Шмель в спичечном коробке

- Ты не понимаешь…
- Да всё я понимаю!
- Ничего ты не понимаешь... Ты даже представить себе не можешь… Нет, можешь, конечно – саму ситуацию в общих чертах. Да и то… Впрочем… Наливай, чего время тянуть! Хорошо, что мы встретились… Ну, как говорится, в акцизной утоли моя печали!..
- Будь здоров, ага…
- Взаимно!..
Этот короткий диалог двух мужчин за соседним столиком почему-то привлёк моё внимание. И не потому, что они говорили достаточно громко, настолько, чтобы их мог услышать посторонний – слегка выпившие люди всегда говорят несколько громче, чем это необходимо. Но дело было не в этом, как и не во фразах вроде «Ты меня не понимаешь». Я не могу точно сказать, что именно привлекло, но привлекло. Я сделал глоток только что принесённого мне кофе и помимо воли прислушался.
- И когда это случилось?
- Три года назад. Внезапно. Непредсказуемо. Знаешь, я всегда думал, что со мной такого не может быть. Ха, классика – как кто-то пошутил, эта фраза стоит на первом месте в списке последних фраз в жизни… М-да… В общем, жил я себе и жил, ни о чём уже не мечтая и не задумываясь, да и о чём можно мечтать и задумываться в моём возрасте? Радовался, что живой, что семья, что есть работа, которую знаю и люблю.
И однажды встретил её. Ничего особенного – так, разговаривали, не более. Потянуло к ней, да. Сильно, очень сильно, но не так, как... Ну, ты понимаешь… И, забегая вперёд, скажу: не было этого… Как и плотского того самого желания, которое возникает порой внезапно в первый момент – не было его. Позже – да, было, звонко, до зубовного скрежета, но не вначале. Зато было много общего – и интересов, и взглядов, и даже знакомые общие нашлись… Но не это главное… Просто… Как бы сказать?.. Я знал её всегда. Вот это, наверное, самое точное – всегда знал. И был сразу же, с первой секунды, откровенен с ней абсолютно, так, как не был откровенен ни с кем. Да что там!.. Даже с собой. А тут – тут словно добавилась какая-то частичка меня, недостающий кусочек мозаики, и мне стало легко и просто говорить о том, что было похоронено внутри памяти самим временем, как мне казалось. Рассказывая ей о своих юношеских переживаниях, о своей жизни, о своих мечтах или надеждах, сбывшихся и несбывшихся, мне не требовалось что-то изменять или приукрашивать, о чём-то умалчивать – я словно вспоминал вслух, таков был уровень откровенности. Я и не понимал очень долго, что происходит, а когда зародились смутные подозрения, то гнал мысли прочь, потому что всегда был уверен: увлечься  вообще, а молодой женщиной в частности, в мои годы не то чтобы неприлично – это вообще извращение. Но вечно обманывать себя невозможно. И я вынужден был признаться себе, что влюбился. Жутко. Страшно. До дрожи, до замирания сердца. Когда слышишь голос, или видишь её, или получаешь от неё письмо, и внутри мгновенно прокатывается волна, вполне физическая, комок запирает горло изнутри, звон раздаётся в ушах… Никогда в жизни у меня такого не было – чувства такой неимоверной силы. Никогда, понимаешь? В общем, закрутило меня и понесло…
Я украдкой повернул голову, чтобы разглядеть говорящего – потрёпанный жизнью человек, негустые седые волосы, очки в тонкой оправе. Напротив него сидел, подперев голову рукой с прокуренными пальцами, судя по всему его друг и ровесник, только с более тонкими чертами, да седина не так явно сквозила в кудрявых волосах.
- Знаешь, это было самое счастливое время, хотя я невыносимо страдал от постоянной разлуки, от невозможности видеть, слышать, прикасаться, вдыхать запах её волос – и всё же был счастлив. Неприлично счастлив. По сути, наш роман был почтовым – мы больше писали друг другу, чем говорили, и уж, тем более, встречались. Многие сотни писем, по нескольку в день, от крохотных, в одно-два предложения, до длинных, перечитываемых по нескольку раз, бегая глазами по строчкам до того момента, как сердце наконец-то перестаёт биться учащённо. А встречи наши можно пересчитать по пальцам…
Конечно, такое не могло тянуться долго – жена меня вычислила моментально: когда много лет живёшь бок о бок, то уже не нужны слова, а малейшее изменение в поведении читается легко и просто. И началось такое, что мне трудно было даже предположить… Да… Однако я разговорился, а соловья баснями не кормят… Давай добавим!..
- Так же, или поменьше?
- Так же, конечно, зачем мелочиться… Смаковать тут особо нечего, да и вообще… Важен результат… Ну, будем здоровы!..
Глухо стукнули стопки, через несколько секунд послышался звук вначале выдыхаемого, а затем втягиваемого ноздрями воздуха.
- Не знаю, что у вас происходило, но для тебя поведение твоей жены было, как я понимаю, неприемлемо. Однако и для неё то, что сделал ты, было ударом!
- Видишь ли, я ничего не сделал, как ни странно это звучит. Сделала жена. Понимаешь? Сейчас объясню. Я оказался в ситуации, когда не принимал никаких решений. Никаких действий с моей стороны не было. И я не изменял жене, если использовать привычную терминологию. Я просто был влюблён. И можно было бы устроить мне скандал, вывести на разговор, посмотреть, что будет дальше – да всё, что угодно, можно было бы сделать!.. Но история не терпит сослагательного наклонения – почему, собственно говоря, и не растут во рту грибы… И в результате жена продолжала ревновать, а я продолжал писать письма и читать ответы на них, погружаясь в эйфорию выброшенных в кровь гормонов и изнывая от невозможности увидеться, обняться…
- А почему вы редко встречались?
- Потому что работа, потому что жили в разных концах города, потому что у обоих семьи и дети… У неё, кстати, трое, хотя она по сравнению со мной была совсем девчонка, почти двадцать лет разница в возрасте…
- Красивая?..
- Хм!.. Нет. Не красивая. Прекрасная. Ты удивлён? Красивые женщины бывают, да. И красота, конечно, впечатляет. Но не красота притягательна – разве что в сексуальном смысле, да и то чаще всего на один раз переспать. Так вот… Я тогда понял: женщины бывают более чем красивые – именно это и означает слово «прекрасная». Да, её нельзя было назвать красивой, вовсе нет; но совершенно удивительный взгляд, лучистый, светящийся; её улыбка, интонации голоса, какая-то нереальная нежность и, как я говорил уже, чувство, будто знал её всю свою жизнь… В сравнении с этим всё остальное становится несущественным. Ведь не красота важна. Ну, не только она, скажем так. Потому что есть кое-что поважнее…
Друзья замолчали, а я, инстинктивно пытаясь скрыть свой интерес к их разговору, начал усердно постукивать ложечкой о стенки чашки с остывающим кофе. Через минуту, которая потребовалась для того, чтобы за соседним столиком стопки в очередной раз сошлись в глухом стуке и алкоголь хлынул в горло, остановив на миг дыхание, разговор возобновился.
- Ну ладно, ты говоришь, что вы почти не встречались, однако жена тебя как-то вычислила…
- Даже не вычислила, просто почувствовала. Увидела. Я это теперь понимаю. Влюблённого видно за версту. Затем был период скрытой ревности, что понятно, затем последовали слежка, чтение почты... И однажды я это обнаружил. Вначале слежку – это я, кстати, перенёс сравнительно спокойно. Но читать почту?!. Проверять звонки?!. Это было началом конца. Точнее, это уже было концом, просто отложенным во времени.
- Погоди, ты хочешь сказать, что не было скандалов, а…
- Да, обнаружив это, я ушёл из семьи.
- К ней?
- Уходят не «к», уходят «от»… Нет, не к ней. Ты же понимаешь, что это было невозможно. И она ко мне не могла уйти, разумеется. Поэтому я порвал и с ней, внезапно, молча, без объяснения причин… Я не мог жить ни с той, ни с другой. Я вообще не мог жить. Этот мир перестал быть моим, мне в нём не осталось места. Помнишь, как в детстве мы ловили шмелей? Шмель садится на цветок, ты осторожно накрываешь его раскрытым спичечным коробком, быстро захлопываешь, чувствуя в руке сердитое бессильное жужжание. Вот и я тогда почувствовал себя шмелём в западне, игрушкой в руках судьбы, которая, словно ребёнок, забавляется и ещё не знает, что с этой игрушкой сделает дальше: может быть, отпустит на волю, а может быть, забудет её в парке на скамейке… И это не по злобе – дети ведь не злые, как нам часто пытаются внушить. Все детские поступки аморальны – поскольку вне пределов морали: дети ещё не знают добро и зло, у них просто-напросто такой способ познания мира, безотносительно оценочных категорий. Судьба, думаю, тоже не зла. Но от этого не легче.
Я бросил работу, чтобы стереть из памяти всё, что напоминает о моей любви. Но постоянно оказываться в каких-то местах, которые напоминают о ней – это стало хуже каторги. Повсюду, в каждой встречной женщине, имеющей хотя бы отдалённое сходство, я искал ту единственную, без которой воздух не проникал в лёгкие. Тогда я решил бежать, бежать куда угодно, к чёрту на рога, лишь бы забыть о несказанных и неуслышанных словах, о нерастраченной нежности. Некоторое время метался по городам, затем устроился на флот, только бы не быть здесь, только чтобы забыть, вытравить из памяти эти глаза, эту улыбку, этот голос, эти руки… Кошмар был в том, что и в других широтах, в чужих портах, на пристанях и улицах я постоянно искал взглядом её фигуру, её лицо, прекрасно понимая, что это сумасшествие.
Я начал пить, каждый вечер, запираясь в своей каюте, оглушая себя водкой, читая стихи и слушая музыку, соответствовавшие настроению; порой хватал за гриф давно заброшенную гитару, извлекая нестройные звуки; наконец наступал момент, когда эмоциональный шлюз прорывало, и слёзы потоком текли из глаз. Да, я, взрослый мужчина, рыдал! Я выл, вгрызаясь в свои пальцы, уткнувшись в подушку, порой забываясь до утра в таком положении, а порой не находя облегчения, и тогда выволакивал себя на борт теплохода, метался по тёмной палубе, останавливался, склонившись над планширом или вцепившись в поручни трапа, глотал ветер пополам с брызгами воды и солью, стекавшей со щёк… Поутру, собрав волю в кулак, начинал новый день, и так без выходных, без отдыха, месяц за месяцем… Я искал забытьё в женщинах, молодых, красивых – как ни странно, но это оказалось возможным; что говорить, однажды я даже провёл ночь с барышней восемнадцати годов, и не за деньги, а по симпатии… И вот, после двух навигаций начало отпускать – я наконец-то стал забывать то, что хотел забыть… Чёрт возьми, странно, что я об этом рассказываю. Никогда… Никому… Шлюзы прорвало, ага… Впрочем, какая теперь разница? Давай ещё понемножку… Собственно, как раз на посошок и получится… Во сколько, ты говоришь, у тебя самолёт?
- Регистрация начнётся через час с четвертью.
- Нормально, успеем. Тем более что история моя уже почти подошла к концу…
- Ты начал забывать и вернулся сюда…
- Да. Потому что научился жить без неё. И без семьи. Без никого. Один. Я приноровился к одиночеству, разбавляемому порой женским обществом. В общем, всё было не так уж плохо.
- Не понял… Почему ты говоришь, что было?
- Видишь ли, проблема в том, что выражение «всё возвращается на круги своя» имеет буквальный смысл… Я уже давно заметил, что ситуации повторяются, замыкая жизненные круги, порой очень причудливо и странно, если не сказать страшно. Так вот, сейчас будет самое интересное… Два с лишним года мотаться по волнам в стальной коробке – помилуйте, это для молодняка романтика, а старая задница желает ржаветь на якоре до пенсии. Я начал искать способ остаться на берегу. Мне повезло – я нашёл здесь работу, устроился, вышел в первый день… И увидел её! Её, понимаешь?!. Это была она! Я онемел, я не мог ни говорить, ни двигаться, и рванувшее к предельным отметкам шкалы тонометра давление в артериях обозначилось дикой болью в голове от ударов сердца. Убегать почти три года, почти три долбаных страшных года, чтобы снова встретиться на новом месте работы!.. А ты ещё спрашивал как-то, почему меня интересует тема судьбы…
- Чёрт возьми… Действительно, поворот… И как ты теперь?
- Как буду жить? Не знаю. Как-нибудь. Как-нибудь… Ладно, идём, а то опоздаем!.. И, знаешь, спасибо тебе, что приехал так внезапно, что нашёл время встретиться, что слушал мои пьяные бредни… Да всё путём, всё путём!… Ты приезжай почаще, а не раз в десять лет!..
Друзья ушли, а я сидел, потрясённый подслушанным разговором, машинально помешивая остывший до температуры окружающей среды кофе, и нежданно-негаданно почувствовал себя шмелём, пойманным рукой судьбы. Чувство это было нелогичным, необъяснимым – я успешен и удачлив, у меня прекрасные отношения в семье, и работа любимая, и друзья надёжные, и… И, несмотря на доводы разума, плечи явственно ощутили справа и слева стенки спичечного коробка.