Черный танец

                Чорнолюбивой кошелке Дите фон Тиз               
     Я никак не мог вспомнить, кто там всю дорогу понтовался своим аристократическим происхождением, то ли Тартюф, то ли Дюжарден из арабского пригорода Версаля, то ли, вообще, цирюльник из Монпелье, все перебивал неприятный привкус нашего дубового Загоскина, недурно пустившего корешки самобытности в известные еще Гомеру Симпсону байки и анекдоты, уже к моменту своего рождения обросшие густой бородой. Скорее всего, акушер, принимавший в Бедламе роды у Мардж, сам сошел с ума, переименовался в Повитух Абрамыча и стал тем неуловимым членом  " Пусси райот ", коего и не разоблачили спецслужбы вишистов накануне Пасхи, острова, летающего, разумеется, но не по Свифту или Верну, а по Ломоносову, жравшему, как ведомо всем, треску живьем.
     - Эко, углатывает - ту, - шушукалась дворня, во все глаза подглядывая за халатистым академиком, спросонья жравшим сырую рыбу, наполняя транзитный зал своего подмосковного особнячка урчанием и позднеобеденной икотой, - аж дубеет на глазыньках барыни - то.
    Барыня тихо раскачивалась на крюке, шурша пышными фижмами под ласковыми порывами лютого мартовского ветерка, несущего с собой какие - то перья и обрывки чужих мыслей, там и шепот галлюцинирующего Эдгара Аллана присутствовал, устав, видимо, фигурировать в иных, не столь высокомудрых кругах и перелесках, где он таился до поры, до времени. Прямо под барыней стояло вычурное кресло, несомненно работы ярославских умельцев, не нужно было заглядывать за обивку в поисках клейма братьев Райт - Фаберже, сама конструкция нелепого сооружения, безногого вообще, указывала на происхождение видов. А где еще могут сделать кресло без ножек ? Смешно и говорить. Поэтому барыня, откашлявшись, запела, конечно.
     - Ах, Ленинград, Петроград, Петербуржище,
     Сраное кладбище, хреново лежбище,
     Родина долбаных гадских ельцов,
     Прибежище липких чахоточных снов.
     - Кха ! - оглушительно откашлялась Сонечка Мармеладова, стуча в изразцовый пол мозаики посохом мажордома и секунд - майора. - Леди Борменталь и Чикито Эль - Куно !
     Чеканным шагом вошли двое, промелькнули перед недоумевающим Ломоносовым и вышли в параллельную дверь, ведущую в никуда или не ведущую никуда, объединяющихся по смыслу лишь раз в году, ведь ежели вести в никуда было свойственно ранее космическим шлюзам или выходам в червоточины Шамбалы, то никуда не вести было занятием отеческим, древлеславным, процветавшим на родине академика со времен рыбных обозов, скрипящими полозьями двигавшихся стройно и четко оттуда сюда.
     - Чё за на х...й ? - простонародно поинтересовался академик, козырявший собственной почвенностью и кресалом, коим он сейчас как раз пытался возжечь семисвечник у каминного экрана, экранирующего тавтологически всю тщету понимания Соней самой лингвистической структуры вопроса Ломоносова.
     - Сними меня, Мойша, - попросила барыня сверху, с крюка, сыпля стружку и перхоть на академика, - сними меня отсюда на восьмимиллиметровую пленку и продай получившийся продукт в ателье индпошива купца Сахарова. Прославишься.
     - Я и так богат в перьях, - отрезал Ломоносов, отрезая славный шмат буженины узбекским кинжалом, подаренным на годовщину юбилея профессором Швеллером. Он еще тогда пробурил кортезианство, этот профессор, что, впрочем, не является темой нашей истории, моя милая и настолько секси сестра во слове российском, что я вынужден примолкнуть тоже до поры, до времени и оставить сию сказочку, как есть, питая нескромные надежды на продолжение нашей с тобой интеллектуальной игры, притухшей по причине моей убежденности в серьезности намерений адресата ( Станиславский обзавидовался ), но вновь возгоревшейся пламенем Ребекк Кроу или Катерины Суицид, что одно и то же.