Благодарность за счастье

Посвящается моему редактору.



— Извините, — швейцар в белом смокинге замялся и посмотрел себе под ноги, — в наше заведение с… кхм, нельзя.

Я повернул голову и взглянул на свою спутницу. Откинув голову на спинку инвалидной коляски, она смотрела в сторону мимо входа в ресторан, куда-то вдаль. Смотрела безраздельно, равнодушно, и взор её будто проникал через деревья и мосты, через арки и пролёты домов. Девушка смотрела в направлении моря, скрытого от нас зелёными живыми изгородями и каменными рукотворными творениями.

— Прошу прощения, — возмутился я, шагнув чуть вперёд, — мы заказывали здесь столик ещё два дня назад!
— Вы не указали, что… с вашей спутницей. Приносим извинения, — швейцар развёл руками.
— Разве это имеет какое-то значение? Или ваш репутация пострадает от того, что вы обслуживаете инвалида?

Я хотел было и дальше продолжить негодовать, но девушка мягко коснулась моей руки.

— Евгений Михайлович, извольте… Помните, что я вам говорила?
— Да, Светлана Алексеевна, помню-с, — я успокоился. От прикосновения девушки всё внутри будто переворачивалось, и я чувствовал себя совершенно иным человеком. Вновь взяв контроль над ситуацией и уже в полном спокойствии, я покатил коляску дальше по мостовой, к морю.

— И всё же, это оскорбительно, — мой голос нарушил несколько минут молчания.
— Ничуть, дорогой мой. Помните, говорила изначально, что это пустая затея, — я чувствовал, как девушка улыбается, хоть и не видел её лица, — это самое фешенебельное заведение сего городка, но, как обычно следует из выводов о российской глубинке, совершенно не подготовленное к реалиям жизни, эх.
— Вот в Петербурге… — начал я.
— Да, в вашем родном городе за такое давно бы уже прилетело, от кого нужно. Но это не Москва и не Петербург. Это глубокая глубинка, друг мой.
— Замечательная фраза, хм, - отметил я, — вы позволите мне украсть её у вас?
— Только если довезёте меня до моря, — Светлана обернулась ко мне, широко улыбаясь.

***

Море, холодное синее море. Оно перекатывалось волнами, шипело и искрило, бурлило и бушевало. И в ту же минуту — успокаивалось, нежно обнимая прибрежный песок, осторожно и смиренно лаская берег; волна отступала, чтобы затем вновь с грозным рёвом, сливаясь c криками чаек и альбатросов, с пеной и блёстками искристой воды обрушиться на землю, в последнее мгновение остудив ярый напал, уступая место спокойному и тихому приветствию суши. Так повторялось раз за разом, бесконечна была эта игра, она завораживала, и не было сил отвести взора от этого прекрасного и дикого, необузданного танца природы.

— Нет, и всё же, это возмутительно, — я облокотился на перила дощатой веранды, откуда открывался изумительный взор на морскую гладь. — Швейцар, да ещё и в белом смокинге, в такой-то глуши. Вам не кажется это странным?
— У каждого свои методы привлечения клиентов, — Светлана поудобнее устроилась в кресле, отвлеченно листая журнал. — В любом случае расстраиваться не стоит, — она подняла глаза на меня, снова улыбаясь, - здесь прекрасное мороженое. А в том ресторане нет даже и вида на море.
— Действительно, — пробормотал я, разглядывая набегающие волны. — Ещё раз спасибо, что пригласили меня.
— Вам спасибо, что приехали, — отозвалась Светлана, — вы здесь всего лишь несколько дней, а кажется, что уже так давно...

Я обернулся к девушке и взглянул в её большие глубокие карие глаза. Она была так красива в лучах заходящего солнца — белое платье слегка развевалось на ветру, тёмные волосы были рассыпаны по плечам. Высокий узкий лоб, тонкие, изящные и волевые губы довершали картину и показывали человека мужественного, с сильною волей и с твёрдым характером. Признаться, я восхищался этой девушкой. Рождённая в больших муках, она с детства не могла ходить. Генетика сыграла дурную шутку, оставив ноги девушки рудиментарными частями тела, без возможности передвигаться самостоятельно. Я никогда за все наши два года знакомства не слышал от неё ни единой жалобы или упрека. Задаваясь вопросом, как же она смогла дожить до своих неполных девятнадцати лет без попыток суицида, не превратившись в равнодушного, отчаявшегося внутри человека, я понимал, что вряд ли найду ответ. На все мои попытки сочувствия или неумелые старания обойти колкую тему её физического недостатка она отшучивалась с неизменной улыбкой, часто смеясь над собой. Светлана даже в шутку укоряла меня, сетуя на то, что, будучи младше на год, крепче стоит на ногах. И это было действительно так. Я познакомился со Светланой на одном из литературных форумов. Мне тогда было семнадцать лет, пробовал себя в писательстве и подавал заявки на разные литературные конкурсы. Девушка представилась владелицей одного из журналов, собиравших под своей эгидой молодых поэтов и писателей. Прочитав несколько моих произведений, она предложила и меня взять под своё покровительство. Журнал иронично назывался «Восстань и жги», будто специально, как ещё одно напоминание о бесконечной самоиронии и силе духа владелицы.

— И вот я здесь, — я осторожно коснулся кончиками пальцев щеки девушки, — странно, не правда ли?
— Да, — прошептала она, щекой прильнув к моей руке, — столько переписываться, общаться в сети, и вот, дождаться вас… Право, я до сих пор в это не верю.
— Однако это правда, — я улыбнулся, — помните, как мы познакомились? Смешно получилось.
— Да, я тогда была жутко уставшей, и тут мне пишете вы, буквально заставляя прочитать свои опусы. Как вы тогда себя называли? Новым гением современности? Всё грозились, что откроете бронзовый век поэзии, хвастались своими выпущенными книгами, сборниками стихотворений и наградами в области литературы. Я, помню, тогда ещё подумала о том, что вы сумасшедший.
— Все гении… — начал я.
— Сумасшедшие, — закончила она рассмеявшись, — однако давайте будем реалистами. Вы, кажется, обещали мне привезти свою книгу. Я бы почитала с удовольствием.
— Да-с, обещал. Многое поменялось с тех пор, Светлана. Многое.

Я совсем забыл о том, что привёз с собой обещанный томик с рассказами. Море, долгие прогулки по городу, разговоры, разговоры обо всём увлекли нас, и мы будто пропали в другом мире, отличном от окружающего. Ещё общаясь в сети, я часто ловил себя на мысли о том, что влюблен в эту юную особу. Всё никак не мог понять, насколько ложно или правдиво это чувство — ведь знал Светлану только из строк мерцающего экрана телефона. Может, это просто влечение? Я не знал и, покупая билеты на самолет до другого конца России, старался не думать о том, что меня ждёт.

А ждала меня девушка в белом платье, сидящая в инвалидной коляске и радостно улыбающаяся.

***

Вернулся в номер гостиницы я поздно ночью. Девушка попросила в этот раз пораньше довезти её в целости и сохранности домой, ибо «мама беспокоится, что вы меня возьмёте и укатите куда-то очень далеко». После ужина в доме её родителей я решил прогуляться по набережной, наблюдая за нескончаемым шумом волн. Вопрос, который терзал мою душу, был предельно прост. Он был полностью созвучен с любимой книгой Светланы — романом Чернышевского под названием «Что делать?» Что делать? Образ девушки всё никак не выходил из головы, и ответ на прошлый вопрос, которым я задавался, летя в самолёте, стал однозначным. Что делать? Что делать дальше? Лёжа в полной темноте на кровати в маленьком номере гостиницы, я смотрел на потолок и улыбался, вспоминая прошедшие дни. И в самом деле, прошло лишь четверо суток, а казалось, будто несколько недель. Я со светлой улыбкой вспоминал, как мы гоняли голубей по парку и как устраивали гонки — она, включив электрический привод коляски, и я, шутливо поддаваясь сначала, а потом заметно отставая от неё. Как учил её кидать плоские камешки по воде, как кормили уток хлебом.

Я вспоминал, как мы общались ночи напролет, обсуждая совершенно любые темы. Я чувствовал себя свободно и раскованно с девушкой, было просто и легко с ней общаться. Светлана не специально, но меняла меня. После того, как узнал о том, что она парализована ниже пояса, понял, что не могу более сетовать на свою жизнь. Я просто не имел на это право. Она мотивировала и вдохновляла на достижение поставленных целей лишь одним своим существованием. Ведь я здоров, учусь на втором курсе в престижном вузе, могу ходить и жить полной жизнью. Мне было до сих пор стыдно за то, что когда-то, в самом начале знакомства, жаловался ей, рассказывал о своих проблемах — настолько жалких, настолько глупых и надуманных, не идущих ни в какое сравнение с её бедствием.

Мои размышления прервало жужжание телефона. На экране высветилось сообщение от Светланы. Взглянув на часы, что показывали три ночи, я удивился столь позднему сообщению от девушки. Когда прочитал его, руки свело судорогой и сердце вдруг ёкнуло. Не веря своим глазам, я ещё раз перечитал его. И тут же, накинув куртку на плечи, вылетел из комнаты, по пути набирая номер такси.

***

— Кризис уже миновал, — устало сказал Дмитрий Александрович, усатый мужчина сорока лет с глубокими морщинами на лице. Он провел рукой по мокрой от волнения голове. — А вы присаживайтесь, Евгений, присаживайтесь… Моя дочь будет жить, они так сказали.

Рядом с ним, в коридоре реанимационного отдела областной больницы, сидела заплаканная мать Светланы. Родители девушки пристроились на скамеечке, укутанные в белые халаты, так похожие друг на друга — с поникшими лицами и взорами, уставленными в пол. Я осторожно присел рядом, глядя на белую дверь перед собой — там, за стеной, лежала Светлана, как мне сказали, вся в трубках и капельницах, окружённая кучей пищащей техники и аппаратуры.

— Как… как часто это случается? — спросил я дрожащим голосом.
— А она вам не рассказывала? Пожалела, не хотела, чтобы вы видели её слабой, — Дмитрий Александрович покачал головой. — У неё с детства иногда случаются припадки — спонтанные боли в области груди. Непонятно из-за чего она вдруг задыхается и теряет сознание. Врачи не знают, что это такое, не знают они и как это лечить. Говорят всякими сложными терминами… Ну, ну, родная, не плачь, — супруга Дмитрия снова разрыдалась, и он крепко обнял её, прижимая к груди. — Извините её, нервы, понимаете…
— Да, конечно… Но скажите, надежда есть какая-то? Выздоровление или… операция, может быть?
— Они говорят, надо ехать в Германию, ложиться на плановое обследование. Говорят, есть одно светило мирового уровня, хирург, который и не такое вылечивал. Но сами понимаете, деньги…

Я прислонился спиной к стене и уткнулся лицом в ладони. «Как же так, — думал я, — как же так… Что делать? Что делать дальше?» В голове совершенно не укладывалось происходящее, и всё казалось дурным сном.

— Спасибо, что написали мне, — сказал я через несколько минут молчания, тянувшихся для меня часами.
— Спасибо вам, Евгений, что прилетели. Вы знаете, она о вас так часто говорила, рассказывала, какой вы замечательный, умный и интересный молодой человек. Если бы вы знали, как она радовалась, когда узнала, что вы приедете к нам...

Светлана, обладая красноречивым языком, редко показывала свои эмоции. Я вдруг понял, что знаю девушку лишь как весёлую и жизнерадостную хохотушку, которая всегда посмеивалась над своим физическим недостатком. Я понял, что в действительности не знал её, не знал, что творилось на душе у этого маленького, но такого сильного человека. Я в растерянности оглянулся на отца девушки и, кажется, эмоции, переполняющие меня, настолько сильно отразились на лице, что он сам понял без слов.

— Мы отойдем на пару минут, — Дмитрий обратился к своей жене, кивнув затем мне.

Мы вышли на улицу, он дрожащими руками достал сигарету и прикурил. Луна, скрытая за облаками, редко появлялась, и во дворе больницы было достаточно темно. Ночной ветер шелестел сухими листьями, развевал белые полы наших халатов, промораживал насквозь до дрожи, но я понимал, что тремор, сводивший руки Дмитрия, был вовсе не из-за холода.

— Врачи дают ей лет десять, не больше, — наконец проговорил он. — Забавно получается, — он хрипло рассмеялся, — не могут определить болезнь, но называют сроки. Она угасает, понимаете? — он обернулся ко мне, пристально посмотрев в глаза. И так страшен был этот взгляд — одновременно пустой, дикий, полный боли и отчаяния и… смирившийся?
— Мы уже привыкли на самом деле. Страшное слово — привыкли. Смирились. Сколько было этих приступов — но каждый раз, как в первый. Света для нас — всё, вы понимаете… Но собрать такую неприлично большую сумму… Мы просто не в состоянии. Конечно, обращались в разные фонды поддержки, но там, узнав о диагнозе, молчаливо разводили руками. Я делаю всё, чтобы собрать деньги, и, надеюсь, успею.

Я молча обнял мужчину, соболезнуя его горю, как своему.

Впрочем, так оно и было: ответ на вопрос Чернышевского был найден. И теперь его горе стало и моим.

***

Когда я зашёл в палату, Светлана уже лежала без трубок и катетеров. Яркий рассвет заливал палату, играя лучиками на бледной коже девушки. Сложные медицинские приборы темнели рядом с больничной койкой, большинство из них было выключено, лишь один пищал, выдавая стабильный пульс. На столике, что стоял рядом с кроватью, белела ваза со свежими фруктами.

— А вот и вы, — девушка слабо улыбнулась, протягивая ко мне руку, — я вас так рада видеть… Простите за то, что видите в таком состоянии. Простите, что не сказала.

Я молча подошёл и поцеловал протянутую руку девушки. Ответ на вопрос вертелся на языке, так и хотел сорваться с губ.

— Присядьте рядом, милый, — Света указала рукой рядом с собой на постели, — и ещё раз извините. Я не хотела, чтобы вы видели меня в таком состоянии.
— Светлана, — мой голос дрожал, — я должен вам кое-что сказать.
— Да, я слушаю вас, внимательно, — улыбка померкла на её губах. — Надеюсь, вы не разочаровались во мне...
— Я люблю вас. И хочу быть с вами. Вы знаете, я давно думал над тем, что чувствую к вам. И вот сегодня вдруг понял, что могу потерять вас. Когда ваш отец написал мне… Я понял, что не могу больше молчать. Я боюсь потерять вас, понимаете? Я люблю вас… сильно, люблю в первый раз. Вы безумно дороги мне и пускай вам кажется, что это юношеские бредни, пускай… я просто хочу, чтобы вы знали, что люблю вас. И смею надеяться, что не одинок в своих чувствах.

Я проговорил эти слова на едином дыхании, не думая о последствиях. Девушка замерла с приоткрытым ртом. Настала такая тишина, что мне казалось, будто я слышу, как тикают часы в соседней комнате.

— Зачем я вам? — тихо проговорила Света, отвернувшись в сторону окна. — Зачем вам инвалид, который не может даже привстать и обнять вас сейчас? Я уверена и знаю, что вы достойны лучшего, чем я… Вы невероятно талантливый человек и у вас большое будущее, это я вам говорю точно. Я долго не протяну, все это прекрасно понимают. Зачем вам связывать жизнь с больным человеком, ходящим… забавный каламбур… с человеком, ходящим по краю лезвия?
— Потому что я хочу, чтобы вы были моей женой, — выпалил я и закрыл глаза.

Казалось, будто время остановилось. Я не открывал глаза и про себя считал секунды, борясь с желанием выбежать из палаты. Краска заливала моё лицо, оно горело, я чувствовал себя, будто нашкодивший школьник. «Глупо, глупо, как глупо, — думал я, — и на что я мог надеяться?»

— Вы… вы уверены в своих словах? — проговорила Светлана слабым голосом.
— Да. Да. Да, чёрт побери! — воскликнул я в сердцах.
— Тогда, — прошептала девушка, закрыв глаза, — тогда, наклонитесь ко мне поближе, пожалуйста. Мне не дотянуться до вас.

Я осторожно наклонился к девушке, думая, что она хочет сказать что-то в ответ. Но произошло неожиданное — она вдруг притянула меня к себе и поцеловала в губы. В моей душе будто раздался взрыв, огонь опалил внутренности, но я не успел даже осознать это чувство — потому что она поцеловала меня. Ещё раз и ещё.

— Я не смела надеяться, даже думать не могла об этом, — прошептала она наконец. — Спасибо, что сделали меня счастливой. Спасибо…

Яркое солнце освещало маленькую палату реанимационного отдела больницы. Оно освещало двух счастливых людей, замерших в поцелуе искренней, сильной и чистой любви.