Ценный груз. III. Переговоры

Погода совсем испортилась, и когда князь достиг означенного места, его тёмно-синие одежды были уже сырыми насквозь, а плащ потяжелел. Только чёрная кожа сапог выдержала испытание дождём, который всё лил так, что почва размякла и мыс стал похож на такое же болото, какие лежали на северо-западе от него.

      Деревня на мысу, прозванная Ржанкой за обилие этих птиц в окрестностях, не принадлежала никому и принадлежала всем. Тёмные от сырости домишки медленно проседали, опускаясь с каждым летом всё глубже под землю. Сюда приезжали рыбаки, до первого снега отлавливающие кижуч, реже торговцы, плывущие к северному побережью полуострова. Правда в течение последних семнадцати лет торговцы сюда забредали всё реже: не выгодно было плавать на юг.

      Но вот важных особ в Ржанке никогда не видывали, а потому появление сразу двух князей всколыхнуло всё малочисленное население деревни. Рыбаки шептались с местными стариками о каком-то важном деле, по которому князья встречаются, а кто-то даже предположил, что «беда, должно быть, великая нависла над нами, коли северяне и южане под одной крышей будут беседовать».

      Волибор слабел с каждым днём, становясь скорее тенью от великого князя. И Аркуда, понимая, что смерть уже дышит отцу в лопатки, не хотел ждать. Днём позже — днём раньше, как в сущности разница? Отец благословил его. А потом произнёс в спину сыну: «Не забывай, кто ты». Аркуда сделал вид, что не услышал этих слов.

      Он ещё издали заметил ряженых южан, явно не привыкших к такой погоде. Светлый тонкий мех их одежд совсем промок и не грел, сколько бы они не кутались в него. Кафтаны, накидки, штаны — всё было пошито из легкой ткани зеленоватого оттенка, правда от влаги цвет стал скорее изумрудным. Среди всех этих людей не было самого Аждера — южного князя. Аркуда приказал своим людям остановиться, а сам, чавкая по грязи, направился к избе.

      Над входом на балке был нарисован глаз. Местные верили, что это отгоняет злых духов. Краска облупилась, слезла и от самого глаза почти ничего не осталось. Аркуда на миг замер, взглянув в это око, а потом вздохнул, будто собирался сигануть с обрыва и толкнул дверь.

      Внутри пахло дымом, словно кто-то окуривал избу. Здесь не было ни печи, ни лавок, ни стола. Настил пола прогнил и местами была видна чёрная земля. Углы были оплетены паутиной. Аркуда огляделся.

— Надо сказать, тебе удалось то, что уже давно никому не удавалось.

      Голос шёл из соседней комнаты. Мужчина шагнул туда, оставляя мокрые следы и увидел говорившего. Кроме него здесь больше никого не было. Он стоял у окна, заложив руки за спину. По руке у него ползла золотая змея, обвивающаяся вокруг запястья и указательного пальца, раскрыв пасть. Пальцы у него были мясистые и с крупными складками на тёмных костяшках.

— Ты меня удивил, — коротко и ясно продолжил мужчина у окна, наконец оборачиваясь.

      Темноволосый, с бронзовой кожей, широким лицом, усыпанным родинками, князь был в половину меньше Аркуды, и тем более меньше его отца. И всё же назвать его безобидным было невозможно, как нельзя назвать безобидной гадюку, лишь от того, что она меньше медведя.

— Потому вы здесь? — спросил Аркуда недоверчиво.

— И поэтому тоже, — кивнул Аждер в ответ, сохраняя абсолютно непроницаемое выражение лица. — Как князь Волибор?

      Упоминание отца здесь — где кроме них двоих больше никого не было — показалось Аркуде едва ли не оскорбительным. Он проглотил вставший поперёк горла ком и произнёс сдержанно, как подобает князю:

— Акамир говорит, предки уже зовут его к себе.

      Врать не было смысла. Ровная линия пухлых губ южанина изогнулась, и было не понятно, злобная усмешка ли это или сочувствующая улыбка.

— Акамир? — переспросил Аждер, а потом, словно вспомнив что-то, ответил сам себе. — Жрец.

      Его упоминание отозвалось на лице князя уж совсем неприкрытым презрением. Аркуда поборол желание высказать всё, что думал прямо сейчас, прокручивая в голове то, ради чего сюда приехал. Глупо было бы приплыть сюда и испортить всё в первые же минуты. И всё же едким запахом опасности веяло от южного князя, от его блестящих маленьких и тёмных глаз, высасывающих из этого места весь свет, которого и так было не много. Он, наверное, был всего на десяток лет старше самого Аркуды, но в кучерявой бороде его уже блестела ранняя седина, как и волос на висках коснулось серебро. Говорили, что княже поседел после смерти своей первой жены. Жены, которая ему не принадлежала. На севере поговаривали, что князь сам же её и погубил со злости из-за того, что та не смогла родить ему наследника.

— А ещё он говорил, что мы сгинем через пяток лет, — Аждер самодовольно улыбнулся.

      Рука его невольно опустилась на эфес красивой сабли, видимо, выкованной совсем недавно и из металлов, добытых на новом месторождении. Это был жест почти мальчишеского хвастовства.

— Все мы совершаем ошибки, — миролюбиво отозвался Аркуда. — Но мы оба проделали долгий путь не для того, чтобы обсуждать, кто ошибался чаще.

— Верно, — кивнул Аждер. — Ты хотел мне что-то предложить, будущий князь?

      Аркуда не спеша прошагал до стены, легко поднял старую перевёрнутую скамью и поставил её в центр, напротив другой такой же. Потом откинул тяжёлый плащ и сел, широко расставив ноги.

— Все торговые пути на севере от Аркаима проходят через Гостевое городище.

      Крупной рукой княжий сын пригласил Аждера сесть напротив. Тот помедлил немного, но потом, видимо понимая, что разговор может затянуться, сел.

— Мне известно об этом, — на секунду Аркуде показалось, что в голосе южного князя промелькнула досада. — Мой отец ходил по великим северным рекам далеко на запад.

— И я, княжеской милостью, могу даровать вам такую возможность снова.

      Сын Солнца, как звали его южане, усмехнулся, недоверчиво глядя в синие глаза северянина.

— Уж явно не по нашим вишням да персикам вы заскучали.

— Ваша правда, князь. Не за специями мы свои корабли пустим на юг. И не сушёной лаванды от вас ждём.

— Тогда что же вам нужно? — с псевдоинтересом спросил Аждер, глядя в красные глаза-рубины золотой змеи на руке.

      Он знал ответ. Знал, ещё когда получил приглашение на встречу. Ему важно было услышать это лично от Аркуды. В каком-то смысле Аждер весь этот путь проделал просто для того, чтобы услышать, как северный князь скажет «Мы нуждаемся в вас», пусть даже мысль эта будет облачена в другие слова.

— Ваша сталь. Топоры и мечи, — сдержанно и хладнокровно отозвался Аркуда, ни дрогнув, ни разу не сменив тона. — Мы обязуемся не чинить вам козней, не вступать в сговор против вас и не ходить на ваши земли войной и вы обязуетесь делать то же самое.

      Аждер на миг чуть прикрыл глаза, и по всему его телу будто прошлась лёгкая судорога. Так выглядело чистое удовольствие человека, что потешил самолюбие.

— Я должен признать, — наконец начал южанин. — Северянам повезло иметь такого благоразумного наследника. Я выслушал твоё предложение, княжеский сын. Теперь мне предстоит его обдумать.

      Он поднялся, выпрямившись и глядя на князя с довольством в глазах, которое даже не пытался скрыть. Аркуда оставался даже по меркам северян чрезмерно серьёзным.

— А сейчас нам обоим стоит отдохнуть. Под покровом ночи хорошо губить души и шептать любовные клятвы, но заключать союзы лучше при свете дня. Завтра с утра мы встретимся здесь же снова.

      Аркуда поднялся и протянул руку в знак того, что они разойдутся с миром. По крайней мере в этот вечер. Аждер согласно пожал ладонь. Его загорелая короткая ладонь в крупной бледной руке северянина выглядела почти смешно. Не дав заострить на этом внимания, Аждер выдернул руку и вышел прочь в сумерки и пелену дождя.

***



      Море и песчаный берег совсем утонули в темноте и дожде и нельзя было уже различить, где кончается одно и начинается другое. Аждер слышал, как шум волн — беспокойный и громкий — доносится сюда. В деревне почти не осталось приличных домов, но кинув к ногам одного из сторожил увесистый мешок зерна, южане всё же получили сносную, крепкую избу вдали от деревни. Здесь почву не подмывали бесконечные разливы моря и изба прочно стояла на земле.

      Круглолицый мужчина с широким носом и рассечённой жирным шрамом губой склонился к кружке князя, наполняя её янтарным напитком. Он пах цветами, солнцем и югом, который они привезли сюда с собой. В условиях ливня и ветра, это казалось практически жизненно необходимым. Сын Солнца вытянул ноги на скамье, опираясь спиной о сруб.

— Нам всё же стоит уговориться со степняками, — задумчиво проводя ногтем по ободку кружки, произнёс Аждер.

      Наливавший ему алкоголь мужчина поднял голову и нахмурился, отхлебнув прямо с горла.

— С теми, что наши деревни вырезали?

      Тёмные глаза скользнули на лицо приближённого, впиваясь испытующим взглядом.

— Ты говорил, Томалак, то были пришедшие из пустыни.

      Он только пренебрежительно хмыкнул.

— Степняки, пустынники — всё одно. Поганая кровь.

      Аждер глотнул из кружки, чувствуя, как напиток обжигает горло тоской по дому.

— Можем уговориться с ними, а северянам знать о том не обязательно. Коли начнут бунтоваться, да из шкуры вон лезть, так мы их варварами пугнём, — спокойно рассудил князь, прикончив остатки алкоголя.

      Где-то под полом зашуршали мыши. Аждер прислушался и расслышал вдруг ещё один звук — топот копыт. Он был совсем рядом, потому что хоть и слабо, но слышался сквозь бурю. В следующую секунду, когда топот стих, распахнулась дверь. Внутрь ворвался ветер и сырость, а за ними промокший до нитки юноша.

— Господин! Вести из Шаэрмави!

      Аждер скинул ноги со скамьи и отставил кружку.

— Говори.

— Княжна.

      Глаза князя сверкнули недобрым огнём. Рука его невольно упала на рукоять короткого клинка, что висел рядом с саблей.

— Что она сделала?

      Гонец сглотнул и совсем побледнел. Потом сделал над собой усилие и произнёс дрожащим голосом:

— Пропала, княже.

      Аждер вскочил.

— Что значит пропала?!

— Весь город уже вверх дном перевернули, княже, нету её нигде. Сбежала, никак иначе, — тут же начал оправдываться юноша.

— Вас толпа здоровых лбов и вы одну девицу найти не можете?! — голос скакнул вверх и стал громче, чем шум бури снаружи.

— Так ведь…

      Договорить гонец не успел. Князь выхватил кинжал и вскинул руку. Юноша шарахнулся назад, впечатался спиной в дверь и инстинктивно загородился ладонями. И только рука Томалака, вовремя остановившая Аждера, спасла гонца от гнева князя. Последний выдохнул и произнёс, спустя время, когда чуть поостыл:

— Давно?

— Уже как третий день на исходе, — пробормотал юноша.

— Найдите мне мою дочь или я живём с вас кожу посдираю! — кинул Аждер и махнул рукой, прогоняя гонца.

      Тот тут же толкнул дверь и почти вывалился в темноту ночи. Князь покраснел, вена у него на шее вздулась и пульсировала так, что казалось, будто сейчас треснет воротник кафтана. Томалак же, осторожно осев снова на скамью, произнёс спустя время:

— Странно это всё.

— Не до твоих догадок мне сейчас.

— Сам подумай, княже, — приближённый покрутил в руках бутылку, глядя как блики от огня пляшут на поверхности напитка. — Нежная она у тебя, балованная. Зачем ей сбегать, покуда её в мягких кошачьих лапах держат?

      Аждер сделал шаг в сторону, потом развернулся и сделал ещё один в противоположную. Нервные мысли разлетались в его голове словно потревоженные птицы. Но в какой-то момент его словно чем-то ударило. Князь замер, подняв глаза на Томалака и произнёс чётко и зло:

— Вот ведь паскуда северная… Про мир в уши льёт, а сам за спиной подлости учиняет.

      Томалак согласно кивнул.

— У кого ещё духа хватит княжескую дочку украсть? Да и зачем? А так чем не повод, чтобы свои условия ставить?

      Пальцы Аждера сжались в кулак, да так сильно, что костяшки побелели. Он развернулся на пятках и крикнул отрывисто:

— Алаба! — под крышей появился один из княжьих воинов. — Отправляй людей на запад. Они не могли уйти дальше Перевала на Жерновах. Пусть скачут без отдыха. Похитителей изрубить, а дочь мою вернуть в Шаэрмави. И чтоб волоса не упало с её головы, уразумел?

— Да, княже.

      Когда он ушёл, Аждер снова повернулся и с остервенением метнул кинжал в стену с такой силой, что тот вошёл в дерево, как в масло.

— Этот сучий сын мне ещё за это ответит.

***



      К утру буря всё же улеглась. Всю ночь ветер под стрехой выл, как смертельно раненный зверь. Но ближе в рассвету стих, а грязно-синяя поверхность моря стала разглаживаться. Ярко-красная, как бересклет полоска горизонта была видна даже сквозь плотные облака. Ещё чуть погодя на море и землю стали падать тонкие лучи света, словно кто-то сверху дырявил облачное покрывало. Князь глянул на восток, туда где поднималось солнце, куда тянула его тоска по дому. Тоска по твёрдой земле под ногами. Здесь её не было. Аждеру казалось, куда не ступи — везде увязнешь в болоте.

      Вслед за Томалаком, который не снимал руки с эфеса сабли, княже прошёл к той же избе, в которой был вчера. При свете дня она показалась ещё более развалившейся и старой, чем прежде. Аждер глянул на око, нарисованное над дверью и вспомнил сказки бабки-повитухи о злых духах, которые всегда рядом. Всегда готовы обвить тебе горло своим хвостом и утащить прочь от света, если только дать им такой шанс.

— Уроборос, убереги своего сына ото всякого зла и дай сил свершить справедливость, — еле слышно, одними губами произнёс Аждер прежде, чем войти.

      Аркуда уже был здесь. Он сидел, положив меч на колени и заботливо протирая его поверхность куском ткани. В такой позе он показался Аждеру ещё внушительнее, чем прежде. Но даже это не могло напугать его сейчас.

— Вот уж беспокойная ночь вышла, — не поднимая головы и не отрываясь от своего занятия произнёс северянин.

      Аркуда звучал спокойно. Лёд его невозмутимости столкнулся с пламенем праведного гнева южанина в этой маленькой комнатушке.

— Что верно, то верно, — кивнул Аждер, кривя губы. — А ты никак воевать с кем собрался?

— Хороший воин всегда держит свои вещи и оружие в чистоте да порядке, — размеренно отозвался Аркуда, наконец убирая меч в ножны и поднимаясь.

— А руки? — вдруг произнёс Аждер, и в этот момент неприязнь в его голосе стала совсем уж явной.

      Аркуда недоуменно моргнул, глядя на князя, а потом переспросил, будто не был уверен, что всё расслышал правильно:

— Руки?

— Руки ты замарать не боишься, значит? — бросил южанин, сжимая в ладони эфес шпаги. — Дела гадкие вершить, убивать да красть ради своей выгоды. Одной ладонью руки жать, а второй клинок за спиной прятать.

— О чём вы толкуете, князь?

— О предательстве твоём подлом, — уже громче и яростнее твердил южанин.

      Аждер наступал, безжалостно жалил его, а Аркуда стоял, словно вросший в землю и был беспомощен, как медведь перед роем пчёл. Он не сразу понял, чего добивается князь. Ему казалось, это привычный яд южан-змей, с которым они всегда говорят, которого он ждал ещё вчера.

— Славно ты решил начать княжить — сразу с крови, — продолжал Аждер, вперившись взглядом в северянина и почти не моргая.

      Это уже звучало, как угроза. Тёмные глаза южанина блестели каким-то нездоровым гневным блеском.

— Поостереглись бы вы такие громкие слова говорить, — вдруг произнёс Аркуда, невольно расправляя плечи.

      На какую-то секунду казалось, будто Аркуда сейчас вытянет руку, сожмёт в ней горло южного князя, а тот вытечет сквозь его пальцы горячей кровью на сгнившие доски пола, а кости его разметает солёный морской ветер.

— Не тебе мне указывать, щенок, как мне говорить. Не я призвал тебя, не я скулил о мире, не я обманом выманил тебя из города и не я выкрал твоего ребёнка.

      Аркуда набрал воздуха, чтобы начать говорить, но от таких резких обвинений даже не смог сходу сообразить, что ответить. Уверенность, с которой южанин говорил о неведомых княжескому сыну вещах просто ошарашила его.

— И как же я мог украсть у вас что-то, князь, если был тут? — наконец произнёс Аркуда.

— Твои люди, твой поганый план! — сорвался почти на крик Аждер.

— Я впервые слышу об этом, но если правда ваши слова о похищении, то могу помочь.

— Ты шутить со мной удумал?!

      Глаза у князя выкатились, сосуды в белках стали сильно заметны. Вены на лбу вздулись, а губы пересохли. Он сжал зубы и сейчас и вправду был похож на змею, готовую к броску, готовую вонзить зубы в плоть соперника. Аркуда вскинул голову и скрестил руки на груди, будто пытаясь отгородиться. Все слова и все обвинения южанина смешались и в голове у него был абсолютный сумбур. Он было раскрыл рот, чтобы что-то произнести, но Аждер начал раньше:

— Верни мою дочь до Новолетия. Ежели пренебрегать станешь моим великодушием, я приду и возьму головы твоих людей, будущий князь. Я человек слова.

      И с этими словами, будучи всё ещё красным от злости, князь вышел прочь, напоследок так наподдав дверью, что вся изба будто пошла ходуном.

      А Аркуда остался стоять, словно громом поражённый, сквозь окно наблюдая, как спина южанина удаляется, а затем и вовсе исчезает за поворотом, а вслед за ним исчезают и все его люди.