом нашла. Мне помог тот, кто его подарил Вере.

– Кто?

– Я его не знаю, но он тут был.

Мама приложила ледяную ладонь к моему лбу.

– Он мне сказал, чтобы я верила, и желание сбудется. Я загадала больше не болеть. И, знаешь, мне уже лучше, хотя я всю ночь не спала.

Мама молчала.

– Я подглядывала... Здесь, правда, кто-то ходил... У него были крошечные белые крылышки. Он положил руку мне на затылок, и у меня внутри сразу стало тепло и спокойно.

– Дай бог, дорогая, это же замечательная новость! – мама улыбнулась, и я увидела в её глазах своё отражение: молочно-белое лицо и тело, измученное и вымотанное болезнью, о которой в нашей семье предпочитали не говорить.

– Ты мне не веришь...

– Ещё как верю! Вот и румянец появился у тебя на щеках! Давай-ка я взобью подушку, тебе надо немного поспать.

– Мама, – схватила я её за руку, – послушай! Я его видела, он тут был! Он унёс мою болезнь. Я обязательно вылечусь, надо только ещё подождать и очень сильно поверить!

– Всё правильно, – сказала мама, помогая мне привстать, – давай я всё-таки её взобью.

Я присела в кровати.

Мама глубоко и шумно вздохнула, поднимая подушку, а потом неожиданно охнула.

– А ведь ты права, взгляни скорее! – и она протянула ладонь, на которой лежало крошечное воздушное пёрышко.