Глава 24 Взаимное притяжение

Взаимное    притяжение

За  столом  они  сидели  вчетвером,  как  одна  семья,  Алексей  Иванович  рядом  с  Германом,  а  напротив,  Зинаида  Леонидовна  и  Элен. Герман  и  Элен  напротив  друг  друга,  глаза  в  глаза,  никого  больше  не  видели,  и  на  кого  им  было  ещё  смотреть, кто  им  мог  быть  интересен?  Они  оба  ждали  этой  встречи  три  года. Обед  был  на  удивление  обильным. Много  было  даров  из  погреба: огурчики, помидорчики,  грибочки,  капуста,  мочёные  яблоки  и  селёдочка  на  закуску,  винегрет  и   щи,  и  гуляш  с  гречкой,  и  компот  из  яблок  с  плюшками,  всё,  как  положено. И  обязательно,  оладьи  с  мёдом,  здесь  их  ставят  на  стол  вместо  риса  с  изюмом.
    Мужчины  стали  разливать  водку  и  вино. Герман  взял  в  руки  бутылку  кагора,  чтобы  налить  своим  дамам,  бабушка  Зина  кивнула,  и  он  налил  ей. Он  посмотрел  на  Элен,  не  зная, разрешается  ли  ей  пить  вино,  и  она  закрыла  рюмку  ладошкой. Значит,  ещё  нет. Он  поставил  бутылку  на  стол. Алексей  Иванович  взял  бутылку  с  водкой,  и  налил  Герману,  хотя  тот  сказал,  что  пить  не  должен,  потому  что  ему  за  руль. Но  Алексей  Иванович  категорично  возразил,  что  никуда  его  не  отпустит,  потому  что  он  уже  провёл  за  рулём  семь  часов,  и  что  папу  надо  помянуть. «И  в  голове  не  держите!» -  добавила  бабушка.
   Впрочем,  ему  и  самому  расхотелось  так  быстро  уезжать,  ведь  перед  ним  сидела  его  парижанка. Золотистые  волосы  волнами  струились  на  плечи  из-под  берета,  зелёные  глаза  ласково  смотрели  на  него  из-под густых  ресниц,  её  аккуратный  носик  так  хотелось  чмокнуть,  а  ротик  с  жемчужными  зубками,  он  уже  попробовал  на  вкус  при  встрече,  но  явно  не  распробовал  до  конца. Дальше  Алексей  Иванович  налил  водочки  себе,  и  Элен  протянула  ему  свою  рюмку. Он  взглянул  на  супругу,  и  та  махнула  рукой. И  дедушка  налил  внучке  тоже  водки.
    От  увиденного,  Герман  глубоко  вздохнул,  посмотрел  Элен  в  глаза  и  укоризненно  покачал  головой. Она  нежно  улыбнулась  ему  своими  прелестными  губами  и  пролепетала: «А  что  такого? Мне  уже  семнадцать!» Все  встали,  прочитали  «Отче  наш!»  и  выпили. Потом  сели  и  стали  закусывать. Элен  отпила  только  полрюмки  и  запила  минералкой,  и  это  оставляло  какую-то  надежду,  что  не  всё  ещё  потеряно.  Впрочем,  она  её  быстро  допила. Но дедушка  ей  больше  не  наливал,  наверное,  он  знал  её  возможности,  и  она  не  просила.
     Её  взгляд  стал  смелее.  А  Герман  тоже  немного  опьянел,  всё-таки,  встал  очень  рано  и  был  голоден. Теперь  о  возвращении  в  Москву  сегодня  же  не  могло  быть  и  речи. Вокруг  все  разговаривали,  всем  становилось  весело,  как  будто  это  были  не  поминки. Конечно,  большого  горя  ни  для  кого  не  было,  опять  же,  все  там  будем,  а  пока  мы  здесь,  чего  плакать-то!  Даже  кто-то  смеялся. Элен  тоже  улыбнулась  Герману. Их  взгляды  купались  друг  в  друге.
    Он  смотрел,  как  она  откусывала   белый  масляный  груздь,  и  ему  захотелось  поцеловать  эти  губки. Она  перехватила  его  взгляд: «Попробуйте,  они  вкусные!» И  тогда  он  потянулся  к  ней.  «Что,  мой  гриб?» -   и  она  протянула  ему  вилку  со  своим,  наполовину  съеденным  грибом,  и  он  снял  его  своими  губами. На  них  никто  не  обращал  внимания,  все  занимались  более  важными  делами,  пили,  закусывали  и  разговаривали. А  бабушка  с  дедушкой,  кроме этого,  ещё  и  следили  за  другими  столами,  не  надо  ли  чего  добавить.
    «Перед  Вами  же  целая  тарелка!»  -  указала  Элен  Герману  на  белые  и  чёрные  грузди. Он  тут  же  нацепил  себе  на  вилку  большой  грибочек,  откусил, посмотрел на  неё  и  сказал: «Да,  очень  вкусные!» -  и  протянул  вилку  с  надкусанным  грибом  ей. И  она,  так  же,  как  и  он,  сняла  гриб  своими  губами. Так  у  них  получился  своеобразный  брудершафт.
    «Помнишь,  как  мы  ели  мороженое  в  «Бертильоне»?»  «Я  отобрала  у  Вас  Ваше  мороженое,  а  своё  отдала  Вам!» «Возьми  моё  сердце,  а  своё  отдай  мне!» - сказал   ей  Герман. «Вы…Что  Вы  такое  говорите?»  -  она  опустила  глаза  в  тарелку,  но  потом  снова  подняла  их  на  Германа.  Он  смотрел  на  неё,  не  отрываясь,  и  без  улыбки,  почти  одними  губами,  произнёс: «Я  люблю  тебя!» А  бабушка  с  дедушкой  тоже  ели-пили,  смотрели  по  сторонам  и  не  видели,  что  происходит  рядом  с  ними.
     Им  подносили  всё  новые  блюда. Для  Элен  приносили  маленькие  порции,  а  Герману  доставалось  по  полной  программе,  и  он  уже  не  мог  есть,  а  просто  смотрел  на  Элен. «Видели  бы  её  родители,  как  вольготно  живётся  их  дочурке  у  бабушки  с  дедушкой! Она  пьёт  водку  и  беззастенчиво  флиртует  с  ним,  со  взрослым  мужчиной,  так,  что  он  признаётся  ей  в  любви.
         
 Он  вспомнил,  как  она  прижалась  к  нему  в  Париже,  когда  они  фотографировались,  а  ведь  ей  было  тогда  всего  четырнадцать.  Интересно,  она  уже  спала  с  мальчиками? Наверняка,  сейчас  это  происходит  рано. А  ей  уже  восемнадцатый  год.  Вполне  взрослая  девушка. И  слегка  поддатая,  и  уже  не  парижанка. Хотя,  парижанки,  наверное,  не менее  раскованы,  чем  она. Она  прекрасно  говорит  по-русски,  и  прекрасно  понимает, что  означают  его  взгляды. В  голову  полезли  фривольные  мысли,  и  ему  стало  стыдно,  потому  что  сейчас  не  место  и  не  время! И  он  приехал  сюда  не  за  этим.
   Обед  закончился,  и  все  высыпали  на  улицу. Он  заметил,  что  Элен  окружили  местные  парни  и  девочки. Они  куда-то  её  звали,  но  она  ответила: «Мне  некогда!» Они  сели  в  машины  и  поехали  к  своему  дому. В  машине  Элен  сказала,  что  она  переоденется,  и  они  смогут  погулять  над  рекой. Он  ответил,  что  просто  мечтает  погулять  с  ней  над  рекой,  это  так  романтично,  и  ничего  подобного  у  него  в  жизни  не  было.
   Она  просила  над  ней  не  смеяться,  но  там  действительно  красиво,  и  он  скоро  в  этом  убедится. Он  возражать  не  стал,  но  подумал,  что  ему  было  бы  намного  приятней  отдохнуть  с  ней  часок  где-нибудь  на  сеновале,  если  такой  имеется. Но  что  поделаешь,  такие  мысли  он  высказать  не  может, пожалуй,  его  неправильно  поймёт  даже  такая  продвинутая  девушка,  как  она,  француженка,  итальянка,  американка  и  просто  русская  деревенская  девчонка.
       
 Машины  поставили  в  гараж,  благо  он  был  просторный. Дом  был  значительно  расширен,  сзади,  вместо  двора,  было  пристроено  почти  такое  же  здание  и  тоже  из  красного  кирпича.  Этот  материал  очень  любила  бабушка. Всё  было  построено  за  одно  лето. Им,  троим,  хватило  бы  места,  но  в  гости  приезжало  столько  родных,  и  из  Америки,  и  из  города  дети  и  внуки  Алексея  Ивановича,  и  чтобы  всем  хватало  места,  дом  расширили.
    Виктория  Алексеевна  вообще  хотела  построить  сзади  коттедж,  как  делали  сейчас  многие  в  их  селе,  строили  и  сзади  и  сбоку,  а  то  и  обстраивали  старый  дом,  а  потом  его  и  вообще  сносили,  если  он  был  стареньким. Но  Зинаида  Леонидовна  была  против  этого.  Она  заявила,  что  всё  равно  будет  жить  в  своём  доме,  потому  что  он  кирпичный,  не  старый,  его  построил  её  Алёша,  отец  Вики,  и  ей  в  нём  очень  уютно.
    Герману  отвели  прекрасно  обставленную  комнату  в  новой  части  дома, окна  которой  выходили  в  сад,  а  не  на  улицу. Он  переоделся,  снял  плащ,  пиджак  и  надел  джемпер. В  окно  он  увидел,  что  Алексей  Иванович  гуляет  в  саду. Он  вышел  из  комнаты,  нашёл  второй  выход  и  тоже  вышел  прямо  в  сад. На  календаре  и  в  природе  был  конец  апреля. Земля  была  сухой  и  твёрдой,  но  ещё  было  прохладно, поэтому  с  утра  люди  надевали  куртки,  а  к  обеду  солнце  припекало,  становилось  теплее,  и  все  раздевались.
    В  саду  было  так  хорошо! Птицы  вовсю  щебетали,  наверное,  все  уже  прилетели,  кроме  соловьёв. Стволы  яблонь,  груш  и  слив  уже  были  побелены. На  ветках  набухали  почки.
      -  Мой  отец  жил  в  райском  уголке. Спасибо  Вам! -  сказал  Герман,  подходя  к  хозяину  дома.
      -  Да,  он  любил  гулять  в  саду. Он  говорил,  что  у  вас  в  Подмосковье  тоже  есть  дача  и  сад.
      -  Да,  мы  с  мамой  стараемся  что-то  там  делать,  но  у  вас  всё  так  основательно.
      -  Мы  ведь  живём  здесь. Как  есть  свободная  минутка,  так  мы  опять  копаемся. Было  бы  здоровье!
      -  Да,  а  мы  только  наездами.  Элен  часто  навещает  вас?
      -  Месяцами  живёт,  она  же  здесь  тоже  учится. Правда,  уроки  почти  не  посещает.
      -  Прогульщица,  значит? – шутливо  спросил  Герман.
      -  А  что  ей  на  уроках  делать? Она  уже  знает  высшую  математику. А  другие  предметы  сама  прочитает. Ходит  и  сдаёт  экзамены.
      -  В  математике  -  это заслуга  моего  отца?  -  кольнула  ревнивая  иголочка.
      -  Не  только! У  неё  были  и  другие  учителя.
    В  это  время  калитка  в  сад  со  стороны  улицы  открылась,  и  к  ним  по  тропинке  приближалась  сама  Элен. Герман  тоже  сделал  ей  шаг  навстречу. Она  тоже  переоделась. Облегающие  джинсы,  одна  ручка  в  карманчике,  а  сверху  белый  пушистый  пуловер,  свободный,  плавно  облегающий  фигурку. Широкий  вырез  окаймлял  воротник  -  стоечка,  расстёгнутый  так,  что  открывал  всю  шейку,  пышные  волосы  до  плеч,  а  рукава  чуть  приспущены  на  ручки. Один  край  пуловера  приподнят,  потому  что  её  рука  в  кармашке. Герман  взял  её  свободную  руку  в  свою  и  тихо  сказал,  так,  чтобы,  дедушка,  оставшийся  сзади,  не  слышал:
      -  Какая  ты  соблазнительная!
      -  Я  стараюсь  Вам  понравиться.
      -  Как  бы  я  увёл  тебя  сейчас  в  свою  комнату!
      -  И  что  дальше?
      -  А  дальше  мы  бы  сели  на  диванчик,  обнялись  и…  стали  бы  смотреть  телевизор.
      -  Я  Вам  не  верю!  -  засмеялась  она. - Поэтому,  лучше  пойдёмте,  погуляем  над  рекой. Или  Вы  так  устали,  что  Вам  хочется  отдохнуть?
      -  Я  устал,  и  мне  хочется  отдохнуть,  но  я  пойду  гулять  над  рекой,  потому  что,  как  я  понимаю,  это  единственная  моя    возможность,  чтобы  побыть  с  тобой.
     -  Мы  пойдём,  погуляем!  -  сказала  она, чуть  погромче,  дедушке,  и  тот  развёл  руками.
   Они  вышли  из  сада,  взялись  за  руки  и  пошли  по  улице,  потом  свернули  за  крайний  дом  и  вышли  на  косогор. И  всё  время  её  маленькая  тёплая  ладошка  была  в  его  крепкой  руке. Они  стояли  наверху  и  смотрели  вниз  на  речку  и  на  ещё  голые  кусты  и  деревья. Но  она  показала  ему  сначала  на  замок  наверху  на  горе.
      -  Видите  замок?  Там  жила  моя  прабабушка  княжна  Элеонора  Оболенская,  бабушка  моего  папы. Меня  назвали  в  её  честь. Она  замечательно  пела,  я  получила  от  неё  в  наследство  свой  голос.
      -  Ты  тоже  княжна?
      -  Не  знаю,  кто  я! Мамин  отец  был  тоже  дворянин, а  вырос  в  детском  доме,  потому  что  помещики  Прокофьевы  были  расстреляны. Но  у  нас  в  роду  были  и  простые  крестьяне,  правда,  очень  зажиточные. В  революцию  бежали  из  России,  как  мой  прадедушка  Леонид,  муж  Элеоноры.
      -  А  твои  родители,  как  они  оказались  в  Америке?
      -  Для  этих  сказок  Шехерезады  понадобится  не  одна  ночь!
      -  Надеюсь,  они  у  нас  будут!
      -  Как  жаль,  что  зелень  ещё  не  распустилась!  -  сказала  Элен.
      -  Всё  равно,  очень  красиво!
      -  Ваш  папа  тоже  любил  стоять  здесь. Когда  я  впервые  увидела  его,  мне  было  семь  лет. Он  лежал  на  кровати  такой  бледный  и  попросил  попить. А  когда  я  его  напоила,  он  сказал,  что  я  похожа  на  ангела.
      -  И  на  целых  десять  лет  ты  осталась  его  ангелом.
      -  Я  думаю,  что  это  было  именно  так! Он  меня  очень  любил. И  это  была  взаимная  любовь. Вы  не  ревнуете?
      -  Я  не  имею  на  это  никакого  права! Спасибо  тебе!
   Он  повернулся  к  ней,  обнял  её  и  прижал  к  себе. Он  великолепно  использовал  момент, и  обнял  её,  как  бы  в  знак  благодарности,  после  её  воспоминаний  об  его  отце. Он  прикоснулся  губами  к  её  щёчке,  а  потом  и  к  губам, которые  волновали  его  уже  несколько  часов. И  уже  не  мог  остановиться. Он  целовал  её  несколько  минут,  и  даже  поцеловал  в  шейку  через  открытый  воротник  пуловера. Потом  остановился,  слегка  отстранил  от  себя  и  посмотрел  ей  в  глаза. Она  была  ошеломлена.  Потом,  словно  очнулась,  и  спросила: 
      -  Скажите,  Вы  женаты?
      -  Нет,  что  ты!  У  меня  нет  даже  девушки!
      -  Не  может  быть! А  Анжелика?
      -  Мы  расстались. Прежние  отношения  закончились,  а  новые  только  начинаются! Я  свободен,  Элен! А  у  тебя  есть  бой-френд?
      -  У  меня  много  друзей  в  разных  странах  мира. Но  один  друг  мне  ближе  всех. Его  зовут  Джимми. Мы  с  ним  учились  в  одном  колледже  и  семьи  наши  дружат,  мы  проводили  очень  много  времени  вместе. Он  ради  меня  даже  ходил  в  танцевальный  кружок. Мы  такое  с  ним  вытворяли,  что  Вы  даже  не  поверите! Ради  меня  он  был  готов  на  всё. Я  не  променяла  бы  его  ни  на  кого!
      -  Ты  сказала: «Я  не  променяла  бы»,  а  должна  была  сказать: «Я  не  променяю  его  ни  на  кого!»
      -  Не  ловите  меня  на  слове,  я  и  так  в  расстроенных  чувствах!  Давайте,  я  Вам  лучше  спою! Здесь  все  луга,  поля  и  лес  напоены  моим  голосом.
      -  Ты  споёшь  мне,  как  тогда  в  Париже,  бойкую  песенку  на  иностранном  языке?
      -  Нет,  я  спою  для  Вас  нежную  и  романтичную  «Вечернюю  серенаду»  Шуберта  и  на   русском  языке. Слушайте!
                Слышишь,  в  роще  зазвучали  трели  соловья,   
                Звуки  их  полны  печали, льются  на  меня.
                В  них  понятно  всё  томленье, 
                Вся  тоска  любви,
                И  наводят  умиленье  на  меня  они!
      -  Элен,  ты  должна  петь! Такого  голоса  нет  ни  у  кого!
      -  Я  буду  поступать  в  Гарвард  или  в  Йельский  университет,  как  хочет  мой  папа,  а  может  быть,  в  Московский  университет, как  хотел  Ваш  отец,  и  где  преподаёте  Вы,  на  физико-математический  факультет.  Вот  будет  для  Вас  сюрприз!
      -  Я  был  бы  счастлив  от  такого  сюрприза! А  как  же  пение?
       -  Это  только  хобби,  хоть  я  и  училась  целый  год  пению   в  Италии. А  в  Москве  я  одновременно  могу  учиться  пению  в  Академии  имени  Гнесиных  на  вечернем  отделении.
       -  Какие  у  тебя  замечательные  планы! И  ведь  ты  можешь  их  осуществить! Поступай  в  мой  университет,  Элен!
       -  И  Вы  будете  моим  преподавателем!
       -  Я  буду  ставить  тебе  одни  пятёрки! И за  каждую  буду  ещё  и  целовать! А  Джимми  придётся  оставить!  Он  же  не  будет  ждать  тебя  целых  пять  лет!
       -  Он  будет  ждать! И  будет  прилетать  ко  мне  на  самолёте,  которым  он  прекрасно  управляет.
       -  Да-а! Вот  это  у  меня  конкурент!
       -  А  у  Вас  это  бизнес-проект,  соблазнять  девушек?
       -  Тоже  ловишь  меня  на  слове? Ну,  тогда  -  соперник! Как  хорошо,  что  сейчас  его  здесь  нет!  И  ты  пригласила  меня  погулять  над  рекой. Теперь  я  приглашаю  тебя  на  свидание,  когда  все  уснут,  ко  мне  в  комнату. Придёшь?
      -  А  не  боитесь,  что  дедушка  проснётся,  всё  это  заметит  и  застрелит  Вас  из  дробовика?
      -  Не  боюсь! Я  готов  умереть  в  твоих  объятиях!
      -  Ну,  тогда,  если  я  почувствую  себя  американкой,  для  которой  не  существует  никаких  запретов,  то  приду,  а  если  русской,  которой  всё  запрещено,  то  Вы  меня  не  дождётесь!
      -  Приходи,  хоть  американкой!  Мы  прекрасно  проведём  время,  поговорим  обо  всём,  обо  всём!
      -  Скажите  мне  серьёзно,  Вы  могли  бы  полюбить  меня?
      -  Но  я  влюбился  в  тебя  ещё  в  Париже,  а  сейчас  увидел,  и  мои  чувства  вспыхнули  вновь. Я  сказал  тебе  ещё  за  столом,  что  я  люблю  тебя!
      -  Это  было  сказано  в  пьяном  угаре.
      -  С  двух  рюмок  водки  я  был  в  пьяном  угаре?  Ты  считаешь  меня  таким  слабаком?
      -  Я  считаю  Вас  Дон  Жуаном.
      -  Я  способен  на  длительные  отношения,  с  Анжеликой  мы  встречались  несколько  лет.
      -  И  Вы  ей  не  изменяли? Что  молчите?
      -  Просто  я  не  встретил  свою  девушку!
      -  А  вот  Джимми  никогда  не  смотрит  ни  на  кого,  кроме  меня!
      -  Ещё  бы! Я  бы  тоже  не  смотрел,  если  бы  ты  была  моей  девушкой!
      -  Пойдёмте  лучше  домой,  а  то  нас  пойдут  искать! Вам  нужно  отдохнуть,  а  я  помогу  бабушке  приготовить  ужин.
      -  Какой  ужин! После  такого  обеда!
      -  Смиритесь! Всё  равно  ведь  заставят  опять  сесть  за  стол.
      -  Ну,  дай,  хоть,  я   ещё  разок   тебя   поцелую!
    Он  спал  на  прекрасной  мягкой  кровати  целых  два  часа,  с  пяти  до  семи  вечера.  Время  не  очень  подходящее  для  сна,  но  когда  человек  встал  в  пять  утра,  семь  часов  вёл  машину  и  получил  такие  психологические  нагрузки,  то  время  суток  не  имеет  значения,  отдых  необходим  даже  молодому  человеку. В  комнату  постучали,  и  Алексей  Иванович  позвал  его  на  ужин.
    От  одной  мысли,  что  он  снова  увидит  Элен,  у  него  сладко  защемило  сердце. Не  думал  он,  что  может  так  влюбиться,  что  это  явление,  всё-таки,  существует  на  свете! Он  заправил  кровать  и  посмотрел  на  неё. Вот  бы  она  и  в  самом  деле  почувствовала  себя  американкой  и  пришла  к  нему! Неужели  такое  возможно? А  почему  бы  и  нет? Ведь  спала  же  она  со  своим  Джимми,  если  сказала,  что  он  самый  близкий  её  друг. Напрямую,  конечно,  он  спросить  не  решился,  это  бы  выглядело  как-то  пошло,  она  могла  бы  ответить: «Вам,  какое  дело?»
   О  чём  он  вообще  думает,  ведь  сегодня  он  похоронил  отца!  Но  вот  именно  в  такие  минуты  и  часы  спасением  может  стать  любовь! Именно  в  такие  моменты  так  обострённо  хочется  жить!  Где  сейчас  отец? Может  быть,  летает  рядом  и  наблюдает  за  любовными  играми  его  любимой  девочки  и  когда-то  отвергнутого  сына. Интересно,  могло  бы  это  его  разозлить?  Сам-то  он  очень  любил  миловаться  с  девушками! Да  и  кто  не  любит? Но  может  быть,  у  него  уже  есть  дела  поинтересней  и  поважней?
   В  это  время  что-то  упало  со  стола. Он  увидел  на  полу  свою  маленькую  сумочку,  которую  он  после  обеда  положил  на  самый  край. Ему  стало  не  по  себе. Говорят,  таким  образом,  духи  дают  о  себе  знать. Он  поднял  сумочку  и,  взяв  её  с  собой,  пошёл  на  ужин. Но,  подойдя  к  двери,  обернулся,  снова  посмотрел  на  кровать  и  сказал  нарочно  вслух: «Да,  я  хотел  бы  проснуться  оттого,  что  она  пришла  и  сидит  на  краешке  моей  постели».