Сила дефицита

Это нынче настала хорошая жизнь – проблемы дефицита почти нет даже в самых зачуханных уголках страны. А когда-то – страх и ужас! Почти всё было недоступно – в смысле, не достать. Казалось бы, туалетная бумага в рулончиках – ерунда, чушь собачья, но и та была в крутом дефиците. И вот какой удивительный факт: вроде бы только недавно без неё прекрасно обходились граждане-товарищи, но вдруг, поначалу в столичных городах, а потом и в мелких городишках, даже в отдаленных поселках и захолустных деревнях без этих самых рулончиков стало невозможно существовать. Просто наваждение какое-то! Разумеется, те, которые имели непосредственный доступ к производству или к продаже дефицитной "туалетки", сразу стали наиболее уважаемыми и почтенными.

Вот и Шура Хрюкина, жительница Кондопоги – крохотного карельского городка с населением всего-то в тридцать тысяч человек, внезапно оказалась в числе «хозяек» дефицита по причине своей работы на местном бумагоделательном комбинате. В переводе «кондопога» означает «медвежий угол», и такое название вполне оправданно. Тем не менее, жители городка, обладающие гордым самосознанием, быстро поняли, какие потрясающие выгоды способна приносить производимая ими «туалетка», и стали активно этим пользоваться. Вот и Шура, понемногу подворовывая рулончики с комбината, активно пустила их «в дело». К примеру, когда ей понадобилось крайне дефицитное сливочное масло, Хрюкина тут же созвонилась с одной своей школьной подружкой – теперь работницей маслобойки и, пожалуйста, купила у той пару килограммов масла абсолютно без переплаты, но за пять рулонов «туалетки».

Однако Шуру интересовала не только гастрономическая пища, но и духовная. Получив трёхдневное направление в Ленинград на тамошнюю бумажную фабрику «для обмена опытом», Хрюкина захватила с собой десять рулончиков ворованной туалетной бумаги. СпрОсите, для чего? А для того, чтобы с их помощью добыть в столичном городе многое, в том числе весьма дефицитный билет на концерт ленинградской эстрадной певицы Этти Хапье, фанатичной поклонницей которой Шура издавна являлась. Судя по гуляющим по Кондопоге слухам, вполне отечественная Хапье была то ли бывшей француженкой, то ли чешкой. Когда же по телевизору передавали в её исполнении песенку: «Как теперь не веселиться, не грустить от разных бед, в нашем доме поселился замечательный сосед…», у Шуры буквально «сносило крышу». И не столько от исполнения, сколько от странного акцента Хапье. Нравились Хрюкиной и другие песни Этти, но от этой – с лихим припевом «пам-пам, тарурару пам-пам…» – Шура прямо-таки впадала в экстаз!

Перед самым отъездом в город на Неве Хрюкина заглянула к другой школьной подружке – Эльге Ярвинен и заискивающе спросила:
; Послушай, Эльга, ты с Моськой Коганом всё ещё перезваниваешься?
; Иногда, старая-то любовь не ржавеет! ; кокетливо ответила та.
; Ну, а номер его дашь?
; Отчего не дать, конечно, дам…
Моисей Коган – тоже одноклассник Шуры, окончив школу, сразу же уехал в Ленинград поступать в театральный институт на факультет, готовящий «организаторов зрелищных мероприятий». И поступил-таки, и в Кондапогу больше не вернулся, однако сильно тосковал по своей школьной любви – Эльге Ярвинен и регулярно звонил ей, делясь новостями ленинградской культурной жизни. Вот и недавно он не без хвастовства сообщил Эльге, что устроился работать администратором в престижный «Ленконцерт». Всё это Ярвинен теперь с удовольствием пересказала Хрюкиной и нацарапала для нее на каком-то клочке телефонный номер Моси.

А Шура, приехав в Северную столицу, сразу же позвонила с вокзального телефона-автомата Когану, сказала, что номер его получила у Эльги, и с места в карьер попросила достать билет на ближайший концерт Этти Хапье. В ответ Мося в типичной для него манере прокричал: «Как два пальца об асфальт!» и, продиктовав адрес «Ленконцерта» - набережная Фонтанки 41 угол Невского проспекта – прибавил: «Приходи завтра к часу дня, на вахте спросишь меня, всё перетрём, а сейчас трепаться больше не могу!». И бросил трубку.
Выйдя из кабинки, осчастливленная Коганом Шура подхватила сумку с «туалеткой» и направилась в привокзальную «Комнату отдыха матери и ребенка». И хотя никакого ребенка у Шуры в помине не было, администраторша в благодарность за пять вожделенных рулончиков мигом пристроила «Гражданку Хрюкину с грудной девочкой» на свободную койку.

Оставив похудевшую сумку в камере хранения, Шура ринулась по промтоварным магазинам, ибо в её записной книжке имелся большой список заказов от друзей, сослуживцев и соседей на дефицитные товары, которых в родной Кондапоге с роду не бывало. Первым делом Хрюкина направилась в близкий к вокзалу Гостиный двор, потолкалась в очередях и через пару-тройку часов покинула универмаг с неплохой добычей. Кроме заказанной Эльгой Ярвинен толстостенной алюминиевой кастрюли, тут были сандалии для соседского первоклашки Васьки и покрывало, предназначенное начальнице отдела кадров Ноне Архиповне. Список заказов, хоть и сократился, но незначительно, и Шура в поисках остальных рванула по окраинным магазинам. К восьми вечера она, будучи увешанной всевозможными пакетами, словно новогодняя ёлка игрушками, «с языком на плече» вернулась на вокзал, оттащила все купленное в камеру хранения и налегке поплелась в «Комнату матери и ребенка». Упав на казённую кровать, Хрюкина уснула, как говорится, «без задних ног».

Утром, поплескавшись в вокзальной уборной и позавтракав в пирожковой, она отправилась на свидание с Мосей Коганом. Двигаясь по нечетной стороне Невского проспекта, Шура глазела по сторонам. Номера домов убывали, и у 43-го она подумала: «Следующий будет сорок первый». Как подумала, так и вышло. Это оказался дом 41, и какой же красивый! Ярко-бордового цвета роскошный дворец предстал пред восхищенной Хрюкиной, которой было невдомёк, что в XIX веке он был построен по заказу императора Николая I для князей Белосельских-Белозерских выдающимся петербургским архитектором Штакеншнейдером. Шура была отнюдь не первой, кого дворец привел в восторг. Современники князей писали о нём как о «величественном палаццо», сильно украшающем Невский. Ну, а Хрюкину так ошарашил гордый вид дома-красавца, что она даже не глянула на пафосную черную вывеску у парадного входа с золотой надписью: «КУЙБЫШЕВСКИЙ РАЙОННЫЙ КОМИТЕТ ЛЕНИНГРАДСКОГО ГОРКОМА КПСС».

И ровно в час дня, войдя через  массивную дубовую дверь в беломраморный вестибюль, Шура наткнулась на строгую женщину, видимо, вахтёршу, сидящую за изящной конторкой, и довольно развязно сказала:
; Позовите-ка мне администратора Мосю Когана!
«Вахтёрша» вздрогнула – не столько от наглости посетительницы, сколько от прозвучавшей комбинации «Мося Коган» ; и с возмущенным удивлением, но молча воззрилась на Хрюкину, а та воскликнула:
; Ну, чего вылупилась, долго ждать-то!? Где Коган!?
Тут «вахтёрша» ожила, нажала на какую-то кнопку и прохрипела:
; Счас, будет тебе Коган.
Вдруг непонятно откуда взялся милиционер, подскочил к Шуре и мигом надел на неё наручники, от чего она чуть не грохнулась в обморок, а страж порядка сурово спросил:
; Ты кто, откудова припёрлась, что за Коган, чего надо-то?
; Из Кондапоги я, Шура Хрюкина, в Ленинграде по обмену опытом, а с Коганом в школе училась.
Как ни странно, милиционер быстро врубился в ситуацию, снял с Шуры наручники и, обратившись к «вахтёрше», буркнул:
; Ты-то хоть не паникуй чуть что…
И исчез так же мгновенно, как появился, а «вахтёрша», внезапно смягчившись, подала Шуре красивый стул на ножках в виде львиных лап и строго сказала:
; Сиди тихо, разберёмся что да как, жди.
Она позвонила, проворковала что-то в трубку, и минут через пять в вестибюле появилась миловидная, шикарно одетая блондинка с высокой пышной прической, приблизилась к Хрюкиной и молвила:
; Ну-с, а теперь, любезная, расскажите, по какой причине вы здесь?
И Шура, с которой начисто слетела первоначальная смелая решительность, пролепетала, мямля и заикаясь, что ищет Моисея Когана из «Ленконцерта», что в доме 41 . Внимательно выслушав её, дама расхохоталась. Насмеявшись вдоволь, сказала:
; Милая, вам нужен дом 41 по набережной Фонтанки. Это метрах в ста от нашего райкома. В нем-то и находится «Ленконцерт». А у нас, в доме 41 по Невскому проспекту люди с фамилией Коган и другие подобные не работают и не бывают. Ну, скажите на милость, откуда здесь евреи?
И блондинка снова рассмеялась...

Мося встретил Шуру возмущенными воплями: ; Где ошиваешься, Хрюкина?! Сколько можно ждать?! Вот, держи контрамарку на сегодняшний концерт Хопье!
Стесняясь рассказывать о своём райкомовском приключении, Шура вяло поблагодарила Когана и, сославшись на головную боль, пообещала завтра же утром завезти в подарок пять рулонов «туалетки», чему тот дико обрадовался.
А вечером сбылась, наконец, заветная мечта Шуры Хрюкиной: она увидела и услышала Хопье живьём на сцене концертного зала «Осенний». Во время пения Этти забавно пританцовывала, кому-то как бы строила глазки и глупо кокетничала сама с собой. Шура буквально отбила ладони, аплодируя артистке, давно проживающей в Ленинграде, но почему-то продолжающей петь со странным как бы зарубежным акцентом: «Как тепьер нье вэсэльица, нье грустить от разных бэд, в нашьем домье посэлильсья замэчатьельный сосьед…».