Отец

 Отца я лишился очень рано. Он умер в 54 года, тогда мне было шесть лет. Звали его Алексей Фадеевич. Меня же при записи местные грамотеи нарекли Александровичем. Родился и жил отец в небольшой лесной деревне в четырёх километрах от нашего городка. Дома и участки пахотной земли его семьи и близких родственников находились по соседству с одной стороны единственной деревенской улицы в центре деревни. Деревню со всех сторон окружал и окружает сейчас разнообразнейший лесной массив. Здесь и прекраснейшие сосновые боры, и острова тёмных зелёных елей, моховые обширные болота, много смешанных участков. Встречаются лесные поляны, повсюду разбросаны небольшие водоёмчики.

 Страшную трагедию пришлось пережить отцу во время войны, находясь в оккупации. 23 июня 1943 года рано утром на деревню нагрянули каратели. В это время отец вместе с одной из дочерей находился на лесной поляне, на сенокосе. Он косил, а дочь разбивала прокосы граблями. На их глазах жителей деревни каратели согнали в одну из колхозных построек и сожгли всех живьём. Жуткий запах гари начал распространяться по всему лесу. Не будь рядом дочери, он бы, наверное, сам бросился на смерть, чтобы не слышать крики заживо сжигаемых людей. Ведь там же была и почти вся его семья: четыре ребёнка и жена. Но и оставшейся с ним в живых дочери не суждено было жить. Она погибла уже в партизанском отряде, к которому они примкнули позже. Опять эта смерть произошла на глазах отца. Войну, кроме отца пережил сын Митя, который до войны поступил учиться в Ленинград, был эвакуирован  в Поволжье, где создал семью. У него родились дети: сын и дочь. После войны отец сошёлся с моей матерью - вдовой. Её первый муж был репрессирован в 1937 году. Бывший паспортист напорол что-то при оформлении документов, приехал воронок, мужика забрали и никакой весточки, как сквозь землю провалился.

 В шестилетнем возрасте я помню, как часто отец в зимнее время любил полежать со мной на печи, рассказать о лесных зверях, об их повадках. Рассказывал он разные интересные истории, сказки. А чем можно было тогда заняться? Телевидения ещё не было, электроснабжение только восстанавливалась, только о чём то шуршало радио в виде чёрной картонной сковороды. Хорошо помню ту печь. Рядом с ней были устроены полати, засланные овчиной. Под потолком висел длинный шест, на который были нанизаны вязанки с луком. Сама топка была сложена из больших камней и кирпича. Основанием печи служил деревянный дубовый сруб из колотых брёвен. Когда мне пришлось участвовать в строительстве нового дома рядом со старым, то я, будучи молодым и неопытным, надорвался, разбирая эту печь. Соседка - горбунья бабка Оля спасала меня тёртыми корнями девясила с жареными куриными яйцами. Её снадобье помогло. Так был оплачен приют, который ей и её троим детям во время войны дала моя мать. В дом бабки Оли попала бомба.

 Я до сих пор ощущаю то огромное тепло и доброту, которые шли от отца. Он рано ушёл из жизни - смерть самых дорогих и близких людей на его глазах не могла не сказаться. Я поражаюсь тем мужеством и жизнелюбием людей того времени, их стойкостью.
                *  *  *

 Мой внук подрастает. Хорошо учится в старших классах. Ведёт себя в школе и дома пока без нареканий. Пришла как-то мысль сводить его в деревню, где когда-то жил мой отец, его прадед. Внук с удовольствием согласился. Он любит пешие прогулки с фотокамерой, натренировался и готов и к не таким переходам. А идти всего ничего - около пяти километров по лесной дороге. В тот день погода стояла хорошая. Было сухо, тепло. Начала зеленеть травка, распускаться почки на деревьях. По дороге остановились возле водозабора, который снабжает питьевой водой наш городок. "Вода должно быть отличного качества. Поблизости нету населённых пунктов. Этот еловый лес стоит веками. Почва глинистая, вредные вещества не пропускает. Под нами находится целое пресное озеро превосходной питьевой воды" - информировал я его. Он всё это отлично знал. Про здешнюю питьевую воду кто только не говорит. Смотрел этот водозабор командированный на иностранное предприятие в нашем городке специалист из Германии, который отметил качество воды и то, что она естественная, а не очищенная, как у него на родине. "Не хватает только новых чистых труб для водопровода" - немного съязвил внук.

 Незаметно добрались до деревни. Быстро нашли обелиск, установленный в память о тех ужасных событиях войны, которые произошли в деревне. Обелиск ухожен, стоят цветы, забор недавно окрашен. Сфотографировались около обелиска, помолчали. Увидел идущую старушку на улице, опирающуюся на палку. Я узнал эту женщину. Это была бывший колхозный бригадир Лидия Захаровна. Муж её бывший лесник давно умер, были дети, но в деревне никто не хотел жить, и Лидия Захаровна жила одна в большом деревянном добротном доме.
  - Здравствуйте, Лидия Захаровна!
  - Здравствуйте! Не узнаю что-то.
  - А я не раз бывал в вашем доме, заезжали за вашим Петром во время охоты, да и на проводах в последний путь Петра был также.
  - Александрович! - Наконец она узнала меня.- А я вот одна одиношенька. Хожу только с палкой за молочком к одной женщине. Два раза в неделю автолавка приезжает, пенсию почтальонка приносит. Картошку ещё сеем, сын приезжает помогает. Лучше бы он не приезжал, не могу смотреть на пьяницу.
  - Ничего Лидия Захаровна. Как бы тяжело не было, а доживать век надо. Нигде не денешься.
  - Да, никуда не денешься.
  - Я вот с внуком пришёл в деревню показать родину его прадеда, уточнить место, где он жил до войны, что-нибудь узнать о том страшном сожжении жителей.
  - Если что и скажет, то только женщина, проживающая в этом доме. Всех же сожгли. Деревня отстраивалась по-новому уже после войны.
  - Спасибо Лидия Захаровна! Дай вам Бог здоровья и сил.

 Зашли с внуком в указанный дом. К хозяйке приехал на автомобиле сын с семьёй навестить. Я изложил суть моего посещения и указал наводчика. Лидию Захаровну все в деревни уважали ещё со времён, когда она работала бригадиром. Чувствую бабка заколебалась, но затем резко сказала: "Старая я уже, голова вечно болит, ничего я не помню". Огорчённый я вышел во двор, за мной сын бабки. "Понимаете, тут и корреспонденты разные расспрашивали. Кто жёг? Сколько сожгли? Ещё ляпнет не то." - говорил он. На удивление вышла во двор и бабка.
  - А знаешь сынок, я же не с этой деревни. Меня взяли замуж сюда. Когда нагрянули каратели, то я была беременная. Рано утром в одной рубашке вышла в туалет, а свёкор, обезумевший до неузнаваемости, схватил меня в охапку и бросил в запряжённую телегу, забросал сеном, стеганул коня и успел только сказать, чтобы берегла дитё.
  - А кто сжигал людей? Кто говорит эстонцы, кто немцы.
  - Так это все знают. Это же были бандеровцы, закарпатцы. Их немцы направили, а они и рады.
 
 Я поблагодарил за разговор, извинился. Стало не по себе. Советская пропаганда не допускала ни малейшей утечки информации, кто творил зверства и сжигал деревни на оккупированных территориях. Боялись нарушить дружбу народов. Может быть "благодаря этому" сохранилась такая монолитная организованная радикальная группировка на Украине, которая способна подмять под себя остальных жителей этой страны. То, что их около одного процента ни о чём не говорит. История знает массу примеров, как организованное радикальное меньшинство подчиняло под себя пассивное большинство. Их направят, и они пойдут. Слава Богу, что хватило решимости забрать своё - Крым, а так бы уже там стоял НАТО-вский флот. Мало, что вся страна окружена военными базами и смертоносным оружием, нож был бы приставлен прямо к горлу.

 Сели с внуком на пригорке, перекусили прихваченным из дома. Видно было, что на внука услышанное не произвело должного впечатления, на которое я рассчитывал.
  - Какая то заброшенная деревня, какие-то странные ноющие старухи.Убивали, так историю изучаем, везде убивали. В первую мировую при Сонме погибли около миллиона солдат, в Ленинграде в блокаду погибло больше мирных жителей, чем были потери всей западной коалиции - как мне казалось, таким был ход его мыслей. Постепенно разговор перешёл на областную олимпиаду, на которую собирался внук. Он даже наизусть рассказал доклад, который приготовил. Не знаю, со временем может он поймёт, что хотел передать ему я, а может он слишком молод, чтобы глубоко понять подобные вещи.