Образование по-российски

 

                Кто умеет, тот делает, кто не умеет — учит других.               

                Бернард Шоу


                1


              Куда пойти работать? Главное, кем? Такие вопросы задавал я себе, нося на голове армейскую фуражечку, на ногах — юфтевые сапожки, а на каждом плече — по две звёздочки вдоль погон. Армейская жизнь убивала меня, душила мою личность. Некоторые сослуживцы с явным непониманием, другие же с нескрываемой ухмылкой сочувствовали горе-прапорщику, не разделяя его опрометчивого выбора: «С высшим образованием и… в армию?»
       Машинную и полевую грязь я не терплю, хотя, как ни странно, и окончил соответствующий институт. Песок с глиной, грязюка, ненормированное рабочее время, сезонность — всё то, что таит в себе аграрный сектор — не для меня. Пойти на производство? Но вы же сами прекрасно понимаете, какие условия на наших убогих предприятиях!
       Мне, «теоретику», нужна конкретная, понятная деятельность. У меня пытливый ум, или его жалкие остатки, мне хочется вникнуть в суть всех вопросов, неймётся всё познать, понять и поделиться с другими тем, в чём разобрался сам. «Может, попробовать устроиться педагогом? — спрашивал я себя на протяжении многих месяцев, проходя военную службу по контракту. — В школу, например, или в вуз». И, задавая вопрос, всё чаще давал на него положительный ответ. Почему решил остановиться на педагогике?
       Для большинства видов деятельности нужны средства производства: станки, механизмы, машины, которые, кстати, стоят немалых денег, к тому же со временем неизбежно изнашиваются и выходят из строя. Для преподавания же не нужно ничего, кроме определённых знаний. Эти знания легко черпаются из книг, и, стало быть, все необходимые «средства производства» у педагога всегда при себе — в его голове. Потребуется разве что ещё ручка для письма да лист бумаги — и всё! К тому же учительские «средства производства» не растрачиваются со временем и не изнашиваются, а, наоборот, накапливаются и прочнеют. Вторая причина, по которой выбрал педагогику, — отсутствие физической работы, от которой, как известно, лошади дохнут. Третий фактор в пользу умственной деятельности — опрятный вид: всегда чистые руки и наглаженная одежда. Заодно мне хотелось посмотреть на «необычных», одарённых людей — преподавателей.
       Среднюю школу отметаю — не повзрослевшие ученики слишком хлопотны в общении, поэтому останавливаюсь на высшей школе — здесь контингент посерьёзнее.

       1990 год, весна. Мне совсем недавно исполнилось двадцать восемь. Иду в «родной» вуз, Рязанский сельскохозяйственный институт имени профессора П. А. Костычева, в котором обучался, на кафедру математики.
       Евгений Иванович меня внимательно выслушал и, не желая расстраивать, предложил:
       — Обратитесь на кафедру теоретической механики, у них штат не набран, поэтому вас там, скорее всего, примут.
       Вот и учебный корпус факультета механизации — здание, где когда-то учился, в котором пять лет «просиживал и протирал» штаны. Поднимаюсь на третий этаж, вхожу в кабинет заведующего: сидит здоровенный мужик с залысиной, в неброском пиджаке, в возрасте за пятьдесят.
       — Присаживайтесь, — любезно предложил он.
       Внимательно выслушав намерения, Здоровяк начинает меня экзаменовать, экспрессом.
       — Как называется прямоугольная таблица из чисел?
       — Матрица.
       — Как называется матрица, у которой столбцы и строки поменяны местами?
       — Транспонированная.
       — Так… — профессор задаёт ещё один вопрос, на который я также даю положительный ответ. —  Хорошо, я приму вас на работу, но знайте, для того чтобы строить педагогическую карьеру, необходимо заниматься наукой! Низшая должность, с которой вы начнёте, называется ассистент. Вот посмотрите, на какие деньги можете рассчитывать. — Он протягивает таблицу с должностями и соответствующими окладами.
       Ставки были невысокими, но тогда меня это мало беспокоило, главное — устроиться на престижную, как мне тогда казалось, работу.   
       — Вам надо будет очень много перелопатить, вспомнить, — продолжил Здоровяк. — Механика — та наука, которую сразу не освоить. Постепенно, понемногу, часть за частью, раздел за разделом… уйдёт не один год на освоение дисциплины.
       Меня не пугала такая перспектива, я готов был к глубокому и долгому изучению предмета — этим самым реализовывалась моя мания любознательности.

       Так я и приступил к преподавательской деятельности. Начинать было нелегко, нужно было держать себя в форме, тем более в руках, не сквернословить, быть примером и авторитетом для своих подопечных. Необходимо быть эрудированным, хорошо разбираться в своём предмете, моментально находить ответ на поставленный вопрос, а не чесать лысину, глядя в потолок. Много требований, не правда ли? И, как вы думаете, может молодой педагог, только что начавший преподавательскую карьеру, удовлетворить этой, лишь небольшой, части обозначенных требований? Да никогда! Опыт и профессионализм педагога выстраиваются годами, только со временем он начинает уверенно держаться перед аудиторией, на любые вопросы легко находит ответы, а если достойного ответа на «коварный» вопрос в принципе быть не может, опытный преподаватель легко сведёт завязавшийся диалог со студентом на шутку. Мне же в первое время — долгие месяцы, если не годы — приходилось и краснеть, и бледнеть: в каких-то вопросах студенты разбирались лучше меня, и этот факт не почувствовать и не заметить было невозможно. Было тяжело, не просто, но… интересно! Работа без интереса — каторга! Вот этот-то интерес и спасал меня, удерживал в педагогическом русле на протяжении многих лет.

                2

       Гаражный друг, Николай Гаврилович, прокомментировал мой новый род занятий словами Чехова:
       — Умный стремится учиться, а дурак — учить… — а после небольшой паузы пессимистично и философски добавил, отведя взгляд в сторону: — Чему сейчас можно учить?..
       Мне стало немного обидно, но в какой степени это относилось именно ко мне, уточнять не стал.
       Начало девяностых, трудные были времена: мизерная зарплата, дефицит, напряжённая обстановка в стране, но мы работали и жили — от получки до получки. О взятках на новом поприще в первое время я и не помышлял. «Как это, я — сам Журавлёв! — буду брать «на лапу»?! Ни за что! Это же позорище, унижение! Это же просто срамота!» — так я размышлял в начале преподавательской карьеры, и в этом со мной полностью соглашался отец, абсолютно для меня авторитетный. Зарплаты хватало лишь на то, чтобы не «двинуть кони». Шеф же от сотрудников требовал качественного проведения занятий, плюс к тому призывал заниматься наукой (НАУКОЙ!). Только какая к чёрту наука, когда голова преподавателя занята гораздо более приземлённым и насущным: как прожить до получки, как прокормиться самому, не говоря уже о своих семье и детях!
       — За такую заработную плату достаточно появляться в институте один раз в неделю, на один—два часа! — шутил я с коллегами. — Этого вполне достаточно за те деньги, которые нам платят. Что ещё можно спрашивать и требовать за такие гроши?!
       Некоторые сотрудники почти не покупали мяса, не доедали. Один молодой семейный преподаватель с нашей кафедры однажды упал в общественном транспорте в обморок, вызванный хроническим недоеданием и недосыпанием! 
       Респондент радио «Сити-ФМ» в прямом эфире про безработицу, «низким» уровнем которой никак не нахвалятся наши первые лица государства, заметил с усмешкой (2014 год): «Заработная плата в размере пяти—семи тысяч рублей в месяц есть не что иное, как скрытая безработица. С этим, конечно же, не соглашаются наш премьер и президент, но это так! О какой занятости можно говорить, если трудоспособные люди получают такие зарплаты? Что на эти деньги можно себе позволить? Разве что окончательно не сдохнуть с голоду!»
       Продавец валенок и кожаных курток, «умеющий считать лишь до девяноста девяти», стоит в бутике на рынке и торгует, таксист с семиклассным образованием сидит за «баранкой» и возит чужие задницы — и они зарабатывают, а педагог — сеятель разумного, доброго и вечного — живёт в нищете! Чтобы вы ни говорили, друзья мои хорошие, но мы живём в стране колоссальнейших перекосов, вопиющей несправедливости и всепоглощающего идиотизма! Страна бездарей…
       Некоторые коллеги, в том числе с других кафедр, подрабатывали, совмещая труд педагога с работой в такси, с должностью продавца в торговом ларьке или с дежурством в какой-либо шарашке. Это ж какая срамота! Это позор, друзья! Но позор не молодому педагогу, едва сводящему концы с концами, и не конкретному институту, а «могучему» государству, поставившему в позу раком учителей, врачей и прочих работников бюджетной сферы. Те же, кто не хотел влачить жалкое существование и не желал срамиться какими-либо подработками, увольнялись в поисках новой работы с приемлемой зарплатой. Тем не менее среди большинства оставшихся педагогов я не видел откровенной нищеты.      
       — Сейчас работать в нашем вузе можно лишь при условии, что ты будешь регулярно «заглядывать» студентам в карман! — абсолютно серьёзно прояснил мне ситуацию молодой коллега, занявшийся бизнесом и решивший бросить педагогику. — В институте можно работать, но только за счёт студентов, как это ни прискорбно…
       — Ты что, до сих пор не понял, как здесь учатся студенты? — с лёгкой усмешкой направлял меня на «истинный путь» лаборант кафедры, Михаил.
       Ко мне всё чаще стали подходить сотрудники с просьбой поставить положительную оценку за тот или иной курсовой проект, тому или иному студенту моей группы. Я со своей наивностью, излишней простотой не отказывал коллегам и ставил студентам-бездельникам «зачёты» и «уды».
       — Николай Васильевич, а вы знаете, сколько себе в карман кладут те, кто просит за ваших студентов? — по-дружески ко мне обратилась Валентина Васильевна, проработавшая на кафедре не один десяток лет, давая понять, что не надо быть лохом и что нужно жить «как все».
       После таких откровений коллег я стал догадываться, что сотрудники решают свои финансовые шкурные вопросы, привлекая студентов. Начал понемногу прозревать и со временем понял, что на кафедре «берут»… все. Время и обстановка меняют нас, обтачивают и сглаживают, как вода камни. Я стал пересматривать своё исходное, «правильное» отношение к студентам и учебному процессу, направляя его в сторону «современных» отношений. Руководствуясь народной мудростью «С волками жить — по-волчьи выть», к этой волчьей стае подключил и себя. И понеслось… Негласные тарифы на курсовую работу, курсовой проект, зачёт… Да, как ни прискорбно, я стал полноправным участником разрушения образования, и страны в целом. Вот уж действительно, «стадный инстинкт».
       В периоды сессий штатная зарплата перестала иметь значение — левые, нетрудовые доходы сполна покрывали официальные выплаты. Но, как вы наверняка догадываетесь, поговорка «Нет худа без добра» справедлива и в обратном чтении: «Нет добра без худа», то есть, принимая от студентов «подарки», неизбежно попадаешь в неприятную зависимость от них. Все «тарифы», по каждому преподу, передаются «студенческим радио» от курса к курсу. Начинается новый учебный год, а молодые ученики сидят и нагло ухмыляются, открыто глядя тебе в глаза: мол, рассказывай байки, продажный взяточник, всё равно поставишь нужные оценки в обмен на наши подношения. Неприятно, очень неприятно встречать такие взгляды. Однако понимаешь, что пословицу «Любишь кататься, люби и саночки возить» никто не отменял.
       Сдача сессий превратилась в почти чистейший рынок: порядка девяноста процентов студентов решали вопросы сдачи зачётов и экзаменов путём задабривания преподавателей. Это выражалось в денежном эквиваленте, натуральном или в виде услуги. Самый простой вариант, а потому и самый распространенный — денежный. В случае расчёта натуральным продуктом несли алкогольные напитки, колбасы, мясо, сахар, кофе. Тащили обувь, автомобильные запчасти (маслосъёмные колпачки, акриловая краска…), лекарства — в эпоху дефицита всё было нужно! Могли привезти машину строительного песка, любой другой строительный материал, поработать на даче или гараже педагога, смастерить экзаменатору короб для хранения картошки, оформить талон техосмотра на автомобиль и предоставить прочие блага цивилизации. Говорят, в случае сдачи серьёзных экзаменов подарки доходили до «размера» сахарных мешков и бытовых холодильников. Про «тарифы» на поступление в институт говорить не буду, дабы не дезинформировать вас, дорогой читатель. Надо думать, ставки там намного серьёзнее.
       Кстати, за хорошую взятку можно не только сдать зачёт или экзамен, можно даже стать «своим» — устроиться на должность преподавателя. Заполучить чин ассистента может любой (!) случайный человек с дороги, имеющий какое-либо высшее образование. Одним из мотивов, побуждающих «случайного» человека прийти работать в вуз, может стать крайнее нежелание угодить на срочную армейскую службу. Главная задача уклониста — получить законную отсрочку от призыва, а возможность такая у него появится, если ему «заняться наукой» и оформиться на работу в качестве аспиранта. Основная задача солдатофоба — продержаться в качестве научного сотрудника до непризывного возраста, после чего интеллектуальные ряды педагогов и аспирантов можно без сожаления покинуть. Казалось бы, обычная сделка между уклонистом, страдающим «брезгливостью» к военной службе, и нечистым на руку сотрудником вуза, принявшим его на работу в качестве липового будущего научного светила. И тому и другому хорошо, интересы обеих сторон экономической криминальной сделки удовлетворены. «А где же подвох, где же негативная часть сговора? — спросите вы. — Может, минусов от такой сделки нет?» Не быть их не может! Ведь студенты, пусть даже незначительная часть от общего количества, идущие на занятия к педагогу, де-юре знатоку своего предмета, рассчитывают получить знания! А какой багаж может дать тот, кто всю жизнь занимается, к примеру, продажей тряпья на вещевом рынке?
       Ох, б**дь… Извините, дорогой друг, не хотелось мне в этом «интеллектуальном» опусе употреблять нецензурные выражения, но не смог, не удержался. Что мы хотим от страны, от качества жизни, если сами идём на такие сделки? Конечно, платили бы педагогу нормальные деньги, и таких эпизодов было бы гораздо меньше. Всё в этой стране повязано, куда ни плюнь, куда ни глянь, везде одна клоака. Клоака российская.

                3

       Я озвучил простейшие варианты «услуг» и «подарков», презентованных моим коллегам, которые трудно было пропустить мимо глаз, а что происходило «за кулисами», в том числе на других кафедрах, в других учебных корпусах, в приёмных комиссиях, одному Богу известно…
       Понятное дело, всем надо выживать, но от таких методов выживания страдает основное дело — наделение студентов знаниями! Людишкам «наверху» это понятно или нет? Или они заинтересованы в нищете населения, в его безграмотности, постоянном напряге и страхе? Педагог, предназначенный передавать и прививать свои знания обучающимся, вынужден заниматься в первую очередь решением бытовых вопросов и проблем: как прожить до зарплаты; где хранить картошку, когда у тебя нет ни своего жилья, ни гаража, ни сарая с погребом; как переселиться из опостылевшего общежития в пусть хоть крохотную, но свою квартирку. Перечень вопросов, не дающих преподавателю свободно вздохнуть, неисчерпаем!
       Меж тем, где начинаются рыночные отношения, жди неприятностей. К тому же студент — народ разношерстный, есть добросовестные тихони, есть «блатные», а есть и конкретные бандиты. Попробуй, раскуси их всех! Косые взгляды, неоднозначные намёки, а порою грубые предложения и угрозы.
       «Давили» на меня, прежде всего, ученики, но доставалось и от коллег.
       — Николай Васильевич… нескромный вопрос… а сколько вы просите со студентов за курсовой проект?.. — пытала меня Татьяна Васильевна. — Мне студенты дают понять, что я прошу слишком много, и кивают в вашу сторону…
       Причина таких «разборок» в том, что я стеснялся драть со студентов три шкуры и брал с них, собственно, символическую плату, этим самым занижая «установившийся средневзвешенный курс» суммы взятки к тому или иному зачёту, работе или проекту. Ведущий преподаватель в мою ценовую политику не встревал, однако я чувствовал и его недовольство.
       — Олег, чтобы исключить подобные неувязки по разбросу «тарифов», давай составим единый «прайс» на сдачу курсовых работ, проектов, зачётов… и вывесим его на двери учебной аудитории, — шутил я с ним, — и у студентов не будет вопросов!
       В ответ он лишь улыбался.   
       — Учёба в том виде, в котором она происходит сейчас, — забавлялся я с прочими коллегами, — в чистом виде спектакль. Только кому он нужен? Студенты ходят пять лет в институт, теряют драгоценное время, создавая видимость, что учатся, а знаний фактически не приобретают. Мы же, сотрудники, также тратим дражайшее время, пишем на досках заученные формулы, создавая видимость, что обучаем, а в итоге это никому не нужно, кроме десяти процентов от общего числа учеников… Давайте поступим так: не будем тратить время своё и студентов, займёмся другими, более продуктивными делами, а на работу будем приходить только на время сессии. Студенты тоже пусть занимаются своими делами, зарабатывают деньги и приходят в институт также к началу сдачи зачётов и экзаменов. Мы соберёмся с ними, обменяемся подписями в зачётных книжках взамен денежных знаков или «подарков» и разойдёмся ещё на полгода. В итоге — все в выигрыше, все довольны!..

       Борьба между двумя воюющими классами проходила, как модно сейчас говорить, с переменным успехом. В локальных боях победу одерживал то один класс, то другой: были «наезды» как на преподавателей со стороны студентов, так и наоборот.
       — Курсовой проект выполнен хорошо, есть лишь небольшие замечания, касающиеся оформления пояснительной записки. Не везде верно проставлены знаки пунктуации, — оценивал заведомо «левую» работу студента-заочника лысоватый профессор, сидя за своим рабочим столом на кафедре. — Давайте вашу зачётную книжку.
       С. Ю. роль честного и принципиального преподавателя играл превосходно, однако «на лапу» брал нехило, и его безмерную ненасытность отлично знал студенческий коллектив. Сдать курсовой проект, а тем более экзамен, без вознаграждения у профессора было непросто.   
       Да, имея деньги, получить положительную оценку проще простого. А что делать, если в стране рыночная экономика, а средств на подкуп нет? Правильно, проблему можно решить проверенным способом — запугиванием. Студенты вспомнили, что страх является сильнейшей эмоцией и устоять перед ним редко кому удаётся.
       Взрослые дяди заочного факультета узнают его домашний адрес (вероятно, столь нужную информацию они купили у секретарши кафедры), вечером приехали к его дому на машине. Поднялись на нужный этаж, позвонили в дверь. Ничего не подозревающий профессор вышел в халате и тапочках, два крепких студента тотчас схватили его под руки и поволокли вниз. Усадили в машину, вывезли за пределы города, вытащили на свежий воздух среди тёмных деревьев и приступили к «экзекуции».
       — Если ты, сука, нам завтра не «поставишь» экзамен, тебе будет пи**ец, ты понял?! Ты понял, профессор?! Мы тебя здесь же и закопаем, как бомжа, как вшивую бродячую собаку! Хорошенько подумай, мы завтра придём к тебе с зачётками.
       На следующий день С. Ю., бледный, явно не в себе, молча, как рыба, сидел в ожидании вчерашних гостей. Они не преминули явиться и подсунули ему пяток зачёток. Без единого слова, трясущимися руками, с усилием превозмогая тремор, профессор заполнил соответствующие поля…
       Прошло время, С. Ю. пришёл в себя, успокоился, но, как оказалось, зря. Молва про трусливого профессора прокатилась по всему институту. Теперь в дело включились студенты дневного обучения. Зная, что алчный педагог берёт на лапу и не отличается смелостью, молодые люди решили «потрясти» его. Был избран всё тот же дерзкий метод, работающий почти всегда безотказно, — устрашение. Правда, угрожать студенты решили не мордобоем, а уголовной статьёй. Они сфабриковали коллективное заявление с жалобой на вымогательство, поставили с два десятка наполовину фальсифицированных подписей и делегировали к С. Ю. двух отморозков.
       — …С. Ю., вот коллективное заявление, посмотрите, здесь много подписей, так что это документ, имеющий юридическую силу! Если вы не хотите, чтобы бумага пошла дальше, с вас… двадцать «кусков». Подумайте, мы вас навестим дня через три… — озадачили они профессора.
       В великих муках провёл трое суток алчный педагог, ломая голову, как ему поступить. Ни с кем не поделился проблемой и принял решение самостоятельно: отдать шантажистам из своих нетрудовых доходов затребованную сумму.

                4
      
       Студенты-очники, покатываясь со смеху, как они развели «матёрого» профессора, смекнули, что рэкетирский вариант обогащения может сработать и с другими «берущими» преподавателями. Они выбирают новую жертву, доцента Д. В., и начинают его прессовать по тому же сценарию. Но сотрудник оказался посмелее и поумнее, он не стал молчать и подключил помощь по линии милиции.
       Действия проходили слаженно. Доцент занял привычное место в лаборатории «сопромата». Вымогатели открывают дверь, подходят к столу Д. В., тот передаёт им пачку помеченных денег — они начинают пересчитывать! Доцент произносит условный знак «кхе-кхе!» — и из-за угла появляются оперативники и укладывают «гангстеров» на пол. Далее — наручники и «обезьянник», всё как в кино. Для доцента волнительная операция прошла успешно, но только на этот раз.
       …Д. В. закончил престижный московский вуз, имел учёную степень кандидата физико-математических наук, был натурально «головастым». Понимая свои достижения и статус, он не дешевил в сделках со студентами и оценивал свои экзамены очень не слабо.
       «Остановись, одумайся, перемени ценовую политику!» — советовали коллеги. Но доцент, зная себе цену, не прислушивался к мнению коллектива. А зря!.. Нашлись принципиальные и грамотные люди, которые решили положить конец его поборам, и обратились в соответствующие органы.
       За преподавателем устроили слежку: в той же лаборатории установили скрытые видеокамеры и отправили подсадного студента «сдавать» экзамен. Опять засада, опять  меченые деньги, но всё с точностью до наоборот, в этот раз всё против доцента. В итоге — лишение возможности преподавать в течение нескольких лет, и… судимость — лишение срока, условно. Вот она, цена алчности, жадности и недальновидности!

       Несколько слов о старшем преподавателе, очень порядочном и принципиальном сотруднике, А. В. Он не брал взяток, не вступал ни в какие другие сделки с совестью, вёл здоровый образ жизни и жил довольно скромно, если не сказать бедно. Я его знал ещё со своих студенческих лет. «Да, наше правительство не очень высоко ценит труд педагога, — сетовал он на невысокий доход. — Вот на мне костюм, единственный, другого нет. Сейчас, к примеру, нечаянно оболью его чернилами, и завтра будет не в чем идти на работу». Про обучение говорил с грустью: «Как мы можем учить студентов, если учебная литература не издаётся и не переиздаётся? Нет литературы!» Я до сих пор помню ветхие учебники в читальном зале. Один из таких, по подъёмно-транспортным машинам под авторством П. В. Усова, издан в 1967 году — и это был основной источник, которым пользовались студенты! Да и экземпляров было лишь десятка полтора-два на... полторы сотни учеников курса. Общаясь на отвлечённые темы, нередко слышал от него: «Порядочный, культурный и воспитанный человек — это тот, которого не заметно, которого "не видно"!» Про пьяниц и выпивох мужчина говорил грустно и кратко: «Пьют — из-за невежества…» Порядочность и принципиальность — неплохие качества, но с А. В. они сыграли злую шутку.
       Настаёт срок сдачи экзамена — завтра. А. В., как обычно, после обеда заканчивает рабочий день и уходит домой, но… до дома он не доходит. Супруга его находит в больнице, избитого неизвестными людьми и по невыясненным причинам. Оказалось, всё просто!
       Активная фракция студентов, сдающих у старшего преподавателя экзамен, решила пойти на контрмеры: убрать, «выключить» на время сессии принципиального экзаменатора, с которым невозможно «договориться», путём физического воздействия. Говорят, что инициаторы кощунственного проекта ходили по комнатам общежития и насильно собирали со студентов деньги на организацию кулачного боя. Сам процесс рукоприкладства негодяи поручили профессионалам в своём вопросе — «качкам». 
       Учебный процесс останавливать нельзя, поэтому для принятия экзамена заведующий кафедрой по согласованию с деканатом назначает другого преподавателя, конечно же, не такого принципиального — на это и был поставлен расчёт злодеев.
       А. В. вышел с больничного лишь через две недели, со шрамом на лбу, на лице смущённая улыбка. «Разбойники!» — только и произнёс он.
       Ровно через год ситуация повторяется, в точности, только физическое насилие пуще прежнего.
       — Он больше не вернётся на эту работу, сюда, к нам, — озвучил мысль я коллегам.
       — Вернётся! Куда он ещё устроится, в таком возрасте?.. — оппонировали мне сотрудники.
       В прогнозе дальнейшей судьбы совестливого преподавателя я оказался прав: А. В. втихаря, намеренно во внерабочее время пришёл в свой кабинет-лабораторию «Детали машин», забрал все личные вещи и ушёл. Навсегда. На связь он с нами больше не выходил.
       Почему так произошло? Причина, казалось бы, понятна: его несговорчивость. Но ведь можно было и остановить студенческий беспредел! Можно было — и нужно! — возбудить уголовное дело по факту нанесения побоев, повлёкших вред здоровью. Но руководство вуза не стало способствовать раскрытию факта физического истязания. Декан, ныне покойный, зассал, побоялся «запачкать» честь факультета и института в целом. Было бы желание, и вся эта криминальная цепочка была бы выявлена и наказана, и второго эпизода избиения не произошло бы!
       Борьба человека и системы… побеждает, понятное дело, сильнейший — система. Чем кончилось всё это для конкретного человека? Как это ни прискорбно — смертью честного и порядочного сотрудника. Уволившись с работы, он впал в откровенную нищету и умер, не дожив до своего шестидесятилетнего юбилея…

                5

       Иду на работу утром, в фойе встречают двое, оба незнакомые: один толстяк, второй обычного телосложения. Они занимают такую позицию, что обойти их невозможно. Приходится останавливаться, понимая, что этим людям от меня что-то нужно. Сурово смотрят на меня, тот, что без живота, начинает речь:
       — Такому-то [называет фамилию] надо поставить «зачёт» по курсовому проекту. Зачем тебе геморрой, зачем тебе проблемы?
       — Все под Богом ходим… — поддерживает подельника Толстяк.
       Вот и думай после этого, поставить «тройку» указанному студенту или нет. То ли дойдёшь до дома с работы, то ли нет. Идти и оглядываться? Ездить домой на такси?
       «Николай! — говорил мне отец. — Время сейчас непростое, опасное, бандитское, время дураков. Просят или, более того, требуют поставить «тройку» — ставь! Не рискуй! Ничего не поделаешь, такие сейчас времена… Человек стоит сейчас ровно столько, сколько у него денег…» 
       В этот же день, выбрав момент, когда студент-бездарь  находился в сторонке, я подошёл к нему. Он сидел на подоконнике.
       — Ты почему же идёшь на такие крайние меры, а? Почему за тебя хлопочут какие-то отморозки? — начал я неприятный диалог.
       — А что? — исподлобья, с чувством неловкости и стыда начал обороняться Бездарь. — Это мои хорошие друзья. Приходится решать вопрос вот таким способом. По-другому же вы не хотите!
       Под «по-другому», надо понимать, имелась в виду сдача курсового проекта за «спасибо» или бутылку водки. Хорошо понимая криминогенную ситуацию в институте, да и во всей стране в целом, проект у бесталанного студента я принял. А через некоторое время в одном из вымогателей признал своего земляка. Узнал он и меня, и при встрече со мной в дальнейшем ему становилось неудобно.
       Второй неприятный эпизод. Сижу на кафедре, вваливаются опять двое — оба незнакомые мне личности. Один в непонятных шортах, другой тоже странновато одет. Требуют «принять» курсовой проект у студента моей группы. Всматриваюсь в их рожи: люди ненормальные, неадекватные, «мутные» — то ли пьяные, то ли обкуренные. Я ничего не обещаю и ухожу с кафедры — они за мной, по пятам! Я обратно — они опять за мной!.. Сколько продолжалось преследование, не помню, но всё со временем улеглось. К счастью.

       Перед сдачей экзаменов, перед сессией, у студентов и преподавателей начинается самая горячая пора: время сдачи курсовых работ, проектов и зачётов. У поголовного большинства огромные «хвосты», время поджимает, и основная студенческая масса толпами выстаивает в очередях перед учебными кабинетами своих преподавателей в надежде сдать зачёт, курсовую работу или проект. Одни стремятся «блеснуть» знаниями и доказать, что принесённая ими работа выполнена самостоятельно, к тому же строго по варианту. Другие не скрывает того, что принесли «фуфло», списав всё с «костыля» и скопировав графическую часть дореволюционным методом «стекления». При этом они заискивающе глядят в глаза преподавателю, намекая о непременной последующей благодарности, а то и внаглую предлагая «подарки». Третьи же приносят на проверку чепуху и «бред», но ведут себя раскованно и свободно, а преподаватели как ни в чём не бывало принимают у них работу и ставят положительные оценки. Первые две категории студентов понятны. Почему же третья категория лодырей и бездельников себя ведёт так нагло? Ответ прост: они уже внесли свою лепту во взаимоотношения ученика с учителем.
       …Когда я проводил занятия у таких балбесов, не могущих и не желающих понять простых истин, то частенько повторял: «Скажите мне, зачем вы пришли сюда? Учиться вы не хотите или, что ещё печальнее, не можете — это факт. Если вам нужен исключительно диплом, так купите его, сейчас же рынок: продаётся всё, за что народ готов заплатить! Зачем вы ходите в учебные классы, тратите своё и наше время, наши нервы?.. Зачем?..»
       «Студенты сейчас ничего не учат и пропускают занятия, — проливала свет на мою тупость сестра, — но они так поступают не потому, что они такие плохие, безответственные или бестолковые. Просто-напросто они поняли, что фактические знания им нафиг не нужны. Им нужен исключительно диплом, и всё!»
       В одну из зачётных недель я принимал курсовые проекты по подъёмно-транспортным машинам. Мне на проверку приносили и работы, не полностью соответствующие своим вариантам, и совершенно чужие варианты работ, и полнейшую «туфту». Я был не в настроении — было хмурое утро. Да дело-то, по правде сказать, не в пасмурном утре. Когда ты один, потенциально один, ютишься в казённом жилье площадью одиннадцать квадратных метров, с доходом такой величины, что вряд прокормиться, без надежды на стабильную женскую ласку, без явных перспектив на улучшение своей убогой жизни, о каком настроении можно говорить?..
       К обступившим меня бездельникам я проявлял негодование и пренебрежение, «заворачивал» одного за другим, отправляя их работы на доработку или полную переделку. Я даже немного зверствовал, больше же всего меня убивали ученицы, демонстрирующие «свои» труды, не понимая в них ровным счётом ничего. Стоит такая мадам, мило улыбается и молчит, или создаёт задумчивое выражение лица и несёт несусветную чушь. Посмотришь на такую — уже довольно взрослую, стройную и симпатичную ученицу… её бы в койку! Какие к чёрту проекты! «Бросил бы все дела, завалился бы с такой девочкой на просторную кровать!.. Мы бы выпили с ней хорошего вина, я бы стал к ней приставать, а она не стала бы возражать… — мечтал я. — Ну разве пойдёт она со мной на любовное ложе? Она, скорее, ляжет под своего молодого друга, который ей «нарисовал» этот курсовой проект!» — обрывал страстные мечты мой вечный пессимизм, и от этих размышлений я становился ещё более лютым и неистовым. 
       И вот, стоит милая девушка, не понимая ничего в том, что принесла. Она выполнила посильную для неё задачу: донесла труды своего друга на проверку. Я бесцеремонно «отшиваю» её, дав понять, что графика совсем не соответствует записке. Отшиваю и последующих кандидатов на получение заветной записи в зачётной книжке. Недовольные ученики уходили устранять замечания и через некоторое время возвращались, но я опять у них находил огрехи, уже новые неточности, несоответствия и повторно отправлял на доработку. Некоторые «мученики» делали по нескольку «кругов» с «присестом» около меня. Я не щадил никого, мне хотелось всю эту «братию» послать далеко-далеко. Тыкая в очередной лист ватмана ручкой, указывая на значительное несоответствие размеров детали с расчётами, я боковым зрением почувствовал, что кто-то очень стремительно приближается. Повернул голову: ко мне семенила лаборантка со смежной кафедры.
       — Коль, зайди ко мне, слышишь? Это важно! — полушёпотом проговорила знакомая и ретировалась.
       Говоря мне о чём-то «важном», женщина была довольно эмоциональна и взволнована. Да и впрямь она хочет мне сообщить что-то серьёзное, а это уже интересно! Я предупредил стоящую около меня «кучку баранов», взял учебный журнал и пошёл по хорошо знакомому, отработанному до автоматизма, маршруту, до близлежащей лаборатории.
       — Коль, слушай, я должна тебе сказать, что если ты не изменишь свою тактику, своё отношение к приёму курсовых, тебе может не поздоровиться. Может случиться так, как с вашим преподавателем! [Речь, надо полагать, шла о старшем преподавателе А. В. — Н. В.] Я тебя предостерегаю, пойми правильно. Ко мне заходили некоторые «элементы» и просили тебя предупредить. Имей в виду! В общем, я тебя предупредила.
       Неспешно возвращаясь в аудиторию, я анализировал слова коллеги, вспоминая совет отца и прокручивая в мыслях сценарий со старшим преподавателем А. В. применительно к себе. Заняв своё прежнее место, при приёме очередного курсового проекта я несколько смягчился: поубавил степень строгости, закрыв глаза на должную объективность…
       Очередной случай можно классифицировать как шутку, но, как вы все знаете, в любой забаве есть доля правды. Мой ведущий преподаватель, Олег Валерьевич, ушёл на любимый ему «больничный». В связи с этим заведующий кафедрой издаёт приказ, а секретарь отпечатывает помимо приказа соответствующее объявление:

       В связи с болезнью Л. Олега Валерьевича занятия и приём курсовых работ по Деталям машин проводит ассистент Журавлёв Н. В.

       Такой листок был вывешен на двери учебной аудитории. День спустя, я, как всегда, направлялся в аудиторию. В глаза бросилось вывешенное накануне сообщение для студентов. Я прочитал строки печатной машинки и обратил внимание на «нештатную» приписку внизу — там, где позволяло свободное место, было написано корявым, но крупным почерком:

                Убьём, ****ь!!!

       Оригинал сего объявления до сих пор хранится в моём личном архиве.

                6

       Как-то проходили занятия по черчению. Ох… Ну, какой я знаток в этом предмете! Я малюсенький теоретик в области простейшего раздела физики — механики, плюс поверхностное знание высшей математики, всё остальное — не моё. Но по установкам заведующего кафедрой ассистенты должны знать все (!) предметы по кафедре, с той целью, что если один преподаватель уходит на «больничный», то любой другой сотрудник его с лёгкостью мог бы подменить! То есть, на кафедре должна быть универсальность и взаимозаменяемость по сотрудникам. Вот ещё одна нелепость политики нашего шефа. Как может ассистент знать несколько дисциплин? Он свой-то предмет знает лишь на «три с плюсом». Отправить к обучающимся учителя, который знает на грош больше, чем сам ученик, — это же позорище, прежде всего для преподавателя. Это позор для кафедры, для института, для российской системы образования в целом! Срамники, кругом один позор и срам. Про таких педагогов, которые сегодня ведут «Черчение», а завтра, к примеру, «Теорию машин и механизмов», студенты с усмешкой говорили: «Петров всё знает!.. Журавлёв — тоже!»
       Так вот, пришлось проводить занятия по непрофильному для меня предмету. Урок проходил в составе подгруппы. Должно было присутствовать студентов десять—двенадцать, но пришли не все: человек пять, всего-навсего. Остальные решали насущные вопросы, зарабатывали, чтобы в последствие купить тот или иной зачёт или экзамен. Сидящие вели себя нагло. Им нафиг не нужны эти линейки, карандаши, чертёжная бумага и теория, которую препод им пытается «втюхать».
       Они сидели и разговаривали чуть ли не в слух. Меня это, естественно, злило. Мне тоже нафиг не нужен этот урок черчения, но шеф меня сюда направил, он приказал провести занятие вместо заболевшей сотрудницы. Приходилось мучиться. Среди молодых людей был один мордастый — серьёзный, похоже, старше остальных, смахивающий на бандита, а может, и натуральный бандит в обличие студента. Он меня за х**, извините, не считал и вёл себя предельно развязно.
       После нескольких безуспешных замечаний я не выдержал и грубо обратился к нему, побагровев от ярости:
       — Встань! Встань, тебе говорю! 
       Он поднялся.
       — А теперь иди отсюда… нах**! — заорал я. При всех, разумеется.
       В чертёжной лаборатории моментально воцарилась гробовая тишина. «Как это? Преподаватель (!) использует ненормативную лексику? Вот это да…» — оцепенели сидящие. Мордастый молча проглотил слюну, задержался на несколько секунд около учительского стола и… послушно покинул кабинет, водя скулами. У него было желание отправить меня в нокаут, я уверен, и он бы это сделал, если бы не институтские стены.
       С тех пор прошло немало лет, я уже давно покинул клоаку под названием теперь уже «Агротехнологический университет» и забыл об этом эпизоде. И вот однажды на улице, недалеко от своего дома, я ощутил на себе взгляд. Повернулся в направлении «лазера» — на меня смотрел… Мордастый, я узнал его. Нет никакого сомнения, что он меня ни с кем не перепутал, вспомнив неприятный случай из своей студенческой жизни. Взгляд его был неприятный, гнетущий, словно я являюсь первейшим его врагом. Он уделил мне несколько секунд и… пошагал дальше. Я задумался: какое желание мести! Прошло более пятнадцати (!) лет, а бывший ученик всё помнит и, наверное, не против отомстить за мою грубую, причём прилюдную, реплику, отпущенную в его адрес. Какой же мстительный по своей природе человек! Сколько в нём злости! Животным, мне думается, такое не присуще, дорогой друг.
       «Николай, — предостерегал меня отец, — с людьми надо быть поосторожнее. Вот кому-то «насолишь» сегодня и не узнаешь, когда тебе это может аукнуться. Ты даже и не сможешь предположить, ты про него забудешь, а этот человек перед тобой появится, причём в самый неожиданный и неподходящий момент. Не забывай об этом, сын мой: жизнь — сложная и мало предсказуемая штука».
       Мордастого я видел в последующем не раз — видимо, он живёт где-то недалеко. Если при встрече пересекались наши взгляды, то в его глазах я всегда чувствовал притаившуюся обиду и нереализованную месть.

       Было много случаев разборок и на других кафедрах, «мочили» и ассистентов, и старших преподавателей, и заведующих. Причём преподаватели-женщины не были исключением в «убойном» списке! Мы, конечно, общались на эти неприятные темы. В частности, Николай Николаевич, сотрудник с кафедры электротехники, выпив с нами по паре рюмок, поделился «детективом»:
       — Сижу в лаборатории, время около четырёх часов, никого нет, я один. Вдруг открывается дверь и входит толпа, человек шесть, а может, больше. Студенты, крепкие ребята, лица у всех сосредоточенные, серьёзные. Садятся за столы, вокруг меня. Вначале молчат, пристально смотрят на меня. Потом самый «главный» начинает речь: «Николай Николаевич, нам нужно поставить зачёт по вашему предмету. Всем!» По лицу и мимике «главаря» можно было судить о серьёзности требований. Выдвигая условия, он был предельно собранным и совершенно не шутил в своём обращении и возможных последствиях, если я не пойду навстречу. «Бандит» положил на стол шесть или семь зачёток. Я посидел в раздумье, посмотрел на лежащие книжки, на группу наглецов, полностью меня окруживших, и сказал: «Ребята, но так же не честно!» Толпа не собиралась оправдываться или извиняться, она молчала, она ждала, напор толпы не отступал, напротив, я ощущал всё больший и нарастающий натиск. А потом мысленно плюнул на свои принципы, взял зачётки и поставил всем отметку «зачтено». Вот так вот…
       Логично задать вопрос: а руководство института в курсе происходящего? Знает ли оно о «современных» и в то же время «сложных», порою переходящих в криминальные, отношениях между учителями и учениками? Знает, вне всякого сомнения! Кто из сотрудников берёт, сколько, как часто… Наверняка осведомлено и обо всех стычках между «враждующими» классами, однако не принимает никаких мер. Почему? Во-первых, руководство понимает, что прожить на голый оклад начинающего преподавателя почти невозможно. Во-вторых, оно категорически не хочет, чтобы их учебное заведение попало в список неблагополучных. Поэтому ректорат, надо полагать, считает в нынешнем мире явление «ты — мне, я — тебе» относительной нормой и вмешивается в ситуацию лишь в том случае, когда степень «рыночных отношений» переходит условную границу. Однако эта граница «бьёт по голове» чаще почему-то преподавателей. Так, молодой сотрудник В. И., ночами торгующий в продуктовых ларьках, который широко практиковал коммерческие отношения в педагогической деятельности, видимо, перегнул палку в погоне за достатком и попал-таки на заметку.
       — Вызывает меня к себе ректор, — начал грустную историю коллега. — Я сел к его столу, напротив. «В. И., говорят, вы вступаете со студентами в недозволенные связи, берёте с них деньги, — начал он. — Это так?» Я стыдливо склонил голову и утвердительно покачал. «Так, вот лист бумаги, пишите заявление по собственному желанию», — протянул он мне бумажку с ручкой. Вот так я и написал себе приговор в кабинете ректора…

                7

       Весной 2016 года я встретился на улице с экс-коллегой, преподавательницей агротехнологического университета — она до сих пор там работает. Новостей о «родном» вузе я не слышал давно, поэтому решил осведомиться, как там сейчас работается, каковы теперь оклады у сотрудников.
       — Шесть семьсот… Или… семь шестьсот… Семь шестьсот, по-моему, у старшего преподавателя, — ответила Света, стыдливо улыбаясь.
       — Да… — прокряхтел я, с трудом сдерживая смех. — Старший преподаватель… А сколько же получает ассистент?
       — Да почти столько же, на рублей триста меньше.
       — Это «чистыми»?
       — Нет. Из этой суммы ещё удерживают подоходный налог, тринадцать процентов...
       — А зарплату выдают раз в месяц?
       — Нет, два раза, как и раньше: аванс и зарплата. Представляешь, недавно Иринке… помнишь, полная такая?..
       — Конечно помню!
       — …ей выдали аванс две восемьсот.
       Закончив «про деньги», мы поговорили, как старые друзья, «о жизни», о своих детях и разошлись.
       Оставшись наедине со своими мыслями, я решил оценить «чистую» зарплату ассистента: 7,3 —13% = 6,351 (тысяч рублей). Негатив разочарования, нищеты и обречённости овладели мной: «Ну что же это такое? Учитель в ВЫСШЕЙ школе получает чуть больше ШЕСТИ ТЫСЯЧ рублей В МЕСЯЦ! ШЕСТЬ ТЫСЯЧ!.. Позор рязанскому вузу! Позор Министерству образования Рязанской области! Позор стране!! Да это позор нации!!!» Я представил себя на месте педагога с авансом в кармане. Три тысячи рублей… и на них нужно жить две недели… На что хватит этих денег? Завалиться к тёлке с парой пузырей коньку и закуской — и аванса нет! А чем же потом кормить себя? Жену, детей?..
       Как можно прожить на ту зарплату, которую для нас определили видные умы из местного правительства? Ну, честное слово, я поражаюсь! Размер оплаты зачастую не дотягивает до прожиточного минимума! Как можно законодательно начислять такую зарплату? В правительстве сидят люди, может быть, лишённые разума? Или все поголовно безграмотные, не могущие прикинуть х** к носу и понять, что оплата труда ниже прожиточного минимума лежит вне закона? 
       Доцент Д. В., которого я касался выше по тексту, шутил на тему решения проблемы бедности нашей великой страны так: «Взять одного-двух олигархов, наворовавших себе баснословные барыши, изъять у них незаконно нажитое и разделить среди нуждающихся — и проблема бедности будет решена!» Шутка шуткой, а справедливое и рациональное зерно в ней есть.
       — Работать нужно с… умом! — поучал меня своячник, стыдя за тупорылость и наивность. — Знаю преподавателей с твоего вуза, которые очень неплохо живут, строятся… А ты не захотел… Написал бы диссертацию, защитился…
       Согласен, что работать надо «с умом», причём во всех сферах деятельности, но что это означает в конкретном случае, на преподавательском поприще? К сожалению, взятки и ничего более: «Дай мне рубль — взамен получишь оценку. Дай мне сотню — и можешь не посещать занятия. Дай мне много сотен — и получишь диплом сразу…» Именно так и протекает образовательный процесс в России, и следствия этих «современных» отношений, «умных» подходов к стратегии обучения мы все видим: молодёжь сплошь с дипломами, а работать никто не умеет. Да и не хочет!
       Существуют также более конкретные и практические толкования, несколько теорий и советов по вопросу выживания работников бюджетных организаций, в том числе образовательных учреждений.
       Теория первая. Заплата бюджетника занижена умышленно — с благой целью, представьте себе! — чтобы стимулировать молодого работника, или специалиста, к росту по служебной лестнице. То есть, хочешь получать больше и жить более достойно — занимайся наукой, лижи жопу своему научному руководителю, лезь из кожи вон, и будет тебе повышение по должности, с соответствующим увеличением денежного довольствия!
       Теория вторая. Скорее не теория, а предположение. Рабочий день у преподавателя невелик, стало быть, у сотрудника имеется множество свободного времени. Поэтому, чтобы не тянуть лямку нищего, преподаватель может (и должен, надо понимать) устроиться на вторую работу, по совместительству.
       Опускаться до написания научного бреда — никому не нужной теории — позволяли себе немногие. Писали диссертации либо одержимые бредовыми идеями, либо карьеристы «по жизни», они же жополизы либо пройдохи, которым диссертационный материал дарили (с перспективным умыслом для дарующих, конечно же!) или продавали.
       Что касается второй теории по улучшению финансового благополучия, то некоторые коллеги так и поступали. Один, который падал в голодный обморок, ночное время, по графику  «две ночи через две», проводил в торговом ларьке, продавая пиво и чипсы, а утром, совершенно не выспавшийся, приходил на работу. Второй по ночам работал на своей «Волге» таксистом и утром — отработав всю ночь! —  тоже выходил на занятия к студентам. Да, подрабатывая по совместительству, материальное положение улучшить можно, только что можно сказать о своём здоровье и о качестве преподавания? Что может дать студенту педагог, который половину ночей сидит в ларьке или возит чужие пьяные задницы? Ёб**** страна великих идиотов!
        Честное слово, обидно за страну, за якобы великую державу! Да, географически держава, действительно, великая, да вот порядка в ней нет, да и умом она не блещет.
        Проходил праздничный вечер в рамках факультета, в студенческой столовой. По сюжету праздника ведущий предлагал любому присутствующему привести смешную или острую фразу. Я кое-что сочинил и вызвался озвучить придуманную тираду, поднял руку. Ведущий подошёл, и я в микрофон произнёс, на мой взгляд, риторический вопрос:
       — Тема кандидатской: «Как прожить на кандидатскую»?
        Вы, конечно, поняли, что я имел в виду, как прожить на нищенскую зарплату кандидата наук. Вопрос-шутка ведущему не понравился, и он стал витиевато, но положительно, отвечать на мой вопрос, защищая, так сказать, честь мундира. Ох…   

                8

       По вопросу написания кандидатской диссертации. Теоретически и «технически» написать бы её я смог. Сложности, пожалуй, могли бы возникнуть при проведении эксперимента: нужно создать установку, потом выйти с ней «в поле» и провести всякие там умные замеры. Но!
       Во-первых, из «пальца» физический объект не высосешь и не создашь, во-вторых, при проведении научного опыта тоже потребуются определённые ресурсы, будь то материальные или человеческие. Всё это неизбежно связано с финансовыми тратами. К тому же, как мне сказал коллега Олег Валерьевич, уже прошедший через сдачу диссертации, написать и защититься  — колоссальная работа!
       — Будет много трудностей на всех этапах становления тебя кандидатом наук, — предостерегал он меня. — Очень много нужно будет сделать, найти, договориться, заказать, напечатать и многое-многое другое!.. Отдельный вопрос — непосредственно защита. Здесь тоже много нюансов и тонкостей, неизбежные финансовые расходы и головной геморрой тебе гарантированы!..
       Но не предстоящие траты не давали мне покоя и не возможные трудности. Я понимал, что практическая ценность моей диссертационной работы для науки, для страны, для людей равна… нулю!
       — Более девяноста пяти процентов диссертаций не имеют практического применения, не внедряются в производство и пылятся в архивах… — с грустью констатировал заведующий кафедрой.
       Я же полагал, как и полагаю сейчас, что не «более девяноста пяти», а более девяноста девяти целых и девяноста девяти сотых процента диссертаций представляют собой никому ненужные труды, пустую писанину — макулатуру, одним словом. Вся эта «стахановская» работа коллег, рвущихся в науку, — формализм, пустой звук. Ну не приемлю я канцелярщину и показуху, не терплю их, не перевариваю! Как не выношу и любую «непроизводительную» деятельность, будь то стояние в магазинных очередях или автомобильных пробках. Зачем заниматься пустотой? Стряпать ненужную писанину, что-то к чему-то подгонять, чтобы сошлось так, как кому-то нужно?
       В один из дней ко мне в общежитие зашли родители. Отец, увидев лежащую на столе книгу, взял её в руки, открыл на произвольной странице, снял очки, приблизил к глазам и стал разглядывать умные значки. Книга представляла собой толстый учебник в тёмной обложке, по «Теоретической механике». На открытой странице шла речь о теореме «Об изменении кинетического момента».
       — Дэ ку… поделить на дэ тэ… — с трудом начал он читать формулу. — Равно сигма эм… — а потом добавил, протяжно и с нескрываемым пессимизмом: — И кому всё это нужно?..
       Вы спросите меня, зачем же я сейчас себя утруждаю, кропая эти, никому не нужные, строки? Но, во-первых, меня к этому никто не толкает, во-вторых, от этой писанины вряд ли кто страдает (кроме меня самого, вероятно), и, в-третьих, я это делаю абсолютно бескорыстно и не пытаюсь формой подменить содержание. От моего труда нет явного вреда, а от формализма есть! И вред — колоссальный! Формальная справка, формальный отчёт, формальная учёба, формальный диплом об окончании вуза, формальный диплом кандидата наук, формальная деятельность, формальная жизнь…
       По поводу последнего словосочетания вы можете меня спросить: «А как понимать термин "формальная жизнь"? Что это такое?..» Да, употребив труднопонимаемое определение, я, пожалуй, совершил ошибку, но сделал это намеренно, дабы вы поняли, что нельзя проживать реальной, настоящей жизнью, если у тебя всё в прошлом было формальным! И твоё образование, и твоя трудовая деятельность, и…

                9

       Каких набирают студентов в рязанские вузы (да, наверное, и во все остальные, российские). Тех, кто в состоянии оплатить учёбу, и тех, за кого «попросили» — опять же за деньги или иные блага. Если остаются места, принимают и остальных — по знаниям. То есть главнейший критерий отбора — по знаниям и способностям — ставится на последнее место! Как вам? Ну как ещё можно обозвать эту ёб**ую страну кретинов, мздоимцев и хапуг?
       В 1991 году мне, как и другим коллегам, приходилось курировать группу первокурсников. Желание подработать (надбавка за кураторство тогда составляла семьдесят рублей в месяц), проводя с группой «классные часы», нас никто не спрашивал — обязали и всё! Первым делом я попросил своих подопечных написать краткую автобиографию. Перечитывая позже «сочинения» молодых студентов, я удивлялся и ужасался одновременно: как такие студенты могли попасть в высшее учебное заведение?! В их нескольких автобиографических строчках по три—пять и более ошибок! Как могло получиться, что такие безграмотные люди прошли конкурсный отбор, ведь поголовно каждый абитуриент сдавал экзамен по сочинению?! 
       Ладно, будем считать, что экзаменаторы «ошиблись», не усмотрели грубейших ошибок, оценив сочинение абитуриента на «хорошо-отлично» вместо «неудовлетворительно». Равно как по математике и физике — ну не заметили педагоги-профессора того, что поступающий не владеет элементарными школьными знаниями! Хорошо, смиримся с этой «недоработкой» членов приёмной комиссии. Но кроме знаний, кандидата в студенты неплохо бы оценивать и с медицинской точки зрения. С «фейсконтролем» будущих специалистов тоже проблемы у приёмной комиссии? Ведь порою бывает достаточно посмотреть абитуриенту в глаза, чтобы оценить его интеллектуальный потенциал и психическое здоровье — не надо ему устраивать тотальную проверку знаний!
       — Экзамены, вопросы, оценки… — пессимистично и с иронией говорил доцент Д. В. — Ну посмотри ты на него — и всё станет понятно. Не нужно никаких экзаменов!.. Всё прочтёшь по его физиономии!
       Мне довелось общаться с преподавательницей то ли истории, то ли философии — она вела практические занятия в группе, которую я курировал. 
       — Николай Васильевич, да они почти все… по-моему, ненормальные, — грустно поведала она. Я с ней утвердительно согласился, женщина тотчас воодушевилась и предложила: — Ой! Давайте будем с вами почаще общаться!
       Женщина-педагог увидела во мне единомышленника, наши взгляды с ней на душевное здоровье студентов совпали.
       Однако руководство, устраивающее отбор среди поступающих, с таким «примитивным» подходом, с такой «несерьёзной» оценкой абитуриентов не согласно. «Принимать решение о зачислении будем только на основании вступительных экзаменов!» — твердит оно. А как проходят эти экзамены, мы с вами уже знаем, дорогой друг. Опять формализм — и это в лучшем случае. А что в худшем? За хороший «подарок» студентом может стать и… человекообразная обезьяна, что мы с вами и наблюдаем в российских вузах.
       Когда ко мне в общежитие приходил отец, то проходя мимо доски объявлений, расположенной на первом этаже, в холле, он с любопытством прочитал вслух заинтриговавшую его записку-объявление: «Кто нашОл часы, просьба вернуть в комнату…» Пожалуйста: ещё одно подтверждение вопиющей безграмотности студента.
       Если же говорить о заочном образовании, то я бы сказал, что его попросту нет. Диплом есть — а образования нет! Диплом заочника — это чистейшей воды фикция. Специалист, обучавшийся заочно, знает лишь несколько вещей, касающихся образовательного учреждения, а именно: где расположен вуз; как зовут некоторых преподавателей; кто из них сколько брал и в каком эквиваленте; наименование некоторых предметов, по которым он «сдавал» зачёты и экзамены. На этом объём полученных знаний исчерпывается. Всё!
       О вузе ходило тонко подмеченное суждение: «Наш институт надо называть не сельскохозяйственным, а… деревоперерабатывающим: принимаем "дубов", а выпускаем "липу"!»
       О чём можно говорить, о каком образовании? «Образование» подразумевает формирование и созидание, в нашем же, российском, варианте оно большей частью несёт противоположный смысл — разложение и разрушение.   
       Проработав в высшей школе десять лет, я не усмотрел и того, чего страстно ожидал от сотрудников: одарённых, умнейших и эрудированных педагогов. «Обычные люди, с некоторым углубленным знанием своего предмета — и только!» — сделал для себя неутешительный вывод.
       Однажды в главном корпусе института проходила методическая конференция, каждый выступающий делился своим опытом по методике преподавания. Из полутора десятка выступающих мне запомнилось лишь одно — одно! — выступление, преподавательницы агротехники и растениеводства. Как доходчиво, понятно и просто она говорила! Как слаженно звучала её речь! Это просто восхитительно! Вот этот преподаватель, как говорят, «от Бога» — это истинный учитель. Вот такими должны быть педагоги! 
       Какой нерадостный вывод из этого я сделал? Доля настоящих, профессиональных преподавателей среди общего числа очень мала, во всяком случае, в конкретном рязанском вузе. Может, в других учебных заведениях дела обстоят лучше? Возможно. Но очень сомневаюсь, мой друг. К примеру, если посмотреть рейтинг высших учебных заведений по всему миру, то становится грустно. Один из престижных, центральных и рейтинговых вузов России, МГУ, занимающий первую позицию среди российских учебных заведений, значится последним (!) в списке мировых высших школ (по состоянию на… извините, забыл, какой год). Что же можно говорить об остальных российских институтах и университетах? Поэтому, планируя отдать сына на учёбу в вуз, я совершенно не рассматриваю платный вариант обучения. Отдать несколько сотен тысяч рублей ради того, чтобы получить липовую «корочку», прослушав дяденек и тётенек с немного и местами углубленными знаниями в своих областях? Нет уж! Если уж платить за образование, то за настоящее, а не фальшивое!

       Каким должен быть учитель в высшей школе? На мой взгляд, если учебное заведение выпускает специалистов, так сказать, практических профессий, то он обязательно должен иметь немалый опыт работы «в борозде». Обучающий медицине, например, должен иметь статус экс-врача, а ещё лучше быть практикующим доктором. Обучающий механизмам и машинам обязан проработать на соответствующем производстве хотя бы несколько лет инженером. «Чистый» же теоретик допустим для преподавания лишь в «теоретических» вузах, либо на «теоретических» факультетах типа «фундаментальная математика» или «фундаментальная физика». Что же мы видим сейчас? Вчерашний студент учит вчерашних школьников, копируя себе подобных. А что он может знать, если только что вылупился из гнезда? Теория плодит теорию, теоретик теоретика, в результате растёт ком никому не нужных «специалистов». Грустно, друзья, очень грустно. Зачем вообще столько вузов в России? Каких только нет! Объяснение вижу лишь одно — народ надо обязательно чем-то занять. Пусть ходят на работу, пишут умные формулы — и на хлеб себе заработают, и показатели безработицы по официальной статистике будут лучше.

       Здесь я размещу вставку, дорогой друг. Сегодня понедельник, 1 февраля 2021 года. Прошло 20 с лишним лет с даты, когда я закончил педагогическую деятельность. Дело к старости, я задумался, не вернуться ли мне к прежнему роду занятий, ибо физический труд стал уже в тягость? А до «новой» пенсии надо же как-то доживать! И вновь отправился в бывший сельхозинститут.
       — Учёная степень есть? — спросила девушка. — Ничего страшного, если хорошо себя зарекомендуете, в течение года сможете получить квалификационную категорию, за которую предусмотрена надбавка в размере 4171 рубля. Так… Базовая ставка преподавателя, а это 720 часов в год, 9270 рублей, надбавка за... 3522 рубля…
       Я выполнил нехитрые арифметические действия, результат таков: первый год буду получать 12792 рубля в месяц, потом, если повезёт, 16963 рубля. Работу дипломированного — имеющего квалификационную категорию или учёную степень — педагога государство оценивает меньше чем… 17 тысяч рублей в месяц! К тому же из этого начисления удержат ещё и подоходный налог с суммы, превышающей МРОТ, надо понимать…
       Друзья, не подумайте, что я умышленно искажаю факты. Поговорите с сотрудниками подобных «нищих» вузов, коих в стране пруд пруди, и вы убедитесь в смехотворности их зарплат. В феврале 2022 года я случайно повстречался с бывшим коллегой. «В среднем, вместе с доплатами выходит около 23 тысяч…» — скромно пояснил доцент, проработавший всю жизнь на кафедре математики. Что же имеем? Два десятка лет минуло, а педагоги стране нужны так и не стали. Ну кто, скажите, пойдёт работать за такие деньги? Разве что фанатик, за идею. Найдётся ли нормальный человек, готовый отдавать себя «на растерзание» студентам в обмен на прожиточный минимум? Боже, как же тоскливо от политики путинского правительства...      
       В последние годы моей преподавательской деятельности, после сессий, я стал ощущать сердечные боли, которые проходили только с течением времени, после окончания учебного периода. Я понял, что это следствие чрезмерного напряжения, связанного с принятием зачётов, курсовых работ и проектов, с угрозами от «друзей» студентов. Налицо предынфарктное состояние! И задумался: а надо ли своё здоровье подвергать риску, «сидя» на мизерном преподавательском окладе? Получать эти копейки, при этом рискуя заработать сердечный приступ? А если же работать «по-современному», на основе «рыночных отношений», кладя в карман студенческие подарки, можно получить увечья, либо судимость!
       Не желая выращивать липовых инженеров и отказываясь жить впроголодь, с карьерой педагога я расстался. Причём уволился в один день с президентом Борисом Николаевичем, 31 декабря 1999 года. Но, уверяю вас, мы с ним не договаривались!..

                10

       Пока редактировался написанный материал, сын поступил в московский вуз. В только что упоминаемый — МГУ, на физический факультет. Поступил по знаниям, по результатам так называемого ЕГЭ. При этом ему, как и всем поступающим сюда, пришлось сдавать ещё и внутренний экзамен, предусмотренный ректором университета. Сын осилил и его.
       До поступления я с сыном ездил знакомиться с университетом, в «День открытых дверей». Вначале мы послушали руководство, последним выступающим был ректор, Виктор Садовничий. Он часа полтора рассказывал об истории университета, чем знаменит вуз, сколько он имеет учебных корпусов, сколько и какого ранга сотрудников и освещал множество прочих вопросов. Потом каждый гость отправился на свой факультет, который выбрал для возможной учёбы. Мы с сыном расположились в лекционной аудитории. Перед собравшимися выступили заместитель декана физфака и несколько преподавателей. Публика задавала вопросы — персонал университета отвечал. Всё как обычно. Для чего я вам об этом? Да потому что в глаза мне, стороннему наблюдателю, бросились некоторые вещи, о которых смолчать трудно.
       Выступающие преподаватели. Один в годах, худощав, голос тихий, мне приходилось напрягаться, чтобы понять его слова. Рассказывал о вещах, довольно трудных для понимания вчерашнему школьнику — мне это было не понятно, во всяком случае. Ну, зачем в первый день знакомства с учебным заведением говорить абитуриентам о каких-то там чёрных материях, антиматериях, о веществе и антивеществе? Поговорите вы на общие темы! Повествование было сложным, и я с трудом верил тому, что и сам выступающий верит в то, что говорит.   
       Второй преподаватель. Говорил тоже о сложных процессах, о каком-то важном эксперименте, какой-то определяемой величине. «Он ещё в большей степени чокнутый!» — показалось мне. Более молодой в сравнении с первым, но более тучный, педагог носил очки. Очки, конечно же — признак «учёности», понимал я. Но! Какие диоптрии имели линзы — единиц десять, не меньше! Это не очковые линзы, а короткофокусные лупы! Когда лектор их снимал, чтобы что-то рассмотреть в непосредственной близи без них, я поражался, как выглядят его глаза. Это не глаза, это их жалкие остатки! «Да он стопроцентный инвалид по зрению! — заключил я. — Сейчас отбери у него «окуляры», и он без посторонней помощи не сможет передвигаться, как Знайка из известного мультфильма».
       — Сынок, ты хочешь таким стать? — иронично я шепнул ему на ухо. — А то ведь поступишь на физфак, закончишь его и станешь такой вот… «учёностью».
       Сын на мои подвохи отвечать не захотел.
       Я посматривал и на будущих абитуриентов с их родственниками и родителями: кто как одет, как внимательно слушает выступающих. Среди массы собравшихся остановил взгляд на одном пареньке. Он очень активно себя вёл и не мог сидеть спокойно. Паренёк безумно хотел спросить у преподавателей о чём-то очень важном для него, постоянно порываясь поднять руку. Такую возможность ему наконец предоставили. Вопрос прозвучал сложный, слишком заумный, мне ни о чём не говорящий. Да, продвинутый, видимо, парень, подумал я.
       По окончании встречи желающие могли поближе подойти к представителям и сотрудникам факультета и задать свои, более личные, вопросы. Среди подошедших оказался и заумный паренёк. Он одолевал преподавателей своими бесчисленными и ставящими в тупик знатоков физики вопросами. Преподаватели были уже и не рады Заумному. У паренька, кстати, был не совсем здоровый взгляд.
       «Вот ещё один шизик! — подумал я. — Поступит мой сын сюда и станет таким же шизиком… Недаром в народе ходит выражение "физик-шизик"».
       Сидя на студенческих скамейках, я оценивал порядок в аудитории. И ужаснулся, когда в свете искусственного освещения заметил многонедельный слой пыли на нижерасположенных ученических столах. Я понял, что этой пыли не неделя-другая, ей несколько месяцев! Она, вероятно, лежит с окончания учебного года, с июня, а сейчас август. Ну как же так? В московском университете в учебной аудитории не прибирались всё лето. В показательном вузе, в одном из самых рейтинговых российских учебных заведений! Как такое может быть?! При этом руководство, устроившее «день открытых дверей», прекрасно знало, что к ним в гости нагрянут мальчишки и девчонки с регионов, со своими родителями. Мне стало не по себе, неловко, неудобно и даже стыдно за организацию дня «для всех желающих» и порядок в аудитории физфака. 
       — Сынок, — настраивал я сына на последующую практическую жизнь, когда мы уже покинули учебные корпуса, — можно закончить не один институт или университет, получить два и более высших образования и при этом работать дворником, водителем или продавцом — и таких примеров предостаточно! Образование — это хорошо, это здорово, оно не помешает, но оно не является решающим в дальнейшей жизни. По большому счёту, полученное образование и последующее трудоустройство, последующая жизнь напрямую не связаны между собой. Поэтому, поступив учиться, не забывай о практической стороне вопроса. Учёба и знания нужны лишь для того, чтобы они помогали нам жить, сынок! Теория ради теории, и знания ради знаний — неперспективная позиция, глупая. Теория и знания должны быть направлены на решение практических задач и никак иначе!
       Сын молча сидел со мной в машине.
       — Ты что, хочешь быть, как эти преподаватели? Они же фанатики! За двадцать—тридцать тысяч продают свой труд и себя. И эти деньги они получают в Москве! Ну как ты будешь жить на эти средства, сынок?! Твой отец превратил себя в слесаря и водителя, но он занят далеко не каждый день, сам себе хозяин, да и зарабатывает не меньше, чем эти чудики, причём в Рязани. Нужно больше смотреть в практическую сторону вопроса. Посмотри на второго педагога, посмотри на его очки — это же крах! Он же натуральный инвалид, он ничего не видит! Ты тоже хочешь слепым? Ты сейчас, в свои семнадцать лет, уже нацепил окуляры, разве это нормально? Мне пошёл шестой десяток, а хожу я без этих стекляшек. Мама твоя тоже ходит без очков. В кого ты у нас, а? В своего деда, моего отца?
       Сын опять сидел молча, лишь выдавив из себя несколько слов:
       — Ну и что? Буду таким, как эти педагоги…

       …Когда сын уже стал полноправным студентом, я к нему наведывался в общежитие посмотреть, как он с однокурсниками устроился на новом месте. Побывав в его комнате, посетив туалет и умывальную комнату на этаже, я продолжил удивляться тому, как же всё запущено и в общежитии престижного учебного заведения России. Мебель обшарпана, в углах и под потолком паутина, комнатные двери закрываются ненадёжно, туалетные кабинки запираются кое-как, некоторые не запираются вовсе. Крышек на бачках унитазов нет, для слива воды дёргать нечем...
       Да уж, не ожидал я увидеть такую картину. Интересно, а администрация университета в курсе такого состояния помещений? Такого ранга вуз — это же лицо российского образования! А за лицом нужно ухаживать: умывать его, хотя бы иногда. Ох, страна моя Россия. И угораздило же меня родиться на твоей территории…
       Сын приезжал домой не часто, а мы, родители, к нему наведывались и того реже — двести километров между нами как-никак! Когда виделись со столичным студентом, он рассказывал (преимущественно мне) учебные «порядки» — и к великому моему сожалению, в основном, с иронией.
       — Есть один препод, — начал он с улыбочкой (по окончании второго курса, летом 2015 года), — который очень тихо говорит. Он читает лекции по дифференциальным уравнениям. Я сижу на первом ряду и не могу расслышать его слов! «Товарищи студенты, — говорит он сиплым голосом, — я имею один недостаток: тихо говорю. Поэтому прошу вас не шуметь во время моих лекций».
       — Ну и как вы себя ведёте? Не шумите?
       — Все занимаются, чем хотят, своими делами — всё равно ничего не слышно, что он там бубнит себе под нос, — посмеялся сынок.
       — Да уж… В этом случае вы должны сообщить в деканат. Пусть там решают: заменить преподавателя другим, с нормальным голосом, или же обязать тихо говорящего лектора пользоваться микрофоном. У вас лекционные аудитории снабжены, поди, системами усиления звука? У нас, я прекрасно помню, многие лекторы пользовались микрофонами…
       — Да есть, наверное, акустические устройства… Во время своих лекций он выгоняет тех, кто шумит. «Так, — оборачивается он в сторону зала и пальцем показывает на того, кто, по его мнению, мешает другим, — выйди вон!» Однажды он ошибся и указал пальцем не на того. «Я вас слушаю очень внимательно, — виновато оправдывался послушный студент, — я не нарушал тишины». «Меня меньше всего интересует: слушаете вы меня или нет!» — ответил препод.
       Проглотив такую реплику педагога со слов сына, мне стало плохо. Я не мог понять, как преподаватель всем известного московского вуза может выдавать такие перлы! Лектор, по сути дела, признался в абсолютной незаинтересованности получения знаний его студентами. Получается, что он пришёл, чтобы формально «отбарабанить» и уйти? Что может дать слушателям такой лектор? Что может дать такое обучение?
       — Мы одному преподавателю, — продолжил сын с усмешкой, — предложили проводить практические занятия во время этих лекций, на которые почти никто не ходит.
       — По какому же предмету ведёт практику этот преподаватель? И что он вам ответил?
       — По оптике. Он согласился. Только сказал, чтобы мы никому об этом не говорили… Кстати, он является нашим куратором.   
       Я остолбенел и раскрыл рот от удивления: как такое может быть?.. Как можно проводить занятия в часы, отведённые под лекции?.. Как мог пойти на поводу студентов педагог-куратор?.. Как он, «укравший» студентов у лектора, смотрит своему коллеге в глаза?.. Как реагирует на это лектор, на которого забила группа студентов вместе со своим куратором?.. Куда смотрит деканат? Или там не знают о таких самовольных учебных «перестановках»? Как может не знать руководство факультета о таких вопиющих нарушениях?! А если знает, то почему не принимает никаких мер?..
       — Пап, есть лекторы, — перебил мои грустные размышления юноша, — которых не понимает никто. Они читают материал, но никто не понимает о чём. Поэтому почти все перестали ходить на их лекции.
       — Как же так, сынок? Почему же вы не пожалуйтесь на таких бездарных преподавателей в деканат? Когда я учился, лекции читали нам интересно. Были, конечно, и исключения, но в основном слушать педагогов было увлекательно. Одна из главных задач лектора — заинтересовать слушателя! 
       — На лекцию по матану [математическому анализу — Н.В.] недавно пришли со всего курса… как думаешь, сколько человек? — улыбается сын.
       (После отсеивания случайно попавших в университет на факультете от ста восьмидесяти студентов осталось около ста тридцати.)
       — Могу только догадываться, сынок… Человек тридцать?
       — Меньше.
       — Двадцать?.. Десять?..
       — Трое.
       Услышав озвученный факт, я не мог поверить и не поверил бы, если бы сын не учился там.
       — И как же повёл себя лектор?
       — Он пошутил сначала, а потом начал читать лекцию.
       Для кого он стал читать? Для троих студентов? Я вспомнил годы своей учёбы. Да, что греха таить, были неинтересные лекторы, но и в этом случае добрая половина студентов посещала их выступления. С нас спрашивали, журили за прогулы. Если бы в то время на лекцию пришли бы всего несколько человек, это означало бы срыв учебного процесса! Декан тотчас же закатил бы грандиозный скандал. Всех неявившихся на занятие «построили» бы, отругали и пригрозили если уж не исключением из института, то лишением стипендии запросто! Почему же сейчас такой, можно сказать, беспредел? И где? В московском университете! Батюшки ты мой, что случилось с системой высшего (и любого другого) образования? Или случилось со страной? Причём давно.
       Недавняя встреча с сыном состоялась в его новом «статусе» — он перешёл на третий курс. Его переселили с прежнего общежития в новое здание, при главном корпусе. Я побывал с женой у него в гостях, на шестнадцатом этаже. Комнатка на двоих, тесноватая, зато имеется стоячая душевая. Мебель — два стола, два стула и две кровати — старенькие, немного поломанные. Но не в бытовых вопросах беда, беда — вновь в учебном процессе. Сын опять рассказывал о проблемах преподавания. Лекции и семинары проводятся либо неинтересно, либо непонятным языком, либо неинтересно и непонятно одновременно. Мне опять стало неподдельно грустно, даже страшно: Москва, высшее учебное заведение… и такое отношение к обучению. Преподавателям не нужно ничего, кроме рабочего места в университете. Похоже, и администрации тоже ничего не нужно, кроме рабочих кресел и соответствующей зарплаты. Кем вырастет мой сын? Кем он сможет стать, если знаниями его не наделяют? Может, я сильно ошибаюсь в оценке МГУ? Сын искажает объективную картину? Однако причин для неверия у меня нет. Я не перестаю сравнивать студенческую учёбу сына со своей и, сопоставляя два учебных заведения, не могу не поражаться разросшимся формализму и показухе.    
       Честное слово, дорогой друг, мне всё больше кажется, что мир сошёл с ума. Не нужны стране ни специалисты, ни просто образованные люди. Людей при власти и кресле интересуют другие проблемы. Всё в стране деформировано, изменено до безобразия, суть подменена оболочкой, а содержание начисто сожрано великим монстром — формализмом. Если всё так запущено в российской системе образования, возникает вопрос: а нужно ли оно вообще, в таком виде? Знания, несомненно, необходимы, иначе человечество вернётся к первобытнообщинному строю и пересядет на гужевые повозки. Но образование, равно как и все остальные человеческие приобретения, должно быть реальным, «практическим», а не выглядеть исключительно в виде красивой книжечки с надписью «Диплом».
       Пережёвывая грустные мысли о российских школах, я всё же надеюсь, что в данном направлении произойдут-таки позитивные перемены в будущем.
       Говоря на тему просвещения, я часто вспоминаю умного, толкового человека, Андрея Анатольевича Козлова, 1960 года рождения, российского телеведущего, режиссёра и продюсера. Магистр элитарного клуба «Что? Где? Когда?» по данному вопросу выразился, на мой взгляд, очень метко.
       «Образование приводит голову в порядок», — сказал знаток клуба.
       Я полностью разделяю его точку зрения. Образование, надо признаться, не прибавляет ума, но оно дополняет его, упорядочивает, раскладывает приобретённую информацию по мозговым «полочкам». Голова необразованного человека сравнима с сараем, в котором навалено всего много, но как попало, — поди, разберись, что и где лежит! У образованного же человека вместо сарая технически оснащённый склад, с современный умной навигацией. Путешествовать по такому складу — одно удовольствие!