Сакраментальное адажио

«Музыкальная композиция - это математическая наука, посредством которой составляется
 и наносится на бумагу приятная и чистая слаженность звуков, которая после этого может быть
спета или сыграна, с тем, чтобы ею в первую очередь подвигнуть людей к усердному
благоговению перед Богом и затем, чтобы ею услаждать и давать удовольствие слуху и душе»
Вольтер.

   Что такое мысль, как она возникает, на что способна и куда потом исчезает?
Я лежал на диване, вперившись глазами в потолок, слушал замечательную мелодию Альбиони
"Адажио соль минор для струнных инструментов и органа" и, оказавшись в безвременье, плыл вниз
по течению мелодии, не желая выходить из этого состояния.
   Но вот что-то забрезжило, мне представилось что Я, родившийся в год Змеи под знаком Стрельца
(а если быть точнее, то под гипотетическим знаком Змеедержца), «стар и мудр, как змей». Рука «сама
захотела» как бы зачеркнуть эту мысль, но я ей не позволил, итак  слишком многое делается помимо
моей воли. Фраза осталась, но чтобы скрыть её очевидный штамп (наверное только от себя,
от кого же ещё), добавил в конце фразы ещё одно определение: - «и такой же уродлив».

   Кто не понимает, насколько важна первая фраза: это первый камень, вдруг покатившийся с высокой
горы и вызвавший убийственный камнепад; это наивысшая точка взлёта размашистых качелей, время
их остановки в которой менее секунды, а затем следует обратный взмах, мощный и неотвратимый;
это… это… Увы, со мной этого не произошло. Фраза пошлая, избитая, безапелляционная и
предполагающая нечто, не вызвала во мне ни одного движения мысли. Теперь мне уже страшно,
что и вторая фраза не окажет ожидаемого воздействия на моё внутреннее состояние. Ибо чем
объяснить такое: - долгое время идея бродила во мне, как хмель в созревающем вине.
Предательские мысли услужливо рисовали мне картины, достойные Босха или самого Хичкока,
сюжет не требовал акушерки и готов был родиться самостоятельно.
   Но стоило только мне попытаться всё это облечь в конкретную связь слов, как случился конфуз.
Куда всё делось?   И дело не в том, что мысли пока спят, как муравьи под снегом, а сам сюжет
- бред утренней дремоты, а в том, что идея, такая прекрасная вдали и не требовавшая никаких
энергетических затрат, близи оказалась мелочной и занудной, и на вид не лучше, чем мой вид
«не только старого и мудрого змея, но и уродливого».

   Но не всё так плохо, подобный финиш мог кого угодно поколебать в решимости продолжать
безуспешные экзерции, надолго выбить из седла. Кого угодно, но только не меня. Где-то там,
на самом дне моего мыслительного сундука предвиделась подобная возможность, поэтому
Я нисколь не огорчившись, даже внутренне, всё также продолжал сосредоточенно изучать пятна
и различные неровности на потолке.

   Никто не задумывался над тем фактом: - почему люди примерно с одинаковым интересом
любят рассматривать как ничем не примечательный потолок, так и бездонное ночное небо?
Мне кажется, что дело тут во взаимосвязи положения яблоков глаз, состояния вестибулярного
аппарата и в положении тела человека. С некоторой долей вероятности можно добавить
и душевный настрой наблюдателя (звучит Соната для фортепиано № 14 –«Лунная» ).
Многовековая история человечества, незримо вписанная в гены каждого, со временем может
осветить эту взаимосвязь. И возможно моя точка зрения не так уж будет далека от истины.

   Также мне кажется, что ещё тут дело в том, что издавна люди ожидали всякой пакости
с небес, разумеется от богов: - то молний с градом, то метеорита с кометой… В общем
сюрпризов было много и скучать не приходилось. Люди обращались к небесам за божьей
милостью, за искуплениями от грехов и тд, но в процентном отношении небеснаая милости
к небесным пакостям была не в её пользу. За многомиллионный отрезок времени
это повседневное ощущение  такой несправедливости и выработало определённый стереотип
отношения ко всему, что находится выше головы.
   Позже это автоматически было перенесено на вполне безобидные потолки. И возможно, что
этот безусловный, как рефлекс, интерес к обеим сферам сохранится до скончания рода
человеческого. Боюсь, что это время не за горами.

   Математическая модель эволюции венца творения Природы – человека, рассчитанная
ещё давно, и с тех пор не однажды имела всегда один и тот же результат – гибель цивилизации
и всего живого на третьей планете от Солнца. И гибель не от периодических природных
катаклизмов, а от техногенных, спровоцированных бездумной человеческой деятельностью,
обусловленной внутренне-социальными причинами (звучит Токката и фуга ре-минор Баха).

   И вот вжившись в образ «мудрого, но старого и страшного», которому уже почти ничего
не надо, кроме одного – спасти это глупое человеческое стадо от самоистребления.
В связи с этим мне вспомнилась старая поучительная легенда: - Один купец, шутник, желая
досадить какому-то торговцу, плывшему вместе с ним на корабле, купил у него за большие
деньги вожака баранов, и выбросил его за борт. К большому ужасу торговца, разумеется
и к убытку, все бараны попрыгали за борт вслед за вожаком и все сгинули в морской пучине.
Но самое странное и характерное в этой истории то, что и самому шутнику захотелось кинуться
вослед за баранами, лишь усилием воли он себя сдержал.
   Аналогии – это не метод строгого доказательства, но наука ими пользуется для предсказания
разнородных результатов на примере процессов, протекающих также разнородно, но имеющих
схожие характеристические точки.

   Человечество уже бросило в пучину своего ненасытного желания всё то, что его окружало.
Брало как дань, жадно, немилосердно, и всё время её увеличивая. Ещё в самом начале
варварства находились пророки, пробовавшие увещевать и предостерегать, говоря что нельзя
брать не отдавая. Их не слушали, хуже того - изгоняли, убивали, а потом, как бы в насмешку,
объявляли святыми. Их учения со временем канонизировались, становились догмами,
до неузнаваемости менялась их форма от многократных стилистических переводов и обработок.
Слишком высоко нарекать это стадо нечёсаных баранов, способных погубить всё ради
удовлетворения своих потребностей, ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ. Человеки -  вот подходящее имя.
Теперь человеки готовились сами броситься в свою же всепожирающую пучину желаний.

   Если бы Я плыл на этом корабле, то не стоял бы стороне. Я мог бы отрубить руку тому
шутнику, протягивающего деньги за вожака баранов, но не сделал этого. Последнее
твердолобое уже «помахивало хвостиком», готовясь нырнуть, как я схватил за полы
 обезумевшего купца, который расширенными глазами смотрел за борт, не соображая,
что делать (звучат Полоевцкие пляски Бородина).

   Этот аллегорический пересказ древней легенды и вдохновил меня на поиски того способа,
чтобы удержать человеков от падения в пучину. Целый рой мыслей, как комаров, витало
в моём сознании, там же присутствовали картины ужасов и картины благородных помыслов,
плелась тонкая сеть сюжета, которую я готов был накинуть на безумца, не дать ему прыгнуть
за борт, но…  проклятье мне! Всё это, осязаемое внутри, но бесформенно и неуловимо снаружи.

   Потолок ничем мне не помог. Я встал с дивана, отряхнул оцепенение с затёкших сленов,
прошёлся по комнате, глянул в зеркало: - и никакой я не старик, может быть и змей в душе,
но совсем не уродлив. Глянул с окна третьего этажа на улицу. Внизу струился пёстрый поток
машин и человеков. Все были озабочены, куда-то торопились по деловой части улицы.
Те, кто сидел на теплых скамьях парка, возле бассейна с фонтаном, лениво созерцали окрест.
Весело визжали детишки, брызгаясь водой. И ни в ком не чувствовалось тревоги за завтрашний
день. Может быть я не прав, всё не вовсе так уж плохо.

   Взглядом я проседил за турбулентным следом реактивного самолёта, который резал синь неба,
как стекло стеклорезом. За каждую минуту полёта он расходовал 2000 литров кислорода
(может и больше), выбрасывал в атмосферу 7,5 кг продуктов сгорания, пробивал тонкий
слой озона, который затягивается лишь через 1,5 минуты… а внизу маленькая девочка
в зелёном платьице сорвала с клумбы цветок ромашки и с трогательной детской
сосредоточенностью вырывала её лепестки. Какие мысли навестили её юную головку,
какими желаниями полна её душа в эти минуты, и исполнятся ли они…

   Что может быть приятнее, чем свежее летнее утро, чистый воздух, приятное
времяпрепровождение, непродолжительное одиночество, любимое занятие. Я выпил две чашки
ароматного кофе, умылся прохладной водой, закурил сигарету с фильтром, отравляя и себя и ту
маленькую гадальщицу в зелёном одеянии и всех ещё неродившихся.

   Потом решительно сел за стол и записал вышеизложенное. Кстати, название этого эссе
и эпиграф не имеют никакого отношения к его содержанию. Так уж получилось…