Как погибают цветы

 Вот-вот должно светать, но солнце еще спит в вязких серых облаках. Всю ночь лились последние теплые дожди, и туман уже раскрыл свою дымную шаль, закутывая в нее умирающие, тлеющие мокрые травы, плясал свежим сигаретным дымом, обесцвечивая некогда светившийся ярким изумрудом парк. Такой туман рождается лишь в те мгновения, когда умирает лето, оставляющее легкий шлейф диких, пахнущих яблоками и первой летней нежностью, уже почерневших цветов. Призраки лета. Кажется, они пытаются помочь: закрывают засыпающую землю собой, позволяя ей тихо умирать. Капельки ледяной воды оседают на нежных лепестках так кротко, словно боятся покалечить. Капелька скатывается. Потом еще одна, еще… Цветы плачут.
 С вечера прошлого дня вдруг похолодало, и снова пришла серая зябкость. Иногда можно уловить едва заметный светлый дымок пара, выходящий из приоткрытого рта. Осень приходит, неся за собой меланхолию, запах прелой листвы, тыквы и корицы. И одиночество в этой стелющейся мгле. Сыро.
 Она протянула туману свою бледную, как сама осень, руку, ухватив и тут же зажав нечто едва уловимое, такое легкое и невесомое в ладони. Поток времени. Быстрый горный ручей. Все меняется. Все движется. Нет больше постоянства. В этом есть прелесть и проклятие жизни. Чистый звонкий ручей Ее слез.
 «…И мы никогда не увидимся более». Грустно и весело это слушать. Ветер трепал смоляные волосы, целовал в бледные потрескавшиеся губы, просил остаться с ним, слушать его шепот, заснуть, заснуть… Старые деревья стряхивали листья, как Он стряхивал сигаретный пепел. Для чего Он пришел? Чтобы в очередной раз обмануться в своих ожиданиях. Чтобы еще раз замереть, не чувствовать, остыть, не тонуть в фантазиях. Аромат летней сосны… Ее запах. Яркое, живое, зовущее. Тонуть… Более не тонуть… Трепетное, наивное, нежное; никогда не тонуть… Звонкое. Легкое. Эфемерное. Он утонет. Снова.
 Ветер зашептал сильнее, заставляя открыть уставшие цвета кофейной гущи глаза. Она стояла над ним. Мертвая, холодная бледность Ее кожи сливалась с последним туманом. Словно острые лапки птички, кисти рук мраморно прижались к узкой груди. Снова шепот… Казалось, еще чуть-чуть,  и она упадет. Царапины на снежных щеках, болезненно красные губы, искусанные в порыве горьких рыданий, - душа будто просилась наружу, но не могла и, пробиваясь, оставляла на Ее теле раны. Он сразу заметил взгляд. Новый взгляд. Холодный блеск некогда таких ярких, таких живых мятных глаз, теперь смешанный с пустотой и безразличием. Со смертью. И что-то еще было в них… взрослость. Та самая взрослость, что заменяет легкость, нежность, наивность и белизну кремового торта из чистоты и беспечности. Что сковывает душу цепями. Что заставляет молчать. Не чувствовать. Не быть. Его подарок. Он подарил это Ей.
 Как будто выйдя из долгого сна, Он резко встал и выпрямился, оказавшись на две головы выше Нее. И сердце сжало в оковах безразличной, призрачной голубой мяты. Где? Где все то, что Он видел в Ней? Где та легкость и чистая открытость души?
Книга… Он должен вернуть книгу. Ее любимую книгу – сборник стихов, воспевающий чувство любви. Он обещал, но так и не прочел ни одного. Как можно упоительно читать о любви, не испытывая ее?
 Он протянул ей книгу.  Быстрее, быстрее… Вещь будто обжигала руки чувством вины и раскаяния. Вернуть прошлое… Он разрушил все то, что должен был трепетно хранить. Трясущимися руками с былой нежностью Она взяла книгу в руки. Возвышенное, чистое, яркое, легкое и счастливое... Что Она любила. Во что Она верила. Но все меняется, течет, как звонкий горный ручей. Время – ручей. 
Посмотрев Ему в глаза, Она медленно улыбнулась и разжала пальцы. Плеск, и страницы размокли, буквы поплыли от поцелуев воды. Грязь налипла на переплет. Ничто уже не вернется. Она бесстрастно опустила глаза и прошла мимо.

 Он долго стоял, смотря на книгу. И вдруг упал на колени, прямо в черную мякоть земли, прижимая ладони к лицу.
 «Ты – еще один прекрасный цветок, который я осмелился погубить».