КАК С ГУСЯ ВОДА

     Умом и нестандартным мышлением Гоха Мочи не был обделён. За то и страдал часто, попадая в различные непристойные ситуации. Но так уж повелось смолоду, он выбрал для себя разгульный образ жизни. Нельзя сказать, что тунеядец и пьяница, просто любил похохмить. А когда это ещё и с пользой для организма, здесь на селе ему не было равных.
     Что только не придумывал, и как только не выкручивался, если наносило спиртным. Всё мог продать, а потом талантливо «выйти сухим из воды». Об этом его даровании в колхозе знали все, но всё равно велись на его откровенное враньё, а кое-кто даже пользовался в личных корыстных целях, зная, что с Мочихи «как с гуся вода». В их числе была и супруга Гохи. Работал он механизатором зерноводческого звена, а она поваром на полевом стане. Бывало, Маша заболеет или по какой другой причине не сможет выехать на работу, Гоха по просьбе бригадира подменял её. Так было и в этот раз, накануне их юбилея. Мария осталась дома, чтобы встретить гостей, а его попросила привезти килограмма два  мяса с работы. У Мочихи было два выбора, попросить у бригадира под запись или украсть. Бригадир отказал, сославшись, что мясо последнее, а колоть будут только на той неделе. Украсть тоже нереально, вся бригада туда и назад ездит на автобусе, могут заметить и тогда уже никогда не подпустят к кухне. Пришлось нашему Гоше, чтобы не упасть лицом в грязь перед приехавшими родственниками и самому попасть на торжество, включить смекалку. Случай этот был весной, зимние мясные запасы дома кончились, а в колхозе весной на продажу тоже редко колют скотинку. Мария, жена его, после работы каждый вечер сливала помои для своих поросят в ведро с крышкой. Бригадир и мужики бригады к этому ведру привыкли, не пропадать же добру. Вот и решил Гоха перевезти кусок мяса в ведре с помоями. К этому времени целлофановые мешочки уже вовсю вошли в обиход. Положив кусок в один, завязав, потом, ещё сверху надев таким же способом несколько плотных мешочков, аккуратно сунул своё  слоёное произведение в воду.  И только после того, как убедился, что вода не попадает внутрь, решился положить свой пропуск на юбилей в ведро с помоями.
      Рано утром перед выездом на работу, Гоха выскочил на улицу, в надежде с кем- нибудь опохмелиться. Но на улице вдоль забора рыскала только соседская собака, да кот тихо мяукал на лавочке. Хочешь, не хочешь, а пришлось Гохе включать мозг и «строполить лыжи» для длительной беготни по деревне. План созрел моментально, а ноги понесли на другой конец деревни, к дому Галданихи. 
     Женщина работала продавцом в продуктовом магазине и держала дома бутылочку – другую на дело, да и тропинка у него к её дому была натоптана. Но по пути он всё же решил завернуть к Клавдии, самогон пенсионерки не раз приводил его в чувства, обжигая желудок и разгоняя кровь. Подходя к калитке, Гоха уже ощущал во рту приятную прохладу мутного зелья.  Но выскочивший из подворотни пёс, визгливо лая, преградил ему путь. Страх подкосил ноги, но чувство самосохранения взяло верх. Плюнув на собаку, он крикнул сиплым голосом:
 – Клавка! Клавка...! – и так несколько раз, пока хозяйка дома не показалась в глубине двора с подойником.
 –Чё раскричался-то, неугомонный, – и цыкнув на пса, Клавдия открыла калитку. – Проходи, раз пришёл. Говори, чё надо?
 Здесь уж Гоха постарался:
 –Здрасти, хозяюшка, многие лета вам. Вижу, огород не пахан. Хорошо выглядишь, Клавочка. Думаю, заскочу, выручу хорошего человека. Меня ведь как раз завтра посылают в деревню огороды пахать. Так я бы к вам в первую очередь и заехал.
Клавдия подбоченясь:
 – Ты уже зимой с листвяными хлыстами заехал. Иди! Иди отсель! Зенки твои бесстыжие!
Гоха не унимался:
– Плесни хоть пять капель. Помру ведь, кто потом тебе долг отдаст.
Клавдия,  поймав за шиворот, выбросила назойливого мужичка в улицу.
 – Спашет он! Разве на бабе своей! Болтун! –и уже  вдогонку потише, – С вашей бригады, слышала никого не будут отправлять.
Здесь уж Гохе ничего не оставалось, как, опустив голову, шагать дальше, «фокус не удался», но зато он теперь точно знал, что нельзя болтать в следующем доме. В голове зашевелились мысли, одна чудней другой, проскакивали и умные, но недавнее поражение и навязчивое «облом», не давало им зацепиться. В таком неприглядном виде с тупо смотрящими в землю глазами он и столкнулся с Галданихой в калитке её дома. Она как раз выгоняла коров на пастбище:
 – Чего тебе, зомби, – кладбище – направо.
 Гоха встрепенулся:
 – Послушай, красавица, сено возьмёшь? Вон какое стадо.
– Окстись, Гоша! Какое сено? Весна на дворе.
–А я и говорю, это вопрос сурьёзный, думать надо с весны. А у меня в шурфенной участочек есть! В прошлом годе, отличная была трава. И нынче уже хорошо корешки помочило.
– Ты что, траву на корню продаёшь? У меня некому косить, сам знаешь, одна.
– В задаток бутылочку, потом и скосим, и уберём. Годится такой расклад? Только плесни сразу, невтерпеж, трясёт всего.
– Ладно, проходи на веранду. Что с тобой сделаешь?
И Гоха, довольный собой, задрав подбородок, быстро выдвинулся за виляющими бёдрами, пусть пожилой, но женщины. Через минуту он уже сидел за столом и с умилением смотрел на струйку драгоценной жидкости, льющуюся из горлышка бутылки в гранёный стакан. Быстро порезав огурец, сначала приветливая женщина, посмотрев на трясущиеся руки гостя, окатила его бранью: – Совсем запился! Всё выпил? Хватит! Шагай! Расселся! Тебе что, здесь ресторан? Ходят и ходят! Смотреть тошно! Иди! Иди отсель...
Гоха от неожиданности вскочил, схватил бутылку и быстро хлебнул ещё из горла, выскочил в ограду. Подобрав какую-то бумажку, скрутил, что-то вроде пробки. Заткнул бутылку и судорожно засунул её в штаны под ремень. Выскочив в улицу, увидел приближающийся автобус с механизаторами его бригады.
–Фу! Успел.
  Всяко бывало в неугомонной жизни Гоши Мочи, но этот случай на долгие годы запомнила вся деревня.  В очередной раз с глубокого похмелья Гоха думал, на что бы опохмелиться и тут вспомнил, что в деревне на похороны близкого, принято собирать деньги по домам. Давали, кто, сколько может, но в основном по рублю. И тогда в больной голове Мочихи неожиданно даже для него самого, начал вызревать план,  «с миру по нитке – голому рубаха». Или в Гохином толковании - «с миру по копейке, Гохе опохмелка». А так как самого себя не похоронишь, кто потом будет опохмеляться? Родных опасно, да и вряд ли поверят. Но здесь гений мысли превзошёл сам себя.  Быстро сбегал в контору, где узнал, что председатель уехал в город, даже выпросил там тетрадку с ручкой на всякий случай. Теперь оставалось дело за малым, найти с кем уехать на стан, так как на бригадный автобус, пока был в лёгком раздумье, он опоздал. С такой мыслью и пошёл в колхозный гараж. И здесь счастье в очередной раз улыбнулось ему. Навстречу, в сторону проходной, медленно двигался бензовоз. Гоха остановил его. «Куда едешь?»
– По отарам бензин везу, – ответил Володя, водитель автомобиля.
– Давай и я с тобой, на бригаде выскочу. Понимаешь, утром пришёл на проходную, а у них только хвост мелькнул. Уехала бригада, наверное, раньше выехали, подождать трудно было. Но ничего, я им устрою, будут знать, как лучшего механизатора забывать. Пускай теперь одни отдуваются, не видать им плана и премиальных без меня. Где это видано, чтобы Мочи на работу опоздал? Останусь сегодня там ночевать, не поеду домой, – с обидой в голосе, закрывая за собой дверь кабины, выговорился Гоха.
– Извини, приятель, не могу помочь, мне ещё в Бишигино надо, за ветврачом.
– А ты забрось меня и дуй дальше. По пути ведь. Если бригаде премию не дадут, ты же тоже пострадаешь. Где это видано, чтобы комбайн в страду простаивал.
– Стажёра посадят. Я вообще удивляюсь, как тебя к зерну подпустили, «запустили козла в огород».
Гоха сделал обиженное лицо, но спорить не стал. Остаться в деревне или быть высаженным по дороге, не входило в его планы. Поэтому молча сидел и сопел всю дорогу.
Добравшись до бригады, выскочил из машины и громко крикнул вслед: – Сам дурак...!
  Ворвавшись в столовую, где находилось человек десять механизаторов, закричал: – Беда, братцы! Беда! Председатель помер! Давай, бригадир, машину, – затем осмотревшись и увидев, что бригадира нет, спросил: «А где Иваныч?»
– В город завезли, остался в сельхозтехнике, – ответил водила автобуса, племянник Гохи.
«Вот свезло», – подумал Гоха.
– Заводи, племяш, поедем по отарам, деньги на похороны собирать. С бухгалтерии отправили, сказали взять автобус и объехать всех. Вот даже тетрадку с ручкой дали, для составления ведомости.
Кто-то наконец спросил:
 – Как помер? Утром его видел. Ещё накричал на меня, что болтаюсь по территории.
И здесь Гоха, попытался выкрутиться:
 – Ты и виноват, говорят, упал на территории гаража, он же сердечник. Помните, как у меня прошлой зимой на сакмане? Я даже пить тогда бросил.
– Так ты пьёшь всё, что горит, вот и скрутило тебя до приступа. Хорошо, зоотехник подъехал, успели довезти до больницы. Он тогда рассказал: «Подъезжаем к стоянке, вижу, на тырле* двое сено раскидывают. Далеко было, один закрутился, закрутился с вилами в руках и упал. Водила, брат твой Колька, прибавил газу. Подъехали, говорит, ближе, а это ты валяешься и бьёшься в судорогах. Быстро затащили в кабину – и в город. Кольку-то ещё менты у моста остановили, что трое в кабине. Увидели твою харю с пеной у рта. Отпустили.
 – Вот и его в город, говорят, увезли, в морг, наверное. Ладно, некогда здесь мне с вами, поехали быстрей.
– Подожди, – сказал Юрка, один из пожилых механизаторов. – Вытаскивай свою тетрадь, мы тоже сдадим. Подходи, у кого есть с собой, –и достал из кармана помятый рубль.
Гоха, торопясь, судорожно стал переписывать фамилии своих товарищей, давая им расписываться за каждый сданный рубль. Когда последний рубль был аккуратно положен в боковой карман френчика, Гоха вскочил и, обращаясь к водителю:
 – Отрывай задницу, время – деньги, поехали! Ну, а вы тут не балуйте и давайте работать. Работать!  Мы быстро, туда и назад. Верно говорю, племяш?
– Быстро. Быстро! Мне ещё за Иванычем надо сбегать! – закрывая за собой дверь столовой, пробурчал водила.
  Скрипнули тормоза, и в дверях чабанского домика показалась Ольга, жена старшего чабана Подшивалова.
– Принимай гостя, красавица! – хлопнув дверцей и направившись к дому, прокричал Гоха. Но, подойдя ближе спохватился и сменил радостный, громкий тон, бросив на землю кепку, на тихо плаксивый. – Не руби головы, хозяйка, весть у меня печальная. Траур у нас в колхозе. Всеми любимый и уважаемый председатель скончался, – и, достав тетрадку, – вот отправили по стоянкам с протянутой рукой, по рублику с вас собрать на погребение.
 – Да ты, что! Василий, что ли? Ну, проходи, рассказывай, что, да как! Жалко, хороший мужик был.
Гоха опять, теряя самообладание:
 – Кому как! Я трёшку сдал! Земля ему пухом.
В доме Ольга пододвинула ему стул, а сама села напротив, к столу, и углом косынки вытирая слезу, плаксиво прошептала:
–Вчера только разговаривала с ним. Приезжал, – потом уже громче, – а ты-то Мочи, причём тут? В бухгалтерии, что, никого не осталось?
– Точно и табличку повесили: «Все ушли на фронт». Нет, просто, сама знаешь, я же всегда на прорыве. Куда они без меня. Им видите ли тяжело такую новость везти, да и просить, непривычны. А Мочиха, что, как пионер, – всегда готов!
– Правильно. «В каждой дыре затычка». Мой тоже такой, ну, ладно, подожди сейчас достану. Правда, много не могу, но по рублю, за нас двоих с мужиком сдам.
Гоха пододвинулся к столу и достал свою тетрадку.
 – Ну, что, записывать по рублю? - И уже тихо, чтобы хозяйка не слышала, – а ещё говорила, мужик хороший.
Дав расписаться и сложив деньги, встал, сунул тетрадь в штаны под ремень,
– До свидания! – и быстро направился к двери.
– Подожди, а чай или может рюмочку, помянуть!
Крутнувшись на носке у порога, Гоха так же быстро оказался вновь у стола.
 – Рюмочку можно, а то мне ещё семь стоянок объехать надо. Время, сама понимаешь, не терпит. Наливай! Да побегу я.
Опрокинув полстакана не чокаясь, он снова сорвался к двери.
 Таким макаром автобус с гонцом объехал все колхозные стоянки. После последней изрядно охмелевший Гоха приказал водителю ехать в Бишигино, чтобы посетить местное сельпо. Затарившись двумя бутылками портвейна в трёх-чекушечной таре, с крыльца магазина он спускался с гордо поднятой головой, ничего кругом не замечая. Наслаждаясь своей удачей, потерял бдительность. И очнулся только тогда, когда после последней ступеньки крыльца, врезался во что-то мягкое. Сам он щуплый, среднего роста. А перед ним стоял здоровый мужик. «Председатель» – мелькнуло в очумелой голове Гохи. Тут же, не поднимая головы, попятился, запнулся о бетонную ступеньку крыльца и рухнул на спину. От удара затылком о верхнею ступеньку, в глазах потемнело, и он увидел впереди, над собой, председателя, вокруг головы которого, ясно просматривалось свечение.
 – Иди ко мне, Георгий! Предстань перед судом божьим! – тянулись к нему руки, а нарастающий голос с небес, рвал перепонки. Гоха, в ужасе перепутав ведение с явью, взмолился: – Прости меня, Петрович! Прости! Бес попутал!
В это время бутылки выкатились из разжатых кулаков и пробрякав по ступенькам закатились под автобус.
– Ну, что, допился. Вставай, посмотрим, что у тебя с головой, – пытаясь поднять Гоху за плечи, проговорил председатель. Хорошо, хоть крови нет. Значит, не пробил голову.
Здесь Гоха понял, что теперь не отвертеться и решил пойти во банк.
 – Убивают! Помогите! Люди! Убивают...!
–Замолчи, да замолчи, ты окаянный! …– видя, что кругом собирается народ, начал успокаивать его председатель.
– Отпустите его, что вы делаете? У него две бутылки было, бессовестный, а ещё председатель, –  заголосила выскочившая из магазина продавщица.
Из толпы кто-то поддержал:
– Милицию вызывайте! Милицию!
Гоха услышав про милицию, тут же решил сдаться. Поднявшись со стоном, он протянул руку председателю:
 – Извини, Петрович, нашло что-то.
Народ так же быстро разошёлся, как и собрался.
Председатель остановил, было, намыливавшегося уйти Гоху.  – А теперь слушай меня внимательно, клоун. Сейчас, если не хочешь неприятностей, садишься в автобус и тем же путём едешь назад. Везде извинишься, скажешь правду и вернёшь деньги. А за использование в личных целях автобуса и прогул – заплатишь. И на премиальные у меня не рассчитывай.
Гоха взмолился:
– Побьют! Ещё одного удара моя голова не выдержит.
 – А ты заходи задом. Задом, задом запячивайся, особенно у себя на стане. Там-то тебя точно ждут. Завтра проверю. И на глаза мне больше не попадайся. Уволю, к чёртовой матери! 
Гоха, зная крутой нрав председателя, больше решил не связываться и промолчал. Когда уазик с начальством отъехал он стал искать бутылки. Полез под автобус и тут же услышал окрик племянника:
– Ты что, самоубийца, под колёса ложишься? С Петровичем не пролезло, решил меня подставить?
Второй удар от неожиданности об раму автобуса, голова не выдержала, а Гоха схватив бутылки, выполз из-под автобуса задом.
– Чего стоишь, как пень! Заводи! Поехали в медпункт, видишь, кровью истекаю! – заползая в автобус, кричал племяннику Гоха.
Водила заскочил в кабину, и обернувшись:
– Какой, истекаешь? Почти не видно. Царапина, наверное, и крови нет.
  – А это, чё? Портвейн, чё ли? Убивец!– протягивая руку в крови, вопил пострадавший.
В медпункте Гохе обработали неглубокую рану перекисью и перевязали голову бинтом.
  – Вяжи ладом! Мне это сейчас, ох как надо. К товарищам еду на встречу. Пусть видят, что я тоже пострадавший. Может, увидят, поймут и простят. Вот так, Света! Жизнь моя – копейка! Чуть не убили, гады, хорошего человека…. – наговаривал, ничего не понимающей медсестре Гоха.
–Ха-ха-ха…! Партизан да и только! –засмеялся племянник, увидев спускающегося с крыльца медпункта с двумя противотанковыми бутылками в руках и перевязанной головой, Гоху. Ты зачем с бутылками в больничку попёрся?
–Идиот! Я из-за них пострадал, а ты думал, тебе оставлю!? Хватит хохотать, доставай стакан. Голову лечить надо. Медицина – хорошо, но проверенное средство -  лучше.
Водила перерыл весь бардачок и в дверцах пошарил: – Нету!
– Как нет, машина не оборудована, какой ты после этого шофёр, совсем не следишь за техникой, стыдно, хоть батька твой не дожил до этого дня позора. У него всегда было чики – чики. С ним ездить бывало одно удовольствие, не поездка, а песня.
– Садись, давай, хватит разглагольствовать, не велика птица, из горла выпьешь, интеллигент вшивый.
  – Чтобы я, ударник труда, со ствола пил! Да не бывать этому! Беги к Светке, в ноги падай, но чтобы стакан был. А то лишу тебя дозы краснухи и сигареты выброшу. А мужикам скажу, что это ты меня заставил совесть пропить.
– Совесть! Все знают, что у тебя выросло там, где совесть была. Ладно, открывай, схожу, всё равно Иваныча с города председатель привёз, а ночевать Петрович велел всей бригаде в общаге на стане. Так что готовься, ждут тебя великие неприятности. 
Но и здесь послушный организм  и расчётливый ум спасли нашего Гошу от неминуемой расплаты. Как только был выпит последний стакан, Гоха, сползая с сидения на пол, прошептал с пеной у рта, синеющими губами:
 – Всё, племяш, выпил я, кажется, свою цистерну. Скрутило. Воды….
Тот, напугавшись, быстро подскочил и начал трясти раскинувшего руки родственника. Затем, почухав что-то неладное, кинулся к медпункту.
 – Сестра! Сестра! Умирает! Светка, да что ты копаешься, давай быстрей! Воды прихвати!
Света, со стаканом в руках, быстро выскочила на улицу.
 – Принесла же вас ко мне нелёгкая! Ну, что? Что там у вас опять случилось?
В это время мимо проходил старый дед Митяй. Заглянув в салон автобуса и, увидев лежащего с пеной у рта Гоху, заявил:
– Успокойтесь, а ты, Вовка, бери бутылку и быстро за угол…, тужься, но чтобы хотя бы полбутылки было. Да давай быстрее, видишь, мужик, горит.
Водила сбегал за автобус и передал драгоценную жидкость деду Митяю. Тот, с помощью молодой медсестры, посадил страдальца и не обращая на дёрганье и стоны Гохи, разжав ему рот влил содержимое бутылки.
– Ну, всё, отсидится и везите его в больницу. Да проследи, чтобы положили. Жить тогда будет, а пить, наверное, нет. Я его сколько раз предупреждал: бросай, ведь  «сколько верёвочке не  виться, всё равно лопнет!»
  *сакман – окотная компания в овцеводстве
*тырло – место кормления овец грубыми кормами (сено, солома)

2016 г.