Зёрна

- Да не возьмет она! – все же негромко сказал я и без резких движений присел на обрешетку. – Эту птицу так просто не приучишь.

Внизу Боря, ничего не отвечая, сделал еще один шаг: медленно, осторожно. Остановился.

Перед ним, на стопке деревянных поддонов, на дальнем краю самого верхнего из них сидела ворона. Обычная небольшая ворона, с черными матово блестящими крыльями, серым клювом и выпуклыми круглыми глазками. Она сидела к Боре боком, вцепившись тонкими лапками в край доски и настороженно глядя одним глазом как он пытается приблизиться к ней, чтобы покормить с руки.  Пока что эти намерения ее не пугали и она только деловито поводила головой вверх-вниз, переводя свой острый взгляд с хлеба в руке человека на его лицо. По выражению последнего она, как я думал, высчитывала безопасную дистанцию и, хотя любой, посмотревший на Борю, сказал бы что он добрый малый, дистанция эта в течение вот уже нескольких недель никак не сокращалась.

Ничего не изменилось и в этот раз и, как только между Бориной рукой и вороной осталось меньше длины поддона, птица резко подпрыгнула, два раза звонко хлопнув крыльями взлетела и быстро скрылась в ближайших зарослях кустарника. Боря как всегда разочарованно ругнулся.

Мне казалось она не берет корм из рук не из-за боязни или недоверия, а просто потому, что, на ее взгляд: «Ни к чему это все», и каждый такой раз я ждал, что эти слова вот-вот донесутся из кустов, в которые ворона улетала.

                ***

Боря познакомился с ней недели три-четыре назад, еще до того, как я пришел на этот объект. Когда мы начали делать здесь крышу, у него действовал уже устоявшийся ритуал кормления его пернатой подруги. Каждый день после обеда, он клал кусочки хлеба, сыра или еще чего-нибудь, что считал вороньим лакомством, на поддоны, лежавшие во дворе и затем подолгу стоял там, терпеливо ожидая появления птицы. Иногда она действительно прилетала, садилась вот так на самый дальний край, смотрела, но никогда не приближалась к еде, если Боря стоял рядом. Если его уже не было, она допрыгивала до угощения, хватала его и улетала в соседние кусты или лесок, росший метрах в двухстах от нашего дома на еще не выкупленном участке земли. Почти все эти случаи мы наблюдали, бросая работу, выглядывая за край крыши, подстегнутые Бориными криками снизу: «Вон он, вон он прилетел!». Он считал, что ворона - это ворон и зовут его Кеша.

                ***

Так прошла еще неделя. Боря закончил свою работу и ушел на другой объект, наказав нам со студентом не забывать подкармливать его подружку Кешу; я так и не привык называть ворону «он», уж больно она была, не знаю... красивая и, в конце концов, ворона это была, - совсем не ворон.

Почти каждый день, как и обещал, я клал воронье угощение на обычное место и к следующему утру еда всегда исчезала. Забирала ее Кеша или какие-то другие птицы, сказать не могу, поскольку нашу ворону заметить за этим делом никак не получалось, - без Бориных восклицаний-оповещений в начавшейся трудовой напряженке мы почти и не смотрели в ту сторону.

Как-то утром шел я по нашей крыше мимо трубы, которую только пару дней назад выложил печник. Вижу, на верхнем кирпиче, еще почти совсем белом чистом, что-то лежит маленькой темной горочкой. Сразу, конечно, подумал на голубей: вот, мол, успели обделать новую трубу. Хотел уже взять горсть опилок смахнуть это, чтобы не мелькало перед глазами, но только смотрю – не то, не похоже на голубиную работу. На всякий случай отворачивая нос, присматриваюсь получше и вижу вот что: на кирпиче, в темном пятне почти высохшей, поблескивающей еще местами прозрачной слизи, лежит кучка, - с чайную ложку, наверное, - мелких семечек, семян, зерен, крошек каких-то. Все целое, свежее, видно что недавно собранное-сорванное, точно(уж простите) не переваренное, одним словом - идеальный птичий корм. Откуда?

Чувство брезгливости, появившееся поначалу, прошло, я спокойно рассматривал эту загадку и думал. И только чуть-чуть снова потянуло в глубине горла, когда я понял чтО это все-таки такое.

Это был птичий подарок. Только не для птиц, а от птицы. Кеша! Кто еще мог принести нам это?  Все сходилось: Боря внизу давно не появлялся, что еду носим мы, ворона, конечно, видела, что работаем наверху – естественно тоже, сообразить, что кирпичная труба теперь самое видное для нас место, ворона(и только ворона) могла запросто, а, что это какая-то другая птица не донесла до гнезда корм для птенцов глупо уже было и предполагать.

- Надо же, принесла! - вырвалось у меня вслух.

Улыбаясь, я стоял над этим птичьим угощением довольный, растроганный и, не знаю почему, гордый.
 
Хотя за себя, точнее - за человека, еще точнее - за человечество гордиться-то было нечем. Мы вот думаем, что только нам, самым разумным да духовно развитым, высшим существам, «подобиям» присущи такие красивые поступки. Ан нет, вот тебе птица, - голова с орех, петь и то не умеет, а оказывается и она в обход миллионолетних инстинктов, в отсутствие святых писаний, без просьб и похвал способна на такое поведение. Поведение, животным, казалось бы, совершенно не свойственное, абсолютно неразумное с точки зрения выживания, не ради защиты, не спровоцированное дрессировкой и расчетом на получение вознаграждения, поведение спонтанное, но, в то же время, совершенно ясно - не случайное. Не поведение даже – поступок. Один! За несколько недель птица смогла обрести то, чего у многих из людей не появляется и за всю жизнь: научиться быть благодарным, да еще именно в том виде, в каком мы - люди это воспринимаем. Не для птенцов, не для птицы ее рода, - для человека, постороннего чуждого существа. Допустим, дает он ей еду, и что? Да, легкую, да, может, вкуснее и сытнее, и что? Почему она должна, - откуда вообще такая мысль, пусть не мысль – позыв, может появится у птицы, живущей по программе, заложенной природой, - что-то сделать в ответ? И главное, зачем? Ни этого человека, ни тем более ее саму эта горстка оставленных зернышек не спасает от голода, каких-то других объективных видимых причин тоже нет(во всяком случае в сфере моих знаний этого предмета). Единственное ради чего это можно сделать - ради самого поступка, ради чувства удовлетворения им и собой, опять же в том смысле, в каком это все ощущаем мы. Значит все это уже есть, в природе все это уже есть.

Но, может это только вороны такие? Может не зря наградили их теми, пугающими нас способностями, обвешали предрассудками, оградились от них страхами? Боятся люди признать себя равными какой-то мрачной птице? Пусть даже не интеллектуально, а только морально равными... 

Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове, оставив после себя гнетущее чувство некого стыда и одну маленькую, но реальную проблемку, осознание которой заметно покривило мое лицо. Угощение же надо принять, то есть попробовать. Я, хоть человек и грубоватый, но не сторонник таких вещей как равнодушие к чужому вниманию, пусть даже к вниманию малознакомой мне птицы. На знаки расположения к себе надо отвечать, тем более, - я это вдруг явственно почувствовал,- Кеша наверняка сейчас сверлит мою спину своим черным глазком из того ближнего леса и ждет, отведаю я ее гостинца или нет. А если не попробую... По спине тут же пробежал теперь как-будто холодный коготок, - она же от обиды меня сглазит, или проклянет, обкаркает(вот вам и предрассудки), да даже если и просто расстроиться птичка, что вернее всего: злость то - чувство, животным не свойственное, а чисто человеческое.

«Ну что, - думаю, - кашка «Семь злаков», вещь хорошая. Старалась же, Кеша, собирала, несла нам в своем зобе». Поломался я еще чуть-чуть, поморщился, потом наклонился и...

Да нет, конечно не стал я есть эти витамины. Сделал вид что клюю вроде как, а сам рукой потихоньку скинул их в трубу, внутрь. Оох, надеюсь, надеюсь, что все-таки смотрела на меня наша ворона и, что кроме нее - больше никто.

После лицедейства этого я выпрямился и застыл, пристально глядя на лесок, ожидая одобрительного хлопанья крыльями или карканья, но, как ни вглядывался, ни прислушивался, ничего похожего на Кешу и на эти звуки не уловил. Наконец, вспомнил и про работу:

- Студент, ну ты там до обеда будешь шурупы эти искать?! – к обычному моему ворчанию прибавилось раздражение. Не злобное, легкое - неловкость, вызванная комизмом ситуации, в которой пришлось побывать и еще досада, - почему, мол, именно я и не зря ли так старался?

- Да иду, иду. Что ты так торопишься все время?! – послышался голос студента и скрип лестницы, приставленной к краю крыши. – Я зато очки твои нашел.

- Ух ты! Где?

- Да за опалубку свалились вместе с этими шурупами. Хорошо я заглянул, а то бы завтра бетонщики залили и все - с концами.

Обрадовал меня студент. Эти солнечные очки были мои любимые: легкие, удобные, с цепкими дужками и качественными, сильно затемненными стеклами. Без таких летом на крыше – беда. Взял я их, хорошенько протер, надел и еще раз, уже с благодарностью посмотрел в сторону леса. Все-таки, выходит, не зря старался.

 – Так, давай быстренько доделываем, пока, вроде, белая полоса началась.