Брокен. гл 24

Когда застонал точно раненый олень последний, двадцать четвертый камень, буро-желтый и крепкий, словно коренной зуб, Глорие рухнул на колени, сжимая виски. Он не в силах был выносить все эти вопли, но не возвращаться раз за разом в круг он не мог. Снова и снова говорили с ним, перекрикивая друг друга эти покойники, значительную часть из которых он совсем не знал. Среди ночи они звали его серебристыми огоньками, зелеными облачками и яркими огнями на Янов день, умоляя, кое-кто угрожая, обещая все-все, что может пожелать его душа.

Мрак с нетерпением ждал, когда Вилли зайдет в библиотеку и в руки ему, как бы невзначай свалится тетрадка в переплете из человеческой кожи. Но Вилли вместе со Златой сейчас, верно, разбежались по кроватям. Скоро в Брокен приедут государственные сироты, а лишние свидетели здесь никому не нужны.
Мрак знал, что именно интересовало в Белогрудках Вилли, и он сам поспособствовал развитию его интереса к Белопольской плеши. Мрак, маскируясь под самых обычных людей, подбрасывал Вилли знаки и статьи о Белополье.
Вилли сделал все правильно- он нашел Мариуша Грабаша семнадцатого, того, кто никогда не любил раскопки и разработки на местности, предпочитая им кабинетное сидение, того, что защитил диплом и диссертацию на отвяжись, купив весь необходимый материал за чисто символическую дружескую плату у Глорие Ганса Сварта.
На письма Вилли Мариуш Грабаш семнадцатый отвечал ровно то, что советовал Мрак, выливая немало воды, да кое-где просто списывая с книг своих более трудолюбивых и одаренных предков. Не ученый был Мариуш Грабаш семнадцатый, не практик, да и не хотел. Во многих своих лекциях некоторые факты и цифры он брал с потолка, но авторитет семьи и звания Мариуша Грабаша семнадцатого не позволяли никому, по крайней мере прилюдно усомниться в его знаниях.
А вот Мрака все это вполне устраивало. Он, пользуясь разрешением, именем, авторитетом и дружбой Грабаша сделал все, что хотел. Раве что кроме каменного круга.
 Ему необходимо было освободить и отпустить двадцати четырех бедняг, что по наивности ли, по подростковой дурашливости ли, либо из-за стадного инстинкта совершили преступление в людском и магическом мирах. И за то были наказаны мучаться вечно- застрять на половине дороги к Чистилищу. Последний, что добавился в круг, вошел в него совсем недавно, после смерти физического тела. Это был Эрик Монро, и выл он особенно противно. Шли годы, а заклятье и печать Лунного Короля так и оставались несокрушимыми.
Приняв глубоко к сердцу ту историю, Мрак понял, что попал на удочку, и вряд ли уже сможет забыть об этом. Но его представления о справедливости были совсем иные, нежели у тех, кто совершил тот ритуал, что закрепил за камнями двадцать четыре неопытных души, повелев каждому именем Исаис, матери всех людей магии, в день его физической гибели вернуться в место, где было совершено преступление, застрять в камне и Межмирье- не умереть, и не жить.
Что может быть ужаснее для того, кто имеет разум?
Мрак часто разговаривал с ними- с хором возмущенных, раскаявшихся и опечаленных голосов. Мраку не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что иногда наказание много превышает преступление. В то же время Мрак прекрасно отдавал себе отчет в том, что даже самый лучший из двадцати четырех пленников круга камней был бы в дальнейшей земной жизни по сути своей много страшней, чем те сказочные персонажи, коими в Славянии пугают деревенских детей. Но вечное прозябание душ в дороге до Чистилища, когда уже давным-давно сгнили их земные тела казалось ему более суровым, чем прочие кары. Замок-заклятье вполне могли поставить на десяток, два, три, пять десятков лет, наконец. Однако Лунный Король то ли чересчур боялся конфликтов с людьми земли, то ли просто был недоученным балбесом, и приговорил их к высшей мере, а господин Корхайд, что помогал ему скреплять заклятье, раздавленный чувством вины по недогляду, даже не возразил в защиту своего первого и единственного выпуска.  Потому-то Мрак и позволил от всей своей души доктору Сандбаху оборвать земной путь Марцеллия, отомстить за жизнь и душу отправленного на войну, а затем и впечатанного в камень единственного внука, совсем молодого белоголового мальчишку, что всего лишь держал факел, пока более старшие и матерые товарищи совершали преступление. Доктор Сандбах, что помог когда-то родиться долгожданному Глорие, отомстил за своего виновного лишь в равнодушии наследника. Является ли равнодушие престплением? Многие христианские авторы считали равнодушие преступлением. Мрак не был христианином, но был с ними согласен. Равнодушным он во всей этой темной истории быть не мог.
Мрак стиснул зубы. Была глубокая ночь, и он, точно полоумный, обессилевший уже несколько часов ползал в круге белых камней. Он подбодрял их, пытаясь успокоить также и себя, ведь он почти не знал их, и то, что с ними произошло было по сути логичным наказанием за преступление против человека земли.
Из рассказов его брата все они сперва были для него просто озорными и славными мальчишками с фотографий, единокровными ему, ведь сердце его, как и их уже сгнившие сердца билось справа. Мрак презирал жестокость ради самой жестокости и насилие ради любых идей, зверства садизма ради, и разрушения чего-либо для удовольствия и без цели. И не в его правилах было судить кого-то, или оправдывать, ведь о преступлении, что совершили эти двадцать четыре брокенца он знал в подробностях и хорошо от самого Марцеллия, едва пережившего такой скверный сюрприз своих многообещающих учеников.
Но Мрак всегда презирал Лунных Королей, на протяжении веков позволявших людям земли притеснять не именитые ведьмацкие кланы, шедших на уступки оппонентам Северных Княжеств, в результате чего за три последних столетия было потеряно немало земель. Мрак всеми силами противился режиму тех, кто не был в состоянии защитить мир своих подданных. Мрак знал, что освободить приговоренных значит нарушить закон. А получить разрешение на освобождение невозможно, как родиться заново, в новом теле и с памятью о прошлой жизни. Знал он также, что только Лунный Король способен в силу знаний снять печать любого Лунного Короля. Но и на нынешнего Лунного Короля надежды не было.
Мрак скрючился от боли в правом подреберье- круг все более выкачивал из него силу- и захрипел, сплевывая пузырящуюся кровавую слюну. Тело его покрылось испариной. Судороги прошли по нему всему, а в голове точно взорвалось одновременно сто тысяч блуждающих звезд. Близилась полночь. До полуночи Мрак рассчитывал продержаться. Ведь он должен, должен помочь тем двадцати четырем, что видят его как серебряную звезду, что ведет их потихонечку, светит в дороге, в кромешной темноте, и когда он исчезает с черного неба, они зовут его, точно малые дети призывают свою непутевую мать *Глорие! Глорие!*.
Мраку казалось, что отрываются обе его руки. Круг с ужасающей быстротой забирал его силы, которые восстановятся нескоро. И он сам отдавал свои силы их кругу и мертвым брокенцам вот уже двенадцать лет, как только узнал о них. Но что такое двенадцать лет в сравнении с темнотой, страхом, неизвестностью? Об этом они могли бы рассказать каждому, будь у них неловкие земные тела. Вот только Мрак, как и заточивший их Лунный Король не был всесилен. Спасти их было нужно, необходимо, ведь они уже с лихвой искупили свое наказание, считал человек магии с именем Глорие.
Только бы продержаться до утра.
******
-Иногда чтобы добраться до плода знания нужно сгрызть целый ствол.- сказал князь людей, запирая Судилище. По его широкому и простому с веснушками и рябинками лицу пробегали то и дело тени каких-то мыслей. Собеседник его презрительно скривил рот.
-И что же, по вашему, Глорие Сварт сгрыз целый ствол втихую и не обломал ни единого зуба?- с усмешкой спросил гость, мужчина средних лет с резкими чертами лица и в неизменно черном одеянии преподавателя Университета Семи Звезд.
-Это я и хотел выяснить у вас, господин Грабаш. В молодости вы были со Свартом близкими приятелями. И не только в молодости.
-Если бы мне было что-либо известно о Глорие Сварте, это не укрылось бы от моего руководства. Увы.- Грабаш развел руками.-Мы давно не поддерживаем с ним общение.
-Давно?
Князь, конечно же, не верил ни единому слову.
-Вот уже двенадцать лет как мы с ним не виделись.
-И, по странному совпадению, вот уже двенадцать лет как вы не написали ни одной новой статьи, не сделали ни одного открытия, господин Грабаш.
-Я посвятил себя исключительно преподаванию. Молодые, подрастающие специалисты должны пренимать у кого-то знания и опыт. Выезды на местность, раскопки- удел юных и резвоногих.
-Значит, вы даже не интересовались судьбой своего друга юности?
-У Глорие Сварта всегда был довольно непростой характер, создающий помехи как в работе, так и в личном общении.
-Справедливо подмечено. И вам также неизвестно, что шесть лет назад ваш бывший друг стал владельцем участка земли под Мышьеградом? Называется это место Белогрудки.
-Нет, конечно. Я не ослышался? Белогрудки? Да это и не участок. Это седьмая часть мышьеградской области.
-Что лично вы знаете о Белогрудках?
-То же, что и вы. Седьмая станция с платформы *Мышьеград*. Население около трех тысяч человек.
-Хватит прикидываться сапогом, господин Грабаш. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
- Грабаш семнадцатый, князь. Вы сами выставили на торги Белогрудки, место, что имеет зловещую репутацию, а потом интересуетесь, что я об этом думаю. Знаете, что я об этом думаю? Вам повезло, что хоть кто-то приобрел эти замшелые леса, озера, болота хоть по какой-то цене!
-Однако все ваши ранние работы, ваши научные труды и популярные книги, словом все, что прославило вас и ваших предков- все посвящено Белополью, части Белогрудок.
-Значит, еще раз перечитайте все труды по Белополью. Я вам ничего нового об этом месте не скажу.
-Не стоит упрямиться, господин Грабаш.
-Семнадцатый!
-Семнадцатый, конечно же, прошу меня извинить. Я мог бы поговорить с Лунным Королем о присвоении вам дворянства.
-Я, князь, пятьдесят восемь человеческих лет был простым и свободным ведьмовином. Думаете, желает ли какой-либо ведьмовин сунуть шею в петлю придворной жизни?
-Здесь есть что-то большее, чем ваша ведьмовская гордость.
-А в ваших действиях я вижу только поиск чего-либо, чем можно поддеть Глорие Сварта, внезапно купившего кусок земли неподалеку от того места, где жили его предки. Он всего лишь вернулся к корням- попытался это сделать, как и многие ведьмовины- таково мое мнение. Если бы вы выставили на продажу Лихой Лес, все было бы ровно также. Глорие Сварт никогда не интересовался как Белопольем, так и чьим-либо мнением о своих поступках.
-Сварт пытается приобрести особняк Корхайдов, что в Белогрудках.
-Об этом слухи до меня доносились. И мне непонятен лишь отказ княжества, и вас, его полноправного представителя. Дом довольно старый. Приют вполне мог бы разместиться в Мышьеграде. Содержать такой дом в убыток казне.
-Ну вот и вы об этом заговорили теперь. Убыток, убыток. Все вокруг об этом говорят. Мое решение твердо- особняк Корхайдов не будет продан ни Сварту, ни кому-либо еще. А что до ваших контактов- или же их отсутствия- с Глорие Свартом, у вас есть время принять решение.
-Это угроза?
-Нет, господин Грабаш семнадцатый. Это предложение о взаимовыгодном сотрудничестве. Я обладаю неплохой памятью, как и вы. Поэтому я позволю себе напомнить вам о ваших более чем скромных успехах в университете людей до того, как вас перевели на учебу в Семь Звезд.
-Магическая наука делает большие шаги, опираясь не только на опыт предшественников, князь. Вы, как человек, заинтересовавшийся всеми трудами современников о Белополье, вполне могли это заметить. А помнить что-либо долго не всегда полезно для здоровья, в том числе и для мозга, и для сердечка... из коралла.- ответил, откланиваясь Мариуш Грабаш семнадцатый.
Князь людей еле удержал вежливо-приторное выражение лица. Ведьмовин, что неподвластен ему, ловко поддел его казалось бы всеми забытой историей. И дернули же черти пригласить на неофициальную беседу Грабаша, вечного приятеля и закадычного университетского дружка Глорие (Будь он трижды брошен в адский котел!) А кого еще? И сознается когда-либо оригинальный болтун Грабаш, кто автор всех его трудов о Белополье?  Это уже итак всем очевидно, что Глорие Сварт. На всех листах отправлений, в списке тех нического персонала, тех, кого брал с собой Грабаш всегда значился Г.Г.Сварт. А тот? А тот выпустил две каких-то научно-популярных книжицы для широкого круга общественности со ссылками на работы Грабаша, что-то на этом заработал, несколько лет протирал штаны заместителем заместителя заметителя бог знает кого в Колиде, и больше ничем особым не светился. Однако, в отличие от Грабаша, Сварт учебу в людском университете закончил, и в тех кругах уважаемый человек. Если в прессе и появлялись какие-то фотографии Грабаша, как правило неподалеку от него был человек в темной шляпе на самый нос- Глорие Сварт. Деятельный скандальный Сварт и ленивый моралист Грабаш не могли внезапно перестать общаться, хоть переписка их прекратилась двенадцать лет назад. Князь нутром чуял- ну не могли они прекратить эту странную дружбу.
Вот с такими мыслями князь возвращался к Судилищу. С некоторых времен ключи от этого зала он забрал у Лунного Короля. То, что было внутри, за тяжелой, обитой железом дубовой дверью с двумя навесными замками и решетчатым окошком, давно уже обросло легендами и городскими страшилками, одна другой нелепей.
Огромное, в два человечьих роста стальное яйцо с маленькой лесенкой, дверью и круглым окошком из огнеупорного стекла.
******
Пробежал незаметно сентябрь, а вслед за ним и октябрь. Близились первые заморозки и особенный для обитателей Белогрудок день- день Святого Кулика, скомороший праздник за неделю до колдовского Чертова Четверга. В день Святого Кулика все люди земли одевались кто птицей, кто пугалом, а кто цыганом, накрывали столы с пяти часов пополудни и до самой полуночи веселились и звали духа Святого Кулика, чтобы послал им мягкой зимы, ранней весны и солнца вдоволь. Все белогрудчане в этот день не работали, поздравляя соседей, мастерили птичьи гнезда, но ровно до того часа, как на улицу вытащат огромные столы, украсят еловыми ветками и ярко-рыжими фонариками физалиса.
Глорие всего этого не понимал. В его жизни было некогда только два праздника- Рождество, странный, милый, уютный вечер памяти какого-то легендарного душевного парня, проповедующего ненасилие и убитого варварским способом, что он частенько справлял в гостях, в семье доброго друга-человека и товарища в экспедициях- и собственный день рождения, о котором как-то чересчур скоро все домашние перестали вспоминать и поздравлять, дергая его за хорошенькие уши, или целуя в обе щеки. Да и сам Мрак не настаивал на том, избегая трат на застолье. Но Чертов Четверг сын и внук Свартов праздновал, в одиночестве, однако с особенным упорством вот уже двенадцать лет. Последние шесть из них Мрак ходил в Белополье.
******
Сколько б ни пытался Вильгельм понять, чем же привлек Злату Мрак, довольно неплохой, но чересчур уж невоспитанный по людским меркам мужчина пятидесяти восьми лет, или же колдун первой зрелости, выглядящий сейчас едва-едва на тридцать пять, так понять и не мог. Видимо, женщины склонны выбирать плохих парней, а Мрак был плохишом в самом широком смысле этого слова: висел на чердаке вниз головой, умудряясь в такой позе спать и даже кушать, обожал комплименты своей особе по любому поводу, усаживался на глазах всего честного мира, опровергая приличия и законы гравитации, на тоненькую, словно ивовый прут веточку, что могла легко сломаться под всеми его килограммами чистого бахвальства, а иногда его видели в коридорах верхних, нежилых этажей старого дома, где он прикладывался к пузатой бутылочке. Также Мрак ходил в уличной обуви в жилом корпусе, иногда вызывал одного из призрачных извозчиков, что в изобилии водятся в старогерманских землях, заставлял красные как маки огоньки танцевать и двигаться по решеткам главного входа на территорию приюта, правда каждый раз безопасно, но несколько раз срывал уроки. Подростки выбегали посмотреть, как бегает за воротами с утробным ревом нескладный человечек в сером-сером и полосатых чулочках- Мраков зомби Каприччио. Частенько Мрак обещал что-то и забывал об этом. Сначала они со Златой дулись на него, а потом и вовсе перестали просить о чем-либо. Расхлябанность и лихость Мрака привлекали к нему, как ни странно, и воспитанниц. Но Мрак дальше улыбок молодым не заходил.
Злата меж тем ревновала- ведь Мрак то подавал ей надежду, то игнорировал, точно она какой-то фонарный столб, а вовсе не молодая симпатичная женщина. Вилли терялся в догадках и не мог ничего ей посоветовать. Работа здесь его увлекала, как и переписка с Мариушем Грабашем семнадцатым. Постепенно в этих письмах стало проскальзывать что-то тревожащее Злату, но его самого ни капельки. Грабаш оказался эрудированным ведьмовином, который иногда сетовал на то, что светлая голова Вилли пропадает по причине не-колдовского происхождения молодого человека.
Вилли совсем ни о чем не тревожился, лишь изредка, поздно вечером, когда рядом не было никого прикладывая ладонь к груди. Его сердце билось ровно и плавно, точно секундная стрелка, справа, в отличие от его брата-близнеца Олафа. Но об этом Вилли ни единой душе не свете не сообщал.