В баре

На диване с кожаной обивкой в самом темном углу бара за квадратным черным столиком сидел Сергей и пил дешевые «William Lawsons». Он сидел тихо и почти не двигался и поэтому на него мало кто обращал внимания. Свет от маленького светильника на черной стене делал этот угол очень уютным, и Сергей чувствовал себя одиноким и счастливым. Однако его счастье продлилось не долго.

Он допил виски и хотел подозвать официанта, чтобы тот его рассчитал и напоследок принес кофе, но подняв глаза, увидел пожилого мужчину, который стоял возле его стола. Не высокий и полный, с круглым и красным лицом, с маленькими и добрыми глазами, которыми он быстро мигал, одетый в клетчатую тройку он улыбнулся и спросил: - Вы позволите?
- Пожалуйста – ответил Сергей безразлично.
- Очень скучно, вы простите ради бога, а у меня сегодня очень удачный день, - усаживаясь на диване напротив, говорил мужичок.
- Я рад, - все так же холодно отвечал Сергей.
- Очень удачный день, - повторил мужичок, нащупывая что-то в кармане пиджака, а потом протянул белую визитку и добавил: - Аркадий Михайлович.
Сергей сначала посмотрел на его руку, отметив невероятно тонкие и длинные пальцы, а потом взял визитку, на которой было написано «Аркадий Михайлович Кургинов – журналист».
- Сергей, - сказал он, - визитки, к сожалению, нет.
Аркадий улыбнулся.
- Я вижу, вы уже допили, закажу еще бутылочку?
- Дело ваше…
- Официант! – крикнул Аркадий каким-то армейским тоном: отрывисто и четко. Он поднял в верх руку и выставил два пальца, точно изображал пистолет, а когда официант подошел, то добавил: - бутылочку Курвуазье!
- Здесь такого не бывает, - улыбнулся ехидно Сергей.
Однако худощавый и невысокий официант с лицом подростка не только ни отверг запрос, но еще и спросил: - Ви-Эс-Оу-Пи, Ви-Эс, Икс-О?
- Первое, - сказал Аркадий.
- Что ни будь еще?
- Лимонную нарезку, - сказал Аркадий.
- А вам?
- Принесите кофе, просто черный кофе.

Официант записал все в блокнот и ушел, а Сергей какое-то время сидел и недоумевал. Он был завсегдатаем этого бара и ни разу не видел, чтобы тут кто-либо заказывал «Курвуазье», а тем более высших сортов. Люди здесь пили коньяк не дороже «Дербендского», а чаще всего заказывали водку. Бутылки дорогих виски, что стояли на барной стойке, уже давно служили лишь украшением, а пиво, что так умело разливал бармен и так не умело разливали молодые официантки своими худыми руками, являлось простым нефильтрованным «Жигулевским».

Через пять минут вернулся официант. На подносе блестела пузатая бутылка, пара рюмок с блюдцами, чашечка кофе и дольки лимона. Официант лихо пронес поднос перед лицами Сергея и Аркадия и, поставив на стол и откупорив бутылку, он решил ее разлить по рюмкам.
- Нет – нет, - остановил его Аркадий, - мы с товарищем сами.
Когда официант ушел, Сергей тихо спросил: - Откуда взялись такие культурные официанты?
- Да, время летит не заметно, - ответил Аркадий.
- Нет – нет, - сказал Сергей, указывая на бутылку.
- Это за мой счет, друг мой! Уж слишком счастливый день, очень счастливый день.

Когда рюмки были наполнены, в воздухе вдруг повисла тишина, только за барной стойкой какой-то гражданин в дорогом пальто почти до самых пят и в кожаных перчатках громко жаловался на жизнь пьяным голосом и пил водку из маленьких рюмочек. Сергей и Аркадий не обратили на него внимания и выпили, не чокнувшись.

- Как же хорошо друг мой! Эти ноты уносят меня в Жарнак. Я был там. Очень хорошо.
- Да – да, - сказал Сергей без эмоций, он и раньше пил дорогие коньяки и они никогда не вызывали у него восхищения.
- Вы знаете, во Франции очень хорошо. Вы были во Франции?
- Бывал в детстве…
- Там очень хорошо, - повторил Аркадий. У него была одна особенность: он повторял одни и те же слова вроде «хорошо» «здорово» «прелестно» «друг мой» очень часто. Делал он это для того, чтобы передать полноту своих эмоций как можно четче и понятнее.
- Особенно хорошо в Жарнаке – родина Курвуазье – Продолжал Аркадий и стучал ногтями по бутылке. - Я очень люблю коньяк, к сожалению, не все могут понять его вкус. Для многих алкоголь – способ борьбы с печалью, с чувством утраты и одинокой грусти. Тогда они пьют без меры, и любой напиток становится безвкусным и пресным. Однако давайте выпьем, мой друг! Сегодня очень удачный день!

Они выпили.

- Почему же вы говорите, что сегодня удачный день? - Спросил Сергей.
- Сегодня приняли в печать мою книгу.
- Как же она называется?
- Исповедь одинокого человека…
- Скучное название, вы уж извините.
- Вам нужно будет ее прочесть, она про нас с вами.
- Про нас с вами?
- Да – да, про одиноких людей, которым никто не может помочь.
- Но с чего же вы взяли, что я одинок?
- Это видно сразу, я чувствую одиноких людей.
- Интересно, что же выдает мое одиночество?
- Не знаю. Это предчувствие. У вас другие глаза. Они отреченные, усталые и холодные, точно две льдинки.
- Это вы перебарщиваете, - засмеялся Сергей, - думаю ваша книга полная чушь!

Аркадий тоже засмеялся. Смех его был добрым. По этому смеху стало понятно, что он ни сколько не обижается на эти слова, а на оборот они веселят его.

- Может быть, - отвечал он, - уж читателю будет виднее.

Они громко чокнулись и выпили. После третьей рюмки Аркадий Михайлович разговорился. Он рассказывал про свою журналистскую деятельность. Начал с Франции, Жарнака, виноградников в Гранд Шампане. Рассказывал про дешевый отель в центре Парижа с названием Тиккеон, в котором ему не раз приходилось ночевать. Жаловался на то, какие там тонкие стены, как туристы водят туда женщин, наплевав на плохую звукоизоляцию. Как они напиваются там вечерами, а с утра ходят с интеллигентными видами по музеям и выставкам. Потом он плавно перевел разговор на современную Россию, а когда стал говорить про Украину и Крым, то гражданин в пальто, пивший водку у стойки, видимо услышав этот разговор, начал пристально смотреть на них. Тогда можно было разглядеть его круглое и бледное лицо с большим ртом и квадратными губами и широким носом. На его шее висел шарф, а под пальто на пиджаке блестел значок с Российским триколором. Гражданин долго щурился и слушал, и по его настороженному виду, и по тому с каким презрением он смотрел на маленький столик в темном углу, стало очевидно – эти разговоры ему не нравятся и задевают его. Но спустя полчаса, пошатываясь и прихрамывая, гражданин вышел из бара и больше не заходил обратно. Время подходило к одиннадцати.

- Вы очень похожи на моего друга, - вдруг заметил Аркадий после десяти минутной паузы, - он тоже был одинок. Я часто брал его с собой во Францию. Я ездил в регион Коньяк в Пти Шампань и Гранд Шампань и в Бордери. Я уже говорил, что дегустировал там коньяк, а он его просто пил. Пил без продыху и всегда шатался по Франции в доску. Я осуждал его, тогда его все осуждали, это его сгубило. Вовсе не алкоголь, а мы – близкие люди, которые не способны были понять, от чего он пьет. Вы только не обижайтесь на меня за это сравнение.

Аркадий в момент сделался грустным. Сергей молча разлил по рюмкам и они выпили, опять не чокаясь.

- Удивительная вещь, - продолжал журналист, - все одинокие люди считают себя уникальными личностями. Да – да, они считают, будто их одиночество, скверный характер, привязанность к алкоголю – наказание за гениальный ум или редкий талант. Но большинство из них обычные люди.
- Вы думаете?
- Да, это обычные люди, которые просто зашли в тупик и в этот момент им никто не помог. Большинство из них люди слабые. Они прикрываются одиночеством великих гениев, поэтов, талантливых актеров. Им так легче умирать, с осознанием того, что они слишком уникальны для этого мира.
- Вы их за что-то не любите, верно?
- Что вы, друг мой! Люблю и даже больше – я с недавних пор сам отношусь к таким вот жалким слабакам. Моя жена умерла год назад, а потом умер мой единственный друг.

Сергей молчал, не зная что сказать. Он много раз видел, как умирали близкие люди, друзья, коллеги, но всегда ему не хватало слов для выражения своих истинных переживаний. Со временем он точно решил, что лучшее проявление сочувствия – это скорбное молчание. Вот и в этот раз Сергей молчал, а когда они снова выпили, то спросил: - Так кто же виноват в смерти одиноких?

- В смерти одиноких людей виновато общество, - сказал Аркадий. – Когда в мирное время гибнет молодой человек, да и любой человек, который гибнет не от старости, то в этом виновато общество. Вы только подумайте, друг мой, в то время, когда человеку пьющему или запутавшемуся больше всего нужна поддержка, то его, почему-то, все оставляют одного. А когда он умирает, то все облегченно вздыхают, ну вот, мол, сам виноват. Люди не любят ответственности, друг мой. Особенно за одиноких людей и за нелепые смерти своих близких. Им же нужно жить, понимаете?

Аркадий часто пытался заводить разговоры с незнакомыми людьми. Он пытался говорить про хорошие позитивные вещи, пытался говорить про путешествия, про хороших и добрых людей, но всякий раз скатывался в одну и ту же колею: одиночество, слабость, смерть.

Потом они молчали и долго смотрели куда-то в зал пьяными глазами. Бар уже опустел, и официанты сидели на барных стульях. Выпив последнюю рюмку, Сергей начал поспешно собираться, будто вспомнил о каком-то важном деле.

- Мне пора, прошу простить, - сказал он, протягивая руку. - Буду ждать вас здесь в воскресенье, если вдруг вам станет одиноко. Очень рад знакомству.
- Обязательно, обязательно приду, друг мой! И я очень рад, очень. – Говорил Аркадий и улыбался, а на его глазах блестели слезы.

Сергей подошел к барной стойке, расплатился за кофе и виски и вышел. Аркадий еще некоторое время видел его силуэт через мутное окно. Он видел, как Сергей вздернул воротник своего пальто, как он закурил, как перешел бульвар. Потом он мелькнул дымом под тусклым фонарем возле здания центрального банка с колоннами и растворился в темноте. Проводив его взглядом, Аркадий заказал Американо, медленно выпил его, потом медленно оделся и расплатился, а потом так же медленно подошел к двери. Там он остановился и оглянулся, посмотрел на зал и на темный угол с квадратным столиком и диваном, посмотрел на стойку, где уже никого не было и вышел за дверь. Больше Аркадия Михайловича Кургинова в этом баре никто не видел, а Сергей теперь приходил каждое воскресенье, садился на диван в темном углу, заказывал виски и был там не заметен и одинок, но уже не чувствовал себя счастливым.