Посреди океана. Глава 99

Семь смертных грехов. Вообще-то, их восемь. Список человеческих пороков появился много позже Библии. Считается, что составил этот список монах по имени Евгарий Понтийский.
Но ближе к концу шестого века Папа Римский Григорий Великий сократил древний список, и в нём осталось только семь: алчность; лень; гордыня; блуд; зависть; чревоугодие; гнев.
Подумав, этот Папа удалил из списка смертных грехов блуд, разрешая своей пастве раскаянием и молитвой сглаживать этот грех, однако внёс вдруг УНЫНИЕ.
И уныние это оставалось в списке неизменно и более того, многие богословы и по сей день считают его из всех смертных грехов самым тяжким. Как они полагают, унылый - значит, неверующий; ничто не утешает его и не радует. Неверие это предоставляет душу самой себе, удаляя от Бога, тем самым обрекая человека на душевное сиротство.
Уныние, плохое настроение, подавленное состояние духа, сопровождающееся упадком сил - это изнеможение ума, расслабление души и обвинение Бога в немилосердии.
Таким образом грех прорастает в природу человека. И единственный путь выздоровления - примирение с собой и с Богом.

Почему грехи эти называют смертными? Уж, во всяком случае, не потому, что они непременно приводят к смерти тех, кто их совершает. Безгрешных людей не бывает. Кающимся и замаливающим свои грехи тоже, однако, не избежать смертного исхода.
И человек, любой человек, рано или поздно умирает. Телесно. Смертно лишь тело. Бренное, грешное тело. И смертны грехи этого тела.
Но грехи, которые касаются души, -  в ней, бессмертной, остаются. Этим грехам не избежать искупления. "Есть Божий Суд, наперстники разврата! Есть грозный суд: он ждёт, он не доступен звона злата, и мысли и дела он знает наперёд." На этот суд душа уносит
с собой неискупленные грехи свои, которые перечислены в Библии, в десяти Божьих заповедях.

Унылые люди, как заразные разносчики несчастья, недовольством в глазах, речах и облике своём вызывают жалость, но отталкивают счастье.
Притягательность же людей неунывающих заключается в том, что они воздействуют на окружающий мир не через призму своих проблем, а расположением духа, энергией, умом и природной жизнерадостностью. Такие люди - источник радости, к ним тянутся в желании заразиться удачей и счастьем. И касается это не только хорошего настроения: любое положительное качество может оказаться заразительным.
Творчество души, чего бы оно ни касалось, притягивает к себе подобных и неподобных, подчиняет себе и заражает.
Можно обладать множеством не очень привлекательных качеств, острые углы которых сглаживаются благодаря щедрой, неунывающей и жизнерадостной натуре.
Как бы научиться вытаскивать из себя положительные заряды духа, игнорируя власть  невзгод и душевной угнетенности?

Счастливый человек и счастливая жизнь... Это ведь не равнозначные понятия?
Жизнь может сложиться довольно несчастливо, в общечеловеческих понятиях. Потери, беды, разочарования - никому не удаётся миновать этого. Но тем не менее, вопреки всем испытаниям и трудностям судьбы, человек бывает счастлив.
И наоборот, человек, казалось бы, обласканный фортуной, добившийся всего, чего хотел, может чувствовать себя глубоко несчастным. Настолько несчастным, что жизнь становится не мила.
Счастливая жизнь счастливого человека наполнена любовью к жизни, к её повседневным мелочам. Которые даже не замечаются несчастливыми. Любить жизнь, любить её дары - это тоже творчество, тоже талант... Сияние солнца, необъятность неба, шелестящая  листва деревьев, пение птиц, глаза любимых людей... И даже беспредельность океана...
Всё это составляющие счастья; чудесные случайности радостных ощущений, дарованные мимолетными мгновениями жизни. Они летучи, они неосязаемы - они не столько синонимы удовольствий телесных, сколько производные радости души, нанизанные на нити творчества, вытканные затаенной работой внутреннего мира человека - благодаря ЕМУ.
"Стоики говорят: взойди внутрь СЕБЯ, там твой покой; и это неправда. Другие говорят: не углубляйся в себя, ищи своего счастья вне себя - в развлечениях; и это неправда. Наступят недуги, и СЧАСТЬЕ скажется НИ ВНУТРИ, НИ ВНЕ НАС: ОНО В БОГЕ И ВНЕ, И ВНУТРИ НАС." Блез Паскаль.

                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

До полдника я занималась уборкой кают.
А после полдника Анюта вновь принялась высказывать мне, что "камбуз" опять чесал про меня языки, мол такая-сякая, злая, вредная и всё такое прочее.
Я сказала, что им больше ничего не остаётся делать: видит око, да зуб не ймет, я для них, как для крыловской лисицы виноград. И вообще, не желаю больше ни слушать, ни разговаривать на эту тему.
Высказавшись, я стала собираться на прогулку. Она посмотрела на меня и тоже стала собираться.

Пришли на кормовой мостик и в молчании остановились возле ходовой рубки.
Стояли и смотрели вниз, на корму. Там добытчики бригады Румына подняли трал тонн в тридцать.
Да, с поломкой двигателя номер не удался: к утру, как выяснилось, всё починили, и мы вовсю уже промышляем мойву.

Вскоре к нам подошёл Анзор с транзистором.
Сент-Джонс передавал какую-то хорошую, ритмичную музыку. И мы сами не заметили, как стали пританцовывать. Глядя на это, Анзор назвал нас балеринками, чем немало насмешил обеих. Хороши балеринки - в конце рейса, наверное, лебёдкой снимать с парохода  придётся этих разъевшихся балеринок.

- Что случилось, Анзор, ты сегодня такой весёлый и даже выглядишь счастливым? - спросила Анюта. - Неужели радуешься, что двигатель починили, и домой не пойдём?

- А у меня натура такой. Я всегда почему-то счастливый, какие бы неприятности со мной не происходили! - беспечным голосом отозвался он.

- А что значит, быть счастливым? - поинтересовалась Анюта. - Как ты это понимаешь, Анзор?

- Никак я это не понимаю. Просто у меня натура такой, никогда не из-за чего долго не переживаю и радуюсь жизни. Я так себе всегда говорю: если плохо, что хуже некуда, значит, должно стать лучше. Главное, держать хвост пистолетом и не отчаиваться.

- Это правда. В жизни есть всё, что нужно для счастья, и всё, что нужно для несчастья.
Всё зависит от того, в каких мешках ты копаешься, - согласилась я с ним. - Важно не растерять внутренней свободы, и тогда жизнь будет возможна в любых ситуациях. -
Поймав на себе слишком пристальный взгляд Анюты, я вспомнила наш утренний разговор и добавила специально для неё: - И давайте не будем отнимать у тех, кто нас не любит, право нас не любить.

Так мы стояли, шутливо философствуя, и даже не подозревали, что в кормовой рубке сидел пекарь и всё слышал. Выйдя оттуда, он прошёлся мимо нас с таким видом, как будто только что сожрал дохлую мышь.

Тем временем внизу, на корме, дурачились добытчики. Коряга и Вова Большой бегали друг за другом и кормили один другого оладьями, оставшимися после полдника. А Руслан полез на борт, достал шланг и начал поливать струёй воды всё вокруг: сначала смывал рыбу с кормовой палубы, потом своих товарищей, а потом пробовал даже нас облить, но, к счастью, не достал.

Тут к нам на мостик поднялся дядька Юрка Сидоров и, укоризненно глядя на корму, запричитал:
- Пошто столько рыбы подняли? Пошто, архаровцы вы этакие?! Теперь будем её,  японский бог, месить!
Попричитав таким образом, он, опечаленный, ушёл.

Зато мы совсем уже было развеселились. И настроение наше заметно выправилось.
Но тут, как назло, принесла нелёгкая старпома.

- Так, вы здесь. Очень хорошо, - сказал он сухо, одарив нашу троицу неприязненным взглядом. - Надо, знаете ли, на столах клеенки с мылом промывать. А то мы сидели сейчас в салоне и чуть не задохнулись: смрадом каким-то несёт. А люди всё-таки есть приходят, - говоря всё это, он смотрел исключительно на меня, словно только я и бываю во всём виновата.
Вспыхнув, я хотела было сказать, что как раз-таки я каждое своё дежурство в салоне клеенки на столах с мылом промываю. А сегодня вовсе не моя очередь там работать, я сегодня в мойке. Это Анюта сачканула. Но я вовремя осадила себя. Если бы я так сказала, то это выглядело бы, что я её подставляю, а себя выгораживаю.

Не услышав от меня ничего, старпом ещё более строгим голосом добавил:
- Скажу врачу, чтобы он это проконтролировал. Так дальше не может продолжаться! -
И, полоснув меня на прощанье недобрым взглядом, удалился.

От недавнего хорошего настроения вмиг ничего не осталось.
- Ваш друг приходил? - шутливо поинтересовался Анзор.

- Тебе бы такого друга! - проворчала я.

В ужин мы с Анютой переели и потому решили пойти вечером на шлюпочную, немного протрястись: попрыгать через скакалочку.
Когда мы начали играть в нагонялы, мимо проходила Линка-консервщица. Увидев, как мы сгоняем жиры, напросилась в нашу компанию. Это было удивительно. С буфетчицей, что ли, поссорилась? Она хоть и молодая, немногим старше нас с Анютой, но с нами почти
не общается. Всё больше с буфетчицей. И даже есть предпочитает не в салоне, а вдвоём
с Тонечкой в каюткомпании, после того, как все оттуда, поев, уйдут.
Частенько к их обществу примыкает и прачка. Впрочем, эта жирная ненасытная хитрюга может и там поесть, и потом ещё к нам в салон заявиться. Как говорится, с одним пузом на две свадьбы поспевает. И не мудрено с таким-то пузом!

И вот пока три молодые, упитанные и пышущие здоровьем девушки скакали по очереди через скакалку, мимо них несколько раз просновал пекарь: будто государственный чиновник какой-нибудь, ну просто важная политическая козявка!

Но наши скАчки продолжались недолго.
Нежданно-негаданно приперлись "соловьи", Чёрный и Беленький. Естественно, от бражки уже осоловело-окоселые. И всё нам испортили.

- Это что за морзянка ногами? На кого стучим? - поинтересовался Колька и, не долго думая, стал отбирать у нас скакалочку.
А когда мы её спрятали, прекратив играть, он начал выделываться, рассказывая, как его ловили после побега на базу и как он жил в изоляторе, пока мы от базы не отошли.

- А что, нормально жил. Как в вытрезвителе. Главное, там унитаз отдельный есть, персональный: великое достижение цивилизации, где можно подумать о смысле жизни.

- А зачем ты удрал? - спросила его Анюта.

Чёрный криво усмехнулся.
- А что мне оставалось делать? - И уловив в её глазах неудовлетворённое любопытство, пояснил: - Ведут двоих на расстрел. "Давай сбежим", предложил один. "А хуже не будет?" спрашивает второй.

- Из-за жены? - уточнила Анюта. - Думал поговорить с нею серьёзно?

- Я уже как-то раз поговорил с нею серьёзно. - Он снова криво усмехнулся. - С месяц была шелковая: не пила, не курила, не гуляла; лежала себе тихонечко в реанимации.

- А что ты хотел? Чтобы жена была тебе другом? - тоненьким и пьяным голосом спросил его Беленький. - Такого не бывает. Самый древний друг человека, если ты хочешь знать, была собака. А потом, между прочим, была свинья.

- А ты мне какой друг? - удивлённо спросил его Чёрный. Обняв за шею, слегка пошатываясь и пошатывая приятеля, пояснил нам: - Мы с Володей неразлучны: куда он, туда и я. - И снова обратился к Беленькому: - Ну? Какой ты друг, как собака или как свинья?

- Ну вот, ты уже и начинаешь! - разочарованно и обиженно протянул, пошатываемый
друг, так и не прояснив свою породу.

- У него очень хрупкое сердце. Он такой чувствительный ко всем обидам, - сказал нам Чёрный, снисходительно похлопывая по спине своего чувствительного друга. - Ладно, не расстраивайся. Хочешь, я как рыбак рыбаку тебе про рыбку частушка дам? Хочешь?

- Дай, - покорно согласился Беленький.

- Рыбка плавает в томате, ей в томате хорошо! Только я, едрена-матерь, своё место не нашёл! - пропел Колька, кривляясь.

Линка, видя, что через скакалку прыгать больше не светит, потихоньку удалилась.
Мне тоже надоело смотреть, как эти пьяные "соловьи" тут паясничали, и я пошла на кормовой мостик. Анюта поплелась за мной следом.

Мы стояли на мостике и смотрели, как на залитой мягким электрическим светом корме деловито сновали добытчики.
Вдали на нитку горизонта были нанизаны бусины пароходных огней; к чёрному бархату ночного неба серебряной брошкой была приколота луна; а вокруг, широко-широко, мятым шелком шуршала океаническая гладь.