Диалог о самом важном

               
     - У товарища Сталина, - безбожно плагиатя и тая от нежности говорил я дельно и толково, как бобр, углаживая родственницу по тоненьким ножонкам ; пришипившись, она лежала рядом, разинув рот от изумления перед раскрываемыми тайнами мироздания, из коих роды кошек были самыми актуальными, - как известно, было по образу и подобию Паука Загорского две жены.
     - Три, - шепнула Кристина и затряслась от ужаса, ведь я уже грозно заворочался и свысока оглядел высунувшуюся Пикачу, тут же закрывшую глазенки и развесившую уши, будто это не она только что вякнула чушь.
     - Что три ? - счел нужным я уточнить, прежде чем карать или миловать, это видно будет.
     - У Паука три жены, - хихикнула она, залезая мне в пах.
     Я заурчал котейкой и поправил неразумную :
     - Так и Сталин ни х...я не Загорский.
     Она захрипела и зашаталась лежа, не в силах осознать всю убедительность моей логики, приняла ее на веру, как принимают за щеку уличные шалавы. Стоят такие в подворотнях темных, в шелковых трусах, ждут своих ёжиков. И тут - х...як ! - ёжики. Катятся, суки, по улице, нападают на лошадей колючками, топают, аки херувимы, шумят и явно бунтуют, это как с бандой Навального. Идут щетинистые пидоры в брючках - дудочках и шубках из чебурашек, раскидывают ручонки нигерами и рэпом, толкуют толковища, угрожают правилом по понятиям Цицерона гебешной хевре фюрера, трепещут царедворцы и берут в заложники какого жулика мелкого. Тут, конечно, хмыри из ГАИ, приезжают и спрашивают : " А не было ли у тебя намерения на теракт ? "
    - У кого ? - уже в полный рост и по диагонали постели трепетала моя трогательная и ласковая, не выпуская, однако, символа мужественности, роднящего меня с единственной и чудесной Бэйли. - У кого теракт ?
    - В Сирии, - снизошел я до объяснений, жмуря счастливые глаза, обретя свое трудное тавтологически счастье, - Алеппо, там, епойнено, гижделлях, чурки бешеные. А гаеры тоже чурки, чехи сраные. И говорят они так, что сами себя не понимают.
    - Так не бывает, - начала спорить учительница русского языка и литературы, залезая на меня верхом, словно на лошадя какого или коня. - Даже у рыб есть свой язык, рыбий, - насадилась и, раскачиваясь, простонала. - Кальмары тоже.
    Ощупывая теплые округлости я заметил :
    - Тебе вместо сомбреро надо еще ярлычок  " миту ", типа, ты тоже в экипаже претерпевших от моих домогательств.
    - А я всегда думала, что это я тебя домогнулась, - выкрикнула она, заливая нас липкой влагой. - Ой, я, кажись, кончила.
    - Ну, - выныривая не стал спорить я с очевидным, - и не раз, если судить по утраченным берегам.
    - Опять, - пригорюнилась сестрица, херача рядом кроллем. - Надо буйки, что ли, поставить у тебя на кровати.
    Я вытащил ее на подушку и принялся обсушивать, тихо дуя в розовые ушки.
    - Не застуди, - попросила она, - отит у покемонов не лечится, разве методами доктора Мокеева.
    Мы захохотали, вспомнив этого чудодея с телеканала  " Волга ".
    - Прикинь, - орал я, колотясь головой о ее животик, - он смородину называл самародина. Грамотный такой самародок.
    - А офис прямо на хате, - заливалась она, вытирая слезы, - слева кухня с закопченным фронтовым чайником, справа клозет совмещенный, сзаду шкап, в шкапу скелет из кабинета астрономии.
    - Встаёт с пенька, а он весь чооорный, - добавил я контрольным и мы покатились со смеху.
    - Опа, - поймал я ее на самом краю, прижал к себе и услышал, как колотится ее сердце.
    - У меня муж, вообще - то, есть, - краснея школьницей - партизанкой из эпохи Марата Казея призналась она, будто я не знал.
    - Будет два, - разрулил я сложную ситуацию Чапаем, - как у Паука Загорского в Черногории. Как ты думаешь, - выстрелил я вопросом в ее нос, - почему Паук вышел враскоряку ?
    - Три ! - заверещала она. - Там было три албанца или, как сказал бы доктор Мокеев, алабанца.
    - Кстати, да, -вовремя вспомнил я о наступившем времени истории, - Великая Алабания самозародилась как неотъемлемая часть Киприотско - Македонских общественных отношений, характеризующихся абцугом и несколько перекошенными по причине ярости атак глазами.
    - Скушно, - заныла сестренка, хватая меня за руки - ноги и голову тоже и также.
    - Давай спать тогда, - предложил я, - только сначала помолимся Дите фон Тиз, чтобы нам не приснились серенькие ёжики Гарика Сукачёва. Уж лучше пусть волосатый Навуходоносор, чем эдакое непотребство.
    Мы прижались друг и другу и заснули, втайне надеясь на рассвет, когда мы оба проснёмся и обнаружимся визуально тута.