Глава 23 Встреча с парижанкой

Встреча    с    парижанкой

    В  тот  день  с  самого  утра  что-то  было  не  так.  Екатерина  Ахметовна   видела  плохой  сон,  Герман  вернулся  из  офиса  с  кипой  заданий  -  расчётов,  которые  он  взял  для  подработки. Опять  сидеть  до  полуночи,  а  он  уже  чувствовал  себя  уставшим. После  разрыва  с  Анжеликой  у  него  не  было  никакой   отдушины,  не  было  денег,  не  было  настроения,  впереди  одно  и  то  же,  даже  отправится  на  заработки  заграницу,  ему  не  светит.  Не  всё  так  просто,  чтобы  устроится  там,  нужны  связи.
   Правда  с  его  профессией  можно  бы  попытаться,  отправить  по  Интернету  резюме,  но  жаль  потерять  место  в университете,  а  вдруг  там,  на  западе  у  него  не  получится. Один  знакомый  уехал,  а  теперь  не  может  вернуться, почему-то  его  не  пускают  обратно,  и  он  сменил  уже  третью  страну. А  здесь,  всё-таки,  мама,  работа,  положение,  квартира,  дача,  какая-никакая  машина. Может  быть,  на  самом  деле  он  не  рисковый  человек?  В  чём-то  он  рисковать  может,  но  сменить  домашний  очаг,  домашний  уют  неизвестно  на  что? Наверное,  он  маменькин  сынок!  Не  может  оторваться  от  её  подола.
    Екатерина  Ахметовна   накрывала  на  стол,  собирались  ужинать. Зазвонил  городской  телефон.
       -  Герочка,  подойди!  -  попросила  мама,  он  как  раз  выходил  из  ванной. Он  взял  трубку:
       -  Да?
   Взволнованный  девичий  голос  спросил:
       -  Это  Герман  Александрович?   
       -  Я  слушаю!
       -  Только  не  бросайте,  пожалуйста,  трубку!  С  Вами  говорит  Элеонора  из  Белых  Гор,  где  жил  Ваш  отец.
       -  Жил?
       -  Да.  Его  больше  нет. Герман  Александрович,  приезжайте,  пожалуйста,  проводить  его  в  последний  путь!  Я  Вас  умоляю!
       -  Когда  это  случилось?
       -  Сегодня  утром. Мы  днём  Вам  звонили,  но  Вас  не  было  дома. Вы  ведь  приедете?  Вы  должны  бросить  комок  земли  на  его  последний  домик.  Вы  не  простите  себе,  если  не  приедете! Ну,  скажите  же  что-нибудь!
       -  Да,  конечно,  я  приеду. Что  нужно  привезти?
       -  Ничего.  У  нас  всё  есть. Ну,  если  только  венок  или  цветы. А  Екатерина  Ахметовна?  Она  приедет?
       -  Я  ей  передам,  но  думаю,  что  для  неё  это  будет  слишком  тяжело.
       -  Тогда,  мы  ждём  Вас!  Вы  помните,  как  к  нам  доехать?
       -   Конечно.  Я  помню. Я  помню  даже  Ваш  голос. Мы  ведь  с  Вами  встречались?
       -  Это  было  три  года  назад  в  Париже.  И  я  видела  Вас  ещё  раз  около  года  назад. Я  думала,  что  Вы  меня  уже  забыли.
       -  Я  не  забыл  ни  Вас,  ни  Ваш  голос,  ни  Ваше  пение. И  если  бы  Вы  год  назад  назвали  себя  правильно,  я  спустился  бы  к  Вам  немедленно.
       -  Я  назвала  себя  правильно.  И  я  ждала  Вас. Но  сейчас  речь  не  об  этом! Надо  проводить  Александра  Германовича.
       -  Когда  назначена  печальная  церемония?
       -  На  двенадцать  назначена  служба. Она  продлится  час. Поэтому,  если  даже  Вы  не  приедете  накануне,  то  всё  равно  успеете.
       -  Я  не  смогу  приехать  заранее. Но  постараюсь  успеть  проводить  его.
       -  Я  буду  Вас  очень  ждать!
    Екатерина  Ахметовна   уже  стояла  рядом. Она  была  бледна. Она  всё  поняла. Как  бы  то  ни  было,  известие  не  из  приятных. Они  сели  ужинать,  но  кусок  не  шёл  в  горло. Герман  спросил,  не  хочет  ли  она  тоже  поехать.  Она  отрицательно  покачала  головой. А  он  сказал,  что  не  хочет  быть  там  долго,  приедет,  проводит  и  тут  же  уедет, поэтому  и  сказал,  что  не  может  приехать  накануне. Он  никого  не  обманывает,  он  не  может  не  потому,  что  его  не  отпустят  на  работе,  а  потому,  что  не  может  психологически. Потом  он  сказал,  что  Ольга  Васильевна  была  права,  тогда  к  нему  приезжала  Элен,  и  она,  каким-то  образом,  имеет  отношение  к  той  семье,  в  которой  жил  отец. Поскольку  мама  ничего  на  это  не  сказала,  Герман  спросил:
       -  О  чём  ты  сейчас  думаешь,  мам?
       -  О  том,  что  жизнь  пролетает  так  быстро!  Он  бросил  нас,  когда  мне  было  тридцать  пять. Я  не  смогла  создать  новую  семью. Он  нанёс  мне  такой  удар,  от  которого  я  до  сих  пор  не  оправилась, хотя  прошло  уже  пятнадцать  лет. Я  не  отношусь  к  тем  женщинам,  которые  дружат  со  своими  бывшими  мужьями. Я  такая,  какая  есть. Он  для  меня  остался  предателем. Пусть  о  нём  скорбят  те,  для  которых  он  был  близким  человеком.
      -  Об  отце  мне  всё  понятно,  но  я  сказал  тебе  об  Элен.
      -  А  что  касается  этой  девочки,  то  это  нельзя  назвать  обманом
 с  её  стороны. Мне  кажется,  она  настолько  тонко  чувствовала  всю  ситуацию, что  не  могла  сказать  тебе  правду  о  себе. Вспомни  свой  ответ  на  её  письмо. И  она  не  хотела  испортить  тебе  Париж. А  потом  она  приехала  от  имени  отца,  она  хотела  вас  примирить. Ты  к  ней  не  вышел. Но  примирить  вас  ей  всё-таки  удалось, хотя  и  с  помощью  нашей  подруги. Поезжай  туда,  я  не  против. Хотя  бы,  чтоб  потом  не   мучиться  угрызениями  совести,  всё-таки,  он  был  твоим  отцом  хоть  какое-то  время.
     -  Ты  не  едешь  точно?
     -  Нет. И  вот  ещё  что!  Не  забудь  спросить  про  его  дом  в  Гудауте,  куда  мы  ездили  каждое  лето. Если  он  не  продан,  а  у меня  были  такие  сведения,  то,  кому  завещан?  Если  нет  завещания,  то  он  принадлежит  тебе  по  закону,  как  единственному  наследнику. Я  прав  на  него   не  имею,  мы  разведены.
      -  Он  мог  оставить  его  тем,  кто  за  ним  ухаживал.
      -  Но  разве  они  делали  это  из-за  дома?
      -  Но,  вероятно,  он  был  благодарен  им. Он  жил  в  прекрасных  условиях.
      -  Ты  всё-таки  спроси. У  нас  есть  квартира,  дача,  машина,  а  тут  был  бы  ещё  и  дом  на  Чёрном  море. Тебя  можно  было  бы  считать  принадлежащим  к  среднему  классу. Я  думаю  о  тебе.
      -  Ладно  придумывать,  мама! Какой  ещё  средний  класс!
      -  Но  твой  социальный  статус!
      -  Но  моя  зарплата!
      -  Герочка,  это  было  бы  компенсацией  за  все  мои  страдания  и  сняло  бы  грех  с  его  души  перед  Богом. Мы  бы  снова  стали туда  ездить  отдыхать  и  поминали  бы  его  добрым  словом. Не  считай  меня  меркантильной,  за  ним  был  должок. Он  нам  не  помогал,  поэтому  тебе  пришлось  зарабатывать  себе  на  хлеб  насущный   с  четырнадцати  лет. И  он  не  помогал  тебе  в   науках.
      -  Всё  это  делала  ты,  поэтому  я  не  считаю  тебя  ни  чёрствой,  ни  меркантильной,  ты  можешь  говорить,  всё,  что  хочешь,  я  тебя  пойму. Но  если  я  буду  с  чем-то  не  согласен,  мама,  я  тебе  скажу. И  уже  говорю  сейчас,  если  он  завещал  дом  этим  людям,  я  не  буду  это  оспаривать. Это  была  его  воля.
      -  Ой,  благородный  ты  мой! Боюсь,  останешься  бессеребренником  всю  жизнь! Но  спросить-то  ты  хоть  можешь?
      -  Ну  да,  конечно,  я  спрошу!

    Отпевание  началось  в  двенадцать,  а  к  часу  уже  закончилось,    но  тот,  кого  ждали,  ещё  не  приехал. Но  он  позвонил  и  сказал,  что  подъезжает. Всё  село  собралось  у  их  дома. Так  когда-то  хоронили  Алексея  Степановича,  родного  дедушку  Элен. Но  тогда  её  еще  не  было  на  свете,  и  где  же  она  была?  Хорошо  бы  узнать  ответ  на  этот  вопрос!
    А  сейчас   она,  затянутая  в  строгий  костюмчик  шоколадного  цвета  и  в  бархатном  тёмно-зелёном  беретике  с  цветком  из  чёрного  крепа,  в  знак  траура,  стояла  у  гроба  рядом  с  бабушкой  и  дедушкой. Она  провожала  своего  дорогого  друга,  с  которым  она  решила  сотни  математических  задач  и  примеров,  доказала  не  меньше  теорем  и  вывела  десятки  формул.
    Но  разве  дело  только  в   математике? Сколько  раз  он  поддерживал  её  в  различных  жизненных  ситуациях! Как  он  её  понимал,  учил,  как  себя  вести,  твёрдо  отстаивать  свои  интересы,  не  обостряя  отношений  с  людьми. «Ты  знаешь,  дорогая  моя!  Подумай,  моя  дорогая!» Она  будет  благодарна  ему  всю  жизнь,  и  не  забудет  его  никогда!
    Герман  въехал  в  село. Путь  ему  был  знаком. Сначала  он  ехал  по  широкой  общей  дороге,  потом  свернул  на  последнюю  или  первую  улицу,  смотря  откуда  считать,  и  на  которой  все  бы  хотели  жить,  потому  что  она  тянулась  вдоль  склона,  с  которого  открывался  чудесный  вид  на  Ургу. Ещё  издали  он  увидел  большую  толпу  народа.  Подъехал  к  этому  дому  и  остановился  рядом  с  другими  машинами. Он  вышел,  открыл  багажник,  достал  венок  и  подошёл  поближе.
    Все  обернулись  и  посмотрели  на  него. Он  был  в  коротком,  с  отстрочками,  импортном  плаще,  и  в  короткополой  шляпе,  слегка  надвинутой  на  лоб. Молодые  люди  сейчас  редко  так  одеваются.  Так  мог  быть  одет  только  президент  какой-нибудь  большой  компании,  или  учёный,  знающий  себе  цену.  Словом,  человек,  который  не  хочет  походить  на  толпу  в  куртках  и  фуфайках.
    Его  недемократичная  одежда  сразу  бросалась  в  глаза. Он  был  элегантен  до  высокомерности. Именно  это  слово,  а  не  высокомерие,  к  нему  подходило. И  таким  же  было  выражение  его  очень  красивого  лица.  И  таким  оно  было  потому,  что  он  не  хотел  допустить  никаких  упрёков  в  свой  адрес. Он  просто  не  знал,  что  никто  и  не  собирался  на  него  нападать.
    Здесь  собрались  простые  добрые  люди,  которые  знали,  кто  должен  был  приехать,  и  кого  они  ждали. Люди  расступились  и  пропустили  его  вперёд. Какая-то  женщина  взяла  из  его  рук  венок  и  сказала: «Проходите  поближе  к  папе!» А  сама  встала  с  женщинами,  у  которых  были  в  руках  венки. Когда  Элен  увидела,  что  к  их  дому  подъехала  иномарка,  её  сердце  вдруг  сжалось  и  замерло. Она  наблюдала,  как  он  вышел  из  машины,  отдал  венок,  снял  шляпу  и  подошёл  к  гробу  отца. И  в  это  время  Алексей  Иванович  начал  говорить:
    -  Сегодня  мы  провожаем  в  последний  путь  нашего  дорогого  друга,  профессора  и  бизнесмена  Александра  Германовича  Черкезова.  Десять  лет  он  жил  рядом  с  нами  простой  жизнью,  разделяя  с  нами  наши  горести  и  радости. Это  был  Человек  с  большой  буквы,  которого  все  любили.
  Слёзы  заструились  по  щекам  Элен,  она  их  не  вытирала.
Бабушка  поднесла  платочек  к  глазам,  ещё  кое-кто  тоже  начали  всхлипывать. Вообще-то  с  утра  многие  были  уже  поддаты,  и  трогательные  слова  Алексея  Ивановича  легко  доходили  до  их  сердец. А  говорить  он  умел,  бывший  офицер  и  поэт  одновременно.

    Герман  посмотрел  на  лицо  отца. Он  был  неузнаваем.  Где  его  важное,  надменное  выражение?  Вместо  того  лица,  которое  он  помнил,  и  даже  того,  что  он  видел  год  назад,  чужое,  исхудалое  лицо. Как  будто  это  не  отец,  а  его  трагическая  маска. Болезнь  никого  не  красит. Но  столько  людей  пришло  его  проводить! Значит,  он  был  не  одинок.
    Герман  не  знал,  что  в  деревне  так  провожают  всех. Как  цинично  сказал  один  человек,  что  свадьба,  что  похороны,  всё  едино  развлечение,  только  с  другим  подтекстом. Все  приходят  на  похороны,  а  потом  все  идут  на  поминки  в  большую  столовую,  которая  ещё  сохранилась  с  советских  времён  и  открывалась  только  для  таких  случаев. Родственники,  не  родственники,  на  обед  приходили  все,  выпить  и  закусить,  одним  словом,  помянуть.
    Герман  обвёл  глазами  людей  вокруг,  многие  плакали,  но  его  глаза  были  сухи. Рядом  с  оратором  стояла  благородная  бабушка  Зина,  которая  в  прошлый  его  приезд  так  уговаривала  его  пообедать,  но  он  отказался. А  рядом  стояла  она,  его  парижанка. Она  немножко  повзрослела,  но  была  такая  же  тоненькая,  хрупкая  и  так  отличалась  от  всех.  На  всех  женщинах  и  девушках  были  чёрные  платочки  или  шарфики,  а  на  ней  небольшая   шляпка-беретик  с   красивым  чёрным  цветком  сбоку.
     Он  смотрел  на  неё  и  не  верил  своим  глазам. Наконец-то,  их  встреча  состоялась!  Но  при  каких  печальных  обстоятельствах! Она  тоже  подняла  на  него  свои  глаза,  и  они  встретились  взглядами.  Несколько  секунд  они  смотрели  друг  на  друга,  не  отрываясь,  её  губы  что-то  прошептали,  и  он  понял: «Вы  приехали! Спасибо!» Между  тем,  оратор  продолжал  перечислять  заслуги  усопшего:
       -  Ты  мужественно  боролся  со  своим  недугом  и  успевал  помогать  нам  во  всём.  С  ребятишками  ты  решал  задачки,  которые  они  не  могли  решить,  ты  следил,  как  очищали  и  восстанавливали  нашу  речку,  ты  помогал  советами.  Ты  был  членом  нашего  Ордена  и  написал  для  него  Устав. Не  хватит  и  дня,  чтобы  вспомнить  и  перечислить  твои  добрые  дела. Мы  тебя  все  любили,  и  будем  помнить,  пока  живы.
    Герман  подумал: «И  только  для  меня  ты  не  сделал  ничего! Свой  самый  главный  долг,  отцовский,  ты  не  выполнил. Сейчас  думать  и  говорить  об  этом  бесполезно,  и  я  не  держу  на  тебя  ни  зла,  ни  обиды. Спи  спокойно!  Ты  попросил  прощения,  и  я  тебя  простил. Прости  и  ты  меня  за  мой  подростковый  и  юношеский  максимализм! Прости  и  за  уже  взрослую  непримиримость! Мне  было  очень  жаль  мою  маму».  А  оратор  закончил  стихами  собственного  сочинения:
                Ты  прожил  с  нами  десять  лет,
                Ты  другом  стал и  братом!
                Теперь  идёшь  держать  ответ
                В  космические   врата.

                Ошибки  сделать  можно, 
                Кто  их  не  совершал?
                Их  все  исправить  сложно,
                Но  ты  за  них  страдал!

                Умел  страдать,  умел  любить!
                Ушёл  отсюда,  жизнь  любя!
                Не  все  смогли  тебя  простить,
                Пусть  Бог  простит  тебя!

     Последний  намёк  он  понял,  это  камешек  в  его  и  Катин  огород. Смотрите-ка,  до  сих  пор  самобытные  поэты  в  деревне  существуют! Что  ж,  каждый  имеет  право  говорить  стихами,  если  ему  так  хочется. И  эти  стихи  в  честь  его  отца  написаны  от  души  и  являются  оправданием  его  заблуждений  и  неправедных  поступков. И  тут  он  услышал,  как  одна  женщина  сказала: «Как  Леночка  переживает,  он,  так  её  любил,  говорил,  что  это  его  самая  любимая  девочка».  И  Герман  опять  подумал: «А  свой  родной  сын  не  стал  любимым. Он  вообще  не  был  ему  нужен.   Сначала  воспитывал  одну  девочку,  потом  другую,  и  в  итоге,  пришлось  жить  у  чужих  людей».
     Гроб  поставили  в  закрытую  машину,  а  процессия  из  людей  растеклась  и  пошла  пешком,  кладбище  было  не  очень  далеко. Кто-то  вообще  пошёл  не  дорогой,  а  тропинками,  кратчайшим  путём. Самые  старенькие  стали  набиваться  в  небольшой  автобус. Алексей  Иванович  и  Зинаида  Леонидовна    подошли  к  Герману. За  ними  следовала  Элен.  Они  поздоровались  с  ним  за  руку,  и  перекинулись   парой  слов,  спросив,  как  дорога?
     Он  ответил,  что  дорога  узкая,  много  выбоин,  и  очень  много  фур, они  идут  колоннами  по  восемь  штук,  и  он  боялся,  что,  попав  в  очередную  яму,  его  вынесет  на  встречную  фуру. Алексей  Иванович  закивал  головой  и  сказал,  что  не  понимает,  почему  не  строят  дороги,  ведь  для  этого  можно  даже  просто  напечатать  деньги  и  сразу  же  вложить  в  это  дело,  тогда  это  не  повлияет  на  инфляцию.
     Они  попросили  его  посадить  в  машину  двух  бабушек,  которые  уже  стояли  около  неё.  Сами  они  тоже  пошли  к  своей  машине,  где  уже  стояли  знакомые,  желающие  прокатиться  до  кладбища  с  ними. Наконец,  пространство  между  Элен  и  Германом  освободилось,  и  они  смогли  сделать  шаги  навстречу  друг  другу. Элен,  не  долго  думая,  бросилась  на  него,  обхватила  его  плечи  руками  и  лицом  прижалась  к  его  груди. Её  тельце  содрогалось,  сквозь  рыдания  она  проговорила:
      -  Я  так  Вас  ждала!  Я  так  рада,  что  Вы  приехали! Это  первый  случай  в  моей  жизни,  когда  ушёл  близкий  мне  человек!
      -  Всё  когда-то  случается  впервые. Главное,  что  мы,  наконец-то  встретились!  -  он  слегка  отстранил  её  от  себя,  чтобы  заглянуть  ей  в  глаза.  Он  достал  платок  и  стал  вытирать  её  мокрое  от  слёз  лицо,  другая  его  рука  вместе  с  его  шляпой  поддерживала  её  за  спинку. Вытерев  ей  щёчки,  он  наклонился  и  заодно  поцеловал  её  в  губы,  ну,  так,  слегка. Она  тут  же  перестала  плакать  и  глубоко  вздохнула.
      -  Садись  в  мою  машину!  -  сказал  он  ей,  и  сам  повёл  её  к  машине. Бабушки  сели  сзади,  а  Элен  рядом  с  Германом. Герман  вёл  машину,  и  пару  раз  за  дорогу  дотронулся  до  руки  Элен,  сжимая  её.  Автобус  и  машины  ехали  медленно  вслед  за  газелью, так  что  оставшиеся  без  транспорта  люди  отстали  лишь  немного.

     По  дороге  Элен  немного  рассказала  о  том,  что  они  пережили  за  последние  несколько  дней,  когда  отец  Германа  уже  никого  не  узнавал  и  только  водил  перед  собой  руками,  как  будто  разглядывал  какие-то  картины. Вероятно,  это  было  действием  лекарств,  которые  ему  давали. Хорошо  хоть,  что  ему  не  было  больно. Он  просто  уснул  и  всё.
     На  кладбище  особой  церемонии  не  было. Герман  почти  всё  время  держал  Элен  за  руку. Прощались,  крестившись,  некоторые  даже  целовали  усопшего  в   венчик  на  лбу. Элен  и  Герман  просто  перекрестились  и  поклонились. Затем  могильщики,  а  это  были  местные  жители,  закрыли  гроб  крышкой,  закрепили,  забили  для  порядка  один  гвоздь  и  опустили  в  землю. Застучали  комочки  земли. 
     Элен  и  Герман  тоже  бросили  по  три  комочка, как  велел  им  священник. А  потом  работники  быстро  засыпали  могилу  землей  из  глины  и  чернозёма.  А  потом  врыли  крест  с  портретом   профессора,  и  обложили  холмик  венками.  Самый  красивый  венок,  ввиде  корзины,  из  которой  распушился  огромный  букет  цветов,  поставили  в  центре  перед  крестом. Это  был  венок  Германа. Всех  пригласили  на  обед  в  столовую.