Чернильница

      Чернильница (Рассказ) Серия: "Приключения Никиты и Борьки"

          На столе у Никиты стояла чернильница. Она была старая и важная. Бока у неё были толстые стеклянные, а сверху - крышка. И ни какая-нибудь, а серебряная. Чернильница стояла посреди стола. И никто ею не пользовался. Просто она была всем дорога, и с ней было жалко расстаться. Вот её и берегли. Очень уж важный был у неё вид, представительный. Настоящая царская чернильница. С лавровыми вензелями и короной. Нажми сзади на педаль - крышка сразу же и откроется. Наливай сколько надо чернил и пиши. Но в неё уже давным-давно никто чернил не наливал и перья не обмакивал. И она стояла сухая, и бока у неё были чистые, прозрачные.
        Но вот однажды Никита сидел дома, скучал. Чем бы, думает, заняться? А заняться и вправду было нечем. Уроков Никита не делал. Отдыхал. Качался на стуле и смотрел на то, как лазурно блестят бока у чернильницы. Как поблёскивает, и раскалилась от солнца её серебряная крышка.
       И тут пришла ему в голову мысль: налить в чернильницу чернил, раздобыть перья и пользоваться ею по назначению. Никита и сам не знал, зачем ему это нужно.
      Но это было забавно и ново. И потому Никита всё-таки решил купить чернил, добыть ручку и перья.
      Право, весело будет узнать, как же это. Как это раньше во всех школах и всюду по разным заведениям писали перьями по бумаге. Очень захотелось Никите попробовать, как это делается.
      Никита взял деньги из вазочки, подсчитал, подумал,- десять рублей - должно хватить. И наскоро напялив на себя белый свой полотняный картуз, пулей выскочил из дому и бойкой разудалой походкой, держа руки в карманах, направился в ближайший магазин спросить там чернил. Но в ближайшем магазине чернил не оказалось. Не оказалось их и в двух других магазинах. Тогда Никита сел на трамвай и поехал в универмаг, где был самый большой отдел канцелярских товаров. И там он к большому своему удовольствию купил, наконец, флакон фиолетовых чернил. И вздохнув с облегчением, пошёл по городу искать ручку с перьями. Но с этим оказалось куда труднее, чем с покупкой чернил. Никто и нигде не продавал перьев для письма. И Никита уже было отчаялся их достать, как перед ним на углу старого кирпичного дома пёстро мелькнула вывеска: «Антикварная лавка». И Никита зашёл туда спросить, нет ли там перьев.
       Продавец, пожилой тучный человек в очках сначала поглядел на Никиту вопросительно но, всё же открыл дверцу стола, нагнулся и вынул оттуда больших размеров картонную коробку, извлёк из неё ещё одну, но уже маленькую и подал Никите. В этой узкой пластмассовой коробочке лежали две перьевые ручки и десяток острых крупных перьев. Узрев всё это богатство, Никита страшно обрадовался. Сердце у него ёкнуло и сладко забилось в груди.
     - Эти годятся? Спросил хозяин лавки и, поправив очки, посадил их на переносицу.
    - Годятся. Они самые, ответил Никита. И расплатившись всего лишь пятью рублями, поблагодарил антиквара и вышел на улицу. Тут только он почувствовал, что страшно устал и измаялся. Ужасно хотелось пить. Солнце жгло немилосердно. Повсюду цвели акации и воздух был ароматный и вязкий. Никита шёл в тени по парку и теперь мечтал уже не о перьях, а о стакане с водой. Выйдя из аллеи, он увидел синий шёлковый шатёр, где обычно продавали напитки. Он немедленно бросился туда - напиться. Осушив до дна стакан лимонаду, Никита взял ещё один и выпил тот с ещё большим удовольствием. Вполне довольный путешествием он хотел было уже идти домой, как нашёл в тени лавочку и присел отдохнуть. Ноги от ходьбы гудели, от жары разморило. Хоть ложись и спи.
          Однако надо было спешить. Родители Никиты уехали за город на дачу. Но сегодня  непременно вернутся, и тогда мама станет его распекать за то, что он, Никита, уже большой десятилетний мальчик, а ни в чём по дому ей помочь не умеет: хлеба не купил, в комнатах не убрал и окно, как обещал, не вымыл. Грош ему цена, помощнику такому. Надо было очень постараться теперь, чтобы со всем этим справиться. Но времени ещё оставалось достаточно. Успею, подумал Никита, ощупывая карман. И хоть как ему не хотелось оставлять этот живописный уголок с фонтаном и томной алебастровой нимфой, а всё же он, не желая больше терять ни минуты, скорым шагом направился к метро. На этот раз ему повезло. Поезд пришёл быстро. И народу в вагонах было немного. И потому без особого труда Никита занял место у входа. Когда же доехал до узловой станции, мигом пересел во встречный вагон. И не прошло и четверти часа, как он уже был дома, заправски орудуя пылесосом. Пот градом катил с лица, когда он едва закончив уборку, совсем  даже не передохнув, стал до блеска натирать стекло.
        Пфы, отфыркивался Никита, снимая пот со лба. Ничего, ничего, успею, твердил он про себя, поглядывая на часы. Балконные стёкла блестели уже не хуже хрусталя, а Никита всё тёр и тёр, пока, наконец, не убедился, что дело сделано. Довольно налюбовавшись на яркие солнечные блики, на эту светлую прозрачность, Никита отправился отстирывать тряпку, а смыв с рук пену, пошёл наливать чернила. Но едва он приготовился отвинтить пробку, как пришлось прерваться: вернулись с дачи родители. Привезли сумки. Стоя у порога, Никита улыбался, радуясь, что всё сошло благополучно. И уже после обеда, изголодавшись от нетерпения, с особым чувством упоения ушёл в комнату, оживлять чернильницу.
        Открыв крышку, он осторожно влил в неё порцию чернил. Посмотрел со стороны. Здорово!
Затем взял перо, вставил в узкую скважину - держатель. Получилась очень похожая на карандаш деревянная ручка. Обмакнув край пера в чернила, Никита написал первое слово. Перо скрипнуло. Чуть раздвоилось. Но получилось красиво. Никита выводил букву за буквой. Старался. Писать пером ему очень понравилось. Не то, что ручкой. Слова выходили какими-то особенными, сочными. Написавшись вволю, он решил, что, пожалуй, довольно. И только потом вышел во двор, подышать.
         На другом конце двора у высокого сизого тополя он заметил Борьку Смолина. Борька забавлялся тем, что, буцая мяч, играл с таксой Диной. Она первая увидела Никиту и, лопоча ушами, побежала к нему. За ней к Никите подошёл и Борька.
       - Привет, сказал он с недовольным видом.
       - Привет, ответил Никита.
      - Скучно живём, пожаловался Борька. Прямо беда. Честное слово. Это даже обидно. Весь год ждёшь это лето, ждёшь. Кажется, вот - наступит лето, и тогда уж заживём. А оказывается - ничего особенного. Ходишь из угла в угол и от скуки томишься.
       - Давай, что ли пойдём в парк, на карусели поглядим, предложил Борька. Всё же лучше чем здесь. Никита согласился. И они пошли. Парк был недалеко. И они скоро пришли туда. Обошли все аттракционы, но кататься не стали.
       - Эх, сказал Борька, зря мы сюда пришли. Ничего хорошего. Одна тоска. Борька жить не мог без затей, и когда их не было - страшно скучал. Но тут он заметил пятно.
       - Что это у тебя? Спросил он у Никиты, показывая на брюки.
       - А, отмахнулся Никита, ничего особенного. Всего лишь чернила.
       - Ну-ка расскажи, заинтересовался Борька. И Никита стал рассказывать, а Борька слушал внимательно, не перебивая. И лишь одобрительно хмыкал, давая понять, что история эта ему нравится.
         И тут вдруг он схватил Никиту за руку и не своим голосом взмолился:
       - Продай мне чернильницу!
       - Никак не могу. Она ведь старинная.
       - Но тогда дай хоть на пару дней подержать.
       - Не могу.
       - Почему?
       - Разобьёшь.
       - Нипочём не разобью. Слово даю, забожился Борька, не унимаясь. Разрази меня гром на этом месте, продолжал он упрашивать Никиту.
      - Запросто не отдам, ответил Никита, потихоньку сдаваясь. И толком ещё не зная, что бы потребовать взамен. И тут его осенило. Обожгло жаром.
      - Скрипку хочу!
      - Бери, ответил Борька, готовый теперь уступить её. Было видно, что какая-то новая непонятная ещё для Никиты мысль целиком завладела Борькой. И его приятеля прямо-таки распирало от нетерпения получить чернильницу. Никита по опыту знал: расспрашивать Борьку не имеет смысла. Борька всегда действовал тайком, украдкой. Пока он сам не являлся с объяснениями, либо хвастаясь, либо сетуя на судьбу. Поэтому Никита и не спрашивал ни о чём. Всё равно ведь через пару дней Борька сам прибежит к нему.
     - Вот, скажет он, в смущении запустив палец в копну курчавых волос, забирай свою чернильницу. Она мне больше не нужна. Премного благодарен. Это когда его идея оказывалась совсем уж ничего не стоящей. Когда же наоборот: тут уж Борька вертится вокруг тебя, как флюгер на ветру. Бахвалится. Впрочем, всегда с одной и той же целью - втянуть  в дело Никиту. За что тому не раз попадало. И поделом. Не суйся, куда не следует. И Никита, сожалея о том, что сунулся в это дело, полагал, что больше его не обмануть. Но Борька всякий раз подкупал Никиту своей непогрешимой верой в успех.
         Когда же затея с треском проваливалась, Борька уверял, что он здесь вовсе ни при чём. И Никита часто потом бывал разочарован и недоволен собой. И немедля принимался искупать грехи за письменным столом. Занимаясь с двойным упорством и делая, порой, невероятные успехи, он всячески добивался похвал.
         Но история с чернильницей, как будь-то бы, не предвещала беды. И Никита ничего не заподозрил. И был только рад не упустить столь счастливый случай. С прошлого года упрашивал он Борьку дать ему инструмент, но всякий раз получал уклончивый ответ. А ведь на ней никто не играл. Никому эта скрипка была не нужна. Это возмущало Никиту. Зачем же ей пылиться в шкафу! Лучше уж я буду на ней играть. Слух у меня хороший. Скрипка как раз для меня, думал Никита.
        И вот - свершилось. Даже не верилось, что Борька принесёт ему заветный футляр. А в нём - скрипка. Настоящая. Положи на плечо и играй. Касайся струн смычком и слушай. Она сама поведёт тебя. Сама всему научит…
        Никита не помнил себя от радости. И то рассказывал, какая замечательная у него чернильница, то слушал, как Борька объяснял:
     - Прежде возьми канифоль, потри хорошенько, а уж потом упражняйся, говорил он, наставляя Никиту. Скрипка инструмент капризный. К ней подход нужен. Скрипка - не рояль и не контрабас. Скрипка - она ласку любит. Как моя Динка. За ней глаз да глаз нужен.
        Никита кивал. Соглашался. Прибавляя от нетерпения шагу, так что Борька едва успевал за ним. Динка бежала рядом, весело резвясь и заигрывая. Но на неё не обращали внимания. Не до неё было. Но вот приятели вошли во двор. Достигли тополя. Крепко ударили по рукам. А, ударивши, разошлись. Договорившись встретиться здесь же за беседкой.
      Первым в беседку пришёл Никита. Он немного волновался: не обманул бы. Но Борька, как и было условлено, явился вовремя.
        - Вот, держи,- сказал он, и распахнул футляр.
Никита был сражён. И тут же отдал коробку. А Борька - смычок и канифоль.
Солнце уже заманчиво золотило макушку тополя, когда Борька сказал:
       - Ты это, пожалуйста, скрипку никому не давай. Держи её в футляре. Береги, в общем. За чернильницу не беспокойся. Ну, мне пора. Бывай, Никита.
       - Бывай, ответил Никита, провожая Борьку взглядом. И дождавшись, когда тот скроется под аркой, снова повернул в беседку и там ещё раз открыл футляр. Скрипка лежала в нём красивая. Спала безмятежным сном. Никита потрогал струны, погладил деку. Он всё ещё был очарован. Всякий раз, когда он видел скрипку, ему чудилась невыразимо прекрасная мелодия. Огни. Сцена. Тонкий смычок легко скользящий по струнам. И он сам, посреди огромной залы стоит на сцене в чёрном фраке, играет. А, играя, не замечает ничего, кроме движения смычка. Вот и теперь Никита вдруг услышал прекрасную мелодию, увидел сверкание огней… 
          Но тут его будто кто-то толкнул под руку. Никита очнулся. Музыка, сцена и публика исчезли.
        - А, это ты Вакс, сказал Никита, потянувшись к скрипке. Но Вакс огромный породистый пёс-овчарка положил лапу Никите на запястье, одним движением остановил его. Обнюхал футляр, и только потом отпустил, отступив назад. Никита обожал собак. А Вакса любил особенно. Души в нём не чаял. Всячески заботился о нём. Впрочем, Вакса любили все. Весь двор…    
       - Хорошая собака, сказал Никита и погладил Вакса по широкому лбу. Выпятив грудь, Вакс вежливо молчал. Пойдём, пригласил Никита. Пёс, привыкший понимать всё с полуслова, двинулся с места, послушно пошёл сбоку. Довёл Никиту до квартиры. Сел у двери. Мама Никиты обычно не позволяла приводить его, но сегодня, Ваксу, так уж и быть, разрешили остаться. И весь вечер он сытый смирно лежал под вешалкой, дожёвывая хлеб, дремал, шумно вздыхая. Никита же напротив долго не мог уснуть. Мешала огромная полная луна, назойливо светившая в окно. Когда же она, догорев, угасла Никита, наконец, уснул.
            Утром Никита проснулся рано, взглянул на часы, и с удивлением увидел, что со стола пропала чернильница, и тут только вспомнил про футляр со скрипкой. Какая удача! - Она была здесь, в полном его распоряжении, и о, благо, некому было заглянуть в комнату Никиты. Чего же больше? Но именно в это утро, Никита узнал, что скрипка действительно инструмент капризный и скоро понял, что сходу научиться играть на ней, не придётся. Но ему давно и страшно нравился инструмент, и он решил его осилить. Какая досада! Комната полна солнца и свежего воздуха, по белым занавескам рассыпалось золото, слышно как под крышей воркуют голуби и при всём при том скрипка не слушается смычка. Впрочем,  размышлял Никита, может быть, это -  смычок не слушается скрипки. Надо проверить.
            А Борька в это время ничуть не унывал. Напротив, он пребывал в отличном расположении духа. Чернильницу он хорошенько вымыл, вытер, слегка только осторожно наполировав по верху. Укутал её в лоскут алого бархата, и, уложив ручку и перья снова в коробку, решил попытать счастья. А удача, видимо, положила на Борьку глаз.
            Не успел Борька ещё дойти до беседки, как два брата Миша, и Даня уже догоняли его.
          - Прекрасная погода, сказал Даня.
          - Да, ответил Борька, - прекрасная. И - напыжился. Мальчики переглянулись. Борька явно что-то скрывал.
          - Что это у тебя, прямо спросил Миша, указывая на коробку.
          - Коробка.
          - Вижу, что коробка.
          - А что там, внутри, стал допытываться Даня.
          - Чернильница.
          - Чернильница? Зачем?- удивился Миша.
          - Много ты понимаешь. Это, смотря какая чернильница. Иная пустяковая, а иная и особенная.
          - И чем же она особенная, - спросил Миша, забегая вперёд. Борька остановился, посмотрел на Мишу убийственным взглядом и ни мало не смущаясь, объявил:
         - Она старинная. С этой чернильницей ещё Пушкин в лицей поступал!
         - Вот это да! Удивился Миша, и с уважением посмотрел на коробку.
         - Покажи, запросил Даня. Ему страсть как хотелось взглянуть на чернильницу. Шутка ли -  сам Пушкин макал в неё перья. Это ли не диковинка. Борька для приличия немного заупрямился, но затем повёл ребят в беседку, смотреть. И не ошибся. Чернильница не подвела. А дальше всё пошло как по маслу. Все наперебой упрашивали Борьку разрешить им  побрызгать чернилами. Борька брал за эту услугу недорого: всего два рубля с человека. Когда же кто-то выказывал недовольство, Борька говорил:
          Воля ваша. Но я бы дорожил моментом. И все соглашались. К обеду, когда Никита спрятал скрипку в футляр, стало ясно - Борькина затея удалась. Чернильница - эта маленькая изящная вещица, что называется, - сводила зрителя с ума. Невозможно было устоять перед её волшебным обаянием. И Борька радовался. Радовался и ликовал. Собирая рубли, он уже предвкушал полный триумф, когда в беседку сердитый вошёл Никита.
        Он был расстроен и понуро молчал, борясь с горьким чувством обиды. Сколько усилий - и всё напрасно. Но не успел Никита ещё поздороваться, как Борька уже тянул его к выходу, горячо шепча на ухо:
          Никита, молчи! И отведя его в сторону, сказал:
Осталось ещё  немного. Всего ничего. Самая малость. И тогда уж мы точно купим Ваксу ошейник. Самый лучший!
          Достать для Вакса самый лучший ошейник было давнишней мечтой Никиты. Дед Егор, приютивший Вакса у себя не осилил бы купить ему новый. А старый уж совсем истрепался. И вовсе никуда не годился.
         - Ладно, согласился Никита,- валяй. Возможно, этим бы всё и обошлось. Но не тут то было. Молва - эта хитрая шустрая старушка буквально поймала Борьку в свои сети: всем кому ни лень, всем: и старому и малому было любопытно взглянуть на чернильницу. И с этим уж ничего нельзя было поделать. Ни днём, ни ночью не знал Борька покоя. Уж давно Ваксу купили новый ошейник, уж давно дедушка Егор - получил трубку, калоши и трость, а Борька всё ещё принимал изрядно надоевших ему посетителей.
Трудно предположить, чем бы всё это кончилось, если бы кто-то прыткий любопытства ради, не догадался пристальней осмотреть крышку.
         И тут, - в самый разгар кампании, - выяснилось,  что чернильница выпущена  в 1901 году. И уж никак не могло того быть, чтобы Пушкин был с ней знаком.
       Надувшись, Борька неумело оправдывался. Но ребята всё же насмеялись над ним вволю, и не будь он от природы черноволос и курчав, верно, не простили бы ему эту хитрость на счёт чернильницы.
      Никита же всё это время думал об одном, глядя со двора на увитый виноградом балкон: когда же скрипка покорится ему, когда ещё он сможет на ней сыграть. Вероятно, не скоро. Но мечта всё равно не оставляла его.