От Аляски до Эквадора

(По следам экспедиции «Огненный пояс Земли»)


ПРЕДИСЛОВИЕ

КРУГОСВЕТНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ – даже само по себе это словосочетание обладает такой магической силой, что заставляет учащённо биться сердце любого человека, особенно туриста. Ведь экспедиция такого рода, благодаря знакомству с различными культурами и нравами проживающих на земном шаре народов, позволяет выйти на более высокий уровень понимания мироустройства. О «кругосветке» тайно мечтают почти все. Однако для большинства эта мечта кажется несбыточной. Я тоже был в их числе, но сейчас смею утверждать, что кругосветное путешествие не является чем-то невероятным: доверьтесь зову сердца и мечтайте, дерзайте!... Настанет время, и судьба преподнесёт такую возможность! Тут уж не зевайте!


Прежде чем приступить к рассказу непосредственно об экспедиции, думаю, нелишне будет пояснить зачем (чего ради) Русское географическое общество отправило российскую команду на обследование вулканов тихоокеанского пояса. Причина проста: активизация их деятельности, особенно Йеллоустоунского супервулкана. А супервулканы — это самая деструктивная сила на нашей планете. Они имеют огромные размеры и силу извержения, в десять тысяч раз превосходящую извержения обычных вулканов. Взрыв супервулкана (именно взрыв, а не извержение) влечёт катастрофические изменения условий жизни на Земле.

Последняя подобная катастрофа случилась в Тобе на Суматре 75 тысяч лет назад. Тысячи кубических километров пепла попали в атмосферу, и солнечные лучи не пробивали его толщу. Произошло глобальное понижение температуры на 21 градус. Население Земли сократилось в десять раз. Во столько же раз сократилась численность животных, многие виды, вообще, вымерли. Три четверти растительного мира Северного полушария погибло.

В отличие от обычных вулканов, имеющих форму конуса, супервулканы представляют собой огромные ложбины или понижения в земле, называемые кальдерами. Когда обычный вулкан извергается, лава постепенно поднимается по жерлу до кратера на вершину горы и изливается вниз. В супервулканах же, магма заперта вблизи земной коры в гигантских подземных резервуарах. Скапливаясь в них, она начинает давить на поверхность Земли. Так продолжается в течение сотен тысяч лет до тех пор, пока не происходит взрыв чудовищной силы, в результате которого гибнут целые континенты. Таких спящих «монстров» на Земле несколько.

Один из самых «созревших» находится в Йеллоустоунском парке в США. В настоящее время «резервуар» под его кальдерой заполняется магмой с угрожающей скоростью.

Поскольку по расчетам ученых, период между взрывами у этого чудовища равен приблизительно 600-700 тысячам лет, а последнее извержение произошло 640 тысяч лет назад, мы живём в преддверии очередного катаклизма. Огромное давление, нагнетаемое в течение сотен тысяч лет, прорвется наружу, и магма будет выброшена в атмосферу на высоту около пятидесяти километров. В радиусе тысячи километров вся жизнь погибнет в течении нескольких часов.

Но не надо думать, что пострадает только Северная Америка. Если температура понизится на расчётные 19-21 градус, в обоих полушариях лед покроет обширные территории и они станут не пригодны для жизни. Сейчас перед человечеством стоит задача минимизировать катастрофические последствия от подобных мегаизвержений. Для этого необходимо знать общее состояние действующих вулканов на Земле, и в первую очередь вулканов тихоокеанского пояса, самого беспокойного и активного на нашей планете.

Идею обследовать огненный пояс Земли выдвинул профессиональный геоморфолог, чемпион России по спортивному туризму Константин Мержоев. Ему и был выделен грант на проведение этой уникальной работы, включающей в себя несколько направлений, среди которых можно выделить три основных:

- научное (одномоментный срез состояния 70 вулканов с оценкой степени их

активности).

- медицинское (изменение физического и психического состояния в

небольшой группе людей при больших физических нагрузках).

- спортивное (непрерывное кругосветное путешествие «поперёк» Земли, т.е. не по

параллели, а по меридиану с использованием самых разных средств

передвижения: снегоходы с санями, лыжи, автомобиль, велосипеды,

катамаран и «на своих двоих»).

«Это будет первое в истории многолетнее непрерывное путешествие вдоль вулканического пояса планеты, который тянется по побережью Тихого океана. За 900 дней наши коллеги планируют преодолеть около 70 тысяч километров, проведут комплексные научные наблюдения за высочайшими вулканами планеты, проанализируют их динамику за последние 100 лет, составят прогнозы их поведения», – сообщил  В.В. Путин делегатам XIVсъезда Русского Географического Общества.

«Мы представляем с вами, насколько это важно для сегодняшней цивилизации. Достаточно вспомнить, что было этим летом после извержения вулкана в Исландии, как это повлияло на жизнедеятельность многих систем, в том числе систем транспорта и в России, и у наших соседей в Европе», – добавил он.

В этой книге я делюсь впечатлениями, накопившимися при прохождении маршрута от мыса Принца Уэльского на Аляске (самой западной точки североамериканского континента) до мыса Горн на архипелаге Огненная Земля (самой южной точки Южной Америки) с общей протяжённостью 37 тысяч километров! Должен подчеркнуть, что для нас экспедиция не была развлекательной прогулкой. Это была самая настоящая мужская работа. Кроме выполнения целей, поставленных Русским географическим обществом перед нашей командой, нам пришлось привыкать к высокогорью, значительным физическим нагрузкам в течении длительного времени, к местным традициям, валюте, языку и пище.


"МОСКВА – АНКОРИДЖ*» - 20 ЧАСОВ В ВОЗДУХЕ!

 

До «кругосветки» мне довелось участвовать в ряде экспедиций по труднодоступным, богатым природными достопримечательностями местам нашей планеты. Совершать восхождения на знаковые горные вершины, сплавляться по порожистым рекам, посещать множество стран … И вот, однажды, выискивая на глобусе новые, способные взволновать сердце укромные уголки, понял, что больше всего хочу воплотить в жизнь давнюю, детскую мечту, которую лелею в себе с тех самых пор, когда прочёл книгу Жюль Верна «Вокруг света за 80 дней», - совершить кругосветное путешествие!

И хотя неисполнимость этого желания по финансовым причинам была очевидна, я стал грезить: представлять себя идущим то по пампасам, то по ледникам, то по скалистым кряжам или барханам, то плывущим на паруснике мимо островов, заросших кокосовыми пальмами. В общем, мечтал, мечтал, и (о, чудо!!!) случилось невероятное: осенью 2010 года, через три месяца после завершения тяжелейшего перехода через Полярный Урал, Константин Мержоев включает меня в состав кругосветной экспедиции «Огненный пояс Земли»!!!
Спасибо судьбе и Косте за столь щедрый дар!

Всего в команду отобрали шесть человек: пятеро из Краснодарского края, шестой (автор этих заметок) - из Башкирии.

Представляю членов нашей некурящей и практически непьющей группы:
- Предводитель и идейный вдохновитель, сокрушающий своей энергией все

преграды заслуженный путешественник России, геоморфолог — Константин Мержоев

(44 года);
- Рачительный завхоз и обаятельный балагур с хорошими лидерскими задатками —

Алексей Казаченко (25 лет);
- Не знающий ни минуты отдыха хронометрист, красавец с лучезарной улыбкой — Николай Коваленко (25 лет);
- Редчайший, несмотря на молодость, специалист в области медицины Андрей Колодкин

(25 лет);
- Похожий на былинного богатыря, заведующий снаряжением — Илья Семёнов (24

года);
- И единственный очкарик дистрофичного вида, молодящийся пенсионер с

писательскими наклонностями — я (61 год).

-


Четыре месяца предстартовых хлопот пролетели как одна неделя.

19 февраля 2011 года вылетаем на Аляску** в город Анкоридж, откуда на снегоходах  отправимся к мысу Принца Уэльского — исходную точку кругосветки (мой старший внук назвал её клюкосветкой).

*Американцы произносят — Энкридж.

**Аляска (в переводе с алеутского языка - «Китовое изобилие») – штат США, площадь 1,519 млн.

кв.км., население -700 тысяч.


Небесная канцелярия благоволит нам — погода для полёта идеальная: ясно, безветренно и в меру морозно. По народным приметам такое случается, если задуманное угодно Создателю.
   Нас провожали (под прицелом телекамер и микрофонов) сотрудники РГО Артём Хуторской, Елена Лысак и верные друзья. Среди них администратор экспедиции четырёхкратный чемпион России по спортивному туризму Николай Рундквист, именитые путешественники Алексей Ярошевский, Пётр Захаров, вулканолог Валерий Фёдоров.

  Одна корреспондентка с НТВ всё допытывалась:

- Зачем вы идёте на вулканы, да ещё на действующие?

- Потому, что они есть! – широко улыбается Костя, обнажая белые, крепкие, точно звериные, зубы.

А другая, совсем молоденькая, окинув меня оценивающим взглядом, полюбопытствовала:

- Как вы решились, всё-таки возраст?!

- Девушка, возраст это не цифра в паспорте. Возраст - это то, что в голове. Вспомните Жака Ив Кусто. Он в свои семьдесят нырял наравне с молодыми, а мне всего 61, - отпарировал я, поскольку, действительно, чувствую в себе достаточно сил, чтобы отважиться на такой экстрим, да и сердце моё ритмично стучит только в пути. Не берусь гарантировать результат: это было бы самонадеянным, но буду стремиться к максимальному.

В общем, внимания к нам было с избытком. Невольно подумалось: «Мы ещё не прошли и километра, а нас уже зачислили в герои! А настоящие-то герои – это наши близкие, взвалившие на себя тяжкий груз ожидания и массу переложенных нами на них дополнительных хлопот». Понимание того, что мы на многие месяцы с головой окунаемся в неизвестность, бодрит. Ребята все в приподнятом настроении. Держатся раскованно, без напряжения, постоянно шутят. Больше всех Костя. Начиная что-либо рассказывать, он мгновенно перевоплощается. И столько в его словах, жестах и мимике энергии, что не остаётся сомнений – он проведёт, невзирая ни на какие трудности.


Точно по расписанию «Боинг 767» оторвался от российской земли и понёс нас в сторону Анкориджа (с  пересадками в Атланте и Солт-Лэйк-Сити). Теперь можно расслабиться. Финальная суета с бешенной беготнёй по Москве, оформление виз, решение организационных и финансовых вопросов - позади! А их было столько, что казалось — не успеваем, что лучше перенести дату вылета! Но, слава богу, благодаря бесценной помощи отдела регионального развития РГО всё запланированное завершили в срок.
    Итак, летим!

Европу мы практически не видели: её укрывала толстая попона серых туч. Зато залитая солнцем  Исландия предстала во всей красе. Особенно впечатлили кинжальные разрезы незамерзающих фиордов. Их густая синь эффектно контрастировала с ослепительной белизной снега, сплошь завалившего страну.
Первые льдины появились  при подлёте к Гренландии. Ближе к берегу они пошли сплошняком, с редкими  продушинами парящей воды. Самый большой на Земле остров встретил щетиной невысоких, но необычайно крутых вулканов. Их заснеженные грани оживляли мазки скальных обнажений. Безжизненное, промёрзшее царство! Но и здесь часть глубоко вклинившихся в каменную плоть фиордов свободна ото льда, а над  водой свинцового цвета  роятся молочные клубы пара.

Вскоре вулканы сменило уходящее за горизонт   плоскогорье. Его покатая унылость создавала впечатление безграничного простора. Это однообразие оживляли обособленно стоящие возвышенности, приглаженные толщей  снежного покрова. С них сползали в океан извилистые ленты глетчеров.

То, что вулканы  в этих краях, несмотря на вечную стужу, не спят, свидетельствовал тянущийся прямо по курсу на высоте четыре-пять километров сизый шлейф то ли пепла, то ли дыма. Широкая тень от него рассекала столообразное плато на две части.

Ближе к Канаде остров вздыбился цепью гор, обрывающихся к береговому припаю вертикальной стеной. За ней до самого канадского берега - открытый океан. Ближе к материку воздух стал сереть, видимо из-за промышленных выбросов.

Пассажиры в самолёте почему-то всегда менее общительны, чем в поезде. Возможно, причиной тому скорость. Только Илья, сидящий передо мной, всё время, пока летели, оживлённо беседовал со своей соседкой - молодой американкой. Это меня забавляло и изумляло одновременно: уровень английского у Ильи ненамного превосходил мой, весьма скудный. Тем не менее, он без умолку о чём-то эмоционально рассказывал девушке, а нехватку словарного запаса компенсировал то жестами, то мимикой и даже рисунками на бумаге. Американка же глядела на него с восхищением, понимающе кивала и заразительно смеялась. Невольно подумалось: « Главное не знание языка, а желание понять собеседника!»
   В  солнечную,  по-южному тёплую, Атланту приземлились  с опережением на 1 час 10 минут. Это оказалось весьма кстати: из-за наплыва пассажиров паспортный контроль, таможенный досмотр и проход металлодетекторов, заняли так много времени (хотя, надо отдать должное американцам, этот процесс у них организован очень чётко и грамотно), что прилети мы по расписанию - не успели бы на свой рейс до Солт-Лэйк-Сити.
   Этот город встретил нас холодным дождём с пронизывающим ветром и угрюмо просвечивающим в разрывы чёрных слоёв туч кровавым сгустком заката. Зато конечная точка полёта -  Анкоридж, взбодрила двадцати градусным морозом, согретым, правда, тёплом  дружеских объятий соотечественников: Виктора Семёнова и Василия Данилюка. Они помогли загрузить багаж в машину и повезли нас сквозь чернильную тьму в гостиницу.

   В общей сложности в пути мы пробыли ровно сутки. Из них 20 часов - в воздухе! Прыжок через 12 часовых поясов завершён! Перед сном я долго изучал на чёрном бархате неба непривычную наколку созвездий. Отыскав родную Большую Медведицу с высоко задранной ручкой ковша, успокоился и повалился на кровать досыпать.

АНКОРИДЖ – НЕОФИЦИАЛЬНАЯ СТОЛИЦА АЛЯСКИ

С утра отправились наперегонки с восходящим багровым шаром в турне по магазинам: закупать провиант, снегоходы и недостающее снаряжение для отправки на исходную точку маршрута — мыс Принца Уэльского.

Неофициальная столица Аляски представляла собой одно и двухэтажный блин, широко размазанный по пойме реки Maтануска, с несколькими торчащими полу-небоскрёбами из стекла и бетона в центре. При численности населения в 300 тысяч человек, по занимаемой площади Анкоридж занимает четвёртое место в США. Город с трёх сторон подпирают пилообразные отроги гор, а с четвёртой (с запада) ограничивает залив Кука.
   Человек на улице большая редкость — все на машинах! Передвигаются, как правило, на грузопассажирских внедорожниках («Форд», «Шевроле», «Тойота») немыслимых размеров и с полуметровым дорожным просветом. Некоторые даже снабжены подвесными ножами для освобождения дороги от снега. Получается вездеход в квадрате!  Машин средней величины немного, а малогабаритные и вовсе в диковинку. Не любят американцы их.

Почти все автомобили с GPS-навигаторами: набирают адрес и рулят, следуя голосовым подсказкам типа «две мили прямо, через 200 футов направо…». Некоторые водители настолько привыкли к ним, что без навигатора плутают даже в своём микрорайоне.

Половина улиц с односторонним движением. В этом, помимо плюсов, немало и минусов: для того, чтобы заехать, к примеру, в соседний двор, водителю приходится делать приличный крюк. В итоге число машин на дороге как бы удваивается. С названием улиц прямолинейные американцы поступили просто: пронумеровали их буквами и цифрами.
Дороги и тротуары, несмотря на обилие снега, выскоблены до асфальта. Ходить и ездить по ним одно удовольствие. Удивило то, что для пешеходов зелёный горит всего 6-8 секунд. Но, надо отдать должное водителям, ни один из них не тронется, пока пешеход не освободит проезд.
   Что ещё бросается в глаза? Люди, невзирая на мороз, одеваются довольно легкомысленно. Трикотажная курточка, непокрытая голова. Одна крупногабаритная тётка гордо прошествовала мимо нас в тоненькой кофточке, в короткой юбке, со штиблетами на босу ногу. Нос синий от холода, а она идёт и улыбается — ей хорошо! Наша команда, облачённая в пуховики, рассчитанные на пятидесятиградусный мороз, вызывала у местных снисходительные улыбки.


   Застройка улиц смешанная: стиль «кантри»  соседствует с современным  модерном. Старых зданий мало: в 1964 году город был до основания разрушен Великим Аляскинским землетрясением с магнитудой в 9,2 балла! Деревьев много, но всё молоденькие — похоже озеленением занялись лишь в последние годы. Улицы и  скверы украшают вырезанные из стволов деревьев фигуры индейцев, птиц, зверей. Глухие стены домов разрисованы профессиональными художниками разнообразными сюжетами на северную тематику.
Практически во всех холлах гостиниц, торговых центров стоят мохнатые «швейцары» с длиннющими острыми когтями - чучела медведей гризли. Один из них, с острова Кадьяк, был высотой не менее трёх метров — на такого с рогатиной не пойдёшь! Виктор Семёнов утверждает, что на Аляске особи весом в полтонны не редкость. Наши бурые, пожалуй, помельче будут. На стенах висят рога сохатых. Тоже, кстати, внушительных размеров. Внутри иных «лопат» искусно вырезаны объёмные картины из жизни аборигенов или горно-таёжные пейзажи.

В магазинах изобилие экзотических сувениров из меха и клыков морских животных, сделанных руками алеутских и эскимосских мастеров. Есть весьма интересные работы.

Аптек практически нет. Я видел всего одну. Ассортимент медикаментов скудный, а цены заоблачные — почти на порядок выше наших. Так что болеть в Америке весьма накладно.

   Люди при встрече, как правило, здороваются. Даже когда проходишь мимо офиса, в окно обязательно помашут рукой*. Большинство женщин курит. Удивило то, что все они густо и широко подводят глаза чёрной тушью. Когда смотришь на такую женщину издали, кажется, что к тебе приближается череп с провалами пустых глазниц.

Русских довольно много. Жизнь у них складывается по-разному: кто-то вписался в американскую систему координат и счастлив, а иной только и думает, как бы поднакопить деньжат и вернуться на родину. 
Порт в Анкоридже занимает огромную территорию. Разделённые проездами площадки заставлены в несколько этажей тысячами разноцветных контейнеров. Мимо них то и дело проползают длиннющие эшелоны с сырой нефтью. Тянут их, сотрясая окрестности чудовищными гудками, сразу по четыре жёлтых локомотива: иначе не одолеть горные перевалы перед городом.
С закупкой съестных припасов возникли неожиданные сложности — необходимых натуральных продуктов (тушёнки, сухарей, круп и.т.д.) нигде не было. Всё какие-то суррогаты в красивой упаковке. (Привезти провиант из России мы не могли — на американской таможне всё съестное конфискуется). Особенно потрясло нас качество хлеба. На вид обычный хлеб, а откусишь, - пресная, вязкая, как пластилин, бумажная масса.

*Здесь и далее изложены мои личные впечатления. Возможно, часть из них субъективна, но я стремился честно и точно описать то, что видел.

   23 февраля 2011года.   

Сегодня перед утренней пробежкой Костя поздравил нас с Днём Советской Армии и Военно-Морского Флота. По этому случаю распили четверть яблочного сока (кстати,  это один из немногих продуктов не вызвавший нареканий).
Наш ежедневный тренировочный маршрут охватывает периметр порта с выходом на смотровую площадку у устья реки Матануска. Поскольку уровень воды в заливе за зиму упал на метра два, припай вдоль берега обвалился, образовав непроходимый, смёрзшийся в острозубый монолит вал. Мимо него с шорохом ползли непрерывной лентой грязные льдины, громоздившие в сужениях недолговечные бастионы. Стало понятно, отчего у причалов нет судов — залив забит этим подвижным крошевом. Открытые окна воды просматриваются только на выходе из залива Кука, в километрах пяти от порта.

На севере смутно проступает громада Аляскинского хребта. Перед ним тянутся кряжи пониже. Заснеженные пики, тронутые первыми лучами выплывавшей из-за горизонта горбушки солнца, на глазах разгорались нежным пурпуром.

*

Четвёртый день рыщем вместе с опекающими нас соотечественниками по городу и его окрестностям в поисках снегоходов. Казалось бы, что может быть проще покупки снегохода на Аляске!? Но нам все карты спутали знаменитые на весь мир ежегодные экстремальные гонки «Айдитароуд трэйл» сначала на собачьих упряжках, а следом на снегоходах, стартующие в начале марта из окрестностей Анкориджа до городка Ном, расположенного чуть ниже Берингова пролива (протяжённость трассы 1600 км). Из-за них вся техника уже либо забронирована, либо продаётся по астрономическим ценам. Наработки есть, но пока не вышли на оптимальный по деньгам вариант.

Чем дольше общаемся с живущими здесь русскими, тем откровенней они становятся в своих высказываниях об американском образе жизни. И к нам постепенно приходит понимание того, что тут не всё так радужно, как представлялось вначале. Из их слов следовало, что здесь красиво, удобно, но вся система настроена на то, чтобы человек непрерывно вертелся, работал на пределе. Лишь только расслабился - тебя выбрасывает на обочину. В последние годы многие поразорялись. Особенно пострадали те, кто набрал кредиты. А уж если заболел, то это ужасная катастрофа для семейного бюджета.

*

Позвонил Василий Данилюк:

- Ребята, хотите порыбачить?

Желающих разнообразить меню деликатесной рыбой было много, но Костя отпустил только двоих, менее занятых: меня и доктора Андрея.
До водоёма оказалось рукой подать – доехали за минут десять. Ураганный ветер с шипением гнал по голому льду вихрастую позёмку. Съехав на изъеденный морозобойными трещинами стекловидный панцирь, остановились под защитой расположенного посреди озера лесистого островка. Здесь, в тиши, на солнцепёке, Василий  за пять минут продырявил в толстенной броне механизированным буром (маленький моторчик сверху, лезвие шнека в два раза длиннее, чем у нас — тут рыба посолидней) с десяток лунок. Надо отметить, что на ногах у него необычная обувь: надувные ботинки из двухслойной резины с войлочными вкладышами внутри. В ней никакой мороз не страшен.
Размотали леску до нужной длины, насадили на каждый крючок по кусочку мяса креветки и опустили в чёрные окошки. Не успела наживка достичь дна, как Василий подсёк и вытащил серебристую форель. Наживил крючок и почти сразу выудил вторую. Так и пошёл азартно таскать одну за другой, отпуская ту, что помельче. У меня же ни одной поклёвки. Решил, было, сменить лунку, как мне навстречу из-за острова выворачивает громадный полицейский джип. Из него выходит одетый в бронежилет, обвешанный наручниками, рацией, фонариком, биноклем и оружием, бритоголовый верзила. Окинув нас пронзительным взглядом, он решительно направляется  ко мне и требует паспорт. Изучив его, тоном, не терпящим возражений, объявляет:

- Вам рыбачить нельзя!

И пробубнив на ходу ещё что-то, уехал. (К стоявшему с фотоаппаратом Андрею он даже не подошёл). Хорошо знающий американский язык Василий перевёл: «Рыбачить на Аляске имеет право только тот, кто прожил в этом штате не меньше года».  Делать нечего: нельзя так нельзя. С полчаса с тоской  наблюдаю, как возле Василия растёт горка трепещущейся на льду форели. В итоге,  не устоял: «Дай, - думаю, - проверю, есть ли наживка на моей удочке». Вытягиваю леску - крючок голый. Насадив новый аппетитный кусочек креветки, бросил обратно.  И в тот же миг  раздаётся мощный рёв сирены. Поворачиваемся - из леса прямо на нас несётся в клубах снега знакомый джип, только уже  весь в сиянии мигающих красных и синих  огней. Подъехав ко мне, он остановился. Дверь распахивается и из машины выходит  взбешённый блюститель порядка.
  — Вы нарушили! Вы рыбачили! Паспорт! — прокричал он с таким торжествующим видом, что можно было подумать, будто  в этот момент им раскрыто самое страшное в истории Америки преступление.

Получив документ,  коп сел в машину и надолго склонился над ноутбуком. Мы стоим, терпеливо ждём. Наконец, стекло слегка опускается, и «голова»  расспросив о моём росте и весе, и начинает заполнять бумаги. Я решил подойти и попытаться разжалобить покаянным видом, но, как только сделал шаг, бритоголовый   рявкнул: «Стоять!»
В итоге — штраф 200 долларов! Я ужасно расстроился — это же приличные, особенно когда в дороге (да ещё за границей), деньги и про себя сразу решил:  «Платить не буду. Если что, как-нибудь выкручусь, отболтаюсь». Но Василий, хорошо зная  привычный ход мыслей среднестатистического россиянина,  предупредил:
— Камиль, служака, похоже, вредный. Обязательно проконтролирует оплату – они получают процент от штрафа. Увидит, что деньги не поступили, объявит в розыск.  Тогда на границе могут надеть наручники и отправить в тюрьму за неподчинение властям.
О боже! Никогда не хотел  в Штаты, а теперь и подавно — отбили охоту на всю жизнь! И дело не  в штрафе, а в  неадекватной агрессивности упивающегося безграничной властью полицейского. Неужели ему больше нечем заняться? Полчаса терпеливо высматривал в бинокль: рыбачит, не рыбачит?  А если бы я  решился сменить наживку через два часа? Да уж! Что-то неуютно, ребята, в Америке! Даже на Аляске нет воли.

Оценивая действия полицейского сейчас, на остывшую голову, я понимаю: он, в общем-то, был прав: добросовестно, без сантиментов добивался исполнения закона. Но можно ж это делать спокойно, без избыточной агрессии.


*

В один из дней нас пригласили на богослужение в местную церковь. Отец Сергий встретил необычайно крепким для его тщедушного сложения, рукопожатием. Острый нос, плешивая головка с маленькими пронизывающими насквозь глазками не располагали к общению, но во время службы он настолько покорил меня своей умной и эмоционально насыщенной проповедью, что я перестал обращать внимание на его внешность. Он уже представлялся мне величественным, приятным православным батюшкой. Всего в церкви собралось человек сорок. На возвышение под крестом поднялись два гитариста и пианист. Как только они заиграли, все запели, славя Бога. Простые, понятные слова (текст на русском отражался на двух экранах), красивая мелодия глубоко проникали в сердца. Вселяли благодать и счастье. Приятно было наблюдать, как светлели, преображались лица прихожан.

В пении чувствовалось такое восхищение и любовь к Создателю, что я и сам невольно воспарил душой. По завершению песнопений пастырь представил нас и попросил Костю рассказать об экспедиции, её целях.

От услышанного прихожане пришли в изумление. «Как вы решились на столь долгий и протяжённый маршрут?!» – восклицали одни. «На вулканах столько опасностей!» - предупреждали другие. И по предложению одной сердобольной женщины, принялись дружно молиться за успех этой небывалой затеи и благополучие в наших семьях с такой искренней любовью и участием, что у меня глаза увлажнились, а стоящий рядом Николай зашмыгал носом. Затем все спустились в нижний зал, где потрапезничали приготовленной женой пастыря картошкой с мясом карибу, осыпая друг друга вопросами.

Меня очень интересовало, кто в Америке успешнее в бизнесе: русские или американцы? И я спросил об этом отца Сергия.

- Бесспорно, русские. Мы ведь привыкли к трудностям и чураемся кредитов. Заработанное стараемся в дело вкладывать, а не проматывать на Гавайях. Разные, конечно, есть люди, но наши в основном – молодцы!

Тут надо добавить, что на Аляске большинство русских верующие и практически никто не пьёт. У кого бы мы, впоследствии, ни были в гостях, нам ни разу и не предложили спиртного.

Кстати, у меня есть повод похвалиться: к 12-часовой разнице во времени я адаптировался фактически за сутки. Кое-кому из нашей команды на это понадобилось три дня. Возможно, сказывается то, что я 20 лет прожил на Дальнем Востоке.

   *

Встали, как всегда в 6 часов. Перед завтраком вместо традиционной пробежки Костя дал команду испытать в реальных условиях купленные вчера две трёхместные палатки. Одевшись потеплее, вышли во двор отеля. Расчистили при свете налобных фонариков от снега площадку и развернули ярко оранжевые жилища. Потом набились в одно из них и, рассевшись по периметру, стали оживлённо обсуждать его достоинства и недостатки, вспоминая попутно забавные случаи из походной жизни. Особенно много их хранится в памяти командора. При этом он так потешно в лицах разыгрывал описываемые сцены, что мы то и дело сотрясали спящую округу раскатами смеха.
В самый разгар очередного такого представления снаружи на нас вдруг начинают сыпаться гневные тирады. Несмотря на скудость познаний в американском, их смысл был понятен: «голоса» требовали освободить принадлежащую отелю территорию от палаток, а в случае неподчинения, грозили вызвать полицию.
   Чтобы не испытывать судьбу, мы стали на карачках поочерёдно выползать наружу. Сотрудники отеля, увидев знакомые пуховики, залепленные красочными эмблемами Русского географического общества и экспедиции «Огненный пояс Земли», о которой в Анкоридже уже знал каждый второй, сначала смутились, а потом расхохотались и … стали просить разрешения сфотографироваться рядом с нами.
 

 

АЛЯСКА — НЕ АМЕРИКА

24февраля 2011года.

Гип-гип, ура! Наконец нашли подходящие, способные выдержать многокилометровую гонку через горные кряжи и заваленную снегом глухую тайгу, снегоходы «Скидо Арктик Кэт» мощностью по 150 л.с. Правда, бывшие в употреблении, но заводятся и тянут, как новые.
Завтра установим на санях полозья, прикрепим дышла, к снегоходам - форкопы, погрузимся и в путь! Настроение сразу улучшилось. Все повеселели, охвачены предстартовым возбуждением. Так происходит всякий раз, когда собираешься в незнакомый край, а сейчас особенно, потому, как край этот - волнующая сердце каждого россиянина Аляска.
Ой, чуть не забыл: утром Анкоридж очередной раз тряхануло. Да так, что стёкла испуганно задребезжали. Огненный пояс не дремлет!

Ужинали у Виктора. Он живёт почти в центре Василлы, городка, расположенного в 75 километрах от Анкориджа. Интересно, что это имя он получил в память о благочинном попе Василии, служившем когда-то в этих местах.

Надо сказать, Василла довольно своеобразный город. Прежде я подобного ему не встречал. Представьте обширную (километров двадцать в диаметре) котловину, покрытую девственной тайгой. Среди деревьев и бродящих там и сям сохатых, проглядывают дома, стоящие друг от друга на удалении в 100-200 метров. Фасадами они выходят на лесные дороги, которые именуются улицами. Лишь в центре здания  стоят достаточно плотно, и Василла становится похожей на город, в привычном понимании этого слова. При численности населения 30 тысяч в городке двадцать футбольных полей, три открытые хоккейные площадки, четыре закрытых и два открытых бассейна!
Оля, жена Виктора, по-славянски щедрая, открытая женщина, из многодетной, в 18 человек (!!!) семьи, весь вечер потчевала нас русскими блюдами: наваристыми щами, пельменями, картошкой, солёными помидорами, селёдкой, домашней выпечкой, но вместо традиционной водки на стол подавала морс из брусники с добавлением клюквы, калины.
Хозяева живо интересовались обстановкой в России, последними новостями. Услышать их из уст краснодарцев им было вдвойне приятно: Виктор сам родом из тех мест. Нас же интересовало, как живут на Аляске, почему  из тёплого штата Вашингтон Виктор со всей семьёй, а у него шестеро детей (у Василия Данилюка ещё больше — семеро) переехал поближе к вечной мерзлоте.

Оказывается, Аляска - единственный штат, где за время кризиса экономика не только не снизила обороты, а напротив, стала расти. Показательно, что во Флориде стоимость недвижимости упала в пять раз, на Гавайских островах в три, а на Аляске, напротив, даже чуть поднялась. Одна из причин этого явления в том, что каждый, кто живёт здесь (включая детей), ежегодно получает северную надбавку (они её называют — «дивиденды») в размере от 1,3 до 3,3 тысячи долларов (в зависимости от экономических показателей штата). Так, например, семья Виктора в 2009  получила 26,4 тысячи долларов. А представители коренных народов  получают ещё и солидную ренту от нефтяников.

Большинство алеутов и эскимосов православные. Этому в немалой степени способствовало то, что русские монахи уже в конце 18 века перевели Библию и Евангелие на их языки, разработав для этого и соответствующую азбуку – у местного населения не было письменности. (Назовите ещё хотя бы один народ, который сделал бы подобное для инородцев). В обиходе аборигенов немало русских слов (собака, платок, зелье, срам…). Индейцы же, крепко держатся своих обычаев и верований.
Каждый, кто прожил на Аляске более года, может получить лицензию на отстрел одного лося и двух карибу (как я понял - бесплатно) в которых указано, где и когда можно охотиться. Кроме того, даётся разрешение (пермит) на ловлю красной рыбы (здесь её называют сэлман, кинг-сэлман, сэлман-рэд, сэлман-сильвер) — 15 голов на главу семейства и по 10 на члена семьи. Стоит пермит 200 долларов. Ловить разрешается только в опредёлённых речках. (Эта норма действует для одной речушки. Столько же можно добыть ещё на двух других, открытых для промысла). А мойву, вообще, можно ловить без ограничения. Всё это создаёт условия для притока населения в этот богатый, но по-прежнему малолюдный край.

Нарушения правил охоты редки – штрафы и сроки за незаконный отстрел или отлов таковы, что моментально отбивают желание браконьерить. К примеру, за незаконный отстрел лося год тюрьмы гарантирован.
Для эскимосов, алеутов и индейцев нормы добычи ещё выше. Белые американцы как бы искупают свою вину за уничтожение части коренного населения и индейской цивилизации при захвате самых плодородных земель в период колонизации. В этом «деле» их англоязычные предки были ненасытны и чрезвычайно жестоки (кроме отстрела, прибегали даже к сознательному заражению оспой, выкашивавшей целые племена). Возможно, это обусловлено тем, что у англичан господствующей религией являлся протестантизмом, исповедующий главенство личных интересов над интересами окружения.

Приверженцы католицизма – испанцы - в Южной Америке были более, если так можно выразиться, гуманней. Это видно и из сопоставления численности коренного населения. Если на североамериканском континенте реальная численность аборигенов сейчас оценивается в два миллиона, человек, то на южноамериканском – в сорок. Присущие английским колонизаторам эгоизм и пренебрежение к другим народам и по сей день проявляются в генах их потомков: чуть что не по ним, так сразу сыплются угрозы, а следом - бомбы.

Недаром, когда прославленный вождь индейцев Сидящий Бык, выступая в сенате США, заявил, что «белые люди не выполнили ни одного договора, заключённого с индейцами», никто не смог опровергнуть столь суровое обвинение.

До сих пор бытует представление, что скальпы – это изобретение индейцев. На самом деле, обычай скальпирования привезли в Америку как раз европейские переселенцы. Английское правительство даже платило за каждый скальп в 18 веке по 100 фунтов! А за скальп вождя – 200 фунтов. Это немалые деньги и в наше время. Индейцев просто вынудили отвечать тем же.

Рассказывая об этом, Виктор посетовал, что нефтяники, дабы сократить расходы на выплату ренты потихоньку спаивают их. Пьяный индеец, мочащийся за дверью магазина здесь не редкость. Но преобладающее число аборигенов Аляски, а это потомки племён тлинкитов, атабаски и хайда, сохранили достоинство. Они самоорганизуются, объединяются и всё активнее защищают свои права через Федерацию Коренных народов Америки.

На Аляске любой взрослый может, как и во времена колонизации,  разгуливать по улицам с кольтом или револьвером на бедре (мы, правда, таковых не видели). Не разрешается заходить  с оружием только в общественные учреждения. Василий Данилюк как-то открыл свой оружейный сейф — так там целый арсенал нарезных карабинов, пистолетов и боеприпасов к ним. По мнению Василия на Аляске нет семьи, не имеющей оружие. И купить его легче, нежели очки. На покупку очков нужен рецепт, а на покупку оружия ничего, кроме долларов. Причём, купить можно даже не заходя в магазин, - по письменному заказу доставят прямо домой. Представьте себе, что в России ввели подобную вольность! Думаю,   скорость падения численности населения тогда бы заметно возросла. 
Для нас было неожиданностью узнать, что американцы завистливы: если работник приедет на работу на машине, более дорогой, чем у босса, то тот заимеет на него большой зуб. В случае если босс - женщина, сотруднице рискованно одеваться богаче и красивее её. В этом  мы схожи. А вот в «находчивости» мы, к своему стыду, превосходим американцев. Например, «наш человек», если ему вдруг понадобился на пару дней костюм или видеокамера, вполне может купить, попользоваться и… вернуть обратно, заявив, что изделие не подходит или оно не понравилось жене: по правилам торговли это достаточное основание.
Дороги здесь — сказка! Ни одной ямочки,  ни одного бугорка, хотя случаются морозы под сорок, и снег лежит 7-8 месяцев в году. (Вспомните причитания наших дорожников о том, что в России невозможно иметь хорошие автострады из-за стужи, вспучивающей асфальт). Секрет предельно прост: компания, получившая подряд на строительство дороги, её ремонт в течение гарантийного срока производит за свой счёт. Поэтому выгодней сразу строить с солидным запасом прочности.
В Америке налоги на недвижимость намного выше, чем нежели у нас. За дом площадью 200 м2 плата составляет 3400 долларов в год. А вот цены на продукты сопоставимы с российскими. Для сравнения: 1 кг картошки стоит 0,8 доллара (если брать напрямую у фермера — 0,45 доллара), 1 кг лука — 1 доллар, 1 кг мяса 7-10 долларов, 1 кг колбасы — от 10 до 20 долларов, хлеб — от 2 до 6 долларов. За газ на квартиру площадью 70 м2 — в среднем 110 долларов в месяц, а за электроэнергию — 80. Один акр земли на Аляске (0,4 га.) под строительство дома обойдётся в 25-30 тысяч долларов.  Аренда авто стоит 40 долларов плюс доплата за пробег (за 100 миль – 30 долларов). Цена на бензин тоже сопоставима с нашей: 3,6-4,0 доллара за галлон (галлон — 3,8 литра). Нам бы ещё сравняться со штатовской зарплатой и пенсией.

Цены на медицинские услуги,  вообще, какие-то немыслимые: сутки в больнице стоят от 3500 до 5500 долларов. Кого-то выручает страховка, но не все имеют возможность оплачивать её. «Декретных» для рожениц, вообще, не существует. Женщина работает до последнего дня, а за сами роды ещё придётся заплатить 15-16 тысяч долларов! Максимум, на что идёт администрация — предоставляет недельный неоплачиваемый отпуск. В тоже время имеет место трогательное внимание к инвалидам и старикам. Парадокс! (Любопытно, что в соседней Канаде медицинские услуги оказываются бесплатно: оплата труда врачей и содержание лечебных учреждений полностью лежит на плечах государства).
Американцы с детства приучены к честности, соблюдению установленных правил. Законодательство устроено так, что даже за незначительный проступок можно угодить за решётку лет на десять. И хотя в тюрьмах условия содержания хорошие, лишаться свободы никому не хочется. Ещё американцы приучены информировать полицию о любых нарушениях или подозрительных отклонениях в обстановке – «стучать» друг на друга. (Сие всячески поощряется).  Если, например, к соседу приехали незнакомые люди на крутой машине, то кто-нибудь обязательно запишет номер, сфотографирует и сообщит на участок.  Это, видимо, один из способов борьбы с нарушением законов (в первую очередь с сокрытием доходов).
Всё, что им говоришь, они воспринимают буквально. Если скажете, что в Башкирии мёд вырабатывают из снега,  то,  скорее всего, вам поверят. В общем, шутить с ними опасно, поскольку можете попасть в неприятную ситуацию.
Уровень образования до сих пор, невзирая на все старания «реформаторов»,  уступает российскому. Представьте, в нижних штатах многие даже не знают о существовании Аляски. Приехавшие из нашей страны семиклассники по уровню знаний не уступают одинадцатиклассникам. (В США 12-летняя средняя школа).

Разница настолько велика, а нравы в американских школах столь низко пали (балуются наркотиками и.т.д.), что часть русских (они на Аляске практически все верующие, и для них распущенность не приемлема) обучают детей сами, по специально издаваемым для родителей учебникам. Ребёнок в школу ходит только для тестирования.

Высокий уровень жизни обеспечивается по большей части за счёт того, что экономика почти всех государств (мы не исключение) привязана к доллару. Печатать же их американцы «научились» в неограниченном количестве, совершенно не обращая внимания на государственные долги, достигшие в 2011 году астрономической цифры – 15000 миллиардов долларов*. А технический прогресс достигается путём привлечения лучших мозгов и рабочих рук из других стран — благо долларов море. Безусловно, и доморощенных специалистов немало, но  погоду делают всё же импортируемые «мозги». Кто-то верно подметил: «Технический прогресс США обеспечили русские, финансовый – евреи». Сами американцы не предприимчивы. Но если человек способен и трудолюбив, то система позволяет занять достойное место в жизни без участия «мохнатой руки».

*Поскольку годовой бюджет России составляет примерно 300 миллиардов долларов (грубо - 9 триллионов рублей), государственный долг США соответствует 50-ти годовым бюджетам нашей страны. А почему бы и нет, если всего-то и надо, как печатать зелёные бумажки, за которые другие страны с радостью продают тебе свои богатства. А долг пусть ещё хоть утроится, не жалко, раз это на благо США.


Живущие здесь наши соотечественники   переживают, болеют за Россию и радуются каждой позитивной информации с этнической родины. Всего в США проживает около двух миллионов русских. Особенно много их в Нью-Йорке (преимущественно евреи)  и Калифорнии. Тут следует пояснить: русскими американцы называют не только россиян, но и всех, кто приехал из стран бывшего СССР. Что интересно, на Аляске к русским относятся заметно лучше, чем в других штатах (видимо, действует историческая память).
Вообще, интерес к России на Аляске большой. В Анкоридже в двух школах даже изучают русский язык. Меня, почитателя старолюбцев, особенно порадовало то, что здесь до сих пор здравствует немало староверческих общин. Некоторые ещё со времён царствования Екатерины Великой. Больше всего их на прибрежных островах.

Общение затянулось до позднего вечера. Тем для разговора было много. Мне особенно запал в душу с болью высказанный Виктором упрёк:

- О совести и достоинстве в России забыли. Понятие чести утратили. Прежде честь ставилась выше выгоды. Она была свята – под честное слово кредиты давали. И того, кто не держал его, ожидало всеобщее презрение. А ныне умение обманывать чуть ли не в добродетель возвели. Вот об этом сердце болит. Не уж-то сатана вас столь ловко опутал, что не можете за себя, за свою честь постоять?!

Возразить нечего – всё верно. Молчим. Куда ведут нас за накинутую узду, туда и идём покорно. Проснёмся, как всегда, в шаге от гибели…

Несмотря на уговоры хозяев остаться и переночевать в тепле, а завтра ещё помыться в бане соседа – Василия Бондарева, мы вернулись в отведённую нам Василием Данилюком (немногословным, рассудительным и отзывчивым человеком) летнюю неотапливаемую постройку. Этой ночью опробуем, наконец, спальники, сшитые по спецзаказу из гусиного пуха.


Когда развернули пенки и расстелили мешки, Костя объявил, что с этой ночи переходим на походный режим: дежурный встаёт в 6 часов, разжигает бензиновую горелку (газ не годится — на морозе застывает) и готовит завтрак. Ровно в 7 часов поднимает остальных. Хронометрист Николай Коваленко с помощью портативной метеостанции производит измерения температуры, влажности воздуха, давления, скорости ветра, точки росы; специальным щупом определяет температуру почвы и заносит данные в журнал.

Андрей Колодкин ежедневно снимает с нас базовые динамические показатели, а раз в неделю заставляет отвечать на вопросы всевозможных психологических тестов. Остальные сворачивают лагерь и - в дорогу... Пока, правда, по магазинам.

Первая ночёвка в полевых условиях мне запомнилась надолго в связи с курьёзным событием. Под утро, когда мороз особенно крепчает, я почувствовал, как что-то холодное и мягкое устраивается в ушной раковине. Пока сквозь дрёму соображал во сне сие или наяву, это «что-то» начинает грызть мочку. Тут меня охватил животный страх – я стал спешно освобождать руку, чтобы согнать наглого гостя, но он, чувствительно царапнув коготками нежную кожу моего уха, сам выпрыгнул из ушной раковины и был таков. По всей видимости, это была мышка - решила погреться, а заодно и перекусить.
-

25 февраля2011года.
Пользуясь бесконечным добросердечием Сергея Ильницкого и Виктора  Семёнова, проехали на их машинах с фургонами  по специализированным магазинам и закупили к снегоходам сани, тяги, полозья, канистры для бензина и прочую техническую оснастку. Потом загнали в фургон приобретённые с рук снегоходы (каждый обошёлся в полторы тысячи долларов, а за новые просили все тринадцать) и отвезли всё это богатство на окраину городка Василла - к дому Данилюка. Сосредоточиться здесь решили потому, как у него очень просторный двор, и находится он недалеко от трассы, ведущей к озеру Биг Лэйк (Большое озеро) — месту нашего старта к мысу Принца Уэльского.

Когда проезжали по одной из улиц, видели автобазу, на которой стояло не меньше 150(!!!) жёлтеньких школьных автобусов. Утром, начиная с 6 часов, они разъезжаются, каждый  по своему маршруту и, собрав детей, везут их к школе, а после занятий - по домам. У этих автобусов на дорогах преимуществ больше, чем у полицейских машин. Так, если водитель школьного автобуса высаживает (или сажает) детей, то  все другие водители (даже едущие навстречу) обязаны  затормозить и стоять до тех пор, пока автобус не тронется. Нарушение этого правила квалифицируется как грубое.

Поскольку купленные снегоходы находились в разных, далеко отстоящих друг от друга  селениях, их доставка к месту отняла так много времени, что подготовку техники завершили только к вечеру. Поэтому старт перенесли на  утро.

Василий с пристрастием осмотрев «караван», похвалил:

- Молодцы! Хорошо учинили!

Услышать такую оценку было приятно вдвойне, ибо он сам автослесарь и знает толк в технике.

Чтобы скоротать время до ужина, я стал колоть берёзовые чурки, сваленные у дома, а когда меня сменил Илья, сел на ступеньку крыльца и, отдыхая, безмятежно созерцал, как расплавленная капля солнца погружается в лесистый провал между сопок, а парочка пухлявых облачков, ухватившись за последние лучи, уплыла, спасаясь от наступавшей тьмы, следом.

Подумалось с грустью: «Ну вот, ещё один день жизни канул в лету!»

ДОЛГОЖДАННЫЙ СТАРТ

Утром под наблюдением… трёх лосей*, стоящих на опушке тайги, подступающей прямо к дому Василия Данилюка, загрузили на широкую платформу снегоходы и сани. Расселись по машинам и Василий с Виктором повезли нас к озеру Биг Лэйк. По дороге ещё не раз видели сохатых, флегматично лакомящихся молодыми побегами невысоких елей, растущих вдоль обочины.
 
*Лосей здесь столь много, что, несмотря на все предосторожности, за год в окрестностях  Анкориджа машины сбивают порядка 300 животных(!).
 
Выехав на лёд, прицепили к снегоходам сани, загрузили в них снаряжение, провиант, канистры с бензином и вскоре уже мчались по укатанному собачьими упряжками и снегоходами тракту между высоких стен густого, по большей части хвойного, леса вглубь промороженной насквозь Аляски. Провожатые махали нам шапками до тех пор, пока караван не скрылся за деревьями. В такие минуты радостное ожидание - что там впереди? омрачает грусть от расставания с людьми, ставшими почти родными.

Не могу не воспользоваться случаем, чтобы выразить ещё раз своё восхищение и бесконечную благодарность живущим здесь соотечественникам. К уже упомянутым именам, хочу добавить Сергея Натёкина, талантливого строителя и просто большой души человека; Илью Иванова, бескорыстного и добросердечного парня, ориентирующегося, несмотря на молодость, в местной обстановке как рыба в воде; и самого многодетного (у него девять детей!) - Анатолия (фамилию он скромно умолчал). Все они, бросив дела, целыми днями носились с нами. Вели переговоры, яростно торговались ради того,  чтобы сэкономить наши деньги, а вечерами во время задушевных бесед щедро делились своим опытом. Глубоко верующие,  они живут, придерживаясь принципа «От дел своих человек осудится. От дел своих человек оправдается».

Жесткий график вынуждал уже со старта держать максимальную скорость. В санях трясло так, что, казалось, позвоночник вот-вот рассыплется, а голова, вообще, оторвётся. Особенно доставалось на участках со сложным рельефом или крутых виражах – на них требовалось немало усилий, чтобы элементарно не вылететь из саней.

На столообразных возвышенностях с крупноствольным лесом и марях с чахлым и редким ельником, тряска ослабевала, зато возрастала скорость, и обжигающий ветер пронизывал  насквозь. Вцепившиеся в борта саней пальцы даже в двойных перчатках начинало ломить от стужи. При этом снега из-под гусениц мобайлов летело столько, что вскоре из саней торчали лишь белые капюшоны.
Погода  по-прежнему балует нас: ясно, мороз умеренный. А в долине реки Юкон (нашей ближайшей цели) по утрам, говорят, за тридцать. Что парадоксально, снег на здешних марях и южных склонах как будто оплавлен солнцем и блестит, словно отполированная сталь. Труднообъяснимое явление. Возможно, это следствие оттепели, а возможно, особенностей солнечного излучения в приполярной зоне.

Навстречу попались две собачьи упряжки. В каждой по шесть пар. На лапах «башмачки» из плотной ткани – чтобы не поранились о края ломкого наста. Бегут резво, но наши мобайлы  раз в пять быстрее. Зато собакам на сутки хватает одного килограмма рыбы или мяса (всего на упряжку — 10-12 кг.), а нашим снегоходам и сорок литров бензина не предел. С другой стороны, на снегоходе в день можно пролететь 500 километров, а на упряжке — не более 100. Правда, во время гонок иные рекордсмены умудряются одолеть и 180).
Вслед за упряжками промчались три  «Сканди». Водители на ходу поприветствовали нас поднятыми крагами. Лиц за натянутыми на голову балаклавами и громадными  очками не разглядеть.
Через километров пятьдесят над тёмно-зелёной полосой леса проклюнулись заснеженные зубцы. Вырастая на глазах, они вскоре превратились во  внушительный горный массив, тянущийся с юга на север. После унылой монотонности равнины это скопище сияющих под ливнем солнечных лучей громил, увенчанных остроголовыми пиками, потрясало девственной белизной и надменным величием.

На севере   проступала сквозь голубую дымку грозная конусовидная махина Мак-Кинли — самая высокая вершина континента (6194 метра). Руководство "Дэнели парка" обещает открыть доступ к ней не ранее  третьей декады апреля, возможно, даже в мае — это зависит от того, какая будет весна. Обидно, но мы не можем так долго ждать.
  Обогнув отрог с юга, останавливаемся на ночёвку у входа в ущелье, по дну которого течет подо льдом речка Скуэтна. Засыпанные снегом «саночники» (я в их числе) счастливы: наконец-то, можно перевести дух, восстановить утраченный от рёва двигателя  слух, а от выхлопных газов - обоняние, но главное — дать отдых измочаленным мышцам и разболтавшимся позвонкам.  Водители же снегоходов долго не могут унять мелкую дрожь в руках.

- Ты что Илья, кур воровал что ли? – смеётся Лёха, выдавая дежурившему Илье гречку и масло, а сам не может разогнуться от болей в позвоночнике.

- У тебя, похоже, все мозги в санях выбило! Какие куры? Кур-то у нас нет, – ворчит не понявший шутки Илья.

- Руки трясутся, значит, точно кур воровал, - со смешком настаивает Лёха.

- Хватит зубоскалить! Лучше ужин быстрее готовьте, - сердится голодный Костя.
  «Стол» накрыли под открытым небом. Остывший воздух упруг и жгуч. Чёрная бездна манила мерцающими зёрнышками звёзд. Ковш Большой Медведицы, опершись дном на вершину горы, подливал чернил в и без того непроглядную тьму. Но лишь только из-за тучки, прижатой к горизонту, выплывал двурогий месяц, всё вокруг преобразилось, ожило.

-

Сегодня моё дежурство. Встал в 6 часов. Чтобы не проспать, ближе к утру каждые 15 минут включал в спальнике фонарик - смотрел на часы. Ноги в промёрзшие трёхслойные ботинки с высокими голенищами еле затолкал. Обуваясь, коснулся туго натянутой капроновой стенки. На меня тут же посыпался поток жгучих кристалликов: за ночь палатка от нашего дыхания покрывается инеем, особенно густым на потолке.

После вчерашней тренировки горелку раскочегарил быстро. Когда снег в котелке наполовину растаял, я увидел, что дно покрылось тёмно-коричневыми пятнами. Была полная иллюзия, будто снег...  подгорел. Невольно принюхался. Опытный альпинист (профессиональный повар в обычной жизни) Алексей Казаченко, заметив моё замешательство, объяснил, что снег здесь очень сухой, и при нагревании между ним и дном котелка образуется воздушная прослойка. В результате железо раскаляется и чернеет. Поэтому снежную кашу необходимо помешивать до тех пор, пока всё дно не покроет вода.

К 7 часам в затишке между санями аппетитно задымилась овсяная каша. Следом поспело какао. Мёрзлый хлеб отогревал на крышках котелков. Завтракая, то и дело растираем нос и щёки – приправленный ветром мороз чувствительно кусается. Упаковав палатки, спальники, «кухню» и продуктовую сумку, выезжаем ровно в 8 часов. Впереди затяжной подъём на водораздел и спуск к реке Южный Кускокуим.

Трудяги-снегоходы ведут себя изумительно: заводятся с пол-борота и тянут как взбесившиеся быки. Так что есть все шансы прибыть и в Ном, и в Уэйлс чётко по графику. Главное, чтобы запаса бензина хватило до посёлка Опхир, а ещё лучше - Руби на Юконе.
Тело после вчерашней немилосердной тряски болело так, будто его всю ночь пинали кирзовыми сапогами, но после новых порций «массажа» боль стала отступать, а вот гул в голове, наоборот,  нарастать. Едущий впереди Костя, хоть и старался на ухабах сбавлять скорость, постоянно гнал на пределе, умудряясь при этом не переходить грань, за которой может последовать кульбит и прочие неприятности.

На одном из тягунов от снегохода Ильи повалил пар — тосол закипел. Оказывается пружину термостата перекосило. Пока ремонтировались, мимо проехали два американца. Каждый, притормаживая возле нас, спрашивал:

- Хэлп ю? (Помочь вам?)

Традиционная для севера готовность помочь! В таких безлюдных и суровых краях без неё не выжить.
Снежный покров довольно глубокий (около метра), но по здешним меркам нынешняя зима из числа малоснежных. Искрящаяся на солнце перина испещрена

следами-траншеями лосей, оленей, волков, рысей (последние, благодаря густой меховой опушке на лапах, почти не проваливаются) и продырявлена лунками ночевавших под снегом куропаток. Больше всех наследили неугомонные зайцы. Под поваленными стволами осин пушистая попона  истоптана сплошь. Здесь их столовая — кормятся горьковатой, сочной корой. Видел даже  парную соболью  строчку. А я-то считал, что он только в нашей стране водится!


К ЮКОНУ


Солнце отправляется в свою опочивальню с каждым днём всё позже, а встаёт всё раньше. Следуя его примеру, и мы выехали с опережением графика — в 7 часов 45 минут.
Переваливая через гряды из одной долины в другую, на  удивление быстро достигли селения Николай (и здесь русские оставили след). Морозно. Ни ветерка. Откуда-то сверху, медленно вращаясь, сыпятся блёстки. Дома в инее, будто серебряные. Дым из труб белыми столбами подпирает чистый небесный свод.

Наши  планы подзаправить изрядно опустевшие канистры осуществились  наполовину. Бензин есть, но никто не хочет делиться. Сгоняли даже на местный аэродром – бесполезно. Все придерживают в ожидании гонок на собачьих упряжках и снегоходах.

У трассы уже сложены в несколько рядов тюки спрессованной соломы – каюры застилают ею снег, чтобы собаки во время отдыха или ночёвки не мёрзли; вороха попон; поодаль установлены громадные железные печи для подогрева воды, рядом поленицы дров.

Еле уговорили поделиться своими запасами местного авторитета — он отлил  нам двадцать галлонов бензина (76 литров). Решающую роль в этом сыграла всесокрушающая напористость  и обаяние нашего командора. Правда и переплатить пришлось.

Следующий участок до села Опхир выбил из нас остатки способности воспринимать окружающую красоту. Разжившись ещё 15 галлонами топлива, заночевали на краю села.

Подъехав утром к месту, где трасса разветвляется, долго обсуждали, куда ехать. Одна ветвь уходила на юг, в сторону Тихого океана, другая — на север к главной, воспетой Джеком Лондоном водной артерии Аляски – к суровому Юкону.  Желание увидеть его пересилило все иные соображения, и мы погнали своих «жеребцов» по лесистому водоразделу в сторону этой, овеянной легендами, реки. Нелишне отметить, что тайга на Аляске хотя и угрюмая, но чрезвычайно богата зверьём. Мы то и дело встречали небольшие стада карибу, пореже - одиночных, уже комолых, сохатых. Несмотря на надсадный рёв техники,   они подпускали к себе довольно близко. Отбегут на метров тридцать и  встанут, взирая с любопытством. Иные быки необычайно крупные. Бывалые промысловики утверждают, что вес некоторых особей переваливает за тонну.
Пухлую перину  впереди нас регулярно взрывали искристые  султаны — это, с треском хлопая крыльями, вылетали из своих  спален куропатки. Их же самих на фоне снега практически не видно – оперение совершенно белое. Под кустами и метелками сухих растений искристая попона зачастую причудливо исчерчена следами кормившихся стай куропаток.
Глубина снежного покрова с каждым днём растёт. Особенно много снега скопилось в распадках и котловинах – надуло ветрами. На  водоразделе его значительно меньше. Наверное, поэтому здесь так много парнокопытных. В одном ельнике, выезжая из-за  поворота, чуть не врезались в лосиху. Увязая по брюхо в рассыпчатом снегу, она едва успела отбежать. Тяжело дыша, встала и, повернув голову к нам, так и стояла, глядя с укоризной, пока мы проезжали.



 

ПО ЮКОНУ

Село Руби, рассыпанное по правому берегу главной водной артерии Аляски, реки Юкон, оказалось довольно большим и благоустроенным. Население смешанное. Преобладают алеуты и эскимосы (они по большей части полнотелы, медлительны), есть и индейцы атабаски и тлингиты (эти худощавы, резковаты и менее дружелюбны,  к тому же многие пьют).

Здесь с бензином проблем не возникло — заправили под завязку и баки, и канистры. Мы, а в особенности водители снежных мустангов,  были счастливы. Чтобы не искушать себя  соблазном заночевать в тепле обустроенной «жилухи», Костя сразу поддал газу, и  мы помчались по  обрывистому берегу мимо занесённых снегом домов. Ночевать остановились у скалистого мыса, окаймлённого остроконечными елями. Солнце скрылось как раз тот в момент, когда мы поставили палатки, но обугленный горизонт, ещё долго тлел в огне заката.

Утром, благодаря хрустальной прозрачности воздуха, удалось обозреть с вершины скалы  расширяющуюся  пойму  Юкона далеко вниз по течению. По бокам и впереди, насколько охватывал взор, волновался тёмно-зелёный, уходящий за горизонт океан, изрезанный белыми извивами притоков, витиеватых стариц и густо испятнанный плошками озёр. По нему величаво и торжественно  плыли рваные тени облаков.  Я не смог удержаться от восторга и раскатисто завопил:

- Ого-го! Ого-го!

Но беспредельное  пространство легко поглотило мой крик.

- Зря стараешься, лавина не сойдёт,- съехидничал Андрей.

- Лучше чихните, тогда, наверняка, получится, - хихикнул Илья, намекая на мою способность к громоподобному чиханию.

Следующий посёлок Гелена приятно удивил городским лоском. Здесь живут  преимущественно эскимосы. Рядом с берегом намыта великолепная взлётно-посадочная полоса, стоят три самолёта. На берегу самый почитаемый населением объект — АЗС. Дозаправившись бензином и прикупив хлеба, продолжили путь по  накатанному мобайлами и санями снежному тракту.
Закованный в лёд Юкон, беспрестанно собирая притоки, продолжал раздаваться вширь. Горы отступили, очертания вершин смягчились. Там, где река прорезала холмистую гряду, берега вздымались на 100-120 метров.

С них   открылась невесёлая панорама: засыпанная снегом пустыня, оживляемая лишь редкими деревьями. Сколь жалки здесь монахини-ёлочки, обнажённые лиственницы, тонконогие берёзки! Сколь сутулы и корявы они! Растут бедные, заваливаясь в разные стороны, с трудом удерживаясь корнями за заиндевевшую, моховую подушку. Но не будь этих отважных первопроходцев, некому было бы готовить почву для наступления  высокоствольных лесов.

Глядя на них, подумал:

«Удивительно! Казалось бы, умерли, а весной вновь оживут, густо покроются листьями. Так матушка-природа ежегодно демонстрирует нам чудо воскрешенья из небытия».

Снега всё глубже. Лоси тут уже еле ходят – проваливаются по грудь. Сделают несколько шагов и останавливаются не в силах идти дальше. Больно смотреть на их страдания.

Всё чаще встречаем «табунки» белых куропаток. Их простодушие и доверчивость обезоруживают. При приближении они не улетают а, не двигаясь с места, сидят, повернув голову – небольшой белый шарик на непомерно массивном теле и искоса насторожённо поглядывая огромной бусинкой глаза на приближающееся «чудовище». В тревоге они начинают моргать и вертеть головой во все стороны – видимо высматривают путь к бегству. Они, конечно, видят опасность, но страх парализует волю. (Ту же картину я наблюдал при встречах с енотовидной собакой в Уссурийской тайге). Мы всё ближе. Стая, наконец, взлетает, но сегодня парочка достаётся нам на ужин.

К ТИХОМУ ОКЕАНУ.  ПУРГА

На сани взираю с ужасом и ненавистью одновременно. С ними ассоциируются боль и постоянное физическое напряжение: чуть расслабился и на вираже или на колдобине вылетаешь на снег. Но приходится терпеть – альтернативы-то нет!
Подъезжаем к месту слияния северной и южной веток собачьего тракта на Ном и мыс Принца Уэльского. Тут тракт покидает долину Юкона, и устремляется прямиком к Тихому океану.

Лес практически исчез. Если и встречается, то небольшими куртинками. Совершенно лысые, накрытые белыми холстинами кряжи кажутся безжизненными, но строчки и глубокие траншеи следов выдают присутствие зверей: зайцев, горных баранов, песцов, овцебыков.  Есть даже сохатые. Правда, непонятно, чем они здесь питаются. Вспугнули песцов. Они убегали с неподражаемой грацией.

От мороза и резкого ветра, обжигающего лицо и сбивающего дыхание, из глаз постоянно текут слёзы. Они замерзают на усах, бороде, стягивают рот. Оттого, что меховая опушка капюшона, брови, ресницы сплошь в искристом куржаке, мы теперь похожи на настоящих Дедов Морозов.

Достигнув морского побережья и проехав вдоль него  километров шестьдесят, встали на ночёвку.  Не успели  мы обустроиться, как  при ясном небе на нас с гор обрушилась  клубящимся  валом пурга. Она будто выжидала подходящий момент - нагрянула лишь только освободили от снега площадку и принялись разворачивать палатки.

Сильнейший ветер, сгоняя с отрогов густые замесы снега, на глазах заметал расчищенный для лагеря  круг.  Его напор был столь силён, что можно было сравнить с горным потоком в паводок. Чтобы устоять на ногах, нам приходилось держаться друг за друга.
Видя, что дело принимает чрезвычайный оборот, Константин перекрикивая ветер, скомандовал:

- Коля, Лёха, лопаты в руки! Нарезайте кирпичи! Остальным строить стенку, иначе – труба!

Вот где пригодились две складные лопаты! Николай с Алексеем стали вырезать из спрессованного снега плотные, увесистые кирпичи, а остальные складывать  их друг на друга с наветренной стороны. Снегоходы и сани стояли, для ослабления натиска, прямо перед возводимой стеной. Но даже под такой защитой каждую палатку пришлось натягивать вчетвером — трепещущее полотнище вырывало из рук, дуги никак не хотели проходить сквозь «бегающие» сетчатые каналы.
Ужин вынуждены были готовить внутри   палатки, подпирая спинами рвущиеся от яростных порывов капроновые скаты. От  заправленной  бензином горелки в палатке вскоре стало трудно дышать. Приходилось периодически приоткрывать полог и запускать свежий воздух вместе с вихрями  снега.
Разбушевавшийся буран то выл голодным волком, то по-разбойничьи свистел, то стонал как раненный медведь, заваливая нас снегом. Ночь тянулась бесконечно. Так же бесконечно долга, должно быть, и последняя ночь приговоренного к смертной казни…

В голове крутились тревожные мысли и проигрывались наихудшие варианты. Но к утру ветер выдохся, поутих. С трудом выбравшись  из убежищ, принялись  откапывать палатки — из снега торчали одни  оранжевые макушки. К счастью, обещанный  сорокаградусный мороз  миновал эти места. (Наш метеоролог Николай, по три раза в день снимая данные с портативной метеостанции, ни разу не зарегистрировал температуру ниже 32 градусов. Сегодня — минус 21. По всей видимости, сказывается близость океана. (В континентальной   части всегда значительно холодней). Правда, при порывах, ветер достигал скорости в 25 метров в секунду, но всё же это не вчерашний, сбивающий с ног, ураган, хотя тоже пронизывал до костей.

Непогода покрыла тракт жёсткими  полуметровыми гребнями. Мы заволновались —  пробьёмся ли? Но техника и в этот раз не подвела. Скорость движения, естественно, упала, но как только преодолели  узкий просвет между двух хребтов, высота стоячих намётов пошла на убыль, а через километра три они и вовсе исчезли.  Дорога снова стала чистой, плотно укатанной.

Костя, вдохновлённый попутным ветром, погнал наш  ревущий, стреляющий комьями снега  табун по выстуженной, покрытой курящимися хвостами позёмок пустыне, прижатой к океану голокаменными отрогами, с такой скоростью, что тела сидящих в санях окончательно утратили чувствительность, а изредка зарождающиеся в их головах мысли бесследно вылетали на первой же колдобине.

Сейчас, оживляя в памяти всю эту сумасшедшую эпопею и сверхъестественное напряжение, сопровождавшее её, прихожу к парадоксальному выводу: именно в таких «сюжетах» и заключена поэзия и романтика экспедиционной жизни. Дома, сидя у камина, как раз о них чаще всего и вспоминаешь. Но уже с удовольствием и улыбкой.

ОТ НОМА ДО МЫСА ПРИНЦА УЭЛЬСКОГО


Ном – база первых старателей Аляски, по северным меркам довольно большой  посёлок. Своим появлением он обязан золотой лихорадке, охватившей этот край в самом конце XIX века. Именно тогда число его обитателей было рекордным – 20 тысяч человек. Новое рождение, точнее сказать, возрождение последовало во времена Второй мировой войны, когда через Ном шла по ленд-лизу в Советский Союз военная техника, в основном самолёты.

По уровню развития инфраструктуры,  количеству  домов (кстати, весьма приличных) его смело можно назвать городом.  Тем более, что численность населения в настоящее время перевалила за шесть тысяч. Тут есть даже памятник собаке породы хаски по кличке Балто. Она была вожаком упряжки, доставившей в 1925 году, преодолев 1800 километров, противодифтерийную сыворотку, благодаря которой жители Нома были спасены.

Здесь нам  сразу улыбнулась  удача, или, как говорят  старатели, подвалил фарт. Первый встреченный нами житель городка оказался  эскимосом, сносно говорящим по-русски. Звали его Ила. Узнав, что мы совершаем кругосветное путешествие и завтра отправимся к мысу Принца Уэльского, он стал уговаривать Костю переночевать в его доме — хоть и на полу, зато в тепле. Иле очень хотелось узнать о кругосветке из первых уст. Командор, видя, с какой надеждой загорелись наши глаза, смилостивился, отступил от правила спать в палатках.  Правда, к великому разочарованию хозяина дома, мы, зайдя в тепло, расстелили пенки, кинули сверху спальники и повалились на них, не раздеваясь – настолько вымотались. На прозвучавший через час клич дежурившего Кости «Подъём! Ужин готов!» никто, кроме Лёхи и Илы, не прореагировал. Я до того устал от немилосердной тряски в санях, что во сне, как позже рассказали, исполнял рулады похлеще Ильи, а уж он известный храпун. Утром ребята долго потешались надо мной.

- Ну, ты Камиль, молодец! Способный ученик!- повалил Костя.

- Теперь и не ученик вовсе, а учитель для всех нас! – добавил Илья.

Я смотрел на них с недоумением: ни как не мог понять, о чём речь?

- Давайте присвоим ему почётное звание, - продолжал командор.

- Точно! «Лучший храпун Аляски!» Ура! Ура! Ура!- завопил Лёха.

- Ты сегодня храпел круче Ильи, – пояснил мне Коля, еле сдерживаясь от смеха. 

-
До посёлка Уэйлс добирались, несмотря на безупречно ровный накат вдоль всей трассы, почти двое суток. На полпути двигатель на втором снегоходе заклинило от перегрева: Илья так увлёкся соревнованием с командором в скорости, что когда тосол закипел, не сразу заглушил двигатель. Безуспешно провозившись с ним полдня на морозе, вынуждены были заключить с водителем вездехода, вёзшего почту и продукты в Уэйлс, взаимовыгодную сделку: он доставляет нас до посёлка, а мы отдаём ему снегоход на запчасти. В кабине кроме водителя был ещё один пассажир. Старый эскимос с загорелым, плоским лицом, безжалостно иссечённым морозами и ветрами. Несмотря на возраст, волосы густые и чёрные.

Он гостил у сына и сейчас возвращался домой. Здороваемся. От того, что губы в трещинах он боится улыбнуться. К нему в кабину сели Костя и обморозивший нос и щёки Николай. Я с Андреем, Ильёй и Лёхой, взобрались в открытый кузов. В нём трясло не так как в санях и мы оставшийся отрезок пути, можно сказать, просто блаженствовали.

Теперь хоть можно было полюбоваться северными пейзажами. Время от времени переводим взор на проём дороги: высматриваем мыс Принца Уэльского, на берегу которого обосновался посёлок Уэйлс. Несколько раз ошибочно принимали за него выныривавшие отроги. Застывшее на ветру лицо горит, глаза слезятся. Вокруг суровый, враждебный пейзаж! Невольно задаёшься вопросом «Как тут выживают люди?»

Наконец, появился седоватый горб, уткнувшийся в бескрайнее ледовое поле, и Андрей закричал, пересиливая грохот гусениц: «Ураааа! Мыс!!!» Лёха, глянув на GPS, кивнул – точно! У подножья обширного скалистого склона проступили заваленные снегом дома, столбы ЛЭП.

Самый западный населённый пункт Америки встретил нас лаем собак и улыбками розовощёкой ребятни, идущей из школы. В их тёмно-карих глазах сквозило жадное любопытство: кто эти одинаково одетые белые?

Посёлок представлял собой одну улицу с двумя десятками одноэтажных строений, в которых проживает 156 человек. На север от Уэйлса – безлюдная пустыня. Дома на метровых сваях. Стены, обращённые к Берингову проливу, заложены до крыши снежными блоками и почти до крыши заметены снегом. Вдоль улицы даже днём горят фонари – электричеством обеспечивает собственная дизельная электростанция. В посёлке сухой закон. Туалетов  нет: оправляются в плотные полиэтиленовые мешки, которые выносят на мороз. Потом их собирают и увозят на вездеходе подальше от посёлка.

Из дома напротив показались две женщины. Они шли слегка раскачиваясь, болтая и весело смеясь. На ногах белые меховые унты, из под отороченного капюшона выбиваются длинные, цвета воронова крыла с синеватым отливом волосы. Увидев нас, они замолкли и прошли, насторожённо поглядывая. Эта перемена красноречивей слов говорила о том, что мало они видели от белых поступков, вызывающих уважение, доверие.
Когда мы прощались с круглолицым водителем, к нам подбежал  молодой загорелый эскимос. Он с простодушной настойчивостью повторяя одну и ту же фразу, тыкал в сторону самого большого дома. Оказывается, хозяин этого внушительного строения американец Дэн (он здесь единственный белый) выкупил мыс и теперь с каждого  приезжего  собирает дань — 100 долларов. Спасибо, что не за  сутки, а за всё время пребывания.  Развивая свой бизнес-проект,  «землевладелец» построил гостиницу и стал сдавать одно койко-место тоже за 100 долларов, но уже за каждую ночь.

Наше появление сулило Дэну немалые барыши, но мы поспешили отказаться от его «щедрот», а чтобы не платить за землю, свой лагерь разбили прямо на льду Берингова пролива, между заваленных снегом торосов. Представляете, как огорчился хозяин Уэйлса!
Вечерело. Чтобы успеть  потоптать вершину мыса Принца Уэльского, мы, не мешкая, полезли на гору.

Залитый нежной позолотой заката снежный покров, звонко похрустывая под сапогами, с каждым шагом истончался. Ближе к макушке  он, вообще, исчез — сдуло ветрами, иссушило солнцем. Каменные струпья   покрывала лишь льдистая корка. Чтобы не упасть, последние метры шли, держась друг друга.

Вершина мыса отмечена сложенным из угловатого плитняка туром, увенчанным крохотным крестиком — совсем уж скромно для столь знакового географического объекта. Как-никак самая западная точка сразу двух континентов!  На нашем мысе Дежнева, самой восточной точке евразийского материка, всё   намного солидней: стоят маяк, барельеф Семёна Дежнева и громадный крест! 
Поражает сходство  названий посёлков, стоящих у подножья этих мысов: Уэлен у нас и Уэйлс - у американцев. Можно сказать, однояйцовые близнецы. Возможно, и Россия с Америкой по Божьему замыслу тоже задуманы как братья, да что-то никак не столкуются между собой.
Неподалёку  чернели иглообразные  останцы, обрамлённые   грудой камней. Их здесь  называют «Три старухи». Действительно, похожи: согбенные временем и ветрами «костлявые» фигуры. Со стороны пролива их  покрывает красиво сверкающая в лучах солнца ледяная глазурь. В кармане между камней одиноко торчит чудом уцелевшая, изувеченная ветрами и стужей лиственница. Из-за останцев доносились хриплые, душераздирающие крики песцов: у них начался гон. Снег густо усеян их следами.
Закатный свет, разливаясь  по западной части небесного свода, окрашивал пурпуром торосистые льды Берингова пролива и чуть виднеющиеся вдали российские острова Диомида, Ротманова и (редкий случай!) мыс Дежнева.  И такая библейская тишина царила вокруг, что, казалось,  слышно, как перешёптываются между собой «старухи».

Вид близкого, но недосягаемого краешка российской земли пробудил в наших сердцах ностальгические чувства. Вспомнились родные, отчий дом, друзья… В такие минуты начинаешь понимать  тоску по Отечеству, гнетущую почти каждого  россиянина, оказавшегося на чужбине. Тем, кто оказался за рубежом  в детские годы, а тем более, кто  там родился, это чувство врядли ведомо. А вот уехавших в зрелые годы оно преследует, пожалуй, всю оставшуюся жизнь. Хорошо выразил это Державин: «Отечества и дым нам сладок и приятен». Родина, как и мать, одна! Любовь к ней в крови. Дома мы её порой клянём, а тут чуть видимый, размытый расстоянием контур краешка российской земли умиляет до слёз.
Как ни хотелось подольше насладиться покоем и скупыми, хрупкими красотами севера, подступающие сумерки и усиливающийся мороз напомнили о необходимости спускаться. Но прежде следовало запечатлеть российский флаг и флаг РГО на столь знаковой точке. Увлёкшись этим ответственным делом, мы не сразу заметили, что из-за скальной гряды за нами  наблюдают  заросшие длинными, густыми космами шерсти  овцебыки. Их угрожающие позы и угрюмое выражение морд, красноречиво свидетельствовали о нежелательности нашего присутствия на принадлежащей им территории. Благоразумно обойдя  стадо  стороной, мы поспешили в лагерь. В посёлке навстречу нам проехал эскимос на снегоходе, тащившем нарты груженные шкурами и мясом какого-то морского зверя. За ним следовала стая собак. Две из них неожиданно сцепились в смертельной схватке. И если бы не подбежавший с палкой эскимос, бедной сучке пришлось бы совсем худо.

Потянул ветер. Воздух наполнился бесчисленными кристалликами льда. Они летели, кружились, вспыхивая розовыми блёстками в прощальных лучах завершившего трудовую вахту, светила. Вот и тучи на горизонте почернели, лишь нижний край над Чукоткой охвачен пожаром: солнце скрылось, но они, подсвеченные снизу, всё ещё полыхают красными переливами.
Перед сном вышли полюбоваться уже  ночной  панорамой — когда ещё побываешь на краешке материка?! Густо мерцали ярко начищенные звёзды. Медовая луна, недолго поскитавшись между них, убежала за горизонт догонять неуловимую подружку. Сразу стало темно — хоть глаз выколи. Зато на чёрный бархат высыпала из глубин бездны  уйма новых «светлячков».

Неожиданно по искристому бархату пробежал бледный сноп. Следом заиграли зеленовато-сиреневые сполохи, похожие на складки гигантского занавеса, покачиваемого ветром. Его извивы то сходились, то расходились, разгораясь всё ярче и ярче. Эти волнообразные колебания сопровождались шорохом, потрескиванием и свистом переменной тональности. Когда сполохи охватили половину свода, они внезапно погасли, и небо стало угольно-искристым, но через непродолжительную паузу вновь радужно осветилось причудливо закрученными лентами и вьющимися языками холодного пламени.

Не успели мы налюбоваться  этой феерией, как бездна  погасла. Через минуту, на этот раз совсем ненадолго, она озарилась бьющими из тьмы сполохами серебристых зарниц и потухла, теперь уже окончательно. Но мы ещё долго как заворожённые стояли среди наступившего безмолвия под впечатлением этого незабываемого представления, имя которому – северное сияние. Что интересно, Илья всё это время покачивался, устремив отрешённый взгляд в неведомую глубь Вселенной. Иногда, вскидывал руки, словно дирижируя одному ему слышимому оркестру.

Когда сияние погасло, он воскликнул:

- Какая чудесная мелодия! Вам понравилось?

Мы недоумённо переглянулись. Как оказалось, он слышал музыку, которая сразу очаровала его, манила вверх. Костя, много лет проживший на Севере, прокомментировал:

- Похоже, что Илья наделён сверхчувствительностью к колебаниям, возникающим при северном сиянии. Ненцы называют их «зовом предков». На этом, кстати, основан шаманизм – во время камлания от издаваемых бубном низких, басовитых звуков у человека возникает неосознанное стремление повиноваться. Я когда-то на своей шкуре испытал это на Чукотке. Неприятное, надо сказать, состояние, хорошо, что шаман был белый, а не черный.

Да! Интересный день у нас получился!

Второй день посвятили знакомству с жизнью коренных жителей побережья. В этом сильно помог бывший учитель со странным для эскимоса именем Рафаэль. Ему уже за семьдесят, но на голове ни одного седого волоса. (Оказывается эскимосы почти не седеют). Он никак не мог поверить, что белые приехали в такую даль с какими-то иными намерениями, нежели провернуть выгодное дельце и всё предлагал сшитые его женой сувениры из меха, великолепные шкурки голубого песца.

Убедившись, что бизнес нас не интересует, он стал по преподавательской привычке просвещать нас о том, как жили и как сейчас живут эскимосы.

Яранг накрытых шкурами морских животных, каяков, обтянутых тюленьими шкурами здесь теперь и в помине нет. Живут в домах, на морскую охоту ходят на лодках с мощными моторами. Песцов и лисиц промышляют на снегоходах. Летом ездят по горам на квадрациклах.

Быт и пристрастия эскимосов в последние десятилетия под влиянием европейской цивилизации сильно изменились. Особенно изменилось их питание. Наряду с мясом в рационе появился сахар, кофе, чай, крупы. Вместо меховой одежды стали чаще применять изделия из текстиля. На смену масляным светильникам пришли электрические лампочки. Вместо сказок и легенд, рассказываемых старухами, спутниковое телевидение.

Условия жизни стали намного комфортнее, но в тоже время рушатся прежние устои. Эскимос теперь больше индивидуалист. Чувство солидарности, артельности, поддерживаемое общей охотой, культурой притупляются. На смену ему пришла жажда получить новые блага через деньги. Рост экономического благополучия имеет и обратную сторону – утрачивается своя культура, свой язык. Этническая самобытность нивелируется.

Зарабатывают на жизнь эскимосы, как и прежде, в основном промыслом морского зверя: моржей и тюленей. Моржей даже зимой у продушин возле припая бьют. Летом промышляют с каяка. Каяк скользит по воде бесшумно и к моржу можно подплыть на 2-3 метра. Самый меткий носа бросают гарпун с поплавком на конце линя в шею или пониже головы. Когда раненный морж всплывет чтобы набрать воздух, его добивают из ружей. Поплавок же не даёт добыче потеряться. Потом в живот вставляют трубку и зверобои поочереди надувают добычу, как курдюк. После этого буксируют её к берегу, где разделывают. Мясо у моржа красное, покрытое толстым слоем белого жира.

Хотели ещё пообщаться с живущим на отшибе стариком. Рафаэль сказал, что у него прекрасная память, что он много знает. У него всегда мало еды и если мы принесём её, он много чего расскажет. Старик еде действительно обрадовался, но поев сказал:

- Я уже никчёмный старик. Я немногого стою.

И улегся на шкуры спать. Пришлось уйти не солоно хлебавши.

ВНОВЬ В АНКОРИДЖЕ.

В Анкоридж вернулись на   самолёте. Правда, ждать его пришлось двое суток. Путь, который  на снегоходах и лыжах героически преодолевали почти шесть дней, занял меньше двух часов.
Чтобы не расходовать деньги на гостиницу, вновь воспользовались гостеприимством наших соотечественников. У Ильи Иванова поселились Костя, Алексей, Николай и наш Илья. А у обладателя редкой фамилии Кердей, прекрасного баяниста и  человека с потрясающе щедрой душой, дяди Димы - мы с Андреем.


6 марта 2011года.

Сегодня на заснеженном озере Уиллоу в тридцать девятый раз стартуют знаменитые гонки на собачьих упряжках Айдитароуд. Они считаются самыми экстремальными и протяжёнными в мире. Поскольку сам Костя с ребятами занят поиском машины (мы с Андреем им в этом деле не помощники: Андрей медик, а я в автомобиле знаю лишь руль да две педали), командор разрешил нам поехать с Виктором Семёновым посмотреть на это экзотическое зрелище.

Уже за два километра до озера вся обочина дороги, а далее и вся огромная стоянка, были забиты автомобилями, приехавшими со всех уголков Аляски и соседней Канады. Пока искали где, притулиться, пока спускались мимо фургонов с собачьими конурами, пока прорывались сквозь толпу зрителей, первые упряжки уже стартовали.

Их выпускали с интервалом в три-пять минут. В каждой упряжке по 12-14 собак. В основном голубоглазые хаски, но были и неказистые псы, с виду обычные дворняжки. (Хаски, благодаря густому, пушистому меху, уму и невероятной выносливости, на Аляске в большой цене).

Запряжены собаки в сани-нарты парами. На ногах мягкие «мокасины» из плотной ткани или мягкой кожи – чтобы не поранить лапы о жёсткий наст. В Европе обычно запрягают три, максимум четыре пары, а здесь из-за большой протяжённости маршрута приходится запрягать в два раза больше, иначе собакам не выдержать двухнедельной гонки до Нома.

По обе стороны трассы за сетчатым ограждением тысячи зрителей. Большинство с детьми. Все весело машут руками, одобрительно кричат вслед стартующим. Много телекамер, а фотоаппараты, пожалуй, у каждого второго зрителя. Судя по бейджикам, приехали телевизионщики не только из северных стран (Канады, Норвегии), но и из Австралии, Японии, Новой Зеландии. Вокруг на белоснежной равнине разбросаны палатки, вигвамы, рядом столики с термосами, раскладные стульчики; туда-сюда снуют снегоходы.

Как только из динамика раздаётся команда «Старт», погонщик поднимает вдавленный в снег остол (тормоз) с железным наконечником, и собаки уходят с яростным лаем сразу в аллюр. Правда, некоторые поначалу бегут с ленцой, без азарта, но, размявшись, начинают слаженно наращивать темп.

Всего при нас стартовало 32 упряжки. Мчаться им до Нома кому полторы, а кому две недели! Ещё и не все добегут! Среди гонщиков, одетых в арктические куртки на меху, разглядел несколько женщин. Одна совсем молоденькая, с толстыми русыми косами и до того красивая, что даже подумалось: «Не из русских ли?»

Обратно сорок километров до Василлы ползли три часа! Все автомобили тупо выстроились друг за другом в одну многокилометровую колонну, и это притом, что ширина дороги позволяла спокойно ехать в два ряда в обоих направлениях. Но нет - никто никого не обгоняет. Не творческие всё же люди эти американцы!

Когда уже въехали в город, и пробка рассосалась по улицам, нас тормознул долго сидевший на хвосте, полицейский. Он почему-то решил, что мы превысили скорость. Виктор же твёрдо и уверенно стоял на своём:

– Я ничего не нарушал, ехал чётко в соответствии с требованиями знаков.

Поскольку у полицейского не было радара, подтверждающего его обвинение, ему пришлось отпустить нас.

Вообще-то, как заметил Виктор, простые американцы, то есть те, кого без лишних разговоров можно оштрафовать, ни перед кем не отчитываясь за обоснованность своих действий, очень боятся полицию. Они никогда не вступают в пререкания с полицейским и не выражаютсомнения, по крайней мере вслух, по поводу действий полицейского. Получив штрафную квитанцию, рядовой американец сломя голову бежит платить. Хотя, как сказал Василий: «Строгостей много, а преступлений всё больше».

10 марта при активном содействии Ильи Иванова удачно, всего за 2000 долларов,  купили у наркомана, страждущего очередной порции героина, семиместный заднеприводный автомобиль «Сафари», выпущенный компанией Дженерал Моторс в 1997 году. Ребята из автосервиса провели ревизию и определили, какие запчасти потребуются для восстановительного ремонта: шаровые опоры, стойки, тормозные колодки, масло для двигателя и коробки. Они же взялись доставить всё это за одни сутки.

Чтобы сэкономить «зелень», ремонт решили делать своими силами в любезно предоставленном нашей «палочкой-выручалочкой» Ильёй Ивановым, тёплом гараже. Молодёжь сразу, как получили запчасти, полезла под машину. За 14 лет эксплуатации многие узлы в ней проржавели настолько, что ребятам то и дело приходилось прибегать к помощи зубила и кувалды.

Я, чтобы не мешаться, упросил Сергея Натёкина поехать на поиски глухой староверческой деревни Берёзово, затаившейся вдали от основных дорог. Очень хотелось увидеть, как живут на Аляске последователи огнепального протопопа Аввакума, хранящие уже несколько веков верность не только древлему православию, но и исконно русской культуре, языку.

Где находится деревня, Сергей знал приблизительно, и мы поначалу плутали. И поплутали бы ещё дольше, не заметь я на лесной дороге бабусю в белом платке, рассекавшую на РАФ-4 свежевыпавший снег. «Раз в платке, – стало быть, староверка», - решил я. Дабы не смущать её, дождались, когда машина скроется за деревьями, и поехали, придерживаясь рассыпчатой колеи.

Через полчаса, миновав буреломный лес, увидели среди атласных берёз строения. У въезда в деревушку стояло длинное здание с табличкой на русском: «Школа». РАФ-4 стоял тут же, у крыльца. Осторожно постучали в дверь. Открыла та самая «бабуся» в широченной длиннополой юбке со множеством оборок. И вовсе не бабуся она оказывается, а молодая, улыбчивая женщина – местная учительница Антонида. Узнав, что я из России, просияла, пригласила нас в кабинет. Усадив за отдельный столик, достала бумажные стаканчики, налила брусничного морсу, нарезала ломти свежеиспеченного, с хрустящей корочкой, хлеба:

– Отведайте нашего кушанья! Токмо испекли.

Мы из вежливости пытались отказаться, но Антонида мягко настаивала:

– Что ж вы такие стеснительные. Откушайте, а то я плохо думать буду!

На вкус хлеб заметно отличался. Заметив наше удивление, она с улыбкой пояснила:

– Мы в тесто молотый перец добавляем.

Когда подъели даже крошки, довольная Антонида провела нас в класс, общий для всех двадцати двух учеников. Вторая учительница, постарше возрастом, как раз что-то объясняла ученикам.

Большинство детей с чисто славянской внешностью: русоволосые, со смышлеными, живыми серо-голубыми глазами. У всех старинные имена: Дарья, Нил, Лукьян. Сидят каждый за отдельным столом, отгороженным от соседних невысокими боковыми перегородками. Учебная программа построена так, что с первого класса прививаются навыки к самостоятельной работе. Учитель подключается лишь, когда ребёнку что-то не понятно. Физику, химию дают поверхностно. Основной упор делается на математику, геометрию, историю, литературу, русский язык, правоведение. Уровень получаемых знаний у детей настолько высок, что работы Ульяны Фоновой и Епифана Реутова в 2010 году на олимпиаде по русскому языку в США были отмечены золотой и серебряной медалями. Кроме обычных каникул дети не учатся ещё семь дней на Пасху.

Чтобы не мешать, я попросил учительницу свести меня с кем-нибудь из знатоков истории общины. Антонида, посетовав, что ноне почти все мужики в море, предложила пообщаться с дедом Ермилом, единственным из глав семейств, кто сейчас дома.

– У нас нельзя чужим в избу, ежели хозяин в отлучке. А он радый будет. Оба сына, что с ним живут, в море. Сноха с бабой Марфой к внучке по утру уехали.

К дому Ермила шли с Антонидой (Сергей ушёл к машине) по натоптанной в снегу тропке, вьющейся между стоящих вразброд среди берёз, аккуратных домов.

Деревня оказалась небольшой – девять «дымов». Вид изб несколько озадачил – собраны не из брёвен, а из дощаных щитов, между которых проложена теплоизоляция. Во дворах образцовый порядок, почти во всех пуховые козы, правда, понемногу: по три-четыре.

Дед Ермил сидел в сенях у верстака на оленьей шкуре и тесал из березовой заготовки топорище. Природа, похоже, кроила его по особому заказу: крупная, несколько тяжеловатая медвежья фигура, покатые плечи, узловатые пальцы натруженных рук.

– Здравствуй, радость моя, – сипло пробасил он учительнице. На меня же, худосочного очкарика, только настороженно покосился. Антонида низко поклонилась и пояснила цель визита. Узнав, что я писатель, участник российской кругосветной экспедиции, да ещё автор двух романов о староверах, удостоенных всероссийской премии и собираю материал для третьего, старик заметно помягчел. Не торопясь снял фартук, разгладил сивую, похожую на лопату, бороду и пригласил в избу. Сам прошёл вперёд твёрдым, во всю ступню шагом.

Здесь уже чувствовался русский дух: дощаные стены чисто выскоблены, «глухая» разрисована охрой: пышные цветы на фоне затейливого орнамента; неокрашенный, плотно сбитый пол, оттёртый песком добела, на нём тканые дорожки; в углу, над столом божница, заставленная иконами, рядом, на деревянном гвозде, лестовки*. У окна ткацкий станок, тут же в берестяном коробе клубки пряжи.

*Лестовка – сохранившийся в обиходе старообрядцев тип чёток. Представляет собой плетённую кожаную ленту. Знаменует одновременно и лестовицу (лестницу) духовного восхождения на небо, и замкнутый круг, образ вечной, непрестанной молитвы.

Пока я оглядывал внутреннее убранство, дед Ермил надел за перегородкой белую рубаху, расшитую понизу красными нитками, затянул поясок с кистями и поставил самовар к трубе, выведенной в печной дымоход. Вскоре мы, прихлёбывая заваренный из толчёных плодов шиповника чай (мне, как я успел заметить, он достал отдельно стоящую гостевую кружку), беседовали об их житье-бытье на Аляске.

– Ну, коль имеешь интерес, слухай. Тута мы недавно – с 1983 года. Вообще, наш корень из Тамбовской губернии идёт. Как послабление вышло1, так вся обчина на Дальний Восток перебралась – тама землю щедро, до ста десятин 2 на семью давали. Мой дед со всей оравой под Владивостоком надел получил. При большевиках в Китай подались. Тама я и родился.

– Фантастика! Я ж, дядя Ермил, тоже в тех краях 20 лет жил. А вы не помните, из какой деревни ваши?

– Вот это да тебе! Антонида, погляди-кось – гость-то земляк почти!

– Поистине, пути Господни неисповедимы!

– Из Смирновки, недалече от Раздольного. Слыхал?

– Про Смирновку не слышал, а вот в Раздольном часто бывал. Мой однокурсник оттуда – ездили к его родителям в гости… А на Аляске как оказались?

– Ну, слухай дале. Из Китаю перебрались сперва в Бразилию, опосля в Николаевск – то в штате Орегон. Тама много брата с нашего стада и поныне, да простору токмо тама маловато. Засим сюды и уехали – здеся, на воле, жизнь в радость.

1Николай II в 1905 году подписал «Закон о свободе вероисповедания» позволивший старообрядцам не только легализоваться, но и получить некоторые льготы.

2Десятина – 1,0925 гектара.

Жительствуем по большей части рыбалкой. Промышляем в море-окияне за 150-200 верст отсель. Я, правда, ужо не ходок – ноги подводют. Таперича столярничаю и пимы из руна, кому потребно, катаю. За выход робята сетями до 600 пудов берут – то пока море не встанет. А ежели мороз вдарит так, что море льдом покроет, на перемёт начнут. Наживку – на крючья, а лесу сквозь лунки протягивают. Рыба, слава Богу, кормит, но всё тяжельче. Сам посуди: цена на горючку за 10 годов выросла с доллара до четырёх, а на рыбу без перемен. Это б ладно, так ишо промысловую лицензию оплати и кажного, кто в море ходит, страхуй. В остатке – токмо на хлеб. Однако ж Господь милостив, покуда без скудобы обретаемся.

–Ну что вы, деданя, всё про мужиков. Гость ещё подумает, что бабоньки без дела сидят, – возмутилась Антонида.

– Так и расскажи. Я што ль против? – сурово обрезал Ермил.

– Ладно, не серчайте. Сказывайте сами. Мне к детишкам пора.

И Антонида ушла.

– Что правда, то правда, домовитые оне у нас. – Опять заговорил дед, после того, как за учительницей закрылась дверь. – Ткут полотна, холстины, сучат пряжу, шьют и вяжут токмо оне. И чадородьем не обижены. Вот у меня три сына, две дщери. Ело готовят тоже оне. Трапезничаем токмо своим. Потому все крепкие, здоровые. Лишь сахар, соль, муку берём у одноверца в лавке. В Василле есть така. Она чистая. Да и туды мало ездим. Люд то ноне в городе дичает. Иные просто в безумство впали. Не ведают, что творят! Поганят рот срамословием, табачным зельем. Блуд, как ржа, души их разъедает. Боже упаси от сих бесовских искушений. Эх, слабнет народ… Знамо, спускаться вниз куды проще, чем наверх к Господу…

Мы не курим, бражничаем токмо по великим праздникам. А брагу ставим на берёзовом соку, что земля дарует.

Одеваем вот таки рубахи на выпуск с косым воротом и непременно с пояском. – Тут дед Ермил, чтобы показать, встал на некоторое время во весь рост. – Бород не бреем. Как можно? Христос же с бородой! Бабы ходют в сарафанах, запонах. Замужние в платках, чтоб волос не казать. Девицы с косами и непокрытой головой.

Американцы нас уважают за трудолюбие и честность. Но мы чужаков – людей не отеческой веры, в свою обчину не допускаем. Желающих принять наше вероисповедание али жениться на девице, испытуем три года по всей строгости. А до того молодые просто «дружат», как мы говорим – «играют».

Мужики ходют в церкву кажный день, женский пол токмо по седьмицам. Тогда воссоединяемся в общей молитве с двух часов ночи до восьми-девяти утра, покуда все шесть слав не прочтём. Ночная-то молитва доступнее Богу. По правде сказать, часть канонов первоисточного православия размылась временем, но основу блюдём крепко, без перемен. С этим строго.

Тут дед надолго замолчал.

– Дядя Ермил, может, ещё, что расскажите? – спросил я с надеждой.

– Погодь, – промычал он сквозь зубы. – Чтой-то колено опять ломит, мочи нет…Тепла видать недостаёт. Вот ведь оно, паря, студёно море как откликатся…

Старик встал, прихрамывая, подошел к большой белёной печи, отодвинул заслонку, набил чрево березовыми поленьями, подсунул завиток бересты и запалил огонь.

Вернувшись на место, продолжил свою неторопливую, обстоятельную речь, иногда всё же морщась от боли.

Я с удивлением узнал, что старательство на Аляске живо, и им по-прежнему занимаются тысячи людей, но в их общине этот промысел не прижился. Как признался дед: «Пытал и я фарт, однакось бросил – понял, угарное то дело. Пьяным становишься. А вот в соседствующей с нами деревне баптистов половина мужиков кажный год с июня по август с лотками по ручьям шатаются – золотарят».

Оказывается золотоносные земли, а это широкая полоса, охватывающая долину и притоки Юкона, разбиты на участки площадью 40 акров (16 гектар), и любой американец, решивший испытать судьбу, может, заплатив 250 долларов, взять его в аренду. На нём разрешается даже ставить лёгкие постройки, но по окончании договора старатель обязан вернуть участок в исходном виде (отвалы по берегам выровнять, постройки убрать, лес, срубленный для хозяйственных нужд, восстановить посадкой саженцев).

Как известно, технология добычи золота основана на свойстве драгоценных крупинок, вымываемых речными струями из гор, погружаться, благодаря высокому удельному весу (золото в 19 раз тяжелее воды), в рыхлый песок и, в конце концов, достигнув плотной глины – «кровати», образовывать на ней залежи. Задача старателя – найти такое место, а затем, черпая песчано-гравийную смесь, промывать её в лотке (или с помощью плавающей на воде драги3), до тех пор, пока на рифленом дне не останутся одни мерцающие пластинки и крупинки золота, а если повезёт – и самородки. Берёзовский старец, видя с каким интересом я слушаю и заношу в блокнот его сказы, настолько воодушевился, что даже поведал мне об одном мало кому известном способе.

«Опосля паводка, токмо спадёт и посветлеет вода, ходи по речке в броднях с трубой. Труба та не простая – с одного конца закрыта стеклом. Держишь тот конец в воде и высматриваешь жёлтые блёстки, а как узришь, не зевай — греби ковшом. В уловистом месте случается   с четверть фунта4 шлихового золота снять. Иной раз и самородки попадаются — невеликие, с ноготь. Самое главное – верно место выбрать. Боле всего золотинок быват у песчаных кос в затишке от водоворотов. Однакось, сей способ уловист токмо неделю, покуда рыжуха в песок не ушла… Верная наводка на рыжуху – чёрно-жёлтый, искристый песок, его перитом кличут. Коль увидишь, не сумлевайся, – злато рядом».

3Драга – плавающая на воде платформа с мотопомпой. Засасываемая ею взвесь из песка и гальки прогоняется через ребристый лоток, в котором тяжёлое золото оседает.

4Фунт (старорусская мера веса) – примерно 410 граммов

От деда, я узнал, что старательский сезон на Аляске скоротечен – три месяца. За это время лоточник в среднем намывает на 30 тысяч долларов (приблизительно килограмм золота). Работа каторжная: впроголодь, в ледяной воде, в окружении беспощадных туч гнуса, часто с ночёвками в тесной, холодной палатке. И не столь уж велик заработок, но увлечённых, вернее сказать больных этим занятием на Аляске, как и 100 лет назад, тысячи.

Чтобы вы, уважаемый читатель, поняли и оценили, как образно и мудро выражался старец, позволю себе привести ещё несколько его дословно записанных суждений: «В семье не должно быть «Я». Должно быть «Мы». «Живём, а не видим, что солнце светит». «Наг родился, наг уйдёшь». «Господь любит всех». «Стыденье – главная девичья краса». «Чем больше радеешь, тем ближе к Богу»…

Заметив, что старик заговорил медленнее, с остановками, я понял, что пора завершать беседу. Тем более что и Сергей поди заждался. Прежде чем проститься, достал из сумки роман о староверах «Золото Алдана» и, подписав его, вручил сказителю. Читая посвящение и аннотацию, дед Ермил дивился:

– Как так? Татарин, а об нас написал!

– Жизнь подвела меня к этой теме. Ваши одноверцы в 1971 году на Сихотэ-Алине спасли нас с другом от голодной смерти. Пожив тогда в их скиту несколько дней я понял, насколько искажено в миру представление о старообрядцах. Со временем вызрело желание поправить это. Тем более, что ваша многовековая преданность отеческим идеалам, умение жить в достатке даже на бесплодных землях, не может не вызывать восхищения.

Я поклонился и направился, было, к двери, как неугомонный старик остановил:

– Погодь чуток, – произнёс он и скрылся за перегородкой. Вышел весь какой-то торжественный. Протянув мне тёмную деревянную иконку Богородицы, с чувством произнес:

– Возьми! То моё тебе благословение! Путь у вас дальний, а иконка сия намоленная, благоносящая. Не сумлевайся – поможет, ежели тяжко будет. – Переведя дух, убежденно добавил:

– Матерь Божья лучше всех от нечистой силы!

Я растерялся: такой бесценный дар! Но принял с благодарностью, судорожно сглотнув подступивший к горлу комок. Глянув на лик Божьей Матери, ощутил в руках странное покалывание, а следом теплоту, окатившую волной сердце. Мне захотелось обнять сурового, много пережившего старика, но понимал, что подобная вольность с моей стороны неуместна.

– Благодарствую, спаси Господи! – взволнованно только и выдавил я. Низко поклонился и направился к выходу.

– Паря, постой! Ты токмо не серчай - про самое важное запамятовал! – опять остановил Ермил. – Про стару церкву-то не сказал. Время есть?

Я замялся в нерешительности: неудобно было злоупотреблять терпением Сергея Натёкина.

Но дед Ермил истолковал заминку по-своему. Озорно улыбнувшись, он скомандовал:

– Поехали, покажу её! Это диво-дивное! Знаю доподлинно: строена она аж во времена Павла Первого.

К машине я шёл напряжённый: переживал, что Сергей, узнав, что надо ещё куда-то ехать, рассердится, но ошибся.

– С вами не соскучишься, – только и сказал он, убирая книгу в бардачок.

Дед Ермил сел впереди и, пока ехали, уверенно командовал «Тута прямо до горы, таперича - к морю. Тута глуши».

Выйдя, он напустил портки поверх катанок и широко зашагал по снегу в лес. Мы - за ним. Сергей вдруг повернул обратно. «Лопату возьму» – пояснил он, обходя меня.

Когда перевалили лесистую гряду, нашим взорам открылась почерневшая, утонувшая в снегу, рубленая в «чашу» церквушка. От неё веяло временами расцвета православия на Аляске. Маленькая, неказистая, она, тем не менее, вызывала массу чувств и ностальгических образов. Ещё бы, возможно, в ней молились, просили милости у Бога отважные российские промышленники Григорий Шелихов и Александр Баранов, сумевшие за 50 лет освоить богатейшие земли.

Несмотря на маленький размер, это действительно была не часовня, а настоящая церковь с алтарным прирубом. Я обернулся к Ермилу:

– Зайти можно?

– Иди, иди подивуйся. Токмо ничего не трожь и светом не пыхай, – кивнул он на фотоаппарат.

Низенькая дверца была завалена снегом. Ничего страшного, – я знал, что на севере они всегда открываются вовнутрь. Сергей подал лопату. Прокопав траншею, спустился и толкнул дверь. Она распахнулась, и я шагнул в… далёкое-далёкое прошлое. Когда глаза пообвыкли, увидел, что стены, центральный аналой, царские ворота, алтарь, престол за ним – всё покрыто бахромой инея. В воздухе мерцали падающие блёстки. Дверца заскрипела – это протискивался в дверной проём крупногабаритный дед. Он тоже встал, привыкая после слепящего солнца к царящему здесь сумраку.

Подошли к престолу. На нём чернели иконы: лики не видны, но, как ни странно, и от них веяло былым величием русского духа. В такие минуты особенно остро понимаешь, как много потеряли мы, уйдя с Аляски. И как символично, что спустя многие десятилетия, почитатели древлего православия, праправнуки первопроходцев вернулись, пустили корни, обжились вблизи этой обители. Захотелось даже крикнуть нынешним маловерам: «Врёте! Выстоим! Возродим Россию!»

В Василлу возвращались впотьмах. Меня от полученных впечатлений переполняла радость. Боясь спугнуть её неверным словом, всю дорогу молчал. Меня не покидало ощущение, будто совершил на машине времени путешествие в далёкое-далёкое прошлое. Удастся ли ещё прикоснуться к столь ревностно хранимому укладу канувших в лету времён?! Пообщаться с людьми, хранящими с упорством, достойным подражания, первоисточное православие, старорусские традиции?!



ВПЕРЁД, В КАНАДУ!

14 марта 2011года

Минивэн, наконец, отремонтирован, и мы покидаем гостеприимный Анкоридж. Впереди тысячи километров заснеженных гор и безлюдных лесов Аляски и Канады, вулканы и каньоны нижних штатов Америки. И лишь в Мексике, а возможно в Гватемале, мы надолго – до самой Огненной Земли, пересядем на велосипеды.

Провожать приехали все, кто помогал нам готовиться к долгой дороге. За две недели мы сроднились с этими милыми, добрыми людьми. Сейчас они давали последние советы, просили быть осторожными на обледенелой дороге. Дядя Дима, пока мы прощались, наносил из кладовки в наш багажник пудов десять тушёнки, рыбных и фруктовых консервов. Его сосед, дядя Ваня добавил к его дарам увесистый шмат сала и пачку географических карт до самой Папуа-Новой Гвинеи. Оказывается, он в молодости мечтал пройтись по Южной Америке, Австралии, побывать на тихоокеанских островах, но так и не собрался.

Впоследствии в дороге этот продуктовый запас нас здорово выручал: с приобретением привычных продуктов в Канаде, а тем более в США, всегда были сложности.

Даже столь непродолжительная дружба с этими замечательными людьми оставила неизгладимый след в душе, что-то поменяла в моём мировоззрении. Всегда вспоминаю о них с теплотой и нежностью.

Интересно, отчего мы русские, такие дружные за границей, дома живём каждый сам по себе? Мне кажется, когда человек оторван от Родины, в нём просыпается дух землячества.

Машина шла резво, несмотря на-то, что обзор был ограничен – печка не работала и намерзающую на переднее стекло изморозь приходилось соскабливать ножом, а остатки оттаивать ладонью.

Асфальт чистый, с бляшками льда на некоторых участках. По краю дорожного полотна косая насечка - как только наезжаешь на нее, так колёса начинают тревожно гудеть, сигнализируя водителю: «Осторожно – обочина рядом!».

15 марта – особенный день в моей биографии. Во-первых, 61 год назад я увидел Божий свет, во-вторых, в этот день старшая дочь Ольга подарила нам с Танюшей первого внука (чтобы не обидеть мать, второго она родила в её день рождения – 9 февраля!!). В общем, повод выпить был весьма достойный, и я купил в придорожном маркете (вокруг него ни одного жилого дома, сплошь глухая тайга) для вечернего «застолья» две бутылки дорогущего марочного вина.

Приподнятое настроение вскоре было подпорчено поломкой машины: отказал бензонасос. К этому времени мы были уже в 370 километрах от Анкориджа. На улице двадцатиградусный мороз, свирепствует ветер, быстро выдувающий из салона остатки тепла. Чтобы не замёрзнуть, наваляли в лесу сухостоя и развели костёр.

Возле огня ничего не страшно, даже зимой. Время от времени, подбрасывая хворост, наслаждаемся теплом. На наше счастье, машина встала на перевальной седловине, и нам каким-то чудом удалось по сотовому связаться с Ильёй Ивановым. Через минут двадцать получаем SMS: «Нашёл в Анкоридже бензонасос за 300 $. Скоро выеду». (Как позже мы узнали, он звонил и механику из ближайшего к нам селения. Тот запросил 640 $ за насос и 350$ за работу). Через четыре часа бесценная запчасть была у нас.

Николай на пару с нашим Ильёй сразу принялись за работу: снимать бензобак и менять установленный в нём бензонасос. В это время возле нас останавливается небольшой автобус. Из него выходит Анатолий – друг Василия Данилюка (мы с ним встречались, когда он с женой и девятью детьми заезжал к Василию погостить). Несмотря на сгустившиеся сумерки, Анатолий прямо на ходу засёк нашу машину. Выяснив, что техническая помощь уже не требуется, принёс из автобуса двухлитровый термос с чаем и пакет с домашними пирожками. Напоил, накормил нас и не уезжал до тех пор, пока мы не завели свой минивэн. А его в автобусе всё это время ждали кроме взрослых детей и малыши – самому младшему из которых едва исполнилось восемь месяцев. Вот это взаимовыручка!

Поскольку уже стемнело, ночевать пришлось тут же. «Поляну» по случаю моего дня рождения накрыли на пенках, расстеленных на снегу. Зачем-то долго спорили, с какого вина начинать: с красного или белого? Остановились на красном. Я распечатал и разлил переливающийся рубинами довольно густой напиток по кружкам. Пока Костя произносил поздравительный тост, все переминались с ноги на ногу – замёрли на ветру, и с нетерпением ожидали встречи с полузабытым Бахусом и предвкушали скорые волны тепла и блаженства. Наконец, Костя достал открытку и зачитал:

- Камиль, поздравляем тебя с обретением в дополнение к восточному полушарию, западного. Перевалив за шестьдесят первый градус, продолжай ходить по перевалам, как в 30! Только поосторожнее на виражах!

Участники «клюкосветного» путешествия Костя, Лёха, Коля, Андрей, Илья.

Когда открытка и индейский нож с рукояткой из челюсти волка попадают в мои руки, мы, дружно чокнувшись, выливаем живительный эликсир в застывшую на пронизывающем ветру утробу.

Прошло несколько секунд, а на лицах у ребят вместо наслаждения отражались чувства, вернее будет сказать целая гамма чувств совсем иного характера: недоумение, удивление, разочарование, сменившиеся вдруг… хохотом.
Оказывается, я купил не марочное вино, а дорогой концентрированный сок в бутылках, очень похожих на винные. Когда приступы смеха пошли на убыль, Николай глубокомысленно изрёк:

- Камиль, английский учить надо!

- Пошёл-ка ты куда подальше, - огрызнулся я и без того сконфуженный.

Скоро Канада. Едем мимо бесчисленных озер, острозубых хребтов с чуть облесенными склонами. На высоте 700-800 метров лес, вообще, исчезает, и голые скаты превращаются в готовые горнолыжные трассы – осталось лишь подъёмники установить.

Миновали мощный, весь в глубоких разломах, глетчер. На выходе из ущелья он обрывается искрящейся стеной высотой не менее 80 метров. Одна ледяная башня на наших глазах откололась и, постояв немного, рухнула в долину реки, рассыпавшись от удара на стекловидные осколки. Следом пронёсся басовитый гул, а само место падения накрыло облако алмазной пыли. Дальше, в глубине горного массива, просматривалась долина, сияющая девственной белизной. Красотища невообразимая!

Через час миновали ещё один ледник, только поменьше. Лес стал густеть, и на снегу сразу появились не только наброды зверей, но и они сами, в основном - лоси. А вот пронеслось серо-коричневой лавиной стадо карибу…

Через каждые 20-30 километров стоят избушки таперов – охотников. Над одной из них метался печной дым. Стены этих хижин составлены из вертикально стоящих тонких брёвен. Чем обусловлено подобное решение, не понятно. На мой взгляд, когда брёвна лежат друг на друге, щелей намного меньше.

Ели в этих краях смешные: стволы тощие, ветки короткие, не больше полуметра длиной.

Объехали необычайно крупный горный узел, состоящий из трёх расположенных по углам равностороннего треугольника вулканов. Самый массивный и высокий, опоясанный цепочкой полупрозрачных, пухлявых облачков, – спящий Санфорд. По форме он похож на Килиманджаро: пологие подходы и устремлённый в небо глянцевый конус, слегка обрезанный сверху. Два других вулкана активные, и сейчас чадят потихоньку. Котловина между ними заполнена льдом. Многочисленные хребты, расходящиеся лучами от этого мощного узла, образуют сложную систему предгорий.


16 марта 2011 года.

Скоро граница. Горы, отступая к горизонту, становятся всё ниже, силуэты мягче. Чистые небеса и солнце сияют так, что вверх смотреть глазам больно.

А вон и американские пограничники, таможенники показались. Машут: «Проезжай, проезжай!» Странно… Оказывается, американцы документы проверяют только при въезде. Впереди скромная табличка «Канада5», но сам КПП появляется лишь через 27 км. На нем развевается бело-красный флаг с кленовым листиком в центре.

Остановились перед знаком «STOP». В окошко выглянул приветливый малый. Он буднично поинтересовался, куда едем, есть ли огнестрельное оружие и сколько дней будем в Канаде. Убедившись, что визы не просрочены, сверил с фотографиями на паспортах наши физиономии и пожелал счастливого пути.

5Канада – площадь 9,976140 миллионов кв. км., население – 35 миллионов, столица – Оттава, продолжительность жизни мужчин – 76 лет, женщин – 83 года.

Наш день протекает по незыблемому распорядку. Выезд в 8.00. За рулем сидят попеременно Костя и Илья. Через каждый 50 минут пути остановка на 10 минут. Её используем для поддержания физической формы (пробежки, приседания, растяжки…) Тогда же происходит смена водителя. В 13 часов обязательный двухчасовой обеденный перерыв и снова в путь до 18 часов. Трудовое законодательство свято блюдём! Костя, будучи прилежным учеником четырёхкратного чемпиона России по спортивному туризму Николая Рундквиста, считает, что для успеха столь длительной экспедиции самое главное не устраивать гонки и обязательно питаться три раза в день с включением в рацион горячих первых, вторых блюд и салатов из свежих овощей. Последующие месяцы полностью подтвердили действенность такого подхода.

За дорогой канадцы ухаживают спустя рукава – асфальт сплошь в снежном накате. Да и чего ради чистить – впереди несколько сот километров почти безлюдной местности. К сожалению, и качество дорожного полотна заметно упало: все чаще попадаются знаки и светоотражающие флажки, предупреждающие об ухабах, рытвинах, сужениях. Зато на указателях вместо «миль» - привычные для нас «километры».

Ровно в 18.00 остановились на оборудованной автостоянке. Машины, въезжая на нее, располагаются по кругу, а центр остается нетронутым. На нём мы и поставили палатки. Вскоре выплыла улыбчивая луна. Вокруг нее красовался белесый обруч – верный признак приближения мороза. При лунном свете сразу оживилась, повеселела округа.


Вчерашнее гало – кольцо вокруг луны, не обмануло, к утру подморозило так, что пока завтракали, на усах выросли сосульки. Всего на приём пищи и свертывание лагеря ушло 25 минут. Что значит мороз! А может опыт?

Днём прошлись по весьма необычному лесу, выросшему на окраине городка Ватсон-Лейк возле одноимённого озера. Это, вообще-то, парк, в котором на бесчисленных столбах и щитах развешаны или прибиты гвоздями десятки тысяч разноцветных табличек, вымпелов с эмблемами предприятий, фамилиями и адресами людей, названиями деревень, городов, компаний, именами любимых, родовыми гербами, автомобильными номерами и т.п.

Этот «лес» пользуется у канадцев огромной популярностью. Они едут сюда со всех уголков страны, чтобы заявить о себе, о своих пристрастиях, о любимом предприятии, о своей семье. Мэр города, придумавший столь оригинальный ход, не пожалел денег на рекламу, и сейчас мэрия, эксплуатируя неистребимую страсть людей ко всякого рода меткам, обеспечила многократный рост доходов местным гостиницам, ресторанам, автозаправкам, и, заодно, пополнение городской казны.

Мы тоже оставили свои «метки» - два вымпела, и сфотографировались на память с флагами России, Краснодарского края, Башкирии и Русского географического общества.

Теперь немного о прозе нашей жизни. Ввиду того, что печка в машине не работает, у большинства из нас пальцы ног прихвачены морозом. У меня на руках от постоянного холода распухли суставы. Но главная проблема не в этом. Как только утром набиваемся со всем скарбом в машину, так окна покрываются слоем инея. После того, как прочистим и отогреем лобовое стекло ладонями, процедуру «стеклоочистки» приходиться повторять через каждые 10-15 минут.

Машин на дороге по-прежнему мало. В основном натужено ревущие на подъёмах лесовозы. У нас лес возят хлыстами, а тут стволы (ели вперемешку с сосной) сразу пилят на брёвна длиной три-пять метров. Несколько раз видели оленей, которые что-то лизали на асфальте.

После обеда повалил снег, но мороз не отпускает. Скорость резко упала. Грезим о тех временах, когда спустимся в более тёплые широты. Правда, там нас ожидает другая беда – кондиционер-то тоже не работает.


БИЗОНЬЕ ЦАРСТВО

Четвёртый день колесим по Канаде. По-прежнему безлюдно. За все дни ультрамариновое небо ни разу не прорезали следы реактивных самолётов. Да и сама дорога какая-то неживая – хорошо, если одна машина за час встретится.

По мере углубления в страну кленового листа ельники густели. На третий день появились мачтовые сосны, задыбились хребты один круче другого. Могучие ледники, сползая вниз, нагромоздили перед собой мореные валы. И звери, поначалу редкие, стали попадаться чаще: то сохатые прошествуют, то карибу пробегут, то горные козы по камням проскачут. Вспугнули даже стаю волков, терзавших лосиху на льду замёрзшей полыньи.

Когда Костя стал спускаться к ним с камерой, волки неохотно, постоянно оглядываясь (мы даже издали чувствовали злобность их взглядов), затрусили через корытообразную ложбину в сторону густого ельника. Она оказалась заполненной столь пушистым снегом, что звери, не находя опоры, беспомощно забарахтались, погружаясь в белую перину с головой. Это была удивительная картина!

В этих краях индейцы многочисленны. Мужчины с иссиня-чёрными, как воронье крыло, гривами волос и, несмотря на мороз, без головных уборов. Странно было видеть седоволосых пожилых индианок, восседающих за рулём громадных фордов. Кстати, канадские водители правил не признают — гоняют так, что только свист стоит. Мы здесь, пожалуй, самые дисциплинированные: едем строго в соответствии со знаками (за всё время ни одной машины не обогнали!).

Вдоль дороги примерно через каждые 20 километров имеются стоянки, обустроенные парой туалетов и контейнерами для мусора. Контейнеры оснащены потайными защёлками, чтобы медведи и росомахи не могли поднять крышку и разбросать отходы.

Сегодня ровно месяц, как мы в «поле», но, вопреки статистике обострений межличностных отношений в команде не наблюдается. Напротив, стали ещё дружнее, сплочённее, организованнее. Притирка прошла быстро и безболезненно. В команде с первого дня царит дух мужского братства и взаимопонимания. Мы постоянно подтруниваем друг над другом. Больше всех почему-то надо мной. И порой так уморительно, что потом долго не можем унять смех.

По части юмора главные мастера у нас командор и Лёха. Сегодня как раз он и блистал: сыпал шутками и прибаутками, как из рога изобилия:

- О чём думают женщина и мужчина когда идут в гости?

И сам же отвечает:

- Женщина думает с кем пойти в гости, а мужчина – с кем оттуда уйти.

Когда смех стихает, звучит следующий вопрос:

- На какое растение похож мужчина?

Мы вопросительно молчим.

- На банный лист: сначала к женщине пристаёт, а потом смывается.

Дождавшись, когда смех стих, выдал очередной перл:

- Мужчина - это клубок ниток: когда его отпускают, он распускается; когда его берут в руки, – сматывается.

Мы опять валимся на спальники…

Разбудил нас в 7.00 жизнерадостный крик «Подъём!» успевшего соскучиться по обществу Ильи. Мы открываем глаза и с хрустом отворачиваем оледеневшие края спальников. Они хоть, по заверению производителя – фирмы «BASKO», и из гусиного пуха, я мёрзну в нём, как в синтепоновом. Затем осторожно высовываем головы: одно неловкое движение и на тебя с потолка сыпется иней. Зябко отряхнувшись, выползаем из палатки, надевая на ходу куртки и бахилы, к дымящейся в мисках каше. Пока завтракаем, Костя знакомит нас с программой на очередной рабочий день. Перспектива новых встреч и приключений сразу бодрит, повышает жизненный тонус.

Вот и сегодня не успели отъехать от стоянки и двух километров, как увидели стадо бизонов. Мы в восторге! Ещё бы, ведь был период, когда их практически истребили (если в 1850 году общая численность бизонов составляла 50 миллионов голов, то уже в 1900 их оставалось всего несколько сотен). А тут - на тебе: – стоят голубчики спокойно в каких-то двадцати метрах от дороги в клубах пара от могучего дыхания! На нас ноль внимания – уткнули огромные шарообразные головы глубоко в снег и ищут траву. (Сколько ж им надо нарыть её из под метровой снежной толщи, чтобы насытить свои тысячекилограммовые туши?!)

Мы опасливо выходим из машины и начинаем щёлкать затворами фотоаппаратов. Бизоны – никак не реагируют! Чтобы заставить их приподнять заиндевевшие морды, пришлось всем прыгать, улюлюкать, дружно орать во всю мочь. Эта фотосессия могла длиться бесконечно, не скомандуй Костя — «Поехали!» Вскоре видим ещё одно стадо! Снова съёмки.

Проехали не больше пяти километров, как на белом холсте перед лесом зачернела уже целая орда с телятами. Поскольку до этого бизоны никак не реагировали на наше присутствие, мы вознамерились подойти поближе. Идём с Костей всё же осторожно. Сделав несколько снимков, немного приближаемся — флегматичные бизоны даже головы не поднимают. Опять фотографируем и на пару шагов вперёд продвигаемся. Я так увлёкся, что не заметил, как вожак заволновался и в тот момент, когда я снимал на видео телёнка, пробивающегося к мамаше по глубокой траншее, ринулся, рассекая снег широкой грудью, прямо на меня.

Слышу: «Камиль, беги!!!» Обернулся и … припустил к машине со скоростью гончей собаки. Все уже сидели в салоне, и Илья, открыв дверь, тихонько ехал, готовый, как только я заскочу, рвать прочь от разъярённого быка.

Бизон почти настиг меня – ощущал это затылком. И тут, сам не знаю почему, выпустил из рук фотоаппарат с тяжеленным объективом. Как позже выяснилось, этот, казалось бы бессмысленный поступок, и спас меня.

Лишь только я влетел в машину, Илья поддал газу и мы пулей помчались прочь от стада. Пока отпыхивался, ребята рассказали, что бык неожиданно остановился и принялся с яростью топтать копытами что-то чёрное…

Жаль фотоаппарата, но я больше горевал об утрате бесценных кадров и видео. Утешало то, что «жертвоприношение» всё же было не напрасным. В противном случае страховой компании пришлось бы крупно раскошеливаться как минимум на моё лечение. После этого остросюжетного случая мы еще много раз видели бизоньи стада, но любовались ими и фотографировали, уже не отходя от машины. А мне Костя, вообще, запретил выходить из неё.

К полудню пересекли лесистый хребет и спустились в мрачное узкое ущелье. Здесь сосен уже нет – одни тёмно-зелёные ковры елей, рассечённые сероватыми языками сошедших лавин.

Вырвавшись из теснины, утомительно долго петляли по «щеке» ещё более глубокого ущелья. Покрывавшие его гранитные обнажения оживляли ледопады, затейливо огибающие скалистые выступы. Переливающийся перламутром лёд на них был столь чист и прозрачен, что в местах изгибов лучился идущим изнутри светом.

На одном из иссечённых временем утёсов стоял, как монумент, снежный баран. Он настолько был уверен в своей недосягаемости, что даже не повернул в нашу сторону голову, увенчанную спиралями ребристых рогов.

Мы проехали и прошли по Аляске и Канаде уже 4200 километров, а вокруг всё бесконечные гряды высоченных хребтов, ущелья и пропасти! Поистине, американская и канадская Аляска — горное царство! А панорамы – одна краше другой!

Вот и сегодня, остановившись на обед в межгорной впадине на берегу высокогорного озера, мы попали в очередную зимнюю сказку: залитое солнцем белоснежное блюдо обрамлено могучими хребтами, опоясанными зелёным кушаком, сверху всё это накрыто прозрачным бирюзовым сводом со слепящим оком на юге.

Пообедав, поднялись на очередной хребет. Тут профиль вершин резко изменился: горы стали походить на циклопические столы - макушки словно кто-то срезал ножом.

Поднимаясь по серпантину всё выше и выше, оказались на одной из таких «столешниц» на высоте 1025 метров. С неё открылась (наконец-то!) лесистая равнина, изрезанная змейками рек, испятнанная плошками озёр и прикрытая сверху войлоком низких облаков. Её освещали три серебристых снопа, чудом пробившихся в прорехи между плотно сбитых туч.

К дороге то и дело подступали парящие наледи: речки промёрзли до дна, и вода текла поверх льда и снега. Недремлющий мороз быстро сковывал её. Намерзая слой за слоем, ледяная броня достигает двух-трёх метров в толщину. Но вода всё равно находит проход где-нибудь сбоку и вновь заливает округу. Так до прихода тепла мороз и вода будут спорить друг с дружкой.

Посреди одной наледи видели вмерзшего в лёд лосёнка. Снежная пороша вокруг него в кровавых разводьях: видимо, соболя и росомахи прикормились к дармовому мясу.

Через пару часов въехали в городок Форт Нельсон. Закупили продукты, заправились и, с трудом найдя Интернет, отправили на сайт РГО очередной отчёт с фотографиями. На ночёвку остановились в лесу за городом.

Следует отметить, что таких кондовых лесов, как в Сибири, мы здесь пока не встречали — одни тонкомеры. Максимум — в один обхват.

После ужина заполняли тесты, отвечая на несколько сотен (!) самых разных вопросов. Андрей сводит наши ответы в таблицы для анализа. Не исключено, что через несколько лет мы будем присутствовать на защите его диссертации на тему «Динамика изменения психологического и физического состояния людей при больших нагрузках». Для чистоты научного исследования отвечать стараемся предельно честно.

ЧЕРЕЗ КАНЬОНЫ К ВАНКУВЕРУ

   
 

Небесная канцелярия ровно месяц баловала нас ясной, солнечной погодой, но, увы, мир устроен так, что всё рано или поздно кончается. Сначала резко потеплело: наползли влажные весенние облака, и даже в палатку проник хмельной, волнующий аромат отмякающей хвои. А потом задул, вздымая струящуюся позёмку на высоту человеческого роста, накопивший силёнок ветер. И вот уже третий день мы, практически в одиночестве, рассекаем под его тоскливый вой ребристые сугробы, наметённые на дороге. Временами видимость почти нулевая. В такие моменты останавливаемся, чтобы не улететь под откос. Иногда за счёт скорости удавалось вырваться из объятий снежной круговерти, но она каждый раз догоняла нас.


-

По Канаде едем уже восьмой день. Чем ниже спускаемся, тем гуще становятся леса, выше и мощнее деревья, тоньше снежный покров. Сегодня даже видели участки с проталинами. На них крохотными солнышками горят подснежники - нетерпеливые храбрецы, рвущиеся навстречу теплу и свету.
   Если вчера наш путь пролегал по местам, напоминающим Валдайскую возвышенность в зимнюю пору (размашистые, утыканные елями холмы), то сегодня совершенно иная картина. Грандиозные каньоны следуют один за другим, и каждый поражает своей мощью и затейливостью «фортификационных» сооружений. В них на дне безветренно, а сверху ласково припекает солнышко. В общем, благодать!
   Но всё по порядку.
   В восемь утра с некоторой грустью покинули уютную стоянку, оборудованную с любовью к путникам на берегу озера, закованного в толстый, потрескавшийся от морозов голубоватый лёд. Оно вытянулось по дну необычайно узкого каньона Марбел, склоны которого покрыты скалистыми «штыками».

На этой стоянке предусмотрено всё, что необходимо для отдыха и ночёвки путников: столы со скамьями, очаги, площадки для палаток, туалеты и даже ручной насос для воды.

После ужина Илья зашёл в лес, состоящий из громадных канадских сосен и, наломав сухостоя, запалил костёр. Огненные язычки, расползаясь по сучьям весело приплясывающими язычками, быстро слились в жарко трепещущее полотнище. Наш огнепоклонник Илья, уткнув подбородок в колени, не сводил с многоязыкой пляски завороженного взора. Я подсел к нему, когда костёр уже догорал: захотелось насладиться чарующей игрой переменчиво мерцающих углей. Особенно интересно было наблюдать, как язычки пламени, очнувшись, вдруг пробегали по суставчатым головёшкам и опять затаивались, накапливая жар для нового всплеска. Как только переливы стали потускнеть, Илья подбросил сучьев.

- Люблю костёр. Он как живой. Когда вы подошли, он затрещал и ярко вспыхнул, словно поздоровался.

- Да, я тоже обратил на это внимание … В огне есть какая-то непостижимая загадка, тайна. Когда гляжу на него, у меня возникает ощущение будто прикасаюсь к чему-то первородному, забытому, заваленному стеной тысячелетий.

-

   Покинув каньон Марбел, мы вскоре въехали в более глубокий и внушительный каньон Фрасер. Здесь уже во всю властвовала весна: талые воды рыли ходы, подтачивая снизу сугробы; деревья, обласканные тёплыми лучами, наполняясь соком земли, густели. Прелую листву пронзила щетина зелёных ростков.

Размеры и невероятно сложный рельеф каньона до такой степени поразили нас (глубина более километра, ширина – около двух), что командор остановил машину и, выбежав на край склона, с азартом принялся фотографировать. От него ещё резвей во все стороны побежали отдыхавшие в кустах среди высокой травы олешки, очень похожие на сибирских косуль. Один, похоже новорожденный, оленёнок запутался в тесёмках прошлогоднего травостоя, упал и, в ужасе прижавшись к земле, затаился. Чтобы не беспокоить малыша, мы отъехали метров на сто ниже.
Рыжеватая вершина каньона упирается в остро заточенный скальный гребень поперечного хребта, а дно затянуто лесом, преимущественно хвойным. Под его пологом глубоко внизу гремит, ворочает камни, кидаясь, как зверь, от одного берега к другому, стремительный белопенный поток, принимающий из боковых, высоко нависших ложбин и расщелин, жемчужные дуги водопадов.
   Дорога шла посреди левой щеки каньона. Поскольку его склоны сложены из довольно рыхлых осадочных пород, оползни, уносящие в речку многометровые участки дороги, здесь обычное явление. На одном из таких участков дорожники как раз вели восстановительные работы. Уже отсыпали новое полотно, укрепили его бетоном и готовились к асфальтированию. Окажись мы здесь двумя днями раньше, пришлось бы разворачиваться и добираться до Ванкувера по объездной, более длинной, автостраде.
   В самой широкой части этого, довольно протяжённого каньона, расположен городок Лиллоет — весьма крупный для здешних мест населённый пункт. Микроклимат в нём благодаря окружающим его высоким горам настолько мягкий, что здесь благоденствуют даже виноградники.

Застройка, как и в других селениях Аляски и Канады, хаотичная, не имеющая ничего общего с европейской, где непременно имеется исторический центр, от которого отходят чётко спланированные улицы. Здесь дома стоят, как попало, без системы. Да и сами здания какие-то неосновательные, несуразные по форме. Впечатление будто они собраны неумелыми руками ребёнка из кубиков детского конструктора. Некоторые дома – обыкновенные вагоны, обшитые сайдингом. Стены в них тонкие, но, что удивительно, в домах тепло! Видимо, используют особые теплоизоляционные материалы. Преобладающий цвет - уныло-серо-коричневый.
   Из-за отсутствия сараев хозяйственная утварь разбросана по всему «двору». Особенно портят вид старые, догнивающие под открытым небом ржавые автомобили. По ним можно изучать эволюцию автопрома страны за последние полвека. Канадцы так же, как и американцы, из-за дороговизны запчастей и высоких расценок на ремонтные работы (заклеить камеру стоит 30 долларов, работа по замене бензонасоса — 350) предпочитают не ремонтировать машину, а покупать каждые 7- 8 лет новую.
За городом нашему взору предстала ещё одна незабываемая панорама: овальное озеро в зубчатой раме скал. В тихой, недвижимой воде отразились и жили одной семьёй и голубое небо, и пухлые облака, и скалистые шпили, и корабельные сосны, и белокрылые чайки. Но особенно впечатлял цвет воды в озере: сочно-изумрудный, как бы светящийся изнутри. Он эффектно контрастировал с иссечёнными временем мрачными отрогами, где монолиты шпилей и башен перемежались с конусами щебнистых осыпей и тёмно-зелёными мазками непонятно как выросших на каменных плитах малорослых ельников.
Вдоволь насладившись очередным шедевром Создателя, свернули на восток и по глухому, лесистому ущелью стали подниматься в горы. Машин на дороге практически не было. Температура воздуха с каждым километром падала, и вскоре мы вновь очутились в настоящей зиме: на широких лапах елей лежали, похоже, что ещё с осени, слоистые пласты снега.
   Перевал находился на седловине, разделявшей два белоголовых пика. Спуск с него оказался столь крутым, что уже на полпути тормозные колодки задымили. Пришлось остановиться, чтобы охладить диски снегом. Он с шипением испарялся, обволакивая нас такими густыми клубами пара, что так и хотелось завопить, как в бане: «Давай! Давай! Поддай ещё!».

На случай, если у какой-либо машины откажут тормоза, дорожники на самых крутых спусках предусмотрели достаточно длинные выезды вверх — как бы ни разогнало машину, она всё равно, в конце концов, остановится. Умно придумано! Это, конечно, дополнительные затраты, но безопасность превыше всего!
   Внизу, в долине мы долго петляли среди полей с кучами навоза, лугов с огромными стадами коров, выводками гусей, табунами ухоженных лошадей. На полях стоят, как когда-то и у нас в Союзе, системы полива на колёсах. На самых высоких сооружениях (обычно, это силосные башни, выкрашенные в чёрный цвет) трепещут на ветру государственные флаги.
  С удовольствием отмечаем, что в стране кленового листа женщины помиловидней аляскинских (но и им далеко до наших!), а мужчины покрупнее, я бы сказал, попородистей. Все приветливы, доброжелательны - в этом канадцы схожи с жителями Аляски.
   Через километров тридцать долина стала сужаться, и нам пришлось взбираться ещё на один перевал, но уже менее высокий. После него до самого Ванкувера ехали по берегу узкого фиорда, с рассыпанными по его волнистой лазури лесистыми островками. Тоже весьма живописное место. Неслучайно в этих местах в 2010 году проходили XXI зимние Олимпийские игры.

Следует отметить, что на дорогах стало меньше громадных «Фордов», «Дженерал моторс» и «Тойот» с полукузовами (практически всегда пустыми). Здесь они составляют уже не более 50% от общего числа автомобилей, тогда как на Аляске – 95%.

Но это не все отличия. Если на Аляске дорожные знаки зачастую изрешечены пробоинами от пуль, то здешние ковбои стрельбой не балуются – знаки стоят целёхонькие.

-
   И вот настал долгожданный миг: выезжаем на берег широкого залива, с которого открывается вид на столицу Западной Канады — город Ванкувер. Это довольно крупный мегаполис — километров пятьдесят в диаметре, рассечённый полноводной рекой Колумбия. Первое, что бросается в глаза — толпа серых небоскрёбов с нечеткими из-за сизой дымки над городом силуэтами. Левее, на юго-востоке, над синеющими вдали хребтами ослепительно сияет вершина вулкана Бейкер. Там уже территория США. Это первый вулкан из числа семидесяти, на которые нам предстоит подняться и описать для учёных-вулканологов. 

Чтобы не заезжать в центр, реку пересекли по северному мосту (странно было видеть посреди города десятки плотов*) и поехали по малоэтажной окраине. Здесь нам следовало разыскать специализированный спортивный магазин и закупить альпинистское снаряжение или, как выразился наш самый титулованный скалолаз Алексей Казаченко — «железо»: кошки, карабины, верёвки, альпенштоки, ледорубы.
Мы так долго плутали по улицам, что когда нашли магазин он закрывался. Наши мольбы задержаться и отпустить товар на продавцов не возымели действия. Один из них показал на часы и покачал головой: «Экскьюз ми!» Но нет худа без добра - пришлось остановиться в гостинице, а это было как нельзя кстати: мы две недели не видели душа, а снятые носки уже стоят, как кремлёвские часовые.


*На дорогах Канады, начиная с её средней полосы, нам каждый день попадались десятки лесовозов со стволами диаметром не более 30 сантиметров. Крупноствольный похоже уже весь вырубили.

США. ВУЛКАН БЕЙКЕР


США – площадь – 9,629091 миллионов кв. км., население – 300 миллионов, столица – Вашингтон, продолжительность жизни мужчин 74 года, женщин – 80 лет.


Сегодня пересекли границу между Канадой и Соединенными Штатами Америки.

Американские пограничники, узнав, что мы идём кругосветку, сначала долго изучали материалы про нашу экспедицию в Интернете на сайте РГО (по версии на английском языке), потом проверяли документы на машину, дотошно исследовали записи в наших дневниках. Затем вновь засели за компьютеры. Тут я, честно говоря, струхнул: опасался, что всплывёт не оплаченный на Аляске штраф. Но, слава богу, пронесло!

Через час, не найдя ничего подозрительного, офицер поставил в наших паспортах штампы о въезде. Обрадованные, мы заскочили в машину и помчались к Бейкеру - одному из самых активных и высоких (3976 метров) вулканов Каскадного хребта.

В долинах уже по-летнему тепло. Деревья в зелёной дымке - из почек наполовину высунулись смолистые пахучие клювики. По мере набора высоты холодало. Дорога петляла сквозь хмурый обомшелый хвойный лес. Удивляло то, что здешние лесники его не чистят – весь завален буреломом. (А может, и правильно, что не чистят, ведь в природе всё должно идти своим чередом, по её, а не нашим законам).

Вскоре появился снег. Чем выше поднимались, тем толще становился его покров. На площадке, предназначенной для внедорожников, доставляющих на гору снегоходы и безбашенных чернотрассочников, он уже достигал трёх метров. Тут и заночевали. Отсюда вершина Бейкера отлично просматривалась.

Утром вышли уверенные в том, что до кратера доберёмся за часа четыре. Первые пятьсот метров шагали по накатанной снегоходами и лыжниками тропе среди мощных и высоких как на подбор елей и канадских сосен. Когда она рассыпалась на одиночные следы, идти стало намного трудней: склоны крутые, а снег всё пышнее и глубже. Надежды на наст не оправдались – перед нашим приездом несколько дней валил обильный снег, и теперь он лежал пухлым, не слежавшимся одеялом. Вскоре пришлось тропить поочерёдно. Когда встали на обед, все повалились на «пенки», как подкошенные – до того с непривычки устали. Лишь дежурный Илья стойко возился с горелками и котелками.


Тем временем небо затягивали свинцовые тучи, атмосферное давление заметно упало. Всё говорило о приближении ненастья. Повалил снег. Стало очевидно, что до вершины сегодня не дойти. Чтобы случаем не накрыло лавиной, палатки поставили под отвесной, с отрицательным уклоном, стеной. Спали после такой мощной физической нагрузки, как убитые. Не мешали даже оглушительные хлопки, издаваемые капроновыми стенками нашего убежища при порывах ветра. Вскоре нашу палатку замело и так обжало снегом, что вой ветра едва пробивался.

Утро одарило ясным небом, слепящим солнцем. Из-за выпавшего за ночь снега, идти стало ещё тяжелее. Чтобы не терять темп, впереди идущих сменяли каждые пять минут. Вдруг, как это часто бывает в горах, откуда-то опять налетела армада черных туч, извергающих хлопья снега, и на глазах всё затопила в молочной мути. Лица залепляло рыхлой маской. Мне, единственному очкарику в нашей команде, приходилось то и дело останавливаться, чтобы протирать стёкла. Снег валил так густо, что, казалось, вдохни полной грудью и захлёбнёшься пухлявыми хлопьями.

Запахло сероводородом. Дышать стало ещё труднее. Когда проходили мимо парящих едким газом фумарол, спазмы перехватывали дыхание, и приступы кашля сгибали пополам. Пар от дыхания и фумарол инеем оседал на одежде, бороде, бровях. Вскоре все побелели, словно облачились в маскировочные халаты.

Временами снегопад становился настолько густым, что в десяти метрах уже ничего не было видно. Звуки гасли, очертания предметов искажались до такой степени, что скалы превращались то в громадное дерево, то в какое-то чудище. Даже впереди идущий терялся порой из вида.

Я брёл в хвосте. В одном месте неловко поскользнулся и, пытаясь сохранить равновесие, ступил в сторону, а там пустота! ... Открыл глаза – перед носом синеватые грани льда. Всё ясно: угодил в разлом глетчера. С трудом протиснув руку, расковырял снежный ком над головой. Край трещины вижу, но дотянуться до него не могу. Стал кричать. Минут через десять появились сначала Лёха, за ним и Костя. Не дождавшись меня на гребне, они вернулись по следу. Когда я с их помощью выбрался из ледяного плена, Костя сунул мне под нос громадный кулак и сказал:

- Говорил тебе: иди посередине цепочки!

- Так я же, чтобы вас не задерживать.

- Ты понял?! Повторять больше не буду!

Заглянув в расщелину, я перекрестился: будь она глубже, мог и ноги переломать.

Впереди показался громадный снежный надув. Непонятно было, как эта многотонная махина до сих пор не рухнула. Заходить под неё было страшновато, но делать километровый крюк не хотелось. Пока шли, я всё бормотал: «Всемогущий, спаси и сохрани!»

Обедать устроились под скальным козырьком, надёжно защищающим от периодически летящих вниз камней и осколков льда. В темпе поев, продолжили подъём. Вершина возникла столь неожиданно, что мы на всякий случай прошли сквозь снежную мглу ещё дальше и вернулись, когда поняли, что идём уже вниз.

Радость от восхождения омрачилась тем, что снежная завеса не позволила сделать качественные снимки кратера. Они получились смазанными, нечёткими.

Спускаться, хоть и по полузанесённой, но наторенной тропе, было легче. Тем более, что в разрывы туч то и дело ободряюще проглядывало солнце, а утомившийся ветер уже едва шевелил колючую позёмку.


МЫТАРСТВА В НЕПОГОДУ

 


   Третий день, как спустились с белоголового Бейкера и дышим чистым, без сероводорода, воздухом. Этот вонючий «прыщ» обеспечил нам столь мощную разминку, что мышцы ног до сих пор болят.
   Держим курс на Сиэтл (штат Вашингтон). Поскольку достичь его до вечера не удалось, лагерь разбили на лесистом склоне метрах в двухстах от озера, под звонкий аккомпанемент голосистых лягушек. (Наши поют мягче и мелодичней. Здешние же так пронзительно, что порой петуха дают).

Пока Лёха жарил на маргарине куриные крылышки, я забрался в глухомань пофотографировать обвешанные мхами деревья. Переходя от дерева к дереву в поисках вида для очередного кадра, неожиданно упёрся в проволочную ограду со свежеокрашенными металлическими столбами. Лес за ней был очищен от древесного хлама, трава выкошена, между стволов белели колышки с оранжевыми флажками, а кое-где чернели надгробные памятники. Кладбище? Найдя калитку, прошёл на территорию и обнаружил в центре, под новеньким двускатным навесом щит с надписью «Кладбище восстановлено в 2008 году» и схему с номерами могил. Напротив каждого номера - фамилия, даты рождения и смерти. Судя по самым ранним датам, у кладбища приличный по американским меркам возраст - 141 год. Для западного побережья Америки это период начала освоения, вернее будет сказать, захвата земель у индейцев. Поразила высокая детская смертность: почти половина умерших не достигла и трёх лет. Не удивительно: жили-то первые годы в кибитках.
 

В Сиэтл въехали в 10 утра. Город вытянулся с севера на юг по берегу узкого фиорда. Центр, как обычно, забит небоскрёбиками местного пошиба. А в целом город малоэтажный, уютный, с преобладанием частной застройки. Пробок нет: дороги с двух и четырёхъярусными развязками, подземными тоннелями, скоростными эстакадами. Таких громадных рекламных щитов, как у нас, не видно - самые большие — 2х4 метра (у нас, как правило, 3х6). К тому же их здесь намного меньше. Наконец, купили профессиональную видеокамеру «Сони». (До этого нам попадались только любительские, для съёмок фильма не пригодные).

-

   После вылизанного Сиэтла направились на юго-восток, где маячил самый высокий на Каскадных горах стратовулкан* Рейньер (4394м.). В число семидесяти, которые мы должны обследовать, он не входит, но Костя всё же решил обследовать и его.

*Стратовулкан (слоистый вулкан) - тип вулкана, имеющий крутую, коническую форму и сложенный из множества слоёв затвердевшей лавы и вулканического пепла.

Проехав два часа по заросшим непроходимым лесом отрогам упираемся… в шлагбаум из толстенной ржавой трубы. Возвращаемся и поднимаемся по следующей, параллельной первой, дороге. Там тоже шлагбаум. Находим на карте ещё одну гравийку, но и там проезд закрыт. Зато полюбовались возле него на многочисленное стадо виргинских оленей, очень похожих на дальневосточных изюбрей. Особенно впечатлили их ветвистые рога. На нас олени смотрели с изумлением. Видимо, люди редко заглядывают в эту глушь.

Ночь настигла на пути к четвёртой гравийке. Утром возобновляем попытки подъехать к вулкану, но на высоте 1007 метров вынуждены были вновь отступить — машина не смогла пробить колею в оледеневшем снеге. Ко всему прочему, склон на этом участке крутой, а дорога столь узка, что легко соскользнуть в пропасть, настолько глубокую, что шум порожистой речки едва доносился снизу.
   Так и не увидев скрытый низкой облачностью и непрерывно сеющей моросью Рейньер, поехали на юг с целью пробиться к одному из красивейших вулканов Америки — Святой Елене. В 1980 году он потряс округу мощнейшим извержением, изуродовавшим идеальный конус и выбросившим столько лавы, что образовался ступенчатый кратер глубиной 600 метров. При извержении погибло 62 отказавшихся эвакуироваться местных жителя.

Сей «агрессор» тоже вне графика, но как не воспользоваться возможностью заглянуть в преисподнюю? Попытка подобраться с запада, не увенчалась успехом ввиду того, что дорога была разрушена мощным селем и завалена сотнями свежеошкуренных стволов. Спустившись под проливным дождём в долину, попытались приблизиться к Святой Елене с востока - тоже безуспешно…

-

Осадки преследуют нас все последние дни. С дождем ложимся, с дождем встаём… Деревья и камни от постоянной в этих краях влаги обомшели до такой степени, что не только стволов, но и ветвей не видно – всё скрыто под космами мхов и лишайников. Берендеево царство! От дождя нет спасения даже в палатках. Вещи настолько пропитались влагой, что из них можно отжимать воду. Как-то в разрыв низких туч брызнул, было, сноп света, мы обрадовались, однако, через минуту и он погас.
   Сразу после завтрака под проливным дождём покидаем негостеприимный штат Вашингтон и въезжаем в штат Орегон. В нём много староверческих общин, но посетить их нам не удастся – итак выбились из графика. Обидно! В одной из них, в городке Вуудбас, живёт мой знакомый – Ермил Тимофеевич Таран, колоритнейшая личность! Я познакомился с ним осенью 2010 года в Москве. Он приезжал в Россию с дочерью чтобы найти ей жениха из одноверцев. Нашли и даже очень удачно: красивый парень, сын священника одного из древлеправославных староверческих приходов.

В аэропорту на границе с них за то, что они просрочили визу на одни сутки, поимели 600 долларов. Мне было невыносимо стыдно перед ними за наших бездушных чинуш. Кто же захочет вернуться в Россию при таком отношении к соотечественникам, веками хранящим на чужбине русскую культуру и чистейший русский язык?! Что за власть мы всё время избираем? Почему она народ только гнобит и выдавливает за пределы Отечества?! Для кого наши земли-пространства она так упорно освобождает?
Переехав через реку Колумбия по длиннющему двухъярусному мосту (движение в обратном направлении шло над нами), мы без остановок проследовали к штату Калифорния, где расположен вулкан Лассен Пик (3187 метров). На него мы обязаны подняться, какие бы трудности ни пришлось для этого преодолеть: он входит в утверждённый РГО перечень.

 

Исходя из впечатлений последних дней, могу констатировать, что уровень жизни в США выше, чем в Канаде. Особенно это заметно по небольшим городкам. В Штатах каждый дом благодаря интересным архитектурным решениям имеет своё индивидуальное лицо. Особенно завораживают взор примыкающие к ним участки: идеальный газон, много декоративных кустарников и фруктовых, уже цветущих, деревьев, цветов (в долинах, несмотря на дождь, уже довольно тепло: плюс 10 — 12 градусов). Но всё это впечатляет лишь вначале. Со временем их неестественная прилизанность начинает всё больше раздражать: во всей этой красоте не чувствуется жизни. Здесь не увидишь древних развалин или щербатых руин от замка. Древностью считается дом возрастом в сто пятьдесят лет.

Участки большие — пожалуй, не меньше гектара. В предгорьях — это в основном виллы. Дома стоят далеко друг от друга – никто ни кому не мешает. (В городах застройка, конечно, плотней). По долинам рек разбросаны «хижины» фермеров. И наделы у них соответствующие – 4-12 гектаров. Занимаются фермеры в этих краях по преимуществу животноводством. Иные коровники стоят всего в 30 метрах от дороги, но специфического запаха не ощущается – чистота идеальная.
   Вызывает уважение то, сколь бережно хранят и как гордятся американцы предметами старины и своей довольно короткой историей. У кого-то стоит у дома надраенный до блеска автомобиль начала 20 века, у кого-то почерневшая от старости повозка или трактор с железными колёсами. На центральной площади, на самом видном месте красуются свежевыкрашенные вагончики, либо «черномазый» паровозик. Ещё один популярный экспонат - брёвна в пять-шесть обхватов на постаменте. Чтобы они не гнили и не чернели под дождём, над ними сооружены двускатные навесы.
Леса здесь много, он крупнее и рослей, чем в Канаде. Как-то во время обеда на берегу горной речки мы попытались обхватить ствол одного «патриарха» — так впятером не смогли. Выходит, окружность дерева превышает десять метров!
   Лесоразработки в этом штате ведутся довольно активно и в значительных объёмах, по большей части в горах (в том числе на самых крутых склонах – непонятно только, как техника не переворачивается). К делянкам проложены добротные гравийные дороги. Лес берут сплошняком - не оставляют даже подрост, и пилят как-то неряшливо: пеньки разной высоты, срезы косые. Но уже на следующий год участок засаживают молодыми ёлочками или сосенками.

Когда смотришь с перевала, то хорошо видно, что одним посадкам 25, другим 10, а третьим не больше двух лет: деревца едва торчат между свежих пней. Пройдёт лет 80, и лесорубы вновь вернутся сюда снимать подросший «урожай». Получается бесконечный конвейер. Разумно!


   Абсолютное большинство населения — белые. Темнокожих практически нет. Изредка встречаются выходцы из Азии (филиппинцы, малайцы). На их плечах подсобные работы.

Бросается в глаза большое число людей с избыточным весом. Особенно много среди молодёжи. У некоторых тело при ходьбе аж колышется, будто студень. При этом ещё что-то жуют на ходу. О чём думает эта биологическая масса? Похоже, только о том, чтобы ещё чего-нибудь вкусненького засунуть в рот.
На обед съехали на громадную, хорошо оборудованную автостоянку. Поскольку, наконец, прояснилось, разложили прямо на асфальте пропитавшиеся влагой за неделю непрерывных дождей одежду, палатки, спальники. Люди подходили к нам, интересовались, кто мы и откуда. Самые любопытные разглядывали разбросанное снаряжение. Узнав, что мы из России, начинали расспрашивать, чем здесь занимаемся, куда направляемся. Тон общения дружелюбный, заинтересованный. Одна семья даже попросила разрешения сфотографироваться с нами.

Едва отъехали от стоянки, как машина встала: сгорел генератор. На наше счастье, автосервис оказался совсем близко. Загнали машину на смотровую яму. Мастер предупредил, что на ремонт уйдет часа три. Чтобы не тратить время впустую, я развернул на лужайке «пенку» и лёг позагорать. В нескольких метрах от меня под соснами резвились белочки. Ребята же отправились в турне по магазинам. На обратном пути они видели на домах с десяток вывесок о консультациях практикующих хиромантов – оказывается, их услуги у американцев весьма популярны.



ДОРОГИ АМЕРИКИ

1 апреля 2011 г.

Штат Калифорния (не путать с полуостровом Калифорния, принадлежащим Мексике) встретил нас прекрасной погодой. После многодневных, почти беспрерывных дождей и плотной, низкой облачности это было наилучшим подарком для нас. Как позже пояснил один из соотечественников, окрестности Рейньер и Святой Елены — самое гнилое место в Америке.

На границе штата, проходящей чуть ниже увенчанного белоснежными коронами водораздельного хребта, дежуривший инспектор санитарной службы задал нам всего один вопрос, не везём ли мы с собой фрукты.

Разглядывая карту, я понял, что пройдено более половины маршрута по США, и самое время рассказать о состоянии дорог - кровеносной системы этой страны.
То, что дороги в Америке в хорошем, по большей части в идеальном состоянии, и то, что в городах, благодаря многоярусным развязкам, двухуровневым мостам и грамотной организации уличного движения, пробки редчайшее явление, - факт общеизвестный, а вот то, что все они, включая скоростные автобаны, бесплатные — это для нас стало приятным сюрпризом. Оказывается, не надо платить не только за проезд*, но и за использование весьма развитой инфраструктуры, имеющейся почти на всех придорожных автостоянках. При этом место для них выбрано так, чтобы окружающая панорама ещё и радовала взор отдыхающих.

Стоянки представляют собой заасфальтированные площадки с разметками отдельно под фуры, отдельно для легковых автомобилей. Вокруг аккуратно подстриженные газоны. Вдоль них тротуары с фонарями и отходящими вбок тропками к столикам и скамьям под навесом. Посреди таксофоны, информационные стенды, краны с водой, розетки для зарядки аккумуляторов, просторные туалеты с кабинками для инвалидов. В них есть не только туалетная бумага, жидкое мыло, зеркала, но и бумажные полотенца. Чистота повсеместно, как в аптеке.

*Платные дороги, возможно, имеются, но нам не встречались.

Дорожная разметка у американцев сходна с нашей, а вот знаки отличаются. Во-первых, по цвету: здесь они жёлто-черные. (Мне кажется, наши бело-синие выглядят оптимистичнее, легче и быстрее воспринимаются глазом). Во-вторых, есть знаки, которых у нас нет. Например, «Не голосовать» (перечёркнута поднятая ладонь), «Нет посадки» (Do not pass). Много всякого рода указателей-подсказок: «Хорошее место для фотосъёмки» (изображен фотоаппарат), «Смотровая площадка», «Удобная точка для обзора панорамы». Ограничения скорости на дорогах от 15 до 65 миль/час (25-110 км/ час). На перекрёстках, где нет светофоров, со всех четырёх сторон стоят знаки «STOP». Преимущество у того, кто первый подъехал. Нам это правило очень понравилось: удобно и уважительно. Удивило то, что жёлтый свет на светофорах горит не больше секунды, либо вообще отсутствует.
Вдоль дорог, как и у нас, тянутся ЛЭП. Но и здесь свои особенности: опоры, даже высоковольтные, не бетонные, а деревянные (прямые, приличной толщины, пропитанные светло-коричневым антисептиком столбы).
Полицейских, на первый взгляд, мало, но, как вскоре мы убедились, это ошибочное впечатление. Дело в том, что машины, патрулирующие дороги, в отличие от наших, не имеют специальной окраски и надписей. Более того, мигалки на крыше настолько плоские, что издали не заметны. Зато когда полисмен включает так называемое СГУ, то машина начинает зловеще реветь и мигать несчётными красными и синими огнями спереди и сзади – точь-в-точь как новогодняя ёлка. А так стоит на обочине обыкновенный джип.

У каждого патрульного в салоне портативный компьютер, связанный с основным сервером через спутник. Если машину остановили, водитель должен открыть окно и не двигаться. Выходить без команды полисмена категорически запрещено. Попытка дать взятку, как правило, заканчивается тюрьмой.
Любопытно, что государственный номер при регистрации автомобиля можно придумать самому и указать его в заявлении. Поэтому некоторые автовладельцы имеют номера с довольно оригинальным сочетанием букв или цифр. Например, на машине нашего друга Ильи Иванова из Анкориджа гордо красуется «СССР», пониже мелкими буквами «Аляска» — просто и патриотично! Получается, наш Союз жив, и стал даже прирастать Аляской!
Сам штат Калифорния показался нам самым интересным по разнообразию рельефа и флоры. Мощные горные массивы, покрытые то спелыми сосновыми лесами, то кудрявыми кустами; высокогорные плато и котловины, заставленные крохотными, метров в двести, конусами непонятного происхождения; щелеобразные каньоны с бурными порогами и искрящимися водопадами, чередующиеся с просторными, плодородными долинами, на которых пасутся огромные стада коров, отары овец и табуны лошадей. На двух ранчо видели даже гурты альпак (одного из четырёх видов южноамериканских лам).

Все места выпаса ограждены многокилометровой оградой (пять рядов катанки, продёрнутой сквозь металлические стойки). Поля в основном поливные - климат в Калифорнии довольно сухой. Об этом свидетельствовали обширные пустоши с черными скелетами обгоревших деревьев.
Кстати, нам рассказали, что в Калифорнии, неподалеку от города Санта Крус, есть удивительное место, в существование которого трудно поверить, даже увидев его собственными глазами. Небольшая поляна, о которой идет речь, расположена на склоне пологого холма, заросшего огромными эвкалиптами. На протяжении десятилетий в Санта Крус устремляются толпы туристов, потому что на этой поляне происходят загадочные вещи, или, как принято говорить, — аномальные явления.

У границы аномальной зоны на земле лежит двухметровая бетонная балка. Один ее конец находится за пределами поляны, то есть на обычной территории, а другой расположился в зоне действия таинственных сил. Гид, обычно сопровождающий туристов, вытаскивает из сумки специальный прибор, благодаря которому можно убедиться в том, что балка лежит горизонтально.

После этого он предлагает двум желающим, приблизительно одинакового роста, из числа участников группы встать на ее противоположные концы. И тут все присутствующие замечают, что человек, стоящий на конце балки, расположенном в аномальной зоне, выглядит гораздо ниже своего напарника. После этого испытуемые меняются местами, и все повторяется: человек, оказавшийся в зоне, становится ниже ростом!

Загадочную поляну неподалеку от Санта Крус обнаружил 60 лет назад Джордж Прейзер. Врач, к которому он обратился по поводу головных болей, назначил ему прогулки на свежем воздухе. Однажды, гуляя в окрестностях города, Прейзер почувствовал вдруг, что на полянке, затерявшейся среди зарослей эвкалипта, он чувствует себя как-то особенно легко. Джордж стал приходить туда ежедневно и вскоре избавился от головных болей. Обрадовавшись, он соорудил на поляне хижину и поселился в ней.

Говорят, что эта хижина стоит там и поныне, правда, крыша уже провалилась, а стены сильно перекошены. Люди, пытающиеся приблизиться к строению, чувствуют странное давление: им кажется, что на их пути встает невидимая упругая стена, преодолеть которую довольно сложно. Приходится сильно наклоняться вперед и двигаться с видимым усилием, как против ветра. Замечено, что компас, принесенный на поляну, начинает вести себя очень странно. Он правильно показывает стороны света лишь на метровой высоте, но если его опустить пониже, стрелка начинает бешено вращаться.

На поляне, с наклоном к ее центру, установлен деревянный' желоб около пяти метров длиной. Если с силой пустить по желобу тяжелый металлический шар, он едва ли проделает половину пути. На середине шар останавливается, а затем, наращивая скорость, катится обратно.

Я в Непале не доходя до древнего храма Муктинатх (в нем хранятся четыре стихии, четыре силы Буддизма: вода, земля, огонь, воздух), с другом Валерием Деевым видел ручей текущий вверх на перевальную седловину. Этот факт не отрицали и сами непальцы. На наш вопрос, почему этот ручей течёт в верх, а не вниз, непалец Чен ответили «К реке так ближе». Логика железная!

Так же странно ведут себя на поляне и неметаллические предметы. В центре же хижины, построенной Джорджем Прейзером, раз в неделю на исходе дня (обычно по вторникам) на несколько секунд возникают условия, имитирующие невесомость. Люди, оказавшиеся там в это время, неожиданно взмывают к потолку!

Кстати, в России, неподалеку от Красноярска, есть скала Красный гребень, на которой фиксировались похожие гравитационные аномалии. Житель Ангарска В. Антраков оказался в тех местах летом 1977 года. «Поднявшись на Красный гребень, я остановился, залюбовавшись открывшимся видом каньона Базанх, — рассказал он журналистам через некоторое время.

— На скале было еще трое ребят лет двенадцати. Вдруг какая то сила сдавила мне голову, сковала руки, ноги, оторвала меня от земли, подняла в воздух и понесла в сторону обрыва. Я понял, что сейчас упаду на дно ущелья и разобьюсь. Меня захлестнул ужас. Тотчас загадочная сила ослабила хватку, и я грохнулся на склон с высоты трех метров.

Ушибся, но не очень. Поднялся и пошел вниз, чтобы больше не испытывать судьбу. Впереди меня со всех ног в страхе убегали пацаны. Через два года я шел по дну того самого каньона. Вокруг не было ни одного человека. И вдруг я получил такой сильный толчок в грудь, что упал на спину. Я сразу же понял, что еще раз столкнулся с той же таинственной силой, что когда то подняла меня в воздух».

Один из гидов, Билл Хопкинс, отработавший в аномальной зоне уже около 30 лет, рассказывает, что многие туристы, наслышанные о здешних чудесах, приезжают с различными приборами. Один японец, например, привез лазерный излучатель. Включив его, он с удивлением обнаружил, что в эпицентре зоны лазерный луч, идущий строго горизонтально, вдруг отклонился вниз.

Вызывают удивление и несколько деревьев, растущих на поляне: их стволы имеют винтообразную форму. Исследователи аномальных явлений предполагают, что такая форма стволов обусловлена необычным расположением силовых линий магнитных и электрических полей.

К сожалению, несмотря на то, что о существовании аномальной зоны известно вот уже более 60 лет, она до сих пор не стала предметом серьезных научных исследований. Власти города Санта Крус предпочитают использовать ее как приманку для туристов, интересующихся таинственными территориями на нашей планете.


ВУЛКАН ЛАССЕН-ПИК


Целый день потратили на то, чтобы подобраться к основанию многовершинного вулкана Лассен-Пик (3187 метров), одного из крупнейших лавовых куполов на Земле. Для этого проехали по северу штата более двухсот километров, успев за четыре часа побывать и в зиме с мощным снежным покровом под сенью калифорнийских сосен, и в весне с цветущими фруктовыми деревьями, и в жарком лете.

Но прежде сделали небольшой крюк и спустились к мерно рокочущему Тихому океану. Несмотря на холодный ветер, молодёжь разулась и, расправив руки-крылья, побегала в брызгах прибоя по мокрому песку, вереща от счастья. Мы же с Костей любовались изысканными кружевами морской пены.
В лесистых предгорьях Лассен-Пика ещё во всю царствовала зима. Снежный покров в четыре-пять метров глубиной! Последние километры ехали, будто внутри белостенного тоннеля. Каков снежный покров наверху узнаем завтра. Прогноз, правда, расстроил – пообещали снег с дождем.
И точно, утром нас разбудил дробный стук дождя. Невзирая на непогоду, сразу после завтрака отправились к белеющему вдали куполу. Что интересно, дождь сразу прекратился. (Я давно заметил, когда не боишься, рискуешь, препятствия сами отступают).

До кратера - десять километров заваленных снегом предгорий и полтора километра подъёма непосредственно к жерлу. Кругом ни души. В эту пору сюда захаживают на лыжах лишь рейнджеры парка.

По жестким снежным надувам с утра шлось легко, но чем выше поднималось солнце, тем податливей и рыхлей становился снег. Он всё обильней налипал на протекторы сапог, превращая их в пудовые гири. Приходилось то и дело останавливаться и сбивать налипшие комья.

Вскоре снег так размяк, что стали проваливаться по пояс (глубже не давал рюкзак). Чтобы не терять темпа один из нас, как всегда, шёл впереди и пробивал дорогу. Устав, он отходил в сторону и его место занимал идущий следом. Так и торили по очереди.

Когда настал мой черед, я особенно глубоко осознал, каково это - идти первым когда под тобой несколько метров податливой массы (на Бейкере снег был не такой глубокий). Только поставишь на снег ногу, как проваливаешься по самый пах. Упираясь руками, с трудом вытащишь её наверх, но при следующем шаге тоже самое происходит со второй ногой.

Проковыляв так с сотню метров, я взопрел, мышцы ног загудели от напряжения, но стараюсь, иду. Тут ещё встречный ветер выжимает слезу. Костя, видя, что я «буксую», отправил меня в «хвост колонны» и сам встал впереди. Он так и шёл то за себя, то за меня. Крепкий мужик!

Каждая ходка выматывала до такой степени, что как только звучала команда «привал!» все падали на снег, словно подрубленные. Не знаю как ребята, а я, распластавшись на пушистой перине, испытывал такое наслаждение, что на ум пришла парадоксальная мысль: «Даже ради того чтобы ощутить подобное удовольствие от отдыха, стоит ходить в горы!».

Особенно славно бывало, если место для привала выбрано тихое, безветренное. Расстегнешь куртку, снимешь шапку и купаешься в ласковых объятиях солнца. Слабый ветерок приятно холодит разгорячённое ходьбой лицо, а ты, блаженно улыбаясь этой благодати, смотришь, как на кончике ветки повисает капля с бегающей искоркой солнца. Смотришь и гадаешь: упадёт или не упадёт до завершения привала? К реальности возвращает Костин голос: «Готовность - одна минута!» Всё, конец блаженству! Надо успеть застегнуться, скрутить и приторочить «пенку», надеть рюкзак и быть готовым месить снег следующие полчаса. О-оо, ма-ма! За что такое наказание?!

И за время следующего перехода ещё не раз спрашиваешь себя:

- И чего тебе, старый дуралей, дома не сидится?

Причин на то несколько. Главная, как мне кажется, в том, что в походах и экспедициях, особенно длительных, начинаешь ценить простые, не замечаемые в повседневной жизни, вещи. Ведь когда с месяц полазаешь по тайге, то ломоть свежеиспечённого хлеба превращается в невиданное лакомство, а обычный квас - в божественный напиток! Потом, что ещё может пробудить столько эмоций, как бег на перегонки с бизоном; вид России и Берингова пролива с мыса Принца Уэльского или летящие на тебя из жерла кратера раскалённые до красна бомбы?!


Проходя через распадок между двух отрогов, увидели первые предвестники вулканической активности - бьющие из земных недр клубы пара - «Лассен-Пик дышит!». Подойдя ближе, приступаем к более детальному обследованию фумаролы*. Снег здесь не задерживается и на обнажённой земле хорошо заметны жёлтые кристаллы серы, обрамляющие места выхода газа. В понижениях бурлит, пузырится горячая жижа. Неподвижный воздух густо пропитан запахом сероводорода. Едкий газ раздражает носоглотку, и вскоре нас начинают сотрясать приступы кашля.
Николай, нанеся на карту местоположение фумаролы, обвязывает лицо по глаза шарфом и мужественно начинает измерять электронным термометром температуру грунта. «Плюс 82, плюс 85, плюс 96;С», — сообщает он и тут же заносит в таблицу полученные данные. Через несколько минут измерения завершены, и мы спешно покидаем заполненный ядовитым газом распадок.

На плато, предшествующее конусу, поднимались по довольно крутому скату с оголившимися из-за сошедших лавин участками. На многослойном срезе снежного покрова было видно, что в последний снегопад навалило сразу 80 сантиметров. Теперь понятно, отчего тут так много свежих лавин. Чтобы не угодить под новую, Костя повёл сразу наверх.

Вот где я чуть не отдал концы. Тут к глубокому девственному снегу прибавилась крутизна. Перед самым выходом на плато пришлось идти под хищно загнутым снежным надувом. Все нервничали: казалось, ещё мгновение, и вся многотонная масса рухнет и вобьёт нас в снег, как молоток вбивает гвоздь в доску. Эти метры показались сродни вечности. Пройдя их, мы почувствовали себя героями, дерзнувшими глянуть в лицо смерти.

После непродолжительного отдыха пересекли плато и ринулись на штурм последнего крутяка, завершавшегося террасой, кольцом опоясывающей Лассен-Пика. Здесь глубокая, рыхлая снежная перина окончательно доконала меня. Когда остановились на ночёвку, я первые минуты не в состоянии был даже пошевелиться.

Лагерь обустраивали в лучах заходящего солнца, при набирающем силу ветре и крепчающем морозе. Чтобы защититься от его пронизывающих порывов, нарезали лопатой снежных кирпичей и выложили дугообразную стенку. Но ветер был столь силён, что дежурившему Лёхе пришлось, в дополнение к ней, вырыть пещерку для горелок – иначе пламя задувало.

Хотя тент палатки всю ночь бухал, как бубен шамана, я спал точно младенец. Не мешали даже рваные очереди громоподобного храпа Ильи (он начинает «курлыкать» сразу, как только принимает горизонтальное положение).

Подъём на вершину начали в восемь утра.
Голый, почти километровой высоты склон покрывал жёсткий, блестящий на солнце фирн. Подниматься с помощью ледоруба было неудобно: скат до того крутой, что при каждом замахе возникал риск опрокинуться. Поэтому, прицепив их к поясу, просто ложились на склон и с размаху вонзали в плотный снег торцовые зубья кошек, надетых на горные ботинки. После этого подтягивали одну ногу к себе и, вбив зубья кошки в фирн, «выталкивали» тело вверх для следующего «шажка». Так шаг за шагом размеренно ползли к кратеру с редкими остановками для отдыха возле торчащих кое-где останцев – они хорошо защищали от ветра и не давали сорваться вниз.

Поначалу я шёл наравне со всеми, но где-то посреди склона стал отставать. В какой-то момент показалось: всё, дальше не смогу! Прижавшись к льдистой стене, оглядываюсь назад – там белая бездна, а в самом низу скалы. Понимаю: отступать некуда! Очередной удар ботинком и ещё 30 сантиметров позади. Когда силы вконец иссякли, прижимаюсь к снегу и надолго замираю, погружаясь в полусонное блаженство. Но вскоре в действительность возвращает далёкий голос сверху. Это Костя кричит, пересиливая ветер:

- Камиль, ты сильный, не останавливайся! Иди! Ты поднимешься!

Становится стыдно от того, что чуть не поддался слабости, что ставлю под угрозу судьбу экспедиции, и делаю следующий шаг. Иду. Но каждый последующий шаг - это преодоление себя.

Наконец, склон стал выполаживаться, и мы выходим на лавовый купол. Справа скалистый пик, на котором установлена автономная метеостанция, питающаяся от солнечных батарей. Прямо перед нами - кратер, окруженный зубчатой короной – следствие мощного взрывного извержения в 1915 году. Вдали разбросаны в беспорядке заснеженные конуса более низких вулканов. Между ними белые плошки озёр и цирков. Ниже зеленеют долины.

Пока Николай определял лазерной линейкой размеры кратера, Андрей измерил у нас оксиметром количество кислорода в крови и пульс. Конечно же, сердце тарахтело на повышенных оборотах, но это естественно – высокогорье!

Нередко можно услышать: «Они покорили горную вершину!» Экий абсурд! Как может человек покорить каменного исполина?! Он как стоял миллионы лет, так и будет стоять. На него можно только подняться, да и то, если гора пустит.

Во время спуска вошедший в азарт Илья поскользнулся и покатился по зеркальному склону прямо на торчащие камни. Мы застыли в ужасе. Но наш богатырь сумел извернуться и с размаха засадить ледоруб в плотный фирн. В итоге он отделался ссадинами.

Путь от базового лагеря до машины занял всего три часа. Здорово выручил мороз - он превратил верхний слой подтаявшего вчера снега в прочный наст. Так что шагали по нему, как по асфальту. Подойдя к «Сафари», увидели на лобовом стекле конверт с официальными реквизитами. Это было письмо от рейнджера парка Meлании Стойберю со словами благодарности за посещение Национального парка и пожеланием успешного прохождения всех этапов экспедиции. Она сообщала также, что сотрудники парка с интересом следят за нашим продвижением по сайту РГО. Приятно!
Просушив на солнце термобельё, перчатки, носки, палатки направились в сторону респектабельного Сакраменто – столицы штата Калифорния. К моей радости, самые крупные города этого штата (Сан-Франциско и Лос-Анджелес) не входят в утверждённый РГО маршрут – у меня аллергия на подобного рода «муравейники».



СТРАНА КОНТРАСТОВ


5 апреля 2011 года.
Миновало 45 дней со дня старта экспедиции. На снегоходах и лыжах пройдена Аляска, на автомобиле — Канада, штаты Вашингтон, Орегон, Калифорния, совершены восхождения на два действующих вулкана. Всего за плечами нашей команды уже более 9000 километров и весомый объём фото и видеоматериалов.
Сегодняшний день оказался памятным и необычным из-за резкой перемены ландшафта.
Покинув млеющий в неге лета Сакраменто (уж простите – не люблю описывать города), долго поднимались по берегу порожистой речки на очередной горный массив – острозубый хребет Сьерра Невада высотой более 3000 метров. В итоге, из лета опять угодили в зиму: метровый снежный покров, мрачные, холодные ущелья, утыканные скальными обнажениями непроходимые ельники.
С самого высокого на сегодняшний день перевала (3075 м) открылся вид на живописное, бирюзового цвета озеро Тахо, примостившееся между отрогов, испещрённых лентами горнолыжных трасс. Здесь самые фешенебельные и популярные среди горнолыжников курорты Соединённых Штатов.

Панорама живо напомнила Южный Урал: те же лесистые горы, озёра, подъёмники. Воспоминания о родном крае всколыхнули сердце, пробудили ностальгические чувства, подступила тоска по семье. Мельком глянул на своих товарищей: не заметил бы кто, как от пробежавших в голове мыслей почему-то защипало в глазах, засосало под ложечкой…

Дальше хребет, постепенно понижаясь, образует хорошо развитые лесистые предгорья. Проехав всего с десяток километров, мы в недоумении завертели головами – было ощущение, будто попали на другую планету. Густые хвойные леса за несколько минут сменились колючими кустарниками и пучками всклокоченной травы. Вместо заснеженных громад – лысые, бурого цвета, холмы. Немного погодя эту безрадостную картины усугубили поля безжизненных солончаков. Мы никак не могли прийти в себя от столь разительных перемен. Всё объяснил щит у дороги: «Штат Невада».
Прямая, как стрела, лента чёрного асфальта то, поднимаясь на голые, в морщинистых складках холмы, то, надолго проваливаясь на дно высохших озёр, весь день рассекала эту мёртвую, раскинувшуюся на сотни километров, пустыню. На редких ранчо прямо у трассы сиротливо пестрели фанерные щиты «For sale» — «Для продажи».
Зато там, где сверкала броская надпись «КАЗИНО», кучковались десятки автомобилей самых дорогих марок. Здесь кипела жизнь! Поразительно! И не лень людям ради призрачной возможности разбогатеть, ехать за тридевять земель, чтобы в итоге остаться без цента в кармане. Я сам человек весьма азартный, но для меня подобная страсть равнозначна глупости. Возможно, едут туда пощекотать нервы те, кому деньги валятся «с неба»: с тем, что далось без труда, легко расставаться.
Следует заметить, что казино, которые мы видели на этой второстепенной трассе, по меркам игорного бизнеса весьма заурядные заведения. А вот на самом юге штата за счёт него, вырос и процветает город Лас-Вегас. Достаточно взглянуть на его фотографии, чтобы убедиться: страсть к риску и лёгкой наживе в людях неистребима.
Под вечер, слева, в километрах трёх от дороги, увидели жёлто-коричневый кряж с необычайно плавными гребнями. Он резко контрастировал с соседними: мрачными и клыкастыми. У его подножия угадывались силуэты фургонов и внедорожников. Поскольку подошло время подумать о ночёвке, мы решили присоединиться к ним и заодно с близи осмотреть необычный массив.
Оказалось, что это гигантская дюна из чистейшего песка высотой около ста метров и длиной километра два. По ней на квадрациклах и санбордах лихо носились вверх-вниз, вздымая золотистые шлейфы, ребята и девчата. Из текста, размещённого на информационном щите, следовало, что это самая высокая дюна Америки и называется она Санд Моунтэйн. Мне доводилось гонять на джипе по барханам в Арабских Эмиратах, но их высота не превышала семидесяти метров. (Самые высокие дюны нас ожидали впереди - в Перу. Там, возле Тихого океана, имеется целая горная система, состоящая из чистейшего песка. Высота её отрогов достигает 230 метров!).

Зависшее над горизонтом золотистое солнце, отсвечивающие янтарём облака и соломенного цвета дюна придавали особое очарование этому вечеру.
Одолев за день немногим более 300 километров, мы побывали и в субтропиках, и в горно-таёжной зоне, и в пустыне, и на солончаках! В некоторых местах встречали такое разнообразие красок, что казалось – таких интенсивных и контрастных сочетаний цветов в природе не бывает. Ан нет! Ещё как бывает!

6 апреля 2011 года.

Вчера ещё ехали по пустыне наперегонки с катящимися шарами, называемыми у нас «перекати-поле», а сегодня среди снегов по высокогорному плато! Невероятно! Едем-то к экватору! Правда, когда спустились с трёх тысяч метров до двух, снег пошёл на убыль, а вскоре и вовсе исчез. Тут уже появились первые предвестники Гранд Каньона - самого знаменитого, после Ниагарского водопада, природного объекта Северной Америки, вытянувшегося с севера на юг по штату Аризона на 450 километров. Его ширина местами превышает десять километров. Примыкающие боковые каньоны, конечно, поуже. А издали – просто обширное каменистое плато, но стоит подъехать поближе, как перед тобой разверзается бездна!

Здешняя почва представляет собой красный глинозём и песчаник, лишь слегка спрессованный временем, поэтому каждый ручеек промывает на пути к основному руслу несоразмерно глубокое ложе, входящее в причудливую сеть каньонов бассейна реки Колорадо, берущей начало с ледников Скалистых гор.

Стены каньона затейливо «застроены» исполинскими замками, сторожевыми башнями, шпилями, куполами, пещерами, зубчатыми крепостными стенами. К ним примыкают плотно составленные конуса, похожие на «вулканчики», рассечённые потоками жёлто-красной лавы. А дно каньона живописно заставлено, где столбообразными островами, где пиками скал, меж которых течёт река.

К самому Гранд Каньону подъехали, когда смеркалось. Его уже заполнила сумеречная мгла, и наши фотообъективы не смогли запечатлеть неземную красоту этой бездны. Глаза видели, изумлялись, восторгались, а техника не в состоянии была зафиксировать – не хватало света. Смогли заснять только стоящих возле пропасти белохвостых оленей с ослиными ушами. Пока мы фотографировали их, они с любопытством наблюдали, как мы перебегали с места на место в поисках лучшего ракурса.

Когда сумерки совсем сгустились и отгорела вершина самой высокой скалы, оставалось только наслаждаться сказочным видом подсвеченных снизу облаков.

Был тот час, когда стираются очертания, тускнеют краски, когда дневной свет, неразрывно сцепившись с ночным, путается и всё становится нереальным и зыбким, сливаясь в конце концов, в сплошном, непроницаемом мраке.

Следующий день решили посвятить знакомству с этим чудом природы и отснять каждый доступный взору уголок.


Налетевшая с утра метель помешала исполнению задуманного - видимость упала до 50 метров. Да! Это была самая настоящая метель со струящейся через дорогу снежной позёмкой. (Здесь на высоте 2300 метров всё ещё довольно холодно). Оставалась надежда, что может проясниться, но через пару часов стало очевидно, что обложило надолго. Делать нечего, ужасно расстроенные поехали дальше. Немного успокаивало понимание того, что ни одна фотография, ни одно видео не в состоянии передать всё величие и феерическую красоту этого уникального памятника природы, созданного водой за миллионы лет. А мы ЭТО видели! И ЭТО останется в нашей памяти на всю жизнь.

После спуска с плато перед нами вновь застелилась пустыня с «перекати-поле», чахлыми кустами, заброшенными ранчо и лысыми хребтами на горизонте. К вечеру эту тоскливую картину стали разнообразить бледно-зелёные семейки высоченных кактусов.


Заехали в Феникс (символическое название для города, сумевшего вырасти на столь бесплодной земле) в надежде обзавестись картами Мексики. После гнетущего безлюдья и безжизненных пейзажей этот городок показался нам самым зелёным, жизнерадостным и многолюдным оазисом на Земле. Что интересно, хотя было весьма прохладно, многие жители разгуливали по улицам в шортах и безрукавках. Глядя на товарищей, облачённых, как и я, в куртки и брюки, опять подумалось: «Не такие уж мы и хладостойкие, как принято думать о россиянах во всём мире».

Безрезультатно обойдя книжные магазины, завернули в сквер перекусить на открытой террасе. Напротив неё, за витиеватой кованой оградой просматривался дворик со старинным двухэтажным домом из красного кирпича. Перед ним на брусчатке стоял элегантный экипаж, запряжённый двумя лоснящимися рысаками. Но нас больше заинтриговали три дамы в одеждах 19 века. Они о чём-то оживлённо беседовали, то и дело, поглядывая на нас в монокли. «Какие милые чудачки», - подумал, было, я, но, приглядевшись внимательней, сообразил, что это актрисы, а дом, по всей видимости, музей.

Разбираемые любопытством прошли в ворота. Читаем вывеску. Точно! Музей быта среднего буржуа. А эти дамы в старомодных платьях - экскурсоводы.

Заинтригованные достоверностью образов, купили билеты и, в сопровождении двух чопорных старушек, вошли в особняк по парадной лестнице. Прихожая оказалась слабо освещённой, и к тому же завешанной мрачноватыми картинами. По лестнице из мореного дуба поднялись на второй этаж. Здесь света было в достатке. Идя по коридору, мы ненадолго заходили в каждую комнату. В одной из них, затянутая в корсет дама обучала девочку нотной грамоте и игре на фортепиано. В детской спальне, на полке, стояли простенькие, не похожие на наши, деревянные игрушки. В основном это пышно разодетые куколки, паровозики, фургончики. Мимо нас то и дело со смехом пробегала малышня в костюмчиках и платьицах с рюшками, бантами. В конце коридора, в открытую дверь, видели доктора в пенсне и окладистой бородой. Он принимал больного.

Поражало то, что в доме всё, даже такие незначительные детали, как шпингалеты на окнах, латунные краны - соответствовали временам вековой давности. Мебель, гобелены, картины, лампы тоже были раритетными – из той, канувшей в лету эпохи. Атмосфера конца 19 начала 20 веков воссоздана абсолютно точно и с большой любовью.

Экскурсия завершилась на первом этаже. Здесь кухарка готовила еду на печке заправленной углём, горничная гладила бельё чугунным утюгом, в боковых отверстиях которого краснели угольки. (На кухню и в прачечную имелся вход со двора).

В этом доме всё дышало такой любовью и уютом, что и мне захотелось в 19 век.


ГУД БАЙ, АМЕРИКА!

 
Хотя правильнее будет сказать: «Гуд бай, Соединённые Штаты!» Если честно, расставался с этой страной без сожаления. В последние дни даже не терпелось поскорее вырваться из неё.

Интересно что ни у кого из членов нашей команды (а мы представляем разные поколения: мне 61 год, Косте - 44, Андрею, Лёхе, Коле по 25 лет, Илье - 24) желания пожить в Америке не возникло. При всей привлекательности и красоте от этой страны осталось чувство какой-то искусственности, ненатуральности.

Думаю, что сейчас самый подходящий момент просистематизировать основные впечатления от этой страны. (Впечатления, надо сказать, весьма противоречивые). 

Что порадовало, удивило в Америке?
1. Потрясающее разнообразие природы и климатических зон в пределах даже одного штата. Обширность девственных лесов, многочисленность диких животных. Восстановление вырубленного древостоя лесозаготовительными компаниями сразу после вывоза спиленных стволов и отходов.

Обилие мощных горных систем. Особенно сильное впечатление оставил Гранд Каньон, вернее гигантская сеть входящих в него каньонов глубиной от 100 до 2000 метров, созданных за миллионы лет, как самой рекой Колорадо, так и каждым, впадающим в неё ручейком. Их суммарная протяжённость составляет более тысячи километров. Порадовало мирное сосуществование людей и дикого животного мира,
завидное внимание государства к делу сохранения природы. В каждом штате по несколько национальных парков, служба охраны оснащена не хуже чем полиция: у каждого сотрудника имеется профессиональная радиостанция, форма, транспорт, включая внедорожник).
3. Удобно и грамотно организованный придорожный сервис.
4. Отсутствие даже намёка на «пробки» в крупных городах.
5. Великолепная оснащённость подразделений противопожарной службы.

(Четырёхрожковые гидранты имеются даже возле отдельно стоящих домов).
6. Удивило то, что не встретили ни одного человека в военной форме, хотя

неоднократно проезжали мимо армейских баз.
7. Административная система довольно жёсткая. Всё продумано и чётко организовано.
8. Изумило трепетное отношение к старине, памятникам былых времён, умение делать

«неповторимый туристический объект» из ничего.
9. Потрясла доброта, гостеприимство и отзывчивость русских, живущих на Аляске. По

первому зову, они подключались к  решению любых возникавших у нас проблем.

Пользуясь случаем, хочу ещё раз  назвать имена этих замечательных людей:

Илья Иванов, Василий Данилюк, Виктор Семёнов, Василий Бондарев, Сергей Натёкин,

Дмитрий Кердей, глава многодетной семьи Анатолий и многие другие. Их вклад в

успех первого этапа нашей экспедиции трудно переоценить.


Что разочаровало или не понравилось?

1. Система образования однозначно уступает нашей. (И это несмотря на то, что в

России она в последние годы заметно ухудшилась).
2. Здравоохранение, возможно, и на высоком уровне, но оно невообразимо дорогое (даже

экстренная помощь). Роды без осложнений обходятся в 10-15 тысяч долларов. Сутки в

больнице обходятся не меньше двух тысяч долларов. Мне же в нашей уфимской

клинике «Оптимед» незадолго до вылета на Аляску за одну тысячу долларов сделали

операцию по замене хрусталика. В итоге зрение с минус 11,0 диоптрий улучшилось

до минус 0,25 диоптрий! Фантастический результат и мастерство наших специалистов

налицо! Понятно, что в Штатах хорошо отлажена система медицинского страхования,

но далеко не все имеют возможность оплачивать её.
3. У американцев нет присущего россиянам духа гостеприимства. Система поощряет

индивидуализм, жизнь для себя. Хотя были, и немало, встреч с отзывчивыми,

готовыми совершенно бескорыстно прийти на помощь, людьми. Отношения между

родителями и взрослыми детьми чисто деловые. Супружеские узы непрочные,

зачастую формальные. (В чём-чём, а в этом мы успешно копируем их).
4. Обилие людей с разной степенью ожирения. Особенно жалко детей, которые уже до

того заплыли жиром, что напоминают неуклюжих бегемотиков.

5. Жесткость и прямолинейность полиции. (А, может, так и надо? Есть закон! А

полисмен всего лишь тупо, не рассуждая, обеспечивает его исполнение).
6. Американцы — люди-маски. Они похожи на запрограммированных роботов. В

зависимости от обстоятельств на их лицах моментально появляется соответствующее

случаю выражение. Преимущественно «счастливая улыбка». Видеть улыбку всегда

приятно, но за ней, как правило, ни грамма чувства.

7. Средний американец живёт в постоянном страхе, как бы чего не нарушить, не

потерять работу и, как следствие, лишиться всего, что приобретено в кредит: машины,

крыши над головой и.т.д

8. Какая-то неестественная прилизанность и стерильность населённых пунктов. Из-за

этой искусственности, восхищавшие поначалу нас дома и аккуратные дворики с

атласной, аккуратно постриженной травкой, со временем стали восприниматься как

музейные экспонаты, на которые нельзя дышать и трогать руками. В них нет жизни!

9. Самое неожиданное открытие: продукты в Америке по качеству значительно

уступают нашим, российским. Особенно не понравился вкус их хлеба. Единственное,

что не разочаровало — яблочный сок. Такой вкусного я в жизни не пил.
10. Неприятно удивили спички. Из десяти штук в среднем зажигается одна. Остальные

только дымят и шипят. И это повсеместно.

При всём этом мы благодарны Штатам за то, что подарили нам массу незабываемых

впечатлений от встреч уникальными памятниками природы.
 

12 апреля 2011 года.

Минуло 50 лет со дня первого полёта в космос Юрия Гагарина!

Когда неповторимый, слегка дрожащий от сдерживаемого волнения, громоподобный голос Левитана известил человечество об этом событии, мне было 11 лет, и я хорошо помню, какой безмерной радостью, каким воодушевлением была охвачена вся страна. Гордость и ликование переполняли наши сердца! От избытка чувств мы стучали соседям, выбегали во двор и вопили: «Наши в космосе! Ура, Ура!», обнимались, прыгали от счастья – мы опять первые! Ура! Ведь до этого был первый искусственный спутник Земли, первые собаки Белка и Стрелка в космосе! Вместе с нами ликовал весь мир – сбылась мечта человечества!

А до чего обаятельным был наш первый Космонавт! От одной его улыбки мир подобрел. Да, то было время побед и великих свершений!

И представьте себе наше возмущение, когда на АЗС двое молодых американцев стали доказывать, что первым в космос полетел их астронавт. Мы чуть не подрались с ними, убеждая, что они ошибаются. Следует отметить, что воспитание молодёжи в США построено так, что каждый американец уверен, что их страна лучшая, во всём первая и весь мир должен подчиняться им. Мы и сами в последние десятилетия живём под их диктовку в ущерб национальным интересам своей страны. Всё оглядываемся: осудит не осудит нас «мировая общественность»?

Стало модным «вытаскивать» на всеобщее обозрение и каяться перед всем миром в умело наваливаемых на нашу страну грехах. Можно подумать, что те, кто нас обвиняет в преступлениях, святые! Поляки же не каются в уничтожении в 1920 году 82,5 тысяч пленных красноармейцев, а американцы - в атомных бомбардировках Японии, унесших разом жизни 250 тысяч мирных жителей, включая беспомощных детей и стариков или в том, что выжгли напалмом пол Вьетнама!

Очерняются выдающиеся достижения советской культуры: музыка, песни, литература, театр, кино! Даже Святая Победа над фашизмом, спасшая Европу от позорного порабощения, бесстыже обливается враньём!

Западу, алчущему бесконтрольного доступа к природным богатствам нашей страны, не даёт покоя то, что, несмотря на все его усилия, Россия жива! По всей видимости, в этом причина активизации «просветительская работа» по дебилизации мозгов и развращению российской молодёжи, с целью лишения их гордости за свою страну и доведения до уровня запуганных, покорных существ, которых можно будет со временем взять под уздцы и отвести на убой. Более всего возмущает то, что это усиленно поддерживается нашими СМИ и министерством культуры - теми, кто в первую очередь должен заботиться о патриотическом воспитании подрастающего поколения.

Извините, несколько отвлёкся, наболело! Продолжим, однако, наше путешествие.

БУЭНОС ТАРДЭС, МЕКСИКА!


Мексика - площадь 1972,55 тысяч кв. км., население – 113 млн. человек, из них 30 миллионов индейцев. Господствующая религия – католическая, официальный язык – испанский. Продолжительность жизни у мужчин 69 лет, женщин – 75.


Покинув последний крупный населённый пункт США— город Тусон (штат Аризона), мы в 10 утра подъехали к мексиканской границе. Она проходит прямо посреди городка Ногалес (чопорного на американской стороне и бойкого, весёлого на мексиканской). Как ни странно, мексиканцы на КПП документов не спросили. Мельком глянув в салон, лениво махнули рукой: «Проезжай!».
Через пару километров видим: дорога сужается, а возле будки стоят вооружённые люди — второе КПП! Здесь одетые во всё чёрное мексиканские таможенники и пограничники сначала тщательно обследовали багажник, салон, а потом стали сличать фотографии на паспортах с нашими физиономиями. Узнав, что мы из России и совершаем кругосветное путешествие, сразу помягчели, а когда Константин подарил им вымпел Русского географического общества и вовсе растаяли. Мы долго гадали, почему на первом КПП у нас не проверили паспорта? Ведь мы могли второе КПП спокойно объехать по многочисленным боковым улочкам. Видимо это один из способов «активной» борьбы с контрабандой! Он очень напоминает нашу «борьбу» с наркомафией.


Колыбель древнейших цивилизаций майя и ацтеков встретила слепящим солнцем, бледным от зноя небом и тридцатиградусной жарой. На выжженном плато только многоствольные кактусы, колючие кусты, пучки пожухлой травы. Лесов практически нет. Лишь изредка мелькнёт жиденькая рощица.

Рельеф довольно однообразный: раскалённая, безводная равнина в зубчатой кайме невысоких гор. Земля желтоватого, иногда красноватого цвета. Кое-где унылость равнины нарушают оплывшие конуса небольших вулканчиков. За два первых дня нам не попалось ни одного ручья, ни одного озера. Вернее они были, но все пересохшие. У дороги, на приметных возвышенностях простирает руки к небесам гипсовый Иисус Христос. На широких гранях отвесных скал можно увидеть нарисованную деву Марию,  в селениях почти у каждого дома - миниатюрные часовенки.
На дорогах и в селениях нет ни белых, ни афроамериканцев — одни мексиканцы (потомки испанцев и индейцев). Женщины здесь попривлекательней чем Штатах и Канаде.

Что интересно в Мексике мы задышали свободно, полной грудью. Здесь живут легко и просто, без мифов, обставленных красивыми декорациями и приукрашенными искусным макияжем. Эта естественность сразу подкупает, располагает к стране, пусть не такой богатой, но активной и жизнерадостной.

Дороги в хорошем состоянии. Правда, изрядно портят впечатление заваленные мусором обочины. Машин много, но в основном подержанные: длиннющие американские громилы вперемешку с более компактными японскими и корейскими.

Через каждые 60—80 километров шлагбаум и контролёр в будке. Он собирает плату за проезд. Рядом два-три автоматчика — попробуй не заплатить! За два дня нам пришлось раскошеливаться шесть раз по 61 песо*.

В отличие от Америки военные здесь не редкость. Несколько колонн по дороге мимо нас проехало. Все бойцы экипированы так, будто едут на войну. Уже, будучи в Мехико, на приёме у посла узнали об истинной причине такой концентрации силовиков в северных провинциях страны, но об этом позже.

* Мексиканское песо – первая в мире монета, использовавшая символ $, в последствии США позаимствовали его для своего доллара. (61 песо это примерно 6 $).


Полицейских тоже предостаточно, все на внедорожниках. Один обязательно в кузове, рядом с ним собака. На дорогах периодически проводятся облавы: поперёк автострады встаёт несколько экипажей, и патруль выборочно проверяет документы и грузы у проезжающих.
Тем не менее, местные водители на правила не обращают внимания — гоняют похлеще наших. При знаке «60 км/час» (мили здесь не признают) едут под сто. И хотя мы соблюдаем ограничение скорости, особенно в населённых пунктах, в Лос Мочисе нас всё же подловили: при знаке «40 км/час» мы «неслись» со скоростью 47 км/час (первый случай за всё время путешествия). И снова нас выручили сувенирные значки экспедиции и симпатия мексиканцев к России.

В Мексике очень развито междугороднее сообщение. Автобусы комфортабельные: с туалетом, кондиционерами, телевизором и очаровательными стюардессами, разносящими бесплатные напитки (чай, кофе с бутербродом). На дальних рейсах автобусы двухэтажные и питание посерьёзней.

Дома по большей части с плоскими крышами: осадки в этих краях большая редкость. Строят из кирпича (кладка «тощая»), шлакоблоков и бетона. Дворы окружены высокими стенами-оградами. Среди построек есть как лачуги, так и шикарные виллы. На крышах чёрные баки – в них греется на солнце вода. Что удивительно - кондиционеров ни одного не видели! А жара нестерпимая! (Когда упаковываем палатки, капрон хрустит, как новенькая банкнота – до того сухой воздух).

Улицы узкие, захламлённые. По обе стороны вместо заборов тянутся цветущие акации и деревья, обвешанные оранжевыми шарами апельсинов.


Наша ближайшая цель - огнедышащий вулкан Фуэго де Колима. Едем к нему по трассе идущей параллельно Калифорнийскому заливу. Когда дорога подошла к берегу совсем близко, съехали на стоянку и наперегонки побежали к океану - жутко хотелось освежиться. Но, подбежав, раздумали: вода вся в радужных разводах.

Чем дальше на юг, тем чаще встречаются поля с уже колосящейся пшеницей, красными помидорами, табаком, арбузами, бобами и маисом (кукурузой), который где-то только ростки выпустил, а где-то уже под два метра вымахал. Часть полей свежевспахана, часть желтеет стернёй. Похоже, что крестьяне в Мексике сажают и снимают урожай круглый год.

Поля орошаются двумя способами: по трубам, перемещающимся на огромных колёсах, и через разветвлённую сеть каналов с довольно-таки чистой, проточной водой. В одном из них мы, пока дежурный готовил обед, наконец, искупались, смыв с себя остатки штатовской грязи.
Вон и первые фруктовые сады появились. Интересно то, как их омолаживают: у старых, мало плодоносящих деревьев, отпиливают ствол на высоте метра полтора. Через неделю-две из него выстреливают молодые побеги, растущие, благодаря мощной корневой системе, необычайно быстро.

Агрохозяйства по преимуществу крупные. Есть и частные, и коллективные. Примерно половина из них занимается выращиванием коров. Правда коровы эти какие-то страшненькие, мало похожие на наших бурёнок: мосластые, вымя тощее, на спине горб, как у верблюда, под шеей «борода» болтается. Зато неприхотливые – жуют даже пересохшие стебли кукурузы. Самый бедный крестьянин имеет 7-10 голов. Помимо крупного рогатого скота разводят ещё коз, овец. На юге – и мелких шерстистых свиней. Лошадей видим повсеместно. Особенно много их в районах, где преобладают индейцы. Скакуны породистые, ухоженные: шерсть лоснится, обшитые мягкой кожей сёдла красиво декорированы, стремена блестят.

Удивило обилие гигантских, занимающих десятки гектаров модульных теплиц. Казалось бы, при таком жарком климате в них нет необходимости, но, тем не менее, стоят. Может у них иное, чем у наших теплиц, назначение? К примеру, для защиты от палящих лучей солнца и сохранения влаги.

Вместо проволочных оград вдоль дороги всё чаще видим капитальные, сложенные из дикого камня. За ними на лугах порой стоят небольшие, на восемь-двенадцать семей, пасеки. 
Жара всё нарастает. Днём температура поднимается до 36 градусов. Чтобы ноги не сварились в горных ботинках, всем купили сандалии.


Проехав безжизненные лавовые поля, состоящие из торосистых нагромождений чёрных, смятых глыб с довольно острыми, шершавыми краями, остановились на ночёвку неподалёку от колоритной цепочки невысоких вулканов, изъеденных оспинами кратеров.

Надо сказать, что конуса разновозрастных вулканов и вулканчиков щедро разбросаны по всей Мексике - одних только действующих триста пятьдесят! Их вершины иссечены складками, издали напоминающими старческие морщины вокруг глаз. Смотришь на них и убеждаешься: у каждого вулкана своё неповторимое лицо, свой характер.

Тут уже непроходимые леса. Непроходимые не только оттого, что густые, а и оттого, что стволы большинства деревьев покрыты тонкими, почти невидимыми в сумраке густого леса, но при этом необычайно прочными шипами – достаточно неосторожно коснуться, как они пронзают кожу. А между стволов ещё кактусы топорщат острые иглы. Прямоствольных деревьев практически нет. Все какие-то кривые, скособоченные. По ним деловито снуют с «добычей» вверх-вниз полутора сантиметровые рыжеватые муравьи-листогрызы. В общем, жуть, а не лес.

Когда на следующий день мы вырвались из этой негостеприимной чащобы в долину, залатанную лоскутами полей сахарного тростника, ананасов и остролистой агавы, сердцевина которой идет на изготовление текилы, радости не было предела.

Агаву в этих районах выращивают в гигантских масштабах. Причём агаву голубую – только она пригодна для производства первосортной текилы. Из её сахаристого сока делают попутно ещё и слабоалкогольный напиток - пульке.

Перед городом Гузман, справа, сквозь дым пожарищ* проступил, наконец, контур Фуэго де Колима (3820 метров), выбросивший нам приветственный «флаг». Через минут десять вулкан можно было рассмотреть более детально.

*Мусор и старую траву вдоль дорог мексиканцы убирают просто: пускают «красного петуха». После него вдоль автотрассы остаются чёрные ленты с обгорелыми скелетами деревьев. Зрелище мрачное. Поэтому не стоит удивляться тому, что полстраны погружено в дымное марево.

Красивее горы я ещё не встречал: идеальный конус, живописно разукрашенный цветными потоками лавы и пепла. Из кратера то и дело вылетают сизые клубы. Ветер тут же подхватывает их и вытягивает в длинную, уходящую за горизонт цепочку.

Одного взгляда на конус было достаточно, чтобы понять: восхождение будет крайне сложным. Фуэго – классический образец стратовулкана, состоящий из множества слоёв затвердевшей лавы, перемешанной с вулканическим пеплом. Многослойность обусловлена тем, что здешняя лава, в отличие от лавы гавайского типа (жидкой, текучей) – густая и вязкая (напоминает перезревшее тесто), поэтому она застывает, не успевая далеко уползти.


Когда свернули на дорогу, ведущую к вулкану, нам стали попадаться огромные фуры, доверху груженные коричневатыми, как будто обгоревшими, стеблями сахарного тростника. Позже подтвердилось: действительно, тростник здесь перед сбором поджигают с тем, чтобы остался один стебель, из которого и получают сахаристый сок. Сейчас в Мексике самый пик «сладкой» страды - из труб перерабатывающих заводов круглые сутки валит густой и совершенно чёрный дым (такого чёрного я уже лет сорок не видел).

Кругом сады папайи, апельсинов, лимонов, кофе, но больше всего – авокадо. Поскольку влаги не достаёт, к ним даже в горы проложены водоводы с мощными насосами, а под естественными водостоками устроены бетонные и пластиковые бассейны для аккумулирования тысяч тонн воды в период дождей. Всё это связано с дополнительными материальными затратами, но государство помогает и всячески поощряет развитие садоводства. Да и в других сферах малого бизнеса ощущается поддержка собственных производителей. Как нам по секрету сказали, правительство не гнушается применением и протекционистских мер, и таможенных барьеров.

Мексика аграрная страна, а не бедствует. Денег в бюджете хватает и на то, чтобы из года в год дороги строить, и тоннели пробивать, и жильё возводить, и теплицами тысячи гектар земли накрывать, и молодые сады по всей стране закладывать, по водоводам за многие километры воду перекачивать, на полях и садах ставить поливные системы.

Что скажешь? Молодцы!

У нас, россиян, есть привычка жаловаться: «Земля не кормит! Земля не родит! Погода подвела!» Посмотрели бы, на каких каменистых, безводных, практически бесплодных почвах мексиканцы умудряются выращивать урожай, доходов с которого достаточно, чтобы и семью прокормить, и машину купить, и дом построить. Может, и нам следует поменьше ныть и лениться, а больше работать?! Кто у нас сейчас 8-10 коров держит? Единицы! И это в то время, когда тучная, душистая трава в зиму из года в год без пользы уходит.
В 2008 году я проехал по местам детства и юности в Хабаровском и Приморском краях более 2000 километров, и, представьте, не видел ни одного стога, ни одной пасущейся на богатом травостое коровы!!! Никак не мог поверить в этот абсурд. Во мне всё протестовало и вопило: «Не может такого быть!» Но, увы, это факт! За 90-ые годы, когда рабочим, колхозникам, инженерам, невзирая на то, что они честно и добросовестно выполняли свою работу, платили гроши, и то с большими задержками, народ настолько устал от обмана и разуверился во власти, что в итоге утратил всякий интерес и привычку к труду... Но, как бы то ни было, стыдно селянину не держит скотинку хотя бы для собственных нужд! Впрочем, тема эта неоднозначна и многослойна. В ней сконцентрирован такой клубок проблем, что лучше не углубляться.

Заехав на широкое предвершинное плато на высоту 1620 метров, встали на ночевку рядом с недавно разбитыми садами авокадо и лимонов. Я прошёлся вдоль километровых рядов саженцев и был восхищён: несмотря на неимоверную жару приживаемость - 97%. Это фантастический результат, если учесть, что дожди здесь не выпадают месяцами, а пересохшая земля покрыта толстым слоем пыли. Обеспечивается он упорством и трудолюбием крестьян, которые без устали качают воду из горных ручьев в сложенные из камня бассейны и из них поливают из шланга каждую лунку.

Утро. Низкое солнце не жжёт, а лишь нежно ласкает кожу. Фуэго тоже утихомирился – отдыхает после ночной вахты. В лесу стоит невообразимый птичий гвалт. Особенно громко и «душещипательно» радуются появлению светила громадные павлины, с удивительной, для их размеров, лёгкостью перелетающие с дерева на дерево.

Ребята ушли на восхождение. Я остался в лагере – желудок /живот подвёл.

Чтобы избавиться от пытки бездельем, принялся собирать валявшийся на поляне и у дороги бытовой мусор. Натаскав приличную кучу, запалил её и с удовлетворением наблюдал, с какой с жадностью огонь пожирает пластиковые бутылки, разноцветные пакеты и упаковки. Когда пламя превратило весь этот не «перевариваемый» природой хлам в серую кучку пепла, я оглядел преображённую территорию.

- Вот и славно! Не впустую день прожит! – похвалил сам себя.

Дожидаясь ребят, то и дело мысленно возвращался к впечатлениям от США и сравнивал их с мексиканскими. Должен сказать, что ощущение того, что Америка и люди в ней – артисты, талантливо играющие в богато декорированном представлении, только крепло. Американцы никогда не дают волю своим чувствам, никогда не откроют душу. А в Мексике всё по-настоящему! Эмоции на лицах людей натуральные: радость неподдельная, презрение непритворное, равнодушие не наигранное, даже пороки не маскируются. Никто не позирует - каждый ЖИВЁТ! Страдает, веселится, плачет, смеётся, не тая своих истинных чувств! Оказывается, понимание того, что ты не зритель на спектакле, психологически очень важно. Может, ещё и по этой причине мы чувствовали себя в США скованно, а в Мексике раскрепостились и жили в своё удовольствие.


Ребята появились в сумерках, обгоревшие и серые от вулканической пыли. Поднявшись до отметки 2350 метров, они повернули обратно – дальше идти стало смертельно опасно: склон до того крут, что подвижный, раскалённый грунт сразу уходит из-под ног, засыпая сзади идущих. Попробуешь опереться рукой на вулканическую бомбу – она шатается, того и гляди тоже покатится. К тому же печёт, как в преисподней. Пот стекает ручьём, жажда мучает, а вокруг одни горячие камни.

Завтра попробуем подняться по противоположному, северному, быть может, более пологому склону. Судя по карте, на него удобней всего заходить с соседнего, почти вплотную примыкающего к Фуэго, спящего вулкана Невадо де Колима (4240 метров).

Переехав утром на него, поставили палатки в тени деревьев, и вторую половину дня бездельничали: ребята восстанавливали силы после неудачного восхождения, а я, чтобы успокоить внутренние органы, стойко голодал.

Невадо де Колима хоть и выше на полкилометра, в отличие от раскалённого Фуэго от подножья до 4000 метров покрыт лесом. Нижний пояс лиственный, в основном дуб, повыше угловатые ели, а ближе к кратеру здоровенные сосны с хвоёй в два раза более длинной, чем мы привыкли видеть. Такого мощного облесения до четырёхкилометровой высоты мне прежде не доводилось встречать. К примеру, на Эльбрусе деревья исчезают уже на 3300 метров (имеется в виду северный склон).


Поскольку я всё ещё недомогал, команда ушла без меня. К полудню мне заметно получшело и я решил попытаться взойти на вершину Невадо де Колима. От нашего базового лагеря к ней вела хорошо натоптанная в сосняке тропа.

Шёл не торопясь, чётко выдерживая выработанный по совету Кости ритм: шаг – вдох, шаг – выдох. (Попробуйте, это реально облегчает восхождение). Поначалу было тяжко, но на полпути втянулся, и ноги заработали, как заведённые. Через два часа я уже восседал у края оплывшего от долгого бездействия жерла на покрытой лишайником глыбе и, жадно отхлёбывая из фляжки воду, любовался панорамой.

К сожалению сизый дым от многочисленных очагов пожара, ограничивал обзор. Отчётливо был виден лишь конус Фуэго. Вулкан временами глухо ворчал, после чего столб дыма заметно увеличивался в размерах. От меня до его вершины, по прямой было километра четыре, максимум пять. Где-то там карабкались по костоломному скату к чадящему жерлу мои друзья. Но чем дольше я вглядывался в крутые склоны, тем яснее сознавал, что ребятам не одолеть эту «сыпуху» - больно крутая.

Спускался с такой легкостью, что казалось, будто меня несли какие-то потусторонние силы…

Измученные ребята появились на следующий день, после обеда. Фуэго выше 3500 их так и не пустил. Ну и ладно! Не убиваться же из-за этого!

ПАРИКУТИН - САМОЕ МОЛОДОЕ ЧУДО ПРИРОДЫ

История возникновения вулкана  Парикутин трагична и комична одновременно.

… На кукурузном поле крестьянина Дионисио Пулидо, сколько он себя помнил, была яма, в которую практичный малый бросал мусор и сухие стебли. При этом, сколько бы ни бросал, яма никогда не заполнялась.

В первых числах февраля 1943 года из неё неожиданно донёсся приглушённый рокот. Причём его сила час от часа нарастала. Это встревожило крестьянина. Было очевидно, что вот-вот должно произойти что-то экстраординарное, но через пару дней гул прекратился и земледелец успокоился.

Две недели спустя, 20 февраля, когда Дионисий рыхлил мотыгой поле для посадки маиса, земля зашевелилась и от ямы прямо к нему побежала, расширяясь, трещина. Одновременно зашатались, как будто пьяные, растущие на краю поля деревья. Через расширяющуюся щель повалил дым, сквозь который замелькали сполохи огня. Дионисий в панике побежал домой.

Утром обеспокоенные жители деревни обнаружили на месте трещины миниатюрный конус высотой полтора метра. Из него то и дело вырывались клубки пепла, а через день к ним прибавились, сначала разлетающиеся веером камешки, а, спустя несколько часов, на перепуганных крестьян полетели раскалённые камни.

Дальше события развивались с кинематографической скоростью: 22 февраля из «прыща» поползла, потрескивая, огнедышащая лава. Через год на месте поля вырос настоящий вулкан, возвышающийся над плато на 350 метров.

В общей сложности извержения продолжались ещё восемь лет. За это время конус новорождённого вулкана достиг высоты 2774 метра, а выползавшая из жерла магма запечатала на веки под многометровой бронёй десять селений. Более 4000 человек остались без крова. Одно радовало: никто не погиб ни от лавы, ни от вулканических бомб. Правда вся растительность в округе, заваленная пеплом, погибла.

Дионисий же выгодно продал свой участок с разбушевавшимся вулканом известному мексиканскому художнику Атлю, который за несколько лет, проведённых у вулкана, сделал более одиннадцати тысяч рисунков и не менее тысяч пейзажей маслом.

Сейчас к Парикутину удобней всего добираться через старинный городок Ангахуан, притулившийся у подножья горного хребта. Как только въехали в него, нас «атаковали» всадники на разномастных лошадях. Они окружили машину и, цокая по брусчатке, долго скакали рядом, убеждая нас, что к вулкану даже на внедорожнике не проехать. И предлагали подвезти к нему за умеренную плату (30 долларов в оба конца за человека). Но мы, приученные к экономии средств Русского географического общества, решили добираться самостоятельно.

Изрядно поплутав по узким улочкам и почти утратив надежду найти выезд к Парикутину, свернули в неприметный пыльный переулок, упирающийся в высокий забор. Илья хотел было повернуть обратно, но Костя решительно скомандовал: «Едем!» Только подъехав к ограде почти вплотную, обнаружили съезд вправо. Спустились по нему и, миновав сосновый лес, оказались на колдобистом лавовом поле. Всё верно! Это та самая «засекреченная» дорога! Покачиваясь на окаменевших буграх, двинулись к мрачному конусу.
Вдоль дороги встречались «карманы», в которых стояли статуи святых, любовно украшенные гирляндами и флажками: жители окрестных селений регулярно, особенно дружно перед Пасхой и в день рождения вулкана, совершают к нему паломничество, возлагая цветы к ногам почитаемых апостолов.

Посреди лавового поля сиротливо торчала колокольня. Вокруг неё шести- семи метровым слоем громоздятся застывшие комья, а она стоит! Не чудо ли?!
Неподалёку, у края ступенчатого вала, чистая площадка с летними кухнями под навесами. Здесь уставшие паломники и туристы могут подкрепиться блюдами индейской кухни, приготовленными дородными индианками прямо на глазах гостей.

Мы интересуемся, как проехать к вулкану. Индейцы наперебой принимаются объяснять, что самостоятельно туда ехать нельзя, более того – требуется разрешение шерифа. Мы просим самого представительного седовласого сеньора состыковать с ним.

Сделав несколько звонков по мобильнику, он сообщает, что шериф разрешил, но только в сопровождении местного гида, которому мы должны будем заплатить 20 долларов. На сегодня он занят с другой группой и подъедет завтра в девять утра.

Делать нечего! Отъезжаем в сторонку и встаём на ночлег. Утром, в назначенное время находим вчерашнего сеньора. Он созванивается с гидом. Слушает, разочарованно кивая головой. Затем разворачивает карту-схему и сам объясняет дорогу к вулкану. Я на всякий случай фотографирую карту.

Поблагодарив индейца, взбираемся на гряду и едем по гребню между двух лавовых языков. Здесь сосновый лес уцелел. На многих стволах видны косые насечки и закреплены жестяные воронки для сбора живицы.
Через полчаса выезжаем на поляну, засыпанную раскалённым от палящих лучей солнца черным пеплом, и вскоре оказываемся у подножье вулкана.
На восхождение выходим сразу, без раскачки. Хотя конус, в сравнении с предыдущими, намного ниже, «побуксовать» на мешанине из пепла и крупчатой пемзы всё же пришлось, и не раз.

Поскольку Фуэго я «просачковал», мне очень хотелось реабилитироваться - подняться на Парикутин первым. И это удалось! Видимо, ребята ещё не восстановились. Правда, радость умалялась тем, что подъём был несравнимо проще и легче.

Воронка кратера встретила нас парящими фумаролами и жутковатым лунным ландшафтом, безжизненность которого смягчалась робко пробивающейся между бурых глыб зеленью.

Сверху хорошо просматривалось всё двадцатипятикилометровое лавовое поле, навсегда похоронившее близлежащие селения. Единственным свидетельством того, что здесь совсем недавно жили люди, была та самая колокольня с уцелевшими рядом алтарём и иконостасом. Иссиня чёрные комья магмы, повинуясь высшей воле, «обошли» её стороной и теперь колокольня возвышается над окаменевшим пространством грозным перстом, как символ святости и чистоты намоленного места.

ПОЗНАКОМЬТЕСЬ - НЕВАДА ДЕ ТОЛУКА! 

Весь день держим курс к Толука — центру штата Мехико (сам город Мехико не входит в состав штата, а лишь граничит с ним). Южнее его расположен национальный парк с вулканом Невада де Толука. Силуэты окружающих гор по-прежнему размыты густым дымом. Похоже, что и здесь горят леса.

Поражает пристрастие мексиканцев пускать красного петуха – таким варварским способом они сжигают не только мусор вдоль дорог, но и освобождают  земли под новые сады и поля. При столь сухом климате это преступное легкомыслие зачастую ведёт к обширным, затяжным пожарам, после которых на месте зелёного, полного жизни лесного массива остаются безжизненные «погосты», утыканные скелетами обугленных деревьев. Жуткая картина! Но нет! - всё равно жгут и жгут!
Ближе к центру растёт число кустарных мастерских: каменотёсных, гончарных, столярных. Их продукцией заставлены все придорожные рыночки. Покупателей, правда, не видно. (Керамическую посуду местные гончары лепят вручную, не прибегая к помощи гончарного круга).

На спуске к городу нас обогнал на мотоцикле полицейский и махнул рукой «Прижмитесь!» Оказывается он засёк, что Илья ехал, не пристегнув ремень безопасности. Штраф - 200 песо (около 500 рублей). Илья по шоферской привычке протянул в два раза меньше. Полицейский, тем не менее, укатил весьма довольный.


В Толуку въехали в шесть вечера. Город со всех сторон был осажден армадами свинцовых туч, вовсю заливающих окраины, а в самом же центре абсолютно сухо. Стены домов от зависшего на горизонте солнца охвачены янтарным светом – полная иллюзия, что они горят. Сюрреалистическая картина!

Немного поплутав  по улицам, перекрытым через каждые 50-80 метров «лежачими полицейскими» (перед ними приходится снижать скорость до 20 км/час — иначе оторвёшь либо бак, либо форкоп, такие они высокие и крутобокие), наконец, отыскали дорогу, ведущую к вулкану.

По гравийному серпантину, обрамлённому прямоствольными соснами с длиннющей хвоёй, добрались при быстро сгущающихся сумерках, до  кемпинга с площадками для палаток. Здесь же, на посту охраны, приобрели за 140 песо пермит (разрешение) на завтрашнее восхождение. Не успели рассчитаться, как небо озарилось серебристыми сполохами, а земля содрогнулась от оглушительных раскатов грома, после чего на нас посыпался такой крупный и обильный град, что смотрители (дай Бог здоровья этим добросердечным ребятам!) предложили переночевать во временно пустующем туристическом приюте, и даже согласились, за символическое  вознаграждение, проводить к нему.
Ёжась от болезненных щелчков ледяной шрапнели, забежали в это надёжное убежище. Пока, при свете налобных фонариков, каждый оборудовал для себя угол, дежурный готовил ужин. Перекусив и немного обсохнув,  легли спать под барабанную дробь градин об оконное стекло.

Утро порадовало  чисто вымытым небом и лёгким морозцем. Вокруг приюта  алмазно сверкали мириады льдистых горошин. Деревья, потрясённые разгулом стихии, стояли тихо, неподвижно. На кончиках хвоинок весело трепетали, мерцая всеми цветами радуги, хрустальные капли.

При дневном свете обследовали приют сложенный из дикого камня. Он оказался довольно просторным и вместительным, с несколькими залами-гротами и двухъярусными нарами по периметру. Интерьер живо и достоверно воссоздавал обстановку средневекового замка: высоченные, закопчённые потолки, с которых на кованых цепях свисает  почти до пола очаг с вытяжной трубой, сделанной из медных, затейливо отчеканенных листов. Люстры, тяжёлые, кованые, не электрические, а с восковыми свечами. Возле громадного, неприподъёмного дубового стола, массивные, обтянутые толстой, но эластичной кожей, стулья. По углам - удобные кресла, больше похожие на царские троны. Состоятельный и, по всей видимости, творческий человек  продумал и с любовью к людям свил это гостеприимное гнёздышко на высоте 3800 метров.
Град на глазах таял. Поднявшись до отметки 4150 метров, мы оказались на террасе рыжей от пожухлой травы. Отсюда начиналась  каменистая тропа, ведущая непосредственно к кратеру.

Пока ребята утеплялись, перекусывали, готовили фото и видеокамеры, я успел вскарабкаться на самую высокую точку восточного гребня и поторжествовать - пусть скромный, но всё же успех! Тем более, что поднялся на 4600 метров, легко и с удовольствием. Но, как оказалось, зря радовался. Костя повёл команду на другой, более высокий зубец западного гребня, обрывающегося ко дну гигантского кратера отвесной стеной. Поскольку я уже подустал, ребят догонял из последних сил.


Невадо де Толука стоит на особицу: ближайшие вулканы и хребты, теряются вдали в голубом мареве. Время основательно поработало над жерлом: стены местами совсем оплыли. Но даже сейчас  каменная чаша, покрытая осыпями и струпьями из угловатых глыб, украшенных плёнкой красноватого лишайника, впечатляла своими размерами: диаметр более километра, глубина — метров триста. В центре смешно выпирал пупок внутреннего конуса. По обе стороны от него с любопытством взирали на нас синими глазами-плошками два озерка, в которых зрачками  темнели  громадные обломки скал. Солнце светило столь ярко, что заболели глаза.

Неожиданно сбоку что-то зашумело. Сбиваясь в сплошной, галопирующий поток, с гребня, в метрах ста от нас, пыльным клубком сошёл небольшой камнепад. Невольно поёжились – вот уж повезло: и сами целы и на камнепад посмотрели!

Полюбовавшись видами, открывшимися нашему взору, не спеша, выполнили то, за чем, собственно говоря, и поднялись сюда: измерили лазерной линейкой размеры кратера, щупом - температуру почвы на разных глубинах, нанесли на карту фумаролы, провели сюжетную видеосъёмку для документального фильма и, довольные проделанной работой наперегонки спустились к машине.

Физическая форма и взаимопонимание в команде от восхождения к восхождению улучшаются. И это замечательно!


МЕХИКО

Под вечер поднялись на хребет на высоту 3200 метров (относительно окрестностей он не так уж и высок – средняя отметка плато 2400 метров) и увидели сквозь смог обширную холмистую котловину с размазанным по ней бескрайним Мехико.

Я уже писал, что не люблю подобные муравейники, а тем более описывать всякого рода архитектурные и исторические памятники, но деваться некуда: в этом мегаполисе нам предстояло провести несколько дней, чтобы оформить визы в Панаму, купить велосипеды, отправить в РГО фото, видеоматериалы и бухгалтерские отчёты для получения следующего транша.

Город особого впечатления не произвёл. Для меня он был интересен только тем, что на сегодняшний день Мехико не только самый многолюдный на нашей планете, но и самый крупный по занимаемой территории – 200 километров в поперечнике! И ещё в нём находится чуть не самая большая площадь в мире (площадь Конституции).

Основали город в 1325 году ацтеки. Так что Мехико ещё и самый старый город Нового Света. К сожалению, из ацтекских построек почти ничего не осталось – поработив страну, испанцы до основания разрушили город и начали отстраивать его на свой лад. Немногие дома, сохранившиеся с того времени, сложены из вулканического туфа. На центральной площади из него возведён и дворец Кортеса, и самый крупный в Латинской Америке кафедральный собор. По Мехико хаотично разбросано ещё несколько красивых современных архитектурных ансамблей, но большая часть построек имеет весьма заурядный вид.
Криминальная обстановка в городе, как и в северных штатах, напряжённая: на первых и вторых этажах все окна зарешечены, поверх ограды лежат кольца колючей проволоки или торчат замурованные в бетон остро-колотые бутылки, въезды во дворы наглухо перекрыты железными воротами.

В центре города к нашей машине с американскими номерами не цеплялись, а вот на окраинах каждый полисмен считал своим долгом остановить и поизмываться, придумывая немыслимые придирки: штатовский номер для них всё равно, что красная тряпка для быка. То, что американцев здесь недолюбливают, мы многократно испытали на собственной шкуре. Завидев нашу машину, простые мексиканцы зачастую выкрикивали нам вслед нелицеприятные пожелания и грозили кулаком. Поэтому общение с местными мы начинали со слов «Носотрос руссо туристо» ( Мы русские туристы). Было приятно видеть, как глаза людей сразу теплели.

Стычки с «копами» начались ещё на подступах к Мехико. Происходило это всегда по одному и тому же сценарию. После того, как документы оказывались в руках полицейского, начинался классический «наезд»:

- Вы проехали на красный цвет. С вас 3000 песо (300 долларов!)

- Извините, но тут светофора нет!

- Ах, да!.. Но вы превысили скорость!

- Покажите показания локатора.

- Я в полиции столько лет, что и сам могу безошибочно определять скорость…

Потом у вас чрезмерно затонированы стёкла.

- Всё заводское, мы ничего не меняли.

- Хорошо…согласен на 500 песо.

- Мы ничего не нарушали, и платить не будем, - негодует Костя…

Первая подобная словесная дуэль длилась не менее получаса, но мы всё же выстояли - не заплатили. Командор вместе с непоколебимой принципиальностью, продемонстрировал такой эмоциональный напор (включая и крепкие выражения), что ошеломлённые «блюстители порядка» в итоге ретировались.

В дальнейшем, дабы пресечь затяжные разбирательства на корню, мы стали, как говориться, «гнать дуру»: на все вопросы отвечали «Сеньор, мы по-испански не понимаем, поехали в российское консуладо, там, через переводчика будем говорить».

Действовало безотказно. Озадаченно почесав затылок, ребята капитулировали либо сразу, либо после попытки получить «ну хотя бы 300 песо».  Ещё больше портили впечатление о стране столичные торговцы: обсчитывали, обманывали без зазрения совести на каждом шагу.

Вечером провели встречу с журналистами. В их числе был собственный корреспондент «РИА Новости» Юрий Николаев, регулярно освещающий через своё агентство ход нашей экспедиции. В Мексике он работает не первый год. После общения с ним мы поняли, что родились в рубашках. Оказывается, мало кому удаётся без осложнений проехать по северным, граничащим с США, мексиканским штатам. Через них проходят основные каналы поставок наркотиков в США, Канаду, и там ежемесячно совершаются десятки разборок, наглых нападений, в том числе с убийством водителей и пассажиров автомобилей и автобусов. Теперь понятно, почему так много было в тех местах вооружённых до зубов армейских патрулей, курсирующих по дорогам на открытых машинах. (На коррумпированную полицию президент уже не надеется).

По просьбе сотрудницы РГО Плотниковой Ольги (очаровательной и умной женщины) попытались, используя технические возможности посольства, провести видеоконференцию с представителями московских СМИ, но, как нарочно, именно в тот день на канале связи со стороны РГО возникли технические неполадки. Народ на двух противоположных концах Земли собрался, просидел в ожидании эфира с часик, и вынужден был разойтись.

Что ещё для полноты картины следует сказать о Мехико?

Те телевизионные программы которые нам удалось посмотреть сделаны на высочайшем профессиональном уровне. Каналы самые разнообразные, в том числе и чисто тематические (музыкальные, исторические и.т.д.). Характерно, что на телевидении и радио не услышишь зарубежной музыки. Молодёжь растет и развивается на музыке и традициях своего народа. Может это уже перебор, но, на мой взгляд, приоритет национальной культуры всё же необходим.

И, ещё такая деталь – сомбреро здесь не носят. Как я понял, у мексиканцев это такой же сценический атрибут, как малахай у башкир или атласные шаровары у украинцев.

Наверное, пора коснуться и такой деликатной темы, как естественная потребность в сексе. Мы в дороге уже третий месяц и, в этом плане, изрядно изголодались. Особенно молодёжь. Но никто из нас не сделал даже попытки воспользоваться услугами полуобнажённых проституток, которых на улицах Мехико в избытке и на любой вкус. Более того, когда мы искали велосипеды, наш красавец Николай вызвал у этих путан такой интерес, что две из них, вцепившись в него с двух сторон, попытались силком затащить в своё заведение. Бедолаге пришлось буквально вырываться из их страстных объятий. Так, что могу засвидетельствовать: мы своих невест и жен не предавали и честно соблюдали «облика морале» не только в Мехико, но и в других городах.

 
Оставив часть вещей в консульстве, отправились к вулкану Попокатепетль (5426 м). Он высится посреди отрогов Поперечной Вулканической Сьерры всего в 55 километрах к юго-востоку от столицы, и в любую погоду заметен даже из окон одноэтажных лачуг. (В переводе с ацтекского Попокатепетль означает «дымящая гора»).
У индейцев вулкан мог быть одновременно и божеством, и человеком, и горой. Поэтому у каждого племени был свой объект поклонения. Но лишь Попокатепетль вызывал единодушный священный трепет и любовь всех индейских племён Мексики. Подобно тому, как японцы поклоняются Фудзияме, непальцы — Джомолунгме (Эвересту), а масаи — Килиманджаро, местные индейцы почитают свой «Эль-Попо».

Мексиканцы верят, что заснеженный исполин и сейчас обладает божественной силой и от него зависит, собрать ли облака в дождевые тучи и пролить на землю живительную влагу, или развеять их без следа. Ещё существует поверье, что взошедшему на Попо, даруется долголетие. Поскольку средняя продолжительность жизни российских мужчин составляет 60 лет, мне подняться на вершину сам Бог велел!

Достигнув отметки 3800 метров, мы упёрлись в шлагбаум. Отсюда уже отчётливо были видны вихрастые клубы жёлто-бурого дыма, исторгаемого из жерла, временами доносились отголоски утробного гула. Пока мы любовались этим зрелищем, подошёл охранник и заявил, что вулкан в фазе повышенной активности, и он сможет пропустить нас только по письменному распоряжению директора парка. Чтобы найти его, следовало спуститься в городок Амекамека, где находится главный офис национального парка.

Директор встретил любезно, но был неумолим:

– Я не могу дать разрешения! Вулкан разбушевался – кроме пепла, выбрасывает куски магмы.
Костя объясняет, что мы все имеем большой опыт, хорошо оснащены и подготовлены. Выслушав его, директор берет лист бумаги и довольно точно чертит на нем профиль вулкана:

- Куда вы хотите подняться?

Командор ставит точку на вершине вулкана. Директор меняется в лице и, перечеркнув рисунок, начинает, темпераментно жестикулируя руками, говорить о том, что это невозможно ни при каких обстоятельствах, что у кратера уже погибло много людей. Он не может допустить новых жертв.

Поняв по выражению наших глаз, что его слова не возымели действия, задал прямой вопрос:

- Вы что, пришли умереть в Мексике?

Немного помолчав, решительно заявил:

- Я не допущу гибели гостей из России! Нарушите запрет, депортируем из страны!

Эта перспектива сразу отрезвила нас - решили не лезть на рожон, тем более, что впереди Орисаба (5636 м) – самая высокая гора Мексики и вторая на Североамериканском континенте (уступает лишь Мак-Кинли).

За чашкой чая директор рассказал нам, что на Попо главную опасность представляет даже не лава, а мощные грязевые потоки, образующиеся от таяния глетчеров при извержении. Тогда ледниковая вода, смешанная с пеплом и кусками лавы, устремляется грязекаменной лавиной вниз по естественным желобам и сметает все на своем пути.
Последнее крупное извержение, сопровождавшееся выбросом пепла на высоту шесть километров, состоялось в сентябре 2000 года. В прошлом году было зафиксировано появление нового конуса внутри кратера. Именно с этого момента охранную зону парка значительно расширили, а на вулкане установили видеокамеру, с помощью которой вулканологи могут наблюдать за происходящим в жерле в режиме он-лайн.


ОРИСАБА

Сегодня Господь уберёг нас от ДТП с непредсказуемыми последствиями: на скорости 70 км/в час у машины отлетело переднее правое колесо и автомобиль, чиркнув бампером об асфальт, закрутился волчком, быстро смещаясь на встречную полосу. Визг, скрежет тормозов несущихся на нас грузовиков, автобуса, крики, дым, запах горелой резины…

Когда всё стихло, мы какое-то время не в состоянии были даже говорить: «Не уж-то обошлось?! » Нас спасла хорошая реакция водителей – ближайшая фура остановилась в метре от «Сафари».

Бледные, ошеломлённые пережитым, мы выползли на дорогу почти в шоковом состоянии. Набежавшие мексиканцы ободряюще хлопали по плечу, поздравляли с благополучным исходом. Потом, облепив машину со всех сторон, передвинули её на обочину. Только тогда до нас дошло:

– Слава Богу! Живы!

Причину «бегства» колеса выявили сразу - от постоянной тряски сорвало гайку. У нас это третья поломка, если не считать четырёх проколов (до этого выходили из строя бензонасос и генератор). Не так много с учётом возраста и пробега «Сафари». Автомастерская оказалась в километре, и мы уже через час были на ходу.

Предвершинные склоны Орисабы покрывали светлые сосновые леса, изобилующие родниками с чистейшей водой. Ливневые потоки размыли грунт из дорожной насыпи местами до того тщательно, что от неё остались лишь одни лобастые булыжники, безжалостно раздиравшие днище низко сидящей машины. Этот скрежет разрывал наши сердца на части. Чтобы уменьшить осадку мы вышли из салона и до отметки 4270 метров, на которой находился приют, шли пешком.

В приюте, сложенном из крупных камней, ни души. Заняв дальний угол, готовимся к восхождению: одеваем термобельё, ветрозащитные костюмы, подгоняем «кошки», складываем в рюкзаки самое необходимое, а дежуривший в этот день доктор готовит обед.

Хотя приют бесхозный, благодаря сознательности альпинистов, он находится в хорошем состоянии: двери, окна целы, внутри и прилегающей территории чисто. В высоком помещении на широких трёхэтажных нарах, одновременно может разместиться до пятидесяти человек. Один существенный минус: поблизости нет питьевой воды. Стекающий с ледников поток настолько насыщен вулканической пылью, что в нём даже руки боязно опускать.

Вскоре подъехала на пяти вездеходах большая (не меньше тридцати человек) группа из Германии. Жизнь сразу забила ключом: смех, гортанная речь, выкрики, кучкование на нарах по интересам. Мы же взваливаем рюкзаки  и отправляемся к промороженной вершине.

Петляя между нагромождений базальтовых глыб, отполированных ледниками и ветрами до зеркального блеска, натыкаемся на полуистлевшую, разорванную палатку: похоже хозяина не дождалась. Вскоре среди хаоса камней видим красноречивое подтверждение нашему предположению: кресты и таблички с фамилиями погибших.
Как известно, погода в горах неустойчива и может в течение несколько минут перемениться. Сегодняшний день подтвердил это. Чуть приметная, лёгкая облачность вдруг сгустилась, и на нас поползли, плотно обволакивая склон, пухлявые валы. Посыпал снежок, а когда мы достигли кромки ледника и обули кошки, налетел и по-волчьи завыл многоголосый ветер. Снег загустел, запуржил вихрями. Вокруг всё тонет, растворяется в молочной мгле. Идти стало опасно. На отметке 4910 метров, ставим палатки прямо на «арене» ледникового цирка.   Наши мысли и мольбы об одном: Господь, подари нам завтра ясное небо!

Ночью долго не мог заснуть. В голове крутились обрывки бессвязных видений. В основном о вершине, погоде, оставшихся дома детях и внуках.

Костя поднял в четыре утра: пока тихо, надо успеть взойти на вершину и спуститься к приюту. Выбравшись из палатки, видим на чётко проступающем силуэте вулкана цепочку медленно покачивающихся огоньков: немцы с мексиканскими проводниками были уже в пути. И, похоже, давно! Быстро перекусив оставшейся с вечера овсяной кашей, с азартом бросаемся вдогонку.

Глянув на небо, убеждаюсь, что ацтекское название Ситлальтепетль (Звездная гора) дано этому вулкану не случайно: звёзды сияли столь ярко, что казалось, протяни руку и сможешь почистить их рукавицей.

Вытянувшаяся впереди цепочка людей всё ближе. Неутомимые Лёха, Коля и Костя идут, как гималайские шерпы - без отдыха. Илья с Андреем отстают ненамного. Я же плетусь в хвосте. Сердце стучит, как хорошо отлаженный мотор, дыхалка не подводит, а ноги, как ни стараюсь, тормозят. Испугался: не уж-то не сдюжу?! Но в какой-то момент, кажется, сразу после привала, вдруг почувствовал прилив сил и зашагал, как заведённый. Чем выше поднимался, тем явственнее ощущал лёгкость: казалось будто теряю в вес и становлюсь всесильным. Возникло шальное желание разбежаться и, раскинув широко руки, взлететь и парить над облаками, уносясь всё дальше и дальше в неизведанные края.

Оседлав крутой лоб глетчера, до предела взвинчиваем темп и, наконец, обходим одного за другим фаворитов немецкой команды.

Вот  ступили на подсвеченный восходящим солнцем ледяной бруствер, с которого открылся вид на идеально круглую воронку кратера. Окружающее нас безмолвие было нарушено дружным, но как-то совсем слабо прозвучавшим в разряженном воздухе троекратным «Ура-а-а!». Зато жерло ответило на нашу бестактную выходку резонирующим, как в бочке, эхом.

Огляделись. От Орисабы во все стороны разбегались голые, бурого цвета хребты, зеленеющие у подножья. Они вкупе с редкими перистыми облаками хорошо оживляли панораму. От простора и первозданной мощи холодных, бесстрастных громад, меня охватило состояние благоговейного восторга. И, похоже, не только меня. Как бы вторя моим мыслям, Коля прошептал:

- Эх, были б крылья или дельтаплан, полетел бы!

Ветер крепчал. Пространство наполнялось мельчайшими кристалликами льдистого снега. Подхваченные невидимыми струями, они кружились, вспыхивали в слепящих лучах солнца. Отдыхавшая под нами отара туч, зашевелилась и, неуклюже толкаясь, потянулась на юг. В открывшееся окно показались спичечный коробок приюта, и едва приметные точки ползающих около него людей.

Костя достал из внутреннего кармана спутниковый телефон «Иридиум» и набрал номер дежурного Русского географического общества. Пока передавал информацию об успешном восхождении, стали подходить немцы. На одного из них было жалко смотреть – позеленевшее лицо, блуждающий взгляд и оскаленные в неестественной улыбке зубы. Поздравив их с восхождением, мы поспешили вниз.
Пройдя снежный купол, снимаем кошки и бежим по сыпучему туфу, лавируя между хаоса камней и вулканических бомб. На склонах опять стали вызревать облака. Сначала полупрозрачные, они быстро густеют. Окружая со всех сторон, тучи как бы говорили: «Поторапливайтесь, ваше время истекло!».

В приюте не повернуться: приехала ещё одна группа альпинистов из Мехико, но, несмотря на толчею, обстановка самая доброжелательная. Чтобы дать нам возможность пообедать, мексиканцы не только мигом освободили стол, а даже угостили свежими фруктами. Вскоре мы уже обменивались друг с другом телефонами, адресами электронной почты, фотографировались на память. Когда прощались, Костя подарил их руководителю вымпел Русского географического общества и значок с эмблемой экспедиции «Огненный пояс Земли».

Спустившись в долину, оглядываемся: Орисабу уже не виден. В клубах грозового фронта сверкнул излом молнии. Один, другой. Следом громыхнуло. А через минуту уже всё сверкало и гремело. Краешек грозы накрыл нас крупным, размером с воробьиное яйцо, градом. У всех как-то одновременно вырвалось: «Во время мы спустились!» Это получилось столь синхронно, что мы прыснули от смеха. Град выпал столь обильный, что, когда шарики льда начали таять, вдоль и поперёк дороги помчались, сметая мусор, мутные потоки.

Миновав равнину, долго взбирались на поперечный хребет. Когда перевалили его, характер леса стал совершенно другим: на смену светлому сосновому, пришла пышная, непроходимая сельва. (Она так и будет сопровождать нас по горам и долам до самого Эквадора и Бразилии с единственным засушливым пятном в богом забытом Гондурасе).

МЕКСИКАНСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

5 мая 2011 года.
За спиной почти вся Мексика. В главе «Буэнос тардес, Мексика!» я уже делился первыми впечатлениями об этой стране, теперь настало время дополнить их.
Начну с природы и климата. Если северные, граничащие с США, мексиканские штаты — это безжизненные пустыни и полупустыни, то по мере перемещения на юг всё чаще встречались перелески, а в горах появились сначала малорослые, а потом и основательных размеров сосны, пореже - ели. Поля также с каждым днём становились обширней и разнообразней по видам выращиваемых культур.
Полной неожиданностью для нас явилась бедность фауны. За все время видели только белок и мелких зайчиков, да и тех редко. В изобилии лишь ящерицы и муравьи самых разных размеров. От их конусовидных «хижин» по всему лесу веером расходятся выбитые до земли тропы. (Это не преувеличение - именно тропы, а не едва приметные тропки!).
Перепад температур в зависимости от широты и высоты над уровнем моря, колебался от 4 до 41 градуса тепла. В горах по ночам она падала до минусовых отметок. Самый большой в течение одного дня температурный скачок зафиксировали 1 мая. На вершине Орисабу было минус 7, а когда, перевалив хребет, поехали к Мексиканскому заливу, наша портативная метеостанция показала плюс 39 градусов по Цельсию при почти 100% влажности.

Небольшие торнадо по Мексике «гуляют» повсеместно. Порой одновременно наблюдалось несколько высоко закрученных и медленно ползущих над землей, пылевых вихрей, несущих в своём чреве всевозможный мусор. Страшное и захватывающее дух зрелище!
Мексика — аграрная страна. По крайней мере, нам не встречались крупные промышленные объекты. Только сахарные заводы и небольшие предприятия по выпуску текилы или производству стройматериалов.

Бросается в глаза то, что в северных штатах уровень жизни заметно ниже, чем в южных, более влажных и плодородных. На севере преобладает животноводство, а на юге полеводство и садоводство. Выращивают в основном маис, фасоль, бобы, сахарный тростник, пшеницу, агаву для текилы, сорго, помидоры, арбузы и, конечно, ананасы. Что удивительно: кто-то маис ещё только сажает, а у кого-то он уже вымахал под два метра и тугие початки успели пожелтеть.
Сады в Мексике занимают огромные территории. Поскольку влаги не достаёт, к ним даже в горы проложены водоводы с мощными насосами, а под естественными водостоками устроены бетонные и пластиковые бассейны для аккумулирования тысяч тонн воды в период дождей. В некоторых штатах идёт прямо-таки тотальная вырубка леса под сады (папайи, апельсинов, лимонов, кофе, но больше всего - авокадо). При этом приживаемость саженцев составляет не менее 97%. Это великолепный результат, ведь дожди выпадают до того редко, что земля успевает покрыться толстым слоем пыли. Необходимость поливать влечёт большие материальные затраты, но государство помогает и всячески поощряет развитие садоводства. Да и в других сферах малого бизнеса ощущается поддержка собственных производителей. Как нам по секрету сказали, правительство не гнушается применением и протекционистских мер, и таможенных барьеров.

У нас, россиян, есть привычка жаловаться: «Земля не родит, погода подвела». Посмотрели бы, на каких каменистых, безводных, практически бесплодных почвах мексиканцы умудряются выращивать урожай, которого достаточно, чтобы и семью прокормить, и машину купить, и дом построить. Может, просто не надо лениться?! Кто у нас сейчас 8-10 коров держит? Единицы! И это в то время, когда тучная, душистая трава под снег из года в год без пользы уходит.
В 2008 году я проехал по местам детства и юности по Хабаровскому и Приморскому краям более 2000 километров, и, представьте, не видел ни одного стога, ни одной пасущейся на богатом травостое коровы!!! Я никак не мог поверить в этот абсурд – ведь в былые времена коровам даже веткорма на зиму заготовляли. А тут - луга не кошены! Во мне всё протестовало и кричало, не соглашалось верить глазам: «Не может такого быть!» Но, увы, это факт! За 90-ые годы, когда рабочим, колхозникам, инженерам, невзирая на то, что они честно и добросовестно выполняли свою работу, платили гроши или, вообще, ни копейки не давали, народ настолько устал от обмана и разуверился во власти, что в итоге утратил всякий интерес и привычку к труду. Подобная защитная реакция понятна, но уж иметь в деревне скотинку хотя бы для собственных нужд нам никто не мешает!

Индейский колорит в Мексике сохранился только в сельской местности. Там большинство женщин ходит в национальных одеждах: однотонная юбка с широкой оторочкой понизу из материала другого цвета, поверх юбки цветистый фартук, на свободную блузку надето что-то вроде распашонки с узенькой оторочкой по краям и завязками по бокам. Самый главный элемент костюма — широкий одноцветный шарф, кокетливо переброшенный через плечо. В южных штатах ещё популярны белые кофточки свободного покроя с ручной вышивкой вокруг горловины.

Замужние женщины с косами, девушки - с распущенными волосами. Надо сказать, что мексиканки довольно миловидны. Есть просто красавицы. (Это особенно заметно после блёклых американок). Все черноволосые. У некоторых пряди прямо синевой отливают. Похоже, что крашение волос здесь не в чести — за всё время мы встретили только трёх «блондинок».
Пожилые мексиканки довольно тучные. Но у них полнота плотная, упругая, а не рыхлая, студенистая как у американок. Молодые женщины лихо гоняют на мотоциклах и квадрациклах. Сидят, словно принцессы: спина прямая, голова гордо вскинута. В южных штатах женщины ходят с большими зонтами — прячутся под ними от жгучих лучей солнца.

Сильный пол одевается по-европейски. Единственное отличие — жёлто-белые шляпы, сплетённые из волокон сахарного тростника. Знаменитых сомбреро ни разу не видели. Курящих — ничтожный процент. Не знаю, чем это объяснить. Может национальными традициями?
Что удивило и вместе с тем порадовало, — даже в самых крошечных деревнях имеется школа и спортплощадка. Ученики ходят в форме. У каждой школы она своя.
Промышленных предприятий, как я уже писал, мало. Ближе к центру растёт число кустарных мастерских: каменотёсных, гончарных, столярных. Их продукцией заставлены все придорожные рыночки. Удивило, что керамическую посуду местные гончары лепят вручную, не прибегая к помощи гончарного круга.
  Кладбища в Мексике, как, впрочем, и во всей Латинской Америке, можно сравнить с выставкой помпезных мини-дворцов, украшенных ажурными башенками, арками, колоннами. Поэтому кладбища здесь очень похожи на города лилипутов со всеми атрибутами: улицами, площадями и цветниками.
Мусор и старую траву вдоль дорог мексиканцы убирают просто: пускают «красного петуха». После него вдоль автотрассы остаются чёрные ленты со скелетами обугленных деревьев. Зрелище мрачное. Стоит ли удивляться тому, что полстраны погружено в дымное марево — при таком сухом климате подобное легкомыслие приводит к обширным пожарам.
Транспортная сеть Мексики развита хорошо. Первые два дня мы возмущались тем, что дороги платные (примерно 180 рублей на 100 км). Только на третий выяснили, что на каждое направление имеются, как платные (квота), так и бесплатные (либре), идущие параллельно платным, дороги. И ты сам решаешь, по какой ехать. Большинство водителей ездит по бесплатным. Мы тоже были в их числе. И нельзя сказать, что они плохие. Главное их неудобство в том, что они проходят через населённые пункты, в которых каждые 50-80 метров приходится снижать скорость до 20 километров, чтобы переехать, вернее сказать, переползти через «лежачего полицейского».

Мексиканские дорожники, вкупе с полицией, просто помешаны на них. Изобретение не новое, но в таком количестве и таких высоких (мы то и дело цеплялись форкопом) нам прежде не доводилось встречать. Кто знает, может, они и правы — здесь практически изжиты случаи наезда на пешеходов. С другой стороны, пропускная способность трассы резко снизилась.

Что ещё хотелось бы отметить, говоря о дорогах? Прямая и встречная полосы проложены для большей безопасности на разных уровнях или на значительном расстоянии друг от друга. Для пешеходов повсюду имеются надземные переходы. Ремонтные работы организованы настолько грамотно, что не создают никаких проблем для движения транспорта.

Местные автомобилисты ездят, мало обращая внимания на знаки. И чем южнее мы спускались, тем чаще нарушения правил. Один дорожный знак — «1x1», устанавливаемый на нерегулируемых перекрёстках, нам показался весьма разумным и удобным — «проезжай через одного». Женщин за рулём здесь заметно меньше, чем у нас.

Железнодорожный транспорт в Мексике не популярен. В пассажирских и грузовых перевозках явно доминирует автомобильный. Сеть автобусных маршрутов охватывает даже самые отдалённые и малозаселённые районы страны. Автобусы комфортабельные. На междугородних рейсах они двухэтажные со стюардессами, кондиционерами, туалетами и бесплатными напитками (чай, кофе с бутербродом), на дальних маршрутах питание посерьёзней. Образцовый уровень пассажирских автоперевозок — характерная особенность стран Латинской Америки.
Народ в селениях и небольших провинциальных городках, в отличие от Мехико и его окрестностей, приветливый, отзывчивый и вместе с тем с хорошо развитым чувством собственного достоинства. Отношение к иностранцам почти равнодушное. Нет такого низкопоклонства, как у нас. Неприязнь к американцам простыми людьми не скрывается.

Про Мексику вряд ли можно сказать, что это развитая страна, но семьи в большинстве живёт в достатке, и у государства, похоже, хватает средств, как на социальные программы, так и на развитие инфраструктуры: автострады в хорошем состоянии, поля орошаются, сады ширятся, улицы во всех деревнях освещены. В самой захудалой деревушке дороги вымощены камнем, на площади клумбы с цветами, красиво постриженные кусты и непременно памятник самому заслуженному селянину. Техника на полях и дорогах самая современная. Почему? Наверное, потому, что правительство честно исполняет свои обязанности, а народ - свои. Все трудятся, подобно пчёлкам на благо большой семьи, и не уносят собранный урожай в чужой улей. А может, ещё и оттого, что добычей нефти занимается государственная корпорация и все АЗС также принадлежат государству — компании «Пемекс». Экономисты утверждают, что госкомпании менее эффективны. Скорее всего, это так, но какой толк от эффективности бизнеса наших нефтяных и металлургических компаний, если вся их «эффективность» оседает за «бугром».
Вообще, в этой большой стране присутствует какая-то особая энергетика. Она и нас подзаряжала. По крайней мере, здесь я на вулканы поднимался с удовольствием и без надрыва. (Столица Мексики и её пригороды — исключение. Там иная мораль)

Застройка городов малоэтажная, видимо, из соображений сейсмоустойчивости. Как-никак в стране 350 действующих вулканов! Дома лепятся друг к другу вплотную, без зазора. Многие ступенчатой архитектуры. Они как бы составлены из кубиков и параллелепипедов. Одна половина дома в один этаж, вторая может быть в два, три этажа.

Строят из кирпича (кладка «тощая»), шлакоблоков и бетона. Те, кто побогаче, штукатурят не только внутри, но и снаружи. Фасады таких домов украшены филигранной лепниной и весело, порой даже вызывающе, раскрашены. Наиболее популярные цвета: оранжевый, жёлтый и сиреневый. Крыши плоские. Дворы окружены высокими стенами-оградами.

Архитектурные стили смешанные. От колониального до суперсовременного. На въезде в некоторые городки стоит громадное подобие триумфальной арки (должен признаться, впечатляет и вызывает уважение к патриотизму жителей).
Помимо пёстрой, многоголосой толчеи в городах бросается в глаза обилие лавок, магазинчиков, мастерских сверхминиатюрных размеров. Большие маркеты — редкость. Торговаться с мексиканцами (и вообще с латиноамериканцами) в отличие от азиатов и африканцев, от которых можно добиться снижения цены в разы, сложно. Редко уступят 10-15%.
Туризм среди самих мексиканцев весьма популярен. В лесах, горах, на озёрах множество турбаз, приютов, кемпингов. Но иностранцы наперечёт. Их здесь не жалуют, особенно американцев (к популярным у «бледнолицых» туристическим зонам сие наблюдение не относится — там «белые» главный источник дохода, обижать их не резон).

То, что американцев недолюбливают, мы многократно испытали на собственной шкуре. И всё из-за номера нашего автомобиля - на нём крупно выведено «Aляскa». Увидев его, простые мексиканцы зачастую выкрикивали нам вслед нелицеприятные пожелания и грозили кулаком. Поэтому общение с местными мы начинали со слов «Носотрос руссо туристо» ( Мы русские туристы). Было приятно видеть, как глаза людей сразу теплели.

Цены на дома, как минимум, в два раза ниже европейских. Но на продукты питания и промышленные товары сопоставимы — глобализация в действии! По качеству мексиканские продукты превосходят американские. Здесь предпочтение отдаётся всему натуральному. Местная кухня оригинальна и своеобразна, что объясняется смешением кулинарных традиций индейских племён с испанской рецептурой. Главенствующее место в ней занимает маис: жареный, варёный, в виде муки, с тёртым сыром, мясом, молотым перцем. Но истинной визитной карточкой здешних поваров является жгучий стручковый перец. Они из него готовят сотни разнообразных соусов к мясу, рыбе, гарнирам.

-

Плоский, известняковый полуостров Юкатан - колыбель цивилизации Майя, сосредоточивший в себе огромное количество археологических памятников, не входил в программу нашей экспедиции. Так что на этом излюбленном и много раз описанном путешественниками сюжете особо останавливаться не буду. Коснусь лишь слегка и то лишь в связи с прохождением маршрута через штат Чьяпас, где некогда процветало Баакульское царство, тоже относящееся к цивилизации Майя.

Костя, увидев, что находимся вблизи отмеченных на карте пирамид в национальном парке Помона, после недолгих колебаний дал команду сворачивать к ним.
По проселочной дороге взобрались на вытянутую гряду, поросшую непроходимой сельвой, и вскоре упёрлись в шлагбаум. Сбоку от него - навес, под которым за столом читал книгу пожилой мексиканец. Узнав о цели нашего визита, он придал своему лицу значительное выражение и принялся записывать в засаленный журнал наши данные. Узнав, что мы из России оживился, пожал каждому руку – оказывается русские здесь до нас не бывали. Заполнив все графы, объяснил, что здание музея по дорожке влево, а к пирамидам следует идти прямо. Поднимая перегораживающую проход трубу, не без гордости добавил, что посещение парка и музея бесплатное.

К возвышавшимся над сельвой пирамидам канувшего в лету царства вела уютная лесная дорога. Её в нескольких местах пересекали тропы вытоптанные… мириадами муравьёв. Кто бы мог подумать, что эти невесомые насекомые способны своими крошечными лапками выбить траву до голой земли?!

На обширной ровной площадке красовались классические культовые сооружения. В центре небольшая пирамида, перед которой расположен то ли стол, то ли жертвенник правильной круглой формы, стоящий на каменных блоках; за ней - пирамида повнушительней. К её вершине, где некогда возвышались башни, вели хорошо обработанные каменные ступени. На самом верху — плиты с едва различимым орнаментом. Третья пирамида, более длинная, но частично разрушенная, расположена слева от центральной.
От всего этого комплекса веяло покоем и вечностью, а было время, когда здесь кипела жизнь со всеми страстями, радостями и горестями.
Мы долго бродили по площади, карабкались на макушки пирамид. Надо сказать, что иные пирамиды майя на полуострове Юкатан не уступают египетским. А основание пирамиды Чолула (440 метров) даже больше, чем у пирамиды Хеопса.

Перед тем, как покинуть парк, посетили стоящий прямо в лесу, великолепный музей и с восхищением осмотрели собранные здесь уникальные экспонаты эпохи, предшествующей нашествию конкистадоров. Молодой экскурсовод, студент-историк Стефан, знакомя нас с экспонатами, рассказал, что в цивилизации майя существовал культ бога Кукулькану, пернатого змея с человечьей головой. Он дал людям знания, которые легли в основу развития и совершенствования их общества.

В 1935 году недалеко отсюда, в Паленке, был найден самый любопытный каменный барельеф с изображением Кукулькана. Он представлял собой человекоподобное существо, восседавшее на трубе с заостренным носом. Посреди трубы странное расширение, похожее на кабину, а из хвостовой части тянутся прямые линии (вырываются струи пламени?). На голове «пассажира» некое подобие шлема с «антеннами» наверху.

В более поздней цивилизации ацтеков бога Кукулькана неизменно связывают с бородатым Кетцалькоатлем воплощавшим силу Земли (коатль) и силу Неба (кетцаль). Он явился со стороны солнца и обучал ацтеков наукам, мудрым законам. Легенда гласит, что когда его миссия завершилась, он удалился на корабле к утренней звезде, пообещав вернуться.
Видя, с каким интересом мы его слушаем, Стефан добавил, что именно с полуострова Юкатан в 1517 году началось порабощение европейцами американских континентов.

После сокрушительного поражения при попытке подчинить индейцев силой, испанцы стали путём подкупа внедряться во властные структуры государства и направлять политику в своих интересах. Добиться этого было несложно, так как созданная майя цивилизация после тысячелетнего процветания и выдающихся достижений, пришла в упадок и представляла собой несколько разрозненных царств (образований). Реализация этого «мирного» плана длилась тридцать лет, до 1548 года, когда испанской короне были подчинены последние города и провинции империи Майя.

А более воинственная и молодая цивилизация ацтеков пала, вообще, без каких-либо сражений с испанцами. Виной тому стала продажность и желание сохранить хотя бы часть власти над своими подданными их Верховного правителя - Монтесума Второго.

Получив с прибрежной заставы донесение о том, что «Боги вернулись. Их копья извергают разящие молнии. У них по две головы и шесть ног и живут они в плавающих домах», он счёл это исполнением древнего пророчества о возвращении Бога Кетцалькоатля в год Се Акаль (год Тростникового прута), который как раз соответствовал 1519 году.

Монтесума Второй встретил отряд Кортеса, состоящий из шести сотен испанцев, у въезда в город со словами: «Добро пожаловать! Мы ждём вас! Это ваш дом!».

После недолгих переговоров он добровольно подписал в 1520 году с Кортесом соглашение о признании себя вассалом Императора Земли - испанского короля. В итоге в том же году за предательство был убит восставшим народом, а испанцев, оказавшихся на поверку кровожадными, алчными людьми, изгнали.

После этого империю возглавил Куитлаулак - брат Монтенеску, которого вскоре сменил Куатемок. Но вернувшийся с большим, хорошо вооружённым отрядом Кортес в 1521 году окончательно покорил империю ацтеков.

Резюмируя общее впечатление о современной Мексике, можно сказать, что страна развивается, строится и, в целом, оставила о себе благоприятное ощущение, несмотря на то, что в  Мехико каждый считал своим долгом обсчитать нас, «бледнолицых», В этом порочном городе нас не выручало даже то, что мы русские. Например, когда я покупал канцтовары, продавщица назвала мне одну цену, но, когда увидела в моих руках купюру в 100 песо, увеличила её в два раза. Что-либо доказывать, спорить было бесполезно. Я, говорит, в первый раз ошиблась! И такие примеры мог бы привести каждый из нашей команды.

Но всё же хорошего в этой стране мы видели несопоставимо больше. Так что простим горожанам их меркантильные наклонности и будем благодарны Мексике за тот незабываемый праздник, которым на протяжении четырёх недель она одаривала нас.
Впереди загадочная Гватемала! Одно слово, а как будоражит воображение!



 

ЧП В ГВАТЕМАЛЕ

 

Гватемала — самое северное государство Центральной Америки. Большая часть страны (её общая площадь 108,89 тысяч кв. км.) составляют отроги Кордильер. Равнины только вдоль Тихоокеанского побережья. Климат тропический. Численность населения — 14 миллионов человек. Из них 40% индейцы, остальные метисы. Продолжительность жизни мужчин – 64 года, женщин - 69 лет.

Чем ближе к границе, тем чаще видим армейские патрули: проверяют документы и грузы. Благополучно миновав во второй половине дня приграничный городок Нагалес с мексиканским КП, подъехали к полосатому шлагбауму, закрывающему проезд в гватемальский Лас Чамрес. За ним многоголосо шумела улица, запруженная людьми с неподъёмными тюками, менялами с толстенными пачками валюты, трёхколёсными моторикшами «тук-тук», вычурно размалёванными автомобилями и заставленная по обе стороны торговыми лотками со всевозможным товаром.

Как только мы заехали на площадку, к нам подбежал шустрый парнишка, включил компрессор и распылителем продезинфицировал колеса нашей выносливой и трудолюбивой «лошадки». Закончив процедуру, объявил: «С вас 40 кетцалей!» (примерно 160 рублей). Получив купюры, провёл нас в небольшое, полупустое здание паспортного контроля.
Мы, обрадованные отсутствием обычной у окна очереди, торопливо выложили симпатичному гватемальскому пограничнику свои красные с позолоченными орлами паспорта. Пролистав все странички, он недоумённо покачал головой и сказал, что не может пропустить, так как нет штампа о выезде из Мексики. Делать нечего - возвращаемся на мексиканскую сторону. Дежуривший там офицер, ознакомившись с нашими документами, удивился ещё больше: не было и отметки о въезде в Мексику! Данный факт уже нас поставил в тупик: при пересечении границы «США – Мексика» паспорта проверяли дважды! Мы пытаемся объяснить это контролёру, но он заладил «Вы в Мексике не законно! Вы нарушили порядок!»

Звоним в Мехико консулу Маркелову Андрею Ивановичу. Выслушав Костю, н попросил передать трубку офицеру и долго разговаривал с ним. В итоге пришли к компромиссу — мы платим штраф, а мексиканцы делают отметку о выезде.

В кассу следовало внести 7176 песо, что соответствовало (по тогдашнему курсу) 21000 рублей! Поскольку такой суммы наличными не было, отправились в соседний город – ближайший банкомат находился там. Когда подъехали, он уже был закрыт. Пришлось заночевать неподалёку в лесочке, где весь вечер лакомились мелкими, с указательный палец, бананами, свисавшими с пальм плотными, увесистыми связками.

Утром, сняв в банкомате наличность, вернулись на КПП. После оплаты штрафа в паспортах появляются заветные штампы. Ура! Дорога в Гватемалу открыта!

Анализируя происшедшее, мы пришли к выводу, что при въезде в Мексику отметку в паспортах нам не поставили умышленно – это же безотказный способ пополнять казну! В дальнейшем аналогичная ситуация возникла при въезде в Перу, но Костя, помня мексиканский урок, чуть ли ни силой заставил контролёра сделать отметку.

Гватемала — страна маленькая. Наверное, поэтому в ней и долинки тесные и дороги узкие. Они вьются замысловатым серпантином над бездонными каньонами, на дне которых грохочут, ворочая валуны, пенные потоки. Миниатюрны и города с крошечными домиками и даже люди какие-то совсем малорослые (последнее связано с тем, что население здесь — сплошь индейцы, а они, по нашим наблюдениям, значительно уступают в росте североамериканским собратьям).

Единственное, что в Гватемале большое — это величественные, изрубцованные шрамами ущелий, горные цепи и высоченные, как правило, правильной конической формы, вулканы.
На одном из поворотов нас тормознула полиция. Памятуя Мексику, мысленно взвыли: «Начинается!». Но ребята, проверив документы, просто предупредили, что дорога сложная и посоветовали быть внимательнее. Мы с непривычки до того растрогались, что едва не заплакали от умиления! Илья не сдержался и прокричал: «Да здравствует гватемальская полиция!».
Вокруг прилепившихся к склонам селений, среди деревьев проступают лоскутки наделов, засаженных маисом, бобами, горохом, а кое-где даже плодовыми деревьями. Расположены эти участки на таких крутых скатах, что без страховки по ним и ходить-то опасно. А гватемальские крестьяне умудряются не только ходить (вот где малый рост выручает!), но и землю рыхлить, и сорняки полоть, и урожай собирать.
   Почвы здесь бедные — каменистый суглинок. Травы мало. Соответственно, нет и скотины. На юге страны и земля побогаче, и урожаи пощедрее, и животинка чаще взор радует. 

Ближе к обеду завернули в небольшой городок пополнить запас продуктов и заодно купить карту Гватемалы. Я остался в машине – на магазины у меня аллергия. (Отправленные из Москвы нашим добрым ангелом-хранителем Алексеем Ярошевским велорюкзаки получим в столице, поэтому груз по-прежнему везём в машине).

От нечего делать наблюдаю за проходящими и проезжающими гватемальцами. Наблюдаю с удовольствием: добрые, открытые лица. Если заметят, что я смотрю, так просияют, приветливо заулыбаются и головой, как старому знакомому, кивают. Оказывается, это так приятно, когда тебе искренне и радостно улыбаются совершенно незнакомые люди.
Гватемала — царство мотоциклистов. Женщины лихачат похлеще мужчин.  Одной рукой руль держат, другой по-сотовому разговаривает, а за спиной малыш головой вертит. Кстати, гватемалки не уступают по красоте мексиканкам. Большинство женщин в колоритных национальных костюмах (запашные юбки, цветистые вышивки на рубашках и накидки, украшенные серебристыми и золотистыми нитями). Любимый цвет: фиолетово-сиреневый. На головах по-особому сложенные груботканые, преимущественно бардового цвета, платки. При необходимости прямо на них водружают тяжеленные корзины и шествуют, небрежно помахивая ручкой.
 Шокировали экстравагантностью одежды мужчины: короткие штанишки из лёгкого пёстрого материала, поверх них - домотканая юбочка. Их пока меньшинство, но говорят, что костюмы, соответствующие канонам культуры майя, входят в моду. Почти 500 лет испанцы приобщали аборигенов к европейским традициям, а душа индейца всё равно тянется к истокам.

Нравственные устои вообще мало изменились. Разводы - большая редкость. Каждая супружеская пара имеет по пять-семь детей. Старые люди окружены вниманием, и, хотя пенсию получают немногие, они, благодаря заботе детей и внуков, не бедствуют.
У гватемальских дорог (они бесплатные) есть интересная особенность: все крупные камни по обочинам раскрашены. Где-то в оранжевый цвет, где-то в белый, где-то в жёлтый. А на гранях скал нарисованы флаги ведущих партий с многообещающими лозунгами по соседству.
Поднявшись по змеевидным извивам дороги на высоту в две с половиной тысячи метров, увидели обрамлённое зубчатой короной вулканов озеро Атитлан. Оно смотрелось столь эффектно, что Костя загорелся идеей заснять его целиком. Для этого стали подниматься по узкой, предназначенной только для проезда телег и мотоциклов, дороге на одну из вершин. Подъём и извивы серпантина оказались столь крутыми, что порой казалось вот-вот опрокинемся или не впишемся в радиус. Повернуть обратно уже никак — дорога в тисках непролазного леса. Так и ехали: замирая то от восторга, то от ужаса, пока не выбрались на седловину, где дорожное полотно стало чуть шире. 
 И опять наша безотказная труженица-лошадка не подвела. Машине пятнадцатый год, привод один — задний, а тащит, как добротный джип. Не случайно название у неё такое многообещающее и звучное — «САФАРИ».

Запечатлев сказочную панораму озера, поехали по всё той же узенькой дороге дальше в расчёте, что она выведет на главную, более широкую, автомагистраль. Но в итоге въехали на тесную, предназначенную только для велосипедистов и всадников, улочку старинного городка. Сразу пришлось сложить зеркала заднего вида – чтобы не повырывало. И всё равно, протискиваясь между домов, мы то и дело царапали бока и двери машины о выступы каменных стен. Изумлённые жители прильнули к окнам: наш автомобиль появился на этой улочке впервые за всё время существования селения. Но и этот экзамен  «САФАРИ», благодаря мастерству Ильи. сдала на «пять с плюсом».
  Заночевали у дороги, ведущей к неразлучной парочке: вулкану Акатенанга (3968 метров) и примыкающему к нему стратовулкану Фуэго (3763 метра, не путать с мексиканским Фуэго де Колима). Их лысые вершины, окутанные венчиками из пухлявых облачков, напоминали головы седовласых великанов.
Утром по холмистому нагорью быстро достигли деревни, раскинувшейся у подножья конусов и договорились с хозяином крайнего дома оставить машину его во дворе.

Вышли налегке. Взяли только воду и небольшой запас продуктов. По тропе, разделяющей наделы, шагали довольно резво. Но когда она уперлась в густой тропический лес, оглашаемый жуткими криками, никак не вяжущимися с царственным обликом павлинов, склон загнулся вверх столь круто, что пришлось, цепляясь за выступы камней, корни, стволы бамбука, буквально подтягиваться на руках. Молодёжь задала такой темп, что я еле поспевал.
Чтобы справиться с резко возросшей нагрузкой, моё сердце набирало обороты и вскоре забухало в грудной клетке как рвущаяся на волю птица. Пот заливал глаза, по спине потекли ручьи. Чтобы восстановить дыхание, приходилось то и дело останавливаться. На моё счастье, после отметки 3000 метров тропа пошла пологим траверсом. Я приободрился, но через метров сто пятьдесят она снова пошла круто вверх. Настроился, было, на очередной рывок, как вдруг шедшие впереди ребята остановились и, скинув рюкзаки, скрылись в кустах. Оттуда донеслись сдавленные стоны.

Подойдя ближе, я увидел, что они выносят из колючих зарослей окровавленного мужчину лет сорока в форме охранника парка. Низ рубашки и штаны обильно залиты кровью. Когда раненого уложили на землю, Андрей Колодкин, наш доктор, освободил среднюю часть тела и провёл осмотр.
Сквозная огнестрельная рана, проходящая через бедро и нижнюю часть живота, выглядела настолько страшно, что я не выдержал, отвернулся. Тем временем Андрей, видавший, работая врачом скорой помощи, и не такое, открыл походную аптечку, надел перчатки и, набрав в шприц какое-то лекарство, сделал укол. После чего приступил к остановке бьющей из ран крови. А мы по его команде подавали то ножницы, то салфетки, то тампоны. Лицо индейца тем временем порозовело, появился пульс. Когда Андрей стал вводить в рану тампоны, он с такой силой забил руками и ногами по земле, что пришлось вчетвером навалиться на него.

Наконец кровь остановлена, раны перевязаны. Мужчина приоткрыл глаза и стал, пересиливая боль, что-то торопливо бормотать. Сообразив, наконец, что мы его не понимаем, умолк и только временами, стиснув зубы, мычал от боли.
  Мы с Колей и Ильёй принялись рубить бамбуковые жерди, нарезать верёвки, а Костя с Лёхой мастерить из них носилки. Настелив поверх перекладин ветки с длинными листьями, уложили раненого и понесли по очереди в долину.
Чем ниже спускались, тем суше становилась земля. Последние километры шли в облаке вулканической пыли, поднимаемой шестью парами горных ботинок. Она разъедала глаза, забивала лёгкие, но мы не сбавляли темпа. Увидев на склоне земледельца с мотыгой, попросили его как можно быстрей бежать в деревню и вызвать полицию, скорую помощь.

Когда вышли на дорогу там нас уже поджидали все жители селения, а через минут десять подъехали и полицейские. Они погрузили пострадавшего в машину и помчались в город. Надо было видеть, с какой благодарностью смотрел на нас в эту минуту гватемалец. Такой взгляд дорогого стоит!

Местный учитель, знавший английский, подтвердил, что раненный действительно охранник национального парка. Зовут его Диего. Во время обхода он заметил на тропе обросшего человека. Поскольку в последнее время случались нападения на туристические группы (отбирали продукты, снаряжение, камеры, деньги), Диего попытался задержать его для выяснения личности, но сидевшие в засаде подельники открыли по нему огонь. Тяжелораненый охранник скатился с обрыва в колючий кустарник. Это его и спасло – бандиты поленились продираться сквозь острые шипы. 
  Получается, что индеец Диего - наш спаситель! Караулили-то не его, а нас!
В связи с этим драматическим событием Костя решил перенести восхождение на Фуэго на более поздний срок, а пока ехать в столицу страны — город Гватемалу. Там нас уже давно ожидал друг Алексея Ярошевского — гватемалец Хуан-Пабло Авенданьо. Он получил образование в Санкт-Петербургском педагогическом университете и прекрасно владел русским языком. У него же лежали и высланные Ярошевским велорюкзаки.

Пабло оказался эрудированным, располагающим к себе с первого взгляда парнем лет тридцати пяти, с вьющейся гривой чёрных волос. О России и русских он отзывался с такой теплотой, что мы даже загордились. Жил Пабло недалеко от столицы, в тихом, уютном городке Сан-Лукас, в так называемой «колонии» — элитном квартале, огороженном высоким забором и охраняемом вооруженными стрелками.

Во дворе, между прямоствольных сосен имелась лужайка, на которой мы и разбили свой палаточный лагерь. Жена Пабло — русоволосая ленинградка Екатерина, смело могла бы претендовать на титул самой красивой женщины Гватемалы (как и каждая вторая россиянка – уж чем-чем, а красивыми женщинами Россия не обделена).
  За ужином Пабло предложил организовать пресс-конференцию с местными журналистами и телевизионщиками, на которой мы рассказали бы о целях и ходе кругосветной экспедиции по вулканическому поясу Земли. Костя охотно согласился. Спать легли далеко за полночь - как известно, за беседой время летит незаметно.

ГОРЯЧИЙ ТИХИЙ ОКЕАН

 

Сдав в российское посольство в Гватемале документы для оформления виз в Панаму и Коста-Рику, мы поехали вместе с Пабло в национальный парк на берегу Тихого океана. (Костя остался готовиться к пресс-конференции).

Поскольку в Сан-Лукасе было всего 15 градусов тепла, я хотел, было, взять утеплённую куртку, но Лёха резонно заметил:

- Камиль, там же нулевая отметка, жара, небось, под сорок.

И действительно, уже на полпути, сразу после резкого спуска на равнину, температура подскочила до 34 градусов, а у океана её усугубила тяжёлая, липкая влажность.

На площадке для автомашин в тени пальмы нас поджидал директор парка: улыбчивый, непривычно крупных для гватемальца габаритов, мужчина лет сорока пяти. Он провёл нас к природному каналу, тянущемуся на десятки километров сквозь мангровый лес почти параллельно берегу океана. Балансируя руками, прошли по хлипкому причалу, сели в дощанку с матерчатой крышей на высоких стойках.
Моторист запустил движок и повёл длинную, неповоротливую посудину по тоннелю образованному смыкающимися над головой ветвями. Нас провожали восседавшие на обнажённых корнях, угрюмые бакланы и ослепительно белые цапли.
Что собой представляют мангровые заросли? Да ничего особенного: густой, практически непроходимый «ивняк» высотой до десяти метров. Растёт на воде или на переувлажнённой почве, опираясь на сотни тонких древовидных корней. Их так много, что деревья издали напоминают опущенные в мутноватый водоём кисточки. Зрелище довольно однообразное и скучное.
Директор парка предложил поискать в глубине этих зарослей двухметровых кайманов, но мы из-за изнуряющей духоты мечтали только об океане! Через минут тридцать в зелёном тоннеле посветлело, и слева появилась взгорбленная коса из крупнозернистого, чёрного песка вулканического происхождения. На ней сиротливо стояла крытая соломой хижина, вокруг которой бегали, повизгивая, детвора и собака. Над навесом вился дымок. Чуть выше, на песчаном скате, - площадка, издали напоминавшая плитку шоколада.
Позже я прогулялся к ней и, пообщавшись с хозяином-гватемальцем, узнал, что это сооружение предназначено для получения морской соли. Оно представляет собой шесть рядов корытообразных, прямоугольных траншей, застеленных чёрной плёнкой.
Мотопомпа качает в верхнее «корыто» из скважины воду (напрямую из океана нельзя - соль получится некачественной). По мере её испарения остатки воды сливают через шланг в нижние «корыта», а в верхние вновь заливают свежую. В самом нижнем «корыте» раствор уже имеет такую концентрацию соли, что она начинает выпадать белыми кристаллами на плёнку. Когда слой достигнет пяти-семи миллиметров, кристаллы сгребают лопатой на специальную площадку для просушки. Через день чистая, беленькая соль расфасовывается в мешки и отправляется в торговую сеть.


Доплыв до пролива, соединяющего канал с океаном, вышли на косу, подрагивающую от ритмичных ударов прибойной волны. Скинув одежду на обжигающий ступни песок, побежали наперегонки навстречу рокочущим валам, грозным и прекрасным одновременно. Вода — парное молоко, только чрезвычайно солёная. Для начала зашли по колено. Осмелев — по пояс.
Глубже заходить не решились — падающие с четырёхметровой высоты, белопенные гребни, закручиваясь во внутрь, откатывались так быстро , что могли легко унести в бездонную пучину. В этих беспрестанно накатывающих валах чувствовалась такая мощь, что сердце поначалу непроизвольно сжималось от страха.

 Остыв под каскадами брызг, ребята, словно расшалившиеся молодые жеребцы, принялись бегать с диким гиканьем то по «кипящей» воде, то по плотному песчаному накату, гоняясь попутно за шустрыми крабами, живущим в норках. Я же, освежившись, стал с интересом наблюдать, как трое местных рыбаков ловят рыбу в канале.
Ловко забросив в воду округлую, диаметром метров восемь, сеть со свинцовыми грузилами по периметру, они секунд семь-восемь выжидали, а затем быстро-быстро вытаскивали её за длинный шнур. Попадалась в основном придонная камбала и некрупные сардины. Однажды вытащили громадную рыбину с хвостом, как у тунца, но почему-то сразу отпустили. Видимо несъедобная. Когда рыбаки с уловом направились к своей лодке, я догнал:

- Не могли бы продать килограмма три?

Они с радостью согласились. Пока выбирали и взвешивали, я заметил на носу судёнышка полую деревянную трубочку длиной сантиметров 60 с небольшим раструбом на более толстом конце. Рядом обрезок бамбукового ствола – колчан, из которого торчали десятки тоненьких стрел. К нему плотно притянута высушенная тыковка, совсем крохотная, полная то ли ваты, то ли хлопка. Даже не спрашивая индейцев, я понял, что это сарбакан - духовое ружьё для стрельбы стрелами, вылетающими за счет резкого вдувания в трубочку воздуха. Чтобы создать необходимое давление, на тупой конец стрелы накручивается клочок хлопка – он выполняет роль пыжа.

Хотя дальность прицельной стрельбы из духового ружья не превышает двадцати метров, она добычлива благодаря тому, что кончик стрелы смачивается сильнейшим ядом кураре, получаемом из коры южноамериканских растений рода стрихнос. Что интересно, мясо животного убитого с помощью этого яда не оказывающий вреда человеку. Более того, индейцы считают, что оно становится мягче и нежнее. ( Яд кураре опасен только при попадании непосредственно в кровь, через пищевод и желудок он не всасывается.)

Низкая пробивная способность стрелы не играет большой роли - достаточно пробить кожу. Яд довольно быстро парализует дыхательные центры, и животное погибает от удушья. К примеру, ягуар – самая могучая кошка Южной Америки, после ранения отравленной стрелой, через 20-30 метров, начинает шататься и через несколько минут умирает.

Сарбакан особенно удобен при охоте в густых экваториальных лесах, где большая дальность выстрела не требуется, а его бесшумность полёта не тревожит зверей.

Во время обеда Пабло с гордостью сообщил, что в гватемальской акватории Тихого океана самая лучшая в мире рыбалка на марлина: ещё не было случая, чтобы кто-то вернулся без этого знатного трофея. Только отплывать от берега надо  километров за двадцать, не меньше.

Покидали океанское побережье посвежевшие, заряженные энергией мощного прибоя. Единственное, что портило настроение - мусор под ногами. Одноразовая посуда, банки, бутылки, пакеты разбросаны по всей косе. Я высказал директору парка удивление столь безответственным отношением к своим обязанностям его сотрудников (а их немало — 8 человек на 20 километров!), но он в ответ только мило поулыбался.

Свалки, горы мусора у дорог и мест отдыха в Гватемале — национальная проблема. Впрочем, у нас в России примеров подобной дикости тоже с избытком. А пора бы повзрослеть и не засорять свою землю.

ВУЛКАН ПАКАЙЯ

Пакайя — один из активнейших вулканов на Земле. С 17 века он двадцать три раза изливал на окрестности раскалённую магму и не прекращает бурную деятельность по сей день. Последнее извержение случилось в 2010 году. Тогда Пакайя за сутки выбросил столько пепла, что он покрыл десятисантиметровым слоем округу в радиусе пятьдесят километров. Особенно сильно пострадали селения, расположенные на склонах вулкана: помимо пепла они подверглись «бомбардировке» раскалёнными камнями и сгустками магмы, что вызвало многочисленные пожары. (Не перестаю удивляться легкомысленности людей строящих свои жилища в двух-трёх километрах от кратера).

Конус вулкана невысокий (2552 метра), и технически не сложный - специального снаряжения для восхождения не требует. У его подножья нас встретили всадники и предложили подвезти поближе к кратеру. Мы вежливо отказались и, заплатив за вход в национальный парк 75 кетцалей (примерно 300 рублей), пошли по тропе, усыпанной вулканическим пеплом и шлаком. В этот день я был в прекрасной форме и даже притормаживал, чтобы не отрываться от ребят.

Поднимаясь, то и дело натыкались на полузасыпанные бетонные и кирпичные коробки домов с обугленными дверными проёмами. Обильный выход магмы случился и за две недели до нашего прихода. Но не из главного кратера, а из разлома между двух конусов. Буро-красное лавовое поле ещё не совсем остыло, из трещин веяло жаром, как из раскалённой духовки. Лёха бросил в одну из щелей пустую пластиковую бутылку – она вспыхнула, словно облитая бензином. Стало страшновато. Ведь, чтобы пройти к главному конусу, следовало пересечь всё это огнедышащее пространство. На наше счастье выступы лавы уже остыли, и мы пошли по ним. И, хотя из-за нестерпимой жары заранее сняли с себя почти всю одежду, всё равно чувствовали себя как сталевары у мартеновской печи.

Николай на ходу измерял датчиком температуру верхнего слоя - в большинстве мест она равнялась 150 градусам. Вокруг ничего кроме пышущих жаром буро-красных глыб. Вскоре даже в горных ботинках стало чвствительно жечь ступни ног, едко запахло химией, но поворачивать посреди лавового поля было неразумно. Прибавляем шаг и проходим мимо грота, образованного причудливым нагромождением лавовых глыб. Из его красноватого нутра пахнуло таким жаром, что, показалось, будто именно здесь и находятся врата ада.

На самом конусе было прохладнее. Склоны покрывал сыпучий шлак, местами спёкшийся в крупные комья. Разойдясь в линию, стали карабкаться вверх, помогая себе руками. Угловатые конгломераты выкатывались из-под ног и, увлекая за собой нижние комья, вызывали пыльные лавины. Оглядываемся – красиво, но жутко! Чем ближе к кромке кратера, тем сильнее запах сернистого газа. От него першило в горле, резало глаза.
Гребень кратера из плотно слежавшегося пепла с жёлтыми прослойками серы. Через округлые отверстия с шипением и свистом выходил влажный газ. Тут вновь пришлось задействовать все четыре конечности: на осклизлой сере ноги разъезжались в разные стороны. Доползли до края и заглянули в нутро жерла, скрытое густыми клубами пепла и дыма, сквозь которые временами проступали желтоватые стенки. Неожиданно грунт между мной и Костей вспучился, и из образовавшейся дыры забила, ширясь, струя газа. Вскоре мы оказались в центре беловато-жёлтого облака. Концентрация сернистого газа была столь велика, что у меня перехватило дыхание, кто-то зачихал, кто-то зашёлся в надрывном кашле. Костя крикнул: «Всем вниз!», а сам прилёг на гребень и приступил к съёмке. Но, вдохнув очередную порцию газа, закашлял и тоже поспешил за нами.

Когда спускались, сверху то и дело доносился какой-то шум. Мы каждый раз оглядывались – не камнепад ли догоняет?! Слава Богу, нет! По всей видимости, это рушились внутренние стенки кратера.

Вечером, уже во дворе Пабло, добавила адреналина чудовищная гроза. Огненные жгуты молний с шипением вонзались в залитую водой землю всего в нескольких метрах от нас. Как мы остались живы, уму непостижимо. Вода лилась с небес сплошным потоком. Мы едва успели убрать палатки с пути хлынувшего со склона холма грязевого потока. Вещи даже в рюкзаках промокли так, что перед тем, как повесить сушиться, их пришлось выжимать.



ВНОВЬ ТРОПОЙ ИСПЫТАНИЙ

Рано утром 12 мая мы покинули гостеприимный Сан Лукас и вновь взяли курс к вулканам Акатенанга и Фуэго. Они стоят так близко, что со стороны напоминают двуглавый красавец Эльбрус, только без снежного купола.  Подняться на них 8 мая, как вы помните, нам помешала операция по спасению тяжело раненного сотрудника национального парка.
Автомобиль оставили во дворе того же дома, что и в первый раз. Хозяина не было, но сыновья встретили нас как героев. Тут же освободили место под тенистым деревом, принесли канистру воды. Проходя мимо крыльца, мы с удовлетворением отметили, что вымпел Русского географического общества висит у входа, на самом видном месте.
Ещё при подъезде к деревне, с тревогой наблюдали, как навстречу нам из-за вздыбленных кряжей выползали разлохмаченные валы облаков. К моменту старта они залили всю окрестность сырым туманом. Сразу резко похолодало. Ребята надели зимнее термобельё, кто-то даже куртку. Я же, несмотря на то, что уже основательно продрог, решил подниматься в шортах и сетчатой безрукавке. Причин тому было две. Во-первых, я понимал, что кому-кому, а мне будет жарко. Во-вторых, каждый грамм в конце восхождения превращается в полновесный килограмм (я даже часы снял). Для ребят подобные ухищрения пока удивительны, а мне лишний вес ни к чему — ведь за плечами ещё солидный довесок… в 36 лет: мне 61 год, а им по 25.
Первый километр шли по тропке разделяющей поля молодой кукурузой. Её сажают здесь  на расстоянии раза в два большем, чем у нас в России. Труднообъяснимое расточительство при такой острой нехватке земли, но оно наверняка имеет свою, неизвестную нам, рациональную причину.

Сквозь туман видим копошащихся на наделах крестьян. Заметив нас, они машут руками, желают успешного восхождения.

Когда поля упёрлись в гору, едва приметная тропка, исполосованная мускулистыми корнями деревьев, круто взмыла вверх. Слава Богу, что дождя два дня не было! Иначе без верёвок здесь не взобраться.
Первые километры всегда тяжёлые: организм не перестроился, а тут сразу такой крутяк! Уже  через минут пять я задышал, как перегруженный мерин, а сетчатая безрукавка потемнела от пота. Сердце, чтобы обеспечить мышцы дополнительным питанием, удвоило обороты. Тем не менее, отставание от ребят росло. Я задыхался в тщетных попытках догнать их. На моё счастье, склон стал выполаживаться, и тропа пошла траверсами: необременительный ход по косой, а следом некрутой подъём – тут было где перевести дух.
Прошли памятную развилку. Там, где мы перевязывали раненого, земля чернела от запёкшейся крови. Чуть выше валялись стреляные гильзы и один заряженный патрон – похоже, полиция не удосужилась даже обследовать место происшествия.
По мере набора высоты характер леса менялся. На смену субтропическому с лианами, пальмами, непроходимым колючим подлеском пришли разлапистые сосны. Чем выше мы поднимались, тем ниже они становились, а вот туман густел. Вскоре из белой мути на нас «двинулись» скелеты рукастых чудищ, превращающиеся вблизи в обугленные пожаром деревья.
Временами шли сквозь столь плотные тучи, что из поля зрения исчезал даже впереди идущий. Были видны лишь камни под ногами и растущие в беспорядке пучки травы. При каждом шаге они появлялись из ниоткуда, а если обернуться и посмотреть назад – пропадали в никуда. Полный сюрреализм!

Наконец, обливаясь потом, мы пробили эту клубящуюся муть, и на нас брызнули лучи полуденного солнца. Стало жарко. Если бы не холодный ветер* нам бы пришлось совсем худо.

*На каждый километр высоты падение температуры составляет в среднем семь градусов.

Тут леса нет. Одни голые камни, испятнанные мазками лишайника. Подъём, из-за возросшей крутизны склона, давался всё труднее. Несмотря на ветер я снял даже безрукавку. Первый купол, усеянный ноздреватой золой и мелкой галькой, был похож на прокопчённую лысину великана. Взобравшись на него, расселись на вулканических бомбах, перекусили шоколадками, попили воды. После непродолжительного отдыха спустились в неглубокий, хорошо выраженный боковой кратер идеально круглой формы. 
Проведя традиционные измерения температуры почвы, уровня загазованности и физических параметров, полезли на главный конус, покрытый хаотичным нагромождением исторгнутых из нутра Земли окаменевших сгустков   магмы. Пространство между ними заполняла чёрная крупка. Стоит наступить на неё, как вся масса приходит в движение, и, если не успеваешь пересечь её скользящими шажками, то «едешь» вместе с ней вниз до тех пор, пока не упрешься в торчащие выступы, либо… летишь в пропасть.
Ребята уже высоко. Из последних сил, цепляясь за острые кромки, и проворно пересекая сыпуны, пытаюсь догнать их. Но чем выше, тем тяжелей даётся каждый метр: уже ощутима нехватка кислорода. Приходится останавливаться через каждые 10-15 метров. И вот, наконец, сделан последний шаг, за которым открылся вид на громадный кратер, забитый чёрным пеплом и пористыми гранулами. Между комьев лавы сочились вялые струйки пара. В таких местах их выхода солнышками жёлтела сера. Ребята уже отдыхали: рассевшись по вулканическим бомбам, жевали кто курагу, кто шоколад. Я, глотнув воды, первым делом огляделся.
Вершину окружали «жирные» бугры облаков, местами пронзённые скальными пиками. И такая библейская тишина стояла вокруг, что казалось, будто не существует в мире ничего, кроме нас и этих каменных стражей, парящих над уходящими вдаль белыми бурунами. Чудилось даже, что слышно, как они переговариваются друг с другом, выражая недовольство вторжением людей в их царство безмолвия. 
Пока я предавался созерцанию, отдохнувшие Лёха и Коля побежали наперегонки по периметру кратера. Это соревнование на высоте почти четыре километра, даром не прошли – у Николая из носа пошла кровь. Они сообщили, что Акатенанга обрывается к Фуэго отвесной стеной, и без верёвок на неё не подняться. Решили возвращаться.
Спустившись к первому куполу, повытряхивали из ботинок камешки, набившиеся на сыпунах. Чтобы пораньше сготовить обед, Костя отправил самых резвых Лёху, Колю и Илью вперёд, а мы пошли в более умеренном темпе.
От спуска у меня осталось ощущение, будто он тянулся бесконечно. Шагаю и удивляюсь: как я утром смог осилить эти затяжные крутяки?!!! Спускаться и то страшно! — того и гляди покатишься кубарем в пропасть. Это изумление было настолько велико, что даже приглушило чувство гордости оттого, что сдюжил, взобрался на самый верх. Правда, не в первой двойке, как на Пакайя (там я выложился до упора и после этого ещё не восстановился), а замыкающим, но, тем не менее, высшую точку вулкана потоптал и наряду с флагами России и РГО поднял флаг Башкирии.
Когда проходили горелый лес, снизу донёсся хлёсткий выстрел, следом второй. Сердце кольнуло: «Как там ребята? Не в них ли стреляли?» Но беспокоились напрасно — они уже доваривал суп из рыбных консервов.

Хозяин дома Рональдо, встретил нас как братьев: подошёл и долго тряс каждому руку. Мы пригласили его за «стол». За трапезой он рассказал, что опять где-то бандиты стреляют, а вчера им пришлось вместе с полицейскими спускать обнаруженные на дне высокогорного цирка четыре трупа. Обросшие, оборванные мужчины, у двоих нашли пистолеты. Полиция предполагает, что это те самые бандиты, которые тяжело ранили охранника парка. Все они умерли от удушья. По всей видимости во сне: из-за отсутствия ветра в котловине скопилось много ядовитого газа. Верно, говорят, что за греховные деяния рано или поздно приходится нести ответ. Если не тебе, то твоим потомкам…

Возвращались в Сан-Лукас в темноте. На небе непривычно быстро вызрели первые созвездия (чем ближе к экватору, тем короче сумерки). Дохнуло ночной прохладой. Мы уже представляли, с каким блаженством растянемся на спальниках, когда на въезде в город упёрлись в пробку. От проезжающих узнали, что движение перекрыто в связи с перестрелкой в рейсовом автобусе. Оказывается, четверо вооружённых бандитов (опять четверо!) пытались ограбить пассажиров, но один из них был вооружён и, когда бандиты приблизились к нему, он двоих застрелил. Сейчас полиция организовала облаву на остальных и досматривают все машины.

Добравшись до «колонии» рассказали о случившемся Пабло. Он с горечью подтвердил, что подобные случаи у них не редкость. У него самого недавно прямо на улице отняли телефон: приставили «пушку» - пришлось отдать. По его словам, в стране практически каждый житель после окончания гражданской войны подвергался ограблению.
Пабло объясняет это слабостью президента, идущего на поводу у «защитников прав человека», которые под флагом улучшения имиджа страны в глазах мировой общественности (читай - США), добились отмены смертной казни и проводят самое тщательное расследование по каждой жалобе заключённых на плохое питание или отсутствие телевизора в камере и т.п.
В итоге в стране возникла парадоксальная ситуация: когда ежедневно убивают по несколько законопослушных граждан, включая детей, а десятки подвергаются ограблению — «защитники прав человека» молчат, но попробуй прижать преступника. Его, оказывается, надо холить и лелеять, создавая за счёт твоих же налоговых отчислений комфортные условия содержания. И это на языке американцев называется проявлением гуманности! А у самих, например, даже за открытую бутылку спиртного в машине могут посадить в тюрьму. В своей стране нужен порядок,  а в других странах пусть процветает преступность. Очень выгодная для Соединённых Штатов идеология; деморализованными, боящимися друг друга людьми легче манипулировать, навязывать политику, отвечающую интересам американских корпораций и банков. 
Может, вы удивитесь, но при всех этих ярких примерах разгула преступности моё мнение о гватемальцах не изменилось — это работящий, дружелюбный и простосердечный народ. По крайней мере, они намного честнее и открытее, чем мексиканцы. Преступников же не ублажать надо, а наказывать по всей строгости закона. Как говорил Глеб Жеглов: «Вор должен сидеть в тюрьме!». От себя хочу добавить: «А убийца — на электрическом стуле!» И тогда преступность резко сократится без всякого увеличения расходов на содержание мили.., ох, извините, полиции.


Помимо восхождения на вулканы, в Гватемале состоялось ещё одно важное событие.
На следующий день после возвращения с Фуэго нас пригласили в  Президентский дворец. Догадайтесь – зачем? На пресс-конференцию с корреспондентами гватемальских газет и телевизионных компаний.
К назначенному времени подошел консул России в Гватемале Виктор Попович и провёл нас через несколько залов-коридоров в специально оборудованную комнату.
Там уже ожидали репортёры с диктофонами и телекамерами.
В президиум сели консул, Костя и Пабло. Остальные участники экспедиции расселись в первом ряду. Андрей заранее подготовил подборку фотографий, и они прокручивались на большом мониторе в режиме слайд-шоу.
Представив нас собравшимся, консул на испанском языке произнес вступительное слово, упомянув про оказание первой помощи раненому гватемальцу и эвакуацию его с вулкана, что вызвало аплодисменты зала. Костя рассказал о целях и задачах экспедиции. После чего мы отвечали на вопросы как научного, так и бытового характера.

Вечером того же дня по всем основным телевизионным каналам Гватемалы прошли передачи о русских, спасших жизнь их соотечественнику. Один корреспондент даже успел взять интервью у лежащего в больнице охранника.

За ужином отец Пабло угостил нас виски «Гленфилдих». Будучи большим ценителем этого напитка, он прочитал нам целую лекцию о том, как правильно пить его. Гурманы, оказывается, в виски более всего ценят не вкусовые свойства, а обонятельные – качество виски определяется по выдоху через нос. Чем старше виски тем оно лучше. Как говорят знатоки «время забирает из виски огонь и оставляет тепло».

14 мая 2011 года.

С сегодняшнего дня начался новый этап — «велосипедный». Что с машиной, спросите вы. Она на ходу и сопровождает сзади, обеспечивая безопасность велосипедистов.

Движемся к границе с Сальвадором. Кругом всё цветет и плодоносит. Особенно манговые деревья: плодов на них больше чем листьев.

За рулём «Сафари» поочерёдно то я, то Илья. В таком режиме будем ехать до Панамы, где с машиной расстанемся окончательно. Естественно, что дневной пробег заметно сократился. И фотографировать стали меньше. (Чтобы сделать кадр, надо остановиться, а потом… долго и упорно догонять команду).
 


НАШ БЫТ


В этой главе поподробнее расскажу о внутреннем распорядке нашей экспедиционной жизни.

Он довольно жёсткий. Первым в шесть утра встаёт дежурный (дежурят все без исключения) и потихоньку, чтобы не разбудить похрапывающих счастливцев, выползает из палатки, надевает налобный фонарик. Затем достаёт из специальной сумки две бензиновые горелки. Находит самое безветренное место (если такового нет, то сооружает из подручного материала ветрозащитную стенку), подкачивает в баллоны с бензином воздух (для давления); устанавливает горелку, надевает распылитель и, открыв по очереди два краника, поджигает бьющее тоненькой струйкой горючее.
Когда распылитель раскалится докрасна, пламя приобретает голубой цвет и горит ровно, жарко, с жизнерадостным рокотом. Теперь можно ставить котелок с водой и засыпать в него выданные Лёхой ещё с вечера продукты (как правило, это крупа: перловая, рисовая, гречневая, либо сублимированное картофельное пюре). Во втором котелке кипит вода для кофе или чая (в пакетиках, листового никак не найдём). В утреннем меню хлеб не предусмотрен. Зато полагается по две, изредка по четыре печенюшки.
 Ровно к 7.00 завтрак должен быть готов и поровну разложен в миски.
После этого наступает самый торжественный момент: дежурный «играет» побудку. Тут разрешается импровизировать. Один бодро «прогорнит» из пионерского детства: «Вставай! Вставай! Постели заправляй!» (Был ещё и шаловливый вариант: «Вставай, вставай, дружок, с постели на горшок! Другой просто гаркнет раза три — «Подъём!» Третий прокричит: «Завтракать!»
Просыпается каждый по-разному. Кто-то за пять минут оделся, умылся и у своей миски стоит, а кто-то только из палатки выползает. Тяжелей всех этот момент протекает у Андрея (видимо, никак не оправится от работы на станции скорой помощи на две ставки). В это время с ним лучше не общаться (через час - милейший человек).
Аппетит в такую рань, конечно, нулевой, но заставляем себя съесть всё до последней крошки, иначе к обеду выдохнешься. Личную посуду каждый моет сам, а общую: котелки, поварёшку и сковородку — дежурный. Он же упаковывает продуктовую сумку. Остальные в это время вытряхивают из палаток, в начале экспедиции, — изморозь, а сейчас — капельки конденсата, осевшего от дыхания, и кулаками «забивают» палатки в капроновые компрессионные мешки. То же самое проделывается со спальниками.
После этого либо карабкаемся с одно-трёхдневным запасом продуктов на вулкан, либо едем к очередному, коптящему голубой свод, «прыщу».

Неизменно одно: выход в 8.00. Кто не успел собраться, — догоняет. Как? Это уже его проблема.
Время остановки на обед, в зависимости от ситуации, плавает вокруг часа дня. Обеденное меню обязательно из трёх блюд. Второе и третье варьируется в зависимости от того, какие продукты в наличии, а вот первое неизменно: салат (мелко нарезанные помидоры, огурцы, капуста, чеснок, лук) с растительным маслом. На второе — суп или борщ (иногда с мясом), на третье - чай с вафлями. Да, к супу ещё полагается по два куска хлеба. Правда, зачастую это какая-то пустая, безвкусная, мнущаяся, как пластилин, гадость, только внешне похожая на хлеб. Мы тут даже зауважали отечественные хлебозаводы.
Жизнь и критика товарищей заставила всех вне зависимости от опыта, стать ещё и поварами. Маяком и наставником в этом ответственном деле был Лёха, шеф-повар одного из лучших ресторанов Краснодара, победитель конкурса «Лучший повар края».
Костя, придавая большое значение качественному и полноценному питанию, даже объявил конкурс «Лучший повар экспедиции». Все с азартом включились в него.

Чтобы заполучить голоса товарищей, каждый из нас на ужин, завтрак и особенно обед изобретал поражающие воображение блюда, а потом подолгу колдовал над ними. Оценки трижды в день записывались в таблицу. На седьмой день подвели итог. Он оказался неожиданным: двое набрали одинаковое количество баллов. Поэтому звание «Лучший повар» было присуждено обоим: Коле и (гип, гип, ура!) — автору этих строк. Наш учитель Лёха занял второе место. Ему присудили титул «Лучший наставник».

После обеда всегда часовая передышка. Костя строго соблюдает главную заповедь профессионального путешественника: «Не ленись отдыхать!» Тем более что в это время пик жары. Если не соблюдать это правило, неизбежны срывы и конфликты.

Отдохнув, садимся на своих железных «коней» и, обливаясь потом, четыре часа крутим педали при температуре плюс 35 градусов. Место для ночлега начинаем присматривать задолго до захода солнца,  часам к 18. Дело в том, что почти вся земля в частной собственности и отгорожена от дороги колючей проволокой. Съезды к речкам тоже перекрыты шлагбаумами. Случалось, что пока найдёшь бесхозный пятачок, палатки уже ставишь палатки при свете налобных фонариков.
Вечер — время систематизации собранной информации, ремонта снаряжения, велосипедов, написания топиков (отчётов) для сайта РГО, заполнения экспедиционного журнала. Последнее делается по очереди, при этом, каждый ещё ведёт свой персональный дневник.  Николай, помимо этого, заполняет сводку метеонаблюдений и таблицу обследованных вулканов; Илья - дневник ремонтных работ, а Андрей - медицинский журнал.

Уже три месяца, как мы в пути, однако, в результаты медицинского и психологического мониторинга стабильно хорошие. Из заболеваний: одно простудное, один радикулит. Из травм: несколько ссадин об острые кромки вулканической породы, потертости, занозы. Так что расход медикаментов невелик.
Помимо армейского распорядка и полноценного питания, помогают переносить нагрузки витамины, которые мы пьём под строгим контролем доктора ежедневно. Начиная с Гватемалы, ещё принимаем и противомалярийные препараты: риск заражения малярией будет актуален до Боливии включительно.

После ужина вприкуску с парой смешных историй из богатой биографии командора (он их рассказывает всегда в лицах и с мастерством, не уступающим евдокимовскому), объявляется отбой. Обычно не проходит и трёх минут, как окрестности начинает сотрясать могучий храп уставших мужиков. Иногда, если не очень устали, ужин плавно переходит в вечер воспоминаний и задушевных бесед.

Думаю, не лишним будет пояснить, как мы поддерживаем связь с Россией. Чтобы отправить в РГО топик или новость, мы заезжаем в какой-нибудь городок и ловим на свой ноутбук сеть беспарольного доступа. А, поймав, по-быстрому передаём в Москву заранее приготовленные фотографии с текстами. Если найти открытую сеть не удаётся, подъезжаем к кафе, заказываем на шестерых один чай и просим пароль для вхождения в Интернет. Для личной переписки используем смс-сообщения. В зависимости от количества передаваемых знаков они обходится в 8-12 рублей каждое.


САЛЬВАДОР

Сальвадор – площадь 21,04 тысячи кв. км., население – 7 миллионов, столица – Сан-Сальвадор, продолжительность жизни мужчин – 66 лет, женщин – 74 года.

Въехали в самую плотно заселенную страну Центральной Америки - Сальвадор. Горы здесь пониже, зато леса и погуще, и побогаче. Зрелые плоды покрывают землю местами сплошным ковром. Хозяйственный Коля набрал полный мешок манго и теперь на привалах мы объедаемся ими. На полянах и в лесу половина растений – это наши комнатные цветы. Живности тоже прибавилось. Когда я углубился в кущи и присел подумать о смысле жизни, меня здорово напугал броненосец. Он затаился в траве, а в решающий момент недовольно фыркая, побежал прочь, да так шумно, что переполошил стаю попугаев. Сразу так много ярко раскрашенных птиц я видел впервые.

Народ в Сальвадоре победнее, чем в Гватемале, но ещё приветливее. Стоит с прохожим поздороваться, как его лицо расплывается в доброй улыбке и, кажется, начинает светиться изнутри. На улицах стайки школьников: девочки в белых гольфах, клетчатых юбочках, белых сорочках, мальчики - в чёрных брюках и светлых рубашках. 

Помимо автомобильного транспорта в этой стране много и гужевого, запряженного волами. Что любопытно, колёса у повозок деревянные, без металлических ободков. Часто видим мини-заводики по обжигу кирпича и черепицы: три-четыре печи, поддоны с готовой продукцией под длинным навесом прямо у дороги – подъезжай и грузи.

В Сальвадоре запланировано одно восхождение - на вулкан Сан-Мигель. С центральной трассы его хорошо видно, но пока подбирались к нему, прилично поплутали: то свернём не туда, то нужный поворот зевнём – указателей-то нет. Ещё проколы замучили – четыре за день! Так что к Сан-Мигелю подъехали только к вечеру.

На ночёвку встали на склоне, покрытом чёрным «керамзитом». На нём уже успел вырасти лесок. По боковому срезу дороги было видно, что его толщина не менее трёх метров!

Когда разворачивали лагерь, из чащи вышел и направился к нам местный житель, худощавый индеец лет сорока.

– Хуан Мигель, - представился он.

Из его туго набитой заплечной сумки торчали фазаньи хвосты. Мы были в недоумении: у человека ни ружья, ни лука, как же он их добыл? В этот момент индеец вскинул рогатку, одновременно растягивая резину на весь мах рук, и выстрелил. Поворачиваем головы: в метрах двадцати на земле бьёт крыльями фазан, второй скрылся за макушками деревьев. Оказывается элементарно… из рогатки!

Правда она несколько отличается от нашей: вилка узкая с параллельными дужками, а резина длинная и очень тугая. Стреляют тяжёлой галькой, шарикоподшипниками и даже гайками – все эти боеприпасы лежат на дне «ружейной» сумочки. Я был так восхищён возможностями «древней пращи», что принялся уговаривать Хуана продать её для моей этнографической коллекции. Когда сделка состоялась, поинтересовался, не продаст ли он и висевшее на поясе в толстом кожаном чехле мачете (мачете сальвадорских мастеров самые лучшие в Латинской Америке). К моему удивлению, индеец сразу согласился.

Пока общались и торговались, Николай накрыл стол. За трапезой Хуан рассказал, что, когда он был маленьким, из кратера вулкана несколько раз текли огненные реки, а сейчас лишь слегка потряхивает. Тем не менее, посоветовал быть наверху осторожнее, потому что из жерла иногда вылетает «красный град» и «горячие лепёшки».

В тропиках осадки выпадают, как правило, во второй половине дня, поэтому на Сан-Мигель вышли спозаранку. (Дежуривший в тот день Николай остался охранять лагерь). Поначалу поднимались почти вприпрыжку, но примерно через километр лес сменился невероятно густыми зарослями высокого кустарника. Такого густого, что пройти сквозь него можно было, только пользуясь звериными тропами-тоннелями и то лишь встав на четвереньки. Когда одолели это препятствие и облегчённо вздохнули, появилось новое: густая, прочная на разрыв, высотой в три метра (!), трава. Продираясь сквозь сумрачные траншеи – порой неба не было видно, промокли от обильно выпавшей росы. Наконец и она осталась позади. Ура! Основной конус уже совсем рядом! К нему вела узкая, шириной не более полутора метров, рыхлая перемычка, разделявшая два боковых кратера. Она состояла из округлых комочков чёрной и красноватой пемзы. То, что перемычка узкая мы не могли сразу разглядеть, так как находились внутри наехавшего на нас облака. И хорошо, что не видели, иначе вряд ли решились пойти по ней.

Шли как канатоходцы, балансируя широко расставленными руками. У меня от одного воспоминания об этом акробатическом переходе даже сейчас холодеет спина – по обе стороны зияли теряющиеся в молочной мути пропасти. Один неверный шаг и … летишь на базальтовые плиты лежащие далеко внизу. Я шёл последним и, когда за моей спиной тяжёлым, густым выдохом прошелестела часть ската, меня охватил ужас - казалось, что ещё миг и оставшаяся часть перемычки уйдёт из-под ног…

Взойдя на скальный выступ, полезли по присыпанным вулканическим пеплом и шлаком камням туда, где грозно урчало жерло. Потревоженный текучий шлак то и дело стаскивал нас вниз, но мы, цепляясь за подворачивающиеся глыбы, упорно продолжали карабкаться вверх. До кромки кратера оставалось совсем немного. Последний рывок и вот перед нами разверзается огромный провал, завершающийся конусообразной воронкой - жерлом. Из его невидимого истока вылетают клубы пепла, поднимается пар, со стен с шипением бьют струйки ядовитого газа. Отсняв эту первородную картину, мы прошли вдоль ребра кратера к месту, где была возможность спуститься по ступенчатым уступам к нижней внутренней террасе, опоясывающей базальтовым кольцом теряющееся в дыму дно воронки напряжённо гудящего Сан-Мигеля. Сойдя на неё, осторожно приблизились к краю, покрытому ещё неостывшими вулканическими бомбами - по всей видимости, этой ночью был небольшой выброс. Жерло обдало нас жаром, густо пахнуло серой.  Неожиданно перед нами что-то неуловимо меняется, и мы… видим в дыму четыре, нет, вон и пятый проступил, ярких фиолетово-зелёных тороидальных кольца, каждый с метр в диаметре. От них исходит пульсирующий свет.

Я замешкался, а Костя успел вскинуть фотоаппарат, но в этот момент раздались хлопки и… кольца разлетелись быстро гаснущими брызгами. Мы были потрясены этим феерическим зрелищем, но ещё больше расстроены - такой снимок зевнули! (По нашей оценке кольца просуществовали не более 3-4 секунд).

Первым вспомнил о цели посещения вулкана неутомимый труженик Николай. Достав свой термощуп, лазерную линейку, он приступил к измерениям. Мы же не сводили глаз с курящегося провала, в надежде увидеть ещё что-либо необычное. Когда Коля закончил измерения, и мы полезли обратно на гребень кратера, всё равно продолжали оглядываться – а вдруг?! Наверху Лёха достал две плитки шоколада и разделил всем поровну.

- Ну, как вам «летающие тарелки?» - спросил командор, отхлёбывая из пластиковой бутылки воду.

- Оптический обман или игра света, вроде радуги, - рассудительно заметил Николай.

- Ничего себе радуга! Что-то не слышал, чтобы радуга с треском

разлеталась, - возразил Андрей.

- Эх вы, индейцы! Это была одна из разновидностей шаровой молнии…

Чтобы не рисковать, к лагерю решили спускаться в обход нижних кратеров, значительно правей остатков перемычки. Сначала шли по текучему шлаку. Увидев сбоку тропу, свернули на неё. Она вывела нас в высокий, светлый лес. Укрытая опавшими листьями земля горела алыми шляпками крепеньких сыроежек. Мы с Лёхой бросились собирать их в безрукавки, как всегда соревнуясь - кто больше!

Выйдя на открытое лавовое поле, увидели оранжевые купола наших палаток. Через десять минут были в лагере, где нас кроме Николая и приготовленного им борща, поджидал Хуан Мигель, но уже не один, а с застенчиво прячущейся у него за спиной супругой. Они принесли нам испечённого на углях фазана. Мы в свою очередь, накормили их русским борщом. И хотя общаться было трудновато, поняли, что Хуан зовёт нас к себе помыться. Это было как нельзя кстати: после восхождения мы были грязнее трубочистов.

Сворачиваем лагерь, загружаем «Сафари» и идём вниз. Илья на машине едет следом. Деревушка оказалась совсем близко. Соединённые тропками хижины стояли прямо в лесу. Дом Хуана второй от дороги. Первый – его родителей. Правда, дом – это громко сказано. Хлипкие строения больше походили на крытые террасы. К ним по развилкам деревьев подведены водопровод и электричество – просто, быстро и минимум затрат. Внутри «дома» между стоек висят гамаки, а вдоль стен полки, заставленные всевозможной домашней утварью. Хуан уже ждал нас вместе с чёрной, вертлявой, очень худой собачкой у калитки. Вокруг, перелетая с одного куста гуавы на другой, выкрикивали приветствия попугаи-неразлучники.


Хорошенько отмывшись под прохладными струями душа, знакомимся с членами семьи. Благодаря тому, что дети постарше знают английский завязывается живая беседа. Мы рассказали об экспедиции, ответили на вопросы – им интересно было знать, как живут люди в России. Пока общались, посмотреть на русских собралась большая часть жителей деревушки. Завершив беседу, мы сели на велосипеды, Илья - за руль автомобиля, и тронулись в путь. Впереди Гондурас!

КОНФЛИКТ НА ГРАНИЦЕ


Через Гондурас*, покрытый выжженной травой и пнями вырубленного леса, в котором уныло бродят стада голодных, костлявых коров и деревушками с бамбуковыми хижинами, неряшливо обмазанными глиной, проскочили на велосипедах за день с небольшим.

*Гондурас – площадь 112,09 тыс. кв. км, население – 7 миллионов, продолжительность жизни мужчин -

68 лет, женщин – 71 год.

Запомнилось оно алчущими полицейскими и жуликоватыми (точь-в-точь, как в Мексике) продавцами. Тягостное впечатление от страны усилили грифы, терзавшие возле обшарпанного КПП жеребёнка.

Наш приезд имел для жителей этой мини-страны самые благоприятные последствия: мы привезли им долгожданный, обильный дождь. Он как с вечера зарядил, так и лил всю ночь. Стволы деревьев почернели, потрескавшаяся за время засухи земля набухла, покрылась пузырящимися блюдцами. Почва жадно впитывала живительную влагу, а когда насытилась, вода стала скатываться мутными потоками в русла пересохших ручьёв и речушек.

Утром окрестностей было не узнать. От обилия влаги и тепла (плюс 31 градус) всё враз зазеленело, а воздух наполнился радостными трелями весело порхавших с дерева на дерево птиц. Мы тоже заразились этим всеобщим праздником чудесного преображения ещё вчера безжизненной, колеблющейся от жары панорамы, и в самом благодушном настроении приближались к границе Никарагуа, страны, в которой долгое время шла с переменным успехом гражданская война между проамериканскими силами и мощным патриотическим движением сандинистов, возглавляемым нынешним президентом страны Даниэлем Ортего.

Процедуру выезда из Гондураса (она проходила в маленьком покосившемся сарайчике!!), благодаря наработанному опыту, прошли довольно быстро — минут за тридцать. При этом Костя с Андреем ещё умудрились отбить попытки жуликоватых служак заполучить с нас несколько десятков долларов за придуманные ими самими «налоги».

Воодушевлённые торжеством справедливости, бодро подкатили к никарагуанской границе. Площадка перед ней и дальше шлагбаума была забита юркими трёхколёсными мототакси, ордами снующих по всем направлениям людей, а по бокам заставлена прилавками, тележками со всевозможным товаром, часть которого лежала прямо на асфальте. Для прохода в помещение пограничной службы в торговых рядах имелись коридоры.

Как только мы остановились, нас окружили валютные менялы и шустрые ребята, демонстрирующих бейджики с подтверждением их полномочий на оформление бумаг необходимых для пересечения границы. Мы уже знали, что эта шпана реально ни чем не поможет, а деньги, тем не менее, потом будет требовать. Поэтому Костя деликатно раздвинул их и, через образовавшийся прогал отправился в турне по кабинетам самостоятельно. Мы же, чтобы не мешаться, зашли в тень под высокий металлический навес.

В этот момент раздался взрыв, и между стен заметалось раскатистое эхо. Лежавшие у стены собаки вскочили и, поджав хвосты, кинулись врассыпную. Клевавшие раздавленное манго птицы взмыли в небо. Люди тревожно завертели головами, пытаясь понять, откуда грозит опасность. Один из менял, видимо, участник боевых действий, мгновенно распластался на грязном асфальте, закрыв затылок руками. Полногрудая женщина с кувшином на голове запнулась об него, и посудина грохнулась прямо на развал с майками, безрукавками и цветистыми платками. Сам кувшин не разбился, но из него хлынула, заливая товар, густая коричневая жидкость.

Что тут началось! Обезумевший хозяин, вопя испанские проклятия, стал выдёргивать и откидывать подальше от расползающейся лужи чистые вещи, а женщина сгребать ладошками жижу в кувшин. В это время раздался второй взрыв, правда, послабей. Только тогда перепуганная толпа обратила внимание на то, что оглушительный звук издаёт один из русских. Он, виновато разводил руками: «извините, ребята, ничего не могу поделать — с детства так чихаю». Но люди не разделяли его благодушия и были настроены весьма и весьма агрессивно. На наше счастье, в это время появился Костя. Он махнул рукой с пачкой бумаг и скомандовал: «Поехали!».

Чтобы избежать последствий праведного гнева, мы рванули, что было мочи в указанном направлении. Остаётся добавить, что даром издавать при чихании громоподобные звуки Господь наградил… меня. Ребята к ним уже привыкли, но даже они, нет-нет то ложку выронят, то прольют её содержимое на соседа. Что уж говорить про тех, кто не знаком с этой особенностью моего организма.

Интересно, что реакция на мой оглушительный чих у всех народов самая разная. Мне понравилось, как среагировала на «гром средь ясного неба» группа японских туристов, с которой я, в составе команды выдающегося путешественника России Николая Рундквиста, ехал к ледникам Калафате, что на самом юге Патагонии. Сначала в салоне автобуса на несколько секунд воцарилась гробовая тишина, а затем раздались … дружные аплодисменты и восхищённые возгласы. Кто бы мог подумать, что японцы способны находить комичное там, где другие впадают в панику!

В данном случае, безусловно, сыграло роль место: закрытое пространство срезонировало, а заметавшееся между стен эхо усилило моё «а-пчхи», создав полную имитацию взрыва. Получив от командора нагоняй за неудачный выбор времени для сотрясения округи, я в ответ мстительно чихнул в третий раз (это уж закон — всегда три раза!), и мы, посмеявшись, с удвоенной силой закрутили педали, наматывая на колёса первые километры никарагуанской земли.

Чем отличается Никарагуа от других стран Центральной Америки?

Сразу бросается в глаза более высокий уровень развития аграрного сектора. Плодородные равнины распаханы, засеяны (земля здесь уже чёрная). Гор мало, преимущественно гряды холмов. На огороженных бесчисленных пастбищах пасутся тучные стада породистых коров и конские табуны. В южной части страны, тянутся на десятки километров банановые плантации (и молодые, и плодоносящие).

На высоких, открытых всем ветрам возвышенностях выстроились рядами белокрылые ветряки, вырабатывающие для страны почти дармовую электроэнергию. И вырабатывают, похоже, немало - рядом стоят мощные трансформаторные подстанции.

Городки уютные, чистые. На улицах удивило необычное сочетание видов транспорта: между громадных «Тойот» ползут доверху гружённые одноосные арбы мулы.  Если за предыдущие три месяца мы видели всего одну «Ниву» (кажется, в Канаде), то тут за полдня проехали три «Нивы», две «семёрки», один УАЗик, новенький Курганский автобус (очень даже симпатичный) и, конечно, труженик «КАМАЗ».

Индейцы здесь преобладают. Их легко отличить от потомков испанцев по более грубым, резким чертам лица и крепкому телосложению, но одеты они тоже по-европейски. Пока только в Гватемале встречали целые районы, где индейцы сохранили свой язык и национальные костюмы.

Что ещё бросилось в глаза в Никарагуа?

Вдоль дорог много навесов, под которыми в гамаках с отрешённой задумчивостью раскачиваются мужчины (женщинам не до того – они в это время стирают, готовят еду, нянчат малышей...). Как нам объяснили, именно в Никарагуа делают лучшие гамаки,
а в Сальвадоре самые крепкие мачете. Кстати, мачете не только рубят сахарный тростник и лес, но и траву косят, газоны подправляют, кокосовые орехи вскрывают.

Ну вот и всё на сегодня. Ребята давно спят, а я всё тюкаю одним пальцем по клавиатуре костиного ноутбука. Вокруг мечутся тысячи светлячков. Они настолько яркие, что видны за метров пятьсот. Так что буэнос ночес, сеньоры и сеньориты! Вернее, буэнос тардес — в России-то уже день!



В ГОСТЯХ У МАСАЯ 

С утра, как только солнце стёрло с небосвода затейливые письмена созвездий, поехали к вулкану с необычным, переносящим из Никарагуа в Африку, названием — Масай.

Поначалу наш караван, состоящий из пяти велосипедов и одной машины, то и дело обгонял бодро цокающих по асфальту кобыл, запряжённых в двуколки, но вскоре из-за образовавшейся на заднем правом колесе «Сафари» громадной грыжи мы сбавили скорость, и теперь уже лошадки обходили нас: машину трясло, как на вибростенде. В конце концов, Илья вырулил на обочину. Поставив запаску, он уехал искать шиномонтажную мастерскую чтобы купить хотя бы старенькую покрышку.
Из-за этой непредвиденной задержки до лесистой подошвы вулкана добрались только к полудню. Успокаивало то, что конус невысокий и технически простой – до вечера управимся.

Поднимались не торопясь, мягким, размеренным, так называемым гималайским шагом. Знаем по опыту, что чем медленнее идёшь в гору, тем быстрее будешь у цели.

Ближе к кратеру щебень и оранжевые, ноздреватые шарики стали «жирными», будто пропитанными маслом. Появились первые вулканические бомбы — оплавленные, довольно правильной эллипсоидной формы, камни. Чем выше, тем больше. А вон и комочки серы зажелтели.
 Открывавшаяся нашим взорам панорама с каждым шагом ширилась: во все стороны расползались невысокие, похожие на зарубцевавшиеся раны, хребты. Наконец, видим гребень кратера, весь жёлтый серы. Явственно ощутим резкий запах сероводорода. Из кратера поднимаются столбом мглистые клубы, в которых кружат… грифы. Непонятно, что их в этой ядовитой мути привлекает!

Делаем последний шаг — и под нами разверзается очередная бездна. В лицо пахнуло жаром. На дне сквозь дым угадываются то ли язычки пламени, то ли расплавленная магма. Земля подрагивает от титанического напряжения. Из почти отвесных стен жерла со свистом бьют сквозь щели струи дыма вперемешку с пеплом.  Их напор переменчив: вялая, чуть живая дымная струйка вдруг превращается в напористую очередь из плотных клубков пепла.

Картина жутковатая. Она довольно точно соответствует описанию Преисподней, данному Данте в «Божественной комедии». Чётко просматриваются те же девять ярусов: у кромки — обители мало грешивших, пониже, там, где страдалище дышит безжалостным, очищающим жаром, грешники помаститее, а где-то в самом нутре корчатся в расплавленной магме в страшных муках ниже всех падшие.
  Сами собой приходит мысль: может ад вовсе и не выдумка церкви. Вряд ли случайно то, что почти во всех религиозных учениях, это понятие не только присутствует, но и совпадает в деталях. Может быть, при земной жизни мы осознаём лишь малую часть окружающего мира, а главная открывается нашему внутреннему взору только после физической смерти?

КОСТА-РИКА


 Коста-Рика – площадь 51,1 тыс.кв. км., население 4,3 миллиона, столица — Сан-Хосе, продолжительность жизни мужчин – 73 года, женщин – 79 лет.


Вытянутая узкой закорючкой с севера на юг Коста-Рика, пожалуй, самая ухоженная и красивая страна Центральной Америки из всех тех, что мы проехали.  Благодаря удачному расположению между двух океанов, с избытком обеспечивающих страну влагой, а также плодородию земли, щедро сдобренной высокоминерализованным пеплом вулканов, её горы и  долины покрыты буйной растительностью, среди которой немало реликтовых видов. Не случайно фильм «Парк Юрского периода» снимался именно здесь.
Но понаслаждаться экзотически-пышной красотой этого края нам удалось лишь первые три дня — на четвёртый начался давно ожидавшийся сезон тропических дождей, и мы до глубины самых внутренних органов прочувствовали, что кроется за этим будоражащим воображение россиянина понятием. Солнечный, брызжущий радостью и покоем зелёный рай в одночасье превратился в пропитанную водой губку. 
Ливни здесь настолько щедрые, что через 5-7 секунд на тебе не остаётся ни одной сухой нитки. Не ливень, а водопад! Слава Богу, что тёплый. Невольно удивляешься – как такая огромная масса воды могла полдня парить над землей.

Когда насквозь мокрый летишь на скорости 50 - 60 километров в час на велосипеде с горы – зябнешь, а на подъёмах чувствуешь себя, так словно в турецкой бане оказался. Вдобавок ко всему ущелья нашпигованы лохмотьями  вновь вызревающих туч. Так что теперь постоянно дышим водной аэрозолью. Единственный промежуток времени, когда можно отдохнуть от сырости и хоть немного обсохнуть, — утро.
 Подъём на самый высокий перевал Центральных Кордильер (3300 метров) чуть не доконал нас. Помимо изнуряющей крутизны склона на этой высоте довольно холодно (всего 8 градусов) и вдобавок ко всему пошёл ледяной дождь. К вечеру мы до такой степени закоченели, что даже не могли разжать пальцы — палатки целый час ставили. Зато на следующий день за три часа спуска сбросили 2700 метров. Летели вниз на такой скорости, что на серпантине двое ребят не вписались в поворот и, врезавшись в бетонный бордюр, улетели в кусты. К счастью, отделались лишь синяками и царапинами, да на колесах выбило с десяток спиц.

Мне в эти дни приходится тяжелей всех. Дело в том, что на границе Никарагуа с Коста-Рикой Костя окончательно и бесповоротно пересадил на велосипед. (Я уже писал, что в Панаме мы окончательно расстаёмся с машиной).

Саму езду на нем, несмотря на то, что последний раз катался в девятом классе – 45 лет назад, освоил довольно быстро. Пришлось только учиться вовремя и грамотно переключать скорости (24 варианта) и привыкнуть к необходимости тормозить колодками обоих колёс. (В моём детстве тормоз был только на заднем колесе, а скорость одна). Если тормозить только передними, то кульбит, особенно на скорости, гарантирован.

Все эти тонкости я освоил за пару часов. А вот к узкому и жёсткому сиденью никак не мог привыкнуть. Уже после третьей ходки нижняя часть «продолжения спины» начинает болеть так, что хочется завыть в полный голос. Боль временами нарастала и достигала такого уровня, что казалось, вот-вот начнутся родовые схватки. (Как я теперь понимаю женщин!).

Первые дни даже ходить нормально не мог – передвигался, раскорячив ноги. А потом ничего – пообвык. Ребята же давно адаптировались. Лёхе, вообще, не ведомы подобные страдания – он велоспортом лет 15 занимается и у него ТАМ уже все нервы поотмирали.

На подъёмах, правда, я прилично отстаю, но на спусках нагоняю – в итоге баланс обеспечивается. В общем, я доволен собой: пока иду неплохо. А когда мчишься с крутой горы и на бешеной скорости обгоняешь фуры, то и вовсе ощущаешь себя лихим джигитом. В такие моменты, от переполняющего сердце восторга начинаю орать как обезумевший ишак. Некомфортно ехать только по узким участкам дороги: машины проносятся почти в притирку, того и гляди - зацепят.

Из-за непрекращающихся ливней реки с каждым днём набухают. Прозрачные струи превратились в мускулистые, кирпичного цвета потоки, несущиеся с огромной скоростью и готовые в любой момент выплеснуться из берегов. Камни по дну уже не постукивают, а угрожающе гремят и скрежещут. Ночевать у реки стало смертельно опасно. 
  Коста-Рика местами напоминает Швейцарию. Ухоженная, чистая, благополучная. Неудивительно — больше 100 лет без войн! А в Гватемале и Никарагуа она завершилась недавно - на исходе 20 века. Тут даже по собакам заметно, что страна не бедствует. До этого, начиная с Мексики, на них трудно было без слёз  смотреть - до того худые (рёбра ивовыми прутьями выпирают), вялые, а тут все упитанные, бодренькие и  хвостами весело помахивают.

 Впечатляет и то, как костариканцы берегут свою и без того богатую флору и фауну. Недаром говорят, что Коста-Рика — страна заповедников и национальных парков. Под них отведено 25% территории (в мире немало стран, где и этот, достойный уважения показатель выше (30,40%). У нас, я думаю, он не более 3%, правда, вся Восточная Сибирь практически тоже заповедник.
 В непроходимых тропических чащах обитают обезьяны-ревуны, пумы, ягуары, муравьеды, еноты, оцелоты, ленивцы, дикобразы, игуаны, белки. Ну, а от птичьего гама по утрам просто звон стоит. Тут и разномастные стаи попугаев, туканов, и крохотные колибри, и много других, незнакомых нам пернатых. Вечерами  начинают разом, как будто по чьей-то команде, оглушительно звенеть цикады.

К ночи в сельве, а особенно на открытых пространствах над лугами зажигаются сотни тысяч ярко мигающих огоньков-фонариков — светлячков. Их тут столько, что кажется, будто перед тобой на чёрном бархате тропической ночи, мечутся в броуновском движении тысячи созвездий. Возникает ощущение, будто летишь среди звёзд в космосе! Но когда такой огонёк вдруг сядет на тебя, то при свете налобного фонарика видишь, что это обычный, зеленоватого цвета жучок.
  Приятным сюрпризом было отсутствие кровососов. Изредка вечером покусают москиты, а днём муравьи, - и всё. Правда, чешутся эти места потом долго.

Растительность тут такая буйная, что даже листья папоротника в три-четыре метра длиной, трава в рост человека, а «лопухи»» по два метра в диаметре! Может поэтому так много муравьёв-листогрызов?
 Природа настолько красива и разнообразна, что туризм обеспечивает государству 85% бюджета. Основные поступления идут с побережья, но и в горах можно увидеть велосипедистов, мотоциклистов. Немало иностранцев приезжает и в полуторамиллионную столицу — Сан-Хосе. Среди них мы встречали представителей самых разных стран, но в большинстве всё же американская молодёжь. Их сразу видно: джинсы носят настолько низко, что трусы почти целиком наружу. Ребята с виду крепкие, спортивные, но когда здороваются, ощущение, будто не мужская ладонь у тебя в руке, а пучок верёвочек. Поскольку я привык жать от души, —  они, бедняги, аж приседали.
  Сан-Хосе не произвёл на меня впечатления, хотя чистенький, благоустроенный, уютный. Не утомляет — нет суеты. В то же время хватает и бродяг, и попрошаек.
  Заглянул в художественный салон. На стенах множество пейзажей, нарисованных прямо на перьях тропических птиц, вставленных в рамочки, под стекло. Оригинально смотрится. Такого дизайнерского решения я ещё  не встречал. С удовольствием купил бы, да лишний груз не могу себе позволить.

Картины маслом послабее, чем у наших художников,   хотя один холст с обнажённой женщиной, читающей книгу в постели, впечатлил. Мастер сумел необычайно целомудренно, романтично и вместе с тем волнительно показать красоту женского тела — самого восхитительного творения Создателя. А вот резьба по дереву - высочайшего уровня! Пластика и изящество форм потрясающие! Встречаются шедевры похлеще чем у танзанийских кудесников.

В Коста-Рике порадовало то, что здесь можно купить не «пластилиновый», вязнущий в зубах, а съедобный, с хрустящей корочкой хлеб. Правда, только белый, и такой невесомый, что 70-ти сантиметровая «сигара» весит всего 150 граммов, ну и ладно — зато вкусный! Вообще, ещё раз хочу добрым словом помянуть продукты российской пищевой промышленности: всё познаётся в сравнении!
   Вулканов в Коста-Рике изобилие. Наша команда обследовала два самых знаковых и интересных.

Первый, красавец Ареналь – «молодой» и весьма деятельный стратовулкан (конус идеальной формы возвышается над окрестностями на 1720 метров!). В старину индейцы обожествляли его и, чтобы смягчить крутой нрав, приносили многочисленные жертвы. Но в середине 16 века он надолго задремал, и люди, привлечённые плодородием почвы, стали селиться прямо у подножья, а о жертвоприношениях забыли. Проснувшись в 1968 году, он похоронил  эти деревни под огнедышащей лавой и вновь заставил почитать себя. С тех пор небольшие извержения происходят практически ежемесячно.
Возле Ареналя расположено одноименное искусственное озеро площадью 80 кв. километров, являющееся крупнейшим водохранилищем в стране. Оно пользуется огромной популярностью у любителей виндсерфинга всего мира.
Второй вулкан - Поас (2574 метра)  тоже активен.  Стоит он в окружении  непроходимых, обомшелых от постоянных дождей, лесов. Поднявшись на него по тропе, мы попытались, было, перейти для съёмки начавшегося извержения на противоположный край кратера, но не сумели пройти сквозь густо перевитую лианами и корявыми стволами сельву и на три метра! 
Поас рекордсмен среди американских вулканов по диаметру кратера - полтора километра! На его широком дне, свинцово поблёскивает горячее кислотное озеро. Из жерла беспрестанно выходят шишковатые клубы пара. Они исторгаются циклически и достигают таких размеров, что можно подумать, будто именно здесь находится главная «фабрика» по «производству» облаков.
Выше основного имеется ещё два спящих кратера. Они поменьше, их склоны уже поросли лесом. На дне самого высокого приютилось изумрудное озеро Ботос. Оно столь красиво, что одним своим видом умиротворяет взор.
 Дороги в Коста-Рике  в прекрасном состоянии (ещё бы — асфальта не жалеют — укладывают  слоем в 30 сантиметров), правда, узковаты. Из-за обильных и частых дождей, полноводных речушек и ручьёв с избытком. Соответственно и мостов много, но они такой ширины, что проехать может только одна машина. Поэтому перед каждым стоит знак, указывающий у кого преимущество. Деревья, подступающие к дороге с двух сторон, смыкают раскидистые кроны до того плотно, что едешь порой в зелёном тоннеле.

Жажду во время отдыха утоляем обычно соком  увесистых, как чугунные ядра, кокосовых орехов. Мы приноровились сбивать их длинной жердью или метко брошенным камнем. Прочную, желтоватого цвета «броню», вскрываем  острозаточенным сальвадорским мачете. Тут важно одним точным ударом так отсечь верхнюю часть плода, чтобы образовалось отверстие в полость, заполненную чуть беловатым, всегда прохладным, соком, и при этом не отрубить себе палец.
После того, как сок выпит, соскребаем ложкой со стенок белую студенистую, весьма питательную массу и с наслаждением поглощаем её. (Сбивать лучше недозрелые кокосы — у созревших мякоть жёсткая). В качестве высококалорийной добавки балуем себя гроздью бананов, растущих тут же.

Водители к велосипедистам относятся уважительно, но некоторые фуры, когда «встречка» занята, проносятся настолько близко, что есть риск улететь от удара воздушной волны в кювет.  Правда, вдоль многих дорог устроены специальные полосы. По ним ездят спортсмены, туристы и местные жители. Последние, во время ливня и в жару, под громадными, как у Робинзона Крузо, зонтами.
В столице выделена отдельная полоса и для автобусов — они по ней носятся в несколько раз быстрее, чем остальной транспорт. Наконец, увидел любимую «Паджеро-4». До этого на протяжении 20 тысяч километров ни одной не встречал.
  Обочины чистые, почти возле каждого дома стоят сетчатые «корзины», куда складываются мешки с мусором. За пределами селений, вдоль дорог навесы и павильоны, в которых костариканцы продают сувениры, домашнюю утварь, фрукты, овощи.
Отдельно хочется помянуть добрым словом местную полицию. Она поразила своей доброжелательностью. Здесь полицейские настроены на взаимодействие, а не на репрессии. И водители  в ответ платят тем же.
На асфальте часто можно увидеть надпись «ESKUELO» (школа), а рядом на обочине знак «Осторожно, дети». Но удивительно не это —  у нас такие знаки тоже есть. Удивительно то, что эти надписи следуют через каждые два-три километра. Количество школ просто ошеломляет! Ещё больше поражает то, что их строят буквально для восьми-десяти семей. Конечно, это начальные учебные заведения, но ведь строят и содержат для семи-двенадцати учеников! Вот она, реальная забота о будущем страны: есть школа – есть деревня, нет школы - деревня умирает.

В этой маленькой стране всё устроено разумно и грамотно, но одного я не понял: для чего уличные фонари горят круглосуточно?  Это ж такой бессмысленный перерасход электроэнергии! Не благоразумней ли установить фотоэлемент?  Тогда  фонари автоматически выключались бы с восходом солнца и включались с наступлением темноты. Что любопытно, эта  необъяснимая  расточительность наблюдается во всех странах  Центрально-Американского региона.

Место для ночлега найти стало значительно легче. Особенно в южной, менее заселённой части страны. А то ведь, бывало, едешь, едешь и всё частные владения  за колючей проволокой. В Коста-Рике их тоже хватает, но между ними всегда имеются свободные прогалы. Тут даже сами ограды симпатичнее и аккуратнее. Некоторые землевладельцы что придумали: вместо столбиков сажают деревья (это здесь запросто — воткнул  ветку, а через  год на её месте  дерево растёт!)  и уже по ним натягивают проволоку. Помимо того, что такой способ более экологичный (как никак прибавка для лесов), он имеет и экономический эффект — столбики покупать не надо. 

Короче, в Коста-Рике   есть возможность остановиться там, где нравится без риска получить пулю в лоб. Насчёт пули это не преувеличение. Однажды, в Мексике, мы до самой темноты не могли найти место, где пристроить палатки. Деваться некуда -поставили на приватной территории. Не прошло и получаса, как подошли ребята с карабинами и, передёрнув затворы, направили стволы на нас. Мы показываем им письма от Русского географического общества и посольства, потом предлагаем заплатить за стоянку, но они в ответ твердят одно «Убирайтесь!»

Да, чуть не забыл упомянуть о том, что в Коста-Рике тоже много ветряных электростанций, стоящих на открытых, доступных всем ветрам, возвышенностях. Помимо пользы они своими стрельчатыми, белоснежными крыльями ещё и пейзаж хорошо оживляют.
Сельское хозяйство здесь, по моим наблюдениям, не так  развито, как в Никарагуа, хотя для животноводства условия идеальные: кормовая база богатейшая, круглый год тепло. Даже фермы строить не надо — достаточно простых навесов.
Встречаются лишь мелкие хозяйства, но мяса в достатке. По крайней мере, в магазинах оно свободно лежит по цене от 3 до 6 долларов за килограмм. 
Выращиванием зерновых, похоже, вообще, не занимаются. Попадались только небольшие поля с ананасами и сады со всевозможными фруктовыми деревьями.

Видимо, страна делает ставку на всемерное развитие индустрии туризма.
Северная часть Коста-Рики заселена плотно. Много шикарных вилл, вокруг которых на лугах пасутся породистые скакуны с аккуратно постриженными гривами. А южная - пореже: кругом неприступные горы и непроходимые леса. Крупных селений не встречается. Одни  хуторки и небольшие усадьбы у дорог.  Удивляет то, что многие дома расположены к проезжей части так близко, что сквозь широко распахнутые двери, просматривается почти вся внутренность жилища. Неужели людям нравится выставлять на всеобщее обозрение личную жизнь? 
Народ в Коста-Рике спокойный, открытый. Возможно, это связано с благоприятным климатом и щедрыми дарами природы. Встречались даже натуральные донкихоты.  Так, возле вулкана  Ареналь  у нас пробило на острых камнях облысевшую покрышку, а следом и запаску - на ней лопнул корд, и тонкая стальная проволока в нескольких местах проткнула камеру.  Что делать?
Проезжавший на квадрацикле пожилой костариканец узнав о нашей беде, развернулся и повез Илью в ближайший посёлок. Объехав три автомастерские всё же нашли покрышки подходящего размера. Правда, ещё более лысые – от протектора даже следов не осталось. Доставив Илью обратно, он попрощался, категорически отказавшись от денег.

Когда судьба сталкивает с такими добросердечными и отзывчивыми людьми, невольно спрашиваешь себя: «А как бы ты поступил?» Сразу на память приходит случай, произошедший со мной в России.

В начале декабря 2003 года вечером, при возвращении из Оренбурга в Уфу, я наехал на кирпич, упавший, по всей видимости, с самосвала. Подброшенную машину закрутило на оледенелой дороге и сбросило  с четырёхметрового обрыва. Ехавший навстречу УАЗик тут же остановился и деревенские ребята, как ни спешили на свадьбу, помогли мне выбраться из машины. А потом, три часа (!!!) на морозе, в темноте, в хороших костюмах занимались тем, что вытаскивали основательно помятый автомобиль на дорогу. А когда вытащили, отбуксировали его УАЗиком в село. Я в порыве благодарности протянул им все имевшиеся деньги, так они, и это меня потрясло до спазмов в горле, отказались: «Случись у нас беда, ты разве не помог бы?»

Столько времени на морозе и пронизывающем ветру возились с моей машиной вместо того чтобы веселиться на свадьбе, и всё бескорыстно - просто из соучастия попавшему в беду человеку!!! Как это здорово!   А я уж думал, что в России людей, способных на Поступок, извели. Так приятно было убедиться, что ошибался. Всё же генотип народа указами не меняется. Дай Бог всем этим замечательным парням здоровья и благополучия! Написал и подумал: «Какие в нашем сознании произошли чудовищные сдвиги: нормальный человеческий поступок стал вызывать изумление».

Ведь от людей сейчас не помощи ждёшь, а радуешься тому, что не избили или не ограбили. Всё перевернулось с ног на голову. Творятся уму не постижимые вещи: те, кто обманул миллионы, в Думе сидят; воры в законе, того гляди, статус национальных героев получат. А СОВЕСТЬ - основополагающее качество в человеке, предано забвению и, думаю, делается это умышленно. Ведь, если провести аналогию с компьютерными сетями, совесть всё равно, что программа Касперского, защищает нас от греховных поступков, не даёт торжествовать злу.

Но, я верю, грядут перемены к лучшему. Но возрождение духовности и нравственности - процесс длительный: зло рождается гораздо быстрее, чем исправляется, ибо идти вниз легче, чем подниматься вверх. 
Чуть не забыл — в  странах Центральной Америки на всех каналах радио и телевидения  музыка, песни только национальные. По крайней мере, я ни разу не слышал иностранных. Молодёжь растёт на  родных, жизнерадостных мотивах и ритмах. Возможно, в этом есть перегиб, но то, что приоритет у национальных культур должен быть - бесспорно.


ЗДРАВСТВУЙ, ПАНАМА!


Панама - площадь 78,2 тысяч кв. км., население – 3 миллиона человек,

продолжительность жизни 73 года у мужчин, 79 лет у женщин.

5 июня 2011 года.

Узкий перешеек, острой мотыгой вонзившийся в громаду Южноамериканского континента, оканчивается Панамой — последним мини-государством Центральной Америки (к сведению: ударение в слове Панама делают не на вторую гласную, как принято у нас, а на третью — Панама).
 По уровню жизни эта страна значительно превосходит все другие государства этого региона, включая даже весьма благополучный туристический рай — Коста-Рику. Секрет прост: через неё проходит приносящий казне колоссальные доходы Панамский канал* и имеется оффшорная зона, привлекающая в страну крупный капитал. Без этих железобетонных подпорок быть бы ей, скорей всего, заурядной банановой республикой.

*Панамский канал - многошлюзовый, двухниточный канал соединяющий Атлантический и Тихий океаны. Его протяженность 81,6 км., перепад высот — 26 метров.


Следует заметить, что доходами от канала многие десятилетия пользовались американцы. Но после того, как патриотически настроенные офицеры совершили в Панаме военный переворот, пришедший к власти генерал Торрихос добился от США подписания договора о возвращении канала и примыкающих к нему земель с 1 января 2000 года под юрисдикцию его страны.

В результате этого судьбоносного решения Панама за довольно короткий период неузнаваемо преобразилась. Города украсили шедевры современной архитектуры, великолепные бульвары с фонтанами и зонами отдыха. Для малоимущих построены и продолжают строиться десятки больших посёлков (дома передаются в пользование с рассрочкой оплаты в 30 лет, при этом первый взнос делает само государство). Пенсионерам на многие услуги предоставляется 50% скидка, а связанные с ней потери частных компаний компенсируются из бюджета.
Нищета отступила: правительство умудряется проводить такую социальную политику, при которой обеспечивается приемлемый уровень жизни для большинства населения, и, в то же время поощряется большой бизнес.
То, что страна на подъёме, стало очевидно уже на КПП. Здания паспортного и таможенного контроля просторные, светлые. В помещениях кондиционеры, со вкусом подобранная мебель. Даже обработка автомашин дезинфицирующим аэрозолем автоматизирована: заезжаешь в камеру, и через пять секунд процедура завершена.

Глядя на всё это, невольно приходишь к выводу, что капитализм, который «построили» в нашей стране под диктовку американских советников, аморален. А нынешняя власть вряд ли способна вывести страну из тупика, потому как безнравственна, и её главное устремление - без предела обогащаться. Судьба народа нынешних правителей интересует лишь в той степени, чтобы не допустить взрыва, который может навредить этому, хорошо отлаженному процессу.


Встретила нас Панама безоблачным небом и ярким солнцем. После недели проливных дождей, пропитавших затхлой сыростью всё снаряжение и одежду, это было так удивительно и приятно, что мы сразу влюбились в неё. Правда, погода баловала недолго. Уже на следующий день налетел со стороны Атлантики тайфун, и всё опять погрузилось в густой туман и косые пряди дождя.

Поскольку вулканами эта страна не избалована, в нашем маршрутном задании значится только один — Бару. Он же является самой высокой вершиной Панамы — 3475 метров.

Чтобы успеть подняться на кратер до полудня, когда небосвод ещё свободен от туч, мы заночевали прямо у ворот одноимённого национального парка. Купив у охраны пермит (разрешение на восхождение), вышли на Бару задолго до рассвета. Первые километры «буксовали» по размытой потоками воды тропе, больше похожей на русло горной речки. Протекторы ботинок то и дело выдирали окатыши, скользили по влажной земле.
Потом, долго поднимались по крутому скату, покрытому струпьями угловатых плит, между которых пробивалась редеющая с каждым шагом растительность.

Взойдя на скалистый утёс, запечатлели на видео, как из-за горизонта проклёвывается и, на глазах наливаясь светом, выплывает пунцовая капля. Во все стороны сразу брызнули живительные лучи. В какое-то неуловимое мгновение светило оторвалось от обугленных зубцов, и, на ходу раскаляясь добела, поплыло, пробуждая залитые туманом долины ото сна. Мы постарались не отстать, и через минут двадцать стояли на самой высокой точке кратера. Устремив взоры на простиравшиеся дали, долго, пока не накрыло каракулевой армадой облаков, упивались красотой открывшейся панорамы.
Горы здесь хоть и пониже, чем в Коста-Рике, однако время так причудливо изрубцевало их шрамами, что со стороны они напоминали многоярусные крепостные стены с остроконечными сторожевыми башнями. За ближними, зеленоватыми хребтами, синели отроги повыше, а за ними ещё выше, но уже светлее и голубее. А совсем уж вдали они казались полупрозрачными, как будто прикрытыми вуалью. Вся эта картина напоминала гималайскую серию пейзажей Рериха. Сознание того, что с двух сторон от нас простирается безбрежность двух океанов (на западе — Тихий, на востоке — Атлантический), только усиливало это ощущение.

Удивительно, сколько гор уже перевидал, а душа и сердце не устают восхищаться их неповторимой, каждый раз новой, красотой. Перевожу взгляд на заросших товарищей. Они тоже потрясены. Илья широко улыбается и поднимает большой палец вверх. Мы на вершине! Мы счастливы!

Спустившись в лагерь, прежде чем отправиться к столице, провели ревизию велосипедов: подтянули ослабевшие гайки, почистили и смазали зубной щёточкой цепи, проверили давление в шинах. 

Первые километры я заново привыкаю к своему главному недругу - узкому и жёсткому сидению. (Лёха утверждает, что оно мягкое и удобное!)
Едем мимо банановых плантаций. Встречные машины мигают. На всякий случай сбрасываем скорость до 50 км в час и вовремя: за поворотом полицейский на мотоцикле с радаром дежурит. Водительская солидарность не знает границ!

Наша машина, словно предчувствуя завершение своей миссии, начинает потихоньку сыпаться. Сначала навечно застрял в замке ключ зажигания. Потом стал заедать рычаг коробки передач, следом тормозные колодки до металла стёрлись – как нажмёшь на педаль тормоза, так противный визг пронзает барабанные перепонки. А сегодня уже и дверные замки самопроизвольно закрылись. Хорошо, что ключ от двери у Илья в кармане были. Того и гляди, без водителя ездить начнёт!

Изматывающая духота угнетает. Перед привалами, а они через каждые сорок минут, посматриваем по сторонам в надежде увидеть среди плантаций банановых пальм и ананасов, ручей. И как только засекаем воду, останавливаемся и ложимся в неё, даже если там воробью по колено. А на обед стараемся встать там, где речка пополноводней.

Как-то после купания сидим в ожидании обеда на мокрых валунах. Вдруг Костя подпрыгивает с криком: «Камень шевелится!». Оказывается, он сел не на камень, а на панцирь громадной черепахи. Первая мысль у оголодавших мужиков: «Замечательный суп получится!» Но сфотографировавшись с речной Тортиллой, подобрели - отпустили.

  Крутить педали особенно тяжко после полудня, когда температура приближается к 40 градусам и, из-за ежедневных дождей, воцаряется ужасная духота. Пот льёт так, словно нас ежеминутно обливают водой. После обеда непременно собирается гроза. Она немного охлаждает и нас и раскалённый воздух, но духота лишь нарастает.
Дорога до столицы Панамы оказалась довольно спокойной, без резких подъёмов и спусков. Перед городом автострада взлетела на холм, и с него как-то сразу открылся вид на громадный ажурный мост, перекинутый через залив, в который и выходит Панамский канал.
Слева выгнули шеи гусаки портовых кранов, а справа, возле голубоватого острова, на рейде стоят, ожидая очереди, океанские суда. Вода в самом канале грязно-серая, но ближе к океану, приобретает сочно-бирюзовый цвет. Прямо под мостом проплывал ослепительно белый пятипалубный лайнер.

Внезапно открывшаяся с моста в проёме между двух лесистых холмов плотная группа белоснежных небоскрёбов Панама-Сити, произвела сильнейшее впечатление: наши глаза уже отвыкли от такого множества высоченных бетонных башен.
Въехав в город, мы опять ахнули: нас окружали фешенебельные особняки, зелень, цветы, идеальная чистота. При этом историческая зона не тронута, более того — тщательно отреставрирована.
Как сказал бы Киса Воробьянинов «Да, уж! Таких городов мы ещё не видали!». И что больше всего восхищает - всё это выросло за какие-то 10 с небольшим лет! Как только в казне появились за счет национализации канала дополнительные доходы, так правительство сразу пустило их в дело: на строительство, развитие реального сектора экономики, вызвавшее колоссальный рост числа новых рабочих мест. В итоге у людей появились деньги. Они стали покупать больше товаров, и, как следствие, начали оживать отрасли, производящие их — страна пошла в гору. Никаких резервных фондов и никаких экономических кризисов! Начхали панамцы на них!
Как вы понимаете, в таком городе в палатке не поночуешь. Пришлось селиться в отеле, в 6-ти местном номере с душем, кухней, бассейном во дворе, компьютером и Интернетом. За всё это 80 долларов, т. е. 400 рублей с человека. В элитном районе, среди небоскрёбов это очень даже неплохо. Но объективности ради должен отметить, что все первые этажи в решётках, дворы за колючей проволокой. Видимо, криминал и в Панаме силён.
Днем разбрелись по городу: кто продукты подкупить, кто в посольство, кто на встречу с журналистами. Я же пошёл искать веломагазин, чтобы приобрести необходимые запчасти — Костя назначил меня главным ремонтником. Иду и попутно щёлкаю на цифровик понравившиеся городские сюжеты. Вдруг наперерез мне из здания выходит полицейский и вежливо просит сначала показать паспорт, а потом то, что я сфотографировал. Я повиновался. Просмотрев последние кадры, сержант связался с кем-то по рации, а меня попросил задержаться. Через минуты три подъехал офицер и тоже предложил показать снимки. Убедившись, что белобородый, изможденный дедушка в красных шортах, неопределённой национальности, не маджахед и не иностранный шпион, откозырял и пожелал весёлого времяпрепровождения.
Интересно, что их так насторожило в моём облике? Кругом полно щёлкающих фотоаппаратами туристов и ничего, а тут целое расследование устроили. Может, моя длинная борода смутила?
Что ещё, кроме такой чрезвычайной бдительности, удивило в Панаме?
Весьма странно было видеть в таком чистом и суперсовременном городе спутанные в беспорядке пучки многопарных линий связи подвешенные на столбы среди сверкающих башен небоскрёбов и роскошных особняков. Какая-то противоестественная, нелогичная картина получается. (У нас в Башкирии все кабели уже лет тридцать, как спрятаны в подземную канализацию).
Ещё больше удивило то, что водители игнорируют знак «Пешеходный переход» — несутся, как оголтелые. Мне надоело ждать, когда у них проснётся сострадание к скопившейся толпе пешеходов, и я решительно шагнул на проезжую часть, демонстрируя им кулак, сдобренный, для убедительности, выразительными междометиями — подействовало, остановились, правда, нехотя… За мной, как по команде, радостно хлынули остальные.
В целом же народ очень спокойный, я бы даже сказал — флегматичный (видимо, нет повода волноваться). В отличие от других стран Центральной Америки в Панаме много негров. Они обособленно живут в негритянских кварталах. Мы их проезжали: грязные улицы, обшарпанные дома…
На следующий день к нам по поручению чрезвычайного и полномочного посла России в Панаме Ермакова Алексея Александровича приехал консул Полин Георгий Павлович, высокий, спортивного телосложения молодой и обаятельный дипломат. Он повёз нас в гости к отцу Александру, настоятелю недавно открывшейся в Панама-Сити православной церкви.
Узнав о масштабах и целях нашей экспедиции, батюшка, тоже молодой человек, с улыбкой, располагающей с первого взгляда, прочитал, стоя перед ликом Христа, охранную молитву за здравие путешествующих, а затем пригласил в дом на чаепитие.
Вскоре подъехало несколько соотечественников, хорошо знающих дороги и вулканы в Колумбии и Эквадоре — странах, в которых нам предстояло серьёзно поработать.
В их числе седовласый старший советник посла Артасов Валерий Алексеевич и Воротников Алексей, талантливый, деятельный бизнесмен регулярно оказывающий церкви щедрую финансовую помощь. Из общения с ними мы почерпнули много полезной и важной для себя информации. Тронутые столь радушным приёмом, прощаясь, оставили для нужд прихода наш автомобиль. Батюшка, даже зная о необходимости ремонта, радовался неожиданному приобретению как ребёнок.

Уезжали из устроенного неустанными трудами отца Александра и матушки Анны, духовного центра в приподнятом настроении и с ощущением прикосновения к теплому свету Отечества. Для меня было приятным сюрпризом то, что и батюшка и матушка читали мои последние романы о людях сильных духом - старообрядцах («Скитники» и «Золото Алдана»). Узнав, что я автор этих книг, они сердечно благодарили за внимание к Расколу и староверчеству, одному из самых трагических периодов в истории России, круто изменившему вектор её развития.
И последняя на сегодня новость, правда, грустная – нашу команду по семейным обстоятельствам покидает Андрей Колодкин. Жаль, за эти месяцы мы все так сроднились!

ЭКВАДОР – ЭКВАТОР


Эквадор – площадь 283, 560 тысяч кв. км., население – 15 млн. человек (столица – Кито), продолжительность жизни мужчин – 72 года, женщин – 78 лет.


Время летит, как быстрая птица: уже пятый месяц, как наша команда в пути. Неделю назад пересекли экватор и пылим по дорогам Эквадора в Южном полушарии. Контур этой страны, напоминающий сердце, рассечённое двумя внушительными рубцами Западных и Восточных Кордильер, довольно точно повторяет профиль Южноамериканского континента.

Казалось бы, люди хорошо изучили свою планету, тем не менее, Южная Америка по-прежнему остаётся средоточием исторических тайн, загадочных явлений. Это огромный котёл, в котором «варилась» иная история человечества. Возможно, с участием инопланетян или каких-то земных, но неведомых нам существ. Так, в Колумбии, Перу, Коста-Рике то и дело находят золотые «летающие кораблики», сделанные в доколумбову эпоху. Отличаясь в деталях, все они имеют горизонтальные крылья и вертикальный киль. Возможно, прообразом им служили летательные аппараты, возраст которых более 3000 лет!
  Само название Эквадор (на испанском оно означает «экватор»)  у меня ещё со школы ассоциировалось с чем-то таинственным, будоражащим воображение. Это представление ещё более усилилось, когда узнал, что инки, спасая свои сокровища от алчущих конкистадоров, увезли их по тайным тропам как раз сюда, на территорию современного Эквадора, и основали среди огнедышащих вулканов царство Эльдорадо.
   Скорее всего, это красивая легенда, но кто знает… Вдруг кому-то и посчастливится наткнуться на  следы, подтверждающие достоверность этого мифа. Ведь сколько  десятилетий циркулировал слух о том, что в Чили, на острове Робинзона Крузо хранятся несметные сокровища, но мало кто воспринимал их всерьёз, пока один авантюрист, продав свою фабрику, не снарядил супероснащенную экспедицию и в 2006 году  на глубине 15 метров обнаружил клад, состоящий из 600 бочонков золота. Эксперты оценили его стоимость в шесть миллиардов долларов США!!
   
Знакомство с Эквадором начали с его столицы, города Кито, в котором мы провели два полных дня.

Мегаполис вытянулся на несколько десятков километров по дну широкой впадины  между двух хребтов на высоте 2800 метров над уровнем моря. Она уже не вмещает его, и город стал расползаться длинными языками по крутым межгорным распадкам. Самые крайние постройки достают теперь до облаков. Дно котловины весьма холмистое. Если Москва стоит на семи холмах, то Кито, пожалуй, - на всех семидесяти! Поэтому с высоты птичьего полёта Кито напоминает многолапого крокодила, спина которого покрыта бугристым панцирем. Примечательно, что, хотя над горами постоянно висят тучи, над самим Кито оба дня сияло солнце. 

Здешний климат не соответствует названию страны: бодрящие 14 градусов никак не вяжутся с представлением об экваторе. Кстати, линия экватора проходит всего в семнадцати километрах от города и отмечена массивной тридцатиметровой стелой, на которую водружён макет земного шара, опоясанного золотой цепью. Внутри стелы находится музей истории Эквадора, а от западной и восточной стен в обе стороны отходят полосы, символизирующие экватор. Здесь можно одной ногой стоять в северном, а другой в южном полушариях и наблюдать (правда, почему-то не всегда) интересное явление: вода, сбегая в воронку, в разных полушариях закручивается в разные стороны (в южном по часовой стрелке, в северном – против). А на самом экваторе может сливаться без видимых завихрений.

Небоскрёбов таких как в Панаме, в Кито нет. Но зато сохранилось огромное количество   построек колониального периода. Современные дома в основном из стекла и бетона, кубовидные, невысокие - двух-трёхэтажные, с широкими, открытыми террасами. Может, поэтому Кито и занимает такую огромную территорию. Улицы крутые, напоминающие город моей юности - Владивосток, или, как мы его ласково величали, Владик.
Двухэтажный президентский дворец на площади Независимости, довольно-таки скромный и по размерам, и по отделке. Вход в него охраняют два гвардейца в форме 18 века с красными пиками. Слева от него здание правительства. Тут же на площади отдыхают горожане с детьми: беззаботно прогуливаются, едят мороженное, кормят голубей, а президент страны и министры спокойно работают практически на виду у народа. По периметру площади расположены также кафедральный собор, магазины, рестораны, музеи. Особенно красочно смотрится площадь вечером в свете прожекторов и фонарей.

Впечатлила внушительного размера католическая базилика с изящными, ажурными шпилями, выполненными в неоготическом стиле. Особенно запомнились её многочисленные витражи. Каждый – это красочная картина религиозного содержания, составленная из кусочков разноцветного стекла.

Но всё же наиболее яркая достопримечательность города Кито – гигантская статуя Девы Марии. Она установлена на вершине одного из холмов на постаменте, представляющем собой копию земного шара. Говорят, что это единственная статуя, на которой Мадонна изображена с крыльями. На цепи она держит змею, извивающуюся подле ног.

Многочисленные монастыри находятся в образцовом состоянии. На дверях келий даже имеются таблички с именами проживающих в них монахов. При этом, как мне показалось,  самих мирян не отнесёшь к числу прилежных прихожан – во время службы костёлы полупустые.
Ещё город богат скверами, парками. В них эквадорцы играют в волейбол, танцуют, слушают игру гитаристов, аккордеонистов, поют, или просто лежат на траве. Чувствуется, что горожане любят свою столицу: вокруг домов и на балконах цветы, на улицах идеальная чистота. В каждом районе имеется свой небольшой рынок.

Но, как и во всех странах Центральной и  Южной Америки, лиходеи и здесь не дремлют. Посему местному населению приходится прибегать к традиционным средствам защиты: опоясывать дома кольцами колючей проволоки или замуровывать в бетонную ограду острозубые осколки стеклянных бутылок. 
На второй день нашего пребывания в Кито произошло два события, красноречиво иллюстрирующие криминальную обстановку в южноамериканских государствах.

Первый касается меня.

Купив новый аккумулятор к фотоаппарату, я решил прогуляться по малолюдным старинным кварталам, чтобы запечатлеть уголки средневековья. Не знаю, почему, но как-то сразу обратил внимание на коренастого крепыша лет тридцати. Он стоял в тени дерева и читал книгу. От него исходила угроза, сходная с той, которую я почувствовал, когда меня в предыдущей экспедиции «пасли» аргентинские карманники. Обернувшись через минут пять, вижу: точно следует за мной. Я нырнул внутрь квартала и, попетляв в его лабиринтах, вышел на соседнюю улицу. Оглядываюсь: парень по-прежнему на хвосте. Понятно! Выжидает удобного момента для чего-то (ограбления?) Полиции не видно. Прохожих тоже один-два. Как быть? Сделав ещё несколько безуспешных попыток оторваться, я начал злиться сам на себя: «Чего это я бегаю от него, как заяц от волка?» Развернувшись, решительно зашагал ему навстречу.

Подойдя вплотную, в ярости сунул ему под нос кулак и, обложив самым выразительным набором русских словосочетаний, повернул обратно… После этого я его больше не видел.

А вот Костя с Николаем влипли, причём по-крупному. Они ехали по центру на велосипедах, как вдруг сверху на них полилось жидкое дерьмо (!). От расползающихся по телу комочков, в нос ударила чудовищная вонь. Ребята в шоке остановились! Сердобольные прохожие тут же стали подавать кто бумагу, кто тряпки. Кое-как обтершись, бедолаги огляделись, и… поняли назначение этой иезуитской атаки: висевший на ручке велосипеда дорогой фотоаппарат исчез.

В Латинской Америке такого рода сюрпризы возможны в любой момент! Поэтому расслабляться опасно. Не зря здесь так много полиции. Она превосходно экипирована и оснащена. Правда, борется не только с преступностью, но и к туристам цепляется.

Два сержанта ни с того ни с сего «наехали» и на меня.

- Тут нельзя фотографировать! Уберите фотоаппарат!

А снимал я в этот момент обычный средневековый особняк. Видимо, приняв меня за янки, решили таким образом выразить свою неприязнь.

Хочется отметить, что город просто восхищает великолепным состоянием исторической части где несколько улиц выделены специально для пешеходов.  В кварталах с постройками 17-19 веков, нет ни одного новодела. Всё сохранено в первозданном виде. Более того, старые дома постоянно реставрируются и ремонтируются.
    Судя по количеству «Нив» и «Лад» на дорогах Эквадора, отношения с Россией довольно тесные. Это подтверждают и знаки советской символики на стенах домов и заборах. Наших машин по сравнению с «Нисанами» и «Тойотами», разумеется, мизерный процент, но увидеть хоть изредка знакомые силуэты на чужбине всегда приятно. («Нивы» действительно уникальны по проходимости, им бы ещё добавить комфорта и надёжности).  Штатовских же машин практически нет.
    Несмотря на обилие разнообразных исторических, природных и этнографических достопримечательностей в стране, туризм здесь мало развит. Даже в старой колониальной части Кито иностранцы - редкость. Отели полупустые, хотя цены вполне доступные. Так, номер на пятерых в хостеле нам обошёлся всего в 36 долларов.
 Последние годы  у власти стоят левые партии во главе с президентом-социалистом Рафаэлем Корреа, известным своим антиамериканизмом. Страна живёт по разработанной им и его сторонниками концепции «Социализм 21 века».

Население, а это в основном малорослые индейцы и метисы (испанцы + индейцы), похоже, не бедствует, что подтверждается средней продолжительностью жизни: у мужчин 72 года, у женщин - 78. Чернокожие встречаются, но реже, чем в Панаме. Радует, что население не чураются носить национальную одежду, правда, это по преимуществу люди среднего и старшего возраста (непременная шляпка и большой яркий одноцветный платок у женщин, и пончо со шляпой и шарфиком на шее у мужчин). Девушки же — в джинсах или брюках в обтяжку, а если в юбках, то в  кожаных сапогах с голенищем выше колен. Женщины в этой стране, пожалуй, самые красивые по сравнению с теми, что мы видели с начала экспедиции: фигуристые, с миловидными лицами и выразительными  глазами. Каждая вторая — просто красавица.  Курящих ни одной не попалось. Может быть, повторюсь, но ещё раз хочу подчеркнуть, что и в Центральной и в Южной Америке курение не популярно.
   Громадный Кито может гордиться тем, как грамотно и успешно решена транспортная проблема: пробок здесь почти нет, хотя машин море. Для  скоростных метробусов выделены две специальные полосы, отделённые от дорог общего назначения высоким бордюром. Чтобы не препятствовать движению остального транспорта, эти полосы на перекрёстках уходят под землю. Посадка в метробусы (они похожи на комфортабельные троллейбусы) осуществляется со специальных высоких, крытых площадок-павильонов. Практически это метро, только наземное.
   Чтобы остановить обычный автобус, достаточно махнуть рукой. Водитель тут же притормаживает, и пассажир с помощью стюарда заскакивает в постоянно открытую переднюю дверь. На остановках народ стоит в очередь, и она строго соблюдается. Это так приятно, когда знаешь, что никого не надо одёргивать.
   Автотранспортная сеть в стране развита превосходно. Регулярные пассажирские маршруты организованы во все селения. В самом Кито построен просторный, великолепно оборудованный автовокзал.
   Эквадорцы очень отзывчивы. Такой пример: при отправке тёплых вещей из Панамы в город Ушуаю, расположенный на Огненной Земле, я, чтобы максимально облегчить рюкзак,  вместе с пуховиком, тёплыми сапогами, шапкой, рукавицами отправил и свой пуховой спальный мешок.  Уже первая ночь в Эквадоре  показала ошибочность этого решения: здесь хоть и экватор, но совсем не жарко. Чтобы исправить положение, поехал в центр. Выйдя из автобуса, поинтересовался у молодого человека, как найти спортивный магазин. Так юноша, видя, что я не понимаю по-испански, вёл меня почти километр прямо до входа!!!
   Семьи в Эквадоре, как правило, большие. Детей родители обожают, малыши спокойные и улыбчивые. Плачущим ни одного не видел.
Ассортимент продуктов в магазинах значительно богаче, чем в Северной и Центральной Америке. Выбор круп, мяса, сыров огромный (рис стоит 12 рублей за 1 кг, мясо 40-60 рублей). Но больше всего нас радовало то, что здешний хлеб по вкусу не уступает нашему.
   В Эквадоре  было запланировано восхождение на два вулкана. Крепко спящий, но зато самый высокий  в стране Чимборасо (6310 м) и действующий — Котопахи (5897м).

Чимборасо, конечно, не такой рослый, как гималайские восьмитысячники, однако его вершина удалена от центра Земли дальше, чем у Эвереста (8842 м). Этот парадокс объясняется тем, что наша планета по форме не шар, а сплюснутый у полюсов особой формы эллипсоид - геоид, и имеет наибольший радиус у экватора.

К Котопахи мы отправились на велосипедах, с двухпудовыми рюкзаками на багажниках. Дорога постоянно шла в гору. У обочины то и дело видим пасущихся лам, альпак, осликов. После полудня начался дождь. На такой высоте он вдвойне неприятен. Совсем озябнуть нам не давали крутые подъёмы. Во время отдыха между ходками, подкрепляемся бананами. Их продают в деревушках связками весом по 6-7 килограммов всего за 2,5 $.

Пока ехали по асфальту не так уставали, но когда на смену ему пошло гравийное полотно, изрезанное глубокими промоинами, стало тяжко. Частенько приходилось слезать и толкать велосипед с рюкзаком.

Вскоре дорога превратилась в натуральную полосу препятствий: сплошные бугры и колдобины. Тем не менее, пытаемся ехать. Переднее колесо из-за возросшего уклона, то и дело отрывается от земли. Местные жители провожают наш караван удивлёнными взглядами, а собаки, отрабатывая свой кусок мяса, атакуют, грозно лязгая зубами.

Илья немного подотстал, но по нарастающей волне лая мы понимаем, что он догоняет. Вдруг заливистую разноголосицу прорезает душераздирающий визг и на какое-то время воцаряется подозрительная тишина. Илья подъехал к нам с разорванной штаниной: один пёс всё же умудрился вцепиться в ногу.

-А чего собака-то визжала?
- Когда она опять прыгнула на меня, я схватил ее и укусил за нос!
 Представив эту картину, мы от смеха чуть не свалились с велосипедов.

С местом для ночёвки снова проблемы: вдоль дороги по посаженным вряд деревьям натянуты ряды колючей проволоки. За ней частные наделы самых разных размеров: от двух до сотен гектаров. В конце концов, от безысходности, на свой страх и риск перелазим через ограду и ставим палатки на краю пастбища. Смотрим на альтиметр - высота 3500 метров.


 Утром, забравшись на очередной отрог, увидели огромный снежный купол Котопахи. Отсюда красноватая дорога стала ровней. Леса вокруг давно вырубили и горные склоны до высоты 3800-3900 метров покрыты лишь травой. Правда, молодые сосновые посадки уже кое-где зеленеют. Выше 4000 метров – одни голые камни. На них выживают одни лишайники. 
.

За километра три до подножия Котопахи, справа вольготно раскинулся постоялый двор с харчевней. Он хорошо оживлял бедноватый окрестный пейзаж. Рядом небольшой монастырь святого Августина. Стены построек и высокая ограда по старинке обмазаны глиной, а окна большие, пластиковые. От хозяина харчевни узнали, что именно здесь проходила знаменитая Тропа Повелителя инков. Время было обеденное, и мы решили продегустировать самые известные блюда эквадорской кухни: суп локро из картофеля и сыра, и жаркое из козлёнка с острым соусом ахи, но, увидев цены, сглотнули слюну… и поехали дальше.
Пока заползали по размашистому серпантину  непосредственно на конус вулкана (двухсотметровый траверс давал всего 10-15 метров подъёма), нас окружили тучи, поднялся сильный ветер, и одновременно с раскатами грома посыпал град, да такой крупный, что от болезненных ударов увесистых ледяных шариков, мы не знали, куда спрятаться. Покрыв за несколько минут землю трёхсантиметровым слоем, он перешёл в дождь. И мы, почёсывая горящие от ушибов тела, снова «ползём» сквозь водную завесу вверх – где-то там должен быть приют. Дело близилось к вечеру. Стало понятно, что до него сегодня не доберёмся и нужно останавливаться на ночёвку.

Утро порадовало ясной погодой и легким морозцем. По грунтовке через пару ходок достигаем относительно ровной площадки. Дорога из-за крутизны склона обрывается и дальше к горному приюту ведёт лишь узкая тропа.  Взвалив на себя рюкзаки, поднимаемся, толкая перед собой велосипеды. Я на последнем издыхании, но иду, останавливаясь через каждые 25 шагов.

Ура! Наконец, доползли до места! Высота 4820 метров! В приюте полно альпинистов. Шумно и холодно. Недолго думая, разбиваем свой лагерь чуть выше - прямо на лавовом поле, лишённом даже намёка на растительность, у края ледниковой шапки.

Итак, за двое суток поднялись на велосипедах с 2800 до 4820 метров. Здесь уже минусовая температура. Дует сильный порывистый ветер, окрестности время от времени затягивают тучи. На наше счастье, к вечеру прояснилось, и открылась впечатляющая панорама.

На север и восток дыбились друг за другом зубчатые цепи. Безжизненная, неприступная страна. Голо и дико кругом.    Быстро смеркалось. На небосводе  вызревали первые звёздочки. Опустившаяся на землю тьма потушила кровавые сгустки заката. Гребни гор помрачнели, взирали угрюмо. Дохнуло холодом. В тишине всё отчётливей раздавался монотонный крик какой-то птицы...

Познакомились с местными гидами. Они в два часа ночи поведут наверх альпинистов из Австрии. Предупредили нас о том, что наверху много трещин и ледопадов.  Мы решили выходить вместе с этой группой.

Мне не спалось. В голове вместе с чувствительно пульсирующей из-за нехватки кислорода кровью металась беспокойная мысль: смогу ли подняться? Только задремал, как прозвучала команда нашего предводителя: «Индейцы, подъём!».

Мимо наших палаток, звеня железом, уже мерно вышагивали австрийцы. Надев ботинки и кошки (без них идти по оледенелому снегу опасно) двинулись за ними. Шли гуськом, ступая след в след. Подмораживало. На камнях солью выступила изморозь. Над вулканом чёрное, как прокопчённый потолок в бане, небо. На горизонте тем временем обозначилась узкой полоской заря.

Изредка поднимая голову, с удовлетворением отмечаем, что фонарики приближаются. Отдыхать садимся недалеко от стенки, с которой свисают огромные сосульки, - она хорошо защищает нас от пронизывающего ветра. Через десять минут встаём и продолжаем подъём. Вот уже поравнялись с хвостом цепочки. С удивлением отмечаем, что австрийцы идут в связках на расстоянии всего два метра друг от друга: в критической ситуации такая короткая верёвка даже опасна.

Передохнув, идём на обгон. Первым обошёл цепочку Лёха, следом Костя, за ним остальные. Вершина уже близка. На альтимитре — 5785 метров! Осталось 112! Подъём осложняли глубокие ледниковые трещины и узкие карнизы, проходящие вдоль стены, украшенной многометровыми ледопадами.

 Когда я взобрался на присыпанный снегом, глубокий, в ледовых потёках кратер, ребята уже завершили измерения и приступили к фотосессии с флагами.
Вытирая выдавливаемые морозным ветром слёзы, обнял командора. (Он, чтобы облегчить мне восхождение, всю дорогу нес мой рюкзак).

С высоты 5897 метров открывалась ещё более впечатляющая, чем из лагеря, картина: бесконечные гряды хребтов, заполнявшие пространство от горизонта до горизонта, вязь ущелий и долин, зажатых между ними, головоломные извивы рек. На юге, над тучами грозно возвышается мрачноватый конус вулкана Чимборасо. Отсюда хорошо просматривается и впадина, приютившая столицу Эквадора. К сожалению, запечатлеть эту красоту целиком из-за лохмотьев текучего тумана не удалось.

Сильный, холодный ветер пронизывал до костей. Дабы не замёрзнуть совсем, поворачиваем обратно. Навстречу выползают австрийцы. Их лица печальны, цвет кожи у некоторых напоминает цвет выжатого лимона – «горняшка» дает о себе знать. (Нас, слава богу, она уже не мучает: организм давно приучен к большим высотам). Проходя мимо, один из них пьяным голосом произнёс «Ола! (Привет!)». Аккуратно, чтобы не зацепить его, обходим, желаем удачи и потихоньку спускаемся, вбивая кошки в лёд. С особой осторожностью перебираемся через трещины. Когда поднимались при свете налобных фонариков, эти препятствия не казались столь опасными…


    С базового лагеря понеслись на железных «лошадках» в долину с такой скоростью, что ветер в ушах засвистел. На усеянной камнями дороге велосипед трясло так, что руль, казалось, вот-вот выбъет из рук. Когда скорость приближалась к границе, за которой теряется управляемость, притормаживали, а через минуту опять неслись, как очумелые. Поскольку тормозить приходилось часто и на совесть, колодки вскоре задымили. Пришлось остановиться. И вовремя! Оказалось, что половина гаек едва держались на последнем витке. Ещё бы пару минут и наши «жеребцы» рассыпались бы прямо под нами.



***

 

По ряду причин, среди которых самая весомая -  вручение  престижной всероссийской литературной премии имени Вячеслава Шишкова, я вынужден был прервать своё участие в экспедиции «Огненный пояс Земли». Это решение далось мне без особого сожаления, поскольку во всех  южноамериканских странах ниже Эквадора я уже бывал во время экспедиции 2007 года вместе с командой четырёхкратного чемпиона России по спортивному туризму Николая Рундквиста и экспедиции 2010 года с выдающимся башкирским лингвистом и путешественником Эмилем Ждановым. Поэтому дальнейшее повествование до Огненной Земли – самой южной точки южноамериканского континента, продолжу опираясь на дневниковые записи и фотографии тех лет.
 

 

ПЕРУ

Перу – площадь 1 285 220 кв. км., население – 30 миллионов, столица – Лима, продолжительность жизни мужчин – 68 лет, женщин – 73 года.

ПАЧА-МАМА*

Итак, мы в Перу! Первый день посвятили знакомству с Лимой.  Конкистадоры основали этот город  в  1535 году как опорный пункт для колонизации империи Инков (правильнее Инка). Со временем он превратился в  столицу  всех испанских владений в Америке. К сожалению,  старых, с  многовековой историей построек в городе сохранилось мало – они были разрушены  мощными землетрясениями 1687 и 1746 годов.

*Пача-Мама (кечуа) – Земля-Мать. Одно из главных божеств в мифологии инков. Главный среди них

Виракоча ( Морская пена) - Творец Вселенной. От него и его жены Мама-Коча (Мать-Воды) произошли сын Инти (Солнце) и дочь Мама-Кильа (Луна) давшие в 15 веке начало верховной, наследственной касте инкской империи.

Сапа-Инка (верховный правитель) – считался прямым потомком и наследником Инти. Династия Инка создала на тихоокеанском побережье   Южной Америки   могущественную империю, коммунистическую по принципу общественного устройства.   
 
  Если честно, город не впечатлил. Единым  архитектурным комплексом смотрится лишь  центральная  часть с  Плаза де Армас -Площадью Оружия. (Что любопытно, площади с таким названием имеются чуть ли не  в каждом  городе Латинской Америки).  Именно вокруг неё  стоят самые красивые здания. На северной стороне с готическим  изяществом возвышается президентский дворец. (К сожалению, к торжественной и красочной   церемонии  смены почетного караула в 11.45 мы не успели). На восточной - старейший кафедральный  собор Санто-Доминго (построен в 1564 году). Именно здесь в небольшой часовне, захоронены останки завоевателя империи инков – Франциско  Писарро.
     Справа, через дорогу от дворца президента, внушительное здание Союза писателей Перу. Каково! Похоже, руководители государства понимают, что без этической и нравственной основы немыслимо хозяйственное процветание страны. Действительно, гуляя по городу, мы видели большое количество книжных магазинов и ларьков.
   За ним, чуть дальше, через дорогу,  бело-жёлтый монастырь Сан-Франциско, построенный в мавританском стиле. Здесь служат Богу и молятся о спасении душ грешников тридцать пять монахов. Главная достопримечательность  монастыря – катакомбы. До того как в Лиме открыли кладбище, в них успели похоронить 75 тысяч  умерших от эпидемий. Их костями  заполнены громадные, выложенные кирпичом круглые ямы — могильники. 
В современной части города  самое высокое сооружение – министерство юстиции (помпезная громадина с мощными мраморными колоннами). Большинство же строений из соображений сейсмоустойчивости невысокие, малоэтажные.
Стили смешанные, а цветовая палитра  самых невероятных комбинаций: от жёлтого с фиолетовым,  до зелёного с оранжевым. Фасады большинства  домов опоясаны длинными,  украшенными ажурной резьбой, балконами из мореного дерева. Парков и скверов мало. Дороги в городе изобилуют «лежачими полицейскими». Несмотря на это, стиль езды  здесь еще более лихой, нежели в Мексике. Потрясает половодье такси — они составляют не менее 70% от общего числа автомобилей! Стоит остановиться у дороги, как тут же подъезжает пара-тройка машин. Для горожан победней - юркие мототакси.

На каждом углу по два-три чистильщика обуви. Перуанцы сумели превратить это действо в «сапожную церемонию», сопоставимую по удовольствию и изысканности с чайной. Пока чистильщик доводит до ослепительного блеска туфли, клиент и пару газет прочтёт и с друзьями по телефону пообщается.
Знакомясь с историческим центром города, дошли до площади Плаза де Сан Мартин с великолепной конной статуей в центре. Место оказалось до того уютным и приятным, что позволили себе посидеть с полчасика в тени ветвистых деревьев.

Береговая линия застроена виллами местной элиты и  обрывается в размытый сизым маревом Тихий океан  скалистой  стеной  высотой не менее пятидесяти метров. Попасть на узкие  галечные пляжи можно только по нескольким оборудованным лестницами спускам, отстоящих друг от друга на довольно большом расстоянии.
   Хозяин хостела, у которого мы остановились,  предупреждал, что на улицах  полно карманников, но на нас  подзаработали не они, а  фальшивомонетчики. При покупке у уличного торговца географической карты Перу, я получил сдачу со ста долларов (меньше у нас в тот момент не оказалось)  отксерокопированными банкнотами. Когда в одном из магазинов стал рассчитываться ими, кассирша, со словами «фальшо, фальшо!», невзирая на мои протесты,  принялась решительно кромсать  их ножницами.
  Но вскоре подмоченная репутация  Лимы  была восстановлена.

Вид одного резного балкона до того поразил меня, что я решил непременно сфотографировать его. И (о ужас!) обнаруживаю, что фотоаппарата нет.  Лихорадочно вспоминаю: «Пятнадцать минут назад  я снимал им скульптуру закованного в латы конкистадора. После этого мы прошли два квартала и заходили в  два магазина. Ну, — думаю,   — в одном из них и срезали!».
    Найти аппарат шансов практически не было, но Эмиль убедил  меня всё же вернуться. Зашли в один — ничего. Во втором же продавщица с очаровательной улыбкой  протянула мне… «Canon». В порыве признательности я  высыпал  ей  горсть монет, но и они оказались «фальшо».
   Ужинали в  кафе под открытым небом. Удивило то,  как много едят перуанцы. Недаром они вместо  «приятного аппетита» — он,  похоже, их никогда не покидает, желают друг другу «приятного приёма пищи». Ещё больше удивило, то, что за многими столиками  велись шахматные баталии! Присмотрелись — уровень игры вполне приличный. Вот это да! Обыватели за ужином играют в шахматы, а писатели  проводят творческие встречи  в   старинном особняке рядом с президентским дворцом!
   В хостел возвращались через парк имени Кеннеди. Остывающий диск солнца коснулся на горизонте плеча горы и скатился по нему крутым желтком в  провал. Стемнело быстро, практически без сумерек. В центре парка нас  ожидал ещё один сюрприз: на краю амфитеатра играл оркестр, на круглой площадке танцевали разновозрастные пары, а человек триста, расположившись на скамейках, с упоением распевали под мелодию, исполняемую оркестром, народные песни. Всё это так самозабвенно и естественно, что и нам захотелось присоединиться к ним. Царящая здесь  тёплая, сердечная  атмосфера, объединяющая этих, судя по всему мало знакомых    людей в единую общность, трогала до глубины души.
  На следующий день лишь только солнечный луч  поцеловал кресты на храмах и те в ответ  благодарно засияли, мы выехали в Паракас – крохотный городок на полуострове, вонзившем в  Тихий океан свой острый коготок  (оттуда  мы отправимся на заповедные острова Балестас).    
   Дорога пролегала по бесплодной,  холмистой местности, покрытой  щебнем – сходство с  Синайским полуостровом было полное!  Кое-где   вдоль дороги тянутся  ряды  лачужек, напоминающих наши  карликовые садовые домики  конца шестидесятых годов, но только не дощаные, а  бетонные. Вокруг каждого ограда из какого-то крупноячеистого материала, навешанного на столбики. Людей не видно, насаждений   тоже. Подобные «поселения»  мы встречали впоследствии не раз и недоумевали –  к чему они   на бесплодном песке. Разгадка оказалась банальной – ради денег.

Панамериканскую автомагистраль   — гордость обеих континентов, собираются расширять и  состоятельные перуанцы  скупили прилегающую к дороге  землю, а этими «постройками»  имитируют её  освоение. Когда начнётся расширение трассы, они  получат от генподрядчика значительную компенсацию за землю и снос строений. 
 

Въехали в Паракас. Городок необычный: кварталы состоят из приставленных друг к другу кубиков,  накрытых  общей  бетонной крышей, используемой в качестве площадки для ненужного хлама. Во дворах (над ними эта обширная крыша всё же имеет разрывы)  бардак ещё хлеще. Удручающее  впечатление усиливают торчащие из стен  прутья ржавой арматуры. По всей видимости,  хозяева  домов планируют когда-нибудь в дальнейшем  надстраивать вторые этажи.  Но главная причина, побуждающая имитировать  незавершённость строительства в том, что налог на недвижимость в Перу платят только за достроенные объекты.
 

К островам  Балестас, где находятся лежбища морских львов,   нас доставил быстроходный катер, словно кузнечик прыгавший  по   гребням  бирюзовых волн.
 При выходе из овальной бухты   «проскакали» мимо крупной военно-морской базы,  грозно ощерившейся с бортов эсминцев и катеров стволами пушек  и кассетами торпед.
 Выйдя из бухты, увидели на высоком покатом каменистом берегу борозды. Когда отплыли подальше, поняли, что это стилизованное изображение кактуса, занимающего площадь не менее двух гектаров. Моторист пояснил что он  красуется  здесь ещё с доинкских времён, и   в старину служил для  мореплавателей своеобразным маяком.

Острова – покатые, буро-коричневые бугры, каменные внутренности которых изъедены глубокими гротами и нишами, встретили нас невообразимым рёвом, издаваемым развалившимися на камнях сотнями морских львов и львиц. Между их коричневых лоснящихся туш ползали чёрными комочками недавно  народившиеся малыши.

Когда подплыли совсем близко, с высоко нависавшего карниза скатилось несколько увесистых камней не причинивших, к счастью,  детёнышам (мамашам и папашам тем более) вреда. Один из валунов упал в воду, обдав нас зернистыми брызгами. 
    Вокруг  самца, заметно выделявшегося  крупной головой и густой гривой, нежился гарем из пары сотен самок, одетых в более светлые шубки. На  особняком стоящей скале,  похожей на клык доисторического  чудища, распластался второй  громила. Увы, он проиграл битву  за  право обладания гаремом и теперь, стыдясь своего поражения, зализывал  раны в одиночестве.
    Пологие берега островов оккупированы  обширными    «полями» птичьих колоний. Птиц там такое множество, что когда они вдруг поднимаются в воздух, небо чернеет. Ветер доносит не только неумолчный гвалт от надсадных криков,  но и нестерпимую вонь.

На уступах  скалистого  мыса  замечаем несколько пингвинов. Общипанные, измятые – похоже, не климат им  рядом с  экватором.
   На обратном пути зашли в живописную  бухточку, защищённую  от прибоя цепью скал. Здесь, в уютном кафе, полакомились  севиче – национальным блюдом из сырой рыбы и морепродуктов, выдержанных минут десять в соке лайма. По вкусу оно  напоминает дальневосточную талу, но поострее.  Перекусив, поплавали на пару с Эмилем. Наш поступок вызвал изумлённые возгласы попутчиков: из-за холодного перуанского течения  местные жители  здесь не купаются.

     Каменистая пустыня, начиная от небольшого  городка Ика, постепенно трансформируется в песчаную.  И вот уже под чисто выметенным лучами солнца ультрамариновым сводом дыбятся волна за волной громадные  барханы. Когда-то восхитившие меня  в Арабских Эмиратах песчаные холмы были, как я уже упоминал, высотой не более семидесяти метров, а тут иные   вздымаются до   двухсот тридцати!!!  Удаляясь на юго-восток, они образуют  полноценную горную систему с пиками, отрогами, перевалами, ущельями, седловинами.

Глядя на  эти кручи  трудно поверить, что они из чистейшего, без единого камешка, песка. В царящем здесь безмолвии, кажется, слышишь, как шуршит, стекая по их склонам, время. Человек на  фоне этих песчаных громад   и сам  выглядит  крохотной песчинкой.

 Вдруг барханы расступаются, и мы въезжаем в  пальмовый оазис   площадью не более одного квадратного километра с белыми хижинами  и живописным водоёмом посередине, а вокруг…    крутые «стены»  из песка. Поражающая воображение картина!  Удивительно, как эту деревушку до сих пор не замело тянущимися с гребней шлейфами песчинок. Трудно объяснимое с точки зрения классической физики явление. 
    В самом оазисе всё млело и купалось в ласковых объятиях светила.  Слабый ветерок приятно холодил  лицо.  Я  с завистью  наблюдаю, как по склону самого высокого «отрога» несутся на досках сандбордисты. Один из них на вираже упал,  вздыбив  тучи  песка. Но через несколько секунд он вновь мчится вниз.
 


ПЛАТО ПАМПА-ДЕ-НАСКА 

Плато и город Наска  ограждены от мира высокими горными цепями. Дорога через них представляет собой головокружительный серпантин, обрамлённый, подобно пасти хищного зверя, остроконечными зубьями  скал. Сначала дорога долго взбирается на водораздельный гребень, а потом ещё дольше спускается    по склонам глубоких ущелий.
 Здесь особенно часты камнепады, и  рабочие  вынуждены  постоянно  курсировать по автотрассе, освобождая проезд от упавших глыб. Восхитил образцово-опрятный вид дорожных пролетариев: все в новеньких касках,  на ярко оранжевых комбинезонах ни  единого пятнышка,  на лицах белоснежные маски. Техника безопасности и культура производства  на  высочайшем уровне!

С перевала нам открылось абсолютно ровное, как будто по  нему прошёлся гигантский каток, плато Пампа-де-Наска   длина которого семьдесят, а ширина – не менее трёх километров. Лётчики лишь только в 30-ые годы 20 века разглядели на его поверхности десятки гладких каменистых участков протяжённостью от двухсот метров до нескольких километров. Между ними на красноватой почве проступают, словно вычерченные гигантской рукой, желтовато-белые треугольники, трапеции, спирали; тянутся длинные прямые борозды, сходящиеся в определённых точках и вновь расходящиеся. От некоторых отходят лучи покороче, что делает борозды похожими на оперение стрелы. Посреди этого кажущегося хаоса просматриваются чёткие рисунки гигантских птиц вперемежку с диковинными животными.

Но эту громадную картинную галерею можно лицезреть только с высоты птичьего полёта. Возникает вопрос: «Для чего их делали люди, не имеющие летательных аппаратов, и даже не знавшие колеса?* И почему ставка делалась на «небесных зрителей»?» Невольно напрашивается предположение, а не является ли это плато космодромом для инопланетных кораблей или летательных аппаратов более развитой неземной цивилизации.

* Часть учёных полагает, что знали, но по верованиям инков считалось святотатством использовать в рабочих целях круг, являющийся воплощением божественного Солнца.

Как тут не вспомнить древнее предание индейцев, в котором говорится о существе, прибывшем с далёких звезд:


«…И прилетела женщина по имени Орьяна. Ей суждено было стать праматерью земной расы. Она родила семьдесят земных детей, а затем вернулась к звездам». Добавьте к этому заключение английского антропологического журнала «Мэн», в котором говорится: «Анализ мышечных тканей сохранившихся мумий инков показал, что по составу крови представители верховной касты - инки резко отличались от индейцев». (Может не случайно инки считали себя детьми Солнца). В наше время такой редчайший состав имеется лишь у трёх человек на планете. Всё это перекликается с бытующей в Мексике легендой о «Золотом кораблике».

Что интересно, в 1986 году перуанский лётчик Эдуардо Гомес обнаружил в малоисследованной зоне Пампа Сан-Хосе изображения зверей, птиц и непонятных символов сходных с наскинскими.

Немецкий математик, профессор Мария Райхе, выдающаяся подвижница,  в  результате  сорокалетних(!) исследований  составила полное описание рисунков плато Наска. Для этого она пешком прошла по всем бороздам и нанесла их на карту. Ею было доказано, что они относятся к 5-6 векам нашей эры. То есть фигуры существовали задолго до образования империи Инков.
Споры об их назначении не утихают до сих пор. Кто и зачем отважился на этот титанический труд, украсив каменный холст десятками фигур и линий, многие из которых трудно охватить взглядом даже с высоты птичьего полёта? Как им удалось не нарушить пропорций фигур?

Кто-то из исследователей выдвинул теорию, что это гигантский астрономический календарь (интересно - как же им пользоваться, если люди не в состоянии видеть даже самый маленький рисунок?).

 Наиболее распространённая версия состоит в том, что  они предназначались   для сбора энергопотоков  в культовых целях и  астральных полётов духов древних жрецов.

Сторонники другой, в общем-то, родственной версии, полагают, что эти рисунки имеют ритуальный характер и использовались в древности для религиозных церемоний или для факельных шествий вдоль контуров животных. Проходя по ним, человек проникал в сущность изображённого существа или магический смысл фигуры.

Один из учёных обратил внимание на то, что рисунки выполнены одинарной линией, которая нигде не пересекается и не прерывается. Это навело его на мысль, что линии Наска являют собой электрическую схему: чтобы цепь работала, «провод» не должен ни пересекаться – иначе будет короткое замыкание, ни прерываться – произойдёт разрыв цепи.

Кому-то по душе версия о том, что вырубленные в каменистой почве борозды – это разветвлённая оросительная система. Она логична, особенно, если учесть, что осадками этот засушливый край не избалован.

Но мне больше импонирует гипотеза, связанная с предположением, что это взлётно-посадочные полосы и символы для инопланетных кораблей. Если принять её за основу - выстраивается логичная цепочка, объясняющую многие загадки Южной Америки. Эту гипотезу подтверждают и раскопки города Караль в Наска, процветавшего здесь пять тысяч лет назад. В нём обнаружили следы свидетельствующие о существовании в этом крае письменности, хорошо развитой металлургии, медицины.

Водой  Наска  обеспечивают     родники,  бьющие  высоко в горах.  Она поступает в городские накопительные резервуары по рукотворным подземным каналам — акведукам  диаметром  около одного метра. Раз в год в октябре, в самое засушливое время их прочищают специальные чистильщики. Чтобы иметь доступ в каналы, над ними вырыты    воронки глубиной в четыре-пять метров со спиральными спусками, плотно облицованными камнями. Вся эта система водоснабжения бесперебойно работает уже 2000 лет! Что тут скажешь? Фантастика!

Сегодня в городе прохладно – всего лишь плюс 33 градуса (в январе – феврале постоянно за 40). Первым делом мы отправились на аэродром, где купили билет на пятиместный самолётик «Сессна» – с него будем разглядывать и фотографировать линии Наска. До вылета было ещё четыре часа (на более раннее время все билеты были уже раскуплены). Чтобы потратить это время с пользой, заглянули во дворик старательской артели, заваленной кучами золотосодержащих пород. Несколько человек измельчали и промывали её комки в чанах. Затем порциями засыпали в глубокую миску с ртутью и тщательно перемешивали. В результате, каждая золотая песчинка, вплоть до мельчайших частиц, прилипали к капелькам ртути. Её сливали в мешочек из плотного шёлка и руками выжимали в чистую миску. Ртуть, просачиваясь сквозь матерчатое сито, капала на дно посудины, а несколько десятков миллиграммов жёлтого металла оставались мерцающим пятнышком на шёлке.    
Мы попытались втолковать золотодобытчику, что испарения ртути вредны для здоровья, что работать надо хотя бы в маске, но он в ответ только широко  улыбался.
   Всего артель намывает за год  полкилограмма  золота. Сдают его государству по цене 30 долларов за грамм. Итого  годовой  заработок составляет не более 15 тысяч долларов на всех.
   - Это ж совсем мало! - удивляется Эмиль.

Индеец замялся и достал из-за пазухи тряпицу. Аккуратно развернул: на стол звонко брякнулись чисто вымытые самородки.

- Вот это да! – не удержались и воскликнули мы, - Что же их-то не сдаёте? На лице индейца мелькнула недоумённая ухмылка:

- А налоги!?

По пути на аэродром зашли на кладбище, огороженное хлипким заборчиком. Сквозь щели видим несколько раскопанных могил, над каждой навес. В них сидят хорошо сохранившиеся мертвецы с длинными волосами. Один из них устрашающе скалится, демонстрируя жёлтые зубы. Жутковатая картина! Не дай бог разроют лет через пятьсот в научных целях и мою могилу и станут демонстрировать толпе любопытствующих пустой череп, облепленный клочьями седых волос. И мертвецам нет покоя в этом мире…

Покидая изрытый пантеон, заметили, что на город стремительно движется   коричневый вал.   Вскоре он настиг нас:  за несколько секунд всё погрузилось во мглу. Вихрастые смерчи, проносясь между домов, посыпали крыши и улицы мельчайшим песком.  На зубах противно заскрипело. Мы натянули на головы рубашки и с ужасом наблюдали за буйством стихии. На наше счастье,    бушевала она недолго, и мы,  в назначенное время взмыли на беленьком одномоторном  самолётике в  голубую бездну. Полчаса фотографировали  распростёртые на плато циклопические фигуры: кондора,  длинноносой колибри, зловещего тарантула, обезьяны, со скрюченными пальцами и свёрнутым спиралью хвостом, гигантские стрелы-указатели, а на склоне холма -  силуэт человека в скафандре (то ли астронавта, то ли водолаза).
Пилот заходил  на каждую фигуру по два раза — чтобы видно было сидящим как справа, так и слева.  Пролетая над очередным творением древних,  он  восторженно кричал:
 - Смотрите, смотрите! Это  лягушка! Рядом обезьяна!
При этом самолёт  так стремительно нёсся к земле, что мы с трудом сдерживали подступавшее к горлу содержимое желудков. Казалось — столкновения не избежать, но в последний миг жизнерадостный  летун   тянул   штурвал на себя, и мы взмывали вверх, чтобы через несколько секунд, под  новые эмоциональные  выкрики,  пикировать к следующему рисунку.   Их изображения мелькали с такой калейдоскопической быстротой, что не было никакой возможности прочувствовать, осмыслить увиденное — мы едва успевали щёлкать затворами фотоаппаратов.
   Из самолёта   вышли,  шатаясь, как пьяные. Расставаясь,  долго  трясли руку воздушного инквизитора –   выражали  переполнявшую нас благодарность за то, что оставил в живых.

Я немало повидал необычного во время странствий, но после посещения плато Наска особенно остро осознал, как мало знаем мы свою планету, как много ещё не разгаданных тайн хранит она и сколь ограничено, скованно разного рода штампами, наше воображение.


АРЕКИПА 

     Раннее утро. Едем, постепенно набирая   высоту, на юг по очередному ровному, как стол,  пустынному  плато. Справа Тихий океан, а слева стоят безмолвными стражами   выветрившиеся останцы доисторических вулканов. Из-за них выглядывают конуса молодых, частью беловерхих. Вот впереди   показался   мощный горный узел, украшенный прожилками льда и снега. Смотрю на карту – высота  большинства пиков превышает    5000 метров!
  Для нас уже очевидно: территория  Перу между Тихим океаном и  Андами* - это   безжизненное, безводное  высокогорное плато, покрытое лентами и блюдцами светлого ила, – всё, что осталось  от высохших много веков назад рек и озёр. Пейзаж напоминает Гималаи и Сахару одновременно.  Здесь всё  застыло в скорбном ожидании милости небес:  повезёт, упадет капля, и через полдня выстрелит  травинка!
 * В Южной Америке Кордильеры, тянущиеся по всему тихоокеанскому побережью  американских континентов,  обычно  именуют Андами.
 
Наконец, чёрная лента асфальта  ткнулась в подножье поперечного отрога, и мы ныряем в чёрный зев  тоннеля.  Несколько минут  тьмы, и перед нами открывается совершенно иной мир:   цветущая, плодородная долина вся в изумрудных заплатках маисовых полей.  На одних  ростки только проклюнулись, на других  топорщатся во все стороны туго налитые початки. Похоже, здешний климат позволяет выращивать урожай круглый год. Проезжаем несколько полей с лопоухими кактусами — они предназначены для нужд косметической промышленности.

А вот и ступенчатые кубики  домов -  въезжаем в город  Арекипа, окружённый высоченными вулканами во главе с неразлучной парочкой: заснувшим Чачани (6075 м) и действующим — Мисти (5822м).  Котловины  городу уже не хватает, и  новые дома буквально  вгрызаются  в их склоны. (Отчаянный народ – а если вулкан рванёт!?)

Среди городских построек особенно впечатлил автовокзал. Размером он с  приличный  аэропорт. И порядок не менее строгий: регистрация, досмотр, бирки на багаже. Для пассажиров каждого рейса отдельный холл с кожаными креслами, бесплатным чаем, подаваемым вышколенными официантками. (Не перестаю восхищаться вниманием, уделяемым в Южной Америке пассажирским автоперевозкам!)
 Исторический центр бережно сохраняется, и ни один новодел не нарушает  многовековой гармонии колониальной эпохи.  Шокировало то, что магазины одного и того же профиля   сгруппированы на одной улице. Например, есть улица  только с обувными  магазинами, другая –  с винными, следующая – с продуктовыми.  Но что поразительно,  я не заметил в них особой разницы ни в ассортименте, ни в ценах. Невольно возникает вопрос: для чего ж тогда такая сверхконцентрация? Мне кажется, что наш российский разнобой более удобен покупателю. Ведь здесь, чтобы купить пять разных видов товара надо обойти пять улиц.
  Судя по тому, что внутри магазинов (так же как в отелях и иных местах общего пользования) висят таблички с указанием места, где безопасней  стоять во время землетрясения (зелёный квадрат с белыми полосками и латинской буквой «S» посередине), они здесь не редкость.
И здесь порадовало обилие книжных магазинов. Ещё раз убедился: книги у перуанцев в почёте.   
Оказавшись на окраине города,  заглянули в хорошо сохранившийся дом помещика ХIХ века. Теперь в нём музей. Побродили по комнатам и  саду с диковинными плодами. Должен заметить, что в прежние времена состоятельные люди обустраивали свои жилища с большим вкусом и уютом.
На следующий день   старенький микроавтобус повёз нас по ухабистой и пыльной гравийке вглубь Анд к каньону Колка, известному благодаря тому, что в нём и сейчас обитают громадные кондоры. Дорога шла через  величественные хребты, и в голове невольно зазвучали строки Чуковского: «А горы всё выше. А горы всё круче. А горы уходят под самые тучи…».
На каменистых склонах ни травинки.  На высоте 3200 метров   затопорщились кактусы. После подъёма ещё на 100 метров к ним прибавились  пучки травы. По мере набора высоты она насыщалась зеленью и становилась гуще — горы исполняют роль ловушек   влаги, содержащейся в проплывающих   облаках.

А вон и пугливые викуньи, ближайшие родственники лам, пробежали. Похожи на наших грациозных косуль. Такой же светло-коричневый окрас с белым «зеркалом» под коротким задранным кверху хвостиком, но безрогие.

Перед перевалом въезжаем на территорию национального парка Пампа Каньауас. Здесь обитают все виды рода лам семейства верблюдовых Америки: альпака, викуньи, гуанако и собственно ламы.

Наиболее ценным видом считаются  изящные викуньи. У них самая тонкая в мире шерсть – волоски в 10-12 микрон толщиной!!! Викуньи, несмотря на все многовековые усилия, так и не поддались одомашниванию. Ещё,  наверное, по этой причине  её тёплая, нежная шерсть так высоко ценится: один килограмм стоит 500 долларов.  Во времена инков  численность викуний достигала  двух миллионов голов, а к 1960 году этих животных осталось не более пяти тысяч. В настоящее время их поголовье, благодаря принятым мерам (за убийство викуньи наказание в Перу строже, чем за убийство человека!), восстанавливается и достигло 200 тысяч особей.

У гуанако, наиболее сильных и выносливых в этом семействе,  волос чуть толще. Самые   многочисленные представители  семейства - альпака, очень похожи на длинноногих  овец. Они источник не только шерсти, но и великолепного мяса.
  Ламы  и сами крупные и шерсть у них  погрубее. Их   используют в основном как вьючных животных.  Но вес поклажи не должен превышать 30-40 килограммов. Если больше  – лама ложится, и её тогда  не сдвинуть с места пока не уменьшишь груз до установленной ею самой «нормы».
 
    Пологий, каменистый перевал через главный водораздел (его именуют «Окно Колки»)  находится на отметке     4710 метров!   Тут всё ещё стоят хорошо сохранившиеся древние жилища индейцев племени кечуа. Они похожи на башкирские юрты, сложенные из плитняка.

 Выйдя   пофотографировать отроги самой молодой на планете горной системы,  с  наслаждением вдыхаем чистейший  воздух, настоянный  на  травах. В благоговейном восторге  любуемся  бескрайностью открывшегося раздолья.  Кажется, что время тут  остановилось со дня сотворения мира.
   На такой ошеломляющей высоте мне в какое-то мгновение захотелось стать птицей чтобы  взмыв в поднебесье,  сверху любоваться на разбросанные  в диком беспорядке   кряжи. Эмиль тоже взволнован и от избытка   эмоций  декламирует Тютчева:
   Не то, что мните вы, природа:
   Не слепок, не бездушный лик –
   В ней есть душа, в ней есть свобода
   В ней есть любовь, в ней есть язык…
   Браво Тютчев! Лучше не скажешь!

От этих фантазий меня отвлекла севшая на голову пичуга.  Весело присвистнув, она дёрнула  волосок. От неожиданности я вздрогнул и взмахнул рукой. Отважная  птаха перепорхнула на камень и принялась возмущенно   отчитывать   двуногого пришельца за несдержанность…
   Через полчаса, петляя  по головокружительному серпантину Восточных Кордильер, начинаем спуск к долине реки Колка. Тут повсюду густой лес. После бесконечных песчано-каменных безжизненных пустынь такое буйство зелени было необычно – глаза от неё уже отвыкли.

Перепад давления получился настолько  резким, что  в затылке  запульсировала  нарастающая боль, к горлу подступала тошнота. Кто-то из тех, что сидел впереди, попросил водителя сделать остановку. Все обрадовано поддержали его просьбу и через пару минут мы «выползли» из машины.

Лес звенел от беззаботных трелей птиц. Щёлкая затвором фотоаппарата, я пытался сфотографировать стайку жёлто-зелёных пичужек, но всё никак не удавалось приблизиться для хорошего кадра. Время шло, преследуя стайку, я изрядно удалился от машины. Пора было возвращаться. Тем более, что аккумулятор «сдох». Чтобы смочить его контакты (это иногда помогает сделать дополнительно пару-тройку снимков), присел на внушительный камень и с удивлением обнаружил на чёрной гладкой поверхности выбитые рукой неизвестного мастера незатейливые рисунки, связанные в единое целое волнообразным контуром.

Заинтригованный, обследовал валун со всех сторон. На противоположной стороне разглядел изображения страусов, обезьян, оленей и пумы. Все в стремительном беге. У пумы особенно тщательно выбиты оскаленная пасть и закрученный в спираль хвост.

Одно единственное изображение человека представляло собой прямоугольное туловище с массивной головой и широко раскинутыми руками. В одной из них то ли шар, то ли череп. Я крикнул Эмилю, чтобы он позвал сюда наших попутчиков. Подойдя, они с изумлением стали рассматривать камень и, не скупясь, хвалили меня за наблюдательность. Нащёлкав достаточное количество кадров, с азартом принялись осматривать соседние валуны и сам склон. К всеобщему воодушевлению, Эмиль обнаружил в скальном обнажении вход в пещеру, заваленный в глубине громадными глыбами когда-то рухнувшего свода. Между ними чернели щели. Оттуда тянуло холодом и сыростью. Всё это было крайне интересно, но водитель торопил – время поджимало.

 Ночевали  в  небольшом симпатичном  городке Чивай, окружённом заснеженными пиками. 

КАНЬОН КОЛКА

   В Чивае  живут одни  индейцы. Они, как и большинство жителей  этих мест, говорят на языке кечуа.  Примечательно, что практически все женщины  ходят  в национальных одеждах. И это не для туристов – они в ней  с детства. Хотя, на мой взгляд,  несколько шерстяных  юбок и непременная  плосковерхая шляпа на голове мало удобны для постоянного ношения. Но традиции сильнее.  Поклажу (любую – от детей до хвороста) они переносят в заплечных платках. Мужчину с грузом мы видели всего  один раз – он тянул на стройку  связку ржавой, толстой арматуры.
  Несмотря на то, что городок расположен на высоте 3650 метров, его центр утопает в цветах и украшен фонтаном, работающим, правда, только по праздникам.
  При ходьбе, особенно на подъёме, ощущаешь нехватку кислорода. Аппетит  нулевой – пищу «заталкиваю»  силком и то из-за необходимости подкрепить организм.  Пожевал по совету хозяина хостела, длинные острохвостые листья коки, но облегчения не почувствовал, лишь слегка  онемела щека.
  Побродил по рынку. Чего здесь только нет! Одной картошки с десяток сортов. А всего её в Перу 200 разновидностей! Есть даже такая, которая более похожа на мелкий горох. Картофель ндейцы  любят и  собирают   обычно  два урожая в год.  На прилавках лежат  кабачки, тыквы, маис,  зёрна какао, кофе,  томаты, арахис, перец, папайя. Родина всех этих  даров — земля инков! Думаю, не будет преувеличением сказать, что почти половина овощей и фруктов, употребляемых сегодня человечеством, произошли из этих мест.

Тут же домотканые одеяла, вязаные шарфы, свитера, длинноухие  многоцветные шапочки.
   На самом бойком месте, в окружении жаждущих исцеления индейцев, обросший эскулап продавал     экзотические препараты, включая высушенного аллигатора (каймана) и проспиртованную,  свёрнутую   в кольца, четырёхметровую  анаконду – водяного удава. Меня всегда поражала наивная вера людей в то, что чем опасней и сильнее  дикая тварь, тем  чудодейственнее  лекарство из неё. Неподалёку продаются ручные хищные птицы (видимо, для охоты) и молоденькие  альпака. Что интересно, индейцы - совершенно  не навязчивые продавцы, но и в цене ни когда не уступят. Самые упёртые не сбросят и сентимо.
  Солнце, раскалённое за день добела, опускаясь, быстро остывало. Воздух заметно посвежел. До заката мы с Эмилем ещё успели прогуляться  к   вместительным  каменным  бассейнам, питаемым термоисточниками. Их внутренние стенки   покрыты беловатой  коркой минеральных отложений. В этих ваннах «оздоравливалось» несколько местных жителей. Мы присоединились к ним.

Блаженствуя  под  лучами вечернего солнца  в горячей, насыщенной сероводородом, воде, я никак не мог оторвать глаз от  окружавших нас красот – горы и ниспадающие с них серебристые ленты водопадов просто великолепны!  После купания полегчало, а боль в голове и вовсе отступила.
   Стемнело. Взошедшая луна озарила притихший городок невообразимо ярким сиянием. На прозрачно-сиреневом небе не сыскать ни единой звёздочки. Горы, подступив к домам, стояли словно стражники,  охраняющие покой этих мест. Из ущелья выливалась перламутром  речка.   Было ощущение, будто попал в сказку!
    Спал  плохо. Хотя спальный мешок рассчитан на минус пятнадцать градусов, меня колотило от холода  – это видимо  ещё одно проявление «горняшки». Согрелся только  после того, как надел второй комплект термобелья.
      Ввиду того, что    день в этих широтах короткий, после 19 часов становиться совершенно  темно (ночь сменяет день  в течение десяти — пятнадцати  минут),  вставать приходится рано.

 Вот и к  каньону  Колка, возникшему в древности в результате  разлома  одного  вулкана на два: Карапуно (6425 метров) и Ампато (6318 метров),  выехали задолго до рассвета.  По дороге водитель уверял нас, что в книге рекордов Гинесса этот каньон значится как самый глубокий. 
   Спорить  с книгой рекордов, а тем более с человеком, от которого зависит твоя жизнь, не хочется, но, мне кажется,   ущелье Кали-Гандаки в Гималаях несопоставимо глубже и внушительней. Бесспорно одно: южноамериканский   Колка  по глубине   превосходит  североамериканский Гранд Каньон. Правда,  у того склоны более  отвесные, по большей части практически вертикальные. 
Дно ущелья и  нижняя часть склонов залеплены лоскутками крошечных полей и узких, обрамлённых оградами из дикого камня, земледельческих  террас. Участки в среднем  по десять соток.  Выше   идут леса,  сменяемые редеющим разнотравьем. Ещё выше —  гольцы в слепящих мазках снега.
    Узкая дорога, вьющаяся над пропастью, привела нас к  громадному камню, на котором воздвигнут  массивный крест (альтиметр показал  4000 метров).  Взобравшись на него,  застыли от восхищения. Глубоко-глубоко  внизу беззвучно пенился в каменных тисках  бурный  поток. Над ним на разных уровнях   в потоках восходящего  воздуха величественно парили, нарезая круги, десятки   кондоров – американских грифов с размахом крыльев  до двух метров.  Кто-то в одиночестве, кто-то парами, а те, кому наскучило это занятие, сидели на скалах и  просто обозревали окрестности.   

  Андский кондор  – самая крупная птица Западного полушария. У некоторых особей размах крыльев может достигать трёх метров. (В Калифорнийском музее хранится чучело  кондора с размахом крыльев девять метров!!)  Что любопытно – самцы заметно крупнее самок. (Среди хищных птиц самки, как правило,  больше самцов).

Наиболее  эффектно  эти пернатые смотрятся в полёте.  Блестящее чёрное оперение, воротничок из пушистых белых пёрышек вокруг голой шеи и голова, увенчанная, как у петуха,  тёмно красным гребнем. Но особенно  впечатляет  веер из длинных маховых перьев, венчающий края прямо обрубленных крыльев.   Чета кондоров сохраняет верность друг другу на протяжении  всей долгой, до 50 лет, жизни. Индейцы почитают этих птиц и считают, что они являются повелителями верхнего мира.
     В тихие солнечные дни  кондоры парят часами. За одним я наблюдал не менее десяти минут —   так он за это время крыльями ни разу и не шевельнул.
     Отвлекла от  созерцания этого красавца какая-то перемена – боковым зрением заметил, что  на противоположном от нас скате замутнело серое облачко. Повернувшись, увидел  пыльный шлейф от камнепада. В тот же миг долетел грохот. Все бросились фотографировать. А  водитель завопил, тыча пальцем:
  —  Mira puma! Mira puma!               
 Я без перевода понял: Смотри, пума!

До рези в глазах   вглядываюсь в  указанное  место, но зверя не вижу. Потом сообразил – нацелил объектив фотоаппарата с двенадцатикратным увеличением и  почти сразу засёк убегающую от камнепада огромную рыжую пуму.   Казалось, что она не бежит, а летит, устремив  округлую голову вперёд,  лишь изредка касаясь лапами земли.  Достигнув гребня, горный лев, помогая мощным мускулистым хвостом, круто развернулся и   исчез за скалистым останцем.   
    До чего гармоничное создание! В нём всё доведено до совершенства! Даже бежит так грациозно, словно специально    даёт нам возможность полюбоваться  собой. Такая грация, я думаю,  восхищала и живших здесь прежде людей. Это  родство ощущений как бы связало нас  сквозь века.
   Присутствие самого крупного хищника Южной Америки придало ущелью Колка особый колорит. Я несказанно  радовался тому, что успел сделать несколько снимков. Фотографии получились не чёткие, но зверь узнаваем.   
               

КУСКО – СТОЛИЦА ИНКОВ


В Арекипу вернулись в сумерках  и почти сразу пересели в автобус, направляющийся в Куско, древнюю столицу Империи Инка, именовавшуюся на языке индейцев племени Кечуа - Тавантинсуйу (Земля Четырёх Сторон Мира). В неё входили территории нынешних Перу, Боливии, Эквадора, частично Чили, Аргентины и Колумбии.

 Ехали всю ночь. Судя по карте, дорога петляла по  весьма живописным местам, но воочию убедиться в этом из-за темноты мы не могли.
     К городу подъехали с  первыми лучами солнца,  осветившими множество   ярко-оранжевых квадратиков, густо  покрывавших овальную впадину и отчасти склоны  гор. Если до этого в Перу  повсеместно  видели крыши покрытые листами оцинкованного железа и профнастила, а то и просто плоские бетонные площадки с нацеленной в небо арматурой, то здесь все  двускатные и покрыты черепицей –  стало быть, дожди  не редкость.

Аэропорт в Куско, как и в Лиме, почему-то оказался посреди  города, да и железная дорога   петляет буквально в нескольких метрах от зданий.
   Несмотря на  ранний час, тротуары заполнены бегущими трусцой мужчинами и женщинами  самых разных возрастов. Я и не предполагал, что индейцы - такие ярые приверженцы здорового образа жизни. Ещё одно наблюдение: мы  до сих пор не видели в Перу  ни одного курящего. В это трудно поверить, но со зрением у нас с Эмилем всё в порядке.
  Впадина, в которой раскинулся Куско, находится   в Священной Долине реки Урубамба, являющейся главной  осью всей инкской цивилизации. Инки считали, что Млечный путь на небе  всего лишь отражение этой реки.  Название города   переводится с  кечуа как «Пуп Земли». В нём жили представители верховной знати, жрецы и их слуги.

 Защищали город отряды воинов, несущих службу  в хорошо укреплённых крепостях-городищах, разбросанных по всей долине и на подступах к столице. К каждой крепости вели узкие тропы, часть из которых проходили тесными тоннелями сквозь горы. Под мощными крепостными стенами инки выращивали на террасах маис, картофель, бобы и поливали их водой, стекавшей с гор.
Центральная часть Куско расположена на высоте 3400 метров, а окраины взбираются  на сто-триста метров выше.
  Современных зданий  мало. Большинство построек 17-18 века в колониальном стиле. Как  не старались  завоеватели  придать Куско типично европейский вид,  стерев  с  лица земли  следы «языческой» культуры, им это оказалось не под силу – настолько основательны и прочны были  сооружения инков.

Конкистадоры и их потомки вынуждены  были    надстраивать свои храмы и здания прямо на не поддавшихся разрушению стенах и фундаментах. При землетрясениях их новоделы рушились и приходилось всё отстраивать заново.

Инкские фундаменты и стены, сложенные из точно подогнанных друг к другу блоков из природного камня разных размеров, благодаря системе пазов и многоугольных выступов, были сцеплены столь крепко, что постройки сохраняли целостность даже  при самых мощных толчках.
При этом кладку вели без раствора!

И ещё один любопытный факт: в циклопических перуанских постройках встречаются блоки, имеющие один-два трапециевидных выступа. Такой технологический приём встречается, кроме Перу, ещё лишь в одном месте планеты. А именно в облицовке египетских пирамид на плато Гизы. Как объяснить наличие такого специфического архитектурного элемента в двух столь удалённых во времени и пространстве цивилизациях?!   
 

Поселились мы  в небольшом отельчике  в узеньком проулке (настолько узком, что и маленькому грузовичку   не проехать), мощёном, как  и все  улицы в старой части Куско,  твёрдым   вулканическим камнем,  прямо у стен  громадного монастыря Санта Доминго. Прежде на его месте красовался храм Кориканчу,   воздвигнутый специально для  главного божества инков  — Инти, дарителя жизни. От него, как утверждали жрецы, и вёл своё происхождение основатель правящей династии - Инка.

Стены храма, их называли Золотой стеной,  в те времена были облицованы семьюстами листами золота, каждый весом по два килограмма. А крыша покрыта позолочёнными листами. Благодаря этому храм так сверкал на солнце, что был виден отовсюду.

Внутри Кориканчу находился огромный диск из чистого золота – символ Солнца, укреплённый на алтарной стене таким образом, что солнце, вставая, отражалось в нём, и диск сиял нестерпимым блеском. А на противоположной стене располагался диск, отражающий лучи заходящего светила. Видя утром и вечером ослепительный свет, трудно было не уверовать в силу Богов.

На внутренней площади храма - «Солнечном поле», стояли золотые статуи   пум, ягуаров, лам, змей в натуральную величину. Тут же «росло» целое поле золотого маиса. По свидетельству конкистадоров на каждый початок приходилось не менее 0,3 килограмма золота. На ветвях  деревьев сидели золотые птицы, на цветах – бабочки. Их крылья, благодаря пластичности сусального золота, были такими тонкими, что просвечивали.  Интересно, что солнечный луч, проходя сквозь такой тончайший лист, приобретал зелёный цвет.

Это говорит о том, что для инков золото было, прежде всего лишь священным металлом, олицетворяющим своим тёплым блеском солнечные лучи, дающие жизнь всему на Земле. В остальных храмах на самом почётном месте обычно располагался огромный золотой диск с глазами-самоцветами. К сожалению, вся эта рукотворная красота была переплавлена «культурными» испанцами в звонкую монету и слитки.
 Большая часть стен Кориканчу устояла перед вандализмом испанских строителей, и мы имели возможность  увидеть, с какой точностью  подогнаны друг к другу многотонные каменные блоки.  В особо ответственных местах камни  скреплены Т-образными пазами, в которые заливали расплавленное серебро.  Застывавший профиль, похожий на рельс в разрезе, соединял блоки намертво.

Сейчас по стенам, сложенным из древних камней, видевших множество пышных церемоний восхваляющих власть верховного Инка, лупят потёртым мячом черноголовые пацаны. Таковы парадоксы истории!
     Затем мы осмотрели   другой  архитектурный шедевр   — кафедральный собор на центральной площади Оружия. (На ней был казнён в 1572 году последний инкский вождь - Тупак Амару). При всей  внушительности этого сооружения он поражает удивительной лёгкостью и воздушностью. На устремлённой в небо колокольне  уже 300 лет   висит семидесятипудовый колокол из  золота.
Своды белые, не давят. На стенах, выложенных из  светло-серого  камня,  громадные картины с сюжетами из  жизни Христа и Девы Марии, отделённые друг от друга резными панно из красного дерева. Акустика внутри  храма изумительная!    Когда мы вошли,  на клиросе торжественно и проникновенно пели  мою любимую  «Аве Мария».  Потом мне весь день  чудилось, что с небес продолжает литься эта божественная мелодия!    
 Как не старались испанцы, в архитектуре  здешних католических храмов  всё же заметно влияние  культуры инков. Так, например,  костёлы увенчаны не остроконечными шпилями, а полусферами.
В Куско дух древней цивилизации  ощущается на каждом углу. Поэтому туристов, несмотря на  конец сезона, здесь и сейчас довольно много.  Горожане приветливы. Порой  казалось, что  они и  живут тут  лишь  для того,  чтобы демонстрировать гостям   уникальные достопримечательности своего города. 

До темноты успели ещё подняться  на столообразную, господствующую над городом вершину,  на которой   высятся руины крепости   Саксайуаман (в переводе с кечуа — Хищная птица серокаменного цвета). Эта цитадель с  тремя вместительными  башнями,  десятками  бастионов и мощными, зигзагообразными  стенами в три ряда,  сложенными из циклопических, тщательно обработанных блоков, являлась центром хорошо продуманной оборонительной системы столицы империи Инков. Правда, в последние годы учёные склоняются к версии, что это была не только крепость, но и крупнейший религиозный центр.

В настоящее время на поляне перед крепостью ежегодно празднуется - Инти Райми (праздник Солнца), отмечаемый в день летнего солнцестояния. На него съезжаются сотни тысяч людей со всей Южной Америки. Праздник начинается с призыва Сапа Инка на площадь Кориканча перед церковью Санто-Доминго. Он выходит в красочном костюме, весь увешанный золотыми и серебряными украшениями. Инка испрашивает у Солнца благословления народам, после чего его несут на золотом троне по украшенным цветами улицам, в сопровождении жрецов и сановников, одетых в парадные одежды, к крепости Саксайуиан. Там происходит ритуальное жертвоприношение белой ламы и жрецы по пятнам крови читают будущее мира. После захода солнца, поджигаются снопы соломы и начинаются ритуальные танцы.

Во внутренних помещениях Саксайуаман имелись   хранилища для зерна, ёмкости для сбора воды, лестницы для подъёма на  дозорные площадки. От главных башен в город вели подземные ходы. Крепостные стены сложены из гигантских глыб. Вес некоторых монолитов достигает 350 тонн при высоте 8,5 метров!!! (Для сравнения – вес самого тяжёлого блока в египетской пирамиде фараона Хеопса «всего» 15 тонн). Камни имеют разную форму и размеры. При этом они так плотно  подогнаны друг к другу, что в стыки между ними  невозможно даже  лезвие просунуть. Подобная  точность избавляла  древних строителей от необходимости  использовать  скрепляющий раствор.

Для повышения устойчивости сооружений мастера применяли ещё одну интересную технологию, называемой «полигональной». Суть её в том, что углы блоков имеют фигурные вырезы, соответствующие вырезам угла соседнего блока. Благодаря этому достигается максимальное сцепление между камнями. Технология замечательная, но не понятно, как строители, имея лишь простейшие механизмы, умудрялись состыковывать многотонные махины столь плотно, что не оставалось и малейшего зазора!? Не менее поразительно то, что ни на одном из этих блоков невозможно найти следов обработки инструментом, до того все грани ровные. Трудно так же представить, как такие твёрдые, громадные монолиты кололи и перемещали из далёких каменоломен? Как их поднимали и устанавливали на крепостной стене чётко паз в паз? Это непонятно ещё и потому, что инки   не знали колеса. Для них круг являлся символом божества – Солнца, и они считали святотатством использовать его для бытовых нужд. Не удивительно, что  сам вид этих циклопических сооружений вызывал у первых европейцев суеверный ужас. Они полагали, что здесь не обошлось без участия сатанинских сил.

    Учёные же утверждают, что секрет в мастерстве, трудолюбии и организованности инков, что обработка камня велась при помощи самых примитивных каменных, медных и бронзовых зубил. А из строительных инструментов инки использовали только отвес и уровень, представляющий собой удлинённый плоскодонный сосуд, заполненный водой.

Для раскалывания глыб индейцы использовали до гениальности простой метод: выбивали ряд отверстий и, вставив в них сухие колышки из дерева, постоянно поливали их. Набухая, древесина разваливала монолит в заданной плоскости.

    Когда видишь  эти громадные сооружения, кроме восхищения испытываешь   ещё и  неловкость   оттого,  что,  мы, имея    мощную технику зачастую не в состоянии  повторить достижения  древних мастеров.
    Невольно вспомнился отрывок из книги «Надземное» Елены Рерих

«Однажды, когда Он проходил с учениками мимо циклопической стены, ученики спросили – что есть единение? Мыслитель указал на мощную кладку:
— Смотрите, как эти камни держат друг друга. Мы не можем сказать, который из них самый главный. Они ничем не связаны, а стоят уже много веков. Их держит лишь естественное соединение плоскостей – единение в одно целое. Люди придумали скреплять камни глиною  и разными искусственными составами, но такие построения быстрее разрушаются».

В хрониках сохранились свидетельства о том, что якобы инки рассказывали первым европейцам, что «большие дома» построили не они, а высокие, светлолицые и бородатые строители, такие же, как Виракоча (Творец Мира). Недаром испанские конкистадоры удивлялись тому факту, что некоторые представители индейской знати выглядели точно как европейцы. Может это были посланники с других планет? Кто-то скажет – бред! Но когда-то учёные утверждали, что Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот, и тех, кто не соглашался с этим, сжигали на костре.

Как бы там ни было, ясно одно: великие американские цивилизации уникальны и самобытны. Они до сих пор таят массу тайн и сюрпризов.

      

-

Стоя у неприступных  фортификационных сооружений подобных Саксайуаману, невольно задаёшься вопросом – как  многочисленная, закалённая в сражениях армия инков* уступила  двум сотням испанских завоевателей.  Ведь по признанию самих конкистадоров индейские воины  отличалась высочайшей дисциплиной, выучкой, боевым духом, а превосходно развитая система дорог и складов позволяла обеспечивать военные экспедиции всем необходимым.

К тому же в их армии поддерживались высокие моральные устои: мародёрство жестоко каралось, пленников было принято отпускать. Причём побеждённым вождям давали высокие административные должности, а народ завоёванной территории, в случае неурожая, обеспечивался из центра продовольствием.

Инкские императоры резонно полагали, что такая политика сводит к минимуму протестные настроения в покорённых племенах. Об эффективности подобной политики свидетельствует то, что за всю историю существования их государства, была всего лишь одна гражданская война, о которой пойдёт речь ниже. (К сожалению, она стала и последней).

Армия имела чёткую иерархарическую структуру с десятниками,  офицерами. На самом верху стоял главнокомандующий – Сапа Инка

(Верховный Инка).

* В империи инков каждый мужчина в возрасте  от 25 до 50 лет должен был отбыть  пятилетнюю  воинскую повинность. Поскольку в период своего расцвета на её территории  проживало 12-16 миллионов (аборт карался смертной казнью всех участников  преступления), император  легко   мог в короткий срок собрать армию в 200-300 тысяч человек.   

   Все воины  были хорошо вооружены. Во время сражения сначала  пускались в ход пращи.  При сближении с противником -   дротики. В рукопашном бою  пробивали   черепа прикреплённым к  плетёному ремню  каменным, либо золотым шаром  с острыми шипами, а кто-то использовал дубину-палицу с  медным навершием в виде шестигранной звезды.
Когда вторглись облачённые в стальные доспехи испанцы на конях, с  огнестрельным оружием и пушками, инки прибегли к   другой тактике:  стали использовать «болас» — три округлых камня, соединённые длинными ремнями, сплетёнными из сухожилий  лам.

 Такой снаряд раскручивался и с силой посылался  навстречу  противнику. Ремень обвивался вокруг ног лошади, и та падала, увлекая за собой  закованного в латы всадника.

Но, как известно, не все победы одерживаются в открытом бою.
   Историки полагают,  что одной из основных  причин  поражения  инков  было то, что перед началом вероломной экспедиции  конкистадоров, империя, жившая уже сто лет без кровопролитных войн,  была раздроблена и ослаблена борьбой за наследование трона между старшими сыновьями  императора Уайна Капака,  умершего в 1527 году от чёрной оспы, занесённой   уже рыскавшими  по северным провинциям католическими миссионерами (разведчиками по совместительству).

В результате гражданской войны в решающем бою в 1530 году победил, правильнее будет сказать, совершил государственный переворот, Атауальпа  (по закону императором  должен был стать старший  – Уаскар, человек по натуре мягкий и поначалу весьма лояльно относившийся к младшему брату).  Этот конфликт сильно ослабил империю и разделил Императорский клан на два враждебных лагеря.

Когда в 1532 году на тихоокеанское  побережье высадился отряд хорошо вооружённых испанцев под предводительством Франциско Писарро, уже не раз, начиная с 1525года бывавшего здесь с командами меньшей численностью для сбора разведданных, страна ещё не  оправилась от междоусобицы и опустошительных  эпидемий чёрной оспы и кори. Испанцы выбрали для колонизации  самый подходящий момент: ситуация для захвата созрела!

С ними в этот раз  была и  группа заранее подготовленных переводчиков. Понимая, что империю  Инков в лоб не возьмёшь,  Писарро стал  действовать по проверенному принципу «разделяй и властвуй».  Он к тому времени уже имел своих людей при дворах обоих инкских владык, которые умелыми наветами не допускали примирения братьев. Тактика интриг   была особенно эффективна, поскольку прямодушные индейцы  не знали обмана. Если человек сказал: «Я твой друг», то это    не  подвергалось сомнению.
    «Благородного идальго»  на этом пути не остановили ни доверчивая искренность и душевная чистота, ни беспрецедентное гостеприимство «дикарей».

В подтверждение этого приведу отрывок из письма конкистадора к матери: «…Туземцы не отказывают нам  ни в чём. Чего у них не попроси, они охотно с каждым делятся  и относятся ко всем так любезно, что, кажется,  готовы отдать свои сердца…».   
Заодно Писарро  умело   склонял на свою сторону и вождей  подвластных инкам  племён, внушая им, что испанцы пришли сюда «как  их друзья  и союзники» и  сулил  поддержку в борьбе за самостоятельность, гарантировал, что в случае успеха именно они станут независимыми правителями.
   Тем  инкам, которые были возмущены незаконным захватом трона Атауальпа, испанцы обещали предать самозванца суду.   А самому Атауальпа клялись в дружбе и  убеждали,  что он самый мудрый и самый достойный и что для упрочнения его власти  им необходимо объединиться и устранить старшего  брата.

Расположив таким образом к себе действующего императора,  идальго убедил его приехать в Кахамарку  для дружеской беседы и обсуждения плана действий за совместной трапезой.

Оставив  своё 30-тысячное войско* на подступах к городу, Атауальпа вошёл  в него  в сопровождении пятитысячной свиты,  не взявшей с собой, в виду миролюбивости встречи,   оружия.   Когда  вся процессия оказалась на площади,  по команде  Франциско Писарро со всех примыкающих к ней улиц на индейцев ринулись  всадники, а из окон открыли огонь из мушкетов стрелки.
     Инки были настолько ошеломлены подобным коварством, что даже не защищались. Да и что могли противопоставить безоружные люди  в одеждах из шерсти и тонко выделанной кожи, против  мечей и изрыгающих смерть  ружей испанцев, закованных к тому же в непробиваемые  латы.  Кровавое побоище длилось не больше часа. Свиту императора  изрубили, перестреляли,   а самого Атауальпа пленили. Из испанцев естественно  никто не пострадал.
    Так европейцы до смешного  малыми силами  добились первой победы.

Чтобы  вернуть себе свободу, император Атауальпа  вместо того чтобы отдать приказ 30 тысячам* своих  воинов, стоящим в окрестностях Кахамарки, идти в наступление и  разорвать на куски две сотни подлых   обманщиков  и несколько сотен вассалов,  малодушно распорядился в качестве выкупа заполнить золотом до  потолка комнату, в которой его содержали**.
Исполняя приказ Верховного Инки,  во все уголки империи  помчались   гонцы-скороходы. Каждый нёс «письмо», состоящее из длинных, разного цвета шнурков  завязанных в сложные узелки и сплетения. Это были  кипу – условные знаки для посвящённых: они указывали куда, и сколько золота доставить. (Сохранились   кипу, в которых    число узелков  достигало  двух тысяч – целые повести!)      
   *   По некоторым источникам их было 80 тысяч.
**Любопытно, что инки не воспринимали  золото,  как нечто ценное. Для них оно было просто  жёлтым красивым   металлом. Они    его  называли «потом Солнца», а серебро – «слезами Луны».  Более дорогостоящими для них  были, к примеру,  ткани  -  ведь на   их  изготовление уходит так   много труда!

Получив  невиданный в истории человечества выкуп,  «благородный идальго»  распорядился задушить пленника с помощью специального железного ошейника – гарроты,  а тело, чтобы  жрецы не воскресили, разрубить и сжечь. 

Так пользуясь неискушённостью в хитросплетениях двойной дипломатии, империю инков лишили Верховного правителя. Затем умело перессорили между собой военачальников и вождей индейских племен.

В итоге, мощное государство, являвшееся по запоздалому признанию самих колонизаторов,  одним из самых справедливо и разумно устроенных  «коммунистических» империй* прекратило своё существование. Исторически судьба таких государств, как правило, зависит в основном от личных качеств первого лица.

По мстительной иронии судьбы Франциско Писсаро был убит своими же соратниками вскоре после победного вступления в столицу империи – Куско. Ещё раз подтвердился закон, гласящий, что «за всё в жизни надо платить!»

 

 *В империи  инков не было частной собственности – всем ведало и всё распределяло государство, заботящееся, чтобы все работали, но при этом  никто, в том числе старые и немощные, не голодали, были одеты, обуты и имели крышу над головой. Благодаря  строгости и справедливости законов (воровство, коррупция и.т.п. карались смертной казнью) в империи практически не было преступности. Считается, что именно история государства инков вдохновило Кампанеллу к написанию утопии «Город Солнца».


Огромная инкская империя просуществовала не так долго – чуть более ста лет. (Как рядовое государство значительно дольше – примерно 330). Но за этот короткий промежуток времени инки сумели включить в границы своей империи почти на всю прибрежную и горную часть Южной Америки. Государство имело вдоль дорог целую сеть почтовых станций расположенных на расстоянии 12-18 километров друг от друга. Самая длинная «магистраль» называлась Тропой Повелителя и имела протяжённость около 6000 километров! Начиналась она на территории современной Колумбии и,  пересекая перевалы  высотой до 5000 метров, заканчивалась почти у самой южной оконечности Чили.

Когда Атауальпа понял, что его обманули, он, желая хоть как-то досадить обманувшим его испанцам, тайком передал верным людям ещё одно кипу: письмо, состоящее из тринадцати  разных  узелков. Через месяц из Куско на север ушёл  тяжело гружёный отряд   воинов.
    Куда  он отправился точно неизвестно. Историки предполагают, что, скорее всего,  к огнедышащим  вулканам Эквадора, каждодневно выбрасывающим  из своих раскалённых жерл дымящиеся  бомбы и облака удушливых газов. Этот неприютный, покрытый непроходимыми лесами угол    лучше всего подходил для  спасения   ритуальных сокровищ империи*** от алчных и ненасытных испанцев.  Не случайно среди жителей тех мест до сих пор живы легенды о сказочном Эльдорадо и Городе Цезарей, который, благодаря удивительным способностям просвещённых жрецов, скрыт завесой и недоступен взорам чужаков. Это, конечно, мифы, но иногда, как раз они и становились реальностью, а то, что не подвергалось сомнению, оказывалось вымыслом.

*** За первые годы колонизации  испанцами   из Южной Америки было вывезено 200 тонн золота  и 16000

тонн серебра.

Предположение, что загадочный Эльдорадо существует, подтвердили и найденные в глухом каньоне Центральных Кордильер в конце XX века пять золотых статуй высотой в человеческий рост. Они были такими тяжёлыми, что для погрузки пришлось прибегнуть к помощи лебёдки. По всей видимости, индейцы оставили их в каньоне, чтобы суметь оторваться от погони.

 Старинные хроники и записки испанских конкистадоров, дошедшие до наших дней, свидетельствуют и о существовании подземного города, состоящего из лабиринта галерей, потайных храмов и сокровищниц. В них якобы укрыты золото и священные реликвии, но карта с его местонахождением находиться у посвящённых, живущих, как простолюдины. И то у каждого только часть этой карты.

В одном из донесений испанцев говорится о том, что незадолго до того как конкистадоры вошли в Куско, из Храма Солнца бесследно исчезли мумифицированные тела тринадцати инкских императоров. Они были покрыты нашитыми на одежду пластинами золота, с выгравированными сценами из жизни правителя. Вокруг лежали украшения из драгоценных камней. Вместе с ними пропал и золотой трон, установленный на массивной золотой плите.

Через 26 лет после захвата Куско один из предводителей конкистадоров Поло Ондегардо по подсказке столичного торговца, подкупленного щедрыми подарками, заполучил три из этих тринадцати мумий. Сняв вожделенные золотые пластины, он приказал солдатам изрубить тела на мелкие куски. Инки, узнав о таком святотатстве, задушили торговца-предателя.

Остальные десять мумий до сих пор не найдены. Возможно, так и лежат в тайных катакомбах под городом Куско или крепостью Саксайуаман. Но все попытки кладоискателей подступиться к ним завершаются неудачей либо трагически.

В 1848 году известный оккультист Елена Блаватская обнаружила документ, похожий на план тоннелей, но когда приступила к поисковым работам, её стали преследовать сильнейшие головные боли. В конце концов она оставила эту затею.

Индейцы утверждают, что любой, кто приблизится к запрещенной зоне на роковое число шагов, теряет память. В 2003 году испанскому археологу Ансельм Пи Рамба удалось обнаружить тоннель, уходящий круто вниз, но когда он с напарником вошёл в него, свод обрушился перед ними и все попытки расчистить завал ни к чему не привели.

Пока человечество только на подступах к разгадкам тайн этой удивительной цивилизации.


В  древнем Перу столкнулись не только разного технического уровня и оснащения армии, но и  абсолютно разные  мировоззрения. У   европейцев  устроить козни, оттолкнуть локтями ближнего, разбогатеть любой ценой считалось естественным и незазорным. Для индейцев же  обман, страсть к наживе,  жадность, тем более накопительство, считалось презреннейшим из всех  состояний, до которых может пасть человек. Даже было постыдно иметь в доме еду, если её нет у соседа.

 Согласно действовавшей в стране морали  индейцы с детства, с молоком матери впитывали  убеждение, что щедрость это главная добродетель человека. Их учили отдавать другому то, что сами ценят больше всего и уметь  при этом испытывать наивысшую радость.   

 Один из испанских хронистов записал в конце отчёта о завоеванной стране:

«По правде говоря, мало народов в мире имели лучшее правление, чем инки».

Эти люди по нравственным качествам значительно  превосходили своих поработителей, но, к сожалению, чрезмерно идеализировали земной  мир, устроенный так, что зло  и  ненасытная жадность зачастую  побеждает добро, и  неустанно ведёт  человечество к краю  пропасти. 
     Можно утверждать, что Инкам удалось создать совершенную социальную структуру, в которой народ был счастлив. Земля, леса, пастбища, все продукты труда распределялись между людьми таким образом, что не было почвы для распрей. Такое общественное устройство и абсолютный тоталитаризм в какой-то степени нивелировал человека, но, вместе с тем, открывал колоссальные возможности выживания и мирного сосуществования людей в огромном сообществе.

Типичного для европейцев конфликта между обществом и отдельным человеком в древнем Перу не было. Но такая жёсткая вертикаль власти  привела к тому, что когда верховный правитель Атауальпо был схвачен конкистадорами, государство превратилось в беспомощное, безвольное образование.      
    Империю Инков можно сравнить с гигантским ульем,  где каждый на своём месте трудится на общее благо. Но лишь только пропадает матка - рой обрекается на гибель.
     После казни Атауальпо расчётливые испанцы в 1532 году посадили на трон  очередного законного наследника – Тупака Уальпу, а когда он умер (от отравления), в 1535 году четвёртого брата - Манко Инка Юпаки (был убит испанцами за непокорность в 1544 году). Сажая каждый раз на трон законного наследника, завоеватели как бы говорили индейцам: «Смотрите! Мы ваши друзья. Мы признаём законы вашей империи!» Население  успокоилось и  на время прекратило выступления. Это дало колонизаторам возможность обустроиться и, исподволь запуская свои  щупальца во власть и экономику, без тотальной войны установить своё господство. (Это вам ничего не напоминает?)

Последнее восстание  гордых индейцев, наконец осознавших, что их обманули, было подавлено в 1572 году. Тогда же обезглавили последнего законного правителя империи – императора Тупак Амару*, племянника Атауальпа. 

*Через чуть более 200 лет на этой же площади с изуверской жестокостью расправились с руководителем освободительного армии индейцев Упаком Умару II (праправнуком Упака Амару) и членами его семьи. После этого испанцами была уничтожены самые именитые династии индейской аристократии и даже введён запрет на ношение национальной одежды.

Наступил  период ассимиляции европейской культуры в инкскую цивилизацию.
Поскольку при всей жестокости католики-испанцы в отличие от  англоязычных протестантов не поголовно истребляли индейцев *****, а проводили более разумную политику, последним  удалось сохранить не только свою культуру, но и языки кечуа и аймара. Причём кечуа,  наряду с испанским, стал вторым государственным языком Перу. На сегодняшний день индейцы по-прежнему многочисленны и составляют  половину населения страны.

     Оглядываясь на историю, испытываешь восхищение перед мудростью и добросердечием российских казаков. Они   не переделывали инородцев под свой лад, тем более не истребляли. Если местные желали соблюдать языческие обряды, никто не чинил  тому препятствий. И, слава богу, от этого выиграли как русские, так и инородцы.
***** Североамериканские  племена индейцев (апачи, команчи, ирокезы, навахо, чероки)  поначалу тоже  гостеприимно встретили   английских колонистов, но те, освоившись, приступили к ничем не мотивированному тотальному уничтожению   «краснокожих»    — охотились на них, как на зайцев.  И если южноамериканских индейцев сейчас более 30   миллионов, то  на всей территории  США индейцев  едва ли наберётся два миллиона. 
 
   

КРЕПОСТИ СВЯЩЕННОЙ ДОЛИНЫ

   

  В предыдущей главе мы  немного покопались в драматической истории империи Инков, а теперь  вернёмся в нынешнее Перу.
    Повосторгавшись мастерством и изобретательностью строителей крепости Саксайуаман,  перебрались на соседнюю гору, где   в отдельно стоящей скале пробит   лабиринт Кхенко. Осмотреть его целиком не удалось, поскольку значительная часть ходов завалена камнями. Свободным остался  лишь проход к массивному «столу», на котором совершались хирургические операции  – по преданию Кхенко был медицинским центром империи. 
Кстати, о врачах. Проведённая в  1863 году экспертиза черепа инка с вырезанным квадратом кости засвидетельствовала уникальность  этой  операции. Более поздние исследования других трепанированных  черепов подтвердили вывод о том, что инки владели редкостными приёмами хирургической техники, дающими  поразительный результат: половина  пациентов после трепанации совершенно излечивалась. Вот так! У инков были  нейрохирурги! 
    На следующий день  поездка по разбросанным на склонах гор Священной долины крепостям-храмам. Первой посетили  неприступную   Ольянтайтамбо —  великолепно сохранившуюся цитадель на труднодоступном скалистом утёсе с живописным городком у  подножья. Находится цитадель в верховьях реки Урубамба на высоте 3500 метров.

Крепостные стены и башни придают ей сходство с туповерхой  пирамидой, к которой поднимаются  уступы  узких земледельческих  террас,  рассекаемых одной единственной  каменной лестницей. Ступени довольно высокие.  По ним не только подниматься, но и спускаться тяжело.

Часть  башен   встроена, подобно ласточкиным гнёздам,   прямо в отвесные скалы, и добраться до них не всякому альпинисту под силу. А в иные  можно проникнуть лишь через   тесные проходы, пробитые в горе.

Эта крепость, пожалуй, самая неприступная из всех. Надо сказать, что инки очень грамотно использовали горные склоны и скалы, для обеспечения безопасности своих опорных пунктов.      Конкистадоры под предводительством Эрнандо Писарро (брата Франциско Писсаро) в 1536 году попытались захватить Ольянтайтамбо, но вынуждены были отступить, едва избежав полного уничтожения.

Внутри этой цитадели   сохранились остатки храмовой стены, состоящей  из шести увесистых,  четырёхметровой высоты,   розовых, хорошо отполированных, монолитов, соединённых перемычками из того же материала. Вес одного монолита достигает 25 тонн.

      Каменоломня,  где вырубали и обрабатывали  эти строительные блоки, находилась  на противоположной  стороне   долины на очень крутом склоне в трёх километрах от крепости. Там, а также на пути к  ней, до сих пор лежат уже готовые, но так и не «доехавшие»  до пункта назначения, заготовки. Местные жители про них ласково говорят:  «уставшие камни».
Своё название цитадель получила от имени   мятежного генерала Ольянтай. Он и дочь Верховного Инки  очень  любили друг друга, но  император был против их брака. Отважный  Ольянтай  укрылся  с  возлюбленной  в этой  крепости и за несколько лет превратил  её в неприступный форт.
    В память о  столь   романтичной  и жертвенной  любви в народе из уст в уста веками передавалась песня «Ольянта», дошедшая до наших дней:
Если даже с думой злою
    Сам утёс могучий горный
    В сговоре со смертью чёрной
   На меня пойдёт войною,
   Выйду в бой я с этой силой
   И без страха драться стану,
   Чтоб живым иль бездыханным
   Пасть к ногам голубки милой.
    Вот какая безграничная любовь! Современным женщинам о подобном преклонении и готовности мужчины отдать жизнь ради любимой, похоже, остаётся только грезить…


Вторую половину дня провели в глухой горной деревушке,  где в кустарных мастерских жизнерадостные и смешливые молодые  ткачихи знакомили нас  сначала с процессом получения пряжи из шерсти лам, альпака и викуний, а затем её окраски.  Оказывается, индейцы по-прежнему используют для этих целей только природные компоненты: толчёные камни,  растения, коренья, сушёных насекомых. Не прибегая к химии, они  получают до двадцати цветов, а  оттенки меняют,  добавляя в краситель окислители, например, сок лимона.

В соседней мастерской показали, как ткут на примитивных ручных станках из полученных нитей  прочное   полотно с    многоцветным геометрическим  орнаментом. Любопытно, что этот орнамент изумительным образом перекликается с башкирским.

Сравнивая строение тела, тип лица, элементы культуры между двумя этими нациями можно найти столько сходства, что напрашивается парадоксальный вывод: башкирский и индейские народы произошли от одного корня. Теперь мне не кажется фантастической гипотеза писателя, историка и этнографа Рафаила Зинурова о общих корнях индейских и башкирских племён. Это подтверждают и исследования американских учёных из Пенсильванского университета. Результаты анализа ДНК тоже подвели к выводу, что американские индейцы имеют сходное ДНК, как и выходцы с территории Алтайского края.

В заключение нам продемонстрировали выставку гончарных изделий и  напоили бодрящим  чаем из листьев коки. Здесь считают, что он    помогает быстрее  адаптироваться к высоте. Недаром в империи инков кока  была особо почитаемым растением.  Её регулярно жевали для восстановления сил даже курьеры-скороходы (часки), являвшиеся  основными информационными каналами, связывающими империю в единое целое. Часки  необычайно быстро  преодолевали огромные  расстояния по знаменитым  инкским  дорогам,  мощённым плитами и обсаженным с двух сторон  деревьями.  Там где путь преграждали горы,   пробивались тоннели, а через бездонные пропасти перебрасывались подвесные  мосты.   
     На самых высоких перевалах у дороги расчищались   площадки и делались навесы. Под ними гонцы и пешеходы могли отдохнуть и насладиться открывавшейся панорамой гор, таких высоких, «что, казалось, вершины упираются в небо», и каньонов таких глубоких, «что, казалось, дно достигает центра земли».  Кроме того, вдоль всех дорог через каждые 25 километров располагались постоялые дворы, а через каждые   3 километра – посты  с дежурившими гонцами. За счёт  этого  расстояние в 2000 километров по горам и долинам  часки преодолевали  за четверо суток!! (Сейчас письмо из Москвы в Уфу проходит 1500 километров за семь дней).

    Основу транспортной сети  империи составляли четыре магистрали. Они охватывали все крупные селения. От большинства из них  сейчас остались одни руины. Сохранившиеся участки дороги по сей день используется местными жителями и туристами. Когда в Эквадоре мы подъезжали на велосипедах к вулкану Котопахи, финальный отрезок пути проходил как раз по Тропе Повелителя.



МАЧУ-ПИКЧУ

Самая именитая достопримечательность Перу - городище Мачу-Пикчу. На сегодня это единственное поселение инков, сохранившее первоначальный вид. Его несколько столетий безуспешно искали испанские колонизаторы: они считали, что именно там спрятаны несметные сокровища империи, включая золотые статуи Верховных Инков, но обнаружили лишь в начале XX века.

Раскопки показали, что индейцы покинули Мачу-Пикчу не так давно: в первой половине 19 века! Причём забрали с собой всё ценное. И, как упорно гласит легенда, унесли в дремучую сельву. Легенды легендами, но есть примеры, когда они оказываются правдой. Так на острове Робинзона Крузо в Чили в 2006 году один кладоискатель, не усомнившись в правдивости предания, продав текстильную фабрику для финансирования поисков, нашёл на глубине пятнадцати метров шестьсот бочонков с золотом стоимостью в шесть миллиардов долларов. А ведь поначалу над его затеей все смеялись.

Так что Мачу-Пикчу может преподнести человечеству ещё немало сенсаций. К сожалению, инки не знали письменности. Знаменитое узелковое письмо кипу помочь в поисках инкских кладов не может – утрачены знания для его толкования.

Работавшие на Мачу-Пикчу американские археологи смогли найти лишь битые черепки и захоронения. Под предлогом необходимости описать находки и составить систематический каталог они получили разрешение вывезти в США на несколько месяцев два вагона найденных предметов быта и останков. Эти «несколько месяцев» растянулись на 100 лет. До сих пор всё найденное хранится в Йельском университете.

От Куско до Мачу-Пикчу чуть более ста километров. Попасть туда можно на поездах, отправляющихся рано утром. Один из них, с относительно комфортабельными вагонами - для туристов. Второй – для местных жителей. Он неудобен ещё тем, что останавливается у каждого столба. Учитывая эти обстоятельства, мы выбрали первый вариант.

Как и другие поселения инкской знати и жрецов, Мачу-Пикчу укрылось в труднодоступном месте, на небольшой седловине крутостенного кряжа между двух внушительного размера скал, похожих на раскрытые друг к другу ладошки, и его не видно ни с перевалов, ни из долин. Одна из скал зовётся Мачу-Пикчу (Старая Гора), вторая Уайна-Пикчу (Юная Гора). В этих, необычных для нашего слуха названиях слышатся отзвуки восприятия инками окружающего мира: крик птиц, рычание пумы, шум падающей воды и даже красота гор.

Попасть в городище Мачу-Пикчу можно только с одной стороны, поднимаясь по узкой и крутой тропе через лес мимо уже заросших ступенчатых земледельческих террас, на которых когда-то выращивали маис, тыкву, картошку.

На вершине Уайна-Пикчу, похожей на голову пумы, находятся храмы Солнца и Луны. Восхождение к ним под обжигающим потоком полуденных лучей, далось мне с трудом, но наградой был незабываемый вид не только на само городище, но и на простирающуюся во все стороны горную страну, тающую в дымке горизонта.

Мачу-Пикчу сверху походило на тень летящего кондора. Как известно, у инков сакральные образы играли важную роль и включали в себя мировоззренческие понятия. Так Пума символизировала средний мир, Кондор – верхний, а Анаконда – нижний, подземный. Многие амулеты в Перу выполнены именно с такой символикой.

Сейчас там, где когда-то было шумно, многолюдно и кипели страсти, царит могильная тишина, нарушаемая только шагами очарованных видами Мачу-Пикчу и панорамой гор туристов. Когда я оказываюсь в таких местах, меня всегда охватывает лёгкая грусть. Но время не повернуть вспять…

Полностью восстановив дыхание, я тоже стал с упоением оглядывать клыкастые хребты, расчленённые глубокими ущельями. Чем дальше смотрел, тем загадочнее и желаннее казались прячущиеся в дымке отроги. Что-то так и влекло меня к ним, а что именно – трудно сказать. Неизвестность? Пожалуй! Она во все времена манила и звала людей за собой.

Спустившись вниз, прилёг на траву. Приятно было сознавать, что лежишь на земле, по которой ходили Жрецы и Верховные Инки, а теперь ты, странник из далёкой Башкирии, в полной тишине заворожённо рассматриваешь опустевшие храмы, дома, порхающих с цветка на цветок крохотных колибри; вдыхаешь благоухание трав, слушаешь щебет невидимых пичуг. Думалось о скоротечности времени, о чём-то важном и возвышенном. Умиротворяющий, льющийся с небес покой навевал иллюзию, что это не птицы щебечут, а перекликаются души людей, живших здесь когда-то.

Внезапно меня охватила необъяснимая эйфория. Захотелось разбежаться, расправить руки-крылья и, взмыв над скалистыми пиками, парить, как кондор, над этим мистическим городищем, так удачно и естественно встроенным в природный ландшафт. А потом, нырнув в тесную долину – туда, где поблёскивает и шумит порожистая Урубамба, окунуться в её прозрачные струи, чтобы, смыв налипшую к душе грязь, стать чистым, как новорожденный младенец.

В этот момент меня кто-то осторожно ткнул в плечо. Поворачиваю голову и вижу… влажные губы… волосатую морду голубоглазой ламы. Служащие парка по утрам выпускают эти милые создания из специального загона, чтобы усилить у посетителей иллюзию перемещения во времена многовековой давности.

Из живности ещё видел среди камней семейку шиншилл – маленьких зверьков похожих на серые шарики, покрытые густым мехом с большими округлыми ушками (по плотности шерсти они рекордсмены – 25000 волосков на один квадратный сантиметр!).

Когда я попытался приблизиться к одной из них с фотоаппаратом, зверёк встал на задние лапки и «зарычал». А, увидев, что угроза не действует, поспешно ретировалась в кусты. Остальные дружно последовали за ним.

Как я уже отмечал, Мачу-Пикчу великолепно сохранилось. За прошедшие столетия сгнили только деревянные стропила и соломенные крыши. Само городище условно можно поделить на сектора: храмы, «дворцы» сановников и жрецов, площадь, дома простолюдинов на узких улочках, погост. Часть дворцов, храмов и жилых помещений вырублены прямо в скалах. По углам сторожевые вышки. Часовые с них могли обозревать местность на десятки километров вокруг и вовремя предупреждать о появлении врага. Ведущая к Мачу-Пикчу единственная тропинка была столь узкой, что позволяла небольшой горстке воинов отражать натиск целой армии.

Спланировано городище, из-за ограниченности места, экономно. Я бы сказал даже тесно. Постройки буквально жмутся друг к другу.

Квартала и отдельные здания соединены между собой, главным образом, лестницами, которые практически выполняют роль улиц. Есть короткие в пять-десять ступеней. Есть и гигантские - в сто пятьдесят. Дома скромные: каждый в одну комнату с выходом на узкую улочку.

На площади, выложенной плоскими камнями, на пирамидальном основании лежит громадный монолит Интиуатана (Место куда прикреплено Солнце). Он имеет довольно мудрёную ступенчатую форму с прямоугольным столбом посреди.

Два раза в год, в дни весеннего и осеннего равноденствий, светило некоторое время стоит прямо над «перстом», не давая тени, словно привязанное к нему.

Считается, что этот камень использовали и для жертвоприношений. Инки совершали их в честь Инти – Бога Солнца в дни равноденствия и в день восхождения на престол нового императора. Ритуал совершался в час восхода. Жрецы вскрывали у самой красивой девушки грудную клетку, доставали бьющееся сердце и поднимали его к небу: кровь, орошая камни, должна была помочь рождению светила. А священная сила девственниц, уходя в течении дня на небеса, очищала дорогу ему.

Жуть берёт от всей этой дикости, но в те времена юные девы почитали за счастье стать «невестой» солнца.

Когда возвращаешься в наши дни, с болью вспоминаешь, что и сейчас немало молодых женщин, взрывает себя, чтобы, убив десятки ни в чём не повинных людей, якобы попасть в рай. (Как можно попасть в рай, совершая смертный грех?! И потом, кто им дал право решать за Всевышнего, жить человеку или нет?!)

Интересно, что после Мачу-Пикчу мне стали сниться стройные по сюжету и очень конкретные в деталях сны. (Правда, недолго – с месяц). В них я явственно проживал ещё одну жизнь, и было занятно ощущать себя в двух параллельных мирах.



ПУНО и ТИТИКАКА

От Куско до священного озера Титикака, на берегу которого расположен город Пуно, 390 километров. Дорога к нему, долго петляя по узким межгорным долинам, вывела к полудню на перевал Ла Райя (4300 м). Незадолго до него, останавливались перед стоящей поперёк ущелья громадной глиняной стеной, высотой не менее двадцати метров - это всё, что осталось от центральной части храма инкской эпохи. Поблизости видно частично отреставрированное селение: остовы домов, разделённых улочками.

Нас удивило то, что сама стена и постройки сложены не из каменных блоков, как в окрестностях Куско, а из глиняных. И хотя эти блоки не обожжены, их прочность, несмотря на обилие осадков, позволила ей выдержать пятивековое испытание.

Дальше ущелье резко сужалось, а сам перевал был затоплен туманом, вернее, застрявшей тучей. В этом месте водитель неожиданно остановил машину и попросил нас выйти. У меня мелькнула мысль: «двигатель перегрелся, придётся до водораздела идти пешком», но, отнюдь. Он повёл нас сквозь молочную мглу к пешеходному мостику, перекинутому через бурный горный поток. Когда мы оказались на противоположной стороне, он торжественно объявил:

- Амиго, поздравляю! - Вы перешли через крупнейшую реку мира – Амазонку. Здесь её исток. Тут она зовётся Урубамба, ещё ниже - Укаяли. Имя Амазонка она получит после слияния с рекой Мараньон.


Вот тебе на! За пять секунд пересекли величайшую реку планеты! Сравнивать Амазонку с другими водными артериями - это всё равно, что сравнивать анаконду с ужом – столь несопоставимы весовые категории. Эта громадина несёт в океан 20% всей пресной воды!) И хотя здесь она пока не впечатляет, имперский характер чувствуется. Сквозь неумолчный шум пенистого потока отчётливо слышно, как вода тащит по дну камни, то сталкивая их, то разъединяя.

Своё имя Амазонка получила от неутомимого исследователя Южной Америки капитана Франциско де Орельяна, который с несколькими десятками солдат отправился в таинственную сельву на поиски мифической страны Эльдорадо. Перевалив Анды, он обнаружил громадную реку. При сплаве по ней до Атлантического океана, ему пришлось не единожды отбиваться от воинственных-амазонок. В память о них капитан назвал эту водную дорогу Амазонкой.

Довольный произведённым впечатлением, водитель рассказал, что выше этого места в ущелье есть пещера. С её сводов свисают сосульки сталактитов всевозможных оттенков. Навстречу им растут сталагмиты. По подземным гротам текут ручьи. Спелеологи, обследовавшие эту пещеру, в одном из ответвлений упёрлись в огромную плиту. Её поверхность была до того гладкой, что не оставалось сомнений в искусственности её происхождения. Материал плиты настолько прочный, что удары молотка не оставляли следов. Спелеологи предположили, что за ней скрывается один из тайников инков.

Как только преодолели водораздел туман исчез. Ущелье разошлось широким раструбом, и нашим взорам открылось просторное, продуваемое всеми ветрами высокогорное Альтиплано.

Горы здесь мельче, их контуры помягче. Леса исчезли вообще. Сплошь луга с тучным разнотравьем и рассыпанными по ним отарами овец, стадами коров. Повыше табуны альпака, паущихся под присмотром одного-двух гаучо. Небольшие в пять-десять дворов деревушки мелькали одна за другой.

Дома из коричневых глиняных блоков, узкие, двухэтажные с крохотными двориками, закрытыми от посторонних глаз высокой глинобитной стеной. Крыши железные, либо черепичные. У самых бедных крестьян она из почерневшей соломы, но даже у них туалеты в образцовом состоянии: покрашены, а сзади непременная вытяжная труба. В некоторых селениях часть домов пустует: города – ненасытные пылесосы - из года в год высасывают из деревень народ.

Террасных полей, как в каньонах Колка и среднем течении Урубамба, не видно. Долина настолько широкая и размашистая, что крестьянам нет нужды лепиться по склонам. Тем не менее, земельные наделы и здесь не велики: 10-20 соток. Встречаются и крупные коллективные хозяйства: несколько длинных коровников, просторные загоны, поодаль пара улиц.

Проехали сквозь весёлый, шумный, весь в цветистых головных уборах и не менее ярких юбках, город беспошлинной торговли Хулияка. От него у меня осталось ощущение огромного муравейника, кишащего торговками и заставленного прилавками. При этом на одного покупателя не меньше двадцати продавцов! Наш микроавтобус с большим трудом протискивался по запруженным улицам. На одном повороте даже встали: ждали, пока хозяева переместят свои развалы поближе к стене дома.

Окраина Хулияки несколько подпортила ощущение праздника: сотни убогих лачуг, рядом с ними чадят печи для обжига кирпичей. Работают семьями, включая малолетних детей. Одни месят глину ногами, другие закладывают её в формы, третьи на носилках уносят их к печи. Готовый красный кирпич выкладывают на поддоны прямо у дороги – подъезжай и грузи. Удобно!

В Пуно въехали при быстро сгущающихся сумерках. Город широкой подковой опоясывал крутые берега одного из заливов озера со смешным названием Титикака. По древним преданиям Творец Виракоча именно в этом озере выловил Солнце и Луну рожденных Матерью-Водой.

Поселились в хостеле «Империал». Несмотря на поздний час, на улице кипела торговля овощами, фруктами, сувенирами, напитками. Продавцы, а это только женщины, все в национальных одеждах. Здесь уже иные головные уборы - крохотные чёрные шляпки из фетра. Точь-в-точь, как у Чарли Чаплина. Непонятно только, как они держатся у них на самой макушке? Женщины (это типично для всей Южной Америки) крупные, с грубыми, мужеподобными лицами, суровым взглядом. Лишь молоденькие девчата изящны и привлекательны. Невольно задаёшься вопросом: «Отчего с женщинами происходят такие удивительные метаморфозы?» Может от тяжёлого, каждодневного труда в условиях высокогорья? Всё же здесь высота порядка 4000 метров.

В этих краях живут потомки племени аймаров. Их изначальные религиозные воззрения базировались на обожествлении гор, Матери-Земли (Пача-Мама), зверей и подземного духа, связанных между собой неразрывностью цикла жизни и смерти на земле. В дальнейшем на доиспанские культы наложился и католицизм, но сохранился обычай устраивать костюмированные шествия с головными уборами из перьев, масками, шкурами…

Городские кварталы поднимаются от озера по крутому береговому склону с отметки в 3810 метров до отметки 4150 метров. И хотя мой организм уже адаптирован к высокогорью, всё равно, как только нарастает нагрузка, так сразу учащается пульс, появляется одышка.

В последние годы Пуно стал фольклорной столицей Перу. В дни национальных праздников он превращается в центр веселья, песен и народных танцев на который съезжаются тысячи туристов со всего мира.

Утром 15 марта отправились на стареньком катере в составе группы из десяти человек в двухдневное путешествие по перуанской части озера Титикака, являющегося самым высокогорным судоходным водоёмом на нашей планете. И размеры у него нешуточные: при ширине 65 километров его длина почти 200 километров.

Среди пассажиров катера выделялся активностью и громоподобным голосом здоровенный финн. Он странствует по странам Южной Америки уже третий месяц (оказывается в Финляндии отпуск три месяца, из них полтора оплачиваемые). Остальные наши попутчики тоже из Европы. Все общительные, доброжелательные. Охотно рассказывают о себе, с интересом расспрашивают о жизни в России.

Чем дальше отплывали от берега, тем чище становилась вода. Окунул руку – холодновата, не выше 12 градусов. Вскоре показались плавучие острова, сложенные из тростника индейцами племени Урос.

На этих рукотворных плавунах они с незапамятных времён спасались от набегов враждебных племён, а впоследствии и конкистадоров. Так и живут по сей день, не меняя устоявшегося уклада жизни: срезают и вяжут в снопы тростник для укрепления и расширения острова, делают из туго связанных пучков тростниковой соломы каноэ для рыбалки, строят катамараны для «выхода в свет», возводят хижины, плетут циновки, занавески, мастерят игрушки. Ловят и сушат на вешалах рыбу, в основном озёрную форель, охотятся на водоплавающих птиц, разводят морских свинок.

Угроза нападения враждебных племён давно канула в лету, но на материк никто не переселяется – на островах им привычней.

Благодаря постоянно складываемым на них пучкам тростника, острова не только разрослись вширь, но и отяжелели, стали малоподвижными. Сейчас на озере около сорока таких дрейфующих платформ. На самых крупных имеются школы, магазины, музеи. У «берегов» с десяток лодок разных размеров. В том числе катамараны с навесом и загнутыми носами, украшенными стилизованными, сплетёнными из тростника оскаленными головами пумы. (Один в один с тем, что был у Тура Хейердала во время экспедиции «Ра-2» на остров Пасхи). Такие лодки с каютой на десять человек индейцы Титикаки сплетают из свежесрезанных стеблей тростника за один месяц.

Остров, к которому мы подплыли, слегка покачивало, то там, то здесь что-то поскрипывало, похлюпывало, напоминая гостям: осторожно, под вами десятки метров воды!

Завидев нас, обитатели деревни высыпали из тростниковых «чумов» и, пританцовывая, запели. Из «дверных» проёмов выглдядывали повылазили и с любопытством глазели на нас сопливые карапузы. Было очевидно, что все рады нашему визиту – появился шанс заработать.

Пока мы «гуляли» в сопровождении гида по мягкой и пружинистой «улице» деревни, осторожно обходя места, где сквозь тростниковый пол проступала вода, плотные, но чрезвычайно подвижные и сноровистые, женщины накрыли стол. Угощение не затейливое: заваренный на листьях коки чай и домашние булочки.

Взбодрившись, покатались на тростниковой лодке. Мы с Эмилем даже немного поработали огромными вёслами. За все эти удовольствия каждый заплатил по 10$.

Попрощавшись с уросчанами, сели на катер и запрыгали по волнам к центру озера – туда, где возвышался каменистый остров Амантани.

Разгулявшиеся на просторе волны становились всё круче и напористее. Это щекотало нервы – как ни как под нами многометровая толща воды.

Напряжение спало лишь, когда зашли в овальную бухточку и причалили к сложенному из природного камня пирсу со стороны пологой, заселённой половины острова. Противоположная, крутая и каменистая, для жизни не пригодна. Амантани остров небольшой: четыре на три километра. Ветер дул с обратной стороны, и в бухточке было спокойно. Мерно накатывающиеся волны неутомимо шлифовали галечный берег.

Между разбросанных в беспорядке домов выделялись небольшие рощицы, состоящие из громадных дуплистых деревьев. То, что местные жители сохранили их, вызывало уважение, ведь зимой здесь по несколько месяцев держится минусовая температура, и воздержаться от соблазна поживиться дровами - это подвиг, говорящий о высокой культуре островитян и почтительном отношении к окружающей их природе.

В деревне пять сельскохозяйственных коммун по 50 человек в каждой. Они занимаются выращиванием бобов, ячменя, картофеля, маиса на каменистых террасах размером в одну-две, а то и меньше, сотки.

Гривастый, похожий на матёрого зверя, староста «раздал» нас по семьям очередников, делая пометки в своём журнале: он строго следит за тем, чтобы в течение сезона каждый двор принял одинаковое число туристов, дающих ощутимую прибавку к скудному семейному бюджету.

Узнав, что мы русские, островитяне широко заулыбались и стали поглядывать на нас с ещё большим интересом. Кто посмелее, подошёл поближе – гости из России здесь чрезвычайная редкость. Вообще, должен сказать, что в Южной Америке к россиянам относятся с большой симпатией. Видимо, Россию по-прежнему воспринимают как противовес янки, к которым у латиноамериканцев стойкая неприязнь.

После того как мы с Эмилем внесли в кассу общины по 20 солей (в сумме это составляет 400 рублей), староста подвел нас к невысокому, с мягкой, застенчивой улыбкой на лице, индейцу и сказал по-испански:

- Это Валерио. Идите за ним.

Пока поднимались по каменистой тропе к его двухэтажному П- образному дому, наши рюкзаки несли жена Валерио и её соседка – таковы местные обычаи. Кстати, глядя на женщин, не скажешь, что поклажа была им в тягость. Валерио же всем встречным с гордостью объявлял: «Русиан, русиан!». Люди удивлялись и с таким любопытством оглядывали нас, что я невольно стал проверять – всё ли у меня застёгнуто.

Улиц и дорог в селении нет. Только широкие тропы между каменными стенками-заборчиками, обрамляющими бессистемно стоящие дома и примыкающие к ним хозяйственные постройки с огородами. Время на этом острове словно остановилось. Здесь не знают не только машин, но и велосипедов.

Встретила и провела нас в приготовленную комнату на втором этаже мать Валерио – суровая, черноволосая, несмотря на преклонный возраст, индианка. За всё время, что мы прожили у них, мы так и не услышали ни от неё, ни от её улыбчивой снохи, ни единого слова.

Обедать пригласили в маленькую кухоньку с глиняным полом и крохотной, очень экономичной в плане потребления дров печуркой из отожжённой глины. Три полешка, благодаря слабенькой тяге, чуть горели, правильнее будет сказать – тлели, но жар давали настолько сильный, что на трёх камфорках всё кипело и шкворчало.

На первое подали суп (слава богу, индейцы, как и россияне, не могут жить без него). На второе - рагу из картофеля, помидоров, огурцов, заправленных жареным сыром. Всё очень вкусно и сытно. Что интересно, огурцы здесь срывают, только когда они достигают максимальных размеров, а жёсткую, пожелтевшую кожуру перед употреблением срезают, как у картошки.

На улице жара, а в доме прохладно. После еды прилегли на топчаны отдохнуть. В открытую на террасу дверь видна поблёскивающая на солнце водная гладь, упирающаяся на горизонте в синие зубцы гор. То и дело залетает ласковый ветерок. Тишина, покой. Под окном цветёт герань вперемешку с красной и розовой гортензией. За ними - небольшой участок с колосящимся ячменём, справа - роща высоченных эвкалиптов и семейка унизанных острыми иглами кактусов.

Эта патриархальная и вместе с тем экзотическая картина расслабляла. От накатившего умиротворения, я, было, задремал, как вдруг соседский ишак зашёлся в истерических воплях и разрушил царившую вокруг меня благодать. Эх, до чего ж бестактное животное!

Остров Амантани гористый и имеет несколько вершин. Самая высокая Пача-Мама (Земля-Мать) – символизирует, по верованиям индейцев, единство времени и пространства, чуть пониже – Пача-Тата (Земля-Отец), остальные - сыновья. На самой макушке Пача-Мама находятся руины храма Солнца.

К 16 часам все приехавшие на катере собрались на центральной площади у фонтанчика (!), возле памятника индейскому воину. Пока поджидали застрявшего в сувенирной лавке финна, послушали индейские мелодии в исполнении местных музыкантов. Когда скандинав, наконец, появился, староста повёл нас на вершину горы.

Тропа проходила мимо баскетбольной площадки, окружённой несколькими рядами болельщиков в национальных одеждах. На игру они реагировали весьма сдержанно: вздыхали или молча улыбались. Лишь самые эмоциональные били себя кулаком в грудь.

Дома кончились, пошли огороды. Поначалу каждый шаг давался с трудом. Я то и дело останавливался, чтобы восстановить силы - высота-то 4000 метров! Но в какой-то неуловимый момент (кажется, после того как миновал каменную арку над тропой) из каких-то неведомых источников в меня влились силы, и я пошёл, с каждым шагом наращивая скорость. Очень приятное, надо сказать, состояние. В такие минуты кажется, что тебе всё по плечу.

На вершину поднялся с большим отрывом от остальных. Здесь уже поджидали аймарки с чёрными толстыми косами, свёрнутыми на голове в кольца. Они сидели на траве, обложившись грудами вязаных изделий и смотрели с такой мольбой, что я купил всем трём дочерям белые, с коричневым орнаментом, кофты из нежной шерсти альпак.

Взглянуть на Храм Солнца не удалось – закрыт трёхметровым забором на реставрацию. Чуть в стороне, на возвышении, как на постаменте, высилась каменная глыба. Чтобы лучше обозреть окрестности, я взобрался на её макушку и застыл от восхищения: был тот самый момент, когда всё озеро усыпано переливающимися в лучах закатного солнца стружками «золота». (Так вот откуда легенда о том, что в водах Титикака родилось Солнце!) На самом небосводе тихо тлели, чуть дымясь кровью, высоко взлетевшие облака. Сумерки на этой широте короткие. Остров на глазах погружался в чернильную мглу. Унося последние отголоски дня, по небу проплыл запоздалый клин красных, от лучей невидимого уже солнца, гусей. Те облака, что повыше, ещё несколько минут отражали прощальные отблески светила, скрывшегося за гребнем почерневшего хребта, но вот и они погасли. Земля и небо слились в непроницаемо-угольной тьме, старательно засеваемой Виракочей алмазными зернами звезд. Неясные силуэты прорисовались только вблизи, принимая самые фантастические очертания. Воздух сразу посвежел, запахло влагой. Из-за горы в звёздную заводь лебедем выплыла луна. Как красив и неповторим каждый закат!

Спускались, подсвечивая дорогу фонариками. В деревне электричества нет и, чтобы мы не заплутали, в конце тропы нас поджидали заботливые хозяева.

Ещё утром мы с Эмилем договорились, что моё шестидесятилетие отметим во время ужина. Валерио, узнав о юбилее, позвал двух соседей (один из них пришёл с гитарой), а сам достал тростниковую флейту. Индейцы сначала о чём-то пошептались, а потом дали шикарный концерт-поздравление. Хозяйка тем временем накрыла во дворе стол, я открыл бутылку водки «Золото Башкортостана» (так и хочется написать более нежное - «Золото Башкирии») и мы допоздна веселились при свете керосиновой лампы.

У Валерио оказался очень приятный тембр голоса. Индейские лирические песни в его исполнении трогали до глубины души. Потом гитара перешла к Эмилю. Его русские романсы очаровали нас не меньше. Когда бутылка опустела, в ход пошла «писка» – местная водка из винограда.

В сорока метрах от нас на покрытый галькой берег мерно накатывали волны, приплясывали на мелкой ряби лунные блики, а два белоголовых россиянина и три черноволосых индейца племени аймары братались, провозглашали тосты за дружбу между народами. Нам было хорошо, душевно и радостно.

Антонио, товарищ Валерио, разоткровенничался настолько, что похвалился, что знает место, где находится затонувший инкский храм. Обнаружил он его случайно, когда нырял за оторвавшимся якорем. В нём стоят покрытые илом статуи из золота. Но это место он не разглашает, потому что получил запрет от Пача-Мамы. Она приходила к нему в ту же ночь и сказала, что настанет час и придут люди из катакомб и перенесут их в её Дом. После этого она обретёт силу и родится новый Инка, который устроит справедливый мир. Тогда на Земле воцарит благоденствие. Мы с Эмилем слушали внимательно, но в душе посмеивались нал этими фантазиями.


Проснувшись утром, ужаснулся:

- Боже, мне пошёл седьмой десяток!

Чтобы не попасть под власть этого страшного числа, я сказал себе: «Камиль, вчера ты достиг пика. Теперь начинается спуск и отсчёт лет в обратном направлении. Так что распечатал ты не седьмой, а пятый десяток, и с этого дня будешь не стареть, а молодеть год от года!»

Ловко я с перепугу сочинил?! Посмотрим через несколько лет, что из этого настроя на омоложение выйдет.

Жизнь на острове течёт размеренно, неторопливо, без суеты. Не удивительно, что мать Валерио в 90 лет (проверил свои дневниковые записи – оказывается ей ещё больше – 92 года!) довольно крепкая, властная женщина. Лицо, конечно, в кружеве глубоких, словно вырезанных резцом, морщин, но спина прямая, подбородок держит высоко.

Интересно, что когда мы надумали купить у жены Валерио шерстяной шарфик с шапочкой-шлемом и попросили снизить цену, сам Валерио побежал к матери за разрешением. И деньги отдал ей же.

Пенсия в Перу даётся сразу, как только выработал положенный стаж. Так, учителю необходимо отработать 30 лет. То есть, если работаешь в школе с двадцати лет, можешь уйти на пенсию в пятьдесят. А если не работал, то пенсии не жди. Во главу угла поставлен стаж работы. Справедливо!

Что ещё на Амантани бросается в глаза? Люди приветливые, полны достоинства. На их лицах не увидишь ни тени раздражения. Разговаривают тихо, в полголоса. Женщины работящие (а где иначе?) - вяжут даже когда идут по тропе за водой. Грузы тоже в основном они носят: сушняк, траву для скотины, ну и, разумеется, детей. Всё за спиной, в платках-сумках. Я, наконец, разглядел, как они «загружают» их. Расстилают платок, груз кладут посередине и два противоположных угла накидывают на него. Потом берутся за два других и ловко забрасывают за спину. Всё предельно просто.

На фотоаппарат островитяне реагируют спокойно, по большей части даже доброжелательно. На материке же, если видят нацеленный объектив, то либо яростно требуют денег, либо в панике убегают.

Туалеты, как, впрочем, и везде в Перу, с непременной вытяжной трубой. На территории острова ни одной свалки, на тропах - ни соринки. Чистота идеальная. Люди здесь живут по законам, выработанным изолированной от мира общиной веками. Того, кто нарушает их, ожидает несмываемый позор и всеобщее презрение. Удастся ли им и дальше сохранять прежний уклад жизни, отеческие традиции, выработанные в изолированной общине покажет время.



После завтрака вся спаянная ночной пирушкой компания проводила нас с Эмилем до пристани. Несмотря на возражения, нести рюкзаки нам опять не позволили: это удел безропотных женщин.

По дороге Валерио деликатно поинтересовался:

- Камиль, не сможет ли мой приятель пожить у тебя в России?

Я, слегка растерявшись, говорю:

- Да, это возможно, квартира большая. – Но, на всякий случай, уточняю, - А как долго?

- Постоянно… Ты не пугайся, он ничего не ест и занимает мало места.

Тут Валерио протягивает мне вырезанного из дерева индейца, одетого в национальный костюм.

Я растроган, судорожный комок сдавил горло. Нахлынувшее чувство благодарности искало выхода. Хотелось сделать что-то приятное для этого, в общем-то, мало знакомого мне человека. Достал швейцарский складной многофункциональный ножичек и смущённо протянул ему. Валерио обрадовался подарку, как ребёнок:

- Теперь я самый богатый человек на острове! – воскликнул он.

Когда вся группа зашла на судно, отправились к следующей точке нашего маршрута – острову Такуиле. Как только катер вышел из-под защиты скал на открытую воду, боковой ветер принялся изо всех сил раскачивать судно. Вскоре у моих спутников появились первые признаки морской болезни: нарастающие приступы тошноты, головокружение. Меня же выручала привычка к болтанке, приобретённая в те времена когда ходил матросом на китобойце «Вольный».

Чтобы волна не перехлестывала через борт, рулевому приходилось держать нос катера навстречу ветру. Получалось, что мы шли к острову не прямо, а под углом 45 градусов. Минут через пять после того, как в бак залили солярку из запасной канистры, мотор сначала простуженно зачихал, а затем и вовсе заглох. Обрадованные волны подхватили неуправляемое судёнышко и стали раскачивать его, будто люльку. Срываемые порывистым ветром с пенных гребешков брызги, щедро окропляли нутро катера и пассажиров. Вскоре уже половина из них, отрешившись от всего, лежала на скамьях с лицами бледно-зелёного цвета. Помощник моториста (сам моторист копался в двигателе, что-то бормоча: то ли молился, то ли поминал нечистую силу) принялся протирать лица лежащих пластом туристов спиртом. Тех, кому было совсем плохо, заставлял дышать сквозь смоченную в спирте тряпочку. Удивительно! Это помогало - люди оживали.

Ветер, шквал за шквалом набирая силу, достиг резиновой упругости. Тяжёлые волны, утратив степенную размеренность, теперь жадно набрасывались на катер крутыми валами, временами перехлёстывающими через борт. Вода стала быстро наполнять нашу беспомощную посудину. Тяжелея, мы осаживались всё ниже и ниже. Я обшарил глазами борта и перегородки катера в надежде увидеть спасательные круги, но, увы, - их не было.

В воображении невольно возникла жуткая картина: заполненный водой катер, плавно покачиваясь, идёт ко дну, и следом медленно погружаются в чёрную, холодную бездну наши распростёртые тела. Из памяти некстати всплыла информация о том, что глубина Титикака более трёхсот метров!

Эта невесёлая перспектива так взбодрила меня, что я, вылив за борт сок из двухлитрового пакета, срезал на нём боковину и принялся лихорадочно вычерпывать воду. Моторист одобрительно кивнул. Ко мне присоединился Эмиль, а за ним и все те, кто ещё был в состоянии двигаться.

После многих безуспешных попыток запустить движок, моториста осенило (у меня эта мысль уже мелькала, но я почему-то стеснялся довести её до индейца): он перекинул шланг на второй бак. Мотор, выпустив пару клубов чёрного дыма, вдруг ритмично затарахтел. Этот долгожданный стук был для нас слаще аккордов самой гениальной симфонии. Мы просияли, как дети, чудом избежавшие родительской порки. Повеселевший капитан поставил катер носом к волне и пошёл по косой к чернеющему острову. А мы продолжили дочерпывать остатки воды.

Когда сошли на остров, оба индейца опустились на колени и, поцеловав землю, осенили себя крестным знамением. Я тоже мысленно перекрестился.

Остров Такуиле в отличие от Амантани заселён гораздо плотнее и по всему периметру. Он прославился тем, что вязанием здесь занимается исключительно мужская часть населения. Было удивительно видеть гордо восседавших на стульях, несмотря на сильный ветер, колоритных, с суровым профилем мужчин, в узловатых пальцах которых, быстро мелькают, поблёскивая на солнце, спицы.

Главный источник шерсти – пасущиеся повсюду овцы. Правда, здесь они какие-то карликовые, почти игрушечные. И национальная одежда у индейцев здесь иная. У мужчин чёрные брюки и белые с чёрным, жилетки, расшитые пояса, на которых изображен календарь сельскохозяйственных работ на год. И непременный атрибут: вязаные шапочки-колпаки, как у гномов. В свешивающемся на бок кончике хранятся листья коки. Если шапочка с поперечными цветными полосами, это значит, что мужчина семейный. Решивший жениться юноша к свадьбе должен связать себе специальную красно-белую шапочку. Женщины в белых кофтах и чёрных домотканых платках, украшенных увесистыми кисточками-бахрамой.

На площади ко мне подбежали две девчушки. У них были такие славные, умильные личики, что я угостил каждую шоколадкой. Они спрятали их в кармашки и стали клянчить ещё и денег. В кошельке у меня было с десяток мелких монет - высыпал все в протянутые ладошки. Взвизгнув от счастья, они тут же помчались в припряжку к подружкам хвастаться свалившимся «богатством».

Возвращались в Пуно в сопровождении волнистого отражения носатого месяца. Ночью снилось, будто кто-то тянет меня за ноги на дно, а я отчаянно хватаюсь за мокрую верёвку, но она выскальзывает, и я погружаюсь в чёрную пучину всё глубже и глубже. Проснулся весь в поту и долго не мог сообразить, где я.

БОЛИВИЯ

Боливия – площадь 1098580 кв. км, население 10 миллионов, столица – Сукре (официально), продолжительность жизни мужчин – 62 года, женщин - 67 лет.


До обеда занимались в консульстве Боливии оформлением виз. Выдаётся она бесплатно, но потрудиться пришлось изрядно. Сначала в поисках ксерокса обегали весь центр. Найдя его, сделали копии паспортов, сертификатов о прививках, авиабилетов. Потом через Интернет заказали гостиницу в Ла-Пасе и два часа ждали, когда придёт документальное подтверждение. Затем сфотографировались, и только после этого нас записали в очередь к консулу.

Тот оказался спесивым буквоедом, упивавшимся своей безграничной властью: ничего не объясняя, почиркал анкету и сказал «Не правильно! Переписать!». Общаться на английском наотрез отказался, хотя было видно, что понимает. (Наверное, правильно делает – мы же в Латинской Америке!). Ладно, Эмиль уже сносно испанским языком овладел, и мы с третьего захода всё же заполнили и мудреную анкету, и заявление без ошибок. Иначе не видать бы нам Боливии. Можно было, конечно, попробовать с пограничниками договариться, но это опасная затея. Впустить, может, и впустили бы, да только потом как без отметки в паспорте выедешь?

Когда марка с вожделенной визой, наконец, появилась в наших паспортах, до отправления последнего автобуса в Боливию оставалось всего тридцать минут. Простимулировав таксиста возможностью получить хорошие чаевые, мы всё же успели заскочить в автобус в момент выезда его с автовокзала.

Первую половину пути ехали по берегу Титикака. Узкая лента земли между дорогой и водной гладью была вся в лоскутках миниатюрных золотистых полей созревшего ячменя. Здесь ни один клочок «не простаивает» без дела. Крестьяне серпами срезают стебли с тугими колосьями и ставят их в снопы - хорошо знакомая картина из давнего деревенского детства. Справа по склонам гор бродят тучные стада коров, отары овец.

Граница встретила привычной суетой и беготнёй между пропускными пунктами с полосатыми шлагбаумами: оплачивали сборы, ставили штампы «вышел – зашёл». Завершающим аккордом стал дотошный «шмон» рюкзаков на предмет контрабанды. Наконец, трогаемся и через полчаса въезжаем в уютный боливийский курортный городок Копакабана, прилепившийся на склоне холма и застроенный небольшими двух-трёх этажными отелями в колониальном стиле.

Мы и поселились в отеле «Колониал»! Цены совсем смешные: 6 долларов на двоих! (90 рублей с человека!). Против наших это до неприличия дёшево, но ведь не разоряются! Я бы сказал, даже неплохо живут! Почему же у нас три шкуры дерут?

По заставленной сувенирными лавками улице, спустились в быстро густеющих сумерках к бухте: рассчитывали на приятную прогулку по набережной и романтический вечер за кружкой пива. Но нас ожидало разочарование. Набережная представляла собой захламлённый, покрытый грязными рытвинами берег, погружённый к тому же в виду отсутствия фонарей в непроницаемый мрак. Контраст разительный: наверху шикарные отели, а внизу - такое убожество! Тут не то что гулять, ходить страшно. Несуразица какая-то! Обычно набережные в городах - самая красивая и обустроенная зона с ресторанами, кафе, уютными сквериками. В общем, ужинали без «вида на море с лунной дорожкой».

Кстати, Боливия до 1824 года входила в состав Перу. После разгрома испанских колониальных войск борцами за независимость под предводительством Боливара и Сукре эта страна была разделена на две части, образовавшие новые государства: собственно Перу и новое - Боливию. Здесь, как и в восточной части Перу, большинство населения – индейцы, уклад жизни которых не изменило даже 300-летнее испанское владычество. В Андах живут кечуа, а в окрестностях озера Титикака (озеро находится на территории двух государств) – аймары. Большинство населения до сих пор говорит на языке предков.

Утром спустились в бухту, сплошь забитую лодками, яхтами, и на скоростном катере помчались к острову Солнца. Его контур на карте действительно напоминает солнце: от центрального «ядра» во все стороны расходятся, причудливо извиваясь, узкие щупальца.

Высота острова около трёхсот метров. На восточной стороне в небольших бухтах приютились три селения. Проплыв первые два, высадились в последнем. Зернистый песок, раскалённый высоко стоящим солнцем, лениво окатывали мягкие кулачки волн. У домов в пыли рылись куры. Загорелые старики неторопливо беседовали о чём-то. Безмятежная тишина и покой царили вокруг. Проводник повёл нас по каменистой тропе к руинам цитадели на вершине холма.

От открывающихся красот мы то и дело замирали от восторга: до того живописны были скалистые берега, украшенные мазками сочной зелени; прозрачные бухты с изумрудной водой, сквозь которую отчётливо просвечивались разбросанные в беспорядке каменные глыбы и тёмно- зелёные поля водорослей; зеркальная гладь озера и вздымающийся над ней хребет в серебристой насечке ледников.

В этом месте Титикака особенно похоже на наш Байкал в летнюю пору: суровое, могучее, величественное! А бухты напомнили мне побережье Японского моря в Хабаровском крае.

Правда, местные руины после Мача-Пикчу и Ольянтайтамбо не произвели впечатления. Отдохнув на каменных скамейках, стоящих вокруг стола из гранитного монолита, спустились обратно и на катере вернулись к первой овальной бухте с высоким, украшенным мощными скальными выходами, берегом. На его кручах, в тени деревьев, лепились в беспорядке глинобитные хижины.

На самую высокую точку острова карабкались между хижин с крошечными земельными наделами вместе с индейцами, несущими мешки с цементом. На вершине стоял внушительный крест. Поодаль угадывались остатки древних построек из камня. На них велись реставрационные работы. Переведя дух - запыхались изрядно (сказывалась четырёхкилометровая высота), отсняли на видео панораму Титикака, обрамлённого горами, особенно высокими и заснеженными на юго-востоке, где, судя по карте, находится столица Боливии - Ла-Пас.

Ночевали в крытой соломой хижине за 20 боливиан (80 рублей!) на двоих. Рядом, прямо на краю отвесного обрыва, душ с чёрным баком на крыше, отдельно туалет, в котором через дырку в полу можно лицезреть плещущееся внизу, в метрах двадцати, озеро. М-да! Живо представилось: островитянин справляет нужду, а под ним проплывает лодка с туристами…

На ужин черноокая хозяйка приготовила местную форель с зеленью и подала её с бутылкой холодного боливийского вина. Яркие звёзды на чёрном бархате, едва угадывающаяся зыбь высокогорного озера, чуть уловимый ветерок, терпкое вино – что ещё надо для счастья?

На следующий день, отключившись от всех забот, продолжали упиваться окружающими нас красотами и царящим вокруг покоем. Слушали шёпот мерно накатывающих на берег волн: казалось, что это шелестит сочащееся в никуда Время. Мечтательно любовались на парящие в ультрамариновом солнцевороте полупрозрачные перистые облака, на сплетённые из тростника суда, рассекающие «усиками» гладь озера. Представляли, как на таком же судне плыла к острову Пасхи команда Тура Хейердала вместе с нашим незабвенным Юрием Сенкевичем.

Я довольно долго загорал и купался: пекло так, что холодная вода Титикака казалась благом. В голове вертелся каламбур «Над островом Солнца - слепящее солнце». В общем, было хорошо как никогда!

Час расплаты за удовольствие и беспечность настал вечером: моё тело покрылось столь крупными водянистыми волдырями, что в последующие двое суток меня не покидало ощущение, будто живот и спину поливают кипящим маслом. (Эмиль избежал этой пытки, поскольку наслаждался видами природы, отсиживаясь в тени). Что на это сказать? Наверное, больше всего подойдёт такая фраза: «Дуракам закон не писан!». Знал же, что на высоте 4000 метров ультрафиолета - бездна! Так нет - надо обязательно проверить.


ЛА-ПАС


Из Копакабаны отправились в Ла-Пас – самый крупный по численности населения мегаполис страны (1 млн. 600 тыс.). Если посмотреть на карту. до него рукой подать, но, из-за паромной переправы дорога заняла полдня.

На высоченный гребень кратера спящего вулкана, на дне которого раскинулся город, автобус взбирался уже в кромешной тьме. Достигнув его, ахнули от изумления: под нами, глубоко внизу, колыхалось море огней. Когда стали спускаться по внутренней стенке кратера, возникла иллюзия, будто погружаемся в жерло, залитое огнедышащей магмой. Это не удивительно: перепад высот от верхней кромки кратера до дна почти километр.

В самом городе по всем улицам, несмотря на поздний час, текли, подобно лаве, змеевидные потоки машин, по большей части старых и немилосердно чадящих. Водители, истошно сигналя, несутся напропалую, не обращая внимания на манёвры соседей. Наше такси, чудом избегая столкновений, с трудом протискивалось сквозь этот хаос автомобилей и снующих повсюду пешеходов.

С размещением возникла проблема. Похоже, что отелей здесь значительно меньше, чем в Перу. После двухчасовых поисков с трудом сняли комнатку за 80 боливиан – 320 рублей.

В городе довольно прохладно: сказывается высота и близость ледников. Кстати, Ла-Пас, самая высокогорная столица в мире (официально столицей Боливии объявлен город Сукре со 100-тысячным населением, но по факту всё же Ла-Пас – здесь резиденции и Президента, и Правительства).

С утра знакомимся с этим многоликим, разношёрстным конгломератом, плотно покрывающим дно древнего кратера. (Не перестаю удивляться беспечности и недальновидности людей: вулкан ведь в любой момент может проснуться и разбросать на десятки километров все эти дома с их легкомысленными обитателями).

Боливия относится к бедным странам, но, глядя на её столицу, этого не скажешь. В центре, наряду с красивыми старинными зданиями XVIII-XIX веков, много современных высоток из стекла и бетона. Парадные входы Президентского дворца и Дома Правительства находятся, как и в Кито, на главной площади в десяти метрах от отдыхающих здесь с детьми горожан. Посреди неё сквер с фонтаном, клумбами и непременной конной статуей какому-то военачальнику. По всей видимости, одному из героев борьбы за независимость от испанского владычества.

На улицах обращают на себя внимание стайки школьников. Все в чистых, отутюженных формах. На плечах погончики, на рукавах лычки – их количество соответствует классу. Что интересно, молодёжь прогуливается с уже забытыми у нас транзисторными приёмниками, но, в то же время, Интернет-кафе на каждом шагу.

Плотность транспортного потока днём ещё более возросла. Самая точная характеристика принципа движения - неуправляемый хаос с минимальным, леденящим сердце европейца, зазором между беспорядочно передвигающимися авто. Считается, к примеру, нормальным с крайней правой полосы неожиданно, не включая даже сигнала «поворот», пересечь в полуметре от идущих машин всю улицу налево и наоборот. Что интересно, точнее, удивительно, мы ни разу не слышали возмущённых криков и злобных ругательств в адрес лихача. При этом аварий практически нет. Наблюдая за рискованными, непонятно каким образом благополучно завершающимися манёврами, на ум невольно приходит мысль: «Анархия – мать порядка!»

Мало того, тротуары узкие, и часть пешеходов движется в одном потоке с автотранспортом. Автобусы ходят с открытыми настежь дверями, и стоящий в них кондуктор, выкрикивая пункт назначения, зазывает пешеходов.

Вообще, водители в Перу и, в особенности, в Боливии – это отдельная тема! Теперь мне понятно, почему в этих странах нет (по крайней мере, мы не встречали) фирм сдающих автомобиль в аренду туристам. Иностранец на первом же перекрёстке либо устроит ДТП, либо, парализованный творящимся бедламом, заблокирует движение.

Наверное, по этой причине на улицах так много лежачих «полицейских». Ещё одна местная шиза – все постоянно сигналят. Просто так, едут и сигналят, как маленькие дети. Ну, чистая Азия!

Горизонтальных улиц в городе практически нет: по большей части то круто вниз, то круто вверх. Честно говоря, мне ходить по ним пешком, из-за недостатка кислорода, было тяжеловато.

Как только удаляешься от респектабельного центра на два-три квартала, попадаешь на улицы с прилавками, заваленными всем, чего душе угодно. Здесь тоже торгуют только женщины в цветистых национальных костюмах.

В Боливии, как и в граничащих с ней провинциями Перу, проживают в основном индейцы племени аймары. Мужчины на лицо неотличимы от индейцев кечуа, но боливийских женщин сразу узнаешь – они суровее на вид и все в крохотных шляпках-котелках. Точь-в-точь, как у Чарли Чаплина.

Приметив особо колоритную тётю, начинаю «охотиться» – ловить момент для снимка. Это непростая задача, так как боливийки не любят, когда их фотографируют и, как правило, либо отворачивают лицо, либо убегают. Эх, и эта убежала!

Что ещё бросается в глаза? Если в Перу не менее 80% туристов пенсионного возраста, то здесь, в Боливии, в большинстве молодёжь (в основном альпинисты и велотуристы). Похоже, мы в Ла-Пасе из иностранцев самые, хотел написать старые, но спохватился, - возрастные.

Хочется отметить, что в Боливии люди подружелюбней, почестней чем в Перу. А вот посещение рынка ведьм оставило ужасный осадок. Более мерзкой картины я не видел. До сих пор не могу отделаться от ощущения, что соприкоснулся с самым отвратительным проявлением человеческой натуры. Представьте себе десятки магазинчиков, на прилавках которых лежат сотни скрюченных эмбрионов самых разных животных (среди них я узнал только младенцев лам с широко раскрытыми удивлёнными глазами), высушенными лягушками, шкурами змей, хвостами, лапами, копытами. Иностранцу не только глядеть, а, даже закрыв глаза, находиться среди этого скопища безвинных жертв, невыносимо. Это состояние усугубляют дымящиеся на стойках палочки: от них исходит тяжёлый, вязкий дурман.

Через минуту нам с Эмилем стало так плохо, что мы покинули рынок почти бегом. Я потом много дней с трудом сдерживал подступавшие при одном воспоминании о рынке ведьм, приступы тошноты.


Поразило количество стражей порядка в городе: они на каждом шагу. Примерно половина - женщины. Экипировка на загляденье и спецсредствами оснащены по полной программе, а порядка тем не менее маловато. Позже в Чили мы не видели ни одного полицейского, но, что удивительно, порядок там безупречный. Вспоминается тамошний водитель микроавтобуса, который остановился среди бескрайних барханов перед бессмысленным, вокруг на многие километры ни одной машины и ни одного пешехода, знаком «STOP».

Автомобили в Боливии в основном японские: Тойоты, Хюндаи и Мазды. Изредка встречаются европейские Фольсквагены, Рено, Пежо. Ещё меньше американских громил. Наших же практически нет. Пару раз встретилась лишь «Нива».

Многие туристы едут в эту страну, чтобы побывать в Тиунаку, районе, где сохранились следы цивилизации, существовавшей задолго до инкской. Этот народ умел в совершенстве обрабатывать камни, металлы, знал геометрию, астрономию, возводил огромные здания и пирамиды. Судя по тому, что найденные там скульптуры отражают все виды рас, населяющих нашу планету, можно предположить, что его жители много путешествовали. Но, к сожалению, мы узнали о Тиунаки когда находились уже на пути в Чили.

Не добрались из-за удалённости и до уникальной староверческой общины, обосновавшейся в деревне Тоборчи возле равнинного городка Санта-Круз. Благодаря добровольной самоизоляции в «бегстве от антихриста», они, проживая в абсолютно чужеродной культуре, сумели сохранить в неизменном виде язык и обычаи прадедовской Руси.

Возможно, это удастся сделать в будущем. Тем более, что мне хотелось бы на собственной шкуре испытать, что такое непроходимая, местами сплошь залитая водой, боливийская сельва, покрывающая гигантскую, даже по российским масштабам, пойму Амазонки, большая часть которой находится на территории Бразилии. Моё воображение до сих пор будоражат слухи о живущих в полной изоляции индейских племенах, невероятно злобных пираньях, аллигаторах, ядовитых пауках и змеях, мириадах кровососущих насекомых, хотя вряд ли их в Амазонии больше чем в сибирской тайге.



СОЛЯР де УЮНИ


Утром направились в сторону городка Уюни, расположенного в самом безлюдном районе Альтиплано. В десяти километрах от него находится крупнейший солончак нашей планеты – Соляр де Уюни, таящий в себе десятки миллиардов (!) тонн чистейшей каменной соли. Ещё бы! Эта соляная пустыня в диаметре достигает 100 километров! И следы соли встречаются даже на глубине 120 метров! Сосредоточенная здесь соль может удовлетворять потребности человечества многие столетия. Сюда ещё не добрался асфальт, а белые хвосты реактивных самолётов не кромсают ультрамарин неба на ломти.

Дорога оказалась настолько колдобистой, что невольно вспоминалось отеческое бездорожье. Окружающая местность тоже не радовала: безжизненная пустыня, белёсая от висящей в воздухе пыли, покрытая пластиковыми бутылками, обрывками полиэтиленовых пакетов и всевозможным рваньём - чем ближе к селению, тем больше этого «добра».

Насквозь пропылённый Уюни оказался размазанным по высокогорному плато одноэтажным блином. В центре он ещё пытался произвести впечатление: яркие вывески, разноцветные фасады, несколько покрытых пылью деревьев и даже пятиметровая, сюрреалистическая фигура женщины, сооружённая… из ржавых обломков паровоза. Но, чуть в сторону, панорама вновь приобретает уныло-глиняный вид.

На автостанции нас встречала толпа представителей местных турфирм. У меня наибольшее расположение вызвала боливийка средних лет с внешностью строгой учительницы математики, и мы с Эмилем, не колеблясь, ринулись к ней. Она, вдохновлённая нашим доверием и шансом заработать, просияла и повела в свой офис - небольшую комнатку, дальний угол которой был завален рюкзаками. Здесь развернула карту-буклет с фантастическими видами и предложила трёхдневный маршрут на джипе по знаменитому солончаку и его окрестностям. Два пассажира уже имелись и, если мы присоединяемся, то через пару часов можем выезжать. (Это время необходимо водителю для подготовки к дороге: набрать воды, заправить канистры соляркой, баллоны газом, закупить продукты). Маршрут и цена тура нам показались привлекательными, но я по привычке поторговался и сбил цену до 85 долларов на человека. Это совсем недорого, учитывая, что сюда входят ночёвки и трёхразовое питание. Более того, хозяйка гарантировала по завершению маршрута в счёт этой суммы доставить нас к КПП на границе с Чили.

Пока шла подготовка, я, чтобы не тратить время впустую, отправился побродить по городу. Ноги сами вывели на бурлящий жизнью рынок, вещевой и продовольственный одновременно. На соседних улицах ни души, а тут вулкан товаров, эмоций, голосов!

Потом заглянул в костёл. Там как раз шла месса. Прихожан человек тридцать. Все сидят на скамейках. После того, как священник закончил проповедь, один из прихожан заиграл на гитаре зажигательную мелодию, и присутствующие, дружно пританцовывая, запели. Довольно свободная, непривычная для православных и мусульман обстановка.


В «крузере» золотистого цвета вместе с нами ещё два пассажира: пухлощёкий, вихрастый француз лет двадцати пяти, спортсмен-пятиборец и итальянец – врач-нарколог, ему далеко за сорок. Его чёрная, как смоль, борода столь пышна и дремуча, что в ней тонули не только губы, но, казалось, и глаза.

Водитель - жизнерадостный индеец Хуан. На лице и руках у него шрамы – следы от «общения» с аллигаторами. (Он рос в сельве, но после женитьбы судьба перебросила из влажных, непроходимых джунглей сюда, в соляную, безводную пустыню). Рубцы не портили его, наоборот придавали мужественное выражение. Глаза необычные: казалось, что они всё время смеются, радуясь жизни. Глянув в них, и самому хочется улыбнуться.

Хуан оказался весьма эрудированным и любознательным человеком, хорошо осведомлённом о России: без конца расспрашивал нас о Байкале, амурских тиграх, осетровых, о Чернобыльской аварии.

По дороге к солончаку завернули на кладбище старых, уже изрядно проржавевших паровозов. Всего здесь среди песков на изъеденных ржавчиной рельсах нашли последний приют порядка двадцати стальных монстров. Ржавые, помятые торсы паровозов представляли собой грустное, но впечатляющее зрелище. Молодцы боливийцы – даже свалку сумели превратить в туристический объект! А сколько у нас в России гораздо более интересных, но не работающих на индустрию туризма мест?!

Проехали ещё немного по пыльной грунтовке и скатились на белую, искрящуюся, как свежевыпавший снег, равнину из чистейшей соли. Глядя на неё, я подумал, что солончак Уюни правильней было бы называть - Бланка Си (Белое море). Впереди ряды белоснежных соляных конусов. Возле одного из них стоит машина, и несколько человек лопатами перебрасывают зернистую крупку в открытый кузов. Когда он заполнится, её отвезут на склад, где соль расфасуют в мешки и отправят в торговую сеть. Трудозатрат - минимум! Прибыли – максимум!

Миновав соляной промысел, покатились по монолитной толще, слегка припудренной печатной порошей из мельчайших кристалликов соли, быстро набирая скорость. Ещё месяц назад, во время сезона дождей, солончак сплошь был покрыт десятисантиметровым слоем воды и Уюни представлял собой циклопическое зеркало, в котором отражаются облака и далёкие горы. Именно в такие дни здесь возникает феномен «white-out», то есть полная иллюзия сливания земли и неба в единое целое, когда трудно понять, где реальность, где отражение. Увы! Мы опоздали, зато сейчас можем, чуть шурша резиной, безбоязненно мчаться по озеру на запредельной скорости. При этом в салоне ни шелохнёт: поверхность солончака идеально ровная.

Настолько ровная, что казалось, будто мы не едем, а стоим: над головой густо-синий, без единого облачка, небосвод, под нами белая искрящаяся гладь, и между всем этим парит размытая в белёсой текучести марева, золотистая капсула «Тойоты». В ней - космонавты, исследующие затерянную в галактике неведомую планету!

Кое-где на идеально ровной поверхности солончака встречаются небольшие «полыньи» с бурлящей водой. Это серные источники, называемые Глаза Соли. Купание в них обладает исцеляющим действием.

Удивительно было увидеть посреди этой безбрежной белизны и безмолвия довольно большое здание, сложенное из соляных блоков – таверна для туристов. Рядом высокая круглая площадка, тоже из блоков соли. Над ней на флагштоках развивается десятка полтора разных государственных флагов. Мы добавили к российскому (кто-то опередил нас) флаг Башкирии. Наблюдать за его установкой из таверны выбежали туристы и персонал кухни. Всех интересовало, что ещё за страна отметилась на Уюни? Пришлось терпеливо растолковывать, что Россия федеративное государство, и это флаг Республики Башкортостан.

После очередной гонки по «белокаменному морю», затормозили у вытянутого острова Пескадо, состоящего из каменных глыб известкового происхождения с остатками кораллов и морских ракушек. Он выступал из слепящей глади крутым горбом, утыканным гигантскими, в пять-семь метров высотой, кактусами, возраст самых старых из них превышает сотню лет. Между колючими исполинами безбоязненно бродили броненосцы, порхали рыжеватые птички.

Установив у берега раскладной столик со стульями, Хуан попотчевал нас шикарным обедом. Мясо ламы было столь вкусным, что мы долго облизывали пальчики. И гарнир к нему из зёрен кинуа – кустистого, с разноцветными листьями, злака, растущего в горных районах, был не хуже.

Фотографируя со всех сторон изумившие меня гигантские древовидные кактусы, я нечаянно наступил на отвалившийся «листок». Пять острых игл, пробив толстую подошву, вонзились в ступню. Стиснув зубы, я осторожно стал снимать кроссовку. Несмотря на все старания кончики трёх игл обломились. Пришлось метров сто скакать на одной ноге до машины, где Эмиль провёл с помощью ножика и пинцета «операцию» по удалению засевших инородных тел и залил йодом кровоточащие ранки.

Центральный ствол этих кактусов местное население распускает… на доски. И хотя они испещрены по всей длине довольно крупными сквозными отверстиями от игл, мебель из них довольно прочна. ( На самом острове гигантские кактусы не рубят – здесь заповедник).

Из разговоров с французом, с грустью узнали, что раньше в их стране преподавали культуру, историю России (СССР), а сейчас эти разделы из школьной программы исключены. Увы, с горечью приходится констатировать, что авторитет нашей страны в глазах европейцев сильно пострадал в период беспробудного президентства Ельцина и разрушительных экспериментов, проведённых над экономикой великой страны командой молодых «реформаторов», пристроившихся под не просыхающим крылом нахрапистого властолюбца.


На ночь нас разместили в уникальном, возможно единственном на земном шаре, отеле из каменной соли. В нём не только стены и потолок, но и стулья, и кровати, и стол, и даже часть посуды, сделано из соли! Пол тоже покрыт хрустящим под ногами слоем крупных, похожих на огранённые алмазы, кристаллов. В воздухе явственный запах соли. Дышится легко, но когда умываешься, ощущаешь на языке солёность. Что любопытно – кровать из соляных блоков, оказывается, великолепно аккумулирует тепло, и на ней спится, как на русской печке.

Ужин был обильный и весёлый, с двумя бутылками красного вина. За столом два татарина, француз, итальянец и боливиец. У всех нас разные языки, традиции, ценности, но это не мешает понимать друг друга, шутить, смеяться. Как оказалось, у всех одни и те же заботы, схожие проблемы, радости. От души смеёмся или огорчаемся по одним и тем же причинам.

С удивлением узнали, что и в Перу, и в Боливии дружно и повсеместно не любят туристов из Израиля. Хуан про них говорит: шумные, бестактные, ни с кем не считаются. Для меня такая характеристика была полной неожиданностью. Видимо, в Израиле настолько строгие порядки, что, вырвавшись на волю, молодые ребята оттягиваются по полной программе.

Перед сном вышли во двор. На чёрном небосводе, покрытом алмазным бисером, царил огромный медовый диск. Оспины кратеров делали его похожим на лицо радостно улыбающегося колобка. Это было так созвучно нашему настроению, что мы, обнявшись, запели, кто во что горазд. Когда приступ веселья и эйфории закончился, ребята отправились на свои соляные кровати.

Оставшись один, вновь смотрю на незнакомые созвездия и понимаю, что это другие, доселе невиданные мною узоры, о которых прежде читал только в книгах. По горизонту то и дело полыхают серебристым переливом зарницы. На склонах гор ненадолго появляются и гаснут какие-то блуждающие огни. Всё здесь иначе, загадочнее, чем в родном Северном полушарии.


С утра вновь мчимся по белой пустыне. Неожиданно въезжаем на участок, покрытый несколькими сантиметрами воды. Вышли из машины и, осторожно поднимая и опуская ноги, идём по ней. Поворачиваюсь и вижу картину из Писания: в ослепительно сияющей воде, как в гигантском зеркале, отражается ультрамариновая бездна неба, торжественно плывущие перья облаков и над всем этим - Эмиль, шагающий, как Иисус Христос по морю. От вида библейского чуда я даже завопил от восторга. Хуан нахмурился и укоризненно покачал головой, а итальянец с французом, красноречиво переглянувшись, заулыбались…

Наконец, белая пустыня Уюни позади. Джип натужно заползает на отроги красно-коричневых гор, залитых толстым слоем стекловидной лавы. То и дело вспугиваем викуний, щиплющих реденькую, растущую жёлтыми пучками траву.

Дорога в ужасном состоянии: колдобины, рытвины. Нас бросает из стороны в сторону, как во время тропического шторма.


Перевалив заваленный громадными кусками лавы гребень, видим под собой котловину с озером Каньяна (4150м). Из-за обилия термальных источников оно постоянно парит, а берега густо покрыты пятнами жёлто-зелёных солей. На глади озера сквозь клубы пара горят розовым облаком несколько тысяч фламинго. Подкравшись к ним, я наблюдаю, как птицы, неторопливо шагая по соленущей воде и вязким островкам, белёсым от соли, выцеживают широкими, крючковатыми клювами что-то съестное из чёрной жижи (Хуан говорит, что рачков). Правда, непонятно, кто может выжить в таком концентрированном соляном растворе, да, к тому же, ещё холодном (плюс 2 по Цельсию). А может, для этих рачков соль - мать родная?! Похоже, пределы приспособляемости организмов гораздо шире, чем нам представляется, и на Земле существует ещё много неизвестных и экзотических форм жизни.

За скатившимся к берегу обломком скалы притаился жирный лис: поджидает, когда какая-нибудь птица приблизится на расстояние верного прыжка. Сообразив, что его обнаружили, он понуро побрёл в горы.

По противоположному от нас углу озера всё это время неторопливо, я бы даже сказал, задумчиво «ползало» торнадо – водяной многорукий столб высотой метров двадцать. Мы то и дело с опаской поглядывали на этот многотонный вихрь - вдруг направится к нам. Ведь иные смерчи обладают такой чудовищной силой, что обнажают дно рек и озёр, унося воду с рыбой на приличное расстояние. При этом их скорость может достигать ста километров в час. Слава богу, этот вихрь вел себя неагрессивно и перемещался со скоростью черепахи.

Поднимаемся в горы всё выше и выше. Иногда вспугиваем пушистых вискачи – зверьков похожих на кроликов, только с длинными, свёрнутыми бубликом хвостами. Миновали ещё четыре лагуны, тоже заселённые фламинго. Судя по окраске перьев и форме клюва, здесь обитают три вида фламинго: чилийский, андский и фламинго Джеймса.

Трава на склонах практически исчезла, но небольшие табунки викуний по-прежнему встречаются. С трудом заползаем на водораздельный перевал, покрытый мелким щебнем (4750 м.). Метров за пятьсот до него джип заглох, видимо, перегрелся. Делать нечего, выходим размять затёкшие конечности. Самый молодой и нетерпеливый среди нас – француз, чтобы узнать, что же там за перевалом, побежал вверх. Ну, думаю, даёт парень! Высота-то нешуточная. Вслед за французом рванул и итальянец. Тут мне обидно стало: ещё расскажут потом у себя дома, что русские - слабаки! И… тоже почесал за ними. Бежал легко, с удовольствием. Казалось, что я невесомый: толчок – лечу, толчок – ещё лечу! Обогнал итальянца, а «сделать» француза сил не хватило – стал задыхаться. Итак, неплохой результат, особенно, если учесть, что француз - профессиональный спортсмен.

Хорошо всё же в горах! И дышится легко и мыслям просторно. Как витиевато выразился Эмиль: «В горах особая, мыслеродительная среда».

Давно заметил, что мой организм эффективнее всего функционирует именно в экстремальных условиях и, хотя, незадолго до отъезда в экспедицию я дважды переболел гриппом с температурой за тридцать девять, и вся двухмесячная общефизическая подготовка пошла насмарку, чувствую себя здесь с каждым днём всё лучше и лучше.

С перевала нам открылся вид на абсолютно ровное плато длиной тридцать, шириной – не менее двадцати километров! Практически готовый космодром! За ним тесные ряды высоченных вулканов, испещрённых причудливыми извивами лавовых потоков, сползающих многоцветным веером. Некоторые потихоньку чадят сизыми, надломленными ветром струйками, тянущимися к горизонту. Отличаются вулканы и по форме. Есть туповерхие, есть остроконечные и даже многоглавые.

Пересекли несколько кряжей вулканического происхождения. Их скаты тоже залиты застывшими потоками извергнутых из недр Земли стекловидных пород. По цвету они самые разные. Преимущественно коричневые, но есть жёлтые, белые, охристые. Встречаются и почти красные с потёками всевозможных оттенков. Настоящий фейерверк красок!

Хотя большинство вулканов по высоте превышают пять тысяч метров, на них ни единого пятнышка снега - осадки здесь большая редкость.

Этот голый, безжизненный пейзаж оживляют одни викуньи. Они хоть и пугливы, но в тоже время ужасно любопытны: отбегут метров на сто и встанут, с интересом разглядывая наш автомобиль.

Растительности вокруг никакой, и было дико видеть здесь ещё и страусов нанду. Эти гигантские птицы нигде не унывают: бодро разгуливают парочками по голым камням. Непонятно только, чем они питаются и как обходятся без воды?

Среди причудливых нагромождений застывшей лавы изредка радуют взор ярко-зелёные, высотой с метр «пирамиды», составленные из десятков зелёных «шаров» размером с футбольный мяч. На ощупь они твёрды как камень, но на самом деле это древовидные грибы. Местные пастухи используют их как дрова: кромсают топором на куски и топят печь. Если подобное варварство не прекратится, то недалёк день, когда эти красавцы исчезнут – растут они чрезвычайно медленно.

Ночевали в маленькой деревушке Вайлихара. Завтра, к обеду, Хуан обещает доставить нас к границе с Чили.

Перед сном, как всегда, вышел полюбоваться на алмазную наколку. Ярких звезд и выразительных созвездий в Южном полушарии мало. На усыпанном звездами Млечном пути выделяется только фальшивый Южный Крест. Настоящий расположился в сторонке, в гордом одиночестве на чёрном бархате беззвёздного участка. По горизонту опять то и дело беспокойно прокатываются серебристые вспышки зарниц.

У ГРАНИЦЫ


К чилийской границе выехали задолго до рассвета. В машине все ёжатся - холодно. На термометре минус 5 по Цельсию. На склоне, изъеденном парящими воронками в два-три метра глубиной, остановились. Здесь, на площади в несколько гектаров, земля буквально дрожит от внутренней натуги. Со всех сторон, где со свистом, где с рёвом, из невидимых пока нам жерл, вырываются горячий пар и струи кипящей воды. Рёв и шипение такой силы, что разговаривать невозможно. В воздухе стоит резкий запах сероводорода. Ходить тут надо крайне аккуратно - поскользнёшься и угодишь в кипящий котёл.

Макушки гор чуть порозовели, но для качественных фотографий было ещё темновато. По крайней мере, мой фотообъектив не вытягивал кадр. Наконец, солнце пробило ломаную линию горизонта, и мы мгновенно оказываемся в толще золотисто-оранжевого пара, зажженного снопами брызнувших на землю лучей. Всё окрест заполыхало под грозный аккомпанемент фумарол и гейзеров. Мы потрясены. Да! Даже ради одного такого представления стоило залезть в эту глушь! К сожалению, сказочная феерия длилась недолго: две-три минуты. Лишь только светило оторвалось от горизонта, клубы пара погасли, приобрели обычный молочный цвет.

Через десять километров, въехав на очередной сутулый перевал, мы увидели под собой глубокую, покрытую клубящимися блюдцами воды, впадину. Её покой охраняли полтора десятка конусовидных вулканов. Довольно ровное дно впадины местами вспучено гривками с серебристыми накидками изморози.

У одного из термальных источников мы остановились. Поёживаясь от холода, померили температуру. В самый раз - плюс 40 градусов по Цельсию, но раздеваться в пятиградусный мороз, да ещё после сна, не хотелось. Все уже зашли в воду, а я никак не мог заставить себя снять одежду. Зато, какое блаженство было лежать в горячей воде, выставив над парящей поверхностью только нос и глаза и снисходительно поглядывать на иней, покрывающий береговые валуны.


Чем глубже забираемся в Анды, тем меньше облаков. Сегодня на небе вообще ни одного не зародилось. Трава давно исчезла. Подъехали к знаменитой лагуне (так местные называют озёра) Верде. Оно прославилось тем, что в течение суток несколько раз меняет свой цвет от небесно-голубого, до ярко-зелёного. В её застывшей глади, как в зеркале, отражалась громада стратовулкана Ликанкабур (5920 метров) с чётко прорисованным провалом кратера. Озеро от длительного испарения заметно обмелело, и на берегу лежали минерализованные тела каких-то мелких зверьков. На ощупь они были твёрдыми, как камень.

Оказывается, при многолетнем соприкосновении органических тел с металлическими рудами может произойти замещение органических тканей на медь, железо, и даже золото. Как-то в шахте Чили, крупнейшего экспортёра меди, нашли труп человека, настолько минерализованный, что он стал походить на скульптуру, отлитую из меди.

Соседняя лагуна Бланка затянута прозрачным ледком. Температура замерзания у всех озёр разная - она зависит от состава и концентрации солей в воде. Скоро сюда придёт зима с настоящими морозами. Тогда уж все озёра покроет ледяная броня.

Отсюда дорога круто поворачивала на юг и, огибая вулкан, вела к водоразделу, вдоль которого и проходит граница Боливии с Чили. Вот и КПП – поперёк грунтовки шлагбаум, вокруг несколько вагончиков. Наши российские паспорта вызвали у пограничников повышенный интерес. Подозвав офицера, они долго разглядывали то их, то нас. Выглядело это почти как в известном стихотворении Маяковского. В это время с чилийской стороны к границе подъезжает красномордый труженик «Камаз»! Ура! Как приятно видеть в этих безлюдных местах столь колоритный и достойный привет из России, много раз побеждавший на ралли Дакар-Париж.

Мы прощаемся с Хуаном и замечательными попутчиками. После завершения проверки документов садимся в дежурную машину, и сержант везёт нас вниз, к оазису Сан-Педро, приютившемуся в высокогорной пустыне Атакама*. Падение высоты очень резкое: за семь минут мы спустились с 4600 метров до 2550. Дорога - безупречный асфальт. Сразу становится понятно, насколько Чили богаче Боливии

*Атакама самая засушливая пустыня планеты. Некоторые участки не видели осадков на протяжении 400 лет. Она начинается выше Сантьяго и, следуя вдоль тихоокеанского побережья лентой шириной в 200-400 и длиной 1000 километров, доходит до Перу.


ЧИЛИ

Чили- площадь 756950 кв.км., столица – Сантьяго, население 16,5 млн. человек, продолжительность жизни мужчин – 73 года, женщин – 79 лет.

Горы расступились. Вид травы и зелёных шатров деревьев, защищающих от палящего зноя оазис, после трёх дней проведённых среди соли и голых камней, радовал взор.

Сержант подвез прямо к досмотровой службе. Офицер тщательно проверил содержимое рюкзаков (в Чили запрещено ввозить что-либо растительного происхождения) и, сделав отметки в паспортах, пожелал нам множества впечатлений.

В Сан-Педро нам предстояло провести три ночёвки – все запланированные маршруты (Лунная долина, долины гейзеров Эль-Татио, действующий вулкан Ласкар) начинались из этого оазиса.

Комнату сняли в очень уютном, с собственным двориком и гамаками между деревьев хостеле за 14 долларов на двоих. На скамейке в тени щебетала стайка молодых француженок. Туалет и душ, правда, общие. За отдельные «удобства» пришлось бы доплатить 30 долларов. Какой смысл?!

Пообедали тоже за 14 долларов, но уже с каждого: в Чили цены на продукты заметно выше, чем в Боливии. Сан-Педро оказался очень милым селением с узкими улочками, одноэтажными глинобитными и, как правило, побеленными домиками. Жизнь его обитателей подчинена интересам «кормильцев» – туристов, приезжающих сюда со всего мира познакомиться с уникальными памятниками природы.

Лунная долина расположена ближе всех к оазису. С неё мы и решили начать. Она вытянулась между Центральными Андами и океаном на север от Сан-Педро. Её затейливые неземные пейзажи из-за обилия отвесных кряжей, глубоких расщелин, цирков и кратеров и в самом деле напоминают лунные. Постоянные ветра и песчаные бури превратили здешние горы в исполинские клыки доисторических чудищ, зубчатые башни, замки, минареты, шпили, стянутые понизу обручами из обломков угловатых камней. От поднимающегося с раскалённых скал текучего марева их очертания то и дело причудливо ломаются. Особенно сильное впечатление Лунная долина производит во время заката. Тогда начинается такая игра теней и света, что замираешь от восторга.

Глубокой эрозии гор способствует то, что они состоят наполовину из каменной соли. Когда рассматриваешь поверхность склонов вблизи, то видишь множество прозрачных прожилок и вкраплений - это соль. Местами её так много, что грунт напоминает застывшее стекло и, если наступаешь на него, он начинает поскрипывать, как снег на морозе.

А ночью сжимаемые холодом кристаллы соли заставляют скалы издавать жуткие стоны. В безлунную ночь здесь можно увидеть блуждающие огни, заставляющие одиноких путников бежать без оглядки от страха.

Но если здесь вдруг пройдут обильные дожди, то многие отроги «поплывут» и «лунные пейзажи» изменятся неузнаваемо за несколько дней. Возможно, станут даже позатейливей. Не удивительно, что при столь высокой концентрации соли, долина абсолютно безжизненна.

Неподалёку от Сан-Педро есть местечко, где находится «проглоченное» песками поселение индейцев: над ним из дюн торчат высушенные ветром, выбеленные солнцем кончики веток. Если копать вокруг них, то можно увидеть, что это ветки высоких деревьев, росших здесь много веков назад. А ещё ниже, под песком, дома индейской деревни.

В знаменитую долину гейзеров Эль-Татио выехали практически ночью - в 3.30. Подмораживало - минус 6 градусов. (Зимой здесь бывает и минус 25). Печка в машине не работала, и я в своей лёгкой курточке уже на полпути промёрз насквозь. Этому способствовала и четырёхкилометровая высота. (На высоте у меня почему-то нарушается терморегуляция).

Вскоре зубы принялись отбивать чечётку столь громко, что попутчики стали коситься. Самый сердобольный из них пожертвовал плед, но слишком поздно - я так и не согрелся. Даже сейчас от одного воспоминания о том ужасном состоянии по спине озноб пробегает.

В котловину въехали в полной темноте. Альтиметр показал 4200 метров над уровнем моря. Пока пили горячий кофе с бутербродами, стало светать. Яркие, словно умытые, звездочки гасли одна за другой, и вскоре нашему взору открылась зажатая горами овальная впадина, густо заставленная бугристыми колоннами пара, тающего в вышине.

Как объяснил проводник, ночью долина дремлет, накапливая силы, а на рассвете начинает «дышать»: покрывается фонтанами кипящей воды и столбами пара. На чёрном фоне гор, в лучах восходящего солнца всё это выглядело очень эффектно.

Подошли к гейзерам поближе и ступнями ощутили явственную дрожь беснующейся в подземных резервуарах горячей воды. Вырывающийся из сотен жерл пар громоздил к небу белоснежные башни, вальяжно расплывающиеся в вышине. С восхищением наблюдая за самыми строптивыми и мощными, мы не забывали фотографировать их.

Когда напор кипящей в каменной утробе воды спадал, гейзеры затихали. На короткое время воцарялся покой и безмолвие, но не верьте этому. Один такой «задремавший», было, гейзер, когда я заглянул в его нутро, выстрелил в лицо изрядную порцию кипятка. Слава богу, реакция не подвела - успел отпрянуть.

Почва вокруг гейзеров в солевых наплывах-отложениях: высоких и прочных у старых, низких и хрупких у молодых. Ступая на них, человек рискует провалиться в кипящий котёл. Поэтому молодые гейзеры лучше обходить стороной.

Когда мы завершили осмотр первой долины, нас повезли ко второй. По дороге несколько раз вспугивали табунки викуний. Мне посчастливилось заснять (специально остановились) схватку двух бычков за самку: они яростно колотили друг друга наотмашь головами на длинных шеях.

Вторая долина находилась за невысоким отрогом в трёх километрах. Здесь гейзеров поменьше (не более пятидесяти), зато они были намного мощнее и зрелищнее.

Самый крупный, в момент наивысшей активности, выбрасывал толстенный (в два обхвата) столб кипящей воды на высоту метра три, а клубы пара от него упирались в тёмно-тёмно-синий небосвод стометровой колонной. Картина незабываемая!

Наблюдая за гейзерами, понимаешь: у каждого из них свой характер, свой режим, свой голос. Одни ревут с угрозой, другие урчат или посвистывают себе под нос потихоньку, третьи взрывные: то вялые, то бесноватые. Самые неугомонные трудятся весь день без остановки.

Закончив съёмки, поехали по горам в сторону пустыни Атакама по другой дороге. На склонах повсюду рыскают лисы в пышных серо-жёлтых шубах – под цвет местности: ищут мелких грызунов. Викуньи тоже в защитной окраске: когда они стоят их сложно обнаружить на фоне камней.

У хиленького, едва сочащегося ручья местные гаучо пасли стадо лам. Они угостили нас шашлыками. Мясо лам мне до того понравилось (сочное, нежное, с кисло-сладким привкусом), что я не постеснялся попросить добавки.

Подъезжали к оазису Сан-Педро по краешку пустыни Атакама. Хотя она и считается самой сухой на Земле, кактусы, тем не менее, кое-где растут: необходимую влагу они получают из воздуха. Единственное дерево, изредка встречающееся среди песков и камней, - тамаруго - дерево наоборот. Его корни в десятки раз мощнее и длиннее нежнли ствол и крона. Если растёт тамаруго, значит, в этом месте под песками есть вода. Начинай копать колодец - рано или поздно достигнешь её.

Вечер в Сан-Педро был отмечен крупным ЧП: у Эмиля украли фотоаппарат. Из всего длинного перечня возможных неприятностей эта - для путешественника - самая горькая и непоправимая. Тем паче на исходе экспедиции: ведь утрачены сотни памятных снимков.

Эмиль даже не заметил, как это произошло. Вошёл в магазин с фотоаппаратом, а вышел без него…

Ну что тут скажешь?! Южная Америка!

ВУЛКАН ЛАСКАР

Завтра восхождение на грозный и печально знаменитый вулкан Ласкар. Это самая деятельная чилийская коптилка: в 2006 году он накрыл пеплом пол-Бразилии. Всего в стране пятьсот действующих вулканов! В их числе и самый высокий на Земле (из действующих) - Охос дель Саладо. Его рост - 6893 метра. А вообще-то, среди вулканов наиболее рослый его аргентинский сосед Аконкагуа. Правда, он выше всего на 66 метров. Это тот самый вулкан, на который мы изначально собирались, но землетрясение изменило наши планы.

Итак, Ласкар! Он находится на севере чилийских Анд в 30 километрах от восточного края пустыни Атакама. Состоит из шести кратеров. Высота самого активного – 5592 метра, а самого высокого – 5719 метров.

Чтобы на восхождение брать поменьше еды, решили во время ужина себя не ограничивать. Правда, не рассчитали свои возможности и заказали так много, что пришлось два часа усиленно работать челюстями. Порции здесь не в пример нашим - громадные: антрекот в два пальца толщиной, а размером в две ладони, гарнир к нему из тёртого маиса и жареных томатов с перцем напоминают карликовый вулкан. Салат с авокадо не намного меньше. Но это не всё: я съел ещё полную тарелку «сопо» - супа и с десяток кусков «пана» - хлеба. Кстати, о хлебе… В Южной Америке он повсеместно вкусный, но в каждой стране имеет свои особенности. В Боливии это круглые булочки. В Перу - пустотелые треугольники из пресного теста. В Чили – круглые слоённые лепёшки, тоже пресные.

Миниатюрный Эмиль свой ужин так и не одолел – половину порции мяса отдал мне. Я же предавался чревоугодию с редким наслаждением. Подолгу смаковал каждый кусок, щурясь от блаженства. Слава богу, торопиться было некуда.


На гору нас сопровождал поджарый и жилистый индеец Рональдо. Ветер и солнце дочерна продубили его мужественное лицо. В чёрных, с вороным отливом волосах проблеск седины. Глянув на него, сразу понимаешь – горный барс.

К месту, откуда начинается восхождение, ехали на его джипе. Дорога, петляла между голых хребтов, по склонам которых разгуливают, никого не опасаясь, викуньи.

Вопреки первому впечатлению, Рональдо оказался разговорчивым, эрудированным человеком. Он засыпал нас интересными фактами и историями о местах, в которых побывал, так обильно, что Эмиль едва успевал переводить.

Практически каждый видел на фотографиях или по телевизору циклопические статуи острова Пасхи, достигающие двадцатиметровой высоты. Но говорят, что тому, кого судьба занесёт на перуанский отрезок Западных Кордильер, эти исполины покажутся жалкими пигмеями. Высеченные неизвестно кем и неизвестно когда барельефы на скалистых склонах этих гор поражают воображение своими размерами.

Это и гигантский барельеф и собаки, и кондора, и обезьяны… Удивительно то, что среди них имеются изображения животных вообще не встречающихся на южноамериканском континенте: слонов, верблюдов. Но ещё более удивительными оказались найденные там барельефы людей: они по форме и пропорциям совпадают с истуканами острова Пасхи: неестественно острые подбородки, глубокие глазные впадины с нависающими надбровными дугами, отсутствие в глазных впадинах хотя бы подобия самого глаза. В отличие от островных, перуанские «головы» в несколько раз больше.

По оценке специалистов все они высечены в период с 20-ого по 12-ое тысячелетие до нашей эры! То есть как минимум за 10 тысяч лет до египетских пирамид. Что интересно, часть рисунков на плато Наска идентична изображениям на скалах Западных Кордильер.
Ещё Рональдо рассказал легенду, что именно на вулкане Ласкар несколько раз в году, в момент заката, над вершиной возникает миражом призрачный город Кималь, в котором обитают души людей, погибших в горах.


Вдоль дороги и по склонам лежат выбеленные солнцем кости. Хотя и не человеческие, но всё равно это напрягает. По словам Рональдо, первые восходители находили наверху и высохшие тела, обтянутые кожей. Среди них были мумии относительно недавнего времени: судя по костюмам XVIII-XIX веков. Благодаря сухости воздуха и высокой солнечной радиации все они были в хорошем состоянии. Если древние египтяне сохраняли свои мумии в саркофагах внутри громадных пирамид, то индейцам помогало поспорить с вечностью высокогорье и солнце.

А вот и Ласкар, наконец, показался. Дальше дороги нет.
Смотрим на альтиметр – традиционные 4000 метров (это средняя высота Альтиплано). Выйдя из машины, огляделись. Внизу ни ветерка. До конуса ещё пара километров. У подножья - округлое озеро, в котором, как в зеркале, чётко, в мельчайших деталях отражалась цель нашего визита - кратер с многокилометровым хвостом дыма, уходящим за горизонт. Вокруг множество вулканов чуть ниже. Их склоны изрубцованы шрамами осыпей и лавовых потоков кирпичного цвета. По берегу озера бродят страусы нанду в пышном оперении серого цвета.

Поднимаемся, не торопясь, мягким, размеренным, так называемым гималайским шагом. Знаем по опыту: чем медленнее идёшь, тем быстрее и выше поднимешься. После отметки 5100 метров мелкий щебень и оранжевые, похожие на керамзит шарики, покрывающие склон, стали почему-то «жирные», будто пропитанные маслом. При этом сыпучий слой достиг такой толщины, что ноги вязнут, а потревоженная масса норовит утащить вниз. Часто перебирая ногами, стараемся как можно быстрее пересечь такие места по восходящей косой.

Вот и первые вулканические бомбы появились. С приближением к жерлу их всё больше. А вон и комочки серы зажелтели. Пикантность ситуации заключается в том, что Ласкар извергается с интервалом в четыре года. Нынче очередь следующего, но когда именно оно произойдёт, одному Богу известно. Может, сегодня…

Панорама хребтов, напоминающих сверху бугристые шрамы, всё ширится. Наконец видим зубчатый гребень кратера, весь жёлтый от кристалликов серы. Валит беловатый дым. Иногда к нему примешиваются клубы коричнево-серого цвета. Явственно ощущаем запах тухлых яиц.

Ещё один шаг, и под нами разверзается воронка глубиной метров четыреста. Из почти отвесных стен через щели-каналы вырывается с переменчивым напором дым: то выстреливает густыми клубками, то сочится вялой струйкой. На дне сквозь пелену дыма мерцают, плещутся язычки красных фонтанчиков. От таящейся там губительной силы, мы ощущаем бессознательный ужас.

Перевожу взгляд на Рональдо. Он в ответ улыбается и показывает большой палец, мол «Здорово!» Интересуюсь:

– Который раз здесь?

– С сегодняшним, семнадцатый.

До какой же степени надо любить горы, чтобы, поднявшись на вулкан почти двадцать раз, радоваться этому, как в первый!

Окидываю взглядом открывшуюся с высоты панораму. Вокруг Ласкара дыбятся зубчатыми цепями коричнево-красные конуса высотой от пяти до пяти с половиной тысяч метров. В чистом разреженном воздухе контуры хребтов проступают чётко, рельефно. В метрах шестистах от центрального кратера торчит яйцеобразная вершина – высшая точка Ласкара. Кажется до неё рукой подать, но я знаю сколь обманчиво расстояние в горах. И действительно карабкался к нему с полчаса. (Эмиль с Рональдо остались у дымящегося кратера).

Ноги с каждым шагом наливались свинцом, солёный пот разъедал глаза. Ближе к макушке останавливался через каждые десять шагов, чтобы восстановить дыхание. Слава богу, хоть сердце держится молодцом. На вершине меня ожидала заслуженная награда: ещё более грандиозная панорама!

Вид каменных громад, вздыбленных в невообразимо диком танце, завораживал, властно притягивал взор. Горы, горы, горы! Красота, застывшая в камне! Нет в их изломах, уступах, расщелинах никаких закономерностей и пропорций. Один хаос. Но каков хаос! Сколько в нём величия и непостижимой гармонии! Ничто так не пленяет меня, как горы – самое потрясающее произведение Природы! Очень точно передал это ощущение в своей бессмертной песне Владимир Высоцкий: «… Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал…».

Царившее на тёмно-синем небосводе светило жгло незакрытые участки кожи до физической боли, но как только набегала тучка, сразу резко холодало.

Очарованный, я всё стоял, не ощущая шквалистого ветра. Мимо проносились полупрозрачные облака. Следом неотступно, словно шакалы за добычей, бежали по склонам гор их призрачные тени. Здесь даже вкус и запах воздуха другой. Это ветер континентов! Возможно, совсем недавно он проносился над солнечными островами Полинезии или промороженным панцирем Антарктиды?!

Так я стоял, чувствуя себя вне пространства и времени, на пронизывающем ветру минут десять.

Мысли очищались, взлетали над обыденностью. Казалось, что я сам вот-вот перейду в иное измерение и постигну смысл быстротечной жизни, всеобщий закон мироздания. Но усилившиеся порывы торопили вниз, к ожидавшим меня спутникам. Отсняв панораму, сложил из камней тур и установил флаг Башкирии. Трёхцветный стяг с золотистым венчиком курая торжественно затрепетал под натиском налетавшего с диким посвистом ветра.

Спуск не представлял сложности. Но силы были на исходе, и мы шли, покачиваясь от усталости. Тем не менее, остановились, чтобы полюбоваться закатом. Вершины гор по мере погружения солнца за горизонт неуловимым образом воспламенялись нежнейшими переливами алых и багряных цветов, быстро темнеющих до тёмно-лилового и даже фиолетового. Свод неба при этом излучал роскошное, зеленоватое свечение. К сожалению, эта сказочная игра света длилась недолго.

В сумерках у скалы, окруженной десятками сложенных из обломков серого плитняка покатых холмиков, похожих на плотную группу ползущих черепах, мы остановились от странного чувства, будто подошли к черте, переступив которую, можем попасть в иной мир. Замерли, но любопытство пересилило. Приблизились к полузанесённым песком «домикам» и увидели внутри одного из них оскаленное, обтянутое тёмно-коричневой кожей лицо, присыпанное песком. Картина жуткая. Стало понятно - это кладбище. Судя по одежде и облику, – кладбище индейцев. Чтобы не нарушать покой умерших, обошли это место стороной.

К озеру спустились уже в полной темноте. Когда садились в машину, Ласкар что-то проворчал на прощание. Я оглянулся: над чёрным конусом разгоралось бордовое зарево, чётко оконтуренное дымом. Похоже, дьявол запустил в судилище очередную партию грешников.



АРИКА - ЛИМА

Следующей ночью на автобусе переехали из оазиса Сан-Педро на побережье Тихого океана, в приморский городок Арика, что у границы с Перу. У причалов стояло с десяток траулеров и два сухогруза -пятитысячника. Вдавленный в городские кварталы залив с юга замыкает высоченный скалистый мыс Моро-де-Арика. На нём, и это типично для стран Латинской Америки, высится огромная белая статуя Христа. (Вспомнилось: в Куско подобная статуя воздвигнута на деньги арабов-мусульман в благодарность за многолетний приют во время второй мировой войны).

Этот идеально чистый, светлый город показался нам после Боливии очень уютным и красивым. Забавно, мы так и не узнали, как выглядит в Чили полицейский, поскольку до сих пор не встретили ни одного. И ещё одно наблюдение: здесь нет попрошаек или неопрятно одетых людей. (В нашей ломящейся от денег столице на вокзалах и переходах их сотни). Женщин за рулём в разы больше чем, в Перу и, тем более, чем в Боливии. А вот национальной индейской одеждой здесь и не пахнет - все в европейской. И лиц индейского типа тоже не встречали. Что ещё характерно – чилийцы выше и поупитаннее перуанцев.

Устроившись в двухзвёздочной гостинице, первым делом отправились на встречу с Океаном. Грозно и мощно, с глухим рокотом накатывал он белопенные валы на длиннющий пляж, принося приветы из далёкой Полинезии и Японии. По влажному и плотному песку бегали трусцой люди. На лежаках - никого. Вдали скользили с гребня высокой волны двое сёрфингистов. Мы помассировали тела ударами волн, позагорали, а потом весь вечер гуляли по бульвару, наблюдая за нарядно одетой молодёжью.

Утром на автовокзале купили билеты до Лимы. Пройдя погранконтроль, сели в автобус. Собаки обнюхали приготовленный к погрузке багаж – проверяли, не везём ли наркотики. Перед самой отправкой в салон вошёл сотрудник службы безопасности и снял каждого на видеокамеру. Молодцы! Вот это конкретная работа! Неплохо бы и нам этот опыт перенять – затрат мизер, а эффект в борьбе с криминалом трудно переоценить.

До Лимы ехать 26 часов (1800 километров). Билет стоит 60 долларов. Совсем недорого с учётом того, что в пути два раза кормят. Столько же раз останавливали и проверяли у всех документы. В общем, контроль на дорогах довольно жёсткий.

За окнами мелькали бесконечные каменистые равнины, барханы, горы и редкие оазисы. Ближе к Лиме растительность стала гуще и разнообразнее. Появились агрохозяйства – длинные навесы, под которыми выращивают местные сельхозкультуры.


ОПЯТЬ ЛИМА

Главный город Перу встретил нас автомобильными пробками. Ползём по изнывающему от жары городу уже полтора часа. До тошноты насмотревшись на рекламные щиты кока-колы, добрались, наконец, до автовокзала и, пересев на дребезжащий всеми частями таксомотор, доехали до полюбившегося отельчика. Хосе встретил нас братскими объятиями. Поболтав немного, бросили в свою клетушку рюкзаки и побежали к Тихому океану искупнуться напоследок.

По дороге купили и тут же продегустировали черимойю – знаменитый южноамериканский фрукт, похожий на авокадо, а по вкусу что-то среднее между ним и земляникой, и мякоть покислее и не такая жирная как у авокадо.

Как я уже писал, берег представляет собой отвесный обрыв, и нам, чтобы спуститься к пляжу, пришлось два километра топать до оборудованного деревянными лестницами спуску. (Удивительно, такой крупный город, а попасть на пляж проблемотично). Шагая по ступеням, мы вытирали заливавший глаза пот и с тоской думали о том, что после купания придётся по жаре карабкаться вверх.

Океан встретил накатистыми валами. Я разделся и, не придав значения тому, что в воде никого нет, храбро ринулся за уходящей волной. На смену ей из океана спешил новый мощный вал. Через несколько секунд сотни острых камешков чувствительно заколошматили по ногам. Это сразу отбило у меня желание купаться - я повернул к берегу. Но не успел сделать и трёх шагов, как меня догнала и накрыла с головой очередная водная махина. Откатываясь обратно, нашпигованный галькой шквал повалил меня и потащил за собой. Морщась от боли, я поднялся и изо всех сил рванул к берегу, но снова не успел – нагнала следующая волна и с торжествующим гулом отнесла в океанскую утробу ещё дальше. Кувыркаясь в кипящем месиве из воды, камней и пены, я попытался встать, но ноги не находили дна. Подоспел пятый вал… Тут уж я перепугался не на шутку.

Но кричать, просить помощи самолюбие не позволяло. Зато страх пробудил сообразительность – под шестой вал догадался поднырнуть и, когда он прокатился, поплыл за ним. На моё счастье, шедшие следом волны оказались послабее. Это позволило в три приёма достичь берега и в изнеможении повалиться на раскалённую гальку.

Придя в себя, огляделся. Вокруг текла полная неги и покоя пляжная жизнь: люди, развалившись на шезлонгах, лениво посасывали инко-колу, читали книги, играли в волейбол. И никто не подозревал, что минуту назад рядом с этой идиллией шла борьба за жизнь…

Вечером с Эмилем устроили на плоской крыше отеля прощальный ужин – как не отметить завершение столь успешного турне по трём южноамериканским странам?! Мы были счастливы: осуществлено всё намеченное, и сделано это чётко по графику - без единого сбоя!

Столик, два кресла, четыре бутылки ледяного пива, солёный сыр, ветерок, пропитанный океанскими брызгами, яркие огни города под нами и чёрная бездна с дружелюбно подмигивающими, теперь уже привычными, южными созвездиями над головой! Что ещё надо для счастья путешественнику?!

Меня порой спрашивают: «Кто вы? Путешественник или писатель? Отвечаю – конечно, писатель, но, поскольку пишу в основном о природе, а если о людях, то обязательно в её окружении, мне просто необходимо путешествовать. Путешествия питают моё творчество. К тому же это прекрасный способ прожить ещё одну маленькую жизнь и ощутить ценность простых, не замечаемых в обыденной жизни вещей. Ведь после месяца проведённого в суровой тайге, кусочек хлеба превращается в лакомство, а квас – в божественный напиток.

  От сознания того, что ещё одна экспедиция позади, и радостно, и грустно. Радостно от предвкушения встречи с родиной, близкими, а грустно оттого, что закрывается очередная страничка интересной книги об истории и географии нашей планеты.

Я получил столько новых впечатлений и информации, что возникло ощущение, будто со дня вылета из Уфы прошло не 30 дней, а полноценный год, настолько этот месяц был богат событиями. Ведь время для человека это не только секунды и часы, но и то, что фиксирует память. Чем больше сюжетов зафиксировано, тем протяжённей отрезок времени. Порой в секунде умещается час!

Чтобы сделать понятней эту мысль, приведу простой пример: человек, пролежавший в коме два года, придя в сознание, уверен, что прошло не более суток. Причина проста - мозг не фиксировал происходящих в этот двухлетний период событий. Почему в детстве время течёт медленно-медленно, а по мере взросления его бег ускоряется? Да потому, что в детстве всё происходит ВПЕРВЫЕ! Мозг фиксирует ВСЁ и, благодаря этому, объём усваиваемой «чистым» мозгом информации за единицу времени несравнимо больше, чем в преклонном возрасте. У человека прожившего и проработавшего всю жизнь на одном месте, она в разы короче (по ощущениям), чем у человека, который прожил столько же, но много ездил, путешествовал. Вы согласны?


В аэропорту нас поджидал малоприятный сюрприз: чтобы получить допуск к регистрации следовало оплатить аэропортовский сбор: 31 доллар. Круто! Вытряхиваем из карманов последние купюры и монеты. Ура!!! Хватает! Хорошо, что вчера погуляли скромно, а то пришлось бы подряжаться в какой-нибудь магазин грузчиками.

Когда лайнер взлетел и направил свой нос на восток, сосед, высокий, улыбчивый парень лет тридцати семи, поворачивается к нам и говорит на чистом русском:

- Давайте знакомиться! Роман Силантьев. Москвич, исламовед.

Мы опешили. Ещё больше изумились, когда выяснилось, что он хорошо знает творчество Мустая Карима, Ямиля Мустафина. Дружен с муфтием Толгатом Таджудтином. Роман оказался на редкость обаятельным и эрудированным собеседником. Соскучившиеся по родной речи, мы стали взахлёб делиться с ним впечатлениями.

Самолёт тем временем нёс нас в Россию.

Роман рассказал, что на днях в Москве на станции метро совершено два террористических акта с многочисленными жертвами. Жаль людей до слёз! В чём их вина? За что их лишили жизни?! У каждого были свои планы, мечты и вдруг – точка! А каково родным?!

Когда прекратится это взаимоуничтожение? Когда люди образумятся и станут жить на такой красивой, по-матерински щедрой Земле без войн, в мире и согласии? Наверное, только когда все, в первую очередь люди, стоящие у власти, поймут, что все мы дети Земли, и все мы имеем одинаковое право жить на ней и жить счастливо.

Лететь нам ещё долго, и я, чтобы отвлечься от грустных размышлений, закрыл глаза. Передо мной возникла волнующая картина из мира дикой природы: величественный каньон Колка, царственно парящие кондоры и грациозная пума, вытянувшаяся рыжей молнией в стремительном прыжке. На душе сразу стало так хорошо, будто повстречался с добрыми друзьями.

АРГЕНТИНА

Аргентина - площадь 2 760 890 кв. км., столица – Буэнос-Айрес, население 41 миллион, продолжительность жизни у мужчин – 72 года, у женщин – 79 лет.

25 января 2008 года

К столице Аргентины Буэнос-Айресу наша команда, возглавляемая четырёхкратным чемпионом России по спортивному туризму, известным путешественником Николаем Рундквистом, подлетала поздним вечером. Мириады суетливо перемигивающихся «светлячков» делали его похожим на огромного осьминога, запустившего свои щупальца во все стороны.

В аэропорту порадовала чёткая организация паспортного контроля. Нашим рейсом прибыло почти четыреста человек, и я приготовился к часовому стоянию в очереди. Но отнюдь, через десять минут мы уже пили кофе (с чаем в Аргентине проблема).

Как уже не раз отмечалось, города не моя стихия, посему из достопримечательностей столицы отмечу только Президентский дворец на Пласа-де-Майо, мемориальное кладбище Реколета, соседствующее с фешенебельными кварталами исторического центра и проспект 9 Июля, известный как самая широкая улица в мире.

Кладбище Реколето, действительно, поражает воображение: помпезные сооружения над могилами больше похожи на дворцы султанов. Необузданная роскошь и богатство удивляют своей бессмысленностью – зачем всё это умершему?! К чему такие траты?! Не разумнее ли пустить их на то, чтобы построить, к примеру, приют для престарелых, или, на худой конец, оставить деньги наследникам? И после смерти тщеславное соревнование не прекращается!

Как и во всей Латинской Америке такси на улицах столицы так много, что достаточно остановиться и вопросительно глянуть на проезжающие авто, как возле тебя тормознёт пара машин. Садиться спереди не принято – только сзади! Чтобы пассажиру было удобнее, переднее сиденье удвинуто к панели.

Интересно было наблюдать, как трогательно приветствуют мужчины друг друга при встрече: нежно обнимаются и целуются. Может именно благодаря такой эмоциональности сентиментальное танго столь популярно в этой стране.



Перед вылетом из аэропорта местных авиалиний «Даместо» к мало известному, но, по отзывам, самому крупному и красивому в мире водопаду Игуасу, пошли окунуться в Атлантическом океане. Мутно-коричневый цвет воды быстро свёл на нет наше желание освежиться. Больше всех был разочарован я. Ещё бы! Специально вёз маску со встроенными линзами минус семь диоптрий, и на тебе - видимость в воде практически нулевая!

Оказывается, здешние реки содержат много частиц глины, и вода вдоль побережья Аргентины на сотни миль коричневого цвета. Судов в бухте мало. Яхт, вообще, не видно. Поразительно!

Женщины в городе страшненькие. (Прошу прощения, но иного определения не смог подобрать). Как говорит руководитель нашей экспедиции, то, что мужчины на юге красивые, а женщины так себе, а на севере наоборот – это классика! Вывод напрашивается весьма необычный: тяжёлые природные условия, необходимость много работать делают женщин, как ни странно… красивее.


До Игуасу, находящемуся на границе с Бразилией, долетели за полтора часа. Сразу же отправились по холмистой, покрытой тропическим лесом равнине туда, откуда нёсся утробный гул.

Переступая через деловито курсирующих по красноватой земле двухсантиметровых муравьёв-отшельников и, отбиваясь, от настырных попрошаек енотообразных коати, вышли, наконец, из пышных зарослей на открытое пространство и застыли от восхищения - открывшаяся панорама потрясла. В два примыкающих друг к другу каньона, образовавшихся в результате тектонического разлома, низвергаются с отвесного уступа 275 (!!!) водопадов, отделённых друг от друга базальтовыми выступами и зелёными островами! Над каждым сливом клубятся облака водяной пыли, ниспадают искристые шлейфы, перетянутые яркими радугами.

Глядя на эту величественную, завораживающую красоту, понимаешь, что водопад Игуасу включили в число семи чудес природы не случайно. Падающая с высоты 70 метров огромная масса воды буквально заряжала. Было ощущение, будто в тело вливаются свежие силы. Верно говорили наши предки: вода – живая!

Что интересно, если вы зададите кому-либо вопрос о том, какой водопад на нашей планете самый большой, будьте уверены, многие ответят: «Ниагарский - в США!» (правда, он по преимуществу канадский – Канаде принадлежит 86% слива)*. Кто-то вспомнит африканский водопад Виктория (местные его называют куда образнее – Гремящий дым), открытый путешественником Ливингстоном в 1855 году. И только единицы уточнят: а что имеется в виду: ширина, высота, или мощь, поскольку термин «самый большой» по отношению к водопадам звучит весьма неопределённо.

Если имеется в виду высота, то это венесуэльский Анхель (1054 метра). Если ширина слива – водопад Кон в Лаосе (12500 метров.) Но, самый мощный, самый зрелищный и ошеломительно красивый - это, бесспорно, Игуасу! За сутки он низвергает в среднем один миллиард тонн воды! Недаром Игуасу переводится с испанского как «Большая вода». Сила её удара о камни такова, что вода выбивается обратно высокими столбами водяной пыли, а сам водопад отползает каждый год на два метра назад.


*Американцы - мастера саморекламы. Ниагару, имеющую высоту 53 метра и 2 слива (Игуасу – 72 метра и 275 сливов), за год посещает 20 миллионов туристов, приносящих штату Нью-Йорк баснословные доходы. А Игуасу стал приобретать популярность лишь в последние несколько лет.

Охватить одним взглядом весь многокилометровый фронт Игуасу физически невозможно. Нам, чтобы обойти и отснять под надзором вечно голодных крокодилов все ревущие и клокочущие сливы, понадобилось два дня!

-

Летим вдоль атлантического побережья на юг Аргентины в Патагонию к ледникам Эль-Калафате. С самолёта было видно, что океанская вода под нами не просто мутная, а светло-коричневая. Правда, чем дальше на юг, тем прозрачнее она становилась, приобретая в итоге ультрамариновый цвет. Через полторы тысячи километров сворачиваем на запад - к Андам, за которыми вытянулась соседка Аргентины – Чили, и пересекаем малозаселённую, бледно-бежевую, каменистую, с пятнами полузасохших озер, степную пампу - Южную Патагонию, с одиночными кошарами, отарами овец, стадами коров и табунами лошадей (никакая иная хозяйственная деятельность кроме животноводства, на этих бедных почвах здесь невозможна).

Интересно происхождение названия Патагония. Его придумали участники экспедиции Магеллана. Малорослые испанцы поражались внушительностью комплекции местных индейцев и стали называть их Patagano - Большая Лапа.


Приземлились у подножья хребта, залитого льдом. За виднеющимся на горизонте острозубым водоразделом - Чили. В здешних горах вызревают глетчеры, занимающие третье место в мире по количеству замороженной пресной воды (уступают только Антарктиде и Гренландии). Кстати, до Антарктиды отсюда рукой подать: Магелланов пролив, Огненная Земля, вечно штормящий пролив Дрейка и вот он – белый континент!

Остановились в уютном городке Эль-Калафате, в простеньком однозвёздочном отеле. Дома здесь небольшие - одно-двухэтажные, но красивые, ухоженные. Улочки зелёные. Засажены, в основном, пирамидальными тополями, соснами и … белоствольными берёзками. Есть даже дубы, но с миниатюрными, размером с рублёвую монетку, листочками.

До 60-ых годов прошлого столетия большинство горожан жило в вагончиках, домиках на колёсах. Капитальных домов было мало. Но после того, как правительство начало вкладывать огромные средства в развитие туриндустрии и поток туристов из года в год стал нарастать, у людей появились средства для строительства полноценного жилья.

В потоке автомобилей часто видим наши «Нивы». В них, кроме цены, аргентинцев привлекает непревзойдённая проходимость. Ещё бросилось в глаза обилие битых машин – так и ездят годами: кто с помятой «мордой», кто с продавленным боком. Дорог немного, но состояние основных автомагистралей безукоризненное: гладкий, без единой ямки, асфальт, современные АЗС.

В Калафате много собак. Все крупные, добродушные. Даже для проформы не лают, не говоря уж о том, чтобы зарычать или оскалиться. Люди тоже добродушные, несуетливые. Продавцы в магазинах внимательные, но не навязчивые. В национальных одеждах ни одной души. Вообще-то, про Аргентину можно сказать, что это наиболее европеизированная страна в Южной Америке.

В городе стоит сушь и тридцатиградусная жара, а над Андами клубятся мощные облака и валит снег. Видимо, всю влагу, приносимую ветрами с Тихого океана, горы забирают на себя. Вообще-то, раскалённая, выжженная равнина и крупнейшие ледники по соседству - это впечатляет.


Утром поехали на ферму в гости к местному гаучо*. Воздух над Патагонией прозрачней слезы младенца: в этих краях серой дымки, как в Северном полушарии, нет. Небесный свод, что в зените, что вдоль горизонта одного, сине-голубого цвета.

Дорога пощекотала наши нервы: крутые, ухабистые подъёмы, траверсы с жутким боковым наклоном, резкие, почти отвесные спуски. Повсюду торчали отполированные древними ледниками каменные обнажения. Земля бедная, покрыта короткой рыжеватого цвета травой, растущей чахлыми пучками. Невольно удивляешься: как тут домашние животные выживают? И не просто выживают, а ещё дают превосходного качества мясо.

У груды камней увидели выводок лисят. Остановились пофотографировать. Не боятся, подпускают метра на два. Если подходишь ближе, прячутся в расщелины между камней.

Пока ехали к намеченной цели, пересекли несколько обширных пустынных ранчо. Они огорожены столбиками, сквозь которые проходит несколько рядов гладкой проволоки. Перед въездом в каждое новое хозяйство приходилось останавливаться, чтобы сначала открыть ворота, а, проехав, закрыть за собой.

На склонах здешних холмов пасутся, в основном, табуны лошадей. Возле дома гаучо к которому мы приехали в гости, стояли остовы старых повозок с громадными колёсами: в былые времена, благодаря их большому диаметру, удавалось преодолевать патагонские колдобины и овраги.

Ожидавший нас хозяин гаучо Даминго – колоритный бородатый парень в широкополой шляпе из толстой кожи и платком на шее, с гордостью показал свои стада и табуны. Угостил в кошаре, расположенной среди живописных скал у родника, вином и при нас поджаренными тут же на углях, пластами сочной говядины толщиной в два пальца. Вкуснятина необыкновенная! На вид вроде обычное, ничем не примечательное мясо, а во рту просто тает - кажется, ел бы с утра до вечера. Шашлык из баранины удивил отсутствием характерного привкуса. Видимо, сказывается чистота окружающей среды** и особый состав растущих здесь трав.

Запивали местным красным вином. Мне понравилось. Прежде я не понимал, как можно почувствовать вкус солнца в вине, а тут пил и чувствовал, что пью бодрящий напиток насыщенный солнечным теплом. Так, странствуя по свету, открываешь для себя новые, неосознаваемые прежде удовольствия, для которых был слишком занят или сосредоточен на мало значащих проблемах. В общем, начинаю глубже и полнее ощущать истинный вкус жизни!

Для отлова гуанако Даминго использует метательное устройство болас. Оно представляет собой прочный и узкий, сплетённый из сыромятной кожи ремень, на двух концах которого закреплены два шарообразных груза. К его середине прикреплён ещё один ремень, покороче, с третьим грузом. Во время охоты болас берут за центральный узел и, раскрутив, метают вслед убегающей добыче. В полёте ремень разворачивается во вращающуюся линию и, обматывая ноги добычи, стреноживает животное. Так же обездвиживают и страусов нанду, отлавливая их для зоопарков и для зооферм. Некоторые гаучо используют болас как лассо для поимки лошадей. Как бы быстро они ни бежали, им трудно уклониться от вращающейся туго натянутой «струны».

На одном из холмов, входящих во владения Даминго, уже много десятилетий происходит удивительное явление: ползающие камни. Спустившись за пару лет в ложбину, они за такой же срок заползают наверх. Чудеса!

Напоследок нам показали группу камней, высотой полтора-два метра, на которых из коричневых «кристаллов-зародышей» вырастают в течение столетий странные образования, удивительно похожие на кожаные широкополые шляпы. И шляп этих выросло уже десятка три, а «зародышей» в разной степени вызревания - ещё больше. Тоже загадочное явление?

На обратном пути встретили стайку одичавших гуанако. Немного отбежав, они продолжили щипать пожухлую траву, то и дело с любопытством поглядывая на нас. Мы остановились и сделали несколько снимков. Ножки точёные, как у скаковой лошади, длинная шея напоминает жирафью. Большие, широко открытые глаза придают их милым мордочкам детское, удивлённое выражение.

*Гаучо (исп.) – пастух.

** Территория Южноамериканского континента между 46 и 51градусами южной широты признана ЮНЕСКО самым

экологически чистым районом на Земле.

Подъехав к озеру Лаго-Архентино, оказались на другом ранчо. Здесь разводят в основном овец. Им в этом помогают неказистые собачки: не дают своим подопечным далеко разбредаться. А по команде гаучо гонят отару туда, куда укажет хозяин. Прямо на наших глазах одного самого обросшего барана пёсики вдруг отсекли и загнали в павильон, где уже поджидал гаучо в белой рубашке с платком на шее. Он-то и продемонстрировал нам процесс стрижки. Тут было чему поучиться!

У нас в Башкирии, да, наверное, и по всей России, как стригут овец?

Берут барана, связывают задние и передние ноги. Потом валят его на землю. Один человек держит бьющееся в ужасе животное, а второй - стрижёт. Бедный баран вырывается, истошно блеет. В итоге к концу этой экзекуции все трясутся от нервного и физического напряжения. Не так ли?

В Аргентине же эта процедура протекает совершенно спокойно. Пастух взяв барана за передние ноги, подтянул его к себе так, чтобы спина животного оказалась прижатой к нему. Затем резкий рывок за передние ноги вверх – р-раз! После такой встряски баран то ли заснул, то ли потерял на время сознание. Пока он «спал» мастер состриг всю шерсть автоматическими «ножницами». Вскоре баран зашевелился, завертел головой и, вскочив на ноги, голенький побежал к своей отаре. Фантастика!

Почему бы и нашим пастухам не перенять этот простой и эффективный способ стрижки. Кстати, когда взвесили состриженную шерсть, удивились ещё больше – шесть килограммов! И густые волоски так плотно сцеплены, что когда этот «рулон» развернули, он выглядел так, как будто перед нами лежит не шерсть , а снятая целиком (с шерстью) шкура. Пока наблюдали за всеми этими «чудесами» над нами появились и стали плавно кружить три крупных кондора. Растопыренные веером и слегка загнутые вверх маховые перья придавали им сходство с чёрным блестящим планером. Отара сразу заволновалась, сбилась в плотную кучу. Эх, до чего глупые создания! Никак не возьмут в толк, что кондоры для них совершенно не опасны, ибо питаются только падалью.

Сегодня едем в царство белого безмолвия. По дороге обогнали летящую над озером стаю розовых фламинго. В какой-то момент была полная иллюзия, будто мимо нас проплывает подсвеченное восходящим солнцем облако.

На заросших жёсткой травой и колючими кустами холмах спокойно разгуливают викуньи. У этих животных в связи с полным запретом охоты на них нет страха перед людьми.

Когда проложенное по берегу бирюзового озера дорожное полотно упёрлось в залив, нас пересадили на катер и повезли между айсбергов прямо к одному из самых крупных на планете глетчеров - леднику Перито-Морено (его толщина местами достигает 700 метров).

Он сползает на равнину с заснеженных Анд широкими реками по трём соединяющимся неподалёку от озера ущельям со скоростью два метра в сутки. Край ледника обрывается в воду отвесной, шестидесятиметровой стеной. От неё то и дело с грохотом отваливаются подточенные жаркими лучами солнца многотонные глыбы. Порой они такие громадные, что снопы брызг взлетают на десятки метров, а от места падения долго расходятся кругами высокие волны…

Один из языков глетчера, «протаранив» озеро, по-бычьи упирался в береговые скалы. Послышался глухой шум. Он нарастал, переходя в угрожающий треск. В конце концов, под напором наползающей чудовищной массы, «язык» начал дыбиться, покрылся трещинами и с грохотом обрушился в воду, заваливая озеро большими угловатыми осколками. Что интересно, эти осколки самых разных цветовых оттенков. Одни совершенно белые, искристые; другие - голубые, как бы светящиеся изнутри; третьи - зеленоватые; четвёртые - прозрачные, как горный хрусталь; пятые - словно спрессованные из крупных, молочного цвета, гранул.

Верхний слой ледника под жаркими лучами солнца, тает неравномерно, причём местами очень сильно, поэтому его поверхность ближе к озеру оказывается как бы заставленной многометровыми остроконечными конусами-иглами, которые аргентинцы называют «кающимися фигурами». Они все наклонены в сторону полуденного светила и это, действительно, придаёт им сходство с коленопреклонённой перед ним паствой, облачённой в остроконечные капюшоны.


Высадившись на «отроги» Перито-Морено, обули кошки, взяли ледорубы и до вечера азартно лазили, перепрыгивая через трещины, по ледниковым гребням и отвесным скатам. Спускались в «овраги» с отполированными до зеркального блеска стенками. Текущая по дну вода была такой чистоты, какой может быть вода ото льда которому 100 000 лет. По «берегам» нам открывались плавные извивы гротов, светящиеся изнутри нежной бирюзой. Выглядит всё сказочно красиво, но лёд таит в себе и угрозу. Любое легкомыслие и пренебрежение техникой безопасности может привести к гибели. Как рассказал гид, за период с 1968 по 1988 годы здесь погибло 32 человека!

От глетчера веяло холодом, как из морозильной камеры, и к вечеру мы основательно продрогли. Зато Эль-Калафате встретил нас таким теплом, что мы сняли не только куртки, но и рубашки.


Проехав на следующий день 210 километров вдоль линии хребта, оказались в самом, пожалуй, колоритном месте Анд – горном массиве Фитц-Рой, представляющем собой безумное столпотворение высоченных, иглоподобных пиков высотой три и более тысяч метров. Зрелище до того потрясающее, что от восторга и восхищения перехватывает дыхание!

Дождей здесь с избытком: почва переувлажнена, вокруг гор мощные леса. А если спуститься всего на 50 километров в сторону Перито-Морено, то окажешься в полупустыне, подпирающей рыжеголовые, безснежные горы. Контраст разительный!

Базой для захода на Фитц-Рой выбрали городок Эль-Чальтен. В отличие от Эль-Калафате, куда приезжают люди среднего и старшего возраста, тут одна молодёжь, по преимуществу альпинисты.

В первый день для разминки поднялись к альплагерю, расположенному на берегу большого живописного озера. Тропа вилась по склонам лесистых гор. Среди деревьев встречалась дикая вишня. Завидев её, мы останавливались полакомиться кисловатыми плодами.

В лагере готовилось к восхождению несколько групп: на поляне горел костёр, у палаток лежали мотки верёвок, ледорубы, альпенштоки; рядом, на скалах, молодёжь отрабатывала технику.

Признаюсь, когда вижу человека, карабкающегося по вертикальной каменной стене, у меня от ужаса и восхищения сердце сжимается. Какую надо иметь выдержку и до автоматизма отработанную технику, чтобы подниматься по вбитым тобою же крючьям, когда под ногами бездна, а малейшая ошибка может превратить тебя в бесформенную груду костей! Снимаю шляпу перед отвагой этих людей!

После ночёвки отправились по сужающейся долине к ледниковому озеру Торро. Крупноствольный лес чередовался с мелколесьем, изобилующим зайцами. Шарики их помёта покрывали землю столь густо, что местами по ним можно было кататься, как на роликовых коньках.

Верхняя часть долины, больше похожая на ущелье, в трёх местах перегорожена дугообразными, довольно высокими мореными валами. Деревья и кусты успели вырасти на камнях, перемешанных с галькой, только на нижнем, более старом, валу. А самый верхний пока совершенно голый – ему, наверное, и пяти лет нет. Он и стал причиной рождения озера Торо. Если этот вал не выдержит напора прибывающей воды, то по ущелью прокатится всесокрушающий сель. Глетчер продолжает отступать, заполняя озеро обломками льда и талой водой. Особенно активное таяние льда начинается во второй половине дня. В эти часы, стекающие с ледника ручьи, превращаются в мутно-серые потоки.

Что интересно, всего в 200 километрах отсюда напротив городка Эль-Калафате ледники наоборот наступают. Сплошные контрасты! А вот горы здесь растут и поныне: каньоны становятся всё глубже, пики всё выше и круче.

Вечером над скалами прямо на наших глазах в течение двух-трёх секунд стали рождаться облака, а существующие так же быстро растворяться в воздухе. Было ощущение, что смотришь фильм, в котором кадры сменяются в сто раз быстрее, чем в жизни.

После днёвки отправились через пологий отрог к господствующему над всеми красавцу Фитц-Рою. Каменный перст, окружённый игольчатыми пиками, напоминал и средневековую крепость с острозаточенной башней в центре, и оскаленную пасть разъярённого ягуара одновременно.

О восхождении на этот «клык» мы и не мечтали (он настолько крутой, что даже снег на нём не задерживается), но по соседним, менее крутым вершинам, полазили. Среди них в крутостенном цирке обнаружили бирюзовое озеро. В него, с заснеженных склонов, с шумом стекают сотни белопенных струй, соединяющихся внизу в жемчужную бороду, то и дело срываются камни, отколовшиеся куски льда. Грохот от их падения многократным эхом мечется в каменном котле, словно испуганная птица в клетке.

На одном из куполов пересеклись с группой альпинистов из Японии. У них к каждому рюкзаку приторочен сетчатый мешочек с мусором. Спустившись в долину, они вытряхивают его в специальные крытые контейнеры, установленные возле троп. Мы же свой мусор закапываем в землю. Наш вариант, конечно, менее экологичный.

Могу привести ещё один пример уважительного отношения к природе. Догоняем группу австрийцев. Один из парней, докурив и погасив окурок, убрал его… в карман! Вот это культура! Нет здесь на скалах и глупых надписей «Здесь был Паша».

Переночевав на высоте 3000 метров, часа полтора фотографировали горы при свете восходящего светила. Потом спустились на обширное плато откуда хорошо было видно, как пилообразные зубцы Андского хребта пропарывают наползающие со стороны Чили тяжёлые тучи, принуждая их сбрасывать на горы громадные массы снега. Под лучами солнца он интенсивно тает и грязно-молочными потоками скатывается на просторы Южной Патагонии, где, разливаясь по впадинам и ложбинам, сначала образует цепь озёр, после чего устремляется к Атлантике.

-

Перелетев через извилистый, местами довольно узкий Магелланов пролив, больше похожий из-за сильного течения на полноводную реку, оказываемся над Огненной Землёй. Она покрыта невысокими беловерхими отрогами, разделёнными зелёными долинами и голубыми чашами озёр.

Город Ушуая встретил нас, несмотря на тёплое время года, как и полагается на крайнем севере, ой, простите – крайнем юге – снегом и лёгким морозом. Сказывается студёное дыхание Антарктиды: она за проливом Дрейка, где встреча с айсбергом не редкость.

После обеда мороз спал, и снег плавно перешёл в дождь. Перепады температур в Аргентине из-за вытянутости страны, как и в России, довольно большие. Когда на севере страны плюс 40, на юге может быть минус десять!

Самый южный город на нашей планете оказался весьма приличным и по архитектуре, и по численности: 68 тысяч человек. До открытия Панамского канала он процветал за счёт активного судоходства. Затем несколько десятилетий хирел. К 1947 году в городке проживало всего 3000 человек. Но в связи с активизацией научных исследований Антарктиды и развитием антарктического туризма вновь стал бурно расти. Этому, в немалой степени, способствовало и то, что в 1972 году город объявили свободной экономической зоной.

Ушуая мало похож на южноамериканские города. Скорее, он напоминает города северной Норвегии: те же фьорды и разноцветные одно-двухэтажные домики, окружённые белоснежными горами, к которым от набережной взбираются довольно крутые улицы. Гуляя по центральной, изобилующей отелями, ресторанчиками и сувенирными магазинами, мы имели возможность порадоваться тому, что живём в России – наши женщины все без исключения, красавицы! О том, что россиянки красивы, я отмечал и раньше, когда проезжали США, Канаду, но таких, прошу прощения, страшных дам как здесь, даже там не встречал.

Окружающая город панорама живо напоминала Камчатку: цепи беловерхих пирамидальных гор с узкой полоской леса у подножья. Скупая и суровая земля!

Поскольку желающих ехать сюда в начале ХХ века было мало, правительство Аргентины, по примеру Англии, отправлявшей осуждённых на каторжные работы в Австралию, использовало архипелаг для ссылки преступников. Для этого в Ушуае была построена огромная тюрьма. Чтобы отапливать её и городок, заключённые круглый год вели лесозаготовки. Для вывоза древесины с делянок построили узкоколейку. С Большой земли доставили морским путём крохотные чёрные паровозики со сверкающими латунными ручками (два из них сохранились и по сей день стоят во дворе тюрьмы) и грузовые платформы.

Теперь только мощные, неприступные стены, ржавые решётки, бронзовые надзиратели и восковые муляжи в полосатых робах сидящие на нарах в камерах напоминают о временах, когда здесь отбывали срок самые отъявленные головорезы. Но предприимчивые огнеземельцы превратили даже тюрьму в доходное место: сегодня это популярнейший туристический объект, называемый «Самая южная тюрьма в мире». (Да тут всё самое южное: и парикмахерская, и банк, и ресторан, и школа и всё остальное).

Мы зашли в неё и долго задумчиво бродили по мрачным коридорам и камерам. Я первый раз был в тюрьме, и когда ребята ушли обедать в таверну, даже посидел с полчаса запертым по моей просьбе на засов в глухой, холодной «одиночке». Ощущение, честно признаюсь, малоприятное. В крохотное окно под самым потолком даже неба не видно. Чувствуешь себя отрезанным от всего земного и сразу начинаешь ценить свободу.


Знакомство с природой Огненной Земли начали с восхождения на одну из вершин ближайшего к городу хребта. Для этого пришлось несколько километров прошагать под мелким дождём по шпалам старой узкоколейки (ширина колеи всего 60 сантиметров), а затем взбираться по травянистому склону и камням на водораздельный гребень, где была хорошо набитая тропа. По ней и взошли на вершину. Вдоволь насладившись открывшимися далями: океан на юге и замысловатый набор отрогов и скалистых пиков на севере, - долго спускались через лес к реке. Сопровождавший нас проводник рассказал, что тут под деревьями в земле растут необычайно питательные грибы того же семейства, что и европейские трюфели: они похожи на тёмно-коричневые сморщенные яблоки. Их здесь называют индейским хлебом. Мы же видели изобилие каких-то древесных грибов, живописно свисавших со стволов ярко-оранжевыми гроздьями.

Выйдя на берег, сели на поджидавшие нас каяки и сплавились по порожистой полноводной речке до бухты Лопатина. На ней была видна хорошо заметная граница между пресной речной и солёной морской водой.

Пройдя до пролива Бигль, сошли на берег: плыть дальше было опасно из-за сильного течения. Здесь вода с напором перетекает из Атлантического океана в Тихий. Кстати, пролив Бигль - это не подверженный штормам, но зато изобилующий мелями, проход, связывающий два океана. Следующий за ним широкий пролив Дрейка, являет собой, пожалуй, самое негостеприимное место на Земле. Поскольку между Огненной Землёй и Антарктидой для ветров нет никаких препятствий, там постоянно свирепствуют шторма. Не случайно на дне пролива покоятся сотни затонувших кораблей, а моряки, обогнувшие мыс Горн и выжившие при этом, имеют право носить золотую серьгу в мочке левого уха.


С утра отправились в двухдневный поход по центральной части Огненной Земли с целью достичь озера Эсмеральдо, что у подножья ледника Охо де Альбино. Идём, деревья вокруг настолько корявы, а ветви до того перекручены, что лес выглядит декорацией к фильму ужасов. Это впечатление усиливают буреломы из повалившихся от возраста и ураганных ветров стволов. Несмотря на высокую влажность, они так и лежат десятилетиями, а может и веками. Дело в том, что из-за круглогодично низкой температуры, древесина на Огненной Земле практически не гниёт.

Межгорное плато и долины ручьёв сильно заболочены. Это привело к образованию торфяников. Они здесь не бурого, как у нас, а красно-коричневого цвета. Процесс заболачивания на островах архипелага заметно ускорился после расселения канадских бобров, строящих на ручьях дугообразные (до километра длиной) каскады плотин везде, где только возможно. В таких местах вместо леса из воды торчат скелеты деревьев, погибших от переизбытка влаги. Грустная картина.

Завезённым в 1955 году из Канады пятидесяти бобрам здесь до того понравилось, что сейчас их численность достигла четыреста тысяч. Вред от них достиг таких размеров, что встал вопрос о сокращении популяции. Из иной живности в изобилии зайцы и фоксы (лисы) – этих завезли из Патагонии. А из доморощенных – дикие гуанако.

Горы на Огненной Земле уже на высоте 250-300 метров лишены какой-либо растительности и даже летом в снегу. По распадкам текут студёные ручьи. Межгорные впадины усеяны несчётными озёрами.

До появления европейцев часть индейских племён (морские кочевники яганы и алакалуфы) жили в прибрежной зоне. Представители же самого многочисленного в прошлом племени огнеземельцев - селькнамы - заселяли внутренние районы архипелага по одному из которых проходил наш маршрут.

Прибрежные индейцы были малорослы, со слабо развитыми ногами: постоянно плавая вдоль островов архипелага, они практически не покидали свои каноэ. Занимались промыслом рыбы, тюленей, морских львов, собирательством моллюсков и съедобных водорослей. В относительно тёплое время года ходили практически нагими, тела ярко раскрашивали, носили длинные волосы.

Их организм был великолепно приспособлен к выживанию в условиях пронизывающего ветра, дождя и постоянного холода. Благодаря наличию особой жировой прослойки, они могли спать даже на камнях. С приходом морозов огнеземельцы жгли костры (благо, дров с избытком) у своих жилищ, а когда плавали, – прямо в каноэ.

Проходя по проливу октябрьскими ночами 1519 года, капитан Фернандо Магеллан увидел такое множество костров, что дал острову несколько странное для одного из самых влажных на Земле мест название – «Огненная Земля». Когда парусники экспедиции прошли пролив и вышли в океан, стоял редкий в этих местах солнечный и безветренный день. Вода была абсолютно спокойна, и Магеллан назвал этот океан Тихим. Как же он ошибся!

Заново «открыл» индейцев Огненной Земли в 1832 году Чарльз Дарвин, высадившийся на остров во время кругосветного путешествия на корабле «Бигль». Бывалый ученый был поражён первобытным образом жизни аборигенов. «Вид огнеземельцев, сидящих на диком заброшенном берегу, произвёл на меня неизгладимое впечатление. Перед глазами предстал образ: вот так же, когда-то давно, сидели наши предки. Эти люди были совершенно наги, тела разукрашены, спутанные волосы свисали ниже плеч, рты раскрыты от удивления…», - записал он в своём дневнике.

В конце Х1Х века численность прибрежных индейцев стала заметно сокращаться от занесённых европейскими переселенцами эпидемий оспы, кори, туберкулёза. Этому способствовало и сознательное истребление индейцев в начале ХХ века, когда на Огненной Земле нашли золото, и на острова архипелага стали прибывать тысячи искателей наживы из Европы.

Селькнамы, в отличие от прибрежных индейцев, были более рослыми и пропорционально сложенными. Питались они мясом гуанако, на которых охотились обычным луком и стрелами с каменным или костяным наконечниками, а также боласом. Поскольку селькнамы вели кочевой образ жизни, жилища у них были временными и представляли собой шалаши из шестов и шкур. В холодное время года огнеземельцы надевали меховые накидки и тёплые шапки конической формы. Их семьи, как писали первые колонисты, отличались сплочённостью и взаимовыручкой. Женщины - скромностью, а матери - привязанностью и нежностью к своим детям.

Языкам огнеземельцев присуще необычайное богатство метафор. Так, например, слово «укомана» означало «метать копьё в стаю рыб, не целясь ни в одну из них». Самоназвания прибрежных яганов - «ямана», означало «жить, дышать, быть счастливым».

Промышлявшие охотой селькнамы стали считать появившихся в лесах тучных овец своей законной добычей и охотились на «белых гуанако» голыми руками. Возможно, они стали охотиться на них ещё из-за того, что овцы поедая траву, подрывали кормовую базу гуанако, их традиционной добычи.

Европейские колонисты, чтобы защитить поголовье своих отар, открыли беспощадную охоту на индейцев, считая их такими же дикими зверями, как пумы. Они отстреливали огнеземельцев и пум, тоже переключившихся с гуанако на овец, как более лёгкую добычу. В результате пумы просто поднялись повыше в горы, а чистокровных аборигенов на сегодняшний день можно увидеть только на фотографиях в музее.

Последний индеец племени селькнам умер в 1974 году, последний яган – в 1999 году.


После ночёвки у ледника Охо де Альбино на берегу озера Эсмеральдо, напоминающего чашку с белыми краями, из которой осторожно выливают воду, прошли по долине Терра Майер сначала к бирюзовому озеру Фагнано, потом, перевалив по узенькой тропке невысокую лесистую гряду, к длинному озеру Бомбило, поразившему нас атласной поверхностью воды. По ней расходились круги от рыб, поедающих упавших в воду насекомых. Здесь мы наловили форели и сварили двойную уху. Переночевав в палатках, на следующий день вернулись в город.

Рассказывая про Аргентину, нельзя не упомянуть про любимый напиток граждан этой страны – матэ (мате). Не будет преувеличением, если напишу, что здесь, пожалуй, каждый второй носит с собой термос с горячей водой, мешочек с мелко измельчённым чаем, калебасу из небольшой высушенной тыковки-горлянки, в которой и заваривают его, и красиво инкрустированную металлическую, слегка изогнутую трубочку - бомбилье с мундштуком и ситечком на конце. Через неё они пьют, вернее, посасывают круто заваренный горьковатый, с лёгким привкусом сладкого, тонизирующий настой.

Сам чай готовят из высушенных и измельчённых листьев и стебельков кустарника падуба парагвайского. Он улучшает настроение, снимает нервное возбуждение, повышает иммунитет, умственную и физическую активность, одновременно ослабляя чувство тревоги. При этом воздействует мягко. Для людей с избыточным весом немаловажно и то, что этот чай притупляет чувство голода.

В течение дня аргентинец несколько раз засыпает в тыковку молотый матэ и заливает в неё тоненькой струйкой горячую, не более 80 градусов, воду так, чтобы она не смачивала измельчённый чай сверху. К матэпитию приступают через минуты три. Когда встречаются друзья, калебасу с бомбилье пускают по кругу, как трубку мира североамериканские индейцы. Считается, что поделиться матэ с собеседником – значит выразить к нему свою симпатию и доверие.

Гурманы со стажем советуют чай в калебасу засыпать на две трети объёма. (На мой вкус, достаточно и одной четверти). Первый раз горько-сладкий матэ мало кому нравится, но со временем к нему развивается непреодолимая тяга. Это как с пивом: глотнув впервые, обычно говорят «тьфу! какая гадость!», но проходит некоторое время, и у многих появляется желание ещё раз выпить этот ядреный освежающий напиток.

Одну порцию матэ, как и зелёного чая, можно заваривать несколько раз. Кстати, должен предупредить, будете в Аргентине, говорите - матэ. Делать ударение на втором слоге – матэ, в Южной Америке не только недопустимо, но и опасно, ибо может быть спутано со словом мате, обозначающим «я убил».


Завершив пешие вылазки, утром, несмотря на сильное волнение, отправились на катере к скалистым островам. На самом южном из которых находится мыс Горн – край земли! Мало где так явно чувствуется холодное дыхание Антарктиды, как на этих островах.

Они встретили нас оглушительным птичьим криком. Тысячи птиц летали в море за рыбой и обратно, без умолку тараторя и шурша крыльями. Они целый день курсируют так, чтобы прокормить своих прожорливых, быстро растущих птенцов, сидящих в гнёздах среди камней.

На пологих скатах смешно топтались десятки тысяч черно-белых бакланов, издали похожих на пингвинов.

Огромное лежбище морских львов на столообразном острове с отвесными стенами встретило нас раскатистым рёвом (оооуррр… ооууррр) и нестерпимой вонью.

Могучие, как гранитные утёсы, хозяева гаремов полулежат, высоко подняв непропорционально маленькие головы, и бдительно обозревают подступы к своим «дамам». Если кто-то из самцов пытается приблизиться к гарему, гневно мычат и смотрят с такой испепеляющей злобой, что самонадеянный наглец тут же отступает. Львицы же, распластавшись на угловатых глыбах в самых немыслимых позах, в большинстве спят. Издали они походят на эластичные, лоснящиеся светло-коричневые мешки, точно повторяющие изгибы камней.

Интересно наблюдать, как ловко карабкаются по почти отвесной стене к своему лежбищу вынырнувшие из воды самки: выстраиваясь перед «лестницей» чётко в очередь, они, быстро-быстро работая ластами, каким-то образом умудряются взбираться наверх, а, оказавшись среди своих подруг, умиротворённо «растекаются» по камням.

Следующий остров оккупировали пингвины. Здесь над водой то и дело летали острокрылые буревестники, альбатросы, мельтешили парами стремительные утки. Прибрежная полоса временами буквально вскипала от прыжков пингвинов в воду и из воды. Она здесь довольно прозрачная, и, когда пингвин «пролетает» рядом, с борта катера, кажется, что это летит, слегка помахивая крыльями, остроконечная пуля.

По земле же коротконогие пингвины ходят неуклюже, в развалку. Те, что поели, собираются с деловым видом на «митинг». Обмениваясь новостями, они одобрительно похлопывают друг друга крыльями-плавниками по плечу, целуются, улыбаются, галдят. Пообщавшись, разбредаются по двое-трое и ещё немного стоят у крылечка перед своими домиками-норами, в которых живут годами. После чего раскланиваются и ныряют в земляные норы отдыхать. Проголодавшись, вновь шлёпают на «рыбалку».

Наблюдать за этими милыми упитанными крепышами чрезвычайно забавно и интересно. Облачённые в длиннополые фраки, они среди пернатых более всего похожи на нас не только внешне, но и по поведению.

Детёныши размером уже почти с родителей, только не в чёрно-белых костюмах, а пока в нежных бежево-серых шубках. Галдят, тоже будь здоров, пронзительно, как вороны, но протяжней и мягче.

Людей пингвины не боятся, напротив, если приближаешься, сердятся: запрокидывают голову, выпячивают грудь и, широко раскрыв клюв, издают неожиданный для их добродушной внешности, пронзительный визг-свист.

Тем временем ветер усиливался. Доплыв до маяка, установленного на крохотном скалистом островке, повернули обратно. Отсюда было рукой подать до изъеденного ветрами и пропитанного солью легендарного мыса Горн. Там, на высоком базальтовом пятачке, тоже воздвигнут маяк, рядом часовня и прилепившийся к ней дом смотрителя.

Это одно из знаковых мест на Земле: кроме того, что это южная точка континента, тут ещё встречаются волны двух океанов, и заканчивается обитаемая земля.

Все путешественники и моряки сходятся во мнении, что мыс Горн - самое дикое, самое непредсказуемое и беспокойное место на планете: почти круглый год здесь властвуют туманы и дожди, а ветер достигает скорости до 70 метров в секунду. Редкий день не бушуют шторма, в которых гибли моряки, пока, наконец, в 1914 году не построили Панамский канал. С его открытием интенсивность судоходства по проливу Дрейка резко упала.

-

По установившейся традиции последние два дня перед отъездом на Родину мы восстанавливаемся на берегу тёплого моря. Нынче тоже перелетели с холодной и дождливой Огненной Земли поближе к экватору, на знаменитый курорт Мар-дель-Плата. Прилетели в полночь. Утром нас ожидало первое разочарование: оказывается, вовсе это не курорт в нашем понимании, а крупный город с отелями и песчаным пляжем, вытянувшимся стометровой полосой на многие десятки километров. Второе, и, к сожалению, не последнее разочарование, - вода здесь такая же мутная, как Буэнос-Айресе, и плавать с маской не имеет смысла. На самом пляже валяются десятки тысяч людей, но и они практически не купаются. Стоят, кто по колено, кто по пояс, в воде и ждут пенистый вал. Когда он накатывает, одни с визгом бегут на берег, другие ныряют под него. Гребень волны у берега закручивается и, набирая воздух, становится ослепительно белым. Языки воды торопливо окатывают песок и, истончаясь, возвращаются в океан, измельчая гальку в песок.

Наблюдая за этим безостановочным, длящимся сотни миллионов лет, процессом, сожалеешь, что такая мощь расходуется не на созидание, а на разрушение. Когда же учёные придумают экономичный и простой преобразователь этой колоссальной энергии в электричество?! Ведь тогда никакой энергетический кризис не грозил бы землянам!

Единственный плюс Мар-дель-Плато заключается в том, что цены там в два-три раза ниже, чем в Эль-Калафате или Ушуае. По всей видимости, это связано с тем, что здесь почти нет иностранцев. Ради чего им сюда ехать, когда в мире полно мест, где пляж не хуже, а вода прозрачная?!

В этом городе со мной случилось ЧП, в результате которого возник риск надолго застрять в Аргентине.

Из заморских экспедиций я всегда привожу экзотические предметы и изделия народных промыслов для своей этнографической коллекции. Чтобы подкупить что-нибудь к уже лежащим в рюкзаке экспонатам (костюм гаучо, метательный снаряд болас), я отправился в турне по мастерским и сувенирным магазинам.

Зная, что там постоянно пасутся карманники, портмоне с пластиковыми карточками, валютой, билетом и обоими российскими паспортами (заграничный и внутренний) затолкал в карман на шортах и тщательно застегнул его на тугой пластиковый замок. Кошелёк, с небольшой суммой наличных, положил в нагрудный карман. Купив вырезанную из натурального камня пуму, несколько пингвинов и красиво отделанную калебасу с бомбилье, я направился в отель. По пути, по привычке похлопал по карману в шортах и… застыл от ужаса: пуст!!! хотя замок аккуратно застёгнут.

Взяв себя в руки, обшарил все остальные карманы, раз пять перерыл содержимое рюкзачка, но, увы – портмоне с документами и карточками исчезло. И всё равно, мне казалось, что оно лежит, если не в этом, так в другом кармане – опять всё перепроверил, прощупал – увы, пусто! Я никак не мог поверить, что обворован, потому, что открыть тугой замок и незаметно вынуть из тесного кармана, прижатого к ноге, такой толстый бумажник было, по моему мнению, невозможно. Ещё раз тщательно прощупал его внутренность. Нет, факт налицо – карман пуст!

Стал анализировать, где и когда это могло произойти. Вспомнилось, что в толчее, у прилавка, на меня слегка надавили сзади, и я коснулся чего-то или кого-то коленом. Видимо, тогда всё и свершилось…

Надо признать, карманники сработали безукоризненно. Расстегнуть замок, вытащить портмоне, а затем ещё, словно в насмешку, застегнуть и всё за одну секунду – это высший пилотаж!

Для меня же ситуация складывалась трагическая: из гражданина России я превратился в лицо без гражданства, в господина НИКТО. А утром рейс в Москву! Что делать? На ум пришло изречение:

«Деньги потерял – ничего не потерял,

Друзей потерял - много потерял,

Здоровье потерял - всё потерял».

Успокаиваю себя: произошло не самое худшее. Здоровье не потерял, друзей не потерял – значит, ничего не потерял. Не стоит волноваться!

Ребята вызвали полицию. Выслушав и записав мой сбивчивый рассказ, сержант в заключение неуверенно пообещал поискать. Понимая, что шансов на успех практически нет, садимся в такси и едем с Антоном, лучше всех владеющим английским, в российское посольство. Оно находилось в респектабельном районе и представляло собой солидный, серый особняк с массивными дубовыми дверями, тяжеловесной мебелью 80-х годов. На нас как бы пахнуло мощью страны под гордым и внушительным названием СССР. Даже бакинский кондиционер 1986 года выпуска до сих пор исправно гонит в фойе прохладный воздух. Пока сидели в очереди, дежурный рассказал, что несколько лет назад перешли было на местные аппараты, так они столь часто ломались, что пришлось поставить бакинские обратно.

Нас принял вице-консул Литвиненко Роман Борисович, молодой дипломат лет двадцати восьми. Выслушав, спросил «Как докажете, что вы гражданин России?»

- Я здесь в составе группы российских туристов. Они все могут подтвердить это.

- Мне нужно документальное подтверждение. Я направлю запрос в Россию.

- Но самолёт завтра. Если я не улечу, то могу надолго застрять здесь - у меня же и деньги украли.

- Извините. Я обязан исполнять установленные правила.

Тут меня осенило:

- Роман Борисович, у вас есть Интернет?

- Конечно.

- Наберите пожалуйста в любом поисковике, например в «googlе», ziganshin kamil.

Через несколько секунд на экране монитора высвечиваются множество строчек с моей фамилией. Самая верхняя - «Сайт писателя Камиля Зиганшина». Зайдя на него, вице-консул по книгам, фотографиям и размещённой там биографии убедился в подлинности моих слов. Через пару часов временное удостоверение личности было в кармане. Слава, слава Интернету!

Спасибо и нашим дипломатам, понимающим, что не все ситуации отразишь в инструкциях!

Пока оформляли удостоверение, поговорили с вице-консулом на местные темы. По его мнению, аргентинцы бесшабашней и безответственней россиян. В то же время в них много апломба, поскольку они убеждены, что их страна превосходит по уровню жизни и порядку все иные южноамериканские страны. (В провинции это не так заметно). Действительно, в пройденных до этого странах Центральной и Южной Америки люди были приветливее и доброжелательнее.


По иронии судьбы в этот злополучный день мне как раз стукнуло 58 лет (описываемые события происходили 15 марта 2008 года). Я раскопал в нагрудном кармане куртки последние 100 долларов и пригласил ребят в кафе поужинать. Они согласились, но с условием, что платят они. Зайдя в полупустой зал ресторана с многозначительным названием «Финанс», стали осматриваться.

- Куда бы сесть? - задумчиво произнёс Пётр Захаров.

- Да вот тут, в уголке присаживайтесь. Тихо, никто не мешает, - спокойно, как-то совсем по-домашнему, произнесла молодая, русоволосая официантка.

Мы разинули рты от изумления, настолько неожиданно прозвучала здесь русская речь. Познакомились. Оказывается, она из Керчи. Зовут Наташа.

Выслушав тронувшее до слёз поздравление, я залпом осушил громадный бокал водки. Прошло пять минут – ни в одном глазу.

- Всё правильно – твой организм испытывает сильнейший стресс, - успокоил Коля, и налил ещё один.

После второго немного отпустило. Попросил налить ещё, на что мудрый Коля изрёк:

- Это уже лишка будет.

Посидели душевно. Я даже на время забыл о ЧП. Наташа, выбрав момент, когда не было посетителей, спросила:

- Можно с вами посидеть? Соскучилась по своим. Они тут очень редко бывают.

Мы налили и ей, но она отказалась:

– Нельзя, я на работе.

Всё расспрашивала, что нового в Союзе? И сама рассказала нам про свою жизнь в Аргентине.

Привожу ее историю почти дословно:

«У нас с мужем две дочери. В начале 90-х жизнь нашей семьи, как и везде на территории распавшегося Союза, была трудной. Занялись с мужем бизнесом. Дела пошли хорошо, да рэкет стал доставать. Вот и подались в поисках лучшей доли на край света – на родину аргентинского танго. Выучили испанский язык, нашли работу, потихоньку встали на ноги. В квартире появилась бытовая техника, компьютер. Однажды приходим домой, а там голые стены - вынесли всё, подчистую. За год опять подкупили самое необходимое для жизни. И снова всё вынесли, пока мы на работе были. Теперь ничего не покупаем: спим на матрацах, обходимся минимумом посуды. Денег поднакопим и домой вернёмся.

Вы знаете, нет ничего красивее России. Столько лесов, рек. Уезжая, мы думали, что едем в рай, а выясняется, что эмигрантов в этой стране считают за второй сорт и мы должны вкалывать на чёрных, самых низкооплачиваемых работах. Особенно обидно, что работаешь, работаешь, а в итоге у тебя всё отнимают. У нас в России одни проблемы, а тут другие. Адаптироваться удаётся не всем. Многие стали бомжами. Русская церковь некоторых принимает и помогает встать на ноги. Кто-то всё же находит работу, но большинство опять опускаются.

Только первые два года интересно было. Тепло, красиво, а потом на родину стало тянуть. Проходит не так много времени, и все мечтают обратно вернуться. Наши школы лучшие: дети, что учились в России, здесь первые. Учителя то и дело бастуют, к детям равнодушны».

Что к этому добавить? Верно сказано: «Что имеем, не храним, потерявши, плачем» и ещё: «Хорошо там, где нас нет!».


-

Всё имеет своё начало и конец. Вот и путешествие от Аляски до Огненной земли завершилось. Я благодарен Косте Мержоеву, Николаю Рундквисту, Эмилю Жданову - всем членам нашей дружной команды за содержательное, полное самых неожиданных приключений путешествие в обстановке братства и взаимовыручки.

Эти 37 тысяч километров обогатили, одарили впечатлениями и информацией меня настолько щедро, что полгода сейчас воспринимаются почти как вечность!

Командой «Огненный пояс Земли» отсняты десятки часов видеоматериалов и накоплен значительный объем информации о состоянии вулканов западного побережья Тихого океана. Впереди ещё вулканы Новой Зеландии, Австралии, Папуа-Гвинеи, Индонезии, Японии и Курильских островов. Так что работы вулканологам и геоморфологам будет предостаточно.

Мне же подошла пора расстаться с Вами, дорогой читатель. Даст Бог, ненадолго – впереди новые экспедиции, новые книги! А этой - спасибо за то, что ещё более укрепила любовь к Родине, понимание того, что живём в сказочно красивой и богатой стране. Если власть, наконец, станет более нравственной и не будет относиться к своему народу, как мачеха к падчереце, то через пару поколений весь мир будет завидовать нам!

Пройденный маршрут вдоль двух континентов дал мне ценнейший опыт, изменил и обогатил внутренний мир и вывел моё мироощущение на совершенно новый уровень. Ко мне пришло осознание того, что мир не так опасен и страшен, что миром до сих пор правит дружба и взаимопонимание, что для успеха путешествия главное - проявлять уважение к традициям и культуре посещаемых стран. Тогда даже не совсем благополучные страны пройдёшь без осложнений и получишь незабываемые впечатления.

Сравнивая природу Северной и Южной Америки с российской, могу со 100% уверенностью утверждать, что в России она не менее красива и разнообразна. А наша Восточная Сибирь – это, вообще, неизведанная планета, которую только предстоит открыть человечеству.

Важно и то, что кругосветка дала возможность ощутить невероятную свободу, затмевающую все проблемы и неизбежный дискомфорт походной жизни.

На этом, дорогие друзья, завершаю. Спасибо, что терпеливо бродили вместе со мной по страницам этой книги!

Ваш покорный слуга, писарчук Камиль Зиганшин.

Пожелания и критические замечания можно направлять прямо на мой электронный адрес: ziganshin_kamil@mail.ru


От издательства:

У Камиля Зиганшина после восхождений на вулканы Северной, Центральной и Южной Америки на правом глазу отслоилась сетчатка, а на левом образовались разрывы. Возникла реальная угроза полной слепоты. Московские и уфимские офтальмологи сделали три уникальные операции и восстановили утраченное зрение. Сейчас он завершает курс реабилитации и готовится вместе с друзьями из Русского географического общества к предолимпийским маршрутам: восхождению на гору Арарат (5137 метров) с ковчегом Ноя (по преданию, именно оттуда пошла современная цивилизация), затем на гору Олимп (2917 метров) - прародину древнегреческих богов и олимпийских игр.