Кафка или Ложь и правда в моей жизни

      
                Natos domus suae experiences
                Семья испытывает своих детей



   Все началось с обыкновенного старого веника. Моя привычка все мыть и чистить подвела меня к тому, что ни одна из моих соседок не утруждала себя уборкой лестничной площадки. Плохо мне было или не очень, но каждое утро,  не позавтракав, не учитывая погоду, я брала в руки веник, бутылку с водой и приступала к утреннему моциону. Это утро не отличалсь оригинальностью. Еще полусонная, я взялась за ручку веника, в очередной раз отметила, что половина из его звеньев-веточек поломана и надо-бы купить новый, вышла на площадку, прикрыв входную дверь, и по привычному маршруту стала мести, стараясь не пропустить ни один миллиметр площади.
   «Ну ладно, не подметаешь – не подметаешь, но тряпку то свою хоть подогни так под эту резину, чтобы мне не приходилось ее чуть ли ни каждый день поправлять» - думала я за делом. «Или вот молодая, а на пороге просто резиновый коврик из которого грязь и пыль при всем желании не выковыряешь» -прошлась я и по второй соседке. Думаете я такая вредная, - о! нет, - это поток досадных мыслей в досадной ситуации, в которую я сама себя и загнала. Предложила, однажды, убирать по очереди,  - неделю одна, - недеделю другая ..., -куда там.  «Уберу, когда смогу» - получила в ответ. Пришлось промолчать, - как можно обидеть соседку, -  тут людей принято уважать, - традиция. Ну а ты хочешь убирай, не хочешь – не убирай. Можно правда подмести только свой порог и полить свою тряпочку и наплевать на молчаливое осуждение и в недоумении приподнятые плечи за спиной, - в глаза ведь никто не скажет, что площадка то одна, и что это за демонстрация. Верхние этажи, минуя лестничный пролет, тоже будут недоумевать, прошушукают между собой, но здороваться будут любезно и обязательно спросят: «Как поживаете?»  И я с искренней улыбкой на устах любезно отвечу: «Благодарю, потихоньку. Надеюсь и у Вас все хорошо». Ответы могут быть разные, с жалобами или нет, с сочувствием в голосе, с нотками понимания, это не обычная страна, - здесь чувствуют все оттенки речи, сквозь веки отмечают  мимику лица и движение тела, улавливают фальш, и научились манипуляциям с таким актерским профессионализмом, что любо-дорого. Природный дар, скрепленный историческими реалиями. Да и традиции, сложившиеся из тех же предпосылок вкупе с главным, - с инстинктом выживания.
   «Ну вроде все убрала», - сор собрала у стенки, - «подберу потом, когда буду выносить свой мусор, - не хватало еще его в дом тащить, а они и не подумают его подобрать» - опять досада прогулялась по мыслительному процессу. В эту же стопочку скинула и отломившиеся веточки от веника и только собралась полить, как...

Он появился из-под кое-как и кое из чего установленной  двери соседского  чуланчика, уместившегося рядом с лифтовой шахтой.  В далекое, «благополучное», время там была, так называемая, «сушилка» на три семьи и мусоропровод. Мусоропровод  аннулировали, а сушилку «втихую» оприходовала соседка, присоединив к своей жилплощади, превратив ее в ванную и оставив маленький чуланчик с выходом на площадку.  Это обычная практика - «прибирать» все, что возможно, ни с кем не считаясь. На сколько я знала, там на полках хранился зимний запас консервированных в домашних условиях продуктов. Из под ветхой двери никак не удавалось вымести весь мусор, так что я  давно перестала пытаться его оттуда вытащить. И так, - моя первая встреча с ...
Он был рыжий, усатый и очень подвижный. Усы были просто замечательные, -две упругие, ни на секунду не остающиеся без движения, «вынюхивающие» антены, совершенно не синхронные. Одна могла скрутиться в малюсенький плотный кружочек, другая в это же время рыскала из стороны в сторону. Он так быстро перебирал своими шестью членистыми лапками, поддерживающими худенькое, чуть удлиненное ,можно сказать даже элегантное, тельце, что уследить за ним было довольно сложно. Ясно было только одно, - он обследовал эту совсем небольшую кучку мусора, которую я собрала. Вероятно, это был вполне житейский интерес. Я вспомнила, - мои бабушки называли такой вид тараканов прусаками, скорее всего из-за их рыжеватой расцветки ну и,подозреваю, других очевидных достоинств.
«Не надейся, - не уберу» - подумала я, - «пусть побеспокоиться тот, кто тебя тут «развел».
Маленькая головка, как ни странно, довольно легко повернулась в мою сторону и два черных, блестящих глаза,  уставились на  меня немигающим взором.
«Еще не хватало, чтоб тараканы заглядывали в мои мозги, - сгинь!» - отряхнула я неприятную мысль и развернулась к нему спиной. «Полью ка я площадку чуть попозже, пожалуй он скоро уберется оттуда, пищи то там никакой нет».
Два балкона требовали не меньшего внимания, и для них был предусмотрен веник получше. Погода, не смотря на зиму, была теплая, солнце грело спину, и воздух, свежий и чистый, как бальзам, наполнял легкие. Хотелось не дышать, а поглощать его, как можно больше и как можно чаще. И тут наверху кто-то харкнул, и мимо меня пролетел изрядный плевок, папироска с огненным концом и, на конец, - пепел украсил зеленную плитку балкона.
-Да кто ты там есть!? С ума сошел что-ли? Плеваться с балкона!Бросать зажженные сигареты и вытряхивать пепел на головы соседей! Где и кто тебя вырастил?
Слова сорвались вдруг, необдуманно и со злостью.
Конечно мне никто не ответил. Да и выглядывать не имело смысла, не дожидается же он, когда я его разоблачу. «Чтоб тебе пусто было» - к кому это обращено? к человеку? к обществу? к обоим? или к самой себе? – Ко всему сразу. В сердцах я схватилась за бутылку с водой и пошла поливать свой лестничный пролет, раз уж не получилось «полить» более одушевленный предмет.
Он был там. И не просто  – был. Веточки веника были уложены на пирамидальном возвышении из мусора акуратным вертикальным шалашиком с таким невероятным мастерством, что и человеку было бы завидно. На вершине этого «нерукотворного» сооружения  красовалось нечто, напоминающее корону. Более длинные прутики перекрещивались друг с другом где-то приблизительно в пропорциях четыре к одному, образуя что-то наподобии скрученной корзинки, - она и была той самой короной. Конечно, внизу конуса расстояние между прутиками было довольно значительным, но и тут дополнительные веточки были подогнаны по высоте, и укладываясь в вершине аккуратным узором составляли плотную стену шалаша. В треугольное отверстие высовывалась голова с шевелящимися усами и пронзительно умные глаза прусака.

-Это еще что такое?
Развела я руками в недоумении.

-Это? ВвввФигВам!
-Какой там вигвам?
-Это? Никакой это не вигвам, а ВвввФигВам!
-Ты кто такой, чтобы тут рассуждать по поводу того, что тебя не касается? И откуда ты вообще взялся на мою голову?

И только тут я поняла, что разговариваю с тараканом.

-Я не «взялся», я всегда был, просто решил проявиться.
-ПроЯвиться? А ПроЧто?
-Знаешь что такое СПГС?
-Ну и что это такое?
-Синдром Поиска Глубинного Смысла. Ты постоянно роешься в мозгах, что-то выискиваешь, что-то строишь, что-то связываешь. Меня твой СПГС задолбал, вот я и решил Явиться.
-Я вот сейчас весь этот мусор сгребу в совок и скину в целофан и кому тогда будет Фиг?
-Ой! Да ты его все равно в дом не внесешь и выбросить, специально из за него, на улицу до ближайшего мусоросборника, не пойдешь, так что твой ФигВам так и останется здесь. Только на него всем наплевать, кроме тебя, - к нему уже привыкли.
-А если я ведерко вынесу, небольшое, и целофанчик в нем приспособлю и туда буду сор сбрасывать?
-Или украдут, или наплюют, или сигаретами расплавят, - тебе же это ведерко чистить придется.
-Красть то зачем, что в нем ценного?
-Будто не знаешь? Ценно все, что плохо лежит и до чего руки дотягиваются.  Или тебе это еще не доказали?
-Слушай, ты Кто?
-Мне казалось, - ты умнее. Таракан я, - твой таракан.
-Ага! Мой значит. Да! От своего Таракана вряд ли можно избавиться, - это вроде своего второго – Я!
-Вот и я про то же. Достала ты меня своими поисками. Теперь моя очередь тебя доставать.
-И как же тебя зовут?
-Кафка! У тебя это в голове вертиться с того момента как я появился перед твоим «ясным» взором.
-Хочешь сказать, что я этот театр абсурда сама придумала и высокомерно его определила на «высокий уровеннь» интелекта?
-Про «уровень», - очень спорно по отношению к тебе, но вот по отношению ко мне, - неоспоримо.
-Слушай, чего ты хочешь? Скажи уж напрямую.
-Жить с тобой не таясь. Есть же у людей домашние животные, чем я хуже? К тому же умно говорящий. Где еще такого найдешь?Да и ничего необычного мне не нужно, - я ведь все равно с тобой живу, так к чему этот обман, - будто меня и вовсе нет?
-Тебя нет! Кто выставляет своих тараканов на общий обзор?

В этот момент на одном из верхних этажей открылась дверь и кто-то стал спускаться по лестнице. Кафка затаился в своем вигваме, а я стала поливать площадку. Я специально в крышке бутылки проделала шилом дырочки, чтобы можно было без труда заниматься поливкой, в том числе и цветов, - самодельная лейка в общем. «Кажется Кафке я и вправду дала возможность вылезти в «дыхательные отверстия» своей мозговой системы. Не задыхаться же в тесном пространстве «досады?» – подумала я, орашая серый камень поверхности живительной влагой.
Вот и он, - сосед с седьмого этажа, - чинно и размеренно, с серьезным видом очень занятого и значительного человека, знающего цену себе и своему времени. С хорошей, доходной должности его «увели». Чуть согнуть шею и опустить голову ему предписывалось по всем негласным правилам «справедливости», да  и гонору поубавить, но прошлые привычки не выветриваются так просто.

-Здравствуйте, батоно Тедо. Как поживаете?
(-Ты же его ни капельки не уважаешь, и вообще считаешь глупым и напыщеным? -прошептал Кафка.)
-Спасибо. Не знаю, никак от грипа отойти не могу, да и супруга болеет, дети на работе, вот и приходится мне за покупками выходить.

Я стояла онемев и с испугом думала о том, что он мог услышать этот шепот так же, как услышала его я. И тут я увидела на его левом плече огромного, надутого, черного таракана. Он стоял на задних лапах, держась двумя за воротник пальто и сердито шевелил усами, выпучивая глаза на маленькой головке, почти лишенной лба.

-Много о себе думаешь. Спасибо скажи что с тобой здороваются. А вообще ты ничего. Особенно в этих облегающих брючках. И вроде немного поправилась, есть за что взяться. Может, этак случайно, проходя, ручкой тебя задеть?
Я не знала что делать, таракан, - не мой таракан,- говорил, и я его слышала.
-Успокойся, теперь только так и будет, раз я проявился, то ты теперь всех тараканов видеть и слышать будешь. Да не стой ты как тупой шлагбаум на дороге и ответь ему чего-нибудь. И не глупи, он понятия не имеет, что ты его таракана слышишь, он и о нем понятия не имеет и меня не видит и не слышит.
Вещал Кафка сердито буравя меня своми глазами.

-Да уж, что поделаешь, кто-то же должен взять на себя заботы о семье. Привет передайте супруге. Выздoравливайте.
С трудом выдавила я из себя трафаретные фразы, - благо, что они существуют, - и неловко отодвинулась.
-Квочка, что без толку пропадаешь, а то мы б тебя осчастливили... Метешь тут каждый день, неприкаянная, непригретая, - дура одинокая.
Не переставал верещать и пыжиться черный таракан.

-А ну шлепай отсюда, пока я тебе усы не откусил, - тупая харя.
Рявкнул Кафка.

-До свидания!
-Всего доброго!

Я влетела в квартиру с такой силой хлопнув дверью, что с потолка посыпалась побелка. Внутри у меня все бурлило и закипало, но куда было выпускать пар?

-Ты ведь хотела узреть глубинный смысл, - вот и не жалуйся. Услышала то, что прекрасно чувствовала,  к тому же он тебе такие намеки делал ... - может скажешь, что это не так? Да, конечно, ты его не поощряла, просто улыбалась, демонстрируя полное непонимание. Дуру валяла.
Кафка устроился на загривке диванной подушки вполне по человечески, сидя,  перекрестив задние ноги  и сложив на груди, вероятно, четыре руки.

-Какой  же ты в  этом увидел смысл? -Кричала я. - Это пошлость, вышедшая на поверхность! И, вообще, - я тебя в дом не приглашала!
-Хм! Какое приглашение, - я – ТВОЙ ТАРАКАН!
-Шел бы ты...! Мне кушать надо, и, вообще, - все бы вы шли куда подальше...!

«Не испорчу себе день не из-за каких-то тараканов», - твердо решила я и демонстративно хмыкнув, с гордо поднятой головой, пошла на кухню.
Чайник закипел, в пиалке мацони (похож на йогурт) с творогом смешан с кусочками хлеба и уже  успел согреться после холодильника, банан очищен и нарезан ломтиками. Я, в предкушении приятного утреннего завтрака, включаю телевизор и удобно устраиваюсь за столом.

-А мне? Я ведь теперь вроде, в некотором роде конечно, - отдельная особь. Мне тоже кушать надо. Неужели не накормишь своего таракана?

Кафка сидел на краю пиалки, заглядывая в мой завтрак.

-Ты ведь продукт мысли, значит и питаешься энергией мысли. И на сколько я понимаю, чем более материально твое питание, тем меньше потребность в мысли и, значит, твое проявление будет пропорционально уменьшаться.
-Ага! А ты представляешь другую крайность, - голодный, совсем не подпитываемый материально интелект? И на что он способен?
-По логике, - он должен «уйти в полет», - у тебя ведь есть крылишки?
-Крылья! Полет мысли!

         Кафка смеялся так заливисто и задорно, так подчеркивая абсурдность моего утверждения, что я и сама не удержалась и улыбнулась, несколько виновато.
         -Я понимаю, что мы повязаны, но это же не значит, что я не буду пробовать избавиться от своего таракана, выплывшего из подсознания и обретшего узреваемую форму, во всяком случае, узреваемую мной?
-Домашние тараканы не летают, даже при наличии крыльев. А на деле, - если его не кормить, - он начнет питаться в самых темных уголках подсознания, порожденных только инстинктом выживания. Представляешь, какой аппетит у него проявится, и каких монстров он оттуда извлечет, только для того, чтобы насытиться конценрированной, не успевшей обрести мысленную форму, энергией?
-Мне надо подумать, как сделать так, чтобы ты научился летать и не питался моим подсознанием.
-Пока «суть да дело»  может перекусим?

        Кафка многозначительно склонил голову в сторону содержимого пиалки и подобострастно улыбнулся.
        -Видишь, какой я вежливый и совсем не нахальный.

Я достала розетку для варенья. «Странно делиться с собой».
-Чего же тут странного?

Прозвучал вполне внятный ответ, несмотря на то, что вся мордочка утонула в мацони, а кончики усов ощупывали края.
«Ну поели, теперь можем и поспать», -вспомнила я фразу из мультфильма про Дюймовочку.

-А ведь она в конце концов научилась летать.
Прогундосил мой «одомашненный» таракан.
«Боже, мой! Нужели теперь только так и будет?»

Кафка вытащил головку, вымазанную белой массой, почистил ее лапками, доел и, пожав плечами, что показалось весьма странным при его хитиновом панцыре, ответил моим мыслям:
    -Не сомневайся.
Пока я мыла посуду, он пристально наблюдал за действием моих рук, конечно, вы понимаете, что это не помогало, а сбивало с обычного механического, привычного действия. Это было похоже на то, как я сама наблюдаю за своими мыслями при неосознанном действии.

-Кафка, не смотри и не анализируй, а то я разобьюсь на наблюдателей за наблюдателями и тебя станет слишком много. В общем, - ты ведь не хочешь свести меня с ума и попасть со мной в психушку?

Кафка оторвался от завораживающе бездумного действия со скрытым внутренним самоанализом анализа и мне полегчало.

-Наше общение наяву несет определенное неудобство. Ты не находишь? – Продолжила я тему.
-Ты хочешь сказать, что проявивишись я обрел способность к самостоятельным мыслям и действиям? Но я ведь и так был таким? Хотя... Ты права, тогда действия и мысли были общие, а теперь... Я начинаю обретать индивидуальность?
-Похоже на то.
-А кто же тогда внутри тебя?
-Кажется это уже твой таракан.
-Но мой таракан должен быть во мне?
-Не может. И твоя и его питательная среда в моих мыслях. Теперь понял о чем я тут курлычу? Если ты не вернешься в свою естественную среду обитания, нам придется перейти к двухмерному мышлению, если его помножить на трех мерность нашего мира и включить время мы получим семимерное, нет восмимерное, мышление. Как мы с этим справимся?
-Не гунди! Нечего мерить мышление со средой обитания. Там другие меры и отсчеты.
-Послушай!! – заорала я во всю возможность своих голосовых связок, - с тех пор, как ты вылез, я разрываюсь между действительностью и вымыслом.
-Привыкнешь, так же как и я.
Упрямо зло прошипел Кафка, обдав меня чернохолодным блеском своих буравчиков – глаз.

Что-то в них было очень знакомое, вертелось в подсознании, но не обретало форму. Мучительное состояние, когда очень хочется вспомнить, но там стоит высоченная, плотная  преграда и не пропускает, а ты пытаешься, буквально физическим усилием напряжения, ее преодолеть.
-Ты не хотел бы мне помочь?
-Это не я, это тот, - Кафка 2.

Я поняла, что и он не ожидал, при всем своем «хваленном» интелекте такой серьезной помехи. Кафка 2 был совсем не «добрым малым».
-Привыкай!!!

Теперь уже я, с улыбкой выигранного раунда, свысока глядела на своего проявленного таракана, а он усмехнувшись и пожав плечами отыграл его не «отходя от кассы».

-Не загоняй меня к нему в подсознание, - расплачиваться придется не только мне.
-Пожалуй ты прав, - пришлось  мне согласиться с очевидным.
«У него дурная привычка ухмыляться и пожимать плечами с видом - «Ты у мамы дурочка».
-Только не говори, что ты со мной и в отхожее место пойдешь.

Кафка смеялся заливисто и так кривился в звонких позывах, что у меня совершенно ощутимо лицо начало сползать к шее, подбородок повис и рот открылся в немом крике: «Чтоб тебе Кафка, со всей твоей вседозволенностью...!!!» Отсмеявшись он изрек душеспасительную фразу
-Ты меня не заметишь, нам обоим не нужны эти откровения.
«Может вообще не надо было затрагивать эту тему? А?... Но что делать с реальностью? Дамы и Господа! –Эх! - «Не боги горшки обжигали!»
        -Когда намылитесь туда, куда цари пешком ходят, вспомните эту фразу, - пафосно произнесла я и, с гордо поднятой головой, переступила порог...

        «Это беспардонное откровение необходимо для того, чтобы вы не сомневались в моей «полной» («чего практически не бывает», - вставил свое слово рыжий)  откровенности».
        -Тебе следовало промолчать, - добавила я уже прикрывая дверь.
        -Не умею, - донеслось до меня в щель.
        «Чтоб тебе,  - Эф, - пусто было». И оно наступило – пусто....

         Под струями душа мы с Кафкой, с подачи незримого Кафки 2, переживали все моменты моих конфузов и неудач, моих обид, бед и несчастий. Всей той несправедливости, ненависти, зловредности, стяжательства, поклепов и откровенной лжи, которыми полнилась моя жизнь. Но больнее всего были предательство и потеря близких. Были ли они близкими и могла ли я считать их такими? Но ведь есть и хорошие,  добрые воспоминания, и есть оправдание их поступков. Не знаю, придумали ли мы, -я и Кафка, - в противовес Кафке 2, - эти оправдания, но уж очень хотелось выстроить их в логическую цепочку инстинктов. Да, разума и человечности в них не было. Струи горячей воды, вместе с соленными слезами горечи, обжигая, спускались по обнаженному телу, завихривались в сливном отверстии и исчезали в нем. «Они исчезают в водовороте так же, как мы исчезаем во времени».
-Больно!!!Больно!!!Больно!!! Помоги, рыжий!!!

        -Не уступай ему пространство! Не дай ему разрастись! – кричал Кафка мне в ухо, а жесткие струи били по его маленькому тельцу, по каждой клеточке моей плоти, окутывали паром сознание, замедляя мысли и втягивая в провалы подсознания. Все закружилось в цветных, радужных бликах, глухой  шум где-то там, вокруг, в ближней дали и полет.
Ударилась я головой, и боль, но уже вполне физическая, привела меня в чувство. Я уж подумала, что все эти утренние события мне привиделись, но не тут-то было, - рыжие усы и мордочка с черными, тревожно поблескивающими пуговками глаз, возникла у меня на кончике носа.
        -Уф! Разве можно в таком кипятке купаться? С ума сошла?
        -Именно, что сошла. Спрыгнула, - улыбнулась я проясняющимся мыслям.
        -Да выходи ты отсюда поскорей,  и что тебе взбрело выворачивать себя на изнанку в этой душегубке? С этим К2 надо бы поосторожней, не очень-то они приятные эти черные тараканы.
        -С чего ты взял, что он черный?, -осведомилась я, вылезая из ванны и ухватившись за полотенце     (слабость давала о себе знать ).
        -По делам и результатам этих дел. Чего тут не ясно?
        -Хочешь сказать, что мне надо избавиться от этих воспоминаний?
        -Ну! Избавиться, конечно, не получится, но есть один способ и подходит он только для тебя.
        -Какой же?
         Говорю я это как-то так, между прочим, уже вытеревшись и одеваясь.
        -Напиши.

        Я замерла. Одна нога в колготке, другая только собирается пролезть в предназначенную ей трубу. И опять все завертелось в блестящем танце бликов, волн и шума, набегающих на берег пенистых океанских волн. Я успела добеж..ковылять до дивана и рухнула в еще одну бездну.
На этот раз очухалась я сама, так медленно, в полуцветах и полуформах, осознавая окружающее. Хорошо хоть маечку и трусы успела натянуть и половину колготок.

        -Голову на подушку положи, а то лежишь плашмя, если сейчас поднимешься, точно снова шмякнешься. Сколько мне тут за тобой бегать?
Верещал К., пощипывая меня в онемевшие мышцы.

        Я стянула плед и укрылась. Холодный пот - надо бы вытерется.

        -До чего же ты неугомонная. Согрейся, успокойся, полежи малость и поднимайся потихоньку, когда уже почувствуешь, вернее, когда я почувствую что уже можно.
        -Вот видишь как неудобно разъединение неотемлимых частей. Взаимную координацию мы с тобой потеряли.
        -Только не вини в этом меня. Не дура, сама понимаешь, что хочешь разделить своих тараканов и самого позитивного вызвала наружу.
        -Ну да, для праведной борьбы со всеми остальными вложенными в мозгодробильные слои. Знать бы сколько их и какого они цвета и размера? Да, и чтобы умерить их пыл, я и их должна вывести наружу и перефразировав - «казнить нельзя,  усмирить», - выиграть у них, с твоей неоценимой помощью, великое судьбоносное сражение.
        -Надеюсь, тебе полегчает.
        -Только надеешься?
        -«С ума долой и с мыслей вон»! Нет, это что-то не то.
        -Ну, «Не То» бывает гораздо чаще, чем «То».
        -Можешь предложить что-нибудь лучше?
        -Издеваешься? Без тебя? У нас с тобой теперь один обоюдоострый меч – наше действие, обусловленное  нашей мыслью и нашим решением.

        Я наконец оделась, привела в порядок ванну, повесила полотенце, немного постояла на солнышке, - совсем чуть-чуть, чтоб не простыть. К. безотлучно сопровождал меня и помогал во всех действиях либо прямой, либо подспудной мыслью, стараясь заглушить потуги К2.
       -Я не смогу об этом написать. Нельзя раскрывать душу, ты и сам прекрасно это знаешь.
       -А тебе ее и не надо никому открывать. Напиши и спрячь на некоторое время. Когда поймешь, что пора, - перечитай несколько раз, пока текст не станет жить своей жизнью.
       -И что дальше?
       -Сожги и пепел отдай воде.

       Я смотрела на своего очень серьезного таракана и понимала, - мне надо это сделать, мне надо убрать боль в мыслях и сердце. Я всегда все свожу к логике, так почему я никак не решусь привести свое прошлое к системе и наконец выстроить эту причинно-следственную связь?
      -Я знаю чего ты боишься, - глядя куда-то в даль произнес Кафка, - твоя прожитая жизнь уложенная в законы и формулы потеряет цвет, запах, вкус, радужность. Ты перестанешь ее видеть и ощущать, ты не будешь слышать ее музыку, и тебе ничего не останется от прошлго, кроме обрывков не попавших в схему.

Летний день наполненный  запахом зноя, травы и цветов, и колышащееся марево над проселочной дорогой, утонувшей в море этой травы и цветов,  жужжание пчел и гудение шмелей, шелест  прозрачно-зеленоватых крыльев стрекоз, бабочки на  лепестках золотого посоха, горделиво возвышающегося над зеленым морем, подорожник в придорожном строю и глянцево-желтые лютики вперемешку с голубыми глазами незабудок,  кровавые  маки, тонкий аромат полевой аристократки - гвоздики и мои любимые нарезанные васильки, ситцевые ромашки, ромашки, ромашки...  Такое синее небо в перистых облаках, - будет дождь. Легкое дуновение ветерка слегка треплет волосы. За спиной наше милое село с изгородями из камня и цветущей батвой картофеля на участках, – белой  и с чуть фиолетовым отливом. Акуратные, ухоженные дома. Родник, выложенный из камня с длинным боковым отводом. Плещущиеся в нем утки с жело-оранжевыми утятами, недовольные суматохой гуси с прелестными,  желто-салатовыми гусятами ( так и хочется потискать), и женщины с корамыслами и ведрами. На пригорке длинное одноэтажное здание школы и огороженная маленькая приземистая церквушка. Внизу кладбище с прямоугольниками надгробий, утонувших в траве. Яблоневый сад. Гамак и брошенная шаль, очки и книга. Ульи на подставках перед домом. Лестница на маленький крытый балкончик и дверь в застекляненную веранду.
Мы со всех ног бежим за дом. Дедушка на мотоцикле с каляской, в которую ни один из нас не любит садиться, другое дело сиденье за спиной,  каждый наровит устроится именно там, спускается с пригорка мимо кладбища по узенькой дорожке. За нами выходят все домашние: мама и две бабушки – сестры. Велосипеды! Два велосипеда! Один поменьше, - для младших, второй побольше, - для нас, - решаю я опрометчиво. Дедушка вытаскивает велосипеды, маленький младшему двоюродному брату, побольше – старшему. Мама берет нас за руки и уводит в дом.
-Их родителей здесь нет, они работают за границей, вы же знаете, вот дедушка с бабушкой и решили сделать им подарок, чтобы они не чувствовали себя одинокими.
Мы молчим. Я не знаю был ли какой-либо разговор у взрослых, но я помню виновато-опущенные глаза младшего двоюродного брата и торжествующие старшего, когда они в первый раз взялись за руль своих велосипедов.
На следующий день нам обьявили, что кататься на велосипедах будут все по очереди. Ни разу нам не отказали в этом праве, но...
Через много лет, в совершенно взрослой жизни мой брат скажет мне: «Разве я не был таким же ребенком?» И мне придется ответить: «Им и правда, было плохо без родителей.»
И я, и он знаем, что это не оправдание и не причина, потому, что это, строго говоря, предвзятое отношение, подтверждалось и другими похожими  примерами и проявленными эмоциями.
Странно, но и в этом раскладе я не оказалась ребенком, - и все равно остаюсь им до сих пор.

-Зачем мне, Кафка, выстраивать систему? Жизнь почти прожита. Она сделала свое дело. Мы с братом состоялись совершенно самостоятельными личностями, может, и скорее всего, именно вопреки или благодаря...
-У тебя есть все части схемы, все..., но ты упорно не хочешь сформировать  общую закономерность.
-Не хочу. Они – биение моего сердца, моя кровь и плоть, мой воздух, - моя жизнь. Они дали мне крылья. Я не буду их судить, - не имею права...

 Я и мой брат сидим у обочины дороги и  ждем своей очереди, чтобы усестся на велосипеды и нестись по этой дороге в чудесную страну бездумного детства на самых прочных  крыльях, крыльях мечты.

Летний день наполненный  запахом зноя, травы и цветов, и колышащееся марево над проселочной дорогой, утонувшей в море этой травы и цветов,  жужжание пчел и гудение шмелей, шелест  прозрачно-зеленоватых крыльев стрекоз, бабочки на  лепестках золотого посоха....

- Пусть этот хаос останется со мной и мои тараканы тоже. Рыжий! Ты – МОЙ ТАРАКАН, ТЫ ОБЯЗАН ЛЕТАТЬ, - КРЫЛЬЯ ДАЮТСЯ НЕ ЗРЯ