Парфюм для волшебника

«С той минуты ассоциация «ранняя весна»-«запах бузины»-«шубертовский аккорд» стала для меня устойчивой и абсолютно законной, при звуках этого аккорда я тотчас же непременно слышу тот терпкий запах, и все вместе означает: «ранняя весна». Для меня в этой частной ассоциации есть что-то прекрасное, с чем я ни за что не расстался бы» (Герман Гессе «Игра в бисер»)

АРОМАТ СКАЗКИ
В утренний час, когда сворачиваешь с Садового в Каменную Слободу, на углу у старой булочной обычно идет разгрузка. Румяные теплые батоны "нарезного по 16 копеек", дразня янтарной корочкой, сползают по деревянному желобу и тонут в подвальном мраке магазинного брюха, а душистый, пьяняще-вкусный аромат свежего хлеба цепляется следом и кружит вокруг, как добродушная дворняга. Он преследует до самых дверей, которые до нас тысячи раз открывали и маленький некогда Окуджава, и многие его «арбатские соплеменники». Старая добрая школа.
Кабинеты начальных классов на пятом этаже рядом с актовым залом залиты солнцем с первых уроков, и это вовсе не пустячная информация, а в данном случае определяющая, потому что совершенно необходимо, чтобы в розовый кристалл били именно такие уверенные солнечные лучи. Это ведь невозможно, если кабинет располагается на первом или втором этажах, куда утреннее солнце с трудом пробирается сквозь каменные расщелины арбатских переулков, да еще под иным углом, или прореженное листвой. 
Учительница становится у доски, поднимает руку, чтобы вывести мелом аккуратные ровные буквы. Солнце врывается в наши окна, пронизывает розовый кристалл в золотом кольце на ее руке и выстреливает из него сияющим дождем. Солнечные зайчики — крошечные и озорные, как зернышки земляники — рассыпаются по доске, стенам и потолку, озаряют наши лица радужным салютом, дрожат в воздухе лучистыми брызгами, – и мы забываем дышать.
Облако танцующих искорок неторопливо раскачивается в такт движениям руки, и мы сидим в искрящемся желе, завороженные радужной магией. Время остановилось. Мир сменил цвета и приглушил звуки. Боязно шелохнуться, чтобы не расплескать таинственную радость...
Неуловимый аромат несколько секунд явственно витает над классом, настолько явственно, что кажется, ты сам весь и навсегда им пропитан. Но мгновение пронеслось, и аромат улетучивается без малейшего шанса удержаться хотя бы в памяти. Какой он был? Не описать. Прекрасный, нездешний. Возможно, это аромат сказочной страны, из которой прибыли игривые лучики? Должна же такая где-то существовать. Иначе откуда они?

Те короткие минуты в арбатской школе стали для меня бесценным оберегом на долгие годы. После будут другие школы, другие дети, другие лица. И в сложные периоды, в совершенно разных ситуациях лучистое озеро неожиданно возникало перед моими глазами. Миг, вспышка — и ты вновь за старой темной партой, как в черно-белых фильмах, окружен мерцающим чудом и окутан твоим личным, полным неизбывной доброты, беспечальным детским счастьем. Мгновение проходит, но ощущение заботливой теплоты и волшебства остаётся и продолжает греть. Присутствие незримой защиты. Она не имеет границ и не знает преград.
Эту ассоциацию нельзя вызвать по желанию, просто вспомнив или рассказав о солнечных зайчиках. Более того, чудесное чувство возникает лишь тогда, когда напрочь забываешь о «зернышках земляники». Но в самый темный час они воскресали и бережно окутывали радужным сиянием, словно напоминая, что они — тоже часть моей жизни, они — тоже я.

"В чуть поблёкших картинках, в шелесте страниц, слегка потрёпанных временем, в сонном аромате осени, которым пропитана пожелтевшая бумага, в позабытых фразах и ровных строчках, помнящих любознательный взгляд, таятся чудесные мгновения детства". ("Шкатулка для солнечных зайчиков")

АРОМАТ ДЕТСТВА
Вот вырасту и тоже открою такое кафе. Или магазин елочных игрушек, чтобы круглый год — елочные игрушки, конфетти и серебристый «дождик». Нет ничего прекраснее шелковистого новогоднего «дождика», того, прежнего. И чтобы музыкальные шкатулки с пляшущими фигурками. И чтобы сказочный самоцвет в витрине ловил солнце и расплескивал его по лицам прохожих радужными хлопьями. Пусть мелькнет веселой тучкой хоть на мгновенье. После отзовется…
Ах, время-время! Новое тысячелетие побежало считать века. Но нет-нет, да и напомнит о себе во снах дом-шкатулка на набережной. Его резные эркеры с узкими окнами, в которые небо вечерами обрушивалось величественными алыми закатами. Распашные стеклянные двери в просторных подъездах, двухэтажный "Красный уголок", магазин «Ганг» и огромный мебельный комиссионный, в котором было так удобно играть в прятки среди пузатых старинных шкафов или, возвращаясь из школы, тихонько постукивать по клавишам фортепьяно, дегустируя звучание недавно поступивших инструментов, сравнивая с уже знакомыми, полюбившимися. Теперь в комиссионном салон красоты, а лиловые закаты с видом на метро-мост разбавлены неоновыми огнями Москва-Сити. И только перед окном на третьем этаже по-прежнему красуется термометр, который устанавливал еще мой папа. Коричневый ободок, белая стеклянная колба.
Нет больше кафе «Буратино», к которому следовало идти мимо старинной церкви с дразнящей табличкой «студия кукольных мультфильмов». Не нужно пропускать автомобили и троллейбусы, чтобы пересечь Арбат. Не резвится в огромной витрине беличье семейство, и прохожие не толпятся на тротуаре перед детским кафе.
Вместо старой булочной, о которой пел Окуджава, теперь пиццерия, а в здании 69-й школы обосновалось педагогическое училище. Крепкая ограда, пологий спуск, поросший деревьями. На входе чугунная решетка с виражной калиткой. Некому съезжать на портфелях по заснеженным холмикам и носиться с криками через сквозные дворы, играя в «казаки-разбойники». Не ютятся под аркой пустые бочки, настолько большие, что в одну такую наш первоклашка Юрка исхитрился запихнуть бутуза из 3-го класса и, повалив бочку набок, мы всей бандой, гордясь и хохоча, катили обезвреженного и недовольного пленника в свой разбойничий штаб. Больше не существует пухлых деревянных бочек, и округу не разрывает оглушительный хохот маленьких победителей. Арбат «внутренний» респектабелен, нетороплив и отгорожен своей степенностью.
В противовес ему Арбат «внешний» цветист, суетлив и кичливо брызжет бутафорским сиянием. Сувенирные лавочки круглосуточно заливают асфальт дрессированным электричеством — пляшущими тучками ядовито-зеленых светляков. Новые зазывалы часто имеют африканские корни и бойко жонглируют дежурным набором китайских фраз, завидев туристов из поднебесной. Многим из этих ребят ближе французский, или английский или какое-нибудь вовсе незнакомое нам наречие, оно и звучит в перерывах между набегами покупателей. Вавилонская оратория Арбата покорно впитала в себя и пение уличных музыкантов, и чтение стихов, и анекдоты, и гадание по руке, и даже санскрит — улыбчивые "преданные" в шафрановых одеяниях неизменно распевают по выходным уже прижившееся здесь «Харе-Кришна».
И только один звук в калейдоскопе арбатских шумов является не новым, а настолько давним, что в моем детстве его попросту не могло быть. Он вернулся из слишком далекого прошлого и с некоторых пор регулярно рассыпается над головами прохожих чистым колокольным звоном — студия мультфильмов переехала, и церковь теперь вновь церковь. В Крестный ход она утопает в озере свечных огней, и тротуар вокруг запружен людьми. Огоньки колышутся, как танцующее облако — ночная версия моих Зернышек Земляники. Никуда они не исчезли, эти сказочные гости. Я соорудила для них Шкатулку и поселила их туда в надежде, что когда-нибудь...

«Когда-нибудь, когда ребёнок повзрослеет и станет серьёзным настолько, что начнёт сомневаться в чудесах, в его руки вновь попадёт любимая детская книжка — и клад откроется». 

АРОМАТ ПРЕДЧУВСТВИЯ
– Знаешь, какие духи я хочу? – спросила Камилла, загадочно улыбаясь. – С ароматом новой книги! Да, именно, с ароматом новой книги.
Кажется, у нее привыкание. Скоро попросит духи с ароматом радуги, или рассвета, или северного сияния. С нее станется. А бедная мама — садись за новую сказку? Мне и эта нелегко далась: пиши, рисуй, сочиняй стихи, сканируй, фотошопь, верстай, а затем еще ищи спонсора, бегай по типографиям, воюй из-за брака, бейся за тираж. Но! Мама сказала – мама сделала, и вот она – новая, во всех смыслах новая книга, которой никогда-никогда прежде не было: ни текста, ни рисунков, ни стихов, ни образов, ни извилистой дороги по Стране Мерцающих Путей (или по-научному Стране Зодиака), да и самой страны до сих пор не было. То есть, была, конечно, как же ей не быть, но никто-никто о ней ничегошеньки не знал, в том числе и я. Зато теперь — целая книга! Загадочный подарок, с которым Камилла вернулась из Путешествия — «Шкатулка для солнечных зайчиков».
Как-то я посетовала дочке, что, вот, мол, не смогла, как когда-то хотелось, обустроить ей в детстве и то, и это. Дескать, сложилась бы жизнь иначе, без всяких там наших сложностей и мытарств. Камилла отложила подготовку к ЕГЭ, осуждающе глянула исподлобья и произнесла:
– Но, мама… тогда сказка была бы совсем другая.
А ведь правда. Ох уже, эта сказка. Кочевая жизнь странным образом, перебрасывая меня из пункта А в пункт Б и далее по алфавиту, включая и полную Ж, и реальное Ё, и фешенебельное О, и прочие разносортные буквы, меньше чем на год заглянула в исходную точку — А. Арбат.
Пробный тираж приехал из типографского цеха именно сюда, в съемную квартирку в Карманицком переулке. От дверей подъезда пять минут до той самой школы. Из наших окон видна та самая витрина бывшего детского кафе "Буратино". Я перебираю книги с тщательностью Золушки, перебиравшей крупу, а комнату под прежним углом заливает знакомое с детства горячее арбатское солнце. Невероятный квест, который устроили мне Зёрнышки Земляники, пройден. Приключение вернулось к началу своего Путешествия.
Впрочем, нет-нет. В начале все-таки были не Зёрнышки. В начале был Зонтик. А сказка... может быть, её время уже миновало, и она осталась только моей личной историей. Неплохо так по-пути-шествовали!