Зима свободная 19

                Зима свободная 19

      Я сегодня видела маленького мальчика Давида в третий раз в жизни, впервые неспящего.  А как раз, когда он проснулся перед кормлением, и запищал, как дверка скрипучая, пока Наташа его перепеленывала. Что сейчас - грязный памперс сняла, попку протерла мокрыми специальными салфетками (а попка у нас замечательная, розовая, а мужское хозяйство величиной с полпопки, коричневое), и чистый памперс одела, приговаривая "к еде нужно приступать чистеньким, да, Дада? да-да-дааа", на что Дада явственно пропищал "не", "да", сказала дочь еще ласковее, "не", ответил Дада:
     - Я ж тебе говорила, что он говорит "не, не, не",  а не "ме, ме, ме", - засмеялась дочь, и процедура была закончена, и Дада успокоился, может, все-таки в ванной холодновато, мы перешли в зал, там тепло, и Наташа приложила огромный коричневый сосок к маленьким розовым губкам. Как Дада зачмокал! Казалось, что он чмокает всем своим маленьким тельцем:
     - Это ж как он старается, - восхитилась я, - это ж попробуй из тебя высоси!
     - Высасывает, - улыбнулась дочь, - иногда задумается на полпути, именно задумается, а иногда вздремнет, но если сосок пошевелить, снова вцепится, если не наелся. Доктора говорят, что перед тем, как менять грудь, нужно его подержать перед собой. Посмотреть в его распахнутые глазки.
     Она ловко взяла его на две руки стоймя, немного развернула в мою сторону, и маленький мальчик Давид уставился на меня совершенно осмысленными, человеческими, прекрасными глазами:
     - Это бабушка, - сказала ему Наташа, - твоя бабушка, Да-да!
     Дада перевел свой взор на нее, может, он на ее голос отреагировал, и она расплылась ему в улыбке, и, показалось мне, что и Дада ответил ей тем же, она воспользовалась его открытым ртом и всунула вторую грудь:
     - Мам, за виноград спасибо, эти яблоки, Давид вычитал, нельзя. Они живот пучат. Как и бобы, горох, репа, у ребенка.
     - Как яблоки? - не поверила я.
     - Мы тоже удивились, но нельзя, - сказала Наташа, - нужно еще меню поизучать. Медицина так далеко продвинулась, что окажется, что и Геркулес нельзя.
     Маленький мальчик Давид под наше человечье журчание заснул, сосок изо рта выпустил, но Наташа держала его на весу до тех пор, пока он не отрыгнул, сказала "теперь порядок, молоток!" и уложила в кроватку. Воцарилась необычайная, благодатная тишина.
     - Я, пожалуй, пойду, - сказала я шепотом.
     - Через пятнадцать минут Франтик на ужин придет, - сказала дочь, - Я его три недели не видела! Может, останешься на ужин?
     - Да я-то Франтика вижу теперь каждый день, исключая воскресенье, завтра вот увижу снова, он у меня теперь - главный, ответственный, жизнестойкий, - сказала я, - а тебе есть с ним о чем пообщаться.
     На самом деле, я хотела остаться одна, и еще раз пережить этот взгляд маленького мальчика Давида в мою сторону, такой ясный, такой глубокий, такой мой...

     И еще. Зима свободная закончилась. Девятого марта, в пятницу, контроль у онкологов. А перед контролем, в понедельник, нужно сделать анализ крови, то есть завтра.  Я тут обмолвилась, что человек ничтожен здесь. Но это не здесь, это везде. Человек ничтожен, если он один. А если у человека есть Дада, который из космоса посмотрел на него впервые, человек горд.