Ценный груз. II. С волками жить

К ночи воздух стал прохладным, но сухим. Тишина ночи сомкнулась вокруг поляны, накрытой тёмным колпаком неба. Костёр догорал, еле слышно потрескивая, и временами легкий ветер касался золы, выметая её из каменного круга, который огораживал истлевшие головёшки. Этот же ветер пробегал по коже юной княжны, заставляя её невольно ежиться. Злата толком не спала от тревоги и голода, только проваливаясь изредка в какую-то тёмную яму ненадолго, а потом снова вздрагивая и просыпаясь от любого шума: треска дров в костре или чьего-то сопения. В конце концов, она приподнялась, потирая плечи и руки, чтобы прогнать тяжёлую сонливость, свернувшуюся вокруг шеи жёсткой верёвкой. Небо далеко-далеко на востоке стало красновато-коричневым, но до рассвета было ещё далеко, и тёмные силуэты деревьев и гор чётко вырисовывались в этом мраке.

      Девица тихо поднялась, оглядев быстрым взглядом спящих на поляне. Она не различала, кто из них кто и решила, что все здесь. Ур спал, опустив руку на рукоять клинка, и это встревожило Злату. Её казалось эти звери наблюдают за ней даже во сне. Она осмотрелась вокруг, ища глазами кого-то, кто нёс ночной дозор. Быть не может, чтобы такие, как они погрузились бы в сон, не выставив никого его охранять. Самонадеянно.

      Но никого в округе не было. Только чёрные корни поднимались из земли, да где-то вдали тихо шумела вода. Злата решила, что в поле, которое виднелось вдали, где расступались деревья, будет проще бежать, но долго бежать она не сможет. А поле-то простиралось до самого горизонта и там она будет, как на ладони. Она повернула и пошла в другую сторону, тихо ступая по мягкой траве тонкими туфельками без каблука. Сердце у неё колотилось, как сумасшедшее, ударяясь о костяную клетку, и она злилась на себя, пытаясь его утихомирить. Хотя было тихо, ей казалось, кто-то следует за ней по пятам, стоит за ей спиной и девушка всё время нервно оборачивалась. Но звери всё так же спали. Цепляясь за поросшие мхом камни, девушка стала спускаться по пологому холму вниз, в лощину. В какой-то момент, нога у неё скользнула, и Злата едва удержалась, чтобы не издать инстинктивный визг скорее от неожиданности, чем от испуга.

— Далеко ли собралась?

      Она даже не спустилась до конца, так и замерев у большого валуна и лихорадочно перебегая взглядом с одного тёмного дерева на другое, ища источник звука. Наконец, догадавшись поднять глаза, девица узрела силуэт на дереве. Толком разглядеть лица она не могла, но сообразила, что говорил с ней один из молодых наёмников. Но Ура она видела на поляне, значит, это был второй.

— Уйди с дороги, — стараясь, чтобы дрожь не смазывала эффекта, произнесла Злата. — Я всё равно от вас сбегу.

      Лисица даже не улыбнулся, глядя скорее поверх головы княжны, чем на неё саму.

— Ты хоть знаешь, куда бежать?

      Злата ожидала, что ей станут угрожать, мол никуда ты не сбежишь, а будешь пытаться — мы тебя свяжем. Смутившись от такого ответа, она смогла только бросить небрежно:

— Лишь бы подальше отсюда. А там спрошу кого.

— Глупая ты, — покачал головой Лисица. — Мы тебе зла не сделаем, а сама-то ты далеко не уйдёшь.

      Девушка вскинула подбородок.

— Это земли моего отца. Тут никто не посмеет меня тронуть, — с абсолютной уверенностью проговорила она.

      Фигура выпрямилась и бесшумно спрыгнула на землю. Теперь с более близкого расстояния Злата могла хоть немного разглядеть его лицо. Как и Харза, Лисица не носил бороды и усов, но в отличии от товарища, это был скорее эстетический каприз, чем практическая необходимость. На шее его девушка разглядела тонкие линии татуировок, переплетающиеся и спускающиеся куда-то вниз, очевидно продолжающие свой замысловатый узор на груди.

— Скажи мне, княжна, была ли ты на Перевале на Жерновах? Или у южного берега? — он чуть прищурился.

      Злата невольно сделала маленький шажок назад.

— Тебе-то какая до того печаль?

— А такая, что люди на «землях твоего отца», быть может, и в лицо тебя ни разу не видывали. А в этом, — он обвёл взглядом одеяние девицы. — И не признают.

      Спорить с этим было глупо. Её вытащили из собственного дома вечером, едва она успела вернуться к себе в комнату. До похищения она возилась во дворе с младшим братом, а потому не наряжалась особо. К тому же, вырываясь, как птица из силков, она за что-то зацепилась, и ткань пошла по швам на подоле. Плаща у неё тоже не было. Единственное, что могло бы указать на её связь с княжеской семьёй — дорогой браслет. Но что-то подсказывало, что он скорее спровоцирует кого-то напасть на неё, чем остановит.

— Так что не дури.

      Закончив свою мысль, Лисица развернулся и направился обратно к поляне, абсолютно точно уверенный в том, что Злата пойдёт за ним, даже если не желает того. Девушка обернулась через плечо в сторону лощины, поглядев туда, куда собиралась идти. Побежать? Быстрее шею свернёшь на камнях, да и не убежать ей от этого зверя. Только хуже будет. Видимо, не оставалось ничего другого, как ждать помощи извне. Потоптавшись на месте и посмотрев, как вдали тонкая полоска горизонта становится чуть тёмно-рыжеватой, точь-в-точь, как волосы Лисицы, Злата поплелась обратно к поляне, бурча себе под нос:

— Всё равно не долго мне с вами быть. Мой отец наверняка уже послал за мной. А значит, скоро его люди вас нагонят.

      Было не понятно, кого она пытается убедить сильнее: себя или Потерянного. Последний только замер на мгновение и обернувшись, оскалился насмешливой и какой-то мальчишеской улыбкой:

— И мы встретим их со всем гостеприимством степняков.

***



      На исходе пятого дня они оказались в предгорьях. Жернова, стёртые сухими ветрами, которые прилетали из степей на западе и пустыни на юге, были похожи на сложенные друг на друга толстые блины, уменьшающиеся к вершинам.

      Кибитку Аммах велел оставить, чтобы не тащить лишний груз, а Сикиль в тайне от него распихал пару уцелевших бутылей с алкоголем по седельным сумкам. Лошадь, что тащила повозку, справедливо отдали Злате. И хотя наездница из неё была умелая, ехать в платье было очень неудобно. Они едва покидали прошлую стоянку, а спустя пару часов Злата уже начинала грезить о следующей.

— Когда мы уже остановимся? — страдальческим голосом протянула княжна.

      Солнце постепенно падало к горизонту, тонуло в небесном золоте и до перевала оставалось совсем немного.

— Иногда я думаю, что всю эту кашу заварил её отец, — бросил Ур негромко, обращаясь к Сикилю. — Избавился от кровиночки, дабы нытьё её не слушать.

      Послышались смешки. Аммах только еле заметно улыбнулся.

— Вообще-то я всё слышу, — буркнула девица, угрюмо посматривая на широкую спину Ура.

      Тот глянул через плечо.

— На это и расчёт, полёвка.

— Это вы — перекати поле, без дома, без племени. Вам к дороге не привыкать.

      Улыбки медленно сошли на нет.

— Да кабы мы осели на одном месте, так на нём бы и сгинули, — отозвался Аммах, и в его прежде спокойных глазах мелькнул отблеск неотвратимого, самой судьбы, воздевшей длань. — Оттого и двигаемся, княжна.

      Злата поджала губы, чувствуя, как её яд, злоба и презрение медленно отступают перед любопытством. Она и раньше слыхала, что кочевники уже не те, что прежде. И набеги их уже не так разорительны. И сами они уже не такие воинственные.

— И отчего же вы бежите?

— От забвения, — голос принадлежал уже не Аммаху, а Лисице.

      Он поглядел вдаль на горы, укрытые нежным лиловым светом наступающих сумерек и свет этот отразился в зелёных глазах тенями прошлых лет — потерянными, ушедшими навсегда во тьму — туда, куда так боялись попасть теперь они. Злата умолкла, не понимая, отчего чувствует себя так странно тоскливо и всю оставшуюся дорогу до привала больше не проронила ни слова.

      Серебро луны будто стало вытягивать из окружающей обстановки весь свет, оставляя только громадины гор чернеть на горизонте. В сумерках всё становилось одного цвета и различалось лишь оттенками да формами. Вместе с Жерновами, подпирающими звёздное дно неба, деревья тоже стали чёрными, похожими на тени великанов. Дорога был чуть светлее, тонкие языки рваных облаков на горизонте — ещё светлее. Единственным ярким всполохом оставался только рыжеватый отблеск давно закатившегося солнца, но и он вскоре поблек и потом и вовсе исчез. Меж двух вершин маленькой точкой зажглась путеводная звезда запада.

      Злата погладила свою лошадь по морде. В тёмных звериных глазах отражались огоньки разгорающегося костра. Девушка приподнялась на носках и шепнула лошади одно лишь слово: «Полынь». Так звали её маленькую кобылку, что отец купил ей в детстве. Она была на редкость ладная и послушная, а эта уж очень на неё похожа. Души наши покидают тела и, если заслужили такую честь, то через десять, пятьдесят, а может даже сто лет, но возвращаются под небесный свод и получают ещё один шанс. Злата подумала, а что если всё время держать эту мысль в голове? Будет ли тебе совсем не страшно умереть, зная, что ты вернёшься? А если для иных возвращение — мука? Выходит для них смерть ещё страшнее, чем для прочих?

— Харза! Я из тебя всю душу вытрясу!

      Злата вздрогнула. Неожиданный громкий крик донёсся до неё, как со дна глубокой ямы. Она обернулась и успела увидеть, как Лисица буквально отпрыгнул от седельной сумки. До этого он казался совсем безэмоциональным, и Злате стало вдвойне любопытно, что смогло вызвать такую реакцию. Она приблизилась. Лисица схватил сучок и подцепив им что-то, вытянул из сумки тонкую ленту. Злата пригляделась и поняла, что это была вовсе не лента, а змея.

      Харза смеялся, его звенящий смех разносился над стоянкой. Лисица тряхнул веткой, пытаясь скинуть змею, но та только обвилась двойным кольцом.

— Не обижай её! — девица бросила вперёд. — Она же безобидная!

      Подобрав с земли сучок, что Лисица с опаской швырнул в сторону, Злата протянула руку и аккуратно сняла змею с ветки. Та показала маленький раздвоенный язычок и хвостом обвила тонкий палец княжны. Голос Сикиля сквозь смех других произнёс недоверчиво:

— Брось гадину, а то ещё чего доброго укусит.

      Злата обернулась и произнесла с явной гордостью, лёгким движением откинув волосы с плеча:

— Я — княжеская дочка. Во мне кровь Уробороса. Змея никогда меня не укусит.

      Так или иначе, но змея и вправду зубы не выпустила. Юная княжна отошла прочь и стряхнула змейку в траву под кустом. Та пару раз вывернулась, юркнула под корни и исчезла из виду.

— Вот он — бравый молодец, силой с тридцать мужиков. Тварь ползучью увидал и сразу был таков! — сквозь смех выдал стишок, который сочинил тут же, Харза.

      Лисица оскалился и с силой толкнул наёмника в сторону, от чего тот повалился на траву.

— Сочтёмся ещё, шутник, — бросил молодой наёмник, краем глаза глядя, как обнажает в широкой улыбке зубы Ур.

— Выходит, не такие уж вы и бесстрашные, как про вас говорят, — осторожно и негромко произнесла Злата.

      Лисица поднял голову. Тени от огня плясали на его лице, а глаза казались совсем тёмными. Он прищурился, глядя испытующе и бросил небрежно:

— А про нас вообще много чего говорят.

      Сикиль кивнул, опускаясь к огню и приваливаясь спиной к большому валуну.

— Врут безбожно, — легко отозвался он.

— И про дар зверьём оборачиваться врут? — недоверчиво поинтересовалась девушка, сама не заметив, как приблизилась.

— Врут, — подтвердил Аммах, вытягивая ноги и даже не взглянув на девушку.

— А что до злата вы жадные тоже врут? — хмыкнула княжна в ответ, будучи уверенной, что это чистая правда.

      Сказать-то можно всякое.

— Это не жадность, — произнёс Ур, и в голосе его послышалась почти что обида. — Ремесло у нас нелёгкое, потому и плату мы требуем соответствующую.

      Злата взглянула в его лицо. Белки глаз у него были с явными красными прожилками, и в темноте это выглядело неприятно.

— Вы — что южане, что северяне — можете считать нас зверьём, но не мы такими себя сделали. Мир изменчив, княжна, — Аммах вынул из ножен короткий клинок. Красивая резная рукоять из кости была украшена рисунками и символами: древними, как их народ. — Даже у зверей есть свои правила.

      Тяжёлая рука упала на вчерашнюю жаренную тушу, отделила знатный кусок и протянула его девушке. В какой-то момент внутри у Златы всколыхнулась прежняя гордость, ком стал в горле и она уже была готова отшатнуться, как от чего-то омерзительного. Но в этот же миг голод скрутил ей желудок. Не считая горстки плодов орешника, собранных по дороге, она больше ничего не ела. А потому пришлось протянуть дрожащую руку. В глубине головы привычка благодарности боролась с презрением, но когда девица всё же решилась сказать спасибо, все уже были заняты едой и никто не обратил внимания, а потому Злата промолчала.

      Тьма обволокла предгорья. Вокруг костра было тепло, но прохладное дыхание ночи уже ощущалось прикосновением к открытой коже. Злата подтянула колени к груди и спустя какое-то время снова заговорила, мучимая любопытством:

— И какие же у вас правила?

      Сикиль даже перестал есть, так и не донеся кусок ржаной лепёшки до рта. Ур поглядел на вожака, но тот молча жевал, не размыкая губ. Злата ждала ответа.

— Мы не берём заказов на детей, — видя, что никто не собирается отвечать, произнёс Харза.

— Надо же, как благородно, — буркнула Злата тихо, но её всё равно услышали.

      Ур недовольно нахмурился, отирая руки о красно-коричневую ткань штанов. Но Харза проигнорировал эти слова и продолжил:

— Плата всегда вперёд. И ещё…

— Никакого вранья, — раньше друга, бросил Ур, глянув сначала на девицу, а потом на отца, и в этом тяжёлом взгляде было хоть и скрываемое, но недовольство. — Мы не врём заказчику. А он не должен врать нам. Никогда.

— А иначе?

— А иначе мы вправе забрать золото и не выполнить заказ.

— И что, вас никогда не обманывали? — снова спросила княжна.

      Харза ухмыльнулся улыбкой-разочарованием, словно собирался сказать «Люди есть люди».

— Обманывали, конечно. Но чаще по мелочи. А вот чтобы скрыть целую княжну — такое впервые.

      Прозвучало это так, словно Злата была виновна в том, что её похитили и к тому же ничего не сказали об этом наёмникам. Она скривила губы, проглатывая последний кусок мяса и чувствуя, как от сытости и усталости её клонит в сон.

— Ложись спать, княжна, — видя сонные глаза девушки, произнёс Аммах, протягивая ей свёрток жёсткого сукна в качестве одеяла. — Завтра далеко ехать. Выдвигаемся ещё до рассвета.

      Последнее было сказано уже скорее остальным. Все согласно покивали и стали укладываться на землю, а Харза прихватил из сумки Сикиля спрятанный туда прежде бутыль и направился к ближайшему дереву, сторожить сон прочих. Злата разглядела, как Сикиль поправил усы и ухмыльнулся беззлобно:

— Вот ведь чёрт волосатый.

      За Жерновами лежали бескрайние степи до самого горизонта — земли Небесного народа. Злата поглядела на тёмный ствол дерева в нескольких шагах от неё. В свете костра можно было разглядеть плетущуюся по жёсткой коре дикую каприфоль.

      Девушка натянула на плечи накидку, чувствуя, что ткань пропахла пожухлой травой и пролитым когда-то алкоголем.

— Возьми с собой в путь меня, где степь заволокло дождём. Возьми клинок и горсть огня и в горы одолей подъём: там на вершине ждут дары, — пропела тихо, еле слыша свой голос Злата старый мотив, который то и дело срывался раньше с уст кормилицы. — Спи, милый, спи, смыкая вежды. Уйдёшь с рассветом до горы, а я останусь ждать. А я останусь ждать, как прежде.