Глава 10

- Силь, это тебе, на строительство Храма! – Амалия гордо протянула ему на ладонях горсть драгоценных фамильных украшений, своих и Эдвина, вместе с банкнотами. Ожидая благодарности, она улыбнулась, но Фабер внезапно вспыхнул, и лицо его на миг исказилось от муки.

- Ты… ты сделала то, о чём я просил?
- Да, Силь.

- Ты… провела ночь у мужчины? Чужого мужчины? Отдавала ему энергию?
- Силь, я не понимаю тебя, что опять я сделала не так?

- Идём! – сказал он вдруг, схватил за руку и потащил. Вниз по лестнице, в подвал. Амалия содрогнулась. Опять эта ужасная комната. А у неё нет сил возражать. Опять нет сил… Гнетущие серые стены. Серый потолок. Мутное окно, клубящееся серой мглой. Она не хотела туда.

- Я не хочу туда, - еле слышно прошептала она. – Не могу, мне страшно!
- Ты… противишься? – он гневно обернулся.

- Нет, нет, любимый, нет, я готова – ради твоей любви. Я готова вобрать твои слёзы. Тебя опять мучают кошмары? Но лучше бы ты выпил успокоительное…

Он поднял её подбородок, внимательно вгляделся. – Значит, пойдёшь?
- Да, да, поцелуй меня!..

- Ты готова идти на мучения, спать с чужими мужчинами, стать нищей?
- Что с тобой? – пролепетала она.

- Ты готова убить ради меня? Предать? Вытерпеть удары?

Фабер вдруг резко оттолкнул её от себя.

- Мне надоело обладать безропотной овцой, которая никогда не станет Мерти! – сказал он раздражённо, и снял со стены кнут. – Мне надоело твоё согласие! Мне скучно с ним! Возражай! Кричи! Ругайся, как извозчик! Ну! – Бич хлестнул рядом. – Бесись и кусайся! Я хочу бить тебя! Бить за непослушание!

Бич снова высек искру рядом с её коленом. Амалия всхлипнула – это уже не игра. Она хотела вскрикнуть – но её будто парализовало. Вот бич снова взметнулся – она рухнула лицом вниз, сжавшись в комок. Бич слегка задел лишь часть спины и икру левой ноги, но и этого было достаточно: Господи, сколько же ещё боли нужно ей вытерпеть?

- Раздевайся, – приказал он. – И раздевай меня.

Рыдая от жгучей боли, Амалия подползла к Фаберу, дрожащими руками начала стягивать одежду с себя, затем с него. Фабер, не шелохнувшись, терпеливо ждал. И затем набросился на неё, как изголодавшийся зверь. Кровавый рубец на спине и ноге причиняли острую боль, но куда большую боль причиняла его плоть, взрывающая нутро. Из бога, дарящего радость, он превратился в демона, дарящего страдание.
- Ты была рабыней чужого мира, бескрылой, – рабыней и останешься! – бросил он небрежно, когда бешеная страсть схлынула, и её тело утратило свежесть. Лениво потрепал ладонью по щеке.

- Живи. Пока. Пока я ещё не насытился.

- Силь, где же твоя любовь? – закричала ему вслед Амалия, с последним отчаянием и последней надеждой, но он только недоумённо поднял бровь и произнёс с горечью:
 - Любовь? Ты, оказывается, знаешь, что это такое? Любовь отняли у меня. Вырвали с корнем из души и сердца. Утопили в крови и слезах. Задушили. Сожгли дотла – существа, подобные вам. Бескрылые, обременённые знанием, как убивать, отягощённые знанием, как создавать оружие. Завоеватели. Это ради таких, как они и вы, нас вырвали из мирной жизни и сделали Богами. Но теперь меня больше не хотят видеть Богом. Я никому не нужен… бескрылый, одинокий, без Мерти. Моя Ами… - И, обхватив ладонями виски, он вышел из комнаты.

…Пролежав несколько минут в оцепенении, без мыслей и желаний, Амалия кое-как поднялась и, прихрамывая и всхлипывая, выбралась из ненавистной каморки, вместилища тайн, ужасов, абсурдных картин, точно «Тёмная комната» в Виртуале, любимая игра послевоенной молодёжи.  Лучше было полуживой уйти, чем живой – оставаться там. Она добралась до своей спальни и там рухнула без сил и без сна.

А через час, когда она обессилела от тихих слёз, явился Фабер. Силь Фабер рыдал, целуя её ноги.

- Это было помрачение, поверь, я вёл себя отвратительно, Демон вновь искушал меня, - бормотал он, словно бредил. – Веришь ли, Амалия, ты так временами похожа на мою погибшую любимую, я люблю тебя… но Демон тоже требует своей доли, и я вынужден был с ним делиться… Понимаешь, можно одержать победу над захватчиками, но любая война рождает своих Демонов. Они преследуют меня, а Мерти нет рядом, чтобы защитить. Они не хотят, чтобы я вернулся! Они хотят видеть меня своим…
И Амалия вновь сдалась, и разделила с ним ложе, и летала…

От её боли и от раны на теле к утру не осталось и следа. Однако тонкий, но крепкий стерженёк внутри неё дал трещину. Мерти… Мерти растворяла в себе боль и наполнялась силой. Но Амалия не ощущала в себе той мифической силы, и боль Фабера отзывалась в ней только болью и сочувствием, а собственная боль была всего лишь болью. Она – самая обыкновенная землянка. Но откуда же тогда вылезают эти чудовищные видения, из каких закоулков сознания? Самой ей не понять. Она была готова обратиться за пси-помощью. Но вот кто из них двоих – она или Силь – больше нуждался в пси-помощи?

Хончо Тырнов появился незадолго до Нового Года, и они все вместе, к радости девушек, устроили праздничную вечеринку. Хончо Тырнов оказался обычным, ничем не примечательным и довольно молодым человеком, с лохматыми русыми волосами, модной лёгкой небритостью, простоватым, несколько помятым, но обаятельным лицом, отрешёнными тёмными глазами, и повадками с налётом декадентской усталости. Он носил почти такой же пуловер, как и у Фабера – светло-серый, крупной вязки, с пузырями на локтях, и старые тёртые брюки из пластической джинсовой ткани, снова вошедшей в моду. Поначалу Амалия думала, что это – знак принадлежности к художнической богеме, но потом поняла, что Тырнов просто не обращает никакого внимания на свой внешний вид, погружённый в свой мир, и ему не надо пыжиться и лезть вон из кожи, чтобы создать нужное впечатление: он таким и был.

Фабер просто представил их друг другу, Хончо приветливо улыбнулся – с несколько отсутствующим видом, выразил радость от знакомства, почесал в затылке и спросил, любит ли она рыбалку, после чего надолго умолк, явно не зная, о чём ещё поведать. Амалии со временем довелось убедиться, что он не слишком разговорчив, предпочитая общаться с персонажами своих картин, но и не косноязычен. Казалось, что его красивые, сильные руки говорят гораздо красноречивее языка – такими артистичными, выразительными и многообразными были его жесты.

Вечеринку устроили внизу, в холле, за длинным столом, покрытым настоящей холщовой скатертью. Рядом, в пластиковой кадке с сохраняющим субстратом, всеми красками радуги искрилась и переливалась остро пахнущая ель, расписанная и украшенная лично Тырновым.
 
К этому редкостному событию Тисса надела облегающее оранжевое платье с металлическим блеском в заломах, Тырнов – ужасный красный пуловер, Фабер позволил себе закатать рукава шелковой светло-серой рубашки до локтей. Пожалуй, одна Амалия подошла к выбору наряда серьёзно. Для этого ей пришлось долго перебирать перевезённые в дом Фабера вещи и бороться с ностальгией. Элегантное чёрное платье с золотым жатым воланом, обегающимй фигуру спиралью – от плеча до пят – было ей очень к лицу, и Амалия радовалась, что оно ей пригодилось. Ибо Фабер ещё не видел её в этом наряде.

Мужчины, к ужасу Амалии, выставили не менее восьми бутылок вина и коньяка, хрустящие хлебцы, козий сыр, пирожки с мясом и луком. Тисса приготовила зелёный салат и картофельную запеканку с грибами под невайским соусом – словом, настоящий пир. Оживлённо переговариваясь, мужчины разлили вино девушкам, и коньяк – себе. Амалия не сразу заметила, что мужчины пьют много, но совершенно не пьянеют, чего нельзя было сказать о ней. Даже Тисса казалась свежей, а вот Амалия опьянела быстро, ей было весело, как никогда. Тырнов отпускал шуточки в их адрес, не всегда впопад, но никто на этом не акцентировался, и все охотно смеялись.

Когда закуска перестала служить сдерживающим началом для опьянения, Фабер внёс неожиданное предложение.

- Кстати, малышка, - сказал вдруг Фабер, обращаясь к Тиссе и постукивая пальцами по столу. – Не покажешь ли ты нам своё искусство? Мужчины жаждут развлечений тела, они устали от приключений духа. Как ты полагаешь, Хончо, сумеет ли твоя возлюбленная нас всех захватить в плен?

Тугодум Хончо помедлил, соображая.
- Вне всякого сомнения, - ответил он. – Если это проходит со мной, почему не пройдёт с тобой, Силь?

- Что за искусство? – заинтересовалась Амалия.
- Древнейшее. Оружие куртизанок высшей масти – и самых низших демонических ступеней.

- Ты имеешь в виду…
- Я имею в виду то же, что и ты: искусство вызвать вожделение танцем, с попутным сбрасыванием одежды. То, что вы называете «стриптиз».

- Силь, ты и впрямь хочешь заставить бедную девочку демонстрировать себя перед нами?

- Почему бы и нет? Ты тоже получишь удовольствие, гарантирую.

Показалось Амалии или нет, но Тисса заколебалась. Вначале она бросила умоляющий взгляд на Тырнова, пронизанный нежностью. Потом её лицо стало отсутствующим, даже печальным, но мужчины устремили на неё такие требовательные взгляды и так настойчиво хлопали в ладоши, что она кивнула в знак согласия. Фабер и Хончо убрали со стола лишнее и помогли ей взобраться на стол. Зазвучала ритмичная музыка, пронизанная звуками, имитирующими чувственные проявления, музыка, которую в кругу Амалии считали не вполне пристойной и слушали только в очень узком кругу.

Оказалось, что прежде Тисса в резервате подрабатывала стриптизом, её каждый вечер выпускали за силовое ограждение, и она по «железке» добиралась до городка Лунис.

Итак, Тисса начала свой танец. Странно, но он и впрямь захватил Амалию. Она словно раскачивалась, медленно, нехотя, как колосок под порывами ветра, вздымала тонкие, гибкие руки вверх, закрыв глаза и подняв лицо к несуществующему небу. Оранжево-металлический ком поднялся вверх, закрыв лицо и оставив взглядам зрителей незащищённое, полунагое тело. Затем платье полетело на пол, взлохмаченные короткие волосы делали её ещё более юной. Вслед за этим медленной истоме пришёл конец, и Тисса  стала наращивать темп. Волнообразные движения тела сопровождали резкий, порывистый, изломанный рисунок танца, словно она силилась сбросить с себя нечто чуждое, бесовское наваждение, гипнотическую истому, тщилась вырваться из паучьих сетей, но вместо этого сбрасывала с себя остатки одежды. Эластичные полосы, стягивающие тугую грудь, алые лоскуты на бёдрах – всё это превратились в жалкий комок, А бес гнул её, ломал, дёргал за невидимые, опутавшие нити, и подбирался всё ближе и ближе.

Но вот вздох поражения, вожделения и страсти разорвал пополам её существо, и окружающие подались вперёд в одном порыве – овладеть, смять, присвоить… Амалия тоже не могла удержать страстного возгласа – что это было, искусство стриптизёрши, или – искусство демона?

Тырнов вспрыгнул на стол, впился в её губы. Фабер засмеялся и негромко захлопал в ладони.

Тисса извивалась и постанывала, пока Тырнов поглаживал её – потом и он начал быстро скидывать с себя одежду.

- Ты же не хочешь от них отстать? – шепнул Силь Амалии. – Сегодня праздничная ночь, можно многое себе позволить. В вашем обществе ведь приняты подобные развлечения, не так ли?

- Это так ты собираешься влиться в нашу жизнь и стать своим?
- Возможно…- Фабер подмигнул, что было ему совсем не свойственно.

Возможно… А если Силь бросит свои непонятные, судорожные попытки вернуться в несуществующий мир и останется здесь, с ней?

Он нащупал на её спине застёжку, провёл пальцем по позвоночнику – и платье распалось на две части. Фабер медленно стянул лямки, и платье неслышно начало скатываться вниз, постепенно обнажая её тело. Тырнов и Тисса, затаив дыхание, следили за его руками. Амалия испытывала странное чувство, что всё происходящее призвано ей что-то доказать, что она знает точно, что произойдёт, что это должно быть унизительно для неё, незамужней фон Альтиц, что действо низводит её на более низкую ступень, чем «девушка из стриптиза», но не могла противиться сладкому, пьяному яду.

Амалия осталась в эластичном белье, Фабер ласкал её, и Амалия трепетала и замирала, не в силах сопротивляться желанию.

- Теперь танцуй! – негромко приказал он. – Танцуй, Амалия фон Альтиц, моя любовница… Здесь все свои. Друзья. Слуги.

И Амалия, ужасаясь Фаберу и обожая его, начала танцевать…
Она медленно извивалась, клонилась былинкой к самой земле и вставала на цыпочки, точно желала достать небо, манила бёдрами, ласкала грудь и предлагала её на ладонях, словно изысканное яство.

- Раздевайся, раздевайся, - торопил Фабер, и она, «рассекретив» послушные застёжки-сенсоры, сбросила ненужные остатки ткани. Её движения стали изломанными, обречёнными, умоляющими.

Ритм странной музыки убыстрялся, она кружилась всё быстрее, пока не потеряла равновесие и не покачнулась – тогда Фабер, сам уже успевший сбросить рубашку и брюки, поймал её, нагую, чтобы припасть губами к соскам. Обнаженная, гордая девушка-аристократка и искалеченный пришелец-смутьян в лечебном белом белье, перебинтовавшем тело причудливой змеёй, занимались любовью рядом и одновременно с другой парой любовников – хрупкой и нежной девочкой-отверженной и её хозяином, тихим, но упрямым художником. Словно это было естественно и привычно…

…Новогодняя ночь оставила странное ощущение нереальности, словно всё произошедшее только приснилось. Никто не заговаривал о вечеринке со стриптизом, словно это им лишь грезилось – впрочем, так, наверное, и должно происходить в новогоднюю ночь с её чудесами и волшебством… Злым волшебством. От демона.

Тырнов снова погрузился в своё творчество, вновь и вновь рисовал Тиссу танцующую, Тиссу смеющуюся и Тиссу грустящую в причудливых интерьерах и пейзажах. Тисса готовила еду и позировала. Время от времени они куда-то исчезали – и Фабер вместе с ними.

Так, в метаниях и в заточении, минула сумасшедшая зима, безумная весна, и вот опрокинулось на них душное, влажное лето. Амалия не знала, где пропадает Силь Фабер вместе с Хончо Тырновым, чем занимается, её работа по-прежнему была скучна и непонятна. Амалия поражалась сама себе: откуда эта терпеливая покорность и безропотное замирание в вечном ожидании беды? Она, отпрыск аристократического рода – почти под домашним арестом, за бытовыми делами и мытьём полов…

Амалия помогала Тиссе с уборкой, с приготовлением лекарств для резерватов и приготовлением пищи для себя и мужчин, прогуливалась с ней по саду, и попутно пыталась приручить и разговорить. Странными были эти разговоры – без взаимопонимания, словно бы ни о чём – Амалия не смогла добиться ничего конкретного.

- Тисса, что значит дуал в твоём понимании?
- Половинка. Неотъемлемая часть. Тот, кто может тебя заменить собою или спасти.

- Тисса, откуда ты? Кто тебя обучал? Как ты стала дуалом?
- Я не дуал, я только учусь, - улыбалась Тисса кротко. – Хончо нашёл меня в резервате Масги.

- И часто Хончо там бывает?
- Хончо организует миссии, работает с беженцами, пишет их портреты – и потом продаёт, а деньги идут на их содержание. Беженцы – самые отзывчивые люди. Так говорит Фабер.

- Как ты попала в Масги?
- Мы с родителями и братом бежали в грузовом челноке от имперских рейнджеров, вместе с основным потоком. Нас нагнали и загарпунили, ворвались в корабль. Взрослых и детей разделили. Взрослых спустили по мусорной трубе наружу, отец и мать были в самой середине толпы, мы не успели даже ничего понять. Детей оставили. Они всегда оставляли детей – для продажи. На станции нас опять разделили. Брата забрали в солдаты, меня сдали в частный приют.

- И ты ничего не знаешь о брате?
- Знаю. Он погиб.

- Сколько тебе было?
- Почти двенадцать. Хончо забрал меня из приюта, и мы вместе уже четыре года.
- Четыре года… И все эти четыре года – вы вместе с Фабером?

- Хончо узнал его гораздо раньше. Он… вытащил Фабера из огня.
- Где это было? Как он там оказался? Расскажи мне всё, что ты знаешь! – потребовала взволнованная Амалия: может, она, наконец, докопается до истины?

- Я больше ничего не знаю. Хончо не рассказывал. Спросите у него.

- Лжёшь! Не мог он не рассказывать – если вы четыре года живёте вместе! Тисса, ты знаешь, сколько лет Фаберу? Его возраст сложно определить, временами он кажется мне совсем молодым, почти как я сама, временами – глубоким стариком. Откуда его седина?

- Никто не знает, госпожа фон Альтиц. Он много блуждал. Седина – от страданий, и возраст тут не имеет значения.

- И чем вы занимались эти четыре года?
- Ездили. Фабер лечил ожоги. Пробивались в Интертел, основывали форум. Просто жили.

- Просто жили… Почему ты занималась стриптизом?
- Но ведь надо было чем-то зарабатывать на жизнь.

- Ты научилась сама? Кто тебя обучал? Тырнов?
- У меня была тяжёлая жизнь, госпожа. Нас заставляли танцевать ещё в приюте. Для спонсора. Он это любил.

- В приюте? В приюте девочек заставляют изучать стрип? – поразилась Амалия. – Подонки!

- Эта ваша Земля. Вы – завоеватели, мы – побеждённые. Хончо спас меня вовремя. Если бы не он, стрип стал бы только малой частью заработка. Спонсор любил лапать девочек. Собственно, нас к этому и готовили.

- А этот вечер… Почему ты согласилась… демонстрировать себя?
- Они этого хотели. Почему не потешиться в праздник! И потом, я много достигла в этом искусстве.

- Они оба – твои любовники? Признавайся! – эта мысль пронзила Амалию стрелой с ядовитым наконечником. Тисса едва заметно улыбнулась.

- Я люблю Хончо. Так же, как вы – Силя. И даже больше.
- С чего ты взяла, что больше?

- Знаю. Вижу. Я всё знаю, и о себе, и о нас. Если это суждено – то лучше сейчас, и рядом с ним…
- Ну ладно, допустим... – Амалия ни на йоту не приблизилась к пониманию. - И это всё, чем вы занимались?

- Ещё мы создавали игры. В Виртуале. Для своей организации, своих фанов.
Амалия вновь поразилась: - Вы создаёте игры? И в них можно играть?
Тисса искоса взглянула на Амалию.

- Можно. Но не нужно. Они – для непосвящённых.
- Почему мне нельзя зайти к вам на форум? Может, мне скучно, я хочу развлечься играми в ваше отсутствие.

- Попробовать можно, - Тисса пожала плечами. – Но вам не понравится. Обычные виртуальные лабиринты-тренажёры, модели битв и нестандартных ситуаций.
- Договорились, я попробую. И не возражай.

Тисса не возражала. А Амалия не обижалась на неё: девочка настрадалась, навидалась, хлебнула войны с избытком, не мудрено, что стала скрытной, замкнутой, неохотно пускает в свой, внутренний мир. Ничего, Амалия постарается растопить её сердце. Амалии в доме Тырнова, как никогда, необходимы были сердечная компания, дружба, общение со сверстниками.

Тогда Амалия впервые познакомилась с теми играми, которые выкладывал сайт Фабера. И они ей не понравились. Там предлагались всевозможные запутанные обстоятельства, непременно заканчивающиеся смертью – игроку необходимо было найти выход из безвыходной ситуации, пусть даже фантастический – если успеешь его смоделировать за отведённое время: спастись из горящего дома или самолёта, из падающего в пропасть автобуса или тонущей лодки, из стаи голодных волков или с поля боя…

- Тисса, эти странные и жестокие игры на вашем сайте… Такая гадость! Что они значат? Возможность избавиться от комплексов и подсознательных страхов?
- Тренировки, – коротко отвечала Тисса.

- Тренировки чего? Сообразительности? Силы воли? Презрения к смерти? Садизма?
Тисса глянула на неё искоса, сочувственно и терпеливо, словно на ребёнка-несмышлёныша, задающего несвоевременный вопрос.

- Тренировки рефлекса выживания, наука выходить сухим из воды и нетронутым из огня, наука побеждать страх, - и больше ничего не добавила.

Амалии было неприятно обсуждать данную тему, и она постаралась о ней забыть: как это не похоже на Фабера, который безвозмездно лечил беженцев и бездомных, отдавая свою силу и любовь! Кто этот урод, который придумал такое отвратительное развлечение для прихожан Фабера, проповедующего добро и милосердие? Как Фабер мог ему довериться? Или это – просто коммерческий ход для привлечения любопытствующих?

- Тисса,  куда вы регулярно исчезаете все вместе? Куда уезжаете?
- В основном, по резерватам.

- Ах, да! Вербуете прихожанок. Ищете безропотных, отзывчивых дуалов! Ищете глупых девочек, которых легко воспитывать. Так?

- Почти.
- И потом пользуетесь их доверчивостью? Наслаждаетесь стриптизом? Что, Силь и Тырнов устраивают оргии? Я права?

– Извините, госпожа, мне пора готовить ужин.
Амалия вдруг яростно вцепилась в её плечи. – Говори, говори мне всё! Ты – любовница Фабера? С самого начала, а Тырнов – прикрытие?

Тисса мрачно усмехнулась, затем без труда стряхнула Амалию и легонько оттолкнула – Амалия отлетела к дивану.

- Госпожа, вам неплохо бы потренироваться в спортзале, пригодится! - только и сказала она. Повернулась и вышла из комнаты, тонкая и прямая.

Она права. Значит, Амалия будет тренироваться! Кто сказал, что дуал силён своей хрупкостью? Чем меньше плоти, тем быстрей сгорает? Чепуха! Дуал должен быть силён и вынослив. Но не для того, чтобы топать по уродливым мирам навстречу гибели и безропотно сдаваться дикарям. А чтобы бороться за жизнь!

Амалия занялась тренировками с радостью, схватилась за них, как утопающий – за соломинку, с неистовством изголодавшегося зверя – словно и впрямь готовилась к длительным переходам и собиралась драться за Силя. Ей доставляло удовольствие чувствовать своё тело. И пусть у неё никогда не будет крыльев, чтобы улететь от опасности – зато она навсегда избавится от слабости!

Силь, с мимолётной грустью, похвалил её за решение заняться своей физической подготовкой: - Умница, Ами, это нам очень пригодится. Кто знает, какая нагрузка ещё предстоит. Жаль, что я не смогу составить тебе компанию, ожоги не позволяют. Веришь ли ты, я был почти что атлетом. А в детстве бегал по горам не хуже горных баранов, которых перегонял с одного альпийского пастбища на другое, и нисколько не боялся крутизны и высоты...

Амалия была горда его похвалой. Горные бараны… Её возлюбленный вырос в высокогорной деревне, был пастухом. Это мило, романтично, этакое любимое землянами «ретро». И совсем он не проходимец и не бастард. У него есть прошлое, достойное прошлое, ничуть не зазорное! Может быть, и её далёкие предки были аграриями?

Амалия смеялась и лупила, лупила по боксёрской груше, и шептала: - Получай, вражья морда! Получай! Посмей только нас тронуть!

Попутно, не падая духом от неудачных разговоров с Тиссой,  Амалия стремилась наладить контакт с неприкаянным, чудаковатым Хончо и разговорить его.

- Хончо, ответь откровенно, Фабер владеет гипнозом?  Применяет его?
- По мере необходимости. И ничего сверх того.

- У него потрясающее воображение. Как он ухитряется убеждать в реальности фантазий?
- Такой талант. Только не всегда это – лишь фантазия. Он много видел.

- Настолько много?
- Очень много, госпожа Амалия.

- А что ты думаешь о Боге, Хончо? Ты веришь в него?
- Богов много. У каждого мира – свой. Или свои.

- Значит, вы оба – еретики?
- Силь не противоречит земной религии, госпожа. Он уважает её. Но не может наладить контакт с нашим Богом. Силь говорит, что наш Бог слишком давно покинул родной Мир и возгордился, остыл к своей работе, упустил дела, а теперь все силы тратит на споры с Демоном.

- Странно, что католики до сих пор не растерзали вас.
- Нам досталось ото всех. Если бы не война и способности Силя, нас давно бы не было в живых.
 
- Хончо, а как давно ты знаком с Силем?
Хончо тяжело вздыхал и лохматил волосы.
- Давно, госпожа Амалия. Лет этак десять…

- Десять? – изумилась Амалия. – Не может быть! Ты был совсем юным!
- Не так, чтобы очень. Всего лишь двадцать лет.

- В таком случае, ты неплохо выглядишь. А сколько лет Силю? Я никак не могу определить…
- Это сложный вопрос. Думаю, возраст тут не имеет значения. То есть, возраст –  категория, никак к нему не применимая.

- Это ещё почему?
- Потому что он много старше, чем может показаться. Или, наоборот, много моложе...

- Это я и без тебя поняла, - раздражённо перебила Амалия. – А как ты с ним познакомился? И что все эти десять лет вы делали вместе? Как Силь получил эти страшные ожоги, и в каком конце земного шара? Война? Он был солдатом? Преступником? На него было покушение во время восстания?

- Слишком много вопросов. Мне отвечать по порядку или как Бог на душу положит?
- Просто отвечай, Хончо.

- Попробую. Мы поддерживали друг друга. Силь меня вылечил. И я предан ему до гроба. Вот так. Он для меня – Бог!

- А кто же ты для него? – усмехнулась Амалия.
- А я для него – правая рука.

- А Тисса?
- Необходимейшая и незаменимейшая подружка вашего слуги покорного, Хончо. – И Хончо сделал шутливый реверанс. – Иначе - дуал.

- А кто же я для него, Хончо? – в отчаянии воскликнула Амалия.
Хончо странно взглянул на неё и ответил – Амалии показалось, что в печальном взгляде художника были и зависть, и восхищение, и благоговение, и сострадание. – Мерти.

- Мерти – это что-то вроде талисмана, да?
- Да. Чуткий инструмент, настроенный только на одну-единственную руку…

- Я понимаю. А ожоги, Хончо, ожоги? – тихонько напомнила Амалия, с замиранием сердца ожидая ответа: что-то скажет ей Хончо на этот провокационный вопрос?

- Ожоги… Вы правы, здесь и война, и восстание, и покушение, и преступление. Всё вместе. Силь должен сам рассказать. Когда я нашёл его на фермерском поле близ Денницы, он был без сознания, госпожа. Обгоревший. Словно кто-то притащил его туда и бросил. Вот и всё. Больше не спрашивайте. Пожалуйста.