Моряк

Я ехал в метро на работу. Московское метро непредсказуемо и опасно. В нем очень много людей невменяемых, живущих по своим, только им известным законам, которые они создали для себя и настолько уверовали в них, что и не могут уже предположить каких-то иных, навязанных властью.
Передвигаться среди всей этой не поддающейся логике и здравому смыслу, толпе, очень тяжело и опасно.
Как-то я решил проверить по дороге на работу, сколько англичан мне придется встретить на своем пути. Я сбился со счету, и уже подходя к метро, понял, что не встретил ни одного москвича. Все, кто попадался на моем пути, соблюдали правила левостороннего дорожного движения. Вы скажите:
- «Ну, и что тут такого? Нигде не написано, с какой стороны должен ходить пешеход».
Но, тогда с какой целью на пешеходных переходах рисуют стрелки? Зачем в метро, где невозможно правостороннее передвижение, висят указатели, предупреждающие об этом?
- «Так это ж для иностранцев!» - ответит мне большинство людей.
Но, даже если это и так, то почему вы вбили себе в голову, что только для них существуют правила? Только для них, но, не для нас, Москвичей.
- « Так мы же все здесь и так живем, зачем же нам задумываться о них?» - скажут мне.
Мне стало тяжело переходить улицу, особенно, где очень широкая проезжая часть. И это связано вовсе не с моим возрастом, или состоянием здоровья. Все дело в том, что я не могу ходить напролом, и поэтому пропускаю всех, кто из Англии, а это, к сожалению, все, кто идет мне навстречу. Все это произошло после серьезной аварии, когда пешеход сломала мне ногу, запрыгнув из-за угла мне на скутер, причем еще и жопой вперед, почему-то при этом, разговаривая по телефону. И тогда, не сразу, а после того, как я снова научился ходить самостоятельно, я начал задумываться о смысле жизни. Точнее о том, как надо жить, чтобы выжить.
- Жить надо правильно! – ответит мне любой «англичанин», и естественно, я соглашусь с ним.
Только вот правильно-то жить, и опаснее всего. Тот, кто живет правильно, становится вреден для окружающих. Он превращается в помеху на дороге. Он предсказуем. А как можно предвидеть предсказуемость? Это невозможно. Любой водитель в Москве уже заранее ждет от каждого пешехода акта суицида. И как же ему, этому водителю поступить, если этот пешеход не оправдывает своих ожиданий? Это, по крайней мере - опасно. Смертельно опасно.
Как-то я поехал на совещание в другой институт с одной из наших сотрудниц. Дорога предстояла длинная, с множеством надземных переходов, и даже, поездкой на метро.
Мы стояли на пешеходном переходе и ждали, когда зажжется зеленый цвет, на пустынной улице. Я на мгновение задумался. Вдруг раздался звук автомобильного сигнала и свист тормозов, и тут я заметил, что уже давно стоял один, при этом даже пытался что-то в задумчивости говорить попутчице. Но ее уже давно не было рядом. Ей не хватил каких-то двух метров до противоположного берега, когда ее настигли городские аллигаторы из металла, ощетинившиеся оскалами своих модных радиаторов. Водитель скоростного внедорожника, который при этом еще был купэ-кабриолет, белого цвета, успел избежать столкновения с явным дальтоником. И этот больной человек, была наша сотрудница, еще несколько мгновений стоящая рядом со мной.
Все обошлось, слава Богу. Все остались живы. И Ренджровер Эвок даже не помялся, соответственно он мог и дальше преодолевать просторы московского бездорожья, при этом время от времени открывая свой матерчатый верх.
- Людмила Ивановна, зачем же вы это сделали? – сказал я, перейдя проезжую часть уже на загоревшийся зеленый цвет, и взяв ее крепко под руку.
- Сергей Сергеевич, я честно посмотрела по сторонам, никого не было. Ни одной машины, - оправдывалась она.
- Нельзя. Нельзя перебегать на красный цвет. Это же спортивный джип, для спортсменов внедорожников. Он передвигается моментально, и появляется внезапно. Все. Я больше вас не отпущу, - предупредил, я, и еще крепче сжал ее локоть в своей руке.
В этот день мне удалось сохранить ей жизнь, доведя до другого проектного института и обратно на Родину. Но, на каждом светофоре, рядом со мной было вытоптано копытами в свежем снегу целое пастбище, этим нетерпеливым, но законопослушным горожанином.

Я выхожу из дома рано утром, когда пешеходов еще совсем мало на тротуарах. Так легче и спокойнее. Никто не убьет. Да-да, именно не убьет. Ведь среди них есть и весьма злые, особенно молодежь. Мне кажется, что дело в том, что все пустоты, выжженные в мозге благодаря деградации, моментально заполняются искусственной законодательной базой, придуманной самостоятельно для оправдания никчемности, внутренней пустоты, основанной в первую очередь на подсознательной защите от всей той агрессии окружающего мира.
Дорога до метро выверена каждым шагом. Все повороты, переходы, перекрестки, все рассчитано до миллиметра. И все равно сюрпризы ждут на каждом шагу. После перелома ноги, мой жизненный темп как-то успокоился и приблизился к нулю. Очень тяжело обгонять виляющих пешеходов, ибо их траектория движения не предсказуема. Ее невозможно рассчитать и от этого предвидеть. Молодые «англичане», в наушниках, больные дальтонизмом ищут смерти на улицах города, бросаясь под машины на красный цвет. Они находятся в виртуальной реальности, как будто играют у себя дома в какую-то игру, на выживание, имея неограниченное количество жизней.
Но больше всего меня поразил «моряк», растопыривший ноги в метро только ради того, чтобы освободить руки для игры в телефоне, и не держаться ими за поручень. Он играл в простейшую игру, гоняя по экрану какие-то разноцветные кубики, наподобие тетриса. Игра настолько его вовлекла в свой неповторимый внутренний мир, что он потерял при этом малейшую связь с реальностью. Казалось, что на кону у него стоит целое состояние и, судя по его азартному выражению лица, он выигрывал. Но, на что же он мог играть? Не на деньги же? Его широко расставленные ноги вросли в палубу пола вагона. Казалось, что его огромные, черные ботинки на самом деле сделаны не из кожи, а отлиты из намагниченного железа, и от этого прилипли к полу, выполненного из металла вагона - намертво. Это был моряк метрополитена. Раньше я неоднократно встречал подобных. И степень раскачивания поезда на лихих виражах подземных городских нор определяла у них ширину расставленных ног.
Естественно тот «моряк», которого я наблюдал сегодня, был в «бескозырке», а точнее это была, если можно так сказать, «козырка», кепка с козырьком и широкой тульей, по которой шел плетеный вышитый золотом, узор. Но ленты, с названием судна отсутствовали. Может быть, его и не было вообще, а может быть оно и не пролезло в туннель. Поезд подъезжал к станции Партизанская. Тот отрезок туннеля, от самой поверхности и до станции был очень штормоопасен. «Судно» на нем качало с неимоверной силой. Но каждый раз все его пассажиры забывали об этом опасном участке. И каждый раз наблюдалось очередное падение, неприспособленного к качке человека. Как правило, это были «телефонисты», люди с телефонами в руках.
Все толчки вагона были непредсказуемы и заранее непредвиденны. Его, то валило направо, то налево,  то дергало назад, казалось, что стихия пытается разорвать его на части. И, наконец,  рывок вперед, а затем назад и вправо, сделал свое дело. «Морячок» выронил из своих рук хранилище множества разноцветных кубиков, от неимоверно резкого толчка. Это произошло так неожиданно, что мне даже показалось, что они, эти кубики, выскочив из телефона-коробки, разлетелись по всему вагону, как праздничный салют из хлопушки, пестрыми конфетти.
«Моряк» пытался поймать свое средство связи с виртуальным миром, напоминая, что реальный мир сейчас гораздо опаснее и грозит, как минимум, падением. Не расставив правильно приоритеты, он потерял драгоценные мгновения на ловлю средства связи и упустил те, так важные на море секунды, отпущенные стихией на то, чтобы спастись, схватившись хотя бы за что-нибудь.
И именно в этот самый момент я понял, насколько он мал ростом. Попытавшись дотянуться до поручня, он даже несколько нелепо подпрыгнул, но рука его соскочила. Теперь оставалось только одно – падать на пол. Но его практически не было. Вся палуба была занята ногами.
Тем временем, телефон, вырвавшись окончательно из его рук, подпрыгнул до самого потолка, ударился слегка об него и по касательной полетел в сторону открытого оконной форточки.
- «Нет, только не это!» - каждый мог без особого труда прочитать в его широко раскрытых от отчаяния, глазах.
Но, да! Да! И только да!
В тот момент, когда «морячок» пытался станцевать яблочко в тесноте заставленного ногами пола, изображая один из элементов танца – приседания, его телефон пересекал границу этой и той реальности, продолжая мусорить разноцветными кубиками в тесноте темноты, ночного тоннеля.
Тяжелая, тревожная пауза накрыла отчаявшийся заодно вместе с лишенным единственного развлечения человеком -  вагон. И мне даже показалось, что как будто по нему прошла волна какого-то неимоверно тяжелого и пронзительного вздоха, а кто-то даже произнес протяжное: - «О- о- о-х- х –х!»
Это был конец. Конец той, старой, никчемной, проигранной жизни и зарождение новой, еще не знакомой, но уже овладевающей повсеместно им.
Женщина в форме, дежурная по станции Партизанская не ожидала сегодня такого сюрприза, в виде списанного на берег «моряка» с горящими глазами и невнятной речью, требующей от нее какую-то дрезину.
- Что же мне теперь делать? – слышали все мы, пассажиры, через еще долго, почему-то не закрывающиеся двери вагона, этот непонятный с первого раза разговор между представителями двумя стихий, моря и суши.
Причем суша не сдавалась, а море пыталось поглотить ее целиком, но каждый раз она, все дальше и дальше отступала от кромки воды вглубь.
- «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Семеновская» - послышалось в динамиках.
Двери вагона закрылись, и поезд плавно тронулся с места, постепенно поглащаемый чернотой тоннеля.
Только все более и более успокаивающиеся волны омывали края суши, где-то там, позади поезда, на пустом перроне. А поезд шел все дальше и дальше в новую, цифровую жизнь города.