Вова-гугы

-1-

  Огромная, славная страна с половины мая до сентября молодела – из столиц и больших городов во все её уголки разъезжались студенческие строительные отряды. Будущие учителя, врачи, инженеры, химики, физики и лирики строили дома, животноводческие комплексы, дороги; проводниками мотались по всему Союзу. В общем, молодость работала, творила свою историю, в которой уже слышалось из недалёкого будущего, набатное – БАМ!
  Поздним утром солнечного дня в деревню, с необычным для здешних мест названием, «Витания», вспарывая почти патриархальную тишину, распугивая купающихся в пыли воробьёв, въехала старенькая полуторка. Вымученно скрипнув тормозами, машина остановилась у конторы, из кузова повыпрыгивали молодые, лет по восемнадцать-девятнадцать, ребята, разгрузили тут же свои немудрящие вещи, рюкзаки и сверху аккуратно положили две зачехлённые гитары.
Контора находилась в обыкновенной избе с покосившимся и с подгнившими нижними ступеньками крыльцом, дверь была просто прикрыта и для, Бог знает чего, припёрта запиркой. На фронтоне висел выцветший флаг, вокруг всего этого на уровне крыши со свистом носились ласточки, гнёзда которых один за другим виднелись за застрехой. Ребята расселись на лавочках возле крыльца и стали ожидать местное начальство.
 
– Здорово, рабяты, – из-за конторы вышел парень, одетый в полинялую гимнастёрку под солдатским ремнём, галифе; на ногах были кирзовые сапоги с обрезанными голенищами, на голове воинская фуражка с разломленным козырьком. Подошедший отчаянно, как-то по особому округло окал, как бы прокатывал эту букву, заикался в начале почти каждого слова и немного гундосил.
 
– С-стюденты, что лива? Д-давно уж вас ждём-та, агать.

– Батюшки, – вскочил один из ребят, – откуда это такое явление?

– Да это Вова-Гугы, – вступил в разговор сидевший рядом шофёр, – дурачок местный. Он безвредный, услужливый, уж ежели к кому прислонится, душу за того отдаст. Только вина ему не давайте.

– Да у нас сухой закон.

– Энто правильно, а то в прошлом, али в позапрошлом, да позапрошлом, лете командировошные, на смех, его напоили, так неделю всем миром искали. Нашли, ажник, в области, вона куды упорол, грязнова, да истерзанова, цельный месяц в раёной больнице лежал, а потом долго от людей прятался. Почитай, год песен не пел, но , слава Богу, отутбел.

– Так он, что поёт?

– Ишо как, заслушися! И, что антиресно, как поёт и не заикатца и не гундосит, во! Ежели с вами задружит, то споёт, только вина, упаси боже. А повариха, Полина, что вас кормить будет, мать его. Ещё и бабушка есть, больно уж он её любит.

– А почему гугы?

– А хрен его знат, он вместо «да» сызмальства «гугы» говорит, вот и пристало, гугы да гугы. А ещё его прозывают Вова-одинацать, опять же сызмальства кто бы не спросил скока лет, ответ – одинацать, но больше – Гугы.

– И сейчас?

– А то, вот смотри, Вова скока табе лет?

– Д-да ладно табе, а то не знашь, о-одинацать, – пробурчал парень.
Ребята дружно рассмеялись.

– А на самом деле сколько?

– Да, почитай, вам ровесник, а то и поболе.
К конторе подвернула бричка.

– Ну, вот и работнички приехали, слава Богу, и Гугы туточки, значитца порядок будет, – костлявый, высокий с пустым левым рукавом, мужик подошёл к ребятам, – давайте знакомиться, Матвеем Антипычем меня кличут, а лучше просто Антипыч, али бригадир. Скока вас и кто старшой?

– Да пятнадцать, шестнадцатая девушка, вон в кабине сидит. Сонь, иди сюда. А старшего у нас нет, – за всех ответил парень в очках.

– Тебя-то как зовут?

– Жека, то бишь Евгением.

– Старшого выбирать придётся, Жека, без старшого нельзя. Значит, мужики, диспозиция така – строим свинарник, цельный комплекс будет и домики для специалистов и рабочих конечно. Вот наш прораб, Иван Степаныч, он вам всё распишет, от и до. Валяй, Степаныч.
Степаныч, как колобок, глаза весёлые, смышлённые, только и успевает вытирать пот с лысины и лица:

– Вот, что рабяты, познаний у вас, как я понимаю, в строительстве никаких. Это хорошо! Будем, как на войне, а на войне как, вон Антипыч знат – хочешь жить, учись в три, а то и в пять раз быстрее. Как говорится, не знаешь научим, не хочешь – жизня заставит. Во как! Надо вас разбить на две бригады, одна на свинарник, девять душ, остатни на домики. Вам, конечно, это один хрен, так что разбивайтесь, как вы там себя чувствуете и будем тянуть на спичках кого куды, чтоб не обидно. Так и вышло, разбились, жребий потянули, всё путём. Бригада на домиках старшим выбрала Андрея, хотели Николая, но тот ни в какую:

– Нет у меня к кирпичам охоты, ежели бы по дереву – дело другое. Я лучше подсобником.

– Ну, вот и славно.

Антипыч обратился к шофёру:

– Давай, Семён энтих опосля обеда, да и ты поешь, вези на комплекс, бытовка тама большая, всё оборудовано, кровати, всё чин-чинарём. Еду вам туда привозить будут в термосах, чтоб время на дорогу не убивать, версты три, небось, будет. Тама шабашники из Молдавии, Степаныч вас расставит, ну он сам всё знат. А вы будете жить в школе, тоже всё приготовлено. Места здесь красивые, пруд проточный, купайся не хочу, а кто попариться, милости прошу, банька у нас знатная. Деревня наша прозывается Витанией, я так думаю от слова иностранного – вита, а вита это что? Правильно, жизнь! Ну, дело-то ваше молодое, так клубишко у нас есть, кино опять же два раза в неделю. Молодёжи понаехало, танцы-вальсы, вон каку площадь ногами-то выбили, никакого асфальта не надо! А, ежели, что на центральну усадьбу, тама цельный дворец! А то как, дело молодое! Колхоз у нас добротный, хорошо будете работать, не обидим.

– Колхоз может и добротный, а вот крылечко в конторе плохонькое, – засмеялся парень, стоящий ближе всего к Антипычу. Антипыч внимательно посмотрел:

– Да ты тута прав, паря, крыльцо девствительно хреноватенько, дык руки не доходят. Дед Маркел, столяр наш, совсем ослаб по старости, можа вы подсобите, а? Тебя-то как звать-величать?

– Николаем. Подсобить-то можно, было бы из чего.

– Ну тады, Николай, мы с тобой обязательно потолкуем.

– А мне-то куда, Матвей Антипыч, – подала голос Соня.

– О, а про табя-то и забыл. Так, давай – ка в помочь Полине, на самый важный участок, кормить своих друзей будешь, небось знашь как картошку-то чистить. Вот только куды мне табя поселить?

– Да я здешняя, – Соня назвала свою фамилию и село.

– Так ты не Стефановны ли дочерь? Хорошая семья, работящая.

– А жить я буду у тёти Веры Исайчевой.

– Ну да, ну да вот и гоже, право слово.

– Так я пошла к тёте Поле.

– Давай, давай, ступай, дело-то к обеду.

 -2-

– Здравствуйте, тёть Поль, я…

– Да знаю я тебя, Соня. Проходь, я с твоей тёткой Верой в одном классе училась.

– Вот к вам на помощь.

– Ну, и слава тебе Господи, а то одной-то замытаришься, едоков-то добавилось, тольки поворачивайся, а покормить повкусней хочется – работёнка у них не из лёгких. Вдвоём всё веселее, не то ещё сварганим! Давай надевай халат и вперёд, а можа поесть хочешь?

– Нет, нет, вот как всех покормим, тогда уж и сами.

– Вот и порешили, учить табя не чему, картошку, чай, не разучилась чистить в большом городе-то? Ныне у нас щи мясные, мясо опять же с гречкой, компот, да, вот думаю, салат из молодой капусты. Главное, чтоб мясо, мужик без мяса – работник никудышный. Вон, мой Вова и тот мясца требоват, да и то сказать, побегай-ка с его. Господи спаси, сохрани и помилуй, глупонькай и есть глупонькай. Хорошо хоть не злобливай, а то вона скока таких, да буйных, страсть!

– Тётя Поль, вы меня извините, так что он ваш сын?

– А как же, сын-кровиночка. Вот я всё Бога молю, да в церькву хожу, не приведи Господь, что со мной сдеется, ведь пропадёт. Он, как телёнок, кто поманит туды и бежит. Хорошо, хоть, у нас в деревне народ сердешный, никто не обижат, ну когда никогда парни поозоруют, не без этого, но без злобы. Ласковый он, бабыньку, мать мою, жива ещё слава Богу, больно уж жалет, на службу с ней ходит, а молится, знашь как, по своему – встанет около иконки Николая-угодника и, как будто, с ним разговариват, а что говорит, я уж прислушивалась, прислушивалась, никак не пойму. Я к батюшке, мол, что это, а он мне, – Можа, нам сейчас не понять, а можа потом кому-то понятно будет.

– А сколько ему лет?

– А скока, вот в энтом году, на Покрова, ровно двадцать будет. Родился он гожим, белокуренький такой, у него и ныне волос густой, да вьётся, да кто видит – картуз-то не снимат, тока в церькви. Ну вот, а в года три заболел, что за хворь, тока на головушку повлияло, больно, видать, она у него болела, криком кричал, потом вроде полегчало, а разумом-то повредился. Хотя, знашь, быват такое скажет, ажник, оторопь берёт и слова таки находит и складыват, ума не дашь.

– А инвалидность у него есть?

– Есть, есть, дай Бог здоровья нашему председателю, он хлопотал и в область возил, и машину давал, свою легковушку. Век за него молиться буду.

– Тётя Поль, и спросить не удобно, а спрошу, отец-то кто?

– Эх, Соня, да ладно ты девка на выданьи, скажу- прижила я Вовку-то. Был у меня парень, женихались, да он из вашего села, Тюлины они, чай, знашь. Вот его, Федю-то в начале сорок пятого на фронт забрали, ну вроде, война на убыль, вона куды укатила, думала обойдётся, ан нет. Уж и май, и победа, а ни слуху, ни духу. А их, оказываца, сколько-то на Японию направили, а Федю-то сюда, на Украину, бендер каких-то ловить, кто они энти бендеры не знаю, да видать много беды сотворили. Вот тама Федя и нашёл свой последний причал, похоронку сама читала. Голосила, голосила, а жизня-то своё качат, года через два приехали в деревню командировашны, ну и закружило, завертело. Забрюхатела. Стыдобушка. Он мне и говорит, мол, возьму, тока поедем ко мне , аж в Белоруссию, а я заробела, куды, да на кого матерь оставлю, так и случилось, а можа и нады бы. Он, правда, как я опрасталась приезжал, опять звал, да вроде, как из жалости. Мамынька мне и говорит, – неча, мол, Полька, прогибаться, можа найдешь человека, ты вон кака стала. А я и взаправду, как обабилась, прям как артистка и всё при мне, и мужики так и зыркают, так и зыркают. Смех и грех, право слово, а вот нужнай-то и не подвернулся.

– Да вы и сейчас, тётя Поля, красота!

– Кака уж красота, вода испита, – сконфузилась повариха, – во как за раговором времячко пролетело и душу отвела и обед сварганили, вон уж стюденты идут. Аба, и Гугы с ними, видать прислонился к рабятам.

– А что вы его так зовёте?
– Так вся округа зовёт, а он быват на Вовку-то и не отзыватца, а на Гугы, будьте любезны. Ну, иди двери отворяй, покормим, да стан наладимся.

 -3-

  Работа в первую неделю шла туго-туго, ныли руки, ноги, разламывалась спина, на что уж Николай был в труд втянут, и тот постанывал да пооховал. Потом дело наладилось, ко второй неделе каменщики уже покрикивали, – даёшь раствор, даёшь кирпич! Андрей с Жекой , если и отставали от шабашников, то не намного. Степаныч с одобрением смотрел за ними и удовлетворительно потирал руки. И всё равно ребята уставали, ждали выходного дня, чтобы отоспаться, да покупаться. А купаться есть где! Пруд отменный, вода чистая, песок бархатный!
Как-то в одно воскресное утро, разоспались ребята – стук в дверь, да ещё, да ещё.

– Да что это за наказанье, – вскочил Жека, близоруко щурясь, – дадут поспать, пришибу! Кто ещё там?

– З-здорова, рабяты, с п-праздником вас!
В дверях стоял Гугы с берёзовой веткой в руке:
– П-праздник ноне б-большой, Троица.

  Ребята ошарашенно смотрели на Вову, а он одет был точно по праздничному – в белой рубашке навыпуск, под ремень со звёздочкой, чёрные суконные брюки, парусиновые тапочки и, главное, без фуражки, а волосы-то, как лён, так и льются!

– Вовка, да ты прямо красавец мужчина, местный Ален Делон! – восхищённо пробасил Андрюха. Так это ты нам за наличники веток навтыкал?

– Гугы! А то кто жа , чай, праздник! Я вот щас от вас с бабынькой в церькву пометусь, можа кто и из вас пойдёт? Тама гоже!

  Ребята слушали и молчали, только Николай:

– Нет, Вова, иди уж, наверно, сам, ну и как говориться, помолись за нас грешных. Да руляку здесь оставь, что ты с ней в церковь-то.

– А его на паперти положу, никто не тронет, а без руля нельзя… Кажный по своему рулю до храма доходит, вот и вы найдёте свой руль и тожа дойдёте…
Гугы на минуту замолчал, а потом, изобразив голосом заведённый мотор, убежал.

– Ребята, а что это было? – спросил Жека.

– Ладно, всё равно не спать, пойдём покурим.
Николай и два его друга вышли на улицу, сели на лавочку, закурили.

– Я вот смотрю на Гугы, – после долгого молчанья забасил Андрей, – с одной стороны он вроде дурак и есть дурак, а с другой философ какой-то, ведь такие вещи говорит, в умную голову не придёт. Может быть он этот, как их таких называют, блаженный?

– Может и блаженный, – отозвался Николай, – у нас по деревне тоже одна такая ходила, правда, померла уже. Тоже так же то околесицу несёт, ладу не дашь, а то такое выдаст, вроде как предсказывает. Есть такие люди, может и Вовка из них.

– Я про него как-то у Степаныча расспрашивал, – вступил в разговор Жека, – что да как. А он мне про один случай рассказал, мол, задумал новый погреб выкопать, а места маловато и вокруг одни углы, мерекал, мерекал, ну никак не получается. Тут Гугы подошёл, посмотрел, посмотрел да и показал, как место выгородить. Всё очень просто оказалось. Вот такие пироги, ладно, пошли искупаемся, утро уж больно ласковое.

 -4-

  Дни, занятые работой с утра до вечера, катились, как с горы. Прошедший после Троицы почти недельный дождь на какое-то время задержал стройку и теперь ребята навёрстывали упущенное. Андрей с Жекой освоили кирпичную науку и углы заводили, и кладку вели под расшивку, всё как полагается, не хуже Михая, которого Степаныч вскорости перевёл на свинарник. Так что работали своей бригадой, работы хоть залейся, а на Николае была ещё и плотницкая часть – то леса наростить, то подмости сколотить, ну это для него мелочи!
Как-то к нему подошёл Антипыч:

– Николай, ты помнишь про крыльцо конторское говорил?

– Помню, а что?

– Да что, может ты его подлаштуешь, а то вечор наступил на ступеньку, да и кувыркнулся, так и ноги переломать не долго.

– Его, Антипыч, по делу не луштовать надо, а сносить, да по-новой.

– Дык, а я об чём, валяй, в столярке всё есть и доски , и брус, и струмент всякай. Дед Маркел за энтим строго следит, столяр-то он был важный, да годков уж больно много. Ну, как, поднимешь тако дело?

– А ба, тоже мне космический корабль, дело известное, только ребята как?

– Договоримся, да у вас вон Гугы есть, всё вокруг обретатца, чем не подсобник. Силы в нём не меряно, кирпичи-то таскать в самый раз. Гугы, а ну подь сюды, с завтрева поступашь в распоряжение Андрея, я тебе отдельный наряд писать буду, понятно? Пока Николай крыльцо варганит, смотри у меня не мотайся, не то руль отберу. А вы, рабяты, не тужите, ваши гроши не пострадают. Ну, вот и договорились, давайте оставайтесь.

– Постой на минутку, Матвей Антипыч, мы вот всё спросить хотели, как руку-то потерял?

– Да как, не я терял, а война нашла. Война, рабяты, война… не хочется вспоминать, но ежели спросили – бой был, да и не больно ярый, так больше перестрелка. Я смолоду костлявый да длинный, а по окопам бегал, так всё руками размахивал, мне старые солдаты и говорили, мол, не маши граблями-то своими, спымашь пульку. И точно. Ну вот, послал меня взводный, – На другой край, сбегай, мол, посмотри, чтой-то пулемёта нашего не слышно, да смотри, сгибайся, орясина! Ну я и побёг, где сгибаюсь, а где руками машу, да и бежать-то всего нечего, слышу только горячо руке как-то стало и она сама на жилке болтается. Уткнулся я прям в пулемётный окоп, рабята остатню култышку перетянули, а рука отвалилась, ну тут я уж не помню, как и что дальше. Вот и покалечила меня война, право слово. В госпитале обидно было, вроде как ничего геройского не сотворил, а щас гляжу вот на вас, сынки, нет, не зря я тама руку оставил, не зря. Хоть и время порядком прошло, а вздумашь, война-то у нашего народа навсегда. Ладно, что-то я разохотился на память-то, поехал, да и вам уж на обед пора.

 - 5-

  Ребята долго молча сидели и только Гугы канючил:

– Айда-ти обедать-то, простыло, чай, уж всё. Что, что, а поесть Вова был охочь. Жека, удивлялся, хлопая Вову по плечу6

– Ну ты, брат мечешь, как с молотьбы, куда только умещается!

– А ты попробуй по всей деревне помотайся, небось сковырнёшся где-либо, – засмеялся Николай.

– Да кто же его заставляет, нужда, что ли какая.

– К-как так, – возмущённо замотал головой Гугы, – а недогляд, а вдруг чё… я вот давеча по задней улице метусь, как раз возля Лущихина двора, гляжу, а б-батюшки-светы, калитка настежь, куры на огороде, все грядки изгваздали. Н-ну я их выгнал, калитку каким-то охмызком подвязал, в окошко с-стучу, так, мол , и так. А Лущиха распарилась, чай пьёт,– К-караул, – на огород бегит.

Я ей в след:
– Чаво бегишь-то, всё устроил. Так она мне – спасибо и сахару дала, во как!

– Ну и где сахар?

– Д-дык я намётом на конюшню, тама вчорась Л-лысуха жеребёночка привела, я ей сахарок-то и скормил, а то как, нады… А маненькай кудрявай, ноги как струны, длинны. Митрич обозвал его, как уж забыл, а еноходцам, во как! Щас пока вы отдыхате, о-опять к Лысухе пометусь, а вечером нады на свинарник съездить, посмотреть, правда, я тех рабят не жалую.

– Что так?

– Б-бьются, я маненько подглядел, как Валерка Лущихину Лизку в кущах тискал, так он мне п-пендаля отвесил, а за чё?

– Так не подглядывай!

– Т-так не тискай, да ну их. П-поехал я.

– Давай, только через час, как штык был, – Жека подмигнул Николаю, – вроде у тебя скорость какая- то выпадает. Коль , ты слышишь?

– Ну да, похоже первая.

– Е-ето как, – разинул рот Гугы, – а чё делать-то?

– А ты побольше газу и сразу со второй, – засмеялся Жека.

– Ну, хватит вам человека подначивать, – Андрей закончил какие-то свои подсчёты, – пошли отдохнём с часок в холодке.

– Во-во, веди их, Андрюха, пересмешники нашлись, придумают ведь такое – скорость выпадат. Ничаво не выпадат, я жа только намедни раздатку перебрал.
Ребята так и сели,
– Какую раздатку?

– К-каку, каку, анабыкновенну, про скорости знают, а про раздатку нет, идите уж с-стюденты.

  Вскорости после обеда на стройку опять приехал Антипыч:

– Эй, тама на верху, айда сюда! Ребята спустились, по ходу закуривая.

– Мужики, я чаво к вам, хоть завтрева и выходной, но помогите, Христа ради, с сеном, никак на пожнях не управлямся, а дни стоят, только лови. Задождит, не дай бог, всё пойдёт прахом, ну как, рабяты, а я уж вам…

– Да о чём разговор, Антипыч, – вступился Андрей, – родному колхозу, завсегда! А другая бригада, как?

– Нет, её предсядатель не велел трогать, свинарник-то на контроле.

– Во, ё-моё, что за государство, свинарник на контроле, а людям жильё вроде само слепится. Ладно, когда и куда?

– Поутряне, часиков в шесть к конторе, а там и на пожни.

– Девки будут?

– Все будут и девки, и бабы, и старухи с клюкой, –засмеялся бригадир, – да что как не забыл, из вас кто косу таскать может?

– Эка, важность, ну я могу, крестьянский труд знаком.

– Тогда табе, Николай, отдельная работа будет, обкосишь неудобья, увалы, всё старикам, да старухам не мыкаться, им потом и развезём.

– Косы-то хоть отбиты?

– Во, сразу видно доку, да я табе свою литовку – сама косит, тока поспевай! Ну оставайтесь, до завтрева.

– Коль, а ты, правда, косить умеешь? – засомневался Андрей.

– А то, эка невидаль, в деревне-то с пупышек, прошлым летом, все, почитай, каникулы проваландался по болотам, да гатям. Да, вон и Жека, тоже может, а Жек?

– Могу, но не люблю, таскай её, все руки выламаешь.

– А я люблю, особенно луговину, она косушка-то, прям, поёт, а ты за ней шаг за шагом, шаг за шагом, красота!

  Раннее июльское солнце игралось, лучи отражались от росной травы, вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли. На небе ни облачка, на земле ни ветерка, даже огромные, ветвистые вётлы, обычно гудящие, стояли тихо и покойно. Народ собрался споро; в деревне, в которой было от силы тридцать дворов, оказалось много и старых и малых. Антипыч давал указания, кому и куда ехать, что да как делать, ну народ-то и сам знал! Одна молодая, бойкая бабёнка всё ребят подкалывала:

– А, что городские-то , чай, про пожни-то и слыхом не слыхивали, не сбегут!

– А вот и посмотрим, Наталья, сбегут али нет, можа сама наладишь куды не зря, как они зачнут навильники подавать, – засмеялся Антипыч, и поварихе:
– Смотри, Полина, с обедом не затягивай, да мясца, мясца поболе, рабяты-то едомы!

– Ты, Антипыч, научи свою Варвару щи варить, – не злобно отшучивалась повариха, а мы с Соней своё знам, насчёт воды-то решил?
– А как жа, Василий бочку на заре вывез. Ну, айда, с Богом!

  До сенокоса добрались скоро, попили водички и пошла забава – девки, бабы ворошили, мужики копнили сухое сено, да на слегах, налегке, не обратав лошадей, свозили к месту стогования. Стог сметать – наука, всё надо учесть, и чтоб сено осталось сухим при любой непогоде, и чтоб ветром не разнесло, и чтоб все стороны были одинаковы, да чтоб не наклонялся, не то зимой с одной стороны снега наметёт и кувырк, пропал стог. Так, что на верху человек опытный, покажет куда навильник положить, да как положить; давай, ребята, подавай!
 
  Гугы радостный бегал от копёшки к копёшке, суетился, хотел всем помочь, а не выходило. Антипыч отановил его:
– Вовка, не путайся под ногами, вона вишь Николай кущи обкашыват, бери грабли и беги к нему, выбирай траву на солнышко, понятно?
– Г-гугы, это я м-мигом, – прорычал он, как будто завёл мотор, и понёсся.
– Да постой, наказанье господне! Брось руль-то, грабли возьми. Вот уж право слово, заставь Богу молиться, так оно и есть.
  Работа у Николая спорилась, он уже обкосил большую часть кустов и увалов.
– К-колька, з-здорово! Меня к табе прислали.
– Здорово, только мы с тобой, вроде, виделись, – засмеялся Николай.
– Дык, на энтом-то месте ишо не здоровкались.
– Ну, тогда так, давай вон с того края начинай, да выгребай аккуратно всю траву, зима подъест.
– Гугы! – весело заорал Вова и принялся за дело.
   
  До обеда работали, что называется, не разгибая спины, пообедали славно – Полина с Соней всем угодили! В час отдыха бабы попросили Вову спеть:
– Д-да, ну вас, – жеманичал Гугы, но когда попросил Антипыч – запел. Чистый, бархатный голос разлился по луговине, ребята не веря своим ушам, столпились вокруг Вовы:
– То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит… – выводил певец, и песня уносила слушающих за тем ветром к той дубравушке… Гугы замолчал, встал и перекрестился.
– Спасибо, Вова, сказал бригадир, – давайте по местам.
– Никогда лучше не слышал, – сказал Жека.
 
  Работа продолжилась, правда ,часть женщин постарше Антипыч отпустил домой, хозяйство образить, то же надо, а остальные до вечера. Так, к вечеру, почитай, всю луговину стогами да копёшками и уставили. Антипыч смотрел на сделанную работу и удивлённо причмокивал:
– Ая-й, вот дело-то сгондобили, так дело! Ну, деваха,- обращаясь к Наталье, – могут городские-то работать, ай как?
– Да, что и баить, могут , да как ещё могут, спаси Господь! – заголосили бабы.

  Николай помог Гугы вытащить остатки травы, подошёл к артеле:
– Ну всё, Антипыч, где мог там обкосил, пусть теперь сохнет, два-три таких дня можно будет и забирать. А Вовка, герой, работал как трактор! И коса у тебя хорошая, звень, а не коса, всего раза два правил, только всё равно после такого неудобья отбить надо будет.
– Да рази это беда, отобьём, спасибо тебе, право слово. Какое никакое, а сенцо!
  Гугы, в это время, ходил вокруг брички, заглядывал под неё, что-то бормотал про себя, на кого-то злился.
– Вова, ты чё ищешь, ай потерял?
– П-потерял, как бы не потерял, озорничат кто-то, куды руль делся?
  Местные ребята стояли в стороне, курили, посмеивались.
– Витька, – Антипыч погрозил пальцем, – а ну отдай руль парню.
Витька сделал удивлённое лицо:
– Не брал я его руляку, на хрена она мне.
– А я говорю тебе, отдай, тока ты над ним озоруешь, отдай сей минут, – рассердился бригадир.
– Ладно, ладно уж и пошутковать нельзя, вон под копёшкой лежит, пущай берёт.
Гугы побежал, забрал руль и всё равно всю обратную дорогу ворчал:
– Под копёшку, табя бы самого под неё, озорник!
В деревню добрались по сумерькам.
– Вы, рабяты, давайте мойтесь, а через часок ужинать, да за такую помочь и по стаканчику медовухи не возбраняется, – засмеялся Антипыч.

 -6-

  Новое крыльцо Николай сладил за три дня, правда, помогал ему, по мере сил, дед Маркел. Крыльцо получилось ладное, он его расширил, перила добротные, хочешь держись, хочешь садись! Ступеньки широкие, не тяп-ляп, все вчетверть подогнаны, не сковырнуться и крыша новая коньком, тесовая. Николай и новый флаг во флагшток поставил, во как!
– Ну, Антипыч, принимай работу, трое суток, почитай, не спал. Покрасить кого сам найдёшь, – отчитался Николай.
– Вот, брат, удружил так удружил, а Маркел, что скажешь,таперь любую делегацию пущать можно!
– Да, – заулыбался дед, – мастер, да ишо какой! Вот бы нам его, Матвейка, в колхоз, а?
– Не, не, мужики, – засмеялся Николай, – это вы тут без меня.
– Эхе-хе-хе, никто в деревню не хочет, а страну-то кормить надобно, чай, в больших городах ишо больше есть хотят.
– Вот закончу учёбу, может к вам , в район приеду.
– Энто бы дело, право слово, – закивал головой старик.

  Лето в работе пролетело, наступил август, а вскоре день строителя. Всех ребят, работающих в колхозе, собрали на центральной усадьбе, было много поздравлений, хороших, тёплых слов, были и почётные грамоты и премии. Наградили и ребят, а председатель, человек известный и заслуженный, вручая почётную грамоту Николаю, сказал:
– За крыльцо тебе отдельное спасибо! Ведь это надо такому случиться, что наш всеми уважаемый Матвей Антипыч дотянул с крыльцом до студентов. Как будто знал, что приедет молодой человек и сварганит такое дело, а! Так что , Николай, за крыльцо тебе отдельная премия, теперь так и будут называть крыльцо в Витанинской конторе студенческим!

  Николай, пожимая руку председателя, не знал куда себя деть от смущения. На площади перед клубом была открыта ярмарка – покупай, что пожелаешь! Друзья ходили по рядам, приценивались, примеряли на себя обновы. Гугы тут же, куда же без него, смотрел, причмокивая, на витрины. Николай наклонился к друзьям, что-то им прошептал, те утвердительно закивали.
– Вова, а давай и тебе обнову купим, а?
  Гугы остановился, словно обознался или услышал непонятное:
– А чаво купим-то, у меня и денег-то сроду не было.
– Зато у нас есть, Вовка! – затормошили его ребята, – пойдём по лавкам.
И купили Вове-Гугы две рубахи, какие он сам выбрал, двое брюк, добротные ботинки фабрики «Скороход», а Николай от себя лично фуражку-восьмиклинку! Гугы опешил от радости, прижал к груди свёртки с покупками и даже, правда, на время отдал Жеке свой руль.

  Так и закончилось строительное лето – приехали пацанами, не зная как мастерок в руках держать, как раствор замешивать, не ведая, что такое ложок, тычок в кладке, а уезжали, если не спецами, то по крайней мере людьми, знающими себе цену. Сборы были недолгими, к автобусу пришла вся деревня с иноземным названием, Витания.
  Гугы стоял в сторонке, прижав руль к груди, и плакал…






 ;