Скудная винная карта жизни в канун юбилея

Скудная винная карта моих переживаний или заметки алкоголика

Каждый из нас, любящих спиртное людей, предпочитаем называть себя, подверженных влечению к «радости праздника», разными уменьшительными эпитетами «любитель выпить», «веселый пьянчужка», даже «пьяница», но только не «АЛКОГОЛИК». Последнее звучит как приговор врача, к которым мы, естественно, не обращаемся.
Но правда Жизни говорит одно – честное признание своего недуга не избавляет от него. А не признание оттягивает момент самого сознания того, что нам несет это осознание. Если кто – то все еще в тайне надеется прожить свою жизнь под «преломленным углом» прочтите – события реальны.

Я никак не мог взять в толк – что же эти люди преследуют, напиваясь до состояния «матроса, жаждущего чьей – то крови». (Да простят меня реальные матросы, не имеющие отношения к этой ассоциации). Смотреть на агрессивно настроенных пьяных людей с холодом стеклянного взгляда мне было одновременно жутко, любопытно, и в то же время брезгливо.
Эта брезгливость впоследствии перерастала в неприязнь и, как следствие, отторжение их восприятия мира.
Я дорожил своим.
Мой мир мне всегда казался более элегантным и изысканным. И небезосновательно, ибо меня если не всегда, то почти постоянно окружали далеко не глупые, интеллектом и культурой обогащенные интеллигентные люди, с прекрасным внутренним миром. Конечно, общение с ними также не обходилось без застолья.
Впоследствии, много лет спустя, я понял, что такое «измененное сознание» и «иное восприятие действительности». Я испытывал эти ощущения на себе с ребяческим любопытством «насколько же можно опуститься еще?».
Признаюсь, заглядывая в эту бездну, мне стало жутко… но я не отступил.
Но, все по порядку.

Первые мои «алкогольные изыскания» я прошел внутри малопьющей семьи. У меня к той поре сложились впечатления об алкоголиках, которых я знал не по – наслышке, но меня это не остановило. Я, наверное, тринадцатилетний подросток, ощущая доверие взрослых, с интересом втянул в себя бокал «Советского шампанского» в честь неумолимо приближающейся торжественной даты.
В голове появился легкий шум, а мысли весело забарахтались в моем мозгу. Я опасался, что произойдет компенсация удовольствия каким-либо изъяном – нарушится речь или координация, возникнет неудержимое желание глупо хохотаться…
Но ничего такого страшного, к моему удивлению, не случилось. И это ощущение «взрослости» мне понравились. После я, не без гордости рассказывал своим друзьям о случившемся событии, пацаны слушали, раскрыв рты, кое-кто делился своим опытом, кто-то фантазировал и тут же «палясь» на своем неумении сочинять, вещал о своих практических навыках употребления спиртного с родительского стола.
Но эти разговоры не превалировали в нашей тогдашней среде. Мы жили другими интересами. Мы вели достаточно активный и в то же время относительно здоровый образ жизни. Среди моих ровесников, даже курящих парней почти не было, а девочки были чисты и не порочны. Во всяком случае, я был в этом убежден.

Второй раз, через год, я выпил сухого вина, названия которого я и не пытаюсь теперь вспомнить. Ощущения «взрослости» повторились. Пропала сковывающая подростковая стеснительность и мне, возможно впервые, понравилось вслух озвучивать свои мысли. Надо признать, что, наверное, именно тогда у меня родилась мысль, что больше двух доз мне употреблять не нужно. (Ой, вру я сейчас, наверное). Мне тогда было лет четырнадцать - пятнадцать.
Впоследствии, почти в каждый Новый Год мне предлагался бокал Шампанского.
Но выпивал я не всякий раз. Иногда я отказывался, желая доставить удовольствие моим родным своим отказом. Жажды употребления праздничного напитка я не испытывал, как к примеру хотелось газировки и поэтому делал это легко.
По окончании средней школы, на выпускном, я также не хотел выпивать ничего из спиртного. И провел его трезвым, «зажигая», как бы сказали теперь, словно был «под градусом». Меня пьянила тогда Любовь и восхищенные возгласы моих товарищей.
Я дышал летом, ощущением приближающейся взрослой жизни и мне не хотелось смешивать этот упоительный аромат Свободы с «липким дыханием «Портвейна» или чего – то еще из предложенного. Я парил над Вселенной. Я лишь слегка задумывался тогда о том, что мне тогда становилось доступно. Я довольствовался этим прикосновением к Свободе. Я втягивал с наслаждением воздух Рассвета, который мы пошли встречать, не сильно тревожась о завтрашнем дне, а уж тем более о предстоящей жизни.
И Сама Родина нам тогда внушала эту безмятежную радость. Я пришел домой с этими крыльями. Весь мир передо мной. И все, что захочу, смогу сделать!  Я в это свято верил. Надо признаться, что верю и сейчас, но в «преломленном состоянии», уже отчасти льстя себе. (Мы же все предпочитаем думать, что все у нас «впереди».. Вот только стоит напрячься… А вот оно уже здесь…только это то самое напряжение, которого мы и не ощущаем).
Ну, слушайте дальше.
Напился впервые я в первый Новый Год по окончании Школы. Я увлекался тогда музыкой почти зарубежных стран. В голове витали еще аккорды свободолюбивых записей, перемешанных с советским сознанием о несправедливостях,  преподавательнонавязчивозагруженных  в подростковые умы идеалы, которым так хотелось противостоять. Были родители, что смогли силовым усилием загнать детей в нужное русло Верхнего образования. Были и дети, что, как и я, хотели познать жизнь не со слов старшего поколения.
И тут на меня обрушилась «романтика свободного рабочего человека».
Ввиду того, что, глупостей было не так много, как мыслей, нас, с одним из моих школьных друзей свела Судьба на поприще дополнительного профобразования, откуда мы вышли дипломированными специалистами 3-го разряда. Обучение 3-му разряду длилось пол - года. В процессе обучения, (а в нашей группе были не только «романтики») наступил Новый Год. Нам, как отъявленным активистам была поручена почетная миссия закупа спиртного на нашу ученическую группу. Это был наш первый опыт посещения винного отдела магазина в роли покупателей.
Мы купили две бутылки «пшеничной», одну бутылку какого – то, продающегося в том же отделе вина, и с полным ощущением перевыполненного долга мы пришли на Праздник.
Собравшихся было человек десять. Из них шесть парней и четыре девчонки. 
Молодые организмы «лихо» приняли жесткое спиртное, но смущавшимся к тому времени девчонкам «легкое вино» не помогло. После восьми часов стремящегося к приближению вечера, (а может мысль возникла позже) – в магазин «за добавкой» не было смысла идти. Просто магазины тогда работали строго по часам с 8-ми до 8-ми с перерывом на обед с «двух до трех». И тут, у девушки, в родительской квартире которой был организован «сейшн», возникла вполне трезвая мысль – выпить прилагаемые (не для этого случая) продукты, настаиваемые ее родителями…. После воплощения этой авантюрной идеи, танцевали мы уже и «под новости по телевизору», придавая нашим танцам облик приличия.
А после я ушел, напоминая «петрушку» с запрокинутой назад головой, и телом, обращающимся в стремительном броске вперед…По дороге домой я обнаружил, что видение мира – телевизор, в котором транслируют скучное передвижение моих же собственных ног, которых я же и не ощущал. Лишь мозг в полудреме фиксировал вибрацию от соприкосновения моих ног с дорожным покрытием.
Мама поняла степень моего опьянения по тому, как я поставил диски (это были грампластинки, которыми я развлекал собрание минувшего в лету вечера).
Я не расставил их по направлениям, как это было заведено, а тупо сунул их уставшей рукой в тумбу.
Наутро, меня на кухне ждала унизительная для моего самообмана, что «Никто Ничего и не видел» записка и приложенная к ней упаковка «седалгина».
Надо признать, что после этого вечера такое состояние похмелья я не испытывал вплоть до проводов в Армию моего друга.
А призвали нас с ним в октябре наступившего впоследствии года. Мы ушли служить с разницей в несколько дней.
И в разрезе темы данного опуса могу сказать, что на проводах своего товарища я впервые познакомился с процедурой «грамотного опохмелятора» на второй день. Утром я встал «через силу», превозмогая жуткую головную боль и вязкие, как кисель, мысли в голове. Мной двигало только чувство дружбы, которое обязывало меня проводить друга к Военкомату. После мне нужно было еще идти на работу, но в тот момент меня это не особенно беспокоило. Киселеобразные мысли не добрались до этих «дебрей». Мои домашние сборы и дорога к другу – призывнику мне казались бесконечными. В доме новобранца всех собравшихся посадили за стол, налили по стопке «Водки» и дали по тарелке горячей ухи. Я, как сейчас помню, что после выпитой рюмки и  съеденной порции ухи похмельный синдром меня тут же отпустил и больше не возвращался.
Теперь – то я знаю, что это было потому, что дальше я не продолжил алкоголизировать свой юный организм. (Ввиду того, что на работу, после проводов друга я все же пошел, от дальнейшего употребления напитков, содержащих спиртное я отказался. И правильно сделал – иначе меня накрыла бы вторая липкая волна истомы, после чего я б не только на работу, но и к Военкомату бы вряд ли смог пойти).
На своих же проводах я как – то пить спиртное вообще не хотел. И не пил. В голове возник такой вакуум от смены привычного образа жизни, что спиртное было не лучшее ему заполнение. Мне реально не хотелось никакого алкоголя. Я смотрел на все происходящее вокруг меня под чарующие звуки Pink Floyd, и меня не отпускала мысль: «Это все происходит не со мной».
В Армии «исподтишковые» употребления в туалете, а позже по статусу срока службы в каптерке меня также не прельщали, а потому за два года и 46 дней службы я выпил 2 раза.
Первый повод был вполне рядовой, как звание бойца, вернувшегося из отпускной хлебосольной Украины, у которого я был инструктором по вождению автомобиля и обслуживанию самолетов. Возвратившись из патруля, не застав моих привычных сослуживцев в привычном месте, я зашел в каптерку – сдать парадную форму. Предложение выпить был банален до небезразличия.
- Серега, (а в то время меня так и звали) водку мы уже выпили,  - будешь «горилку»?
Я тогда был на такой стадии отупения, что проявил несомненную готовность солидарствовать в слиянии двух дружественных народов, чоканьем болтающейся в солдатской кружке горилки. Надо отметить, что дружба и горилка были настоящими.
Со стремянки, на высоте которой я повесил «парадку» в нужное стойло я сползал уже не очень уверенно. Вечер обещал быть интересным, но…Нас выдернула из уютной каптерки режущая слух команда дежурного офицера «Третье отделение на выезд», после чего мы уехали «на перелеты» - так называлось мероприятие по встрече, дозаправке и отправке транзитных самолетов.
Тихая июльская ночь у Центрального Командно – Дисперческого Пункта (ЦКДП) навевала «СтасоНаминские» настроения. Кто-то из соседней деревни привез водки, после употребления которой я заснул в теплой кабине топливозаправщика на уютно фырчащем МАЗовском движке… На радость и солдатскую удачу самолеты в нашу не трезвую смену благополучно пролетали мимо нашего аэродрома, очевидно, чувствуя поднимающийся в небеса перегар и наше дежурство также благополучно закончилось.
Бойцы – сослуживцы меня растолкали по окончании «перелетной смены»и  я возглавил колонну техники, выводя их на базу.
Еще не оклемавшись от спиртного и сладкого сна, который в Армии почему-то особенно сладок, я проехал нужный поворот рулежки, и с досадой обнаружил, что проехал уже метров 300 лишнего расстояния. Развернувшись, прямо по траве и бывшим фонарям, не без удивления обнаружил, что вся колонна преданно движется за моей машиной.
После этого раза я принял решение, что пьяным за руль я больше не сажусь.
Утром я едва вывел свой автомобиль из бокса. (хотя трезвые очевидцы утверждали, что накануне заехал я туда задним ходом в одно движение, запихнув свой «Урал» между двумя колоннами, дав тем самым возможность запихнуть в гаражный бокс еще одну грузовую машину).

Второй раз в Армии я уже употреблял по случаю демобилизации шестого декабря 1983 года. Выслушав приказ об увольнении в запас четырех бойцов роты, (Среди фамилий счастливцев была и моя), купив 5 бутылок «старки» и пакет добротной закуски мы «провожали нас» с ротным начальством до утра, после чего нас увезли на вокзал, где я вспомнил, что скопленные к такому случаю деньги я забыл у старшины роты в каптерке вместе с конфискованным дембельским альбомом и вынужден был вернуться. Возвращался в часть я в утренней дымке, рискуя подарить бойцу охранной роты внеочередной отпуск по поводу ликвидации нарушителя запретной полосы. Согласно Уставу и Приказам по части он мог меня попросту пристрелить.
Но Богу было тогда так угодно, чтобы я вернулся живым домой.
Было морозное декабрьское утро. Часов в восемь утра я еле-еле доплелся до аккумуляторно – зарядной станции. Меня страшно мучали усталость от бессонной ночи и длительного пешего перехода через посты охраны и невыносимая боль от гвоздей, при помощи которых были нарощены каблуки дембельских сапог. Мне на помощь пришел мой товарищ – сослуживец, человек невероятной доброты и отзывчивости – Володька Литвиненко. Пока я кимарил в его комнате отдыха, он мастерски отремонтировал мне сапоги, а после помог связаться со старшиной роты, чтобы я прошел в расположение, взял злополучный дембельский альбом и деньги на дорогу, которые я отложил к случаю своей демобилизации. В Воронежском аэропорту меня поджидала еще одна неприятность – билетов не было. Сильно не хотелось плестись поездом через Москву. Это отнимало почти трое суток и угрозу быть выловленным патрулями за неуставной вид. На мое счастье я встретил в здании аэропорта знакомого офицера с тонким чувством юмора и обаятельной внешностью. Он рассказал «страшную военную тайну» девушке – кассиру о том, что мы вдвоем выполняем ответственное задание и нам просто необходимо ближайшим рейсом вылететь рейсом Воронеж – Новосибирск с посадкой в Свердловске. Что в Свердловске должен выйти я, а в Новосибирске он, где мы должны незамедлительно приступить к выполнению поставленной задачи. Меня пригласили по громкоговорителю к кассе № 3, где, одновременно с приобретением желанного билета, приключения моей армейской жизни были окончены. Я отбил телеграмму своему школьному другу о прилете и с просьбой не сообщать родным. Уж сильно хотелось устроить сюрприз, романтика которого снилась почти каждому солдату.
Славка Жданович встретил меня в Кольцово. Каким – то неведомым образом у нас появилась водка. Деньги у меня были и мы на такси решили поехать в Березовский. Там проживала моя тетушка Шура со своей семьей. Я хотел по дороге домой отвезти подарок, купленный ее сыну Леше. Тетя Шура переехали к тому времени в новую квартиру. Я знал адрес, но абсолютно не знал, где это находится. Когда водитель такси, после получасовых поисков стал заметно нервничать, а мы уже нашли улицу, пришлось с таксистом распроститься, отдав ему 25 рублей – приличный гонорар по тем временам.
- А если мы не найдем адреса? Уже становится поздно…,- волновался Славик.
- Ну водка же у нас есть. Зайдем в подъезд – погреемся, - успокаивал его я.
Но, бомжевать в подъезде не пришлось. Освободившись от автомобиля, мы нашли искомый адрес в течении пятнадцати минут.
Лешка уже спал. Тетя Шура провела нас на кухню, где мы стали обмениваться новостями, употребляя сорокоградусный напиток. Приняв уже приличную дозу, я стал рассказывать про подарки, что везу с собой. Женщинам традиционно вез платки, Лешке вездеход на независимой подвеске, который преодолевал практически любые препятствия и сокрушался по поводу того, что деду ничего не купил.
- Ну ничего, я ему подарю свою шапку. Она новая, офицерская, добротная.
Славка как – то странно переглянулся с тетушкой.
- Сережа, а дедушки больше нет. Он умер в октябре, - избавилась от страшной новости, которую от меня скрывали, тетя Шура.
Меня как будто захлестнуло невидимой ледяной волной. В горле перехватило дыхание и звук. Я моментально протрезвел.
- Как?.. Как это случилось?..,- прошелестел я остатком захваченного вздоха.
- Сердце. Лопнула аорта.
Дед был для меня тем мужским примером и собеседником, который заменил мне отсутствующего отца. Потеря его была не восполнима. В Душе появилась первая рана, про которую принято врать, что «время лечит». Со временем, возможно, не так остро ощущаешь эту жуткую метаморфозу, когда ты начинаешь говорить о человеке в прошедшем времени. Ведь, действительно, само время отдаляется. Но только, когда звучит песня Александра Яковлевича Розенбаума: «…И сидел на лавке дед. Солнцу щурился…» у меня всякий раз подкатывает ком к горлу…
Утром я проснулся от взгляда, которым разочарованно смотрел на меня мой четырехлетний брат Лешка. Ведь ему говорили, что я – солдат. А здесь спит какой – то человек в трусах и майке.
- Здравствуй, братишка! Я тебя понимаю. Сейчас мы все исправим.
Я по – военному быстро поднялся и одел форму. Леша сразу повеселел и уже старался быть рядом. Дядя Саша вскоре вернулся с работы и мы все вместе поехали дальше, в Сухой Лог, где меня с нетерпением ждали уже на протяжении двух месяцев и двух лет. Там же меня поджидала гражданская жизнь, с которой я связывал свои самые сокровенные чаяния.
После наступило время трезвого броска вперед. После аналогичные периоды я называл «мозговым штурмом». Группа подготовительного отделения к поступлению в УПИ опережала меня почти на месяц. Нужно было догонять, восстанавливая учебные пробелы в памяти.
А неуемное движение вокруг меня провоцировало на соитие с праздником жизни. Догнав группу по зачетам и домашним заданиям, заработав авторитет у преподавателей ВУЗа, спустя полтора месяца упорного труда я позволил себе, наконец – то, участие в праздниках. Влившись в команду окончательно, имея навыки игры не только на гитаре, но и в карты, мне ни разу не довелось «быть гонцом на мотор», где за 10 рублей продавалась водка, что стоила в магазине 5,30 или 4,70. Таксистские спекулянты нами нещадно наказывались шулерством купюр. Бралась пачка рублевок, с участием трешки (3 рубля) Сумма скручивалась в рулончик, и, при передаче спекулянту (если в ответ следовал жест по передаче спиртной емкости) парни рвали с места, и догнать гонца мог только подготовленный водитель, которого не интересовала судьба оставшегося у бордюра тротуара авто. К чести сказать меньше стоимости водки сумму мы не отдавали. И себестоимость продукта всегда окупалась обманутым нами таксистом. Мы были в меру честными.
Выпивали мы всегда весело, не навязчиво, и со вкусом. Были издержки, но в подавляющем большинстве случаев вели мы себя интеллигентно. Пели песни под гитару, устраивали невероятные конкурсы и споры, при всем этом не забывая об учебе. И, надо отметить, троечников в нашей среде не было. Парни, отчисленные с «рабфака» за нарушение поведения во время каникул, поступили на общих основаниях и с успехом получили впоследствии диплом о верхнем образовании.
Я выиграл не одну бутыль спиртного в споре, что «достану задницей потолок в коридоре общаги». Суть сводилась к банальной тренировке рук, ног и пресса. Упираясь в стену руками, а в противоположную ногами я вскарабкивался к потолку очень легко. С каждым «восхождением» все быстрее.
Время безмятежного рабфаковского веселья пришлось как раз на конец времени правления Юрия Владимировича Андропова.
После наступила пора безудержного студенческого «драйва». Был я в ту пору одним из лидеров студенческого движения. Даже старшекурсники прониклись уважением к нашей «рабфаковской бригаде».  К тому периоду моей жизни принадлежит фраза – «Серега, ты когда – нибудь выпускаешь из рук гитару? – Конечно!, когда беру ложку или стакан» Я был посредственным студентом в общих предметах, зато «специальные предметы я сдавал всегда на «отлично». Мне хотелось стать специалистом в предмете, преподаваемом кафедральными экономистами. Но это совсем другая история….
Чтобы не отвлекаться от алкоголизации возвращаемся к праздникам студенчества.
На втором курсе ВУЗа я стал комиссаром строительного отряда. (должность была выборной, но конкурентов у меня не было) Кто знает историю того времени – не дадут солгать – время в строительном отряде – время трезвого образа жизни. Был «на Целине» определенный ритуал – студенты хоронили бутылку водки. После этого никто не мог употреблять спиртное. Если отряд жил вдали от гражданского народонаселения, то ритуал был таким: Строгался маленький гробик, в него укладывалась накануне купленная бутылка Водки. Траурная процессия выдвигалась за пределы лагеря. После произносилась какая – то невероятно смешная траурная речь. Командир давал команду медику: «Приступить к вскрытию тела!» и следом: «А теперь прощальный поцелуй». Открытая бутылка следовала по кругу. Замыкал «конкурс горнистов» командир. Пустая бутылка укладывалась в гроб и закапывалась. С этого времени в отряде объявлялся «сухой закон» вплоть до окончания Целины.
Также в нашей среде общения было правило, что крепкое спиртное мы употребляем только в «зимний период». В летний же период мы просто ничего не пили. Первое употребление спиртного было только на «целинном банкете», когда заканчивался период строительства объекта, взятого в подряд летней работы. Случалось это в конце августа – начале сентября. Сейчас некоторые «лауреаты прошлых лет на Знаменке не могут выйти на эстраду, забывая те «цензы». В период студенчества же мы, все были более «чистыми» и более трезвыми.

А уже в более зрелый период студенчества начался период свадеб.
Но  и тогда мы не «срывали погоны» с мундиров своего благопристойного поведения, хотя пили и веселились от души.
На пятом курсе пришло время и мне «устаканить свою жизнь».
Все мои друзья студенческие, школьные были под статусом ЗАГСозарегистрированных мужей. Единственной верной, не зарегистрированной моей подругой была в то время моя гитара. Почти все свое свободное от учебы время я заполнял творческими набросками.
Жаль, что многое не удалось сохранить.
Были и вещи, которые внутренне считались талантливыми, но оказывались в реальном воплощении блеклым и никем не оцененным творчеством. Но я был далек от уныния от неудач, которые сменялись (и очень скоро) удачами.
Я вместе с друзьями ставил искрометные сценки, вкрапляя в них остроумные по тем временам переделки известных песен. Я продолжал писать свои песни и перекладывать на гитару талантливые стихи из «Студенческого меридиана» и «Юности».
Некоторые из них мы поем до сих пор. А некоторые мне напоминают девчонки и ребята тех времен, когда мы собираемся вместе теперь, спустя множество лет.
Обучение в ВУЗе я закончил так же стремительно, как и женился – на пятом курсе, думая, как я смогу помочь этой девочке остаться в родном городе. И по распределению мы оказались внутри наших мечт. Она в институте при УПИ, я – в 15 км от нее, на Уральском Заводе Прецизионных Сплавов (УЗПС). И это было прекрасно! Теща трепетно не любила меня и все, что со мной связано, я в ответ трепетно любил ее дочь, которая в скорости стала оберемененна нашим старшим сыном, и чутко не любил тещу.
Классическая ситуация!
Лишь, спустя долгих семь лет я понял, что бесполезно бороться с нелюбовью, ведь вокруг столько прекрасного!
Наша свадьба прошла не совсем так, как проводилась в то время. Сказался мой опыт проведения свадеб. Но было соблюдено все то, что хотела получить невеста. Я частенько после напевал песню Вадика Самойлова «Наша правда», заменяя слово «Правда» на «Свадьба». Стоит ли описывать алкоголь, который в то время присутствовал на подобных торжествах? На каждой свадьбе было что – нибудь этакое…
Особо трогательно проводились «комсомольские» или «трезвые» свадьбы. В восьмидесятых годах была очередная неуклюжая попытка


Наступили девяностые.
Когда в марте родился сын – для меня это было сродни «вернуться Гагарину из космоса».
С одной стороны – я все еще летел, с другой стороны не понимал еще свой статус,
- я просто «Л И   К О   В А Л».
Я не понимал людей, которые со мной не разделяли этой радости.
А встречались и фискальные менты. Пил ли я тогда – наверное, пил. Что? – не помню. Было и Шампанское какое-то, может что – то еще. Для меня было все безразлично, кроме грандиозного события, случившегося с этим миром – появился новый человек, а я к этому событию непосредственно причастен!.. Вспоминается, что уже возвращаясь от моей Мамы, осчастливленной новостью о ее новом статусе «бабушка», в электричке меня оштрафовали за курение в тамбуре. Я им радостно кричал о моем счастье, но они были глухи и непреклонны, тем самым вернув меня с небес ликования на бренную землю.
После всего этого я снова «взял трезвый курс». Работал, стирал пеленки, гулял с сынишкой, вставал ночью к его кроватке, когда он плакал и… снова работал.

Меня, как птицу на взлете, убил один телефонный звонок, с сообщением о гибели моего Друга. Доподлинно помню его содержание: «Сережа, сынок, я тебе звоню…,      я тебе должна…, плохие новости, сынок… Игорь умер.» Был жаркий июньский день. Я вышел в коридор цеха – там было прохладно. Я после понял, что это экстраполяция моих мыслей. Я был в пустоте. Мой друг, улыбчивый, гостеприимный,  любвеобильный, такой живой в моем сознании, с солнечной улыбкой, оставшейся навсегда в моей памяти…и его уже нет? Я не мог все это сопоставить. Моя Душа отказывалась принимать эту негативную информацию. А мозг, с его прагматизмом уже начал перерабатывать эти все ощущения. Было такое чувство, что в меня выстрелили снова… теперь по – настоящему, не так, как в Армии. Все вокруг стало серым и безразличным. Это была первая Настоящая Реальная и Безвозвратная потеря. Как мне тогда хотелось изменить все, включая течение времени….
Я не помню, как я приехал, не помню, заходил ли я домой. Помню яркоосвещенный солнцем подъезд в который мне нужно было зайти. Это была квартира Игорехиных родителей. Я там не был до того момента, и наверное, не смогу больше зайти. Войдя внутрь, увидев траурное убранство, я понял, что это ПРАВДА.
Я, как ребенок, надеялся, что вот что-то изменится и Игорь будет жив, выйдет и скажет, что это нелепая шутка. Я думал о времени, что если бы я смог отмотать всего лишь неделю назад, как ленту на магнитофоне, то смог бы изменить это ужасное событие. Поехать к нему, предупредить...
Но  н и ч е г о  не произошло.
Я увидел полотенца на зеркалах, и всех родных  «в черном». Справа сидели родители Зариф Шакирович и Лидия Истукарьевна и, теперь уже вдова Игоря Оля, а слева стоял ГРОБ. Я не мог поверить, что внутри него мой 27-милетний друг…
Кто – то мне подсказал «прикоснись, там Игорь» А Я НЕ ВЕРИЛ! Боль застряла занозой в моем сердце так… в общем, на всю мою жизнь, сколько придется.
Из всего, что происходило позже помню лишь отрывки, не смотря на то, что я тогда был абсолютно трезв. Очевидно мозг "отформатировал" негативные эмоции и часть памяти, чтоб уберечь организм от стрессового состояния. Помню, как мы со Славкой Ждановичем стоим у гроба НАШЕГО ДРУГА в сопровождении, по его последнему маршруту, к последнему его пристанищу. Мы по этой дороге в детстве ходили купаться на реку. В голубых небесах плыли облака, солнце согревало наши плечи, от жары иногда плавился асфальт и мы беззаботно оставляли на нем свои следы. А теперь мы сопровождаем нашего друга по этой же самой дороге, окантованной еловыми ветками, по асфальту, на котором кровавыми каплями лежат цветы. Мы ехали молча, переводя пустой взгляд с гроба нашего друга на эту дорогу. Еще помню, как на кладбище меня пристыдила наша бывшая учительница по Химии Зоя Николаевна о моем бесконечном курении. «Вы себя совсем не бережете». И только тогда я заплакал как ребенок, навзрыд, отойдя от собравшихся. Я не мог оставаться дальше в моем, нашем, в городе, где только что похоронили моего друга. Мне хотелось скорее уехать, подальше от этой ужасной беды. Каждый близкий человек, родители и родственники Игоря, сам город, всё напоминало мне любимого мной друга…
Не помню, как я добрался, как приехал в общагу города, где тогда жил. Помню лишь, что бесконечно память прокручивала сюжеты наших встреч.
И    н и к о г о   со мной не было.
Я купил по дороге бутылку водки.
Я пил, ревел, швыркал носом, ревел, снова пил, но действия алкоголя в тот день на меня так и не оказало. Гораздо позже я понял, что с таким же «успехом» можно было пить квас, молоко или воду.
Помню лишь, что долго не мог прийти в себя.
А потом мне звонила Мама (сотовых телефонов не было в ту пору). Я ей что-то невнятно отвечал.
Позже я понял, что беду такого масштаба переживать легче одному.
И…чтоб работа…И много… Я изматывал себя работой. А я и не мог другими способами обеспечивать семью. Я соглашался, соглашался и соглашался… Я спал по четыре часа «в потолке», работая на четырех предприятиях…

И время шло…
Наступил День Металлурга. Вот на нем я и познакомился с Лешей Панченко. Я выступал с сольным проектом, но нужно было заполнить паузу по просьбе конферансье, чью роль тогда выполнял Леха. Там мы и сошлись. После был определенный драйв, но мне нужно было вернуться домой. А с Алексеем и его очаровательной супругой мы до сих пор дружим и общаемся. Лешкин юмор, его любовь к моим, как и его музыкальным пристрастиям держат нас в этой «дружеской упряжке» вот уже более двадцати лет.

Но тогда, в 90-х, в самом их начале, в моем рабочем телефоне раздался еще один звонок:
- Серег, тЫ?
- Азит, ты? (по голосу я тогда все же определял друзей)
- Я стою у тебя на проходной (как он нашел проходную УЗПС?) - Я такая скотина!
- Я сейчас буду на проходной, все расскажешь, как есть, - бросил я, собирая свои вещи.

А потом мы поехали пить коньяк ко мне в общагу. - Я скотина, я бросаю Лену и сына, иначе весь наш род проклят, - выпалил дружище мне еще на проходной.
А я не знал, что нужно делать в таких случаях. Мне представилось нечто ужасное, и это НЕЧТО двигалось с двух сторон. Это были его обязательства перед его родными и его семьей, которая растворялась на моих глазах. Я был свидетель ее создания и краха.
В угаре коньячных изысков мы пообещали делать то, чего до сих пор не делаем.
Я был свален в мусор сложившейся ситуацией. Не думаю, что на сегодняшний день я восстановился до того уровня, на котором я находился до того звонка на проходной.

Ни один из напитков, равно никакие слова не станут оправданием в судьбах трех близких мне людей. Меня все время «подмывало» желание что-то поддерживающее написать Лене – но все слова казались мелкими, не значимыми и не весомыми. Писать же на общие темы, держа «главную в уме» мне просто не захотелось, хотя попытки с моей стороны все же были предприняты.

Да и показалось таким извращением, после моего визита к вдове моего друга, после которого меня обвинила в прелюбодействе мама моего же друга, когда я, малодушно отступил, не желая компрометировать супругу Игоря, хотя в памяти по сию пору сидит заноза обещания навещать каждый раз, как будем приезжать в город, что мы дали на могиле нашего друга.
Спустя много лет в Интернете я покаюсь перед Олей, что не выполнил это обещание. Как покаялся Лене, что не стал писать ей, воспитывающей одной, без поддержки отца их единственного сына - Руслана. Только кому от этого легче? Теперь я знаю – не мне. И, как предполагаю никому. Слова зачастую остаются лишь заполнением пустоты.

Слабое форс- мажорное обстоятельство – 90-е года. Там свои Судьбы. И с каким бы уважением я к ним не относился, я не оправдываюсь. Сам в то время мог бы стать воспоминанием. Но опус сей не об этом.

Чтоб хоть как-то прокормить семью я искал новые доходы.
На ту пору мой статус экономиста 2-й категории не давал такой перспективы.
И я сделал авантюрную попытку устроиться в знаменитый банк на должность начальника департамента работы с физ. лицами.., после которой стал финансовым консультантом в одном Уважаемом ТОО. Но, в ту пору ценились махинации, а не экономические законы, которые в моей больной напрочь стране не действовали.
Я познакомился и работал с «реальными парнями». У них были деньги и желание движения вперед. Благодаря им я познакомился с Вором в Законе, сам того не желая.
Но, благодаря его снисхождению, мы остались тогда все же живы. И поехали отмечать данное событие в тогда еще свой бар.
Тогда у меня уже рос мой старший сын, ради которого мне совсем не хотелось умирать. Тогда было много крепких алкогольных напитков со странными названиями. Водка щеголяла названиями от «Черная смерть» до «Стопка» с вкусом лимона, что поставлялась нам из дружественного Израиля. Вот под нее я позже и увольнялся из уважаемого и славного ТОО.
Впереди ждала карьера заместителя, а после и главного бухгалтера Одного Крупного Предприятия Легкой Промышленности. Эта веха в моей жизни достойна отдельного повествования. Люди с кем я тогда встретился достойны того еще больше и не в срезе алкогольных воспоминаний, оглашаемых сейчас. Поэтому, напишу просто – шли годы…
Мы с супругой решили рожать второго ребенка. Я лелеял и ждал его трепетно, прочувствовав как мало я моей девочке дал в ожидании первенца. Я вложил всю любовь тогда «как реванш» за все ее несбыточные мечты.
Я в «нищенском состоянии» купил ей сначала шубу, а после собственную квартиру, пользуясь кредитными схемами предприятия, которому тогда я отдавал свой потенциал всего, что у меня было к тому времени накоплено.
Даже кощунственным кажется вспоминать что тогда употреблялось. Тем не менее тогда то и был заложен камень моей алкоголизации.
Двадцать лет тому назад…
Я похоронил трех друзей за этот период. Двух «буквально» и одного в связи с «закончившейся дружбой».
О парнях, что ушли безвозвратно скажу только то, что не время…Не время нам им на могилы цветы приносить. Переживания эти описывать нет пока сил. Я за них просто буду молиться. А о третьем…Если о двух названных только хорошее, то о нем НИЧЕГО,
Что же касается «скудной винной карты» - Со временем я заработал там какое – то хроническое пищеварительное заболевание, на диагноз которого мне профессиональным медицинским товарищем был вынесен вердикт: «С этого времени избегай употребления вина, а придерживайся крепких напитков по праздникам».
Теперь я знаток всех крепкоалкогольных напитков. Да и сорта пива мне многие известны…Я знаю какое красное сухое вино лучше выбрать сегодня. Теперь у меня спрашивают совета «что купить к празднику».
Я даже знаю как грамотно «бухать» в течение нескольких дней, чтоб не спиться и мягко выйти из этого «новогоднего» синдрома.
Только ничего кроме предстоящей пустоты это не несет.
Встреча с друзьями – очень редко обходится без возлияний, с родственниками – та же история. Остаться наедине – то же искушение. Природа подарила мне такой «презент» - отсутствие похмелья и широкую, как Душа, печень. Но не представила возможности увидеть наперед, как это скажется на моих детях. Так хочется их видеть свободными от пагубных пристрастий, которые живут теперь со мной. Ведь я прекрасно осознаю, что жизнь полна красок без вискаря, водки, коньяка, «как бы они не назывались».
Отказ от «преломленного сознания» лежит в нашем собственном сознании.
Опускаться легко. Подниматься тяжелее. Я читателю хотел донести только это.
Вот на этом уже хочется прерваться и опрокинуть …
Или остановиться уже…
Посмотрим…. Хотя бы через год – другой, А?
Вот он юбилей… Все ж таки пять десятков …
(смайлик самому себе).

Сентябрь 2013 г.